Академия волшебства Смирнов Андрей

«Какие тут могут быть шутки? — Сияние как будто слегка обиделось. — Убили меня ни за что ни про что… злые, нехорошие люди. Ты, наверное, даже читал про них в исторических книжках… А кстати, — тут в голосе сияния прорезался легкий интерес, — какой у нас нынче год по хеллаэнскому летоисчислению?»

«327… Я имею в виду — 14 327».

«Во всяком деле все надлежит делать по порядку, — назидательно сообщило сияние. — Поступим так же и мы. Начнем установление даты не с цифирь, а с названия эпохи».

«Второго Заточения…» — растерянно ответил Дэвид.

«Второго Заточения? — Собеседник землянина искренне обрадовался. — Правда, что ли? Заточили-таки выродка во второй раз?… Вот это хорошо. Это очень хорошо… Постой, — в голосе появилась обеспокоенность, — а кого заточили-то? Надеюсь, мы об одном и том же говорим?… О таком могучем-премогучем парне по имени Ксиверлис?… С понтовым огненным мечом?… Да?… Этого засранца во второй раз заточили?…»

«Признаться… я не могу ответить на ваш вопрос… — Дэвид смутился. — Я не очень силен в хеллаэнской истории…»

«Да-а, — разочарованно протянул собеседник Дэвида, — вот она, современная молодежь. Полюбуйтесь. Никакого систематического образования, а все туда же — магия! шмагия!.. Надеюсь, ты хоть фамилию-то свою без ошибок написать сумеешь, двоечник?»

«Сумею», — раздраженно процедил Дэвид.

«Ну вот и хорошо. А в каком году закончилась эпоха Пустых Городов?»

«Не знаю».

Сияние мысленно вздохнуло, но комментировать эту реплику, к счастью, не стало.

«А были ещё какие-нибудь временные периоды между нынешней эрой и эпохой Пустых Городов?… Я даже не спрашиваю у тебя, сколько они продолжались… я уже понял, что история — это не твой конек. Но ты хотя бы знаешь, были они вообще или нет?»

«Какой любопытный покойник…» — подумал Дэвид, постаравшись, чтобы собеседник эту мысль не уловил.

Неожиданно для себя он заметил, что его состояние заметно улучшилось — сознание больше не гасло от боли, и окружающая среда казалась уже не такой враждебной. Удивляясь этому факту, он не мог понять, что послужило тому причиной, что изменилось в окружающем мире?… Что и почему?

Он удивился бы ещё больше, если бы узнал, что в лекемплете все осталось по-прежнему. Окружающая среда не стала ни более, ни менее дружелюбной.

Но вот зато окажись в этот момент внутри «лакуны» посторонний наблюдатель, он мог бы увидеть, как одно из двух сияний будто невзначай, производит с другим какие-то манипуляции… стягивает дыры в поврежденных внешних полях, восстанавливает сожженные ткани… притом тот, с кем все это проделывали, даже не понимал толком, что происходит, будучи уверенным, что протекающий между ним и незнакомцем обмен энергиями — всего лишь часть общения, при котором для передачи смысла использовались не звуки, а энергетические импульсы.

«Вслух» Дэвид подумал:

«Я не знаю точно. Кажется, нет».

«Ясненько. Толку от тебя — ноль. Но вернемся к делам насущным. Я мог бы тебе помочь выбраться отсюда — только вот думаю, а стоит ли? Без тельца своего обойтись ты не можешь, а как вернешься — тебя мигом запустят обратно… Есть какие-нибудь идеи, как соскочить с аттракциона? А то, знаешь ли, не люблю заниматься бессмысленной работой…»

Дэвид некоторое время напряженно раздумывал.

«Нет, смысл есть… — мысленно произнес он. — Там остался мой друг. Возможно, ему не осмелились причинить вред — у него хеллаэнское гражданство… Если сумею дать ему знать…»

«Гражданство? — с интересом переспросило сияние. — В Хеллаэне опять существует гражданство?… Надо же… Может, и паспортно-визовая служба заодно образовалась?…»

«Нет, — мысленно улыбнулся Дэвид. — То есть — не знаю… может, и есть… во всяком случае, лично у меня никто документов при переезде не спрашивал…»

«Что ж ты ничего-то не знаешь… — опять вздохнуло сияние. — Что там вообще новенького?… Города, наверное, отстроили, да?…»

«Отстроили? — переспросил Дэвид. — А их что, разрушали?… И почему гражданство, ты сказал, существует ОПЯТЬ?»

«В Хеллаэне цивилизация развивается циклично, — объяснил собеседник. — Взлет — мировая война или катастрофа — полное опустошение мира — длительный период феодализма — возникновение свободных городов и новый взлет… Все это было десятки раз и, признаться, порядком уже приелось своим однообразием… Но у нас сейчас не урок истории… который, кстати сказать, тебе бы совсем не повредил… Значит, сдаваться ты не собираешься и тихо-мирно, как сознательный кролик, умирать в лекемплете не хочешь?»

«Не хочу».

«То есть ты хочешь поступить как несознательный кролик?… Пойти, так сказать, наперекор всему научному прогрессу?…»

«Я не кролик, — процедил Дэвид. — И перестань надо мной глумиться, пожалуйста».

«Несознательный кролик с претензией на чувство собственного достоинства, — прискорбным тоном констатировало сияние. — Нет, я просто обязан дать шанс такому редкому зверю… если он вообще есть, этот шанс. Теперь слушай внимательно, олух… Лети точно за мной, уяснил? Больше всего остерегаясь вон тех черных и рыжих течений… и ещё вон тех, серебристо-оранжевых, с блестками такими. Когда влетаешь в поток, выделяй из себя силу, будто выдох делаешь… я знаю, тебя учили иначе, но мы тут не настраиваться на местную энергетику собираемся, а, наоборот, от нее закрываться. И не пытайся цепляться вон за те красные струны… тебе может показаться, что так перемещаться легче, но если будешь это делать, все контура себе пережжешь… Ну что, готов?»

«Подожди… Я хочу спросить. Если тебя убили четырнадцать тысяч лет назад… или даже больше… почему ты не в Стране Мертвых, не переродился заново?…»

«Кажется, я уже объяснил… Нет? Страна Мертвых предназначена исключительно для однодневок вроде тебя. Я жил в Хеллаэне ещё до того, как Король Мертвых объединил под своей властью Долины Теней, и никогда не испытывал извращенного желания на сколько-нибудь долгий срок поселиться в его унылом королевстве. Не похваляясь, скажу, что персонажей вроде меня убить, в общем-то, очень и очень непросто, но уж если нас убивают, то делают это столь тщательно, что для Короля Мертвых и прочих не остается даже огрызка… К счастью, однако, я предусмотрел этот вариант. Когда твои дружки хапнули мой Ключ и после долгих мучений сумели-таки разобраться в некоторых его простейших возможностях, в Ключе, после активации, сработала такая ма-аленькая незаметненькая программка, которая тихо-тихо, понемножечку, начала меня реанимировать. К сожалению, твои друзья пользовались Ключом совсем недолго, а то бы уже, как знать… Но увы. Пока есть то, что есть. Хотя… у меня терпения много. Подожду. Рано или поздно они используют Ключ снова. Это же колоссальная власть, что ты, что ты!.. Ни один колдунчик не устоит перед искушением овладеть такими силами. И вот тогда я вернусь. Потому как засиделся я в мертвецах, надоело. Пора бы уже начать оживать наконец».

