Поцелуй теней Гамильтон Лорел

Глава 31

В темноте был свет. Белая точка; она плыла ко мне, разгораясь ярче и ярче. Уже стало видно, что это не свет, а белое пламя. Через тьму летел шар белого огня, летел ко мне, и я не могла от него уклониться, потому что тела у меня не было. Я была – что-то, плавающее в прохладной мгле. Огонь омыл меня, и у меня появилось тело. Появились кожа и мышцы, кости и голос. Меня обдало зноем, мышцы закипели, стали лопаться от жара. Огонь вгрызался в кости, наполнял жилы расплавленным металлом и выдирался из меня, выворачивая наизнанку.

Я пришла в сознание от собственного крика.

Надо мной склонился Гален. Только его лицо и удержало меня от безумной паники. Он держал на коленях мою голову, гладил по лбу, отводил волосы с лица.

– Все в порядке, Мерри, все в порядке.

В его глазах стояли слезы, сверкая зеленым стеклом.

Ко мне наклонилась Ффлур.

– Неудачное приветствие приношу я тебе, принцесса Мередит, но, повинуясь королеве, я должна.

В переводе это означало, что она вызвала меня из тьмы, заставила очнуться – по приказу королевы. Ффлур была из тех, кто очень старается жить так, будто нынешний год не выражается четырехзначным числом. Ее гобелены выставлялись в музее искусств Сент-Луиса. Их фотографии и описания появлялись как минимум в двух крупных журналах. Ффлур отказывалась видеть эти статьи, и ни при каких обстоятельствах нельзя было бы ее уговорить пойти в музей. Она отказывалась от интервью на телевидении, в газетах и в упомянутых журналах.

Только со второй попытки я смогла заставить свой голос произнести что-то, отличное от стона.

– Это ты освободила дверь от роз?

– Я, – ответила она.

Я попыталась улыбнуться ей, но это не очень получилось.

– Ты многим рисковала, Ффлур, чтобы помочь мне. Тебе не за что извиняться.

Она посмотрела на окружающие нас лица. Приложив палец мне ко лбу, она промыслила только одно слово: "Потом". Она хотела поговорить со мной позже, но не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Помимо прочих своих талантов, она была целительница. Тем же жестом она могла проверить состояние моего здоровья, так что вряд ли кто-нибудь что-нибудь заподозрил.

Я не рискнула даже кивнуть. Лучшее, что я могла сделать, – глядеть в ее черные глаза, резкий контраст со всей этой желтизной, такой резкий, что они были похожи на глаза куклы. Я смотрела в эти глаза и пыталась взглядом сказать, что поняла ее. Я еще не видела тронного зала, а уже по шею увязла в придворных интригах. Обычное дело.

В облаке кожи и винила надо мной склонилась тетя. Она взяла меня за правую руку, погладила ее, размазывая кровь по своим кожаным перчаткам.

– Дойл мне рассказал, что ты уколола палец о шип, и розы внезапно ожили.

Я посмотрела на нее, пытаясь понять выражение ее лица, и не поняла. Запястья горели острой болью, которая, казалось, проникает до самых костей. Пальцы королевы играли поверх свежих ран, и каждый раз, когда кожа перчаток задевала рану, я дергалась.

– Да, я уколола палец. Что же заставило розы ожить, каждый может гадать сам.

Она взяла мою руку обеими своими, на этот раз бережно, глядя на раны с выражением... удивления на лице.

– Я уже поставила крест на наших розах. Еще одна утрата в море утрат.

Она улыбнулась, и улыбка казалась искренней, но я видела, как она с такой же улыбкой пытает кого-нибудь у себя в покоях. То, что улыбка искренняя, еще не значило, что ей можно верить.

– Я рада, что тебе приятно, – сказала я как можно более осторожным голосом.

Тут она засмеялась, прижимая обе руки к ранам. Я вдруг отчетливо ощутила каждый шов перчаток, вдавившихся мне в кожу. Она давила медленно и ровно, пока я слегка не застонала от боли. Это ей, по-видимому, понравилось, и она отпустила меня и встала с шелестом юбок.

– Когда Ффлур перевяжет тебе раны, можешь идти к нам в тронный зал. Я с нетерпением жду тебя возле своего трона.

