Поцелуй теней Гамильтон Лорел

Я остановила его, упершись рукой ему в грудь, оттолкнув от себя. Он был надо мной по-прежнему, глаза его были свирепы, но он слушал.

– Что ты хочешь сделать, Роан?

– Что случилось на последней дуэли?

Слишком быстрая смена темы, я не сразу среагировала.

– Что?

– На твоей последней дуэли – что произошло?

Очень серьезны были его лицо и голос, хотя тело прижималось ко мне.

– Я его убила.

– Как?

Я почему-то поняла, что он спрашивает не о технике.

– Он меня недооценил.

– Я тебя никогда не недооценивал, Мерри. Отплати мне тем же. Не трактуй меня как низшего за то, что я не сидхе. Я – фейри без капли смертной крови в жилах. Не бойся за меня.

Голос его снова стал обычным, но в нем угадывалась ушедшая в глубину злость.

Я смотрела вверх, на его лицо, и видела в нем гордость – не мужскую гордость, но фейрийскую. Я действительно обращалась с ним как с существом ниже фейри, и он заслуживал лучшего, но...

– А если я тебе причиню вред, сама того не желая?

– Я исцелюсь.

Это вызвало у меня улыбку, потому что в этот момент я era любила – не той любовью, о которой поют барды, но все же любовью.

– Хорошо, но давай выберем позицию, где ты будешь доминировать, а не я.

Глаза его наполнились некоторой мыслью.

– Ты себе не доверяешь?

– Да.

– Тогда доверься мне. Я не сломаюсь.

– Обещаешь?

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб – нежно, как ребенка.

– Обещаю.

Я поверила его слову.

Я лежала, сжимая металлические прутья спинки кровати. Тело Роана прижало меня к постели, пах вдавился мне в ягодицы. В этой позе весь контроль принадлежал ему, а мое тело от него отвернулось. Я не могла тронуть его руками. Очень многого не могла я делать в этой позе, потому-то я ее и выбрала. Если не считать связывания, ничего более безопасного я не придумала, а Роан не любит связывания. Кроме того, истинная опасность была не в том, что я могла бы сделать руками, зубами или вообще физически. Веревки на самом деле не помогли бы, только служили бы мне напоминанием о том, что надо быть осторожной. Я очень боялась, что где-то посреди бури силы и плоти я позабуду обо всем, кроме удовольствия, и Роан пострадает, а этого мне никак не хотелось.

Как только он вошел в меня, я поняла, что тревожиться мне надо было о себе. Он был страшен, приподнявшись на руках, так что вбил себя в меня изо всей силы спины и бедер. Когда-то я видела, как Роан пробил кулаком дверцу машины, чтобы произвести впечатление на уличного грабителя и дать ему понять, что с нами связываться не стоит. Сейчас он будто старался пробиться в мое тело и выйти с другой стороны. Тут до меня дошло то, чего я раньше не понимала. Роан считал, что я – человек с примесью фейрийской крови, но все же человек. Он был так же осторожен со мной, как я с ним. Разница в том, что я боялась повредить ему своей магией, а он мне – физической силой. Сегодня сдерживания не будет, не будет страховочной сетки ни для одного из нас. Впервые я поняла, что это мне могут достаться травмы, а не Роану. Секс на грани настоящей опасности – ничего лучше не бывает. Добавьте сюда магию, которая может расплавить кожу, и получится великолепная ночь.

Этого, этого я так давно и долго хотела. Он взял меня, и на меня накатила первая волна наслаждения. Вдруг я испугалась, что он заставит меня кончить раньше, чем успеет нарасти магия.

Я открыла свою метафизическую кожу, как раздвинула ноги, но вместо того, чтобы дать ему войти в себя, я протянулась к нему. Я открыла его ауру, его магию, как он до того расстегнул мне платье. Его тело стало тонуть в моем – не физически, но на удивление похоже. Он застыл в нерешительности в моем теле как в ножнах. Я ощутила, как чаще, чаще бьется у него пульс – не от физической нагрузки, но от страха. Он совсем вышел из меня, и на один миг я с замиранием сердца испугалась, что он не будет продолжать, что все сейчас прекратится. Но он снова вошел в меня, будто отдавая себя до конца мне, нам, ночи.