«Ты Лорд?… Обладающий Силой?» — спросил Дэвид.

Смешок.

«Дошло. Долго же ты думал… Ну что, мы летим? Или языками треплем?»

«Как я могу тебе верить?»

«Не верь. — Сияние сказало это таким тоном, как будто бы хотело пожать плечами. — Оставайся тут. Я вижу, тебе понравилось. Ну что ж, всего хорошего. Приятно было пообщаться, жаль, что больше не увидимся…»

«Постой!.. Я согласен. Похоже, мне не остается ничего другого, как довериться тебе…»

Опять смешок.

«Большое спасибо, что разрешил мне тебя спасти. Следуй за мной, человечек».

С этими словами сияние устремилось к выходу из «лакуны», Дэвид — за ним.

Лавируя среди течений, некоторое время сияние продвигалось в глубь лекемплета, даже не пытаясь повернуться и идти против потока. Вскоре его цель стала ясна. Добравшись до противоположной «стены», собеседник Дэвида пропустил с полусотни лакун и пустот, после чего неожиданно втянулся в узкую щель одного из боковых ответвлений. Дэвид едва успел последовать его примеру — помедли землянин хоть чуть-чуть, его бы неминуемо унесло течением. Канал оказался длинным и изогнутым; добравшись до его конца, они вышли в другой нисходящий поток. Здесь все повторилось: полет по направлению течения, нырок в боковой канал, длительное путешествие по узкому пространству, мимо заводей и сгущений силы, сквозь решетки ярко-алых лучей и вихри лазурных водоворотов… Так продолжалось до тех пор, пока они не выбрались в магистральный поток, который был таким же, как все остальные — и все же отличался от них одним-единственным, но очень важным свойством: он был восходящим. В этой артерии лекемплета энергия текла не к центру, а от него. По-прежнему избегая соприкосновения с самыми насыщенными течениями, Дэвид и его проводник поднимались все выше и выше. И вот, совершенно неожиданно для Дэвида, как-то вдруг, наступил миг свободы — они вылетели за пределы системы, в безжизненную, но прохладную пустоту. Дэвид ощутил тошноту и головокружение — перестроиться на другой энергетический «ритм» ему удалось не сразу.

«В той стороне, — сполохом света незнакомец указал направление, — находится станция. Двигайся к ней и не дергайся, когда она поймает тебя своей сетью. Станция вернет тебя обратно… а дальше — все зависит от тебя. И от удачи».

«Спасибо… — поблагодарил Дэвид. Потом он ощутил что-то, что ему совсем не понравилось — собеседник, уже не стесняясь, производил какие-то манипуляции с его сознанием. — Что ты делаешь?!»

Попытка вырваться успеха не принесла — незнакомец держал его крепко. На вопль Дэвида он также не обратил внимания.

«Видишь ли, — вновь услышал Дэвид мысленный голос, — важно не иметь недостатки — у всех они есть — а знать их и уметь сводить на нет их негативные последствия… Я, например, люблю поболтать — есть у меня такой порок — но я знаю о нем и стараюсь действовать так, чтобы избегать проблем, которые он может вызвать. Не дрыгайся, это тебе не поможет… Из того, что я тебе тут наговорил, умные люди могут сделать вполне очевидные выводы… а у меня нет причин полагать, что те деятели, которые отправили тебя на „улучшение“, окажутся такими же дурачками, как ты. Твои шансы выбраться — минимальны. Твое сознание и память исследуют вдоль и поперек, чтобы узнать, в чем скрыт секрет такого быстрого и успешного возвращения. Если они узнают обо мне, это будет катастрофой. Возможно, они знают, кто сделал Ключ, возможно — нет: это неважно. Пока ещё слишком рано объявлять о моем Возвращении. Поэтому… да не дергайся же ты!.. я слегка подкорректирую твои воспоминания… И без того, право, не стоило обременять столь слабый разум излишней информацией…»

«Если я все забуду, как я узнаю, что надо делать?! — отчаянно закричал Дэвид. Теперь мотивы последних действий незнакомца ему стали ясны, но собственная шкура была дороже. — Они снова отправят меня в это „путешествие“, а я даже не буду знать, что тут меня ждет смерть — я ведь не буду этого помнить!..»

«Я сказал, что ты забудешь, но не сказал, что все. — Незнакомец мысленно усмехнулся. — К некоторым выводам ты мог бы прийти и сам, будь ты чуть поумнее. Так мы и сделаем. Да, именно так. Внушим тебе, будто бы ты обо всем догадался сам».

Убедившись, что вырваться из волевой хватки незнакомца невозможно, Дэвид смирился. Ему помогли, и не след подставлять своего спасителя. Малоприятное вторжение в сознание и чистку памяти он как-нибудь переживет.

«Скажи хотя бы, как тебя зовут, — попросил он напоследок. — Если я все равно сейчас все забуду».

«Имена в наше смутное время — слишком ценная штука, чтобы сообщать их кому попало», — пришел насмешливый ответ.

Дэвид предпринял последнюю попытку:

«Если бы у меня сохранились воспоминания, я мог бы как-нибудь помочь тебе. Найти способ ускорить твое восстановление…»

Смешок.

«Сильно сомневаюсь в том, что тебе это удастся. Что до твоей благодарности… Если ты каким-то чудом останешься в живых и если мне вдруг что-то от тебя потребуется… не беспокойся, я сам тебя найду».

«Но я не буду помнить…»

«Ничего страшного. Я тебе напомню».

…Он плыл в пустоте, среди бликов света, к звезде-цветку, что меняла свой рисунок подобно осколкам стекла в калейдоскопе. Он плохо помнил, что произошло с ним внутри лекемплета, отчетливо осознавал было только одно: ничего хорошего.

Звезда росла, вытягивая разноцветные лепестки во всех направлениях. В какой-то момент он почувствовал, что его влечет к ней. Подобно падающему камню, он устремился в ее центр, стремительно темнеющий при его приближении. Когда Дэвид достиг центра, там уже не было ни искры света, только пустая точка пути, открытый канал для возвращения.

Темный туннель принял путешественника в свое чрево.

