Головорез Слэйд Майкл

НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО

4:40 пополудни

Роберту ДеКлерку было девять лет, когда он почувствовал тягу к отцовской коллекции оловянных солдатиков. Фигурки были на тему завоевания Англии норманнами. В то Рождество он получил небольшую крепость и миниатюрное орудие, которое стреляло крошечными снарядами. Часы, а затем и целые дни он проводил, запершись в своей комнате, сбивая солдат с крепостных стен. Одного за другим сбивал он их вниз, корректируя траекторию после каждого выстрела.

Один солдатик, хорошо размещённый, потребовал от него однажды целых двух недель, прежде чем он попал в него. Это был тот случай, когда воображение, а не правила, создавало игры.

За два дня до его десятого дня рождения умерла мать Роберта. Его тётя передала ему её подарок: книгу со схемами сражений. Среди них были Марафон, Азенкур, Куллоден-Мур, схемы битв при Абрахаме и Ватерлоо. Роберт приколол карты к стене своей новой комнаты, используя их, чтобы построить солдат на полу. С тех пор – как и во время расследования дела Охотника за Головами или написания книги – ДеКлерк обычно организовывал свои мысли визуально. Он делал это и сейчас, когда к нему ввалился Мак-Дугал.

Инспектор с грохотом уронил возле двери тяжёлую картонную коробку.

– Что это? Ящик с кирпичами?

– Протоколы заседаний комиссии по депортации. Я попросил иммиграционную службу прислать нам список депортаций, осуществлённых Максвеллом. Они прислали свои бумаги за последние двенадцать лет.

– Посмотри на эту кучу, – сказал ДеКлерк, показывая на свой стол. – Там решения Мэрдока в апелляционном суде. Я читал несколько часов и так и не смог её расчистить.

– Нашёл что-нибудь?

– Ничего существенного. Но американские прецеденты заменили собой британские с тех пор как мы приняли Хартию о Правах.

Мак-Дугал принялся изучать развернувшийся перед ним коллаж. От пола до потолка стены кабинета были обшиты панелями из пробкового дерева. Левую половину занимало всё, относящееся к делу Мэрдока: снимки с воздуха отеля "Карлтон-Палас", на одном из которых была видна пожарная лестница, спускающаяся в переулок; фотографии пули убийцы и гильзы от неё; записи бесед с адвокатами и служащими отеля; письма Зодиака и доклады судебных экспертов, и т. п. Правую половину занимали материалы, касающиеся убийства Максвелла: светокопия общего вида Здания Правосудия и планы его помещений; фотографии тела, отрезанной головы и пятен крови на стенах; список лиц, находившихся в здании в ту ночь, и различные другие материалы. Цветные ленточки, привязанные к булавкам, перекрещиваясь были протянуты между обоими делами.

– Итак? – сказал Джек. – Что же является недостающим звеном?

– Чёрт меня побери, если я знаю, – ответил Роберт. – Ничего, кроме разрозненных концов.

– У меня то же самое. Мы запутались.

Мак-Дугал открыл свою записную книжку на заложенной странице.

– Судебные эксперты не нашли ничего, кроме частиц на ковре. Мы не можем найти никакой зацепки с этим кодом доступа в помещение. Отдел наркотиков не знает о колумбийцах ничего, кроме очевидного. Ни один из главных судей не имеет ни малейшего представления о том, что было в конверте. Ничего не пропало из материалов единственного уголовного дела, которое вел Максвелл.

ДеКлерк подошёл к светокопии Здания Правосудия.

– Как насчёт людей, находившихся в Большом зале?

– Жюри на пятом этаже разбирало дело двух азиатских бандитов. Свидетели, сновавшие вокруг, тоже были азиатами. Чан побеседовал с теми, кто стал бы с нами разговаривать, но они не видали никого подозрительного той ночью, когда был убит Максвелл.

– Двоих бандитов, ты говоришь?

– Преступление началось с драки.

– Значит, было две группы свидетелей? По одной с каждой стороны.

– Они не испытывали друг к другу особой любви, это уж точно.

– Предположим, что убийца вошёл вместе с публикой той ночью. Если все свидетели были азиатами, белый бросился бы в глаза. Но если убийца – тоже азиат, то у него была хорошая маскировка. Каждая сторона подумала бы, что он был с другими.

– Если это азиат, то мотивом может служить депортация. – Он показал на картонку, которую оставил у двери.

– А как насчёт Домани? Второго судьи, находившегося в помещении?