Она повернулась, и толпа раздалась перед ней, образовав туннель света, который вел в тронный зал. Эймон вышел из толпы черной кожаной тенью, чтобы предложить ей руку.

Протолкавшись мимо черных юбок Ффлур, надо мной склонился маленький гоблин с кольцом глаз на лбу, похожим на ожерелье. Он стрельнул глазами на меня, на нее, на меня, снова на нее, но на что он на самом деле смотрел – это на кровь. Маленький гоблин, едва ли двух футов ростом. Кольцо глаз делало его красавчиком по гоблинским меркам. Они действительно называли такое расположение "ожерелье глаз" и произносили это таким тоном, каким люди говорят о больших грудях или тугой заднице.

Королева может думать о розах все, что ей хочется. Я не верила, что капелька моей крови могла вдохнуть жизнь в умирающие розы. Да, я верила, что королевская кровь спасла меня, но первое нападение... Я подозревала еще одно заклинание, спрятанное среди колючек. Вполне возможно, для кого-то, у кого хватит силы и умений.

Враги у меня есть. Что мне нужно, так это друзья – союзники.

Я уронила руку с бедра, будто потеряла сознание. Свежая рана была в дюймах от рта маленького гоблина. Он дернулся вперед и лизнул рану шершавым языком, как у кошки. Я тихо застонала, и он сжался.

Гален махнул на него рукой, как прогоняют докучливую собаку. Но Ффлур схватила гоблина за загривок.

– Жадное брюхо, что означает подобная дерзость?

Она готова была отшвырнуть его прочь.

Я остановила ее:

– Нет. Он отведал моей крови без разрешения. Я требую возмещения за подобную наглость.

– Возмещения? – переспросил Гален.

Ффлур держала гоблина. Взгляд всех его глаз метался туда-сюда.

– Ничего не означает, ничего. Простите, простите, я больше не буду!

У него были две главные руки и еще две мелкие, с виду бесполезные. Все четыре дергались, сплетая и расплетая когтистые пальчики.

Холод взял гоблина у Ффлур, поднял обеими руками вверх. Моего ножа у него в руках не было. Надо будет не забыть взять у него нож обратно. Но сейчас не до того.

– Я должна перевязать тебе раны, – сказала Ффлур, – иначе ты потеряешь больше крови. Я передала тебе немного своей силы, но тебе это не понравилось, и второй раз тебе вряд ли захочется.

Я покачала головой:

– Пока нет.

– Мерри, – сказал Гален, – пусть она тебя перевяжет.

Я посмотрела на его такое заботливое лицо. Он был воспитан при Дворе, как и я. И должен был понимать, что сейчас не время возиться с ранами. Время действовать. Я посмотрела ему в лицо – не в его красивое, открытое лицо, не на светло-зеленые локоны, не на его улыбку, от которой озарялось все лицо, – я посмотрела так, как, наверное, посмотрел однажды отец, когда решил дать мне в консорты кого-нибудь другого. У меня не было времени объяснять вещи, о которых Галену следовало подумать самому. Я поискала глазами в толпе, которая глазела на меня, как зеваки на автомобильную аварию, – только эти были лучше одеты и более экзотичны.

– Где Дойл?

Справа в толпе началось движение, и Дойл вышел вперед. Я смотрела на него, лежа на полу, и он показался мне очень высоким. Колонна в черном плаще, и только павлиньи перья в ушных кольцах немного ослабляли пугающее впечатление. Выражение его лица, расправленные под плащом плечи – все это был прежний Дойл. Мрак королевы стоял возле меня, и цветные перья казались совершенно неуместными. Он был одет для пира, а оказался в гуще битвы. Его лицо было непроницаемо, но само отсутствие выражения говорило, что он недоволен.

Вдруг я себя снова ощутила шестилетней и слегка напуганной этим высоким черным мужчиной, который стоял рядом с тетей. Но сейчас он не был рядом с ней. Он был рядом со мной. Я опустилась обратно на колени Галена, и мне стало уютно от его прикосновения, но за помощью я обратилась к Дойлу.

– Приведи ко мне Курага, если он хочет выкупить этого вора, – сказала я.

Дойл выгнул дугу черной брови:

– Вора?