* * *

— Попробуем так, — сказала Лайла. — Я объясню вам, как управлять запускающей системой. Потом я отправлюсь по его маршруту. Попробую догнать и вытянуть обратно.

— Может, лучше я? — предложила Идэль. — Не надо будет тратить время на объяснения…

Брэйд решил, что пора бы и ему что-то сказать. Его мужское самолюбие не могло допустить, чтобы представительницы слабого пола совершали героические поступки в его присутствии. В другой ситуации в лекемплет — после всего, что об этой штуке рассказали — он бы не сунулся. Даже ради лучшего друга. Но он чувствовал, что просто не сможет себя уважать, если Дэвида спасут какие-то там девчонки. Хватало и того, что они уже спасли его самого.

— Гм… давайте лучше я.

— Вы там не выживете, — ответила Лайла на оба предложения. Она была сильнее Брэйда и Идэль вместе взятых, но вопрос — «А выживу ли я?…» — мучил ее не меньше, чем Брэйда — его уязвленное самолюбие.

Но вот с объяснениями возникли трудности. Брэйд и Идэль видели хуже и чувствовали меньше, чем она. Их энергетические поля были слишком инертны и не могли, следом за Лайлой, за считанные минуты освоиться с заклинательной системой. Их настройка заняла бы часы, если не дни. Лайла пыталась помочь им как могла, но был предел, преодолеть который не могла и она: природная ограниченность их Дара. Спустя полчаса Лайла была готова сдаться.

Именно в этот момент они — все трое — увидели, как заклинательная система начинает работать сама по себе. Либо включилась какая-то скрытая функция, либо кто-то управлял системой дистанционно — никто, даже Брэйд, не стал озвучивать эти мысли, настолько они были очевидны. Лайла забыла про обучение и буквально вцепилась контурами своего гэемона в контролирующий узел.

Первым результатам она не поверила и немедленно перепроверила их. Это казалось невозможным, но…

— Это станция, — удивленно сообщила она. — Открывает сюда канал для переброски астрального двойника…

— Дэвида?… — хрипло спросила кильбренийка.

— Похоже, что да. Но я не понимаю, как…

Никто не понимал. Минуты тянулись одна за другой, а они сидели и ждали чуда.

Появившись, двойник слился с телом. Лайла убрала обездвиживающую сеть.

Через несколько бесконечно долгих мгновений Дэвид отрыл глаза. Заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд. Четкость восприятия вернулась не сразу.

Изумленно уставился на девушек.

— А вы что тут делаете?!..

Затем он увидел трупы двух магов, отправленных Лайлой «в лучший мир» сразу после допроса, и перестал задавать глупые вопросы.

Поскольку большая часть защитных полей на доме ещё оставалась, им пришлось выйти наружу для того, чтобы Лайла могла открыть путь в академгородок. Ее краткие объяснения — кто, зачем, почему, — сделанные по дороге, Дэвида не удивили.

— Я догадался об этом и сам, — сказал он. — Когда едва не погиб внутри системы…

— Как тебе удалось выбраться?

Дэвид ненадолго задумался.

— Я не помню… Мне было плохо, и воспоминания очень смутные… Кажется, я вылетел из нисходящего потока и долго плыл по каким-то боковым ответвлениям… потом… мне повезло наткнуться на восходящий поток… течение вынесло меня обратно.

— Учитывая размеры лекемплета, — сказала Лайла, — размеры, а также число и запутанность его боковых ответвлений… тебе необыкновенно повезло.

Дэвид кивнул.

— Я всегда говорил, что он везунчик, — доверительно сообщил Брэйд.

Межпространственный прыжок привел их на улицы спящего города. Золотистое ночное небо Нимриана раскинулось над ними, как парчовый полог.

— Идите, — не убирая портального камня, произнесла Лайла. — Мне нужно вернуться.

— Для чего?

— Замести следы. Я ещё не так хорошо работаю с информацией, как хотелось бы… Придется вызвать брата, чтобы помог вычистить информационные поля в том районе. Устроит он мне, конечно, взбучку… но в помощи не откажет. Вендетта с кен Эселями нам абсолютно не нужна.

— Спасибо, — тихо сказал Дэвид.

Лайла кивнула и растворилась в темном водовороте пути.

Несколько мгновений они молча стояли на месте, осмысливая то, что сегодня произошло, и тот странный факт, что они все ещё живы.

— Ну что, в гостиницу?… — молвил Брэйд.

Когда они тронулись с места, Дэвид спросил у хеллаэнца:

— Знаешь какую-нибудь виртуальную библиотеку с хорошим собранием исторических хроник?

— Можно найти, не вопрос. — Брэйд передернул плечами. — А зачем тебе?

— Не знаю… — Он и вправду не очень хорошо понимал, почему спросил об этом. — Иррациональное такое чувство… необъяснимое, но очень сильное… ощущение, что у меня серьезнейшие пробелы в образовании…

9

Во всякой истории точку можно поставить только на бумаге; в жизни вместо точек — запятые, если продолжение истории нам известно, и многоточия, если нет. На следующий день Лайла выцепила Дэвида на перемене между занятиями. Вряд ли ей удалось поспать прошедшей ночью, но усталой она не казалась. Возможно, она применила какое-то бодрящее заклинание, но вероятнее всего, что Лайла до сих пор просто не позволяла себе расслабиться и почувствовать усталость.

— Я уезжаю, — с грустью, коротко сообщила она. — Перехожу на заочное обучение. Брат настоял.

Дэвид испытал чувство вины перед ней. Это ведь из-за него она оставляла Академию. Если бы он не влез в неприятности, семнадцатилетней графине не пришлось бы вмешиваться. Одно потянуло за собой другое, дальше — больше, и неизвестно, чем теперь все это закончится.

— Не удалось стереть все следы? — спросил он.

— Удалось, — ответила Лайла, глядя в сторону. — Только вот все, что можно стереть, можно и восстановить заново… Вопрос только в Искусстве и времени, которое ты готов потратить.

— Значит, рано или поздно Каи и Кирран выяснят, что…

— Я надеюсь, что нет. Лэйкил тоже, но он хочет перестраховаться.

— Не понимаю. Здесь ведь очень низко ценят человеческую жизнь. Кирран поссорится с вами из-за нескольких слуг и наемников? Немного же стоит его «дружба»…

— Не тебе судить, много она стоит или нет, — холодно произнесла Лайла — будто стегнула плетью. Но почти сразу ее тон смягчился. — Пойми, Дэвид, дело не в дружбе, которую я, кстати, совсем не хочу испытывать. Среди убитых были вассалы кен Эселей, во всяком случае, Лэйкил одного узнал. У него была своя семья — пусть далеко не такая древняя и могущественная, как наша или Киррана. Но ты подумай, в каком положении окажется Кирран, когда они придут к нему и потребуют — да-да, потребуют, — чтобы он покарал убийцу. Вассалы клянутся в верности сюзерену, но ведь и он клянется в верности им, обязуется защищать их и блюсти их интересы. Если сегодня кен Эсели забудут про свои обязательства, завтра они не смогут быть уверенными в верности тех, кому до сих пор смело могли доверять. А это совсем не безделица, и старинная дружба наших семей только осложнит все. Может быть, Киррану будет неприятно нам мстить и он отчаянно не захочет начинать эту войну — но чувства в данном случае абсолютно не важны; он будет просто обязан предпринять что-нибудь, хочет он того или нет. Власть недостаточно приобрести, ее нужно уметь удержать; и тот, кто идет на поводу у своих эмоций, ее никогда не удержит. Это аксиома.