– Он ясен, словно свисток. Стойкий борец за торжество законности.

Их прервал стук в дверь. Вошёл Чандлер.

– Я только что говорил с Кэрол. Записка Зодиака – фальшивка. Порядок написания букв отличается от подлинных писем.

Цинк повернулся и уселся на стул, заложив руки за спину.

– И что ещё более примечательно, у убийцы Максвелла то же самое. Окружность и крест в записке, связанной с убийством Мэрдока, и на стене у Максвелла одинаково отличны от знака Зодиака. Если только убийства судей не связаны одно с другим, то это чертовски странное совпадение.

– Кто хочет кофе? – спросил Джек, глядя на свои часы. – Я должен позвонить.

Цинк поднял руку. Он окинул взглядом коллаж.

– Приготовь три чашки, – сказал Роберт. – Ты не окажешь мне любезность? Наполеон всё ещё болен и находится в ветлечебнице. Попроси кого-нибудь позвонить и узнать, когда он попадёт домой.

– Я сам позвоню, – сказал Джек. – Какой номер?

ДеКлерк открыл бумажник и достал лотерейный билет.

– Номер на обратной стороне. – Он протянул Джеку листок.

Мак-Дугал выходил, когда Чандлер сказал:

– Они должны быть связанны между собой. Двое канадских судей связаны символом Зодиака. Убийца не является Зодиаком, и Максвелл был убит подражателем. Если один и тот же парень написал оба символа, то этот же парень убил обоих судей.

– Что меня заботит, – сказал ДеКлерк, – так это обстоятельства этих убийств. Оба они были совершены с использованием сложной техники и оба были дерзкими, даже более, чем это требовалось. Зачем убивать Мэрдока в Сан-Франциско с таким риском? Почему было не дождаться случая в Британской Колумбии? Зачем вторгаться в кабинет, чтобы перерезать Максвеллу глотку? Конечно, конверт мог бы иметь определённое значение. Всё это выглядит так, как если бы за обоими преступлениями стоял чужой разум. Судьи были как-то связанны между собой. Я нутром чувствую это.

– Мотив должен быть связан с законом. Конверт является ключом.

– Так что же там было?

– Бумаги. Документы, связанные с делом.

– С каким делом? – сказал ДеКлерк. – Тут полно возможностей.

– Это не может быть связанно с колумбийцами. Тут ничего не подавалось на апелляцию.

– Это не может быть апелляционное дело. Максвелл ещё ни разу не выступал в суде.

– Это не может быть и депортация. Они попадают в федеральный апелляционный суд.

– Если только… – сказал ДеКлерк.

Цинк щёлкнул пальцами:

– Дело не уходит корнями на десять лет назад.

– Мэрдок стал судьёй в 1979 году.

– Максвелл занимался депортациями с 1966 года до недавнего времени.

– Что, если Мэрдок защищал кого-то между 1966 и 1979 годами?

– Дело, связанное с иммиграцией. Кто-то был выслан.

– Кто-то, кто хочет, чтобы о каких-то обстоятельствах постепенно забыли.

ГДЕ ДЕНЬГИ ПОКУПАЮТ ВСЁ

4:51 пополудни

Тремя этажами ниже Восточной/Западной Комнаты калифорниец расхаживал по Залу Будущего Фанквань Чжу. По крайней мере раз в минуту он поглядывал на настенные часы, у которых левый циферблат показывал время Ванкувера, а правый – Гонконга.

В Азии было почти 9 ч. 00 мин. утра следующего дня, в то время как здесь на город опускался вечерний сумрак.

Он нетерпеливо подошёл к стойке с видеоэкранами.

"Если Ваши сердце или почки отказывают, то неужели же Ваша жизнь должна зависеть от наличия подходящего донора? "Фанквань Чжу Фармасьютикал", используя ядерную трансплантацию, вскоре обеспечит клонирование для Вас. Замещая ядро эмбриона одной из ваших клеток, мы организуем воспроизводство генетически созданных органов при помощи наших суррогатных матерей. Клоны будут заморожены в наших лабораториях для будущих потребностей, решая проблемы совместимости и отторжения тканей. Доноры органов отойдут в прошлое".

На экране – палата, полная пациентов, чахнущих рядом с кардиомониторами и ЭВМ.

Когда раздаются звуки "Императорского концерта" Бетховена, все они покидают свои кровати и расположенные за ними системы жизнеобеспечения. Через увенчанные аркой двери они выходят в величественный новый рассвет.