Янтарное и лунное сияние нашей кожи расширилось, и мы двигались в коконе света, тепла, силы. Каждый удар его тела поднимал силу. Каждая моя судорога под ним вызывала вокруг нас магию удушающим щитом, плотным и обволакивающим. Я знала, что пытаюсь затащить в себя его – его самого, будто моя магия пыталась выпить его до дна. Я вонзила пальцы в металлические стержни спинки так, что металл впился в кожу и заставил меня снова думать. Магия пылала между нами, когда мы соприкасались почти всей кожей. Наши тела сплавились, как раньше руки, и он тонул в моей спине, пока наши сердца не соприкоснулись, затрепетали вместе в танце интимнее всего, что бывало у нас раньше.

Сердца забились в унисон, ближе и ближе, пока не слились в едином ритме, в одном теле, в одном существе, и я уже не знала, где кончаюсь я и начинается Роан. И в этот момент совершенного унисона я впервые услышала море. Тихий, лепечущий плеск волн о берег. Я парила бестелесно, бесформенно в сияющем свете, и только биение наших сердец еще говорило мне, что я все же плоть, а не чистая магия. И в этом бесформенном сиянии, где не было тел, заключающих нас, слышался шум спешащей, текущей, разливающейся воды. Шум океана шел за биением наших сердец, заполняя свет. Сердцебиение тонуло в волнах. Мы погружались глубже и глубже в ослепительном круге света, под водой, и страха не было. Мы вернулись домой. Нас окружала со всех сторон вода, и я ощущала давление глубины на наших сердцах, будто она собиралась раздавить нас, но я знала, что не раздавит. Роан знал. Мысль, отдельная мысль послала нас вверх и вверх к поверхности невидимого океана, который нас держал. Я знала, как он страшно холоден, и боялась, а Роан – нет. Он радовался. Мы вынырнули, и хотя я знала, что мы по-прежнему на кровати у него дома, на лице я ощутила воздух. Я вдохнула его жадно и тут внезапно поняла, что море теплое. Вода была теплее крови, почти горячая, а не просто теплая.

Вдруг я снова осознала собственное тело. И ощущала внутри себя тело Роана. Но через нас перекатывался, клубясь, теплый океан. Глаза говорили мне, что я по-прежнему в кровати, держусь руками за спинку, но я ощущала эту теплую-теплую волну. Невидимый океан наполнил сияние наших слитых тел, как вода – аквариум с золотыми рыбками, и океан содержал нашу силу, как метафизическое стекло. Наши тела были как фитили какой-то плавающей свечи, заключенной в воду и стекло, – огонь, вода и плоть. Они начали становиться более реальными, более сплошными. Ощущение невидимого океана стало спадать. Свет нашей кожи стал уходить обратно в нее. Тут наслаждение настигло нас, и на нас обрушились теплота воды, света. Мы вскрикнули. Тепло стало жаром, и он наполнил меня, хлынул из кожи, из ладоней. Изо рта рвались звуки слишком примитивные, чтобы назвать их воплями. Тело Роана билось о мое, и магия держала нас обоих, извлекая оргазм, пока я не почувствовала, как тает металл у меня под руками. Роан вскрикнул – и это не был вопль наслаждения. Наконец-то, наконец стали мы свободными. Он скатился с меня, и я услышала, как он упал на пол. И повернулась, все еще лежа на животе.

Он лежал на боку, протягивая ко мне руку. Я глянула на его лицо с вытаращенными в ужасе глазами, и тут лицо залил мех, и Роан свалился клубом блестящей шерсти.

Я села в кровати, протянув к нему руку, но зная, что сделать ничего не могу. На полу лежал тюлень. Большой, с рыжеватым мехом, он смотрел на меня карими глазами Роана. Я только могла смотреть – слов не было.

Тюлень неуклюже пододвинулся к кровати, потом открылся спереди шов, которого не было, и выполз Роан. Он встал, держа в руках новую свою шкуру. Роан смотрел на меня в упор с удивленным лицом. Он плакал, но вряд ли осознавал это.

Я подошла к нему, коснулась шкуры, коснулась его, будто ни та, ни другой не были настоящими. Я обняла его и руками нащупала, что спина его целая, невредимая, кожа гладкая и безупречная, как он сам. Ожоговые шрамы исчезли.

Он снова натянул шкуру раньше, чем я успела найти слова. Тюлень смотрел на меня, обходя комнату неуклюжими, почти змеиными движениями, потом Роан снова вышел из шкуры. Повернулся ко мне и стал смеяться.