— Ты не сможешь всю жизнь отсиживаться в Тинуэте.

Лайла кивнула.

— Я тоже так считаю, но Лэйкил думает иначе. Он опасается удара исподтишка, моей неожиданной смерти или пленения. Он хочет переждать самое первое время, пока не станет ясно: хватило Киррану таланта докопаться до истины или нет. Заодно мой Дар успеет окрепнуть и окончательно раскрыться. Я не согласна с ним, но я уже не в том возрасте, чтобы спорить по пустякам.

Дэвид опустил глаза.

— Жаль… жаль, что все так получилось.

— Никогда не жалей о содеянном. Что было, то было, этого не изменить. Я наворотила достаточно ошибок — действуй я иначе, вполне вероятно, что удалось бы обойтись без жертв… спокойно договориться с теми людьми. Но я думаю не о том, что могло бы быть и чего никогда не будет, а о том, что есть сейчас. Они мертвы? Ну и черт с ними. И Кирран отправится за ними следом, если только посмеет предпринять что-либо против нас.

— Война между семьями… из-за такой глупости, пустяка… — Дэвид помотал головой.

— Да, из-за пустяка, — согласилась Лайла, посмотрев землянину в глаза, и он понял: «пустяк» — это он сам. — Как обычно и бывает. Но сейчас все это никакого значения не имеет. Когда взрослеешь, начинаешь понимать, что бывают безделицы, которые гораздо важнее самых важных вещей.

Его позабавили ее сентенции — в основном потому, что они плохо сочетались с обликом молоденькой и привлекательной девушки. Он грустно улыбнулся и спросил:

— Так что же теперь — сказке конец, Алиса?

— Да, дядя Брендом. Начинается жизнь. А она — довольно мерзкая штука.

* * *

Лайла покинула Академию, но в остальном все шло своим чередом, и даже если б Дэвид очень захотел, он вряд ли сумел бы выкроить время, чтобы предаться саморефлексии или размышлениям о том, как все могло сложиться, поступи он иначе. Довольно скоро он устал постоянно оглядываться за спину в страхе наткнуться на холодный, как смерть, взгляд Киррана или Каи. Если они не появлялись — значит либо не сумели расшифровать то, что осталось от информационных полей после того, как над ними потрудился Лэйкил, либо не сочли его, безродного эмигранта и вчерашнего Бездаря, хоть сколько-нибудь достойным объектом для мести. В любом случае он уже ничего не мог исправить или изменить, приходилось принимать все как есть, и жить, зная, что в любую минуту его существование может оборваться самым прискорбным образом. Но, к счастью, чересчур зацикливаться на этом у него просто не было времени: уже начинались экзамены, и требовалось приложить массу усилий, чтобы не провалить их.

Будучи старше многих своих одногруппников, обучавшихся боевой магии, и уже не раз побывав в нешуточных переделках, он всерьез надеялся сдать экзамен по вышеупомянутому предмету на «отлично», а может быть, даже пробить защитное поле учителя и вынудить его прибегнуть к охранным чарам раньше времени — это была бы полная победа. Минута, отведенная на подготовку, во время которой можно атаковать учителя, не опасаясь ответа — колоссальное время! Опытный маг может успеть наложить за это время полтора, а то и два десятка заранее подготовленных заклинаний. Сделать так много подвесок Дэвид ещё не мог, но он очень хотел надеяться, что хотя бы одна из тех, которые он специально сочинил к этому экзамену, препода таки достанет.

Увы, он переоценил свои силы. Хелог кен Нальгар целую минуту без всякого выражения на лице следил за его потугами. Его единственное защитное заклятье, наложенное перед началом боя, кажется, содержало едва ли не столько же работающих «слоев», сколько Дэвид мог сделать подвесок. Любые чары, использованные учеником, защита поглощала и перерабатывала, притом, казалось, учитель учел все возможные комбинации Форм и Стихий. Если Дэвид атаковал Огнем, защита становилась сплошной и холодной, если Светом — ловила его в ледяном лабиринте и расщепляла на составляющие цвета радуги… так было и с остальными стихиями, со всеми их сочетаниями. По прошествии минуты учитель ответил, и Дэвид пришел к простой и очевидной мысли, что если бы ответ был в полную силу — не выжил бы, скорее всего, ни он, ни любой другой ученик. Боевое заклятье содержало в себе всего-то два слоя, но их хватило, чтобы развалить все колдовские барьеры вокруг экзаменуемого. Но до поля, генерируемого амулетом, удар Хелога все-таки не достал, и это означало, что экзамен сдан.

— Удовлетворительно, — обронил Хелог. — Хотя могло быть и лучше. Вы неграмотно распределили имеющиеся время и силы, Дэвид. При вашем Даре следовало бы сосредоточиться исключительно на защите… тогда, вполне возможно, вы сумели бы выдержать даже и второй удар и заслуженно заработали бы высший балл… А так я не могу поставить вам даже «хорошо»… хотя и вполне понимаю ваш азарт.

Примерно такие же слова услышала большая половина класса, хотя, конечно, нашлись умники, которые заработали «отлично», не поддавшись искушению распределить время между нападением и обороной, а сразу же занялись возведением вокруг себя защитных колдовских бастионов. Однако похвалу Хелога заслужили все-таки не они, а Меркат из Кербала — тот самый молодой некромант, который жил в одной гостинице с Дэвидом. Ему единственному удалось пробить защитное поле учителя, но взял он не Искусством, а грубой силой, каковую копил всю отведенную ему минуту, после чего использовал в одном-единственном ударе. На себя самого Меркат не наложил ни единого защитного заклятья. Он рисковал, но риск оправдал себя, ибо у любых, даже самых искусных чар есть предел прочности, и ему удалось-таки перегрузить защитную систему, возведенную Хелогом. На личном поле учителя он, правда, обломал зубки, но это было уже не важно: высший балл он и так заработал, даже с плюсом. Дэвид искренне, без злости и раздражения, завидовал его успеху — завидовал тем чувством, которое можно назвать «белой завистью».

Для каждой из стихий в Академии существовал свой мастер. Огонь, Воздух, Жизнь, Свет… ещё две недели промелькнули, как не бывало. Эти экзамены особой сложностью не отличались.