– Он пил мою кровь без разрешения. Хуже этого у гоблинов считается только кража плоти.

Рис присел с другой стороны от меня:

– Я слышал, что гоблины много плоти раскидывают при сексе.

– Только если это оговорено заранее, – ответила я.

Гален наклонился надо мной, прошептал прямо мне в кожу:

– Если ты ослабеешь от потери крови и не сможешь ни с кем сегодня спать... – Он дотронулся до моего лица. – Я не знаю, смогу ли я спокойно смотреть на тебя в одном из ее секс-шоу. Тебе надо сохранить силы, чтобы сегодня переспать с кем-нибудь, Мерри. Пусть Ффлур перевяжет тебе раны.

Его лицо размыто висело где-то сбоку, губы розовым облаком клубились возле моей шеи. Не то чтобы он был не прав, он просто недостаточно далеко вперед продумывал.

– У меня есть лучшее применение для собственной крови, чем пропитывать бинты.

– О чем это ты? – спросил Гален.

Ответил Дойл:

– Все, что исходит из тела, гоблины ценят выше драгоценностей или оружия.

Гален посмотрел на него, опустил руку к моим ранам. Его грудь качнула мне голову, когда он вздохнул.

– И при чем тут Мерри?

Но в его голосе что-то выдавало, что он знает ответ.

Черные глаза Дойла повернулись от меня к Галену. Он в упор посмотрел на молодого стража.

– Ты слишком юн, чтобы помнить гоблинские войны.

– И Мерри тоже.

Черные глаза повернулись снова ко мне.

– Она юна, но она знает историю. – Он снова повернулся к Галену. – А ты знаешь историю, молодой Ворон?

Гален кивнул. Он подтянул меня к себе на колени, подальше от Ффлур, подальше от всех. Он прижимал меня к себе, держал за руки, и моя кровь окрашивала его.

– Я помню историю. Просто мне это не нравится.

– Все будет хорошо, Гален, – сказала я.

Он посмотрел на меня и кивнул, но так, будто не верил.

– Приведи мне Курага, – сказала я Дойлу.

Он посмотрел на ожидающую толпу:

– Ситхни, Никка, приведите царя гоблинов.

Ситхни повернулся в вихре длинных каштановых волос. Темно-лиловые волосы Никки я не видела, а бледный промельк его сиреневой кожи был бы заметен среди белой и черной кожи придворных. Но раз Дойл его позвал, значит, он здесь.

Толпа расступилась, и появился Кураг бок о бок со своей царицей. Гоблины, как и сидхе, считают своих консортов товарищами по оружию, а не слабаками, которых надо прятать от опасности. У царицы было столько глаз, разбросанных по лицу, что она была похожа на большого паука. Широкий безгубый рот скрывал клыки, которые любому пауку сделали бы честь. У некоторых гоблинов в теле есть яд, и я готова была ручаться, что новая царица Курага из этой породы. Глаза, яд и гнездо рук вокруг тела как клубок змей делал ее почти совершенством гоблинской красоты, хотя она могла похвастаться только одной парой сильных кривых ног. Дополнительные ноги среди гоблинов – красота очень редкая. Кеелин просто не ценит своего счастья.

У царицы гоблинов был довольный вид, говоривший, что вот женщина, которая знает себе цену и не продешевит. Гнездо рук липло к телу Курага, поглаживая, лаская. Одна пара рук сунулась ему между ног, поглаживая через штаны. Факт, что она сочла нужным делать нечто столь явно сексуальное при представлении мне, говорил, что она считает меня соперницей.

Мой отец настаивал, чтобы я хорошо знала гоблинами двор Мы много раз бывали у них при дворе, а они навещали нас Отец говаривал: "В основном на наших войнах воюют гоблины Они – костяк нашей армии, а не сидхе". Это было так со времен последней гоблинской войны, когда был заключен договор действовавший между нами. Кураг был так накоротке с моим отцом, что даже попросил моей руки, то есть чтобы я стала его спутницей. Остальные сидхе были смертельно оскорблены кое-кто даже поговаривал о войне. Гоблины же его стремление к невесте столь человекоподобного вида расценили как верх извращения и за его спиной поговаривали насчет поисков нового царя. Но некоторые гоблины видели выгоды того, чтобы царица была сидхейской крови. Потребовались некоторые дипломатические усилия, чтобы не допустить ни войны, ни моей свадьбы с гоблином. И вскоре после этого было объявлено о моей помолвке с Гриффином.