Он обхватил меня за бедра и поднял над головой, обернув шкурой нас обоих. Он танцевал со мной по комнате, смеясь, хотя слезы еще не высохли у него на лице. Я тоже плакала и тоже смеялась.

Роан свалился на кровать, положив меня поперек, сам лег на собственную тюленью шкуру. Вдруг я ощутила усталость, страшную усталость. Мне нужно было под душ – и уходить. Я уже не светилась. И была почти уверена, что снова могу создавать гламор. Но держать глаза открытыми я не могла. Только один раз в жизни я напилась так, что отключилась. Вот именно это сейчас и происходило. Я готова была отключиться из-за Слез Бранвэйн или избытка магии.

Мы заснули, свернувшись в объятиях друг друга, завернувшись в шкуру. Последней мыслью у меня перед тем, как заснуть сном глубже любого естественного, была мысль о безопасности. Шкура была теплой, как руки Роана, обнимающие меня, и я знала, что она такая же живая, такая же часть его самого. Я провалилась в темноту, окруженная теплотой Роана, его магией, его любовью.

Глава 8

Чей-то голос повторял: "Мерри, Мерри!" Чья-то рука гладила по щеке, отводя волосы с лица. Я повернулась, потерлась об эту руку, открывая глаза. Но горел верхний свет, и я на секунду ослепла. Взметнув руку к глазам, я повернулась на бок и сунулась лицом в подушку.

– Выключи свет, – сумела сказать я.

Кровать шевельнулась, и через секунду светлая щель между подушкой и лицом погасла. Я подняла голову – в комнате было почти совершенно темно. Мы с Роаном уснули перед самым рассветом. На улице должно быть светло. Я села и огляделась. Почему-то я не удивилась, что возле выключателя стоит Джереми. Роана я не искала. Я знала, где он: в океане в своей новой шкуре. Он не бросил меня без защиты, но покинул меня. Наверное, это должно было ранить мои чувства, однако не ранило. Я вернула Роану его первую любовь – море.

Есть старая пословица: не становись между фейри и его магией. Роан был в объятиях возлюбленной, и это была не я. Может быть, мы никогда не свидимся, а он не попрощался. Если бы мне было нужно что-то, что он мог бы дать, мне достаточно было бы пойти к морю и позвать его – он придет. Но любви он дать мне не сможет. Я любила Роана, но не была в него влюблена. Тем лучше для меня.

Я лежала одна на смятых простынях, глядя в черные окна.

– Сколько мы спали?

– Сейчас восемь вечера, пятница.

Я соскочила с кровати:

– Боже мой!

– Я так понял, это нехорошо – тебе оставаться п городе после темноты.

Я посмотрела на него.

Он стоял у двери, возле выключателя. В темноте не очень было видно, но, кажется, он был в одном из обычных своих костюмов – безупречно сшитом, изящно сидящем и элегантном. Но ощущалось в нем какое-то напряжение, будто он хотел сказать что-то другое, более прямо, или, быть может, он что-то знал. Что-то не слишком хорошее.

– Что случилось?

– Пока ничего, – ответил он.

Я уставилась на него:

– А почему ты думаешь, будто что-то должно случиться?

Вопреки моим усилиям голос мой прозвучал подозрительно.

Джереми рассмеялся:

– Ты не волнуйся, я никому не звонил, но полиция уже наверняка всем позвонила. Не знаю, от кого ты скрывалась все это время, но если от слуа – Воинства, – то ты в серьезной беде.

Слуа – грубое название низших фейри Неблагого Двора. Вежливое название – Воинство. Грубое название первым пришло на ум. Ну ладно. Только другой неблагой может сказать "слуа", чтобы это не прозвучало смертельным оскорблением.

– Я – принцесса Неблагого Двора. Чего бы мне от них прятаться?

Он прислонился спиной к стене:

– Да, в этом и весь вопрос, не правда ли?

Даже сквозь темноту комнаты я ощущала тяжесть его взгляда, его напряженность. Среди фейри невежливо задавать прямые вопросы, но он – он очень хотел задать. Этот непроизнесенный вопрос завис между нами в воздухе, как нечто осязаемое.