Был ещё один предмет, также целиком посвященный стихиальной магии — на этот раз уже без деления на отдельные школы. Финелла из Шэльёта подытоживала работу других мастеров, преподавала методики, общие для всех стихий, учила соединять их, компенсируя преимуществами одной силы недостатки другой. На ее уроках — может быть, самых интересных из всех — Дэвид узнал, что есть Огонь, неспособный уничтожать, но только исцелять, и постиг, как сотворить Свет густой, как пар. Не менее интересен, чем уроки, был и экзамен, сути которого не понять тому, кто видит в магии лишь эффектные чудеса и удобства. Ученикам была предложена задача столь же отвлеченная, как решение уравнений; никакими спецэффектами в видимом мире выполнение задачи не сопровождалось. Надо было подобрать ключ (лучше сказать — отмычку) к весьма своеобразной области тонкого мира. Внешне все выглядело так: ученик занимал на ковре место перед учителем; несколько минут молча внимал (хотя сидящая перед ним Финелла не произносила ни звука); после чего закрывал глаза, соединял перед собой руки и приступал к выполнению задачи; через некоторое время (на решение отводилось не более получаса) делал несколько коротких жестов перед Финеллой, глаза которой были в этот момент закрыты, и немедленно получал зачет или неуд.

Этот экзамен Дэвид сдал успешно, зато едва не провалил следующий, по прикладной ритуалистике. В поставленной Дильбрегом задаче одного вдохновения оказалось мало; если бы не мерзенькая улыбочка на лице преподавателя, кружившего по аудитории, словно стервятник, землянину, несомненно, пришлось бы сдавать этот экзамен повторно, уже не надеясь на хоть сколько-нибудь приличную оценку. Но он заметил улыбку Дильбрега — и ещё раз, с нуля, перепроверил комбинацию Форм, сложенных им в монограмму. Там обнаружилась ловушка… затем ещё одна… Последовательно складываемые Формы создавали совсем не то монограммное заклятье, которое им задал Дильбрег. Дэвид изумился тому, насколько эта шутка напоминает игру слов в обычной человеческой речи: так, в зависимости от контекста, «коса» может обозначать и предмет, которым косят траву, и волосы, уложенные определенным образом. Пришлось переделывать всю работу заново, выбирая такую комбинацию, которая уже никак не могла бы привести к непредсказуемому результату, и приходя в тихий ужас оттого, с какой скоростью увеличивается длина заклятья, разрастаясь, будто на дрожжах. Однако решение к концу отведенного времени Дэвид нашел, во всяком случае — одно из возможных. Дильбрег, конечно, не забыл опустить все результаты его трудов ниже плинтуса, заодно продемонстрировав, как эту же самую задачу можно было б решить в десять раз проще и быстрее. Высшего балла не заработал никто — впрочем, из рассказов тех, кто обучался в Академии дольше него, Дэвид уже знал, что получить «отлично» на экзамене по прикладной ритуалистике просто нереально: Дильбрег режет всех с виртуозностью профессионального садиста. Дэвид был рад уже и тому, что вообще сдал этот экзамен с первого раза. Половине его одногруппников предстояла тоскливая переэкзаменовка.

Больше всего Дэвид опасался экзамена по псионике и оттого готовился к нему наиболее тщательно. Никаких подвохов со стороны наставницы не было, все прошло на удивление гладко. Сам экзамен слегка напоминал партию в шахматы, где доской служило ментальное пространство, организованное, с одной стороны сознанием ученика, а с другой — учителя; роль пешек и фигур выполняли различные психические состояния, тончайшие оттенки которых превосходно описывались одним из диалектов Искаженного Наречья, но вряд ли могли быть переведены на повседневный язык.

Теперь оставалось ещё три, самых скучных экзамена: по Искаженному Наречью, по системным заклятьям и теории. Труднее всего был предпоследний, но плохо и то, что теория следовала за ним почти сразу: времени на подготовку отводилось слишком мало. Утром перед последним экзаменом у Дэвида возникло смутное подозрение, что не спал он, наверное, уже недели две, обходясь релаксирующими (для самого короткого отдыха) и бодрящими (чтобы не выбиваться из ритма) заклинаниями. Ещё ему казалось, что он вновь оторвался от тела и находится во время движения где-то сверху, в двух-трех дюймах над макушкой. Это странное чувство отстраненности исчезло только тогда, когда Брендом увидел на дверях самой большой в Академии аудитории список тех, кто дошел до победного конца. Углядев там свою фамилию, он испытал полный релакс уже без всяких вспомогательных средств: все, отстрелялся.

А потом… куда-то пропали и усталость, и напряжение последних недель. Дружною толпою шли студенты к водопою… Культурный отдых начался в «Спектральном драконе»: пока ждали девушек, в спешном порядке наводивших марафет, успели опробовать пару-тройку новых коктейлей. Потом переместились в «Медвежье сердце»; ближе к ночи заглянули в «Эдем», но там сегодня веселилось и так слишком много народу, и по здравом размышлении вернулись не в столь шикарное, но куда как более уютное «Сердце». Брэйд ухитрился подцепить сразу двух и блаженствовал, отплясывая с ними в центре зала какой-то сумасшедший танец с азартом и самозабвением, которые трудно было ожидать от вампира-квартерона. За дальним столиком, в полутьме, целовались Орэлья и Скеггель. Дэвид и Идэль провели большую часть времени за столом, пробуя кусочек того, кусочек этого экзотического блюда, неспешно попивая вино и увлеченно разговаривая обо всем на свете. Обсудили Академию и прошедшие экзамены, в очередной раз поделились своими впечатлениями о Нимриане, который не был родным миром ни ему ни ей, пересказали друг другу приколы, найденные недавно в ИИП, вспомнили свои родные миры и то, как жили, прежде чем встретились здесь, в Академии… незаметно перешли на личную жизнь. Как и у Дэвида, у Идэль на этом фронте было немало разочарований и неудач. Имелись, конечно, и счастливые мгновения, но о них ни он, ни она, будто по какой-то молчаливой договоренности, сейчас не упоминали…

— Как у тебя с Кантором? — спросил Дэвид, так выбрав время, чтобы заданный вопрос не прозвучал неуместно или не в тему. — Не помирились ещё?

Идэль покачала головой.

— И не помиримся. Он сноб и дурак.

— Но привлекательный. — Дэвид чуть улыбнулся.

— Животное.

— Но он тебе нравился.