Кураг навис надо мной. Кожа у него была желтоватая, как у Ффлур. Но вместо идеальной гладкости, похожей на полированную слоновую кость, Кураг был весь покрыт бородавками и буграми, и каждая такая неровность считалась признаком красоты. Из одного большого бугра на плече высовывался глаз. "Блуждающий глаз" – называлось такое у гоблинов, потому что глаз ушел с лица. Мне в детстве очень нравился этот глаз. Нравилось, как он движется независимо от лица, от трех других глаз, украшавших резкие, широкие черты. Глаз на плече был фиалковый и с длинными черными ресницами. А над правым соском находился рот с полными красными губами и белыми зубками. Эти губы облизывал тонкий розовый язык, и рот дышал. Если приложить перышко, рот будет сдувать его вверх снова и снова. Пока отец и Кураг беседовали, я развлекалась, наблюдая за этим глазом, ртом и двумя тонкими ручками, которые торчали у Курага справа по обе стороны ребер. Мы и в карты играли – я, этот глаз, этот рот и эти руки. И я думала, что Кураг очень умный, раз у него получается делать такие различные вещи все сразу.

Чего я не знала, пока не выросла, – это что у него ниже пояса была еще пара ножек, дополненная небольшим, но вполне функциональным пенисом. У гоблинов понятия об ухаживании довольно грубые, сексуальная доблесть у них в большом почете. Когда я не выразила энтузиазма по поводу предложения Курага, он сбросил штаны и показал основной и вспомогательный приборы. Мне тогда было шестнадцать, и я до сих пор помню свой ужас, когда осознала, что в теле Курага заключено иное существо. Существо с достаточным разумом, чтобы играть в карты с ребенком, когда Кураг на это не обращает внимания. В нем сидела целая личность. Личность, которая, будь генетика к ней милостивее, могла бы соответствовать этому красивому фиалковому глазу.

После этого мне всегда было неуютно в присутствии Курага. Дело было не в его предложении и не в зрелище его выдающейся мужественности, немедленно вытянувшейся во фрунт.

Дело было во втором его пенисе, большом и раздутом, независимом от Курага и жаждущем меня. Когда я отвергла их – да, именно их, – фиалковый глаз уронил одинокую слезу.

Меня потом неделями мучили кошмары. Дополнительные конечности или органы – это прикольно, но целая дополнительная личность, по кускам заключенная в ком-то другом... нет, это даже словами не выразить. Этот второй рот умел дышать, значит, явно имел доступ к легким, но был лишен голосовых связок. Не знаю, то ли это благословение, то ли последнее проклятие.

– Приветствую Курага, царя гоблинов. Приветствую и близнеца Курага, плоть царя гоблинов.

Тонкие ручки на боку груди царя помахали мне. Я взяла себе правило приветствовать их с того вечера, как поняла, что личность, с которой я играла в карты и в глупые игры вроде сдувания перышка, на самом деле совсем не была Курагом. Насколько мне известно, только я одна здоровалась с ними обоими.

– Мередит, принцесса сидхе, мы оба приветствуем тебя.

Оранжевые глаза смотрели на меня – один, побольше других, как у циклопа, сидел над обоими другими посередине. Смотрел он на меня так, как смотрит любой мужчина на женщину, которую он хочет. Такой наглый, такой откровенный взгляд, что Гален подо мной напрягся. Рис поднялся и встал рядом с Дойлом.

– Твое внимание делает мне честь, царь Кураг, – сказала я.

Среди гоблинов считается оскорблением, если мужчины не таращатся на чужую женщину. Это значит, что она уродина бесплодная, не стоящая вожделения.

Царица, не убирая рук от Курага, сместила одну из них к боку, где, как я знала, находился второй набор гениталий. Россыпь ее глаз смотрела на меня сердито, а руки обрабатывали гениталии. Дыхание Курага вырывалось резкими выдохами из обоих ртов.