– Беги-ка в душ, как хорошая девочка. – Он поднял с пола сумку. – Я тебе одежду принес. Фургон ждет внизу, там Утер и Ринго. Отвезем тебя в аэропорт.

– Помогать мне может оказаться опасно, Джереми.

– Тогда поторопись.

– У меня нет с собой паспорта.

Он бросил на кровать завернутый в бумагу пакет. Тот самый, который лежит у меня в машине под сиденьем. Мои новые документы, новая личность.

– Как ты догадался?

– Ты прячешься от человеческих властей, своих... родичей и их прислужников уже три года. Ты не дура. Ты знаешь, что тебя найдут, но у тебя есть план, как скрыться. Я бы посоветовал в следующий раз хранить тайные бумаги где-нибудь в другом месте. Под сиденье я заглянул почти сразу.

Я посмотрела на пакет, потом на Джереми.

– Это не все, что там было.

Он распахнул пиджак, как манекенщик на подиуме, демонстрируя безупречную плавную линию рубашки и галстука. Но на самом деле он показал пистолет, заткнутый за пояс. Просто темный контур на фоне светлой рубашки, но я знала, что это девятимиллиметровый "Леди Смит", потому что пистолет был мой. Из кармана Джереми достал запасную обойму.

– Еще одна коробка обойм есть среди твоих вещей.

Он положил пистолет на заклеенный пакет и обошел кровать, так что теперь она стояла между нами.

– Кажется, ты нервничаешь, Джереми.

– Разве у меня нет для того оснований?

– Ты нервничаешь из-за меня. И я не думаю, что на тебя произвела впечатление королевская кровь.

Он поднял левую руку.

– Скажем так: Слезы Бранвэйн очень медленно выветриваются. Прими душ.

– Я больше не чувствую силы этих чар.

– Рад за тебя, но поверь мне насчет душа.

Я посмотрела на него:

– Тебя волнует, что ты видишь меня голой.

Он кивнул.

– Приношу за это свои извинения, но именно поэтому Ринго и Утер остались в фургоне. Чистая предосторожность.

Я улыбнулась ему и поймала себя на том, что хочу подойти к нему ближе, сократить эту тщательно соблюдаемую дистанцию. В этом смысле я не хотела Джереми, но позыв увидеть, насколько я его могу очаровать, присутствовал темной мыслью. Это не похоже на меня – искать край с друзьями. С врагом – может быть, но не с другом. Было это остаточным побуждением от прошедшей ночи, или Слезы подействовали на меня сильнее, чем я думала?

Я не стала размышлять на эту тему, а повернулась и пошла в ванную. Быстрый душ – и ехать в аэропорт.

Через двадцать минут я была готова, хотя волосы еще не до конца просохли. Я оделась в темно-синие слаксы, изумрудно-зеленую кофточку и темно-синий жакет под цвет штанов. Джереми еще выбрал черные чулки и туфли на низком каблуке. Так как никаких других туфель у меня не было, то и не важно. Но все остальное...

– В следующий раз, когда будешь собирать мне вещи для бегства от смерти, прихвати пару кроссовок. Туфли, даже йа низком каблуке, для этого не созданы.

– У меня никогда не было с ними проблем, – возразил он, сидя на кухонном стуле с высокой спинкой.

Он сидел свободно откинувшись, и даже этот стул казался удобным, когда на нем сидел Джереми. Какое-то было в нем излишнее самообладание, такая напряженность, что трудно было бы говорить о кошачьей грации. И все же чем-то он напоминал кота, свернувшегося на стуле. Только коты не позируют. Они такие, как есть. А Джереми явно позировал, стараясь изобразить непринужденность и легкость.

– Извини, что забыл твои карие контактные линзы. Хотя это и не проблема, мне нравятся глаза нефритово-зеленые, поражающие. Подходят под цвет кофточки, хотя слишком по-человечески. Я бы еще больше добавил рыжего в волосы, сделал их менее темными.

– Рыжие волосы заметны даже в толпе. Гламор предназначен, чтобы скрываться, а не выделяться.

– Я много знаю фейри, которые используют гламор именно чтобы привлечь внимание, выглядеть красивее, экзотичнее.

– Их трудности. – Я пожала плечами. – Мне о себе объявлять не надо.

Он встал.

– Все это время я даже не догадывался, что ты – сидхе. Я думал, что ты – фейри, истинная фейри, и почему-то скрываешься, но не догадывался о правде.