Покосившись на часы, калифорниец переходит к следующему экрану.

Под ним имеется несколько кнопок звукового сопровождения: для англичан, для китайцев, японцев, кантонцев и французов.

Он нажимает английский.

"Пока Вы смотрите это видео, клетки Вашего мозга умирают. Каждая умершая клетка никогда ничем не замещается. Вместо низменной ткани, работающей в 100 миллионов раз медленнее компьютера, почему бы Вам не отдать предпочтение мозгу, подобному мозгу бога? "Фанквань Чжу Фармасьютикал" вскоре испытает биочип – суперкомпьютер на основе органического протеина для вживления в мозг. Знания всего мира будут храниться в Вашей голове и, поскольку Вы будете «жить» в биочипе, заменившем Ваш мозг. Когда Ваше тело умрёт, мы поместим его в новую душу. Императоры всегда мечтали о бессмертии. Вы будете одним из первых, обладающих бессмертной душой".

На экране – группа школьников в Библиотеке Конгресса, обсуждающая теорию Эйнштейна.

Калифорниец смотрел следующий видеофильм, когда в комнату вошёл Мартин Кван.

"Вам докучают головные и старческие боли? "Фанквань Чжу Фармасьютикал" разрабатывает динорфин, синтетический эндорфин, который прекращает боль прежде, чем она начинает ощущаться мозгом. Вас беспокоит, что Ваши сексуальные возможности не таковы, как обычно? "Фанквань Чжу Фармасьютикал" разработала препарат из сока Coryanthe yohimbe. Смешанный с налоксоном, он связывает молекулы в семенных протоках…" – Прошу прощения, я задержался, – сказал Кван, нажимая на клавишу выключения. – Деловой звонок из Гонконга задержал меня у телефона.

– Это достаточно впечатляет, – сказал американец. – Сколько этажей занимает ваша кампания?

– Здание принадлежит нам. В настоящее время мы используем восемь. Как только закончится реорганизация, мы займём и остальные.

– А это? – спросил Джексон, показывая на архитектурную модель.

– Наша новая фабрика, сооружаемая здесь. Для составления первоначальных чертежей потребовалась тысяча служащих. Уровень последних технологий утроил смету.

Соседняя фотография – наш комплекс в Гонконге. На нём непрерывно работают около тридцати тысяч человек.

Кван провёл калифорнийца в свой угловой кабинет.

– Чай или кофе, мистер Джексон?

– Кофе, – ответил бизнесмен.

– Костариканский или турецкий "эспрессо"?

– Любой, – ответил тот.

Когда Кван щёлкнул пальцами, появилась красотка в облегающем чонг-саме. Азиат заговорил на кантонском наречии, и женщина исчезла.

Кабинет адвоката был украшен произведениями искусства доколумбовой эпохи.

Толстые восточные ковры устилали натёртый до блеска паркетный пол. Из комнаты открывался захватывающий дух вид на залив, парк Стэнли, пики Северного побережья. Лыжники выписывали плавные зигзаги на склоне Кат-он-Груз, в то время как дельтапланеристы скользили над горами к Вистлеру.

– Итак, – сказал Кван. – Может, перейдём к делу? Насколько я понимаю, ко мне вас направил Чак Фрэзер?

– Он сказал, что вы встретились в Сан-Франциско, во время конференции адвокатов.

Он сказал, что вам обоим пришлось "заниматься поисками"?

– Так оно и было. Что вам требуется?

– Сердце и почка для моего сына.

Оба мужчины были одеты в изысканные костюмы, обычные для элиты и профессии, но Кван, который имел связи с Гонконгом, был одет с большим вкусом. Азиат прямо излучал доверие и энергию, которой можно было позавидовать: хитрость человека, который чует деньги за милю. Американец, между тем, был несколько хмур: сонный, атрофировавшийся, желчный денежный мешок, который видывал и лучшие времена.

Каждый из мужчин персонифицировал своё экономическое положение.

Вошла красотка с кофе, налитым в королевский фарфор. Она ненавязчиво придвинула чашку к каждому из мужчин. Джексон подождал, пока она вышла из комнаты.

– Время играет весьма существенную роль, мистер Кван, – сказал он. – Если я не найду органы в ближайшее время, мой единственный сын умрёт.

Наманикюренными пальцами Кван поднял чашку.

– Разве нет доноров в Штатах? – спросил он сквозь пар, поднимающийся над чашечкой.

