С викингами на Свальбард Семенова Мария

22. Не мстят рабам и собакам

Хельги не знал, сколько они спали. Долго, наверное. Может, полсуток, а может, и больше. Он проснулся с ощущением тревоги, и точно, Оттар осторожно сжимал его руку:

– Медведи…

Хельги сразу вспомнил, что накануне у них остался на всех один лук и два копья. Незачем спрашивать, отчего Оттар не спешил на охоту.

Он медленно приподнял голову, высовываясь из-за валуна. Сначала ничего не было видно, но вскоре звери появились из-за дома и принялись играть около заросшей стены, обложенной землей и камнями. Ветер дул с их стороны, и они не чуяли людей.

Это была медведица с двумя сыновьями. Три кома желтоватого меха перекатывались друг через друга, беззлобно ворча. Наверное, низкое бледное солнце казалось им по-летнему жарким. Хельги содрогнулся при мысли, как бы Хозяева Льдов не надумали еще искупаться: тогда боя не миновать. Медвежата баловались по-детски, но их возня была игрой юных чудовищ.

– Странно… – проговорил Оттар некоторое время спустя. – Вагн рассказывал, не так они ведут себя возле жилья!

– А может, это оборотни? – спросил вдруг Карк. – Может, это их дом?..

Оттар молча сжал губы, а Хельги нашарил у шеи свой серебряный молоточек и крепко стиснул в кулаке.

Наконец медведица подняла голову, понюхала воздух и, коротко рявкнув, повела детей прочь от берега, в глубь страны. Должно быть, ветер доставил ей оттуда какую-то добрую весть.

– Мудро ты поступил, Карк, что не стал жарить уток, – сказал Оттар, выпрямляясь во весь рост и выходя из-за валуна. – Запах жареного они слышат удивительно далеко, и по ветру, и против.

Оказывается, Карк поймал двух гаг, пока они спали.

– Я выщиплю у них пух, – сказал он со счастливой улыбкой. – Ты говорил, тебе скоро понадобится…

Оттар покачал головой.

– Пух с убитой гаги – мертвый пух, и в нем толку немного. Мне нужен живой, от гнезда, из которого вышли птенцы. Он счастливее, да и теплее. Я сам его соберу.

Карк понурился и отошел, огорченный. Опять он не сумел угодить.

Когда доедали печеные яйца, Оттар спросил его:

– А где веревка, из-за которой я свалился вчера? Я не отказался бы посмотреть, отчего она порвалась.

Карк ответил:

– Я сжег ее. Мне подумалось, она заслуживала казни.

Дверь дома оказалась сколочена из крепких корабельных скамей. Твердое дерево хранило следы огромных когтей, но видно было, что жадный зверь так с ним и не справился. Оттар рассмотрел в щель, что дверь держала изнутри тяжелая поперечина. Ее могла отворить только человеческая рука.

И трудно сказать почему, но был у этой двери такой вид, словно она не поворачивалась в петлях уже давным-давно. Оттар громко постучал кулаком, хотя все трое заранее чувствовали – ответа не будет. Оттар постучал еще раз, потом вытащил нож, поддел и выбросил поперечину из заушин. Ссохшийся запор уступил легко, точно радуясь, что кто-то его потревожил.

Внутри было тихо и холодно. В раскрытый дверной проем падал сноп ярких лучей, но освещал лишь неведомо когда потухший очаг. По сторонам лежала плотная тьма, и Оттар негромко велел Хельги:

– Высеки огонь. Я хочу, чтобы именно ты это сделал.

Хельги молча послушался. Очаг, дрова в котором сгорели лишь наполовину, затеплился не сразу. Но постепенно мрак отступил, и Хельги увидел людей.

Сперва он так и вскочил на ноги, хватаясь за нож: чего хорошего ждать от затаившихся в потемках!.. Однако потом разглядел, что все они были давно мертвы, и перевел дух.

Четверо лежали на широких лавках вдоль стен, укрытые пушистыми одеялами. Пятый сидел на хозяйском сиденье, подперев голову рукой. На Свальбарде совсем не было гнили, и время лишь превратило людей в обтянутые кожей скелеты. Если их не тревожить, они останутся такими же до сумерек мира, до великой битвы Богов.

Оттар подошел к сидевшему и внимательно осмотрел его, не касаясь руками. При жизни этот человек был великаном. Даже теперь его рост и ширина плеч бросались в глаза. И он был одет, как одевались халогаландские викинги: кожаные штаны, заправленные в теплые сапоги, полушубок мехом наружу… прямые, очень светлые волосы, в которых почти не было седины, спадали из-под шапки на плечи. А на коленях, в ножнах, украшенных резным серебром, дремал длинный меч.

– Так, значит, все-таки сбылась твоя мечта, Виглаф Ворон сын Харальда из Торсфиорда, – негромко сказал ему Оттар. – Я понял, что это ты, еще по кораблю. Но мало верилось мне, что я увижу здесь тебя самого.

Хельги, стоявший с кресалом в руке, едва не выронил его на пол. Потом подошел к Оттару и остановился подле него. Сердце бешено колотилось. Так вот почему он не испытал особого страха, увидев мертвого хозяина дома. Негоже бояться родни. Задумчиво склонив голову на руку, перед ним сидел его дед.

У него был пояс с искусно отлитой серебряной пряжкой: в точности такие носили дядя и брат. Еще один пояс-близнец лежал Дома, в заветном сундуке вместе с волчьей курткой отца… И эти мягкие сапоги с вышитыми на них знаками рода… такими же, как те, что Хельги старательно и ревниво подновлял на собственной обуви…

И если бы Виглаф Ворон открыл вдруг глаза, они наверняка оказались бы синими, как небо, как студеное море весенним ветреным днем. И он узнал бы внука. Непременно узнал бы…

Хельги чувствовал, что должен заговорить, но волнение душило его, он не мог справиться с собой и молчал.

– Ну вот, сейчас опять пойдет болтать о родне… – тихонечко, словно про себя, хмыкнул Карк у него за спиной. – Начнет всем доказывать, что не сбежал от хозяев!

Он хотел насмешить Оттара и побольнее задеть Хельги. Он не знал, какую лавину стронут его слова.

Обида охватила Хельги, как жгучее пламя, как давешняя ледяная вода. Обида из тех, за которые в отплату требуют жизнь! Что он сотворил бы дальше, неведомо; Оттар обернулся первым, и Карк покатился по полу, угодив ногами в очаг. Он поднялся на четвереньки, глядя непонимающими глазами: за что такая награда?.. Верный пес, опять получивший от возлюбленного хозяина внезапный и жестокий пинок. С его подбородка капала кровь, и Хельги одумался. Не мстят рабам и собакам. Их либо убивают на месте, либо не обращают внимания.

– Пошел вон… – сказал Оттар сквозь зубы, и Карк, горбясь, убрался за дверь. Оттар проводил его взглядом, потом отвернулся. Даже странным казалось, что товарищи деда не пошевелились, не проронили ни слова…

– Возьми, – проговорил Оттар и глазами показал Хельги меч на коленях молчаливого хозяина дома. – На тебя он не обидится.

Кусая губы, Хельги приблизился, посмотрел в лицо сидевшему и, решившись, бережно потянул наследие своего рода из-под иссохшей руки в кожаной рукавице. Меч дался ему как будто даже с охотой. Он не попытался выпасть из ножен и наказать похитителя, как надлежит верному клинку. А рука деда осталась висеть на три пальца выше колена, словно ветка умершего дерева…

– Ты еще поплывешь к Одину на корабле, Виглаф Торсфиордец, и твои люди вместе с тобой, – проговорил Оттар по-прежнему тихо. – Это я тебе обещаю. Мы вернемся сюда с конунгом и похороним вас как подобает. А теперь нам надо спешить.

Он оглянулся на Хельги – тот стоял совсем бледный, крепко прижимая к груди меч, – и кивнул ему:

– Гаси очаг, пора нам идти.

23. Гуннлоги не обманул

– Они не замерзли, – рассуждал Оттар, шагая по каменной пустоши мимо знакомого озерка. – У них там полно было дров. И не голод взял их. Вокруг много дичи, да и ремни на одеждах все целы. Думается мне, они умерли от болезни. У Вагна тоже умер один человек, который не стал дожидаться, пока медвежье мясо прожарится, как следует. Видел ты там белую шкуру? Может, этот медведь и ломился к ним в дом…

Хельги слушал молча. Он потрогал руку деда, когда вытаскивал меч. Твердая и холодная, она не ответила на прикосновение. И теперь ему все казалось, будто он был виноват – не пришел к Холодному Берегу на корабле, не подоспел вовремя, не спас… Что с того, что Виглаф умер задолго до срока, когда ему, внуку, выпало родиться на свет… Хельги воочию представлял, как зима за зимой превращали дом в бесформенную снежную глыбу, как разгорались многоцветные, ослепительные, шумные весны, а дверь все так же оставалась закрытой, и люди не разговаривали и не двигались в темноте, лишь иней то покрывал их лица, то пропадал…

– Навряд ли старик собирался здесь зимовать, – продолжал Оттар. – Ракни когда-то называл его отчаянным викингом, но не из тех, кто пренебрегает опасностями. Жаль, приглянулся им неудобный фиорд! Наверное, это моржи их привлекли, ты тоже слышал, как ревело за мысом. А потом фиорд забило льдами, и они не сумели выбраться до холодов…

– Их всего пятеро там, – сказал Хельги, глядя под ноги. – Где же остальные?

Оттар покачал головой.

– Это мы навряд ли узнаем. И, боюсь, никто теперь не узнает.

У Хельги сильно разболелась под мешком исхлестанная спина, и он все поправлял наплечные лямки, стараясь не подавать вида, но Оттар вдруг сказал ему:

– Я, кажется, поколотил тебя сильнее, чем следовало. Не сердись, просто я очень за тебя испугался.

Хельги почувствовал, что краснеет.

– Мог бы ты лупить меня крепче, я заслужил. Я прыгал тебя выручать, а вышло, что тебе еще пришлось возиться со мной.

Оттар обдумал эти слова, потом ответил с усмешкой:

– Если бы мне не пришлось возиться с тобой, может, я и сам не отделался бы так легко.

Меч деда висел у Хельги за левым плечом. Хельги все время чувствовал его там, словно нес живое существо.

Карк плелся позади, не поднимая головы и не радуясь солнечному дню. Хельги мог бы припомнить, как вышел из дома и увидел: Карк сидел согнувшись и покачивался, точно пьяный. Но Оттар позвал помочь поставить на место запор, и стало не до того. А когда они взобрались на перевал и развернули мешки, он уже наполовину сквозь сон услыхал, как Карк сел рядом с Оттаром и робко спросил:

– Стал бы ты спасать меня, если бы это я побывал в воде?..

– Да ну тебя, Карк, – буркнул Оттар, устраиваясь на жестких камнях. – Ты же сообразил, что следовало делать, и спустился сухим..

Хельги прижался щекой к теплому черену меча и уснул. Этот меч не превратится в гадюку и не ужалит его. Не зря он следил за знаками рода на сапогах и старательно подражал резковатому северному выговору халейгов, а когда мать кроила одежду, просил украсить ее, как любили в Халогаланде! Мать бралась за вышивку и, конечно, всякий раз наполовину разбавляла узор привычным, словенским. А Хельги с неизменным удивлением убеждался, что это нисколько не портило работы…

На другой день впереди вновь засиял бело-голубой горб ледника и за ним – густая синева моря и встающая из волн серебряная Вальхалла островов.

– Не обманул меня Гуннлоги! – вглядевшись, сказал Оттар довольно. – Он достаточно ходил со мной по морю и тоже понял, что Вагна остановит северный ветер!

Корабль Ракни сэконунга по-прежнему одиноко стоял на подпорках. Вился над крышей дома серый дымок, ходили по берегу люди, кто-то ловил рыбу, выехав на лодке на середину фиорда… На сей раз ледник зловеще загремел прямо под ногами, заставив всех подскочить, и Оттар велел идти по длинной полосе глины с камнями, тянувшейся вдоль его изрытой ручейками спины. Здесь можно было не опасаться трещин, но подмокшая глина, скользкая, как свиное сало, так и плыла, и трое спустились вниз, перемазанные с головы до пят.

– Знать бы заранее, что ты потеряешь два добрых лука и копье, – никуда бы я тебя не отпустил, – проворчал Ракни, когда путешественники подошли к дому и друзья их окружили. – Ну, показывай, непоседа, что ты там принес мне взамен!..

Остававшиеся дома тоже, оказывается, не теряли времени даром. Сушились в сторонке добротно отскобленные шкуры, а стол ломился от тюленьего и моржового мяса, напоминавшего по вкусу говядину. Хельги сидел на мягко застланной лавке, вытянув ноги к огню, жевал хрустящую жирную корочку и слушал вполуха, о чем рассказывал Оттар. Иногда ему начинало казаться, что все пережитое за эти пять дней и ночей привиделось ему во сне. Тогда он поднимал глаза и смотрел на меч, который Ракни из уважения к павшему повесил на стену подле своего. Ножны и рукоять мерцали в отблесках очага, будто подмигивая, и Хельги, слегка захмелевший от сытости и тепла, отвечал тем же. Ему вспоминалось, как разговаривал с ним Оттар в доме деда и после, и делалось еще теплее и веселей. Придется им всем тут поверить в его родство с викингами из Торсфиорда. С теми, что разведали Свальбард самыми первыми, опередив Вагна Морехода и Ракни! И произойдет это скоро. Совсем скоро…

– Неплохо ты сделал, пообещав ему похороны, – сказал конунг. – Мало верится мне, чтобы Один не принял его, хотя бы он погиб и не в бою. Это был великий герой. Как только я разделаюсь с Вагном, мы сразу отправимся туда и совершим все, что надлежит.

24. Смех ледового тролля

Карк сидел на прибрежных камнях, неторопливо чистя котлы – Вагна и корабельный. Вода, в которой плавали куски льда, неохотно смывала прилипчивый жир. Впрочем, Карку было не впервой. Он разложил костер между камнями и подогревал на нем то один котел, то другой, заскорузлой горстью сгребая темный песок.

Пискнула дверь, и из дому, зевая и щурясь, выбрался Хельги. Накануне у него не достало сил долго бороться со сном: он первым лег спать и вот теперь проснулся раньше других.

Хельги потянулся и подошел к берегу умыться, но Карк только что выплеснул грязный кипяток, вода была мутная, и Хельги обогнул дом, направляясь к реке.