Он встал и отошел от стола, держа руки по швам. Напряжение, которое ощущалось в нем с той минуты, как он меня разбудил, звенело.

– Именно это тебя беспокоит? – спросила я.

Он кивнул.

– Я же такой великий маг. Я должен был увидеть иллюзию насквозь. Или это тоже иллюзия? Ты лучший маг, чем я, Мерри? Свою магию ты тоже скрыла?

Впервые я почувствовала, как нарастает вокруг него сила. Это мог быть всего лишь щит. Но опять-таки могло быть и нечто большее.

Я встала лицом к нему, расставив ноги, опустив руки, точно как он. И вызвала собственную силу – медленно и тщательно. Если бы мы были стрелками с пистолетами, то он уже вытащил пистолет, но не наставил. Я все еще старалась удержать оружие в кобуре. Можно бы сказать, что после всего я не должна была бы никому доверять, но я просто не могла поверить, что Джереми мне враг.

– Джереми, у нас на это нет времени.

– Я думал, что смогу относиться к тебе так, будто ничего не изменилось, но не получается. Я должен знать.

– Что знать, Джереми?

– Я хочу знать, что за эти три года было ложью.

Его сила задышала вокруг него, заполнила то небольшое пространство, что было его личной аурой. Он много силы накачивал в собственные шиты. Очень много.

Мои щиты всегда на месте, взведенные и заряженные на медведя. Это у меня автоматизм. Такой автоматизм, что многие, даже очень чувствительные, принимают щиты за мой нормальный уровень. То есть я встретила щиты Джереми в полную силу. Мне не надо было ничего к ней добавлять. Просто мои щиты сильнее его – таков факт. С другой стороны, наступательные заклинания у меня – ну, я видела, как действует магией Джереми. Он никогда не прошел бы сквозь мои щиты, но и я не могла бы магически ему повредить. Тут пришлось бы перейти к ударам или оружию. Я надеялась, что ни до того, ни до другого не дойдет.

– Поездка в аэропорт все еще ждет меня, или ты передумал, пока я была в душе?

– Все еще тебя ждет.

Большинство сидхе умеют видеть магию в цветах или формах, но я никогда не была на это способна. Зато я умею ее ощущать, и Джереми завалил комнату всей энергией, которую накачал в щиты.

– Тогда зачем наливать столько силы?

– Ты – сидхе. Неблагая сидхе. Это всего на ступень выше слуа.

Горский акцент послышался в его фразах. Я никогда не слышала, чтобы он терял свое сугубо американское произношение. И это меня нервировало, потому что многие сидхе гордятся тем, что сохраняют свой оригинальный акцент, каков бы он ни был.

– И к чему ты клонишь?

Но у меня было сосущее чувство, будто я знаю, к чему он клонит. И я почти предпочла бы этому драку.

– Неблагие питаются обманом. Им нельзя доверять.

– И мне нельзя доверять, Джереми? Три года дружбы значат для тебя меньше, чем старые басни?

Что-то горькое мелькнуло у него на лице.

– Это не басни, – сказал он, и акцент стал сильнее. – Меня мальчишкой изгнали из Земли трау. Благой Двор не снизошел заметить мальчишку-трау, но Неблагой Двор – эти всех принимают.

– Не всех, – улыбнулась я, не успев сдержаться. Но вряд ли сарказм дошел до Джереми.

– Да, не всех.

Он был так зол, что у него мелко задрожали руки. Кажется, мне придется оплачивать счет за вековые страдания. Это было бы не в первый раз и вряд и в последний, но все равно это меня из себя выводит. У нас нет времени на вспышки темперамента, тем более моего.

– Прости, что мои предки обидели тебя, Джереми, но это было до моего рождения. Почти всю мою жизнь у Неблагого Двора был свой пресс-атташе.

– Чтобы распускать ложь, – сказал он с грубым акцентом, почти горловым.

– Хочешь сравнить шрамы? – Я вытащила рубашку из штанов и показала шрам в виде ладони у себя на ребрах.

– Иллюзия, – сказал он, но неуверенно.

– Можешь потрогать, если хочешь. Гламор обманывает зрение, но не осязание, по крайней мере осязание фейри.