Если мы не поспешим, то увидим, как царица доведет его – их обоих – до оргазма. Гоблины ничего плохого не видят в сексе на публике. Это среди мужчин считается у них признаком силы – кончить несколько раз за время пира, и женщина, которая может этого добиться, ценится. Конечно, и мужчина-гоблин, который может долго выдерживать женское внимание, ценится среди женщин этой расы. Если у гоблина есть сексуальные проблемы вроде преждевременной эякуляции или импотенции, а у женщин – фригидности, то об этом знают все. Ничего не скрывается.

Глаза Курага взглянули на маленького гоблина в руках стража. Учитывая, как сосредоточилось его внимание, царица могла бы с тем же успехом быть в соседней комнате.

– За что схвачен один из моих подданных? – спросил Кураг.

– Здесь не поле боя, а я не мертвечина, – ответила я.

Кураг заморгал. Глаз на плече моргнул на секунду-другую позже остальных. Кураг повернулся к маленькому гоблину.

– Что ты сделал?

– Ничего, ничего, – залопотал малыш.

Кураг повернулся ко мне:

– Расскажи ты, Мерри. Этот врет, как дышит.

– Он пил мою кровь без моего разрешения.

Глаза моргнули снова.

– Это серьезное обвинение.

– Я хочу возмещения за украденную кровь.

Кураг вынул из-за пояса нож:

– Ты хочешь его крови?

– Он пил кровь царственной принцессы Высшего Двора сидхе. Ты серьезно полагаешь, что его низкая кровь – справедливое возмещение за это?

Кураг посмотрел на меня:

– А какое возмещение будет справедливым? – спросил он с подозрением.

– Твоя кровь – за мою.

Кураг оттолкнул от себя руки царицы. Она тихо вскрикнула, и ему пришлось ее отпихнуть так, что она села на задницу. Он даже не посмотрел на нее – не сильно ли она ударилась.

– Делиться кровью – у гоблинов это значит многое, принцесса.

– Я знаю, что это значит.

Кураг прищурил все свои желтые глаза.

– Я могу просто подождать, пока ты потеряешь столько крови, что на самом деле станешь падалью.

Его царица подобралась к нему поближе:

– Я могу ускорить этот процесс.

В руках у нее был нож длиной с мой локоть. Лезвие тускло блеснуло.

Кураг обернулся к ней и рявкнул:

– Не лезь не в свое дело!

– Ты будешь делиться кровью с ней, а она не царица. Это мое дело!

Она ткнула ножом прямо в него. Лезвие мелькнуло серебряной полосой настолько быстро, что глаз не успевал уследить.

Кураг успел лишь отмахнуться рукой, чтобы нож не воткнулся в тело. Лезвие распороло ему руку алым всплеском. Другая рука ударила царицу в лицо наотмашь. Раздался резкий хруст сломанных костей, и она второй раз села на задницу. Нос ее лопнул, как переспелый помидор. Два зуба между клыками вылетели прочь. Если изо рта и пошла кровь, ее не было видно за потоком, хлынувшим из носа. Глаз, ближайший к носу, вывалился из разбитой орбиты и повис на щеке, как шарик на ниточке.

Кураг наступил ногой на нож и ударил ее еще раз. Она свалилась набок и осталась лежать. Не одна была причина, по которой я не хотела выходить за Курага.

Он наклонился над упавшей царицей. Толстые пальцы проверили, дышит ли она еще, бьется ли еще сердце. Кивнув сам себе, он поднял ее на руки и прижал к груди нежно, бережно. Потом рявкнул какой-то приказ, и сквозь толпу протолкался здоровенный гоблин.

– Отвези ее в наш холм. Проследи, чтобы ей обработали раны. Если она умрет, твоя голова будет на шесте.

Глаза гоблина глянули в лицо царя – и опустились. Но в какой-то миг у него на лице читался неприкрытый страх. Царицу избил почти до смерти сам царь, но если она умрет, виноват будет гоблин-страж. Таким образом, царь будет чист от обвинений и сможет выбрать себе новую царицу сразу же. Если бы он просто убил ее на глазах стольких знатных свидетелей, его могли бы заставить отказаться от трона или от жизни. Но она вполне была жива, когда он бережно переложил ее на руки шестерке. Если она умрет, руки короля останутся чисты от крови – метафорически.