– Десять тысяч американцев требуют пересадки почек. Число нуждающихся в новых сердцах столь же велико. У моего мальчика комплексное поражение органов, и он не может дожидаться, пока до него дойдёт очередь.

– Есть и другие средства.

– Я связался с организацией, похищающей органы из моргов. Дело сорвалось, когда ФБР арестовало группу. Агентство, достающее органы, купило для меня почку бездомного. Оказалось, что у него был СПИД. Я уже рассматривал возможность убийства, когда Чак рассказал мне про вас.

– Где ваш сын сейчас?

– В Лос-Анджелесе, с матерью.

– Вы можете доставить его самолётом в Гонконг?

– В моём распоряжении реактивный самолёт компании.

– Цена – два миллиона долларов. Включая стоимость операции.

– Этот счёт может быть оплачен хоть сегодня.

– Имеются… условия. Своего рода меры предосторожности.

– Меня это не волнует. Я сделаю всё.

Адвокат поставил свой кофе.

– Тогда мы поладим.

– У вас есть органы?

– Найдутся, пока мы разговариваем. В Гонконге рынок не ограничен никакими законами. Существование тех или иных пережитков определяется потребностями.

Зачем напрасно тратить сохраняющие жизнь товары на бедняков, которые не в состоянии выжить в условиях свободного предпринимательства? "Фанквань Чжу" пойдёт навстречу вашим потребностям. Добро пожаловать в Гонконг, мистер Джексон.

Здесь деньги покупают всё.

– Здесь? – сказал американец, выглянув в окно.

– К 1997 году никакого различия не будет.

ЧЁРНЫЙ НЕВОЛЬНИК

На Жемчужной реке, Китайская Народная Республика

четверг, 19 марта, 1:30 пополудни

Они были настоящими охотниками за змееголовыми, эти полицейские Красного Китая.

Три недели назад таможенник в Гонконге вскрыл один из семи тысяч грузовиков, ежедневно совершающих рейсы между китайской провинцией Гуандун и Новыми Территориями. Проверяя груз корзин, упакованных внутри и предназначенных для колонии, он обнаружил девять перепуганных девочек. А ещё двумя неделями раньше морская полиция, патрулирующая внешние воды колонии, наткнулась на направляющийся в Гонконг баркас. В нём была спрятана дюжина плачущих девочек.

За восемь дней до этого дежурный наряд, патрулирующий болотистые протоки между Гонконгом и границей Китая, обнаружил сампан, пробирающийся каналами. Под ветошью, наваленной возле руля, находились пять промокших и связанных вместе девочек в возрасте от шести до восьми лет. Четверо «змееголовых» были арестованы.

Контрабанда детьми в Южном Китае началась по вполне пристойным причинам.

Народная Республика выдавала семьдесят пять разрешений (только в одну сторону) в день для тех, кто хочет жить и работать в Гонконге. Чтобы быть уверенным, что деньги, заработанные там, тратятся в Китае, Пекин разрешал выезжать только одному ребёнку на семью. Эта политика неизбежно привела к преступному бизнесу, когда за вознаграждение в 2000 и более долларов «змееголовые» контрабандой перевозили детей из провинции Гуандун к их родителям в Гонконг.

По обычаям Китая рождение девочки всегда рассматривалось как несчастье. Несмотря на экономические достижения, китайские крестьяне продолжали тяготеть к феодальным порядкам. Конфуцианская традиция превозносит мужчину и презирает женщину. Правительство способствует этому перекосу, утверждая декретом, что каждая семья может иметь только одного ребёнка женского пола.

При использовании внутриутробных тестов для определения пола ребёнка число абортов в Китае приближается к девяти миллионам в год. Большинство из них делают женщины, ожидающие девочку. Достаточно обычно также убийство женщинами детей, в основном с помощью мокрого полотенца.

Спрос и предложение управляют любым рынком, в том числе и чёрным. Китай обладает миллионами девочек, которые никому не нужны, в то время как у нуворишей Гонконга есть сексуальные потребности для удовлетворения и туалеты, которые нужно чистить. Обе стороны хорошо платят в этой торговле человеческим товаром, поэтому они и являются охотниками за "змееголовыми", эти полицейские Красного Китая.

Был полдень, и Жемчужная река была запружена лодками.

Ни в одной стране нет стольких судов, бороздящих территориальные воды, сколько в Китае. Все основные реки и прибрежные порты обладают плавучим населением, не имеющим никакого иного дома. Число джонок и сампанов превышает малый флот всего остального мира вместе взятых.

Город с почти четырьмя миллионным населением и с ещё пятнадцатью миллионами в пригородах, Кантон – Гуанчжоу – раскинулся у начала дельты Жемчужной реки в семидесяти милях к северу от Южно-Китайского моря. Ниже по течению, там, где река впадает в океан, расположен Гонконг.

От острова Сянган, являющегося центром города, до контейнерного порта Хуанпу в пятидесяти милях от него на мутно-коричневых волнах роится снующая, толкающаяся, скрипящая армада судёнышек. Обдуваемые горячим ветром с безоблачного, неба сухогрузы и танкеры, и океанские лайнеры, и пыхтящие пассажирские паромы, баржи и буксиры, канонерские лодки и вытянутые сампаны со звякающей кухонной посудой, пассажирские лайнеры и грузовые катера, перевозящие вещи с корабля на берег и с корабля на корабль, сновали взад и вперед по руслу реки.

Пока лодки нищих сновали среди пароходов с широкими палубами и украшенных цветами лодочек фа-шуен, привлекавших поющих девушек, траулеры компании "Амой", груженные рыбой, протискивались среди джонок. Потерявшая управление джонка с красными полосками врезалась в док.

Полицейский катер развернулся.

С окнами, выходящими на три стороны, он был открытым, словно корвет.

Тускло-серый мостик был вооружён пулемётом 50-го калибра. Пока один коп, Монгол, заряжал пулемёт, его напарник направил катер к джонке.

На берегу происшествие вызвало оживление. Позади серебристых сетей, растянутых для просушки, извозчики, кули и детишки в джинсах глазели на аварию. Среди обломков причала валялись раздавленные бочки с дёгтем и банки с устричным паштетом. Смеющиеся дети и лающие собаки скакали по палубам лодок, причаленных по соседству. Пока корзины с имбирём и корешками лотоса плавали по воде, катер ткнулся в борт джонки. Странный чёрный глаз, нарисованный на её борту, глядел на мутную реку и на повреждённый причал.

С высоко расположенным рулём, с квадратными бортами, с плоской палубой, не имеющие киля, джонки были рабочими лошадками китайских морских торговцев. Хотя все джонки формой напоминают башмак, джонка с красными полосами походила на него больше всех остальных. Легенда гласит, что корабельщикам озера Поянху было приказано императором построить новую лодку. Скучая во время посещения мастерских и желая положить этому конец, императрица сбросила с ноги шлёпанец и сказала:

– Сделайте её похожей на это.

Прищурив глаза под фуражкой с красной звездой, Монгол ухватился за поручень в нише борта, проделанной в минувшем столетии для установки орудия, и взобрался на палубу. В то время как палуба под ним поднималась и опускалась вместе с зыбью, коричневые, похожие на крылья летучей мыши паруса хлопали о мачты. Несколько горизонтальных рей сломалось, запутав оснастку, которая моталась на ветру. Более тучный, в очках с проволочной оправой Хэн следовал за ним по пятам.

На палубе царил беспорядок.

Кучи соломенных подстилок, кучи мусора, лужи запачканной маслом воды. Посреди судна возле каюты валялись остатки пищи: птичьи кости, бутылки из-под пива, шкурки от мандаринов.

Футовые крысы с извивающимися хвостами бросили протухшую свинину, чтобы спрятаться от копов. Корзины из пальмовых ветвей опрокинулись во время столкновения, рассыпав возле двери каюты куски червивого мяса. Дверь периодически со скрипом отворялась и закрывалась от качки.

Вытащив пистолеты, они вошли в каюту.

Тёмное и затхлое внутри, помещение вызывало тошноту. Хэн зажёг спичку, чтобы они смогли осмотреться, вызвав пронзительный писк со стороны люка. С потолка свисало тело нагого мужчины, сила тяжести заставила его изъеденную мухами плоть отстать от костей. Четырёхфутовый вертел, забитый в его зад, пронзил внутренности, живот и сердце, прежде чем пробил его голову. Оба конца горизонтального вертела были крюками прибиты к потолку таким образом, что конечности жертвы болтались в дюйме от палубы. Снующие крысы ободрали мясо с его рук и ног.

Хэн нашёл промасленную ветошь, которую поджёг, обернув её вокруг палочки.

Пока вертел раскачивался взад-вперёд от качки, они осматривали тело, отмечая раны.

У него не только был удалён мозг, но и самым жестоким образом вырваны глаза и пищевод.