Это была в лучшем случае полуправда, потому что я умею гламором обмануть любое чувство даже у фейри, но такая способность не часта даже среди сидхе, и я могла бы ручаться, что Джереми мне поверит. Иногда правдоподобная ложь действует быстрее ненужной правды.

Он медленно подошел ко мне, и в лице его ясно читалось недоверие. У меня грудь стиснуло, когда я увидела такое его лицо.

Он уставился на шрам, но стоял дальше вытянутой руки. Он знал, что самая сильная личная магия сидхе приводится в действие прикосновением, то есть знал сидхе куда ближе, чем я думала.

Я вздохнула и сложила руки за головой. Рубашка упала, закрыв шрам, но я решила, что Джереми может сам ее отодвинуть. Он продолжал глядеть на меня, приближаясь так, чтобы дотронуться рукой. Коснулся зеленого шелка, но поглядел мне в глаза долгим взглядом перед тем, как его поднять, будто хотел прочесть мои мысли. Но у меня на лице было то непроницаемое, чуть скучающее, вежливое и пустое выражение, которое я отточила при Дворе. Я с этим же выражением лица могла бы смотреть, как пытают моего друга или кому-то запускают нож в кишки. Если лицо выдает твои чувства, при Дворе тебе не выжить.

Джереми медленно поднял ткань, не отрывая глаз от моего лица. Наконец-то ему пришлось взглянуть вниз, и я тщательно следила, чтобы не спугнуть его ни одним движением, как угодно малозаметным. Мне было отвратительно, что Джереми Грей, мой друг и шеф, обращается со мной как с очень опасной личностью. Знал бы он только, насколько я не опасна.

Он провел пальцами по приподнятой, слегка шероховатой коже.

– Еще есть шрамы на спине, но я уже оделась, так что ограничимся этим, если ты не против.

– Почему я их не видел, когда ты раздевалась у меня в офисе, когда на тебя ставили микрофон?

– Я не хотела, чтобы ты их видел, но я не стараюсь их прятать, когда они под одеждой.

– Никогда не трать магии зря, – сказал он будто самому себе. Он покачал головой, будто услышав что-то, чего не слышала я. Потом посмотрел на меня, и в глазах его было недоумение. – У нас же нет времени стоять и ругаться, правда?

– Разве я этого не говорила?

– Черт побери, – скривился он. – Это же заклинание раздора, неверия, несогласия. Оно означает, что они уже близко.

Страх отразился у него на лице.

– Они могут быть за много миль отсюда, Джереми.

– Или прямо за дверью, – возразил он.

В его словах был смысл. Если они за дверью, нам безопаснее будет вызвать полицию и подождать, пока прибудет помощь. Я не могла бы утверждать, что неблагие прячутся в ближайших кустах, но точно знала, что, если я позвоню детективу Алвере и сообщу, что принцессу Мередит могут убить на его территории, помощь придет.

Но если удастся, я предпочла бы тихо смыться. Надо было узнать, что там снаружи.

Джереми посмотрел на меня странно:

– Ты о чем-то задумалась. О чем?

– Воинство состоит не из сидхе, с ними посылают разве что одного-двух загонщиков. Потому-то стать жертвой Ночной Охоты столь ужасно. Я, быть может, не смогу обнаружить сидхе, если они этого не хотят, но остальное Воинство я обнаружить могу.

Он пожал плечами:

– Тогда ради Бога.

Он не стал спорить. Не стал спрашивать, смогу ли я и безопасно ли это, – просто согласился. Он уже поступал не как мой начальник. Я была принцессой Мередит Ник-Эссус, и если я сказала, что могу искать в ночи Воинство, он мне верит. Мерри Джентри он бы не поверил – без доказательства.

Я высунулась наружу, держа щиты на месте, но широко раскинув силу. Это было опасно, потому что если они рядом, то эта открытость вполне могла дать им возможность меня оглушить, но только так можно было узнать, насколько они близко. Я ощутила снаружи Утера и Ринго, ощутила их существа, их магию. Еще ощущалась сила моря и гудение земли, магия всех живых тварей, ко ничего сверх этого. Я высунулась дальше, еще дальше. Миля за милей – и ничего, а потом, почти на пределе моих возможностей, что-то давило воздух, как буря, идущая в нашу сторону, но это не была буря – по крайней мере не буря ветра и дождя. Слишком это было далеко, чтобы ощутить явственно, что за создания фейрийского рода неслись вместе с сидхе, но мне хватило. Время у нас еще есть.