Хотя маловероятно, чтобы царица гоблинов умерла. Гоблины – народ живучий.

Второй страж-гоблин, пониже и пошире первого, взял у Курага нож царицы и последовал за первым сквозь толпу. Кураг будет в своем праве казнить их обоих, если царица не выживет. Одно из первых знаний, которые приобретают царственные особы, – это как переложить вину на другого. Переложить вину и сохранить голову. Очень похоже на сложную игру с Королевой Червей из "Алисы в Стране Чудес". Скажешь не то, не скажешь то – и голову тебе долой. В переносном смысле, а то и в прямом.

Кураг повернулся ко мне:

– Моя царица избавила нас от хлопот открывать мне жилу.

– Тогда давай к делу. Я теряю кровь, – сказала я.

Гален все еще держал меня за руки, и я поняла, что он зажимает раны.

Я взглянула на него:

– Гален, все в порядке. – Он продолжал держать. – Гален, отпусти, пожалуйста.

Он посмотрел на меня пристально, открыл рот, будто собираясь возразить, но ничего не сказал и медленно убрал руки, измазанные моей кровью. Но его давление уменьшило ток крови, а может быть, его прикосновение. Может быть, мне не показалось, что его руки несли прохладу, успокоение.

Он помог мне встать. Мне пришлось оттолкнуть его руки, чтобы стоять самостоятельно. Я расставила ноги, чтобы получше держать равновесие на каблуках, и повернулась к Курагу.

Стоя, я едва доходила ему до груди. Сидхе почти все высокие, но большие гоблины действительно огромны.

Ффлур встала за мной вместе с Галеном, Рисом и Дойлом. Холод стоял в стороне, и малыш-гоблин свисал из его руки. Вокруг нас собралась толпа: сидхе, гоблины, прочие, но я смотрела только на царя гоблинов.

– Хотя я приношу тебе извинения за неучтивость моего подданного, – сказал Кураг, – но я не могу предложить тебе свою кровь, не получая ничего взамен.

Я протянула ему правую руку, а левую – красному рту у него на груди.

– Тогда пей, Кураг, царь гоблинов.

Правую руку я подняла как можно ближе к главному рту. От подъема руки так высоко у меня слегка закружилась голова. Левую руку я поднесла к открытому рту на груди, и эти губы сомкнулись вокруг моего запястья, язык стал вылизывать рану, освежая кровь. Этот язык был мягкий и человеческий, совсем не такой, как кошачий шершавый язык маленького гоблина.

Кураг наклонил голову к моему запястью, тщательно избегая пускать в ход руки. Действовать руками – это было бы грубой и откровенной сексуальной увертюрой. Этот язык был шершавый, как наждак, даже грубее, чем язык маленького гоблина. Он царапнул рану, и я тихо застонала. Рот на груди уже прижался к ране и сосал, как младенец из бутылочки. Язык Курага лизал, пока не пошла ровным потоком свежая кровь. Когда он сомкнул губы, моя рука почти исчезла в них. Болезненно прижались к коже зубы царя, когда он стал засасывать. Рот на груди вел себя куда вежливее.

Губы Курага сомкнулись плотно, и когда я привыкала к сосанию, его зубы вспахивали мне рану, а язык болезненно шлифовал ее. Он работал над раной долго. Как на состязании по питью пива: стараешься вылакать как можно больше и чтобы тебя не вывернуло.

Но наконец, наконец Кураг убрал голову от моей руки. Я отобрала и левую руку от его груди. Губы оставили у меня на коже последний поцелуй, и я отодвинулась.

Кураг раздвинул в улыбке тонкие губы, показав желтые зубы с мазками крови.

– Сделай лучше, принцесса, если сможешь, хотя у меня всегда сидхе оказывались слишком чопорными, чтобы работать языком как следует.

– Не с теми сидхе имел ты дело, Кураг. У меня они все оказывались... – я понизила голос до хриплого шепота и глазам придала соответствующее выражение, – орально одаренными.

Кураг хихикнул, тихо и нехорошо, но с предвкушением.

Меня слегка шатало, но я стояла на ногах, а только это и требовалось. Но мне надо будет вскоре сесть, чтобы не упасть.

– Моя очередь, – сказала я.

Кураг осклабился шире: