Сага о джиннах: Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого (сборник) Головачев Василий

Глава 7

Луна полна тайн

Встреча с Селимом фон Хорстом произвела на Игната Ромашина странное впечатление.

Бывший полковник федеральной контрразведки, получивший орден Солнечной Федерации «Георгий Победоносец с бриллиантами и мечами» за существенный вклад в дело победы человечества над «взбесившимися джиннами», сразу же после окончания войны ушел в отставку, перебрался в свою усадьбу и практически перестал общаться с друзьями и соратниками по борьбе. Многие объясняли это возрастом – Селиму исполнилось восемьдесят лет, многие – усталостью, все-таки полковник прослужил в органах полвека и прошел все огни и воды. Однако Игнат подозревал, что на решение фон Хорста удалиться от дел и пореже встречаться с близкими людьми повлияла его «вторая половина души» – память и опыт Червя Угаага. После того случая на Полюсе Недоступности, когда Селиму пришлось внедриться в Червя – физически и психически, чтобы выжить и довести дело до конца, он так и остался «человекочервем», хотя и вернул себе человеческое тело.

Селим встретил гостей на участке: обыкновенной лопатой он копал и ровнял клумбы под цветы.

Ничего «демонического» или «червеобразного» в облике бывшего полковника Игнат не заметил, да и выглядел Селим как всегда спокойным и сосредоточенным на работе. Несмотря на то что голову он теперь брил наголо, как и сам Игнат, дать ему восемьдесят лет было нельзя.

К визиту начальника реперной службы безопасности, каким, собственно, и мыслился отдел внутренних расследований федеральной СБ, а также эксперта той же службы, фон Хорст остался равнодушным. Странность же его поведения, отмеченная Игнатом, заключалась в том, что он не задал ни одного вопроса. Ни о делах, ни о здоровье, ни о знакомых и друзьях, ни об Артеме, с которым был связан больше чем дружбой: оба не раз спасали друг друга из самых безнадежных ситуаций и всегда были готовы прийти на помощь, чего бы это им ни стоило.

Не заинтересовали Селима и события вокруг Луны с участием Артема. Выслушав Калаева, он остался равнодушно-невозмутимым, а на вопрос Игната: «Что ты об этом думаешь?» – лишь пожал плечами. За все время беседы в саду – гостей Селим в свой небольшой современный коттедж не пригласил, – он произнес всего несколько слов, не изъявляя особого желания не только говорить, но и слушать. Попрощался он с ними так же молча, пожал руки и вернулся к своему занятию. Таким он и запомнился Игнату: невдалеке высились жилые башни Франкфурта, по небу неслись потоки аэромашин, а Селим Дельвиг Базил Мария фон Хорст спокойно копал землю лопатой.

В кабине неф-такси немецкой транспортной сети Калаев посмотрел на Игната и сказал:

– Он изменился.

– Да уж, – не стал спорить Игнат. – Этого следовало ожидать. Не понимаю, зачем ты потащил меня к нему. Его уже ничто не волнует.

– Ошибаешься, старик, – качнул головой Калаев. – Я его чувствую, он принял нашу информацию к сведению. Мне почему-то кажется, что нам еще понадобится его помощь.

– Вряд ли он согласится влезать в наши проблемы.

– Это не наши личные проблемы, это проблемы безопасности цивилизации. От их решения зависит судьба и самого Селима.

– Возможно, он с этим утверждением не согласится.

– Посмотрим.

Разговор прервался.

В метро они разделились: Калаев направился на вторую меркурианскую базу, то есть к себе на работу, Игнат – на спутник Сатурна Энцелад, где его ждал сын.

Энцелад, второй и самый светлый[6] спутник окольцованной планеты, представлял собой каменно-ледяную планетку диаметром чуть меньше пятисот километров. Поселений землян на нем не было, если не считать таковыми станции наблюдения за Сатурном и его кольцами, передвижной комплекс геологоразведки и базу погранфлота. Однако отсюда, с поверхности планетки, хорошо был виден «свищ» в кольцах гигантской планеты, образованный из вещества колец неизвестной силой, – подразумевалось, что это изделие принадлежит слетевшимся сюда новорожденным «джиннам», – поэтому Кузьма Ромашин, бывший глава Чрезвычайной Комиссии, сыгравшей огромную роль в победе над «свихнувшимися» боевыми роботами гиперптеридов, а теперь руководитель недавно образованного Пограничного Комитета по чрезвычайным ситуациям, второй своей резиденцией избрал именно энцеладскую погранбазу.

Отец и сын встретились в зале визинга базы, в котором всегда толпились свободные от вахт пограничники, пилоты, специалисты по сатурн-дайвингу – так называли исследователей колец работники базы и официальные лица, имеющие соответствующие допуски на посещение местных сооружений.

Зал визинга и на сей раз не был пустым. По нему прогуливались космены, парами и поодиночке, среди которых было немало девушек в красивых униках, смотревшихся не совсем уместно в интерьерах погранбазы, и Игнат обратил на это внимание.

– Имеют право, – ответил на его вопрос Кузьма. – Многие здесь работают, некоторые прилетают по разрешению начальства, некоторые являются женами или родственницами сотрудников базы.

– И та длинноногая? – кивнул Ромашин-старший на девицу в короткой юбочке, подчеркивающей фигуру; конечно, это был уник, но современные универсальные костюмы могли принимать любую форму, а законы, регулирующие ношение модной одежды в учреждениях закрытого типа, нарушали практически все.

– Это Ламия Искандер, подруга известного дайвингера Исмаила Саудбея по кличке Дракон.

– Мне знакомо это имя.

– Дракон?

– Я имею в виду его подружку.

– По данным Калаева, Ламия Искандер является маршалессой Ордена Белого Крыла, и лет ей не восемнадцать, как может показаться с первого взгляда, а сорок два.

– Хорошо выглядит.

– Наша мама выглядит не хуже.

Игнат улыбнулся, понимая чувства сына.

– Я не собираюсь с ней знакомиться. Здесь, однако, шумновато…

– Пойдем ко мне, поговорим и заодно посмотрим на изделие «джиннов». Там будет удобнее.

Они вышли из зала, пронизанного потоком призрачно-голубоватого сияния от близкого Сатурна, спустились в недра базы.

Рабочий модуль начальника Комитета по чрезвычайным ситуациям был невелик, стандартен и подчеркнуто аскетичен. Единственной деталью, которая вносила некий элемент интерьера, подчеркивающий личность владельца, был семейный витейр Ромашиных: сам Кузьма, загорелый, в одних холщовых брюках, его жена в купальнике и молодой четырнадцатилетний Артем с волосами до плеч, по-мальчишески угловатый и нескладный. Снимок был сделан на берегу озера Селигер, и пейзаж за спинами Ромашиных был безумно хорош.

Игнат сел на мягкий диванчик для гостей, Кузьма забрался в кокон-кресло, включил систему экзовидения.

Стены кабинета потеряли цвет и плотность, исчезли. Людей объяла густая чернота космоса, подчеркиваемая иглами звезд. Камера повернулась, и в глаза хлынул свет Сатурна, занявшего три четверти сферы обзора, и его колец.

«Свищ», созданный «джиннами», пересекал кольца А, В и F и действительно напоминал светящийся кактус длиной около пятнадцати тысяч километров. В нем постоянно что-то сверкало, будто огни гелиосварки, а иногда от начала до конца по всей длине «кактуса» прокатывалась волна более яркого жемчужного свечения, отчего наблюдателям начинало казаться, что он шевелится как живой.

– С борта «Сергия Радонежского» он виден лучше, – сказал Кузьма. – Внутри «кактуса» что-то происходит, создаются и исчезают какие-то геометрические фигуры и конструкции. А иногда наблюдатели замечают странные образования, которые получили название «призраки». Хочешь, покажу?

– Покажи.

Сатурн, кольца, черное звездное небо исчезли на мгновение и появились вновь, но теперь угол зрения видеокамеры был иным, кольца располагались как бы впереди, образуя зернисто-струйную стену, разделенную щелями, и «кактус» стал виден гораздо лучше.

Некоторое время оба молча рассматривали гигантское образование, превосходящее по размерам Землю чуть ли не в два с половиной раза.

– Он растет, – подал голос Кузьма. – И ест наши зонды и автоматические станции. Ученые в один голос утверждают, что «кактус» представляет собой узел пространства иной мерности.

Игнат не ответил. Он общался с учеными, исследующими феномен в кольцах Сатурна, и знал их мнение.

– Нет сомнений, что это дело рук «джиннов», – добавил Кузьма. – Но зачем им «кактус» – неизвестно. Может, они строят себе корабль, чтобы отправиться домой? Или терминал метро?

– Смотри глубже.

– Это как?

– «Джинны», вылупившиеся из «икры» бриллиантид, несмотря на отсутствие целевых программ, продолжают оставаться боевыми роботами, то есть в первую очередь разрушителями. Не догадываешься, что именно они могут строить?

Кузьма задумался.

– Оружие?

– Гиперптериды и иксоиды оперировали метрикой пространств, создавали области влияния законов своей физики. Вполне возможно, гиперптеридские роботы пытаются построить генератор своей метрики. А это – оружие колоссальной мощности.

– Если ты прав, а я чую, что прав, нас ждет еще одно испытание… и война с «джиннами». Недаром аппаратура исследовательских модулей фиксирует странные эффекты на уровне вакуумных осцилляций. Пространство там как бы кипит.

Еще помолчали, разглядывая «шевелящийся» «кактус».

– Охотники за бриллиантидами все еще ныряют в кольца? – поинтересовался Игнат.

– Уже нет. Бриллиантиды перестали встречаться везде, даже там, где их всегда было много. Очевидно, сезон роста и созревания «джинновой икры» закончился. Но нам от этого не легче. «Джинны» продолжают спонтанно рождаться во всех уголках Системы, и проконтролировать этот процесс мы не в состоянии. Поэтому количество жертв в результате многочисленных актов рождения будет расти. И ведь все равно владельцы бриллиантид не торопятся освободиться от них, идиоты! Хотя знают, чем это обычно кончается.

– Такова человеческая природа: иметь все, не прилагая никаких усилий. Знаешь, какова статистика социальной занятости населения на Земле?

– Никогда этим не интересовался.

– А зря. Человечество ускоренными темпами идет в тупик, деградирует. Так вот в производственной сфере, сфере созидания материальных ценностей и жизненно необходимых средств, занято всего шесть процентов населения! В России – одиннадцать, в Европе – три, в Америке – пять. Вдумайся в эти цифры! Чего же мы хотим от людей? Наши нынешние войны с «джиннами» лишь результат наших же собственных желаний.

Игнат помолчал:

– Иногда я вообще думаю: кого мы защищаем? Зачем? Ведь мы защищаем потребителей от них же самих!

Кузьма вылез из кокона, сел рядом с отцом:

– У тебя неприятности?

Игнат усмехнулся:

– Думаешь, это обычное старческое брюзжание? Нет, сынок, это неожиданно пришла мудрость. Хотя вряд ли я перестану волноваться за судьбы близких мне людей, да и за судьбу человечества в целом. Обидно, если мы вымрем из-за того, что никто ничего не хочет делать, только управлять и властвовать.

– Я тебя понимаю, отец. Веришь – с души воротит, когда я вижу сытые откормленные рожи деятелей Европарламента, с которыми мне приходится сотрудничать и общаться. Это полные уроды, как в моральном, так и духовном смысле. Но ведь кто-то же должен делать дело? Защищать нормальных людей?

На столе начальника Комитета вспыхнул язычок света, похожий на пламя свечи, раздался приглушенный двухтональный сигнал вызова.

Кузьма сел за стол, включил интерком, выслушал сообщение инка.

– Через минуту освобожусь, ждите.

Игант встал:

– Не буду мешать, да и пора мне. Через полчаса Калаев собирает экспертный совет. Ты курируешь наши военные институты, что с оружием? Я имею в виду разработку новых видов для борьбы с «джиннами».

Кузьма покачал головой.

– Оружие самих «джиннов» – самая настоящая магия, наши технологии пока до нее не достают. Так что нашим главным оружием по-прежнему является воля к победе плюс лучшие человеческие качества. Но мы работаем. Первые образцы фазеров уже готовы к испытаниям.

– Будь здоров. Увидимся вечером.

– Сына давно видел?

– Вчера.

– Как я понял, он уже работает?

– Володя отозвал его из резерва. Разве Артем тебе не рассказывал?

– Наверное, я пропустил мимо ушей. Если увидишь его первым, передай, чтобы навестил маму.

– Хорошо.

Игнат бросил взгляд на «кактус», прорезавший кольца Сатурна, и вышел из кабинета сына. Через несколько минут он вошел в кабинет Калаева, расположенный в недрах меркурианской базы Погранслужбы, примерно такой же, как и рабочий модуль Кузьмы, только чуть побольше размерами и без объемных фотографий на стенах.

По кабинету гуляли сквозняки, создающие впечатление свежего ветерка, напоенного запахами луговых трав. Видеопласт кабинета был настроен на пейзаж Приуралья: луг, лес, река, пологие горы вдали, живописные столбообразные скалы, – но как только Игнат переступил порог помещения, Калаев выключил видеопласт, и пейзаж исчез.

– Привет, – привстал с диванчика толстяк Шоммер, ксенолог-универсалист Института Внеземных Коммуникаций, подавая руку. – Мы тут тоником балуемся, не присоединишься?

– Чаю, – сказал Игнат, усаживаясь рядом.

Калаев, разговаривающий с кем-то по консорт-линии, махнул рукой: я сейчас.

Шоммер налил Игнату чаю, подцепил вилочкой ломтик лимона.

– Сахару?

– Два кубика. А где остальные?

– Голицын на Луне, Чаушеску вообще на Полюсе. Крестовский скоро придет. Кто тебе нужен конкретно?

– Ты, – усмехнулся Игнат.

– Тут я, – ответил такой же усмешкой Шоммер, держа обеими руками чашку с глинтвейном.

– Что обсуждать собираемся?

– Ты слышал об открытии чилийских астрономов?

– Ни гугу. Что же они открыли? Неужто родину гиперптеридов?

– Ну, родина гиперптеров скорее всего уничтожена, равно как и родина иксоидов, иначе Даль-разведка на них уже наткнулась бы. Нет, астрономы открыли в Гидре странную расширяющуюся полость, так сказать рождающийся на наших глазах войд[7].

Игнат хлебнул чаю, добавил в чашку еще один кубик сахара.

– Войд? Но это же невозможно. Войды образовались в результате инфляционного раздувания в самом начале рождения Вселенной.

– А этот расширяется прямо на наших глазах. Расстояние до него около миллиона световых лет, то есть образовался он миллион лет назад, просто до нас только-только долетел свет оттуда. Точнее – был свет, а теперь он гаснет в этом месте, образуется абсолютно темная область пространства, размеры которой уже достигли двухсот тысяч парсеков.

Игнат подумал, занялся чаем.

– Ну и что? Какая связь…

– Миллион лет.

– Все равно не вижу… – Игнат замолчал, глядя перед собой остановившимся взглядом, почесал переносицу. – Ты хочешь сказать, что это раздувание как-то связано с войной между иксоидами и гиперптеридами?

– Почему нет? Война между ними закончилась именно миллион лет назад. Войд может оказаться результатом уничтожения теми или другими скопления галактик с чьей-то цивилизацией. Мы же только сейчас начинаем обнаруживать следы этой войны в глобальных масштабах.

– Это еще надо доказать.

– Даль-разведка уже планирует экспедицию к объекту в Гидре, мы назвали его Антидырой. Возможно, я приму в ней участие.

Калаев закончил разговор с абонентом, отключил связь.

– Давайте о деле, эксперты, у меня мало времени. Игнат, Гилберт поделится своей гипотезой, а ты оценишь.

– Уже поделился.

– Это первая гипотеза, – расплылся до ушей ученый. – Есть и вторая, помощней.

– Даже так? А она имеет отношение к нашим сегодняшним проблемам?

– Не исключено, – кивнул Калаев. – Но сначала о новых данных. Служба сейсмоконтроля Луны доложила, что сегодня в три часа по ССВ в районе южной оконечности Моря Спокойствия произошло небольшое лунотрясение. Это уже второе лунотрясение в этом районе. Первое, как известно, произошло два месяца назад.

– Их можно объяснить естественными причинами?

– Вряд ли, – хмыкнул Шоммер. – Луна хотя и имеет жидкое ядро и раскаленную астеносферу, но они неактивные, а литосфера у нее мощная…

– Короче.

– Короче, локальные лунотрясения того типа, что регистрируют сейсмографы в районе Моря Спокойствия, с точки зрения науки невозможны.

– Значит, мы имеем на Луне…

– Еще одного «джинна», – закончил Калаев. – Первого – «спящего» нашли и доставили на Землю кретины из лаборатории «Суперхомо», второй остался на Луне и теперь «буянит». Именно на него и наткнулся несчастный прораб из Харькова с интересной фамилией…

– Пивторыкобылы.

– Первыми на него вышли люди Ордена, – качнул головой Шоммер, – и все засекретили. Утечка информации произошла случайно. Я думаю, они сделают все возможное, чтобы не допустить к своим секретам никого.

Игнат встретил взгляд Калаева.

– Да, – мрачно кивнул глава отдела внутренних расследований. – Твой внук в большой опасности. Мы, конечно, постараемся подстраховать его поплотней, но риск все равно велик. Можешь отозвать его, если хочешь.

– С какой это стати? – сухо произнес Игнат. – Он и сам способен сделать выбор.

– Ладно, я с ним поговорю.

– Где он сейчас?

– На Луне, разумеется. Похоже, мы вовремя направили его туда. Я дал ему обойму Романа Мигули, и они нашли пробку.

– Что?!

– В одной из трещин, расколовших стены борозды Маскелайн, причем недалеко от бывшего объекта «Зеро», обнаружилась дыра, заделанная изнутри реголитобетоном и скрытая маскером. Причем точно такая же пробка находится напротив первой на противоположной стороне расщелины.

– Тоннель?

– Гилберт утверждает, что это ход Червей Угаага.

Игнат посмотрел на Шоммера. Тот сморщился, кивнул.

– Черви, бесспорно, контролировали загрузку «джиннов» в могильники, побывали они и на Луне. Да и не только на Луне, но и на Земле, судя по сочиненным нашими предками мифам о драконах.

Игнат скептически поджал губы.

– Для объяснения возникновения мифов о драконах не обязательно привлекать Червей. Драконы – те же птерозавры – жили на Земле задолго до появления на Луне «джиннов».

– Кто знает? – философски пожал плечами ксенолог. – Я лично не вижу в своей гипотезе больших натяжек. Но не суть важно. Я считаю, что гиперптериды, иксоиды и Черви Угаага представляют собой промежуточные стадии разумогенеза одного вида. Мало того, должны быть еще четвертый и пятый подвиды этого вида. Точнее – первый, материнский, и пятый – окончательный.

Игнат вопросительно глянул на Калаева.

– Вы серьезно?

– Я здесь ни при чем, – сказал начальник отдела внутренних расследований. – Но особых противоречий в этой гипотезе я не вижу.

– Ну и где они – эти подвиды? Почему мы не столкнулись с ними, изучая Галактику?

– Потому что их нет! – поднял вверх палец Шоммер.

Ромашин-старший покачал головой, усмехнулся.

– Логично.

– Ты не понял. Материнского подвида, который я назвал шоммероидами, уже нет, он давно канул в Лету, а пятого – еще нет. Он только должен появиться. Ну, или появился и куда-то подевался, я пока над этим вопросом не думал. Я назвал финальный подвид ангелоидами.

Игнат засмеялся. Улыбнулся и Калаев.

– Чего ржете? – не понял ученый.

– Представили эволюцию разума – от шоммероидов до ангелоидов, – объяснил Калаев. – Уж очень ты хорош в качестве промежуточной стадии разумогенеза негуман.

– Какая разница, как их называть? Идея моя, вот я и назвал…

– Да мы не возражаем. Однако меня больше интересует практическая сторона гипотезы. Что мы с нее будем…

– Подожди, у меня еще остались вопросы, – перебил Калаева Игнат. – Если иксоиды и гиперптериды были, как вы утверждаете, представителями одного разумного вида, но на разных стадиях развития, почему же они воевали?

– Тут есть нюансы, – оживился Шоммер. – Произошел, как мне кажется, разрыв генотипа, и каждый подвид стал претендовать на финальное рождение идеального существа – ангелоида. Из-за этого и произошел конфликт. Они создали боевых роботов огромной мощи, и те принялись воевать, не считаясь с потерями, пока не уничтожили самих хозяев.

– Допустим. Почему же мы обнаружили только «кладбище» роботов? Где следы цивилизаций?

– Я считаю, что этими «следами» как раз и являются войды, области абсолютного пустого пространства с «голым» вакуумом. Мало того, эти области имеют другую метрику, нецелочисленную, специально подогнанную под облик и физику разных подвидов. Роботы гиперптеридов взрывали галактики, заселенные врагами, и устанавливали свои законы, роботы иксоидов – свои.