Я втянулась обратно в щиты, закрыла их туго.

– Они за много миль отсюда.

– Тогда как они навели заклинание раздора?

– Моя тетка умеет шептать ночному ветру, и он уже находит цель.

– Из Иллинойса?

– На это может уйти день или три, но даже из Иллинойса. Только не гляди так встревоженно. Она никогда лично не марает рук черной работой. Если она хочет моей смерти, то не на расстоянии. Она хочет сделать меня примером, а для этого меня требуется доставить домой.

– Сколько у нас времени?

Я покачала головой:

– Час, быть может, два.

– Тогда мы можем вовремя доставить тебя в аэропорт. Убрать тебя из города – другого я предложить не могу. Один сидхейский маг, который даже не присутствовал на месте событий, не дал мне проникнуть в дом Алистера Нортона. Пробить магию сидхе я не могу, а это значит, что не смогу тебе помочь.

– Ты послал пауков сквозь охрану дома Нортона. Ты меня предупредил, чтобы спряталась под кровать. Это был класс.

Он посмотрел на меня странным взглядом:

– Я думал, что пауки – твоя работа.

Мы уставились друг на друга.

– Это не я, – сказала я.

– И не я, – отозвался он.

– Пусть это клише, но если это был не ты и не я...

Я не договорила.

– Утер на такое не способен.

– Роан не создает активной магии. – Вдруг мне стало холодно, и температура воздуха была тут ни при чем. – Тогда кто это был? Кто меня спас?

Джереми покачал головой:

– Не знаю. Иногда неблагой может стать твоим другом перед тем, как тебя раздавить.

– Не всем слухам верь, Джереми.

– Это не слухи.

Злость придала его словам горячую и неприятную интонацию. Я вдруг поняла, насколько он напуган. Злость служила прикрытием страха. Что-то личное было в этой его реакции. Он боялся не вообще, боялся чего-то конкретного, основанного не только на слухах и легендах.

– Ты был в близких отношениях с кем-то из Воинства?

Он кивнул и отпер дверь.

– У нас может быть всего час. Давай уходить.

Я положила руки на дверь, не дала ему ее открыть.

– Это важно, Джереми. Если ты был в рабстве у одного из них, то сидхе будут иметь... власть над тобой. Я должна знать, что это было.

Тогда он сделал то, чего я не ожидала. Он стал расстегивать рубашку.

Я приподняла брови:

– Надеюсь, это не действие Слез Бранвэйн, Джереми?

Он улыбнулся – не обычной своей улыбкой, но так все равно было лучше.

– Я был однажды в дружбе с одним из Воинства. – Он не тронул галстука и ворота, но остальное расстегнул, распахнул пиджак, завернув его на руку, и повернулся ко мне спиной. – Подними рубашку.

Я не хотела ее поднимать. Я видела, что могут сделать мои родственники, когда бывают изобретательны. Очень многое могло отпечататься на теле Джереми, чего я не хотела бы видеть. Но я подняла накрахмаленную серую ткань, потому что должна была знать. Не ахнула, потому что подготовилась. Вопить было бы излишне.

Спина его была покрыта шрамами ожогов, будто кто-то снова и снова прижимал к ней раскаленное тавро. Только это тавро имело форму руки. Я тронула эти шрамы, как он трогал мои слегка проследила их пальцами. Хотела приложить ладонь к одному из них, потом остановилась и предупредила его:

– Я приложу ладонь к шраму, чтобы оценить размер.

Он кивнул.

Рука была намного больше моей, больше чем след у меня на теле. Мужская рука, и пальцы толще, чем обычно у сидхе.

– Ты знаешь имя того, кто это сделал?

– Тамлин, – ответил он. Смущаясь, как и следовало ожидать.

Тамлин у фейри – псевдоним вроде Джона Смита. Тамлин вместе с Робином Хорошим Парнем и еще несколькими именами – излюбленные ложные имена, когда настоящее надо, скрыть.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Возможны ли чудеса в мире, насквозь пронизанном волшебством? В мире, где живут дипломированные чарод...
Подборка историй, случившихся в Реттии и её окрестностях....
«Тангенциальный коллапсатор изобрел инженер Павел Лаврентьевич Манюнчиков. Не хватайтесь за энциклоп...
«О Прометее существует четыре предания…»...