Река текла из другой долины, не из той, куда они ходили. Хельги понаблюдал немного за рыбами, проносившимися в бегущей воде. Наверное, в верховьях реки тоже стоило побывать. Может быть, потом, когда они убьют Вагна и ограбят его кнарр… Хотя навряд ли у верховий сыщется что-нибудь значительнее, чем дом деда, найденный за перевалом!

Хельги вернулся к двери и сел на пороге. Посмотрел на согнутую спину Карка и вдруг впервые подумал, что этому бедолаге за всю его жизнь, похоже, не приходилось слышать доброго слова. Разве только от Оттара – не зря же Карк готов был умереть за него по первому знаку…

Карк неожиданно оглянулся на Хельги и сказал:

– Оттар вчера весь вечер рассказывал, как забавно ты прыгал от страха на леднике, и конунг очень смеялся.

Лучше бы он этого не говорил!

– Да?.. – спросил Хельги ровным голосом, подходя и останавливаясь в двух шагах. – Наверное, тебе тоже хочется посмеяться?

Он ждал, что Карк тотчас вспылит и схватится за меч, ибо все они теперь ходили с оружием по приказу вождя, со дня на день ожидавшего Вагна. Но вольноотпущенник лишь невесело покачал головой и ответил:

– Зачем мне смеяться? Чтобы вы с Оттаром меня снова избили?.. Просто Ракни сказал вчера: Хельги Виглафссон не побоялся бы встать на краю ледника, на самом обрыве. И даже не обернулся бы на треск за спиной.

Хельги проговорил недоверчиво:

– Мой отец ни перед кем не опускал глаз, но он не хвастался мужеством, когда от этого не было проку.

Карк равнодушно пожал плечами и снял с огня вскипевший котел:

– Выбирай сам, как поступать, а мне нет дела ни до тебя, ни до твоей родни. Мне просто жаль Оттара, он ведь почти совсем поверил, что ты не врешь.

Хельги посмотрел на ледник… Неуютно мерцавшая громадина заполняла вершину фиорда, красновато-черные скалы нависали над ней с боков. Хорошо виден был прибрежный обрыв, местами гладкий, местами разбитый трещинами, подточенный беспокойной водой, гулко плескавшейся в устьях глубоких пещер… Там действительно совсем не было нерп, – знать, нерпы боялись падавших глыб. Ладно, если начнет отваливаться глыба, это всегда можно почувствовать и вовремя отскочить… Обрыв казался совсем близким, но на самом деле предстояло шагать и шагать…

Карк долго смотрел ему вслед. Потом опять принялся за котел.

А воин-сторож, ходивший туда-сюда с копьем в руках, глядел большей частью в сторону моря.

Оттара очень обрадовала солнечная погода: ни клочка тумана на всем небосводе! Правду сказать, Свальбард нравился ему и в снегу, и затянутый тучами… но северный ветер означал, что и нынче Вагна они не дождутся.

Взяв ведерко, он привычно поискал взглядом Хельги.

– Он сидел здесь, а потом ушел, – сказал Карк. – Кажется, на реку. Я не смотрел.

Когда из дому вышел Луг, Оттар озирался с круглого валуна, затенив ладонью глаза. Вот он увидел что-то и замер… Солнце висело прямо над ледником, но острое зрение различило уменьшенную расстоянием фигурку, неподвижно стоявшую у обрыва.

– Что он там делает?.. – спросил Оттар встревоженно. Никто ему не ответил. Тут со стороны ледника донесся удар грома, а еще прежде они увидели, как человек взмахнул руками и шагнул в сторону, но все-таки упрямо вернулся на прежнее место и остался стоять…

Оттар спрыгнул с валуна и молча побежал к леднику. Ирландец, не раздумывая, кинулся следом. Карк растерялся было, но затем поспешно отряхнул руки и пустился вдогонку, придерживая мешавший ему меч. Однако Оттар бегал гораздо быстрее их обоих, и они скоро отстали.

Хельги не увидел Оттара, выскочившего на ледник в сотне шагов от него. Он смотрел на фиорд, на высившиеся вдали снежные пики, но мало что видел. Его тошнило от страха и от стыда за этот страх. Только что обрыв едва не сбросил его, вздрогнув под ногами и как будто накренившись вперед… Конечно, это только казалось, и трусость была тем недостойнее.

– Хельги! – во всю мочь крикнул Оттар, приложив руки ко рту. – Хельги, берегись!

Но в это время ледник снова загрохотал, похоронив его голос, и Хельги ничего не услышал: ни предупреждения, ни того, что его впервые назвали по имени. Он не пошевелился, и тогда Оттар побежал к нему по скользкому склону, спотыкаясь, перепрыгивая через ручьи.

Хельги обернулся только тогда, когда Оттар, задыхаясь, схватил его за плечо. И первое, что он увидел, была глубокая трещина, отделившая край ледника, на котором оба стояли. Она росла на глазах, расширяясь, поблескивая свежими гранями…

– Быстрей!..

Оттар первым перелетел через провал, покидая рождавшийся айсберг. Хельги, прыгнувший следом, поскользнулся и упал грудью на край. Зевнула под ногами непомерная бездна, и он в мгновение ока рассмотрел ее всю, ослепительно чистую, полную спокойного голубого огня… Оттар успел плашмя броситься на лед и сгрести его за одежду. И бегом рванулся дальше наверх, к самой макушке ледника. Хельги не мог понять, почему викинг бежал, точно от смерти, ведь трещина была уже позади… но раздумывать было некогда, и он поспевал за ним изо всех сил.

Что было дальше, хорошо видели люди конунга и сам Ракни. Вот неожиданно прекратились громовые раскаты, и снова стали слышны крики чаек, метавшихся над фиордом. И огромный ломоть льда начал неторопливо и тихо сползать, погружаясь в зеленоватую воду. Вот он скрылся весь целиком, и на его месте вспух тяжелый пузырь, внезапно расцветший неистовым водяным вихрем, ослепительно сверкавшим на солнце. Море протянуло когтистую лапу, достав и накрыв две черные точки, медленно, слишком медленно отползавшие прочь… Это продолжалось целую вечность. И вот, наконец, вода схлынула, возвращаясь, и сделалось видно, что из двух фигурок осталась на месте только одна.

И лишь тогда докатился чудовищный хохот ледового тролля, сожравшего человека.

По берегам фиорда с ревом и грохотом промчалась волна. Она чуть-чуть не добралась до корабля, уволокла брошенные Карком котлы и с размаху смела костерок – едва не прежде, чем он успел на нее зашипеть.

Хельги стоял на бурой крошащейся гальке, шатаясь и прижимая левый локоть к боку ладонью, а сбежавшиеся люди стояли вокруг. Прямо перед собой Хельги видел конунга, его сумасшедшие глаза и лицо, перекошенное от боли. Ракни что-то говорил ему, а может, кричал, держа меч, выдернутый из ножен, но Хельги различал только, как двигались губы. Он все еще был там, на леднике. И надвинувшаяся стена воды без конца опрокидывала его и тащила, сбив с ног. Он помнил, как ухитрился втиснуть локоть в какую-то ямку, как схватил мелькнувшую руку Оттара в рукавице и держал ее, не выпуская, даже когда противно затрещало плечо и стало нечем дышать… И как потом отступила вода и он остался лежать, вмятый в лед, все еще не веря толком, что спасся, и окликнул Оттара, но Оттар не отозвался, и тогда он посмотрел и увидел, что в рукавице, которую судорожно стискивали его пальцы, вместо живой руки торчал обломок ледышки…

Ракни пошел к нему, занося меч для удара. Хельги не попятился. Ракни поступит по справедливости. Солнечные блики росли на длинном клинке. Оттар ждал по ту сторону темноты.

– Это я подучил его пойти на ледник, – сказал вдруг Карк, и все обернулись. Карк понемногу отступал прочь из круга, к воде. Он тоже держал перед собой меч, и у него были глаза мертвеца. Жил только вздрагивавший и кривившийся рот. Он сказал:

– Думал я истребить никчемного мальчишку, а погубил Оттара. Теперь мне незачем жить.

Ракни конунг миновал Хельги, как пустое место.

– Не придется тебе поганить Рождающего Вдов, – сказал Карк. Поставил свой меч рукоятью на камни и навалился грудью на острие. Круглый кончик клинка неохотно вполз в тело, но Карк согнул колени и навалился сильнее, и куртка на спине приподнялась острым горбом. Карк покачнулся и упал. Когда подошел Ракни, он посмотрел на него и выговорил, захлебываясь пузырящейся кровью:

– Станешь сжигать Оттара, брось меня ему под ноги…

– Не будет тебе этого, – ответил сэконунг. – Тебя зароют там, где море встречается с землей. Ты не стоишь огня.

Вот тогда Карк завыл, корчась на мокрых камнях. Этот вой звучал над берегом невыносимо долгое время, но в душе Хельги дотла выгорело все способное чувствовать, и он не оглянулся. Луг ощупал его вывихнутое плечо и резко ударил ладонью, ставя руку на место, Хельги ничего не сказал и не переменился в лице. Это была всего лишь боль тела, не заслуживавшая, чтобы ее замечать.

25. Лебедь

Трудно было придумать худшее горе, и притом такое, чтобы хватило сразу на всех. Два дня они разыскивали Оттара, два дня без сна и без еды. Сперва с какой-то надеждой, иные даже окликали его и прислушивались– не отзовется ли… потом уже без надежды. И все-таки их удача была велика: Оттара нашли.

Повезло с этим самому Ракни. К концу второго дня отчаявшийся конунг взобрался на ледник и посмотрел оттуда на айсберг, убивший его приемного сына. Ледяная гора так и не смогла покинуть фиорд и стояла у дальнего берега, застряв на мели. Там-то Ракни увидел Оттара, примерзшего ко льду. Должно быть, айсберг подхватил его, переворачиваясь. Вот и вышло, что разглядеть Оттара можно было лишь с высоты.

Ракни молча спустился вниз и пошел по берегу. Прилив нанес в фиорд битого льда, толстые белые щиты грызли и перемалывали друг друга, ворочаясь между айсбергом и камнями. Викинги, не спускавшие с вождя внимательных глаз, видели, как он ступил на ближайшую льдину и пошел прямо вперед, со звериной ловкостью перепрыгивая с края на край. Он ухитрился даже обойти айсберг кругом, выбирая удобное место для подъема. И полез на вершину, помогая себе топором. Постоял немного над Оттаром и принялся вырубать его изо льда.

Подоспевшие люди по одному повторяли его путь.

Оттар лежал на спине, безжизненно раскинув руки и ноги, и лицо под ледяной коркой осталось почти спокойным, только на губах смерзлась кровь, выдавленная из легких, а синие глаза закрылись лишь наполовину, и левая рука была согнута в локте, как будто он силился приподняться… быть может, его выбросило сюда искалеченного, но еще живого, и он пытался позвать на помощь, вырваться из ледяных пут?.. Он звал все тише и тише и медленно врастал в голубоватую толщу, и все это время они ходили в какой-то сотне шагов и не ведали, что он здесь, что он жив, что его еще не поздно спасти!..

Секира конунга свистела в воздухе, с неистовой силой взламывая лед. Потом Ракни бросил топор, поднял на руки негнущееся тело и шагнул с ним вниз. Он спустился к самой воде, ни разу не оступившись. Там уже ждала лодка, подогнанная через залив.

– Надо выполнить то, что мой сын посулил Виглафу из Торсфиорда! – сказал Ракни сэконунг. – Я похороню их всех вместе и так, как хоронят героев. Спускайте корабль!

Катки уже подминали скрипучую гальку, когда один из воинов осторожно напомнил:

– Ты заклял свою удачу, вождь, пообещав не спускать корабля.

Ракни холодно глянул через плечо:

– Это я клялся, не ты. А мне теперь наплевать.

…Вот и снова стоял Хельги на том берегу, откуда совсем недавно уходил таким счастливым, унося славный меч и тайну гибели деда, не первый десяток зим мучившую его род… А едва не большая половина счастья была оттого, что рядом шел Оттар. Хельги крепко любил дядю и брата. Но дядя и брат жили в Халогаланде и редко приезжали надолго. Наверное, Беленькая неспроста посчитала их с Оттаром братьями, младшим и старшим… Беленькая… Беленькая… Она называла викингов Людьми-кораблями и забавно дивилась имени судна: ведь она сама была из рода Оленя…

Всю дорогу сюда Хельги стоял на корме, около вождя, державшего правило. Он показывал путь – единственный живой из троих бывавших здесь раньше. Нелегко дался ему этот труд, ведь тогда они путешествовали пешком. Все же он не ошибся и точно вывел корабль. А Ракни за все полдня не сказал ему ни слова. Ни единого слова.

Теперь «Олень» стоял за ледяной перемычкой, удерживаемый якорями, а люди отовсюду стаскивали плавник, обкладывая лодью торсфиордцев. Следовало бы спустить ее и отправить в море пылающей, но за множество зим бортовые доски отошли одна от другой, да и как перетащишь корабль через торосистый лед…

Виглафа вынесли из дома, осторожно вырубив часть скамьи. Когда морской ветер дохнул на деда, тронув волосы, Хельги показалось, что тот вот-вот встанет и выпрямится, оживая… Виглафа усадили под мачтой корабля, там, где лежал уже Оттар. Рука старого викинга по-прежнему висела над коленом, держа пустоту. Ракни подумал немного и вложил в нее добрый меч, давно потерявший владельца и скучавший без дела на дне корабельного сундука. Оттару тоже предстояло войти к Одину, неся чужое оружие. Когда хотели снять Гуннлоги со стены, ремни ножен захлестнули деревянный гвоздь, стянувшись мертвым узлом.

– Это вещий меч, – сказал Ракни сэконунг. – Он хочет остаться здесь, и перечить ему не гоже.

На родине матери вокруг погребального костра делали краду – огненный круг, не дававший смотреть, как пламя прикасается к мертвым. Очень уж тяжело это видеть, а у потерявших любимого и так горя в достатке. Да и ни к чему наблюдать последнее таинство глазам смертного человека!

Племя отца верило в других Богов, а вместо крады здесь был высокий борт корабля, вспыхнувший весь разом, от форштевня до рулевого весла.

Хельги закрыл глаза… Судьба была выращена и сжата, как горсть ячменных колосьев, тяжело ложащихся в ладонь. Он никуда не пойдет с этого места. Он останется здесь и умрет, а, умерев, почернеет и высохнет, как дед Виглаф и его друзья. Он будет бродить по Свальбарду, по речным долинам, по каменным осыпям и снежным вершинам, и самый тонкий наст не проломится под ним, и звук шагов не потревожит чутких гусей… Может, он еще встретит деда и Оттара, прежде чем они умчатся в Вальхаллу. Он попросится кормщиком к ним на корабль. Навряд ли они велят ему убираться…

Бешено гудело высокое пламя, превращавшее в пепел бесплотные останки деда и могучее тело Оттара, еще так недавно умевшее сражаться в бою, работать без устали – и любить…

Вот провалилась палуба корабля, поник на носу прекрасный деревянный дракон, рухнула мачта, и все начало смешиваться одно с другим, превращаясь в бесформенные головни.

Откуда-то с моря вдруг взялся белый лебедь, неторопливо летевший на север. Сперва он так и шарахнулся от клубов черного дыма, взметнувшихся навстречу. Но скоро будто почувствовал, что здесь ему не будет беды. Описал круг над головами людей и скрылся за скалами.

Хельги проводил его взглядом и вспомнил, что говорил Оттар о подстреленных лебедях. И как они приносили жертву возле Рогатой Горы. И знак, которого никто не объяснил. А ведь это было так просто. Голова оленя и белая птица, распластанная на окровавленном льду!.. Ты добудешь Лебедя-Вагна, сказал конунгу Один. Но смотри – придется тебе отдать за него лучшего из всех, кто ходит на «Олене», твоем корабле!

Наверняка и сам Ракни думал о том же. Его рука лежала на рукояти меча, и пальцы свело от напряжения. А потом стоявшие ближе других услыхали:

– Ты заплатишь мне, Вагн, еще и за то, что я поехал в эту проклятую страну и лишился здесь сына.

И потом, когда огонь взвился особенно яростно:

– Море дало мне тебя, море и отняло. Только вот не думал я, что это случится так скоро.

Долго горело светлое пламя, и дым восходил высоко, обещая сожженным великие почести на небесах. Когда угли завалили камнями, а в опустевшем доме Виглафа стали накрывать стол для священного поминального пира, Хельги сел возле кострища, сложил руки на коленях и опустил на них голову. Луг подошел к нему и наклонился, желая что-то сказать, но Ракни, входивший в дверь, обернулся.

– Ступай в дом, ирландец!

Хельги показалось, что это прозвучало брезгливо. Пусть так.

Луг подошел к конунгу и тихо ответил, глядя в глаза:

– Тебе Оттар был сыном, а мне другом. Его именем прошу тебя, Ракни Рагнарссон, позволь мне остаться здесь.

Ракни посмотрел на него, потом на неподвижного Хельги… коротко кивнул и шагнул через порог. Впервые с тех пор, как его назвали вождем, он уступил чьей-то воле. Хорошо знавшие конунга удивились бы меньше, если бы он немедля свернул шею монаху или приказал повесить нечестивца, пренебрегшего священной едой.

А Луг вернулся к Хельги и сел на камень против него. Когда рука Хельги выскользнула из-под головы и повисла, ирландец стащил с Плеч куртку и закутал его, спящего, поудобнее уложив на земле.

…Хельги плыл, теряя силы в холодной воде, и кудрявый парень смотрел на него смешливыми голубыми глазами, гладя пригревшегося на коленях кота. Нет, этот воин не отрубил бы руку, схватившуюся за борт. Скорее он сам прыгнул бы в воду и спас Хельги, если бы тот начал тонуть!

Он и стукнул-то его тогда именно как меньшого братишку, с перепугу наговорившего дерзостей. Ударил бы как следует, и не увидел бы Хельги никогда свальбардских туманов.

… Хельги греб длинным веслом, и нарыв наливался гноем и болью, пронзая плечо, а Оттар подхлестывал язвительными словами, хорошо зная, что здесь поможет только работа…

…Беленькая гнала легкую лодку, и кот пел победную песню, а Оттар протягивал руки, перегнувшись через борт корабля.

Но все не уменьшалась между ними полоска темной воды, и с медленным грохотом раскалывалась ледяная гора, и ужас рос в глазах финской девчонки, и все отчаянней взмахивало весло, и соленые капли смерзались на загорелых щеках, ледяной коркой сковывая лицо…

А потом словно бы заплакал маленький мальчик.

Он открыл глаза, и сперва ему почудилось, будто все сбылось и он был на корабле деда, резавшем небесные волны. Но поистине такое было слишком уж хорошо. Покачивались над головой знакомые облака, и полосатый парус гнал прочь надежду. Значит, смерть опять прошла стороной, Берег Мертвых не хотел его принимать… Хельги повел глазами и увидел на ближней скамье рыжего Луга.

– Да пребудут с тобой Господь и Мария, – сказал ирландец. – Что тебе снилось? Расскажи, если хочешь, а я попробую истолковать.

– Мало хорошего, – ответил Хельги неохотно. – Я слышал плач.

Луг кивнул, нисколько не удивившись. Навряд ли стоило говорить вслух о том, что это сам Хельги только что плакал во сне. Луг сказал так:

– Вот и мне больше всего жаль не Оттара, не Карка и не тебя. И даже не Беленькую. Я думаю про ее сына, которому тоже захочется разузнать об отце. А что она сможет поведать ему? Они с Оттаром не были вместе и десяти дней…

Хельги рывком сел, открывшееся совпадение ослепило отблеском далекой грозы: его собственная мать, всего девять дней и ночей пробившая у отца!.. Он даже не спросил, с чего это Лугу вздумалось жалеть Карка, который и так умер слишком легко…

Луг отвернулся, посмотрел вперед. Там уже виднелось устье фиорда и айсберг на мели, который люди, не сговариваясь, нарекли Оттаровой Стамухой. На обратном пути Ракни обошелся без проводников.

Монах проговорил негромко, как бы думая вслух:

– Этому малышу надо будет вырасти похожим на Оттара. Ему пригодился бы старший брат, неплохо знавший отца…

26. Парус!

Когда минуют Сумерки Богов и спасенный мир возродится, на Оттара будет похож человек по имени Ливтрасир, Сражающийся за Жизнь. Слишком ярко горело в нем живое и горячее пламя, чтобы полностью угаснуть даже на погребальном костре. Людям продолжало казаться – он вот-вот распахнет дверь и войдет, и все станет как прежде. Никто не садился на его место за общим столом, и Хельги видел, как порой воины поворачивались в ту сторону, желая что-то сказать, спросить или пошутить, и напарывались взглядом на пустоту. Только Пламя Битвы безмолвно поблескивал на стене… Это прекратится не скоро.

Ракни вспоминал сына не чаще и не реже других. Он ни разу не вздохнул, когда при нем заговаривали об Оттаре. Однажды в Линсетре женщина хоронила любимого брата, утонувшего в ведьминой полынье под Железной Скалой. Эта женщина почернела от горя, но не выронила ни слезинки, сидела около мертвого и сама выглядела мертвой, пока не подошел старый Эйрик и не отпустил какую-то очень грубую шутку, мол, ни девкам, ни женам проходу не было от твоего парня, а вот Ран-великанша, как видно, сумела за себя постоять.

Тут-то она всплеснула руками так, что платье лопнуло под мышками, и хлынули слезы, уносящие из сердца недуг, и мудрый Эйрик первым обнял горюху…

Ракни, конечно, ни в чем таком не нуждался. Людей вроде него излечивают не слезы. Конунг теперь подолгу пропадал один на морском берегу; а, возвращаясь домой, говорил о сражениях или молчал.

За Хельги Виглафссона отомстил сам вождь словен. Отец еще дышал, когда князь зарубил человека, проткнувшего его копьем. Другое дело, это никого уже не спасло.

За своего родича Ракни поклялся о голове Вагна Морехода и отправился добывать ее в самую вершину моря, на Свальбард. За внучатого племянника, который погиб в Скирингссале по собственной глупости, которого Ракни и видел-то последний раз еще в колыбели, зато предостаточно наслышан был от общей родни, – бездельный удался парнишка, не многого от него и ждали!

За Оттара… во всех девяти мирах не нашлось бы уголка, куда не добрался бы конунг, и существа, которое он пощадил бы, творя свою месть. Но за Оттара убивать было некого. Тролля не вызовешь на поединок. Воду и лед не поразишь ударом меча. А Карк свое уже получил.

Однажды Ракни вернулся с берега раньше обычного и с головы до ног залитый кровью. Он отстранил воинов, встревоженно бросившихся навстречу:

– Это не моя кровь. Сходите кто-нибудь, обдерите медведя.

Медведей они видели часто, но до схватки еще не доходило.

Викинги немедленно отправились по следу, прихватив с собой волокушу; и на диво лют оказался тот медведь и громаден! Поднятый на дыбы, он далеко превзошел бы самого рослого человека, а про зубы и когти на лапах, крепких, как кованое железо, не стоило говорить. Он был убит одним страшным ударом: меч Ракни раскроил его голову и всю тушу до середины груди. Хозяин Льдов повстречал ярость и силу себе под стать.

Да, не мало будет Вагну, когда Рождающий Вдов выползет из ножен по его душу. И уж в особенности, если Ракни возьмет Вагна живым!

Неподалеку от дома, за голыми песчаными дюнами, расположилось гагачье гнездовье. Хельги повадился ходить туда и по полдня наблюдать за какой-нибудь гагой, терпеливо гревшей будущее потомство. Утки подпускали его вплотную, и дело было не только в доверчивости: прожорливые поморники с криком и дракой кружились над самыми головами наседок, – попробуй отлучись от гнезда! Хельги изловил двух разбойников и привязал их к шесту. Пленники молотили длинными крыльями, раскачивая жердь. Сперва они истошно кричали, потом замолкли и умерли. Хельги выкинул их песцам и поймал двух новых на смену.