— Да… — Она помедлила. — Можно сорвать спелое яблоко, надкусить, а потом увидеть, что оно червивое. Понимаешь? Да, он красивый и сильный, держится с достоинством, умеет поддержать разговор и врожденный Дар у него такой, какому я могу только позавидовать, но… но он пустой внутри. Большое здоровое животное. Он сосредоточен только на себе, ему не нужен другой человек, которого он мог бы любить, ему нужно красивое приложение к его ослепительной персоне. Даже в постели… — Дэвид удивился: кильбренийка впервые так свободно заговорила об этом. — Он был очень заморочен на том, чтобы показать, как он великолепен; я сама его не интересовала. Худший любовник из всех, что у меня были… Даже паж, который неумело лишил меня девственности на черной лестнице — в то самое время, когда мои дядюшки и тетушки на торжественном приеме так и увивались вокруг моего жениха, — даже тот паж был лучше Великого и Могучего Кантора кен Рейза.

— Твоего… жениха?

— Да. Одного молодого дурака, которого пророчили мне в мужья. К счастью, свадьба расстроилась.

— После того, как узнали про пажа? — предположил Дэвид.

— Точно.

— А что сталось с пажом? Повесили?

— Ну что ты! Выпороли и выгнали из дворца, когда все открылось. Работы он лишился, зато, — Идэль широко улыбнулась, — сможет теперь рассказывать всем, как переспал с принцессой.

— А ты разве принцесса? — удивился Дэвид.

— Ну… — Идэль смутилась. — В народе, по старинке, так иногда ещё называют дочек и внучек правящего приора… Хотя мы всячески боремся против всех этих имперских пережитков.

— А ты?… — спросила она после непродолжительного молчания. — Говорят, снова с Мелантой?

— Кто говорит? — перепугался Дэвид.

— Брэйд, конечно.

— Вранье. Может, он видел нас пару раз вместе, но это ничего не значит. Мы стараемся поддерживать дружеские отношения, вот и все. Меланта сейчас вроде увлечена каким-то альвом… слабо представляю, какие у них могут сложиться отношения… хотя кто знает?..

— Дружите? — переспросила Идэль. — Значит, ты не из-за Ёлло с ней расстался?

— О чем ты? — не понял Дэвид.

— Ну… — Опустив глаза, она поскребла зубчиком вилки по фарфору. — Ты ведь ценишь человеческую жизнь. Очень ценишь — по здешним меркам… Мы с Брэйдом как-то раз даже предположили, что ты принадлежишь к какому-нибудь необычному религиозному ордену, предписывающему своим членам подобное отношение…

— Нет. — Дэвид покачал головой. — Я никогда не был особо религиозен, а с тех пор как переселился сюда — и подавно. Сложно сохранять хоть какую-то веру в Высшие Силы, слыша рассказы о том, как тот или иной волшебник приструнил (а то, чего доброго, ещё подчинил или продал) какого-нибудь божка. Нет, я по-прежнему думаю иногда, что за всем этим изобилием богов и божков должен стоять кто-то главный, так сказать, Бог Номер Один, но если я и молюсь ему, то только в тех ситуациях, когда положение уже и так хуже некуда и непонятно, что делать и как быть дальше… больше для того, чтобы успокоить нервы, молюсь, на ответ, в общем, особо не надеюсь… А к чему мы об этом заговорили? — вдруг спохватился он.

— К тому, что ты считаешь человеческую жизнь ценностью. Меня тоже немного смущают здешние порядки, но до тебя мне, конечно, далеко…

— Да брось ты, — отмахнулся Дэвид. — Мне приходилось убивать. Если бы я не умел «выключать» свою мораль, я бы тут не сидел, а давно уже был бы мертв… Когда выключаешь мораль, все становится ясно и просто, как в компьютерной игрушке. Задача — решение; или ты труп — или он… не труднее, чем разделывать тушу… Но ты права: бессмысленное убийство не вызывает во мне ничего, кроме омерзения… Здесь же, похоже, все или почти все — кроме чужеземцев вроде тебя и меня — ходят с моралью, «выключенной» по жизни.

— Так значит, не из-за Ёлло?… — произнесла Идэль, задумчиво глядя на землянина.

Тот понял наконец, что Идэль имеет в виду, и отрицательно покачал головой.

Ёлло погиб на тренировке в фехтовальном клубе около месяца тому назад. Родиной Ёлло являлся один из сателлитных миров Хеллаэна — ещё более злобное и жестокое местечко, чем оригинал. Во всяком случае, такой вывод можно было сделать, исходя из поведения и кратких рассказов единственного переселенца, обучавшегося в Академии. На родине Ёлло пыточное дело являлось признанным и уважаемым видом искусства, одним из наиболее популярных развлечений — долгая, длящаяся часами (а иногда — и неделями) казнь. Из положительных качеств Ёлло следует отметить безукоризненную вежливость (в общении) и абсолютное бесстрашие, доходящее до идиотизма. Боевым искусствам в его мире уделялось немалое внимание, однако, в отличие от Кильбрена, это было не просто традицией, но стилем жизни. Ассоциации с китайскими отшельниками, в которых глубокая мудрость сочеталась с высочайшим боевым мастерством, тут следовало отбросить сразу. Существовало немало школ, где учеников с раннего детства калечили, подвергая всем мыслимым издевательствам и нечеловеческим нагрузкам. Большинство ломалось и отбрасывалось, как сор, а немногие выжившие принимали эстафету, подвергая все той же «программе обучения» новое поколение. Из них, приспособившихся, и состояла тамошняя элита общества, и Ёлло принадлежал к весьма родовитой и уважаемой семье. Условия их обучения мало чем отличались от боевых действий: по крайней мере, затупленным оружием они никогда не пользовались.

В Нимриане Ёлло чувствовал себя как рыба в воде; может быть даже, отношения между проживающими тут людьми поначалу показались ему чересчур добренькими. Раздражало, конечно, то, что здесь он не был такой важной персоной, как у себя дома, однако подобные чувства испытывала едва ли не половина учащихся, и все более или менее сумели со своими эмоциями как-то справиться. Сумел и Ёлло: чуть выше уже упоминалось о его безукоризненной вежливости.

Естественно он, с детства привыкший размахивать самым разнообразным оружием по поводу и без, просто не мог не стать членом фехтовального клуба. Тут он тоже, наверное, пытался держать себя в руках, поскольку у его спарринг-партнеров было не так много травм, как могло быть. Длительное время на случавшиеся (примерно каждое второе занятие) травмы не обращали внимания, тем более что рядом прыгала и скакала добрая дюжина начинающих магов со стихией Жизни — они всегда могли вмешаться и быстренько поставить пострадавшего на ноги. Со временем, однако, Ёлло почувствовал себя более вольготно, ведь по-настоящему расслабиться он мог только здесь, в клубе. Он потихоньку начал вызывать раздражение у окружающих, но, на свою беду, этого не замечал. А может, и замечал, но не обращал внимания — теперь никто уже не узнает.

Горошинкой, переломившей хребет верблюда, стал глаз одного из новичков, по крутой дуге улетевший далеко в сторону и шумно плюхнувшийся на пол где-то за пределами видимости. Ёлло с равнодушной улыбкой пожал плечами, якобы смущенный: извините, не рассчитал силу, когда бил гардой в висок… После недолгих поисков глаз нашли и даже вставили на место. Срастили сломанную височную кость, избавили новичка от последствий сильнейшего сотрясения мозга. Даже привели в чувство. Но все эти действия заняли немало времени; по сути, тренировка была сорвана.

Тут кое-кто решил, что с него хватит, и этим кое-кем оказалась Меланта. Как раз на днях они с Дэвидом поставили все точки над «ё» и все галочки на «й», и вот теперь уроженку Темных Земель терзала депрессия. До конца занятий ещё оставалось пять или десять минут; Меланта попросила Ёлло уделить ей это время. В его мире от подобных предложений отказываться было просто не принято; он кивнул, поднял меч и встал в стойку; Меланта последовала его примеру.

Тут стоит немного отвлечься и рассказать о самой Меланте. Вернее, пересказать вкратце то, что она сама рассказывала о себе в то время, когда они с Дэвидом ещё пытались построить любовь. В далеком, но далеко не безоблачном детстве, родители Меланты пытались сделать из своей дорогой малютки аватару богини войны; однако что-то пошло не так, и процесс сближения богини и маленькой девочки пришлось прервать ещё в самом начале. Потом ее папа (папа Меланты, конечно, а не богини) увлекся бизнесом и как-то вдруг охладел к религии, но на дочке былое увлечение родителя свой след оставило. Меланта не стала аватарой, однако приобрела способность входить в особое состояние сознания, при котором ее реакция, сила и скорость возрастали в разы. Спокойно стоять при этом она не могла, только двигаться и убивать. В детстве и ранней юности «вылеты» происходили чаще неосознанно, помимо ее воли, и, не будь ее родители сравнительно неплохими магами, умеющими быстро унять (или хотя бы обездвижить) свое распоясавшееся дитя, на совести Меланта были бы уже, как минимум, два трупа — а может быть, и больше. Повзрослев, она сделала своим кумиром то, что спасало ее от безумия — абсолютный порядок, мироздание, в котором по полочкам разложено все и вся.

Она превосходно владела оружием и без выхода в режим, когда же она во время схватки в последние десять минут испорченной тренировки вошла в него, то превратилась… нет, не в богиню войны, не будем преувеличивать. Но в кого-то она превратилась, это точно.

Вообще надо ещё ухитриться, чтобы на тренировке — при том количестве целителей, которое ошивается поблизости — отправить кого-то на тот свет. Сломанный кадык восстановят прежде, чем пострадавший умрет от удушья, оторванную руку или ногу прицепят на место задолго до того, как бедняга погибнет от потери крови. Болевой шок будет немедленно снят, остановившееся сердце — запущено вновь. Даже Ёлло до сих пор так и не сумел никого угробить на тренировках — а никто не может сказать, что он не пытался.

Меланта ударила Елло ногой в лицо, снизу вверх и вперед, вбивая то, что осталось после ее удара от носа, в то, что осталось от лица. Острые носовые хрящи вошли в мозг, смерть наступила мгновенно. Попытки реанимировать беднягу результата не принесли.

— Я случайно, — без всякого выражения произнесла Меланта. — Так получилось.

…Теперь, припомнив эту историю, Дэвид покачал головой и сказал:

— Нет, не из-за Елло. Этот дурак сам нарвался.

— Да?… — Идэль улыбнулась. — А что вообще произошло?…

Он объяснил.

— Что-то опять мы куда-то не туда забрели. — Идэль решительно забросила свою длинную косу за спину. — Пойдем, потанцуем лучше.

— Ну пойдем.

Они присоединились к парам, двигающимся в центре зала. Притомившиеся за вечер музыканты собрались за отдельным столиком, чтобы что-нибудь поесть и выпить. Теперь вместо них атмосферу ресторанчика насыщали мелодичными звуками музыкальные камни. Брэйд куда-то пропал — вместе с обеими девушками.

Во время медленного танца Идэль негромко спросила:

— Ты что делаешь?…

На что Дэвид совершенно честно ответил:

— Целую тебя в шею.

Поскольку, когда он продолжил свое занятие, она не стала отстраняться или возмущаться, он понял, что не ошибся, углядев в ее глазах зеленый свет.

Потом они ещё долго целовались, раскачиваясь в такт неторопливой, тягучей и сладкой, как мед, музыки. Солоноватый привкус ее губ таил в себе страсть и сладость; их языки терлись друг о друга, и он гладил ее по бедрам и ягодицам… Очень неприлично — кильбренийскую принцессу, да ещё и в общественном месте, но Идэль только теснее прижималась к нему: принцессам, даже кильбренийским, так хочется иногда совершить что-нибудь непристойное. Они обнимались, словно хотели врасти друг в друга, стать единым целым. Потом стало слишком жарко, нужно было освободиться от одежды, только не здесь… когда они выбрались на улицу, ночная прохлада опьянила их сильнее, чем все вино, выпитое в этот вечер. Путь до гостиницы показался слишком долгим, и поэтому они не раз останавливались, чтобы поцеловаться. Под козырьком, нависшим над чужим крыльцом, они уже не смогли оторваться друг от друга. Взаимные ласки становились все более требовательными; когда Дэвид поднял ее сорочку и стал теребить губами сосок, Идэль, с проказливым блеском в глазах, в ответ рванула его рубашку так, что пуговицы полетели во все стороны. Следующим на очереди был поясной ремень; Дэвида пронзила нестерпимая игла наслаждения, когда кильбренийка, будто невзначай, провела рукой по его напряженному члену. Опираясь лопатками об угол между крыльцом и стеной дома, она обвила Дэвида руками и ногами, и он вошел в нее на ночной улице, под пение сверчков и стрекот цикад… Потом они привели себя в порядок и добрались-таки до гостиницы, где на мягком белье повторили все с самого начала, уже не торопясь и не оглядываясь, заслышав шаги случайного прохожего… Потом был омут сна, в котором все дышало ароматом ее кожи и волос, хранило тепло ее тела… Утром он проснулся раньше Идэль и долго лежал, смотря на спящую девушку, думая о том, может ли она быть частью его сна. Он долго не мог набраться храбрости, чтобы погладить ее — страх разрушить этот удивительный сон был слишком велик; когда же он наконец осмелился, она, ещё не просыпаясь окончательно, выгнулась и довольно промурчала что-то неразборчивое. Он продолжил гладить Идэль и ласкать, одновременно испытывая нарастающую нежность и вожделение. Начатое вчера ночью продолжили утром, кувыркаясь в постели едва ли не до середины дня, пока не насытились друг другом… по крайней мере, на ближайшие несколько часов. Оделись, заглянули в ванную и спустились вниз: аппетит у обоих был просто волчий.

Дни, и прежде незаметно пролетавшие один за другим, теперь понеслись быстрее ветра. Дэвид и Идэль не думали о будущем, довольствуясь вечным Сейчас, они боялись, что время, вторгнувшись в их хрупкий мир, тотчас же его разрушит. Кем они были там, во внешнем мире, где существовало время, порядок и цель? Никем, просто случайными знакомыми; у каждого свое прошлое и своя дорога в будущее — своя, а не одна на двоих. Слишком разными они были, но пока не пробило двенадцать и карета не превратилась в тыкву, а лошади — в крыс, принц и принцесса избегали смотреть на часы…

Между тем начался второй курс обучения. Идэль выбрала все те же предметы — она могла себе это позволить; Дэвиду же пришлось исключить из списка псионику и прикладную ритуалистику. Но даже при этом денег, после внесения необходимой суммы за второй курс, почти не оставалось; и он с тревогой думал о том, на что и как будет жить в наступающем году. В этом мире он был Золушкой, и сердце Юийдиальи превратило его в прекрасного принца только на время.

С точки зрения Идэль, изначальная обреченность их отношений проистекала от другой причины, и эта причина заключалась не в Дэвиде, а в ней самой. Дэвид был беден, но свободен, она была обеспечена, но столь полной свободой не располагала. Происхождение, воспитание, обязанности перед семьей связывали кильбренийку тысячами незримых нитей. Несмотря на устроенный в юности бунт против ненавистного замужества, она понимала, что рано или поздно ей предстоит вернуться на родину и заключить брачный контракт, направленный, несомненно, на укрепление политических позиций ее собственной семьи. Когда-то она мечтала бросить все и сбежать вместе с любимым; становясь старше, все яснее осознавала свою ответственность и долг. Нимрианская Академия была для нее, может быть, последним глотком свободы. На третьем курсе, проведя, в общей сложности, в этих стенах около пяти лет, она закончит обучение и вернется в Кильбрен; пора безумств и мечтаний уступит место холодному расчету. Поэтому она бросилась в водоворот новой любви без оглядки и сожалений, осознавая вместе с тем, сколь непрочным и недолговечным будет ее счастье.

И все-таки, как ни старались они не глядеть на часы, мысли о предстоящей разлуке втайне посещали их обоих, хотя они и прилагали все усилия для того, чтобы скрыть их и от себя, и от друг друга. Но вместе с тем было ещё кое-что, о чем они забыли и что напомнило о себе в самый неожиданный момент… Точнее, не что, а кто.

Возобновившиеся занятия шли уже второй месяц; ритм обучения был таким, что Дэвиду и Идэль едва удавалось выкраивать время на любовь; впрочем, не совсем так — ведь, в конце концов, все ночи принадлежали только им двоим и больше никому. В среду, отсидев три пары, они встретились на террасе между первым и вторым этажами, и посидели немного среди цветов и карликовых деревьев, обсуждая, чем займутся сегодня. Потом спустились вниз, в вестибюль, и вот тут-то они и наткнулись на Кантора кен Рейза.

До сих пор им удавалось избегать встречи с ним, по крайней мере когда они были вместе. Может быть, это и глупо, тем более что Кантор успел уже показаться на публике с двумя-тремя длинноногими девицами и вообще от разлуки с Идэлью горьких слез не проливал. Да, не показываться ему на глаза кен Рейзу и трусливо и глупо, но Дэвид, будь у него выбор, предпочел бы избегать встреч и в дальнейшем.

Землянин почувствовал, как напряглась Идэль, которую он обнимал за талию. Он посмотрел в холеное, красивое лицо Кантора, поймал его презрительный взгляд — и понял, что его «глупость» таковой отнюдь не была, а подсознательный страх имел вполне весомую причину.

Возможно, сегодня Кантор пребывал в дурном расположении духа, возможно, он искал этой встречи давно.

— Здра-а-аствуйте… — потянул он, перегораживая влюбленной парочке дорогу. Издевательская ухмылка гуляла по его губам, смотрел он только на Идэль.

— Здравствуй, — спокойно сказал Дэвид. Идэль молча кивнула.

— Ну и ну… — неторопливо, растягивая слова, произнес кен Рейз. Он явно наслаждался моментом. — Влюбленные голубки. Как мило… А знаешь, — с нажимом сказал он, в упор смотря на Идэль, — я был о тебе лучшего мнения. Думал, ты одна из нас. Ведь должно было же что-то сохраниться в твоей крови от великого Гельмора кен Саутита… Послушай, — тут его тон стал преувеличенно наивным, изумленным, — а может быть, в Кильбрене все спят с рабами и животными?… Тебя саму-то не тошнит, когда ты целуешь эту Бездарную обезьяну?

— Меня тошнит, когда я смотрю на тебя, — холодно ответила Идэль. Она выпрямила спину, и Дэвид заметил в ней то, чего ни разу не видел прежде: властность и высокомерие.

Сам Дэвид в этот момент отнюдь не ощущал себя героем. Герои — по крайней мере, киношные — не испытывают страха; его же внутренности скручивало сейчас это противное, мерзкое чувство… Он не боялся в пещере, полной демонов: был бой, и для страха просто не оставалось времени. Кроме того, он знал, что благодаря своему колдовскому Дару гораздо сильнее любого гиора или мирмеколеона. Но сейчас… вступать в бой с Кантором — чистое самоубийство, без всяких преувеличений: в колдовском противостоянии шансов у Дэвида не больше, чем у подростка — в рукопашном бою с морпехом.

— Не будем ссориться, — стараясь оставаться спокойным, сказал Дэвид. — Дай нам пройти.

— А мы и не поссоримся, — также спокойно, почти дружелюбно, откликнулся Кантор, не двигаясь с места. — Я не ссорюсь с рабами.

— Я не раб, — негромко произнес Дэвид.

— Нет? — Кантор улыбнулся. — А кто?

— Кантор… — попыталась вмешаться Идэль. Тот вскинул руку.

— Подожди, пусть скажет. — Теперь он смотрел только на Дэвида. — Ну?!

— Я свободный человек, — медленно и четко произнес землянин. Возникло чувство, что он подписывает свой смертный приговор.

— Вот как? — Кантор чуть наклонил голову. — Свободный?

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Новый сериал автора одной из знаменитейших «вампирских хроник» нашего времени – саги об охотнице на ...
Совет, наконец, разрешил отправку дальней экспедиции на поиски родины горгов. Три тяжелых крейсера у...
Алекс Каховский предпочел бы раскрывать преступления, не выходя из своего кабинета. Но детективов и ...
Городом правит Страх....
«Головорез» – третья книга из серии триллеров Майкла Слейда о специальной команде Королевской канадс...
Превентор Бунтарь и его подруга Невидимка не подозревали, что была отбракованы в ходе чудовищного на...