Монгол осматривал синяки, проступившие на коже, когда его партнёр привлёк его внимание к дальней стене.

Там кровью были нарисованы китайские иероглифы:

КАРТОТЕКА

Ванкувер

четверг, 19 марта, 10:46 утра

Хотя Хаттон Мэрдок менял своих любовниц так же часто, как носки, он держал одну и ту же секретаршу в течение семи лет.

Узколицая, с завитыми в букли волосами мышиного цвета и носящая увесистые туфли, Фэйт Петерс напомнила Цинку школьную воспитательницу, которая выламывала ему пальцы за то, что он плевался шариками из трубки в классе. Она была того рода небездумным помощником, какие придают респектабельность своим шефам, что несомненно объясняло, почему Каттер распорядился ею, как своей собственностью.

– Давайте закончим с этим поскорее, – сказала Петерс. – Мне ещё нужно переписать приговор.

Кабинет Мэрдока служил отражением человека с изысканным вкусом. Оригиналы Готье Фалька, Филиппа Рафанеля и Гордона Смита были развешаны на стенах. Мебель была из магазинов, расположенных вдоль Южного Гранвиля, законодательные акты и бумаги были разложены на столе из чёрного ореха. Цинк взял ближайший том и взглянул на его название: "Пробка от шампанского повреждает глаз".

– Американцы, – с пренебрежением фыркнула Петерс. – Мы свели все подобные правонарушения в единственном томе. Они же посвящают целую книгу этому.

"Она думает, что я служу в конной, – подумала Кэрол. – Или же она напыщенная дура".

– Мэрдок когда-либо упоминал Трента Максвелла? – спросил Цинк.

– Нет, насколько я припоминаю. – Петерс забрала у него из рук книгу, возвращая её на стол. Она положила её совершенно параллельно одному из углов стола.

– Кто был секретарём Мэрдока, когда он занимался адвокатской практикой?

– Джейн Форсайт. Слабость Альцгеймера.

Просматривая полки, Кэрол спросила:

– Есть здесь его судебные дневники?

– Только касающийся текущего дела. Остальные дома вместе с материалами закрытых дел.

Петерс поправила бумаги на столе. По мнению Кэрол они лежали ровно и до того, как она начала возиться с ними.

– Хаос в кабинете отражает хаос в мыслях, – сказала Петерс. – Я уверена, что мы мало что найдём среди последних бумаг. В конце каждого месяца я упаковывала материалы завершенных дел. Хаттон забирал их из кабинета вместе со своими дневниками. Он писал книгу. Комментарий к уголовному законодательству.

– Материалы его адвокатской практики? Они были уничтожены?

– Стоит выбросить карточку клиента – и адвокат может оказаться осуждённым. И материалы, касающиеся адвокатской практики, и судебные он хранил дома. Он использовал случаи из своей практики в качестве примеров в книге. Его дневники являлись указателями к материалам.

– Где жил Мэрдок?

– В Западном Ванкувере.

Цинк открыл свой блокнот.

– Какой у него адрес?

Западный Ванкувер

12:15 пополудни

Соответствуя британскому представлению о состоятельности, дом Мэрдока прилепился к склону Холлибэрн-Маунтин. Виднеющийся ниже его трубы с горячей водой и каменного плавательного бассейна Ванкувер выглядел туманным приветливым ковриком. Пока Цинк отмычкой отпирал замок, Кэрол следила за буксирами и грузовыми судами, снующими по Английскому заливу. Западнее Лайонс-Гэйт-Бридж и парка Стэнли к берегу приближалась плотная армада кучевых облаков.

– После тебя, – сказал Цинк, толкнув дверь.

Дом являл собой архитектурную мешанину кедра и стекла. Четыре крыла окружали расположенный в центре двор, словно ступени винтовой лестницы – центральный стояк. На чердаке самого верхнего крыла они обнаружили материалы закрытых дел, расположенные по алфавиту вдоль трёх стен. Четвёртая стена, расположенная позади отдельно стоящего камина, была из небьющегося стекла.

– Господи Иисусе, – сказала Тэйт. – Тут, должно быть, тысяч пять дел. Мы кончимся раньше, чем просмотрим их все.

– Ты видишь дневники?

– Нет.

– Так же, как и я.

– Может, в его машине?

– Они не упоминались в рапорте. Машину нашли в аэропорту и осмотрели.

– Кто-то жёг материалы, – сказала она, склонившись над камином. Тэйт извлекла застёжку скоросшивателя из золы.