На краю времени, на пороге мира Клименко Анна

Квентис дремал, погрузившись в солнечную, сонную тишину послеобеденного зноя. Временами он выныривал на поверхность сна, и тогда сквозь прикрытые веки было видно, как кружатся в жарких снопах солнца невесомые пылинки; затем покой снова охватывал его и мягко тянул в мягкую яму дремы.

Легкий скрип двери. Квентис с трудом приоткрыл глаза, намереваясь отправить подальше наглеца, посмевшего нарушить сон Императора, но… Дыхание застряло в горле, и солнечный покой треснул.

На пороге стоял Геллер Накори. Он ничуть не изменился, оставшись таким же, каким Квентис видел его в последний вечер перед казнью: все то же открытое лицо, задумчивый взгляд и решительно сжатые губы. Время не коснулось командора – да и, собственно, неудивительно. Если брать в расчет то, что Геллер уже лет десять как мертв, а тело его – предано очистительному огню во дворе храма Хаттара.

Квентис никогда не считал себя трусом. Но одно дело – живой враг, от которого можно избавиться, а другое – призрак, или морок, или нелюдь… Император потянулся к кинжалу, но пальцы ухватили пустоту.

«Магия, не иначе!»

Он вдохнул поглубже, чтобы позвать на помощь… И вместо крика горло исторгло сиплое бульканье.

А между тем Геллер Накори шагнул в кабинет и аккуратно, почти неслышно прикрыл за собой дверь, оставляя в маленьком солнечном мирке только себя и своего бывшего повелителя. Его крепкие пальцы грациозным движением сомкнулись на рукояти короткого меча.

Квентиса прошиб холодный пот. Вмиг позабыв об императорском величии, он задергался в кресле, пытаясь встать, но таинственная сила крепко держала его на месте.

«Как червяк на крючке!» – мелькнула полная мрачного задора мыслишка.

А казненный им Геллер отточенным движением извлек из ножен меч и, сделав еще один шаг вперед, со скучающим выражением лица засадил клинок прямо в грудь Квентису, пришпилив к спинке кресла, как насекомое.

– Время грядет, время расплаты, – тихо сказал он и улыбнулся.

Отцовский кабинет стремительно терял очертания, действительность комкалась, сжимаясь в серое нечто. Квентис вдруг понял, что вместе с ним сейчас гибнет и весь мир поднебесный; не станет его – исчезнет все сущее… И проснулся.

Шэном Тэр деликатно тряс его за плечо и быстро отдернул руку, как только понял, что властелин империи вырвался из власти сновидений.

– А?.. Что?

Император непонимающе уставился на лорда Тэра, затем его взгляд метнулся к ночному столику, где горела, потрескивая, свеча. В спальне было темно.

– Что такое?

Сон еще крепко держал его, и Геллер Накори… стоял на пороге, как живой…

Квентис вздохнул и осторожно пощупал грудь. Естественно, все было в полном порядке…

– Ваше величество, – Шеном Тэр поклонился, – я приношу нижайшие, огромные извинения, но… Во-первых, я получил ответ магистра, а во-вторых… Похоже, кто-то напал на Маррета и его людей. Не оставив в живых никого.

Квентис поморщился.

– Разве уже утро, что ты меня будишь?

– Да, ваше величество. Солнце уже взошло. Вы позволите раздернуть шторы?

Императора резко сел на кровати, потер виски. Как бы ни было тебе плохо, нельзя показывать это подданным, иначе – грош цена такому императору!

– Кто-нибудь видел, что случилось? – проворчал он, – дай-ка сюда ответ магистра…

Выхватив свиток из мягких пальцев Шенома Тэра, Квентис сорвал печать, пробежался глазами по аккуратным строчкам.

– Он что, полагает, будто я ему поверю?

В освобожденные от тяжелых занавесей окна хлынул яркий свет.

– Магистру нет резона лгать, на первый взгляд, – заметил министр.

– А что стряслось с твоими людьми?

Шеном Тэр горестно вздохнул.

– Утром нашли семь тел. Кто-то напал на них, немного не доходя до Закрытого города, изрубил в крошку и исчез.

– И мага, разумеется, тоже не нашли, – сердито буркнул Квентис.

Лорд Тэр сдержанно кивнул.

– Вопрос в том, можем ли мы предъявить обвинения магистру в происшедшем, – задумчиво прошелестел Тэр, – но, должен сказать, люди Маррета в достаточной мере подготовлены. Они слишком хороши, чтобы их зарубили без ответных потерь какие-нибудь воры Алларена.

– То есть ты утверждаешь, что откуда-то выскочили мечники, шутя расправились с твоими убийцами – и точно также шутя скрылись?

Ответом был еще один вздох.

– Интара ко мне, – процедил Император, – немедленно.

… Ведуна приволокли силой и швырнули в ноги владыке империи. Квентис, уже одетый, умытый и причесанный по всем правилам этикета, расхаживал по кабинету; говорить начал сразу же, как только Интар подал признаки жизни, а именно – поднялся на четвереньки и торопливо пополз вперед, намереваясь приложиться преданным поцелуем к императорской туфле.

– Слушай меня, ведун. У тебя сейчас появилась возможность загладить свою вину… Прекрати елозить по полу и слушай внимательно… Недалече от Закрытого города кто-то напал на людей Маррета, убил их – семерых отменных мечников и скрылся. Я знаю, что некоторым ведьмам под силу разбудить память земли. Будет ли это под силу тебе? Я пока не уверен. Да мне это и неинтересно. Покажешь, кто убил парней – останешься в живых… Пожалуй, я даже прощу тебе отраву в питье для мальчишки. Если не сможешь определить, кто там побывал – извини, в таком случае ты мне абсолютно не нужен. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

Интар замер на полу. Потом осторожно выглянул из-под растрепавшихся косм; его выцветшие глазки зло впились в лицо Квентиса – тут император подумал, что оставлять Интара в живых не следует в любом случае.

– Да, мой повелитель, – наконец проскрипел ведун, – мне… по силам… прочесть… Но, ежели император хочет видеть – он должен пойти со мной и тоже… смотреть.

Квентис только пожал плечами.

– Изволь. Но со мной отправится и отряд моих стражей. Если что-то пойдет не так, то ты первый упадешь… – тут он наклонился к ведуну и очень тихо закончил, – совершенно, бесповоротно мертвым.

И клубок времени стремительно покатился, разматываясь, нанизывая на нить час за часом. Квентис, сидя в седле, молча наблюдал, как возится Интар со своим магическим барахлом, раскладывая его на еще не убранных телах убитых, как посыпает липкие подсыхающие лужи крови странной разноцветной пылью из мешочков, как вычерчивает мелом замысловатые фигуры, смысл которых известен только людям, владеющим Силой Вещей… Наконец прозвучало:

– Готово, мой повелитель. Соблаговолите сойти с коня и смотреть.

– Ты уверен в том, что это безопасно? – Квентис усмехнулся. Нет, конечно же, он не трус, но все же магия есть магия.

– Уверен, уверен, – ведун поспешно закивал, – вам ничего не угрожает, ваше величество, Хаттаром клянусь! Если что пойдет не так…

– То тебя очень быстро убьют.

Спешившись, император осторожно шагнул на разрисованную мелом мостовую, чем вызвал возмущенный вопль Интара.

– Нет-нет, ваше величество! Не наступите на линии, расчет весьма точен!

Квенитс вдруг представил себе, как это выглядит со стороны – великий император, пробирающийся на цыпочках к взлохмаченному сутулому старику… Ох, что потом будут говорить… Ну да ладно. Строй гвардейцев плотный, с улицы ничего не видно… А гвардейцы – они преданы ему и не болтливы.

Холодные костлявые пальцы Интара сомкнулись на предплечье.

– Простите меня, ваше величество, так нужно. Чтобы и вы узрили.

– Куда смотреть? – строго осведомился Квентис. Происходящее все больше и больше напоминало дешевый балаган, а император вовсе не был намерен выставлять себя на посмешище.

– Сюда, – ведун указал в центр нарисованной и затрушенной цветными порошками фигуры, сильно напоминающей глаз.

– Ну, смотри у меня, – на всякий случай процедил Квентис.

Но тут же понял, что Интар творит заклинание – а потому замолчал и стал терпеливо глядеть в одну точку.

…Ведун тихо бормотал себе под нос. Время от времени его речитатив становился громче, порой спадал до чуть слышного шепота. И не происходило ровным счетом ничего. Квентис вздохнул – давно пора понять, что люди готовы делать все, что угодно, лишь бы сохранить свои никчемные жизни.

Заслезились глаза. Квентис быстро отер их свободной рукой, вновь глянул в центр «глаза»… И обомлел.

Потому как цветная пыль мешалась, сливаясь концентрическими кругами, закручиваясь в движении…

– Смотрите внимательно, мой повелитель, – прохрипел рядом Интар, – теперь!

Красный, синий, черный, зеленый – все слилось воедино, и Квентис увидел…

Ночь. Округлое, довольное яблоко луны, налитое золотистым соком. Черная сетка теней, наброшенная на гладкую мостовую. Мальчишка, которого окружают со всех сторон, валят, вяжут, и в этот миг… Что-то стремительно шагнуло из темноты, хрупкая женская фигурка с двумя клинками. Она бросается в бой, сражает людей одного за другим; ее яркие глаза, похожие на драгоценные сапфиры, сверкают в ночи, почти светятся изнутри… Тонкие косички разлетаются в разные стороны, когда она, крутясь, как маленький смерч, лишает жизни лучших мечников Императора… И вот, наконец, все кончено. Девушка лихо вбрасывает оружие в ножны, склоняется к замершему магу и освобождает его. А затем они уходят. Вдвоем.

… Пальцы Интара дернулись и соскользнули.

– Вот и все, – выдохнул ведун, – вот и все, ваше величество. Я сделал все, что мог… Но ведь я выполнил ваш приказ?

Квентис все не мог отвести взгляда от фигуры в форме глаза.

– Что это за девушка? – выдохнул он, – ее глаза…

Интар нервно хихикнул.

– Мой повелитель. Эта девушка – темная нелюдь, высший вампир. Магу из Закрытого города помогла вампиресса…

Тут ведун замолчал, словно предоставляя владыке возможность самому сделать соответствующие выводы.

«Вопрос в том, какое отношение к этому имел магистр».

…К рассвету Миртс заволновалась. Гиллард видел, как она озирается, ищет что-то, а потом едва не хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Это же вампир, а солнечный свет для такой нелюди – верная смерть.

– Что, догадался-таки? – буркнула Миртс, – мне нужно где-то укрыться. А тебе передохнуть, чтобы ночью мы отправились дальше. Думаю, я смогу тебя тащить по воздуху, не такой уж ты и тяжелый. Через стены перенесла, значит, смогу и дальше… Времени у нас не так уж и много, Гил.

Они шагали по дороге, продавившей в темно-зеленой перине леса серую пыльную вмятину. Большая луна уже давно отправилась за кромку небес, Малая тускнела в наливающемся светом небе. Туман ложился жирными мазками на траву, застывая серебристыми каплями росы, и предрассветная тишь еще не торопилась уступать свое место суете дня.

– Почему ты решила, что мне нужно в это… как его… Гнездо куниц? – спросил вдруг Гиллард, – откуда такая уверенность, что это гораздо лучше, чем мое возвращение в Закрытый город?

– Магистр все равно не примет тебя обратно, – довольно сухо ответила Миртс, – я это точно знаю. И точно также он знает, что Квентис выведал у тебя секреты Закрытого города. Кому нужен предатель, а?

Кровь прилила к щекам, и Гиллард стал усиленно рассматривать дорогу. Да уж. Отличился так отличился! Позволил себя опоить и вызнать тайны города магов, избранных, куда нет дороги простым смертным…

– А в Гнезде ты найдешь истину, – упрямо сказала Миртс. Она твердила об этом уже долго, но Гил все не мог понять, что именно вампиресса имеет в виду, – правду о том, что было. О твоих родителях и отчего их сейчас нет среди живых людей. И только тебе, Гиллард, решать, что делать потом… Проклятье… мне нужно где-то спрятаться!

Не говоря больше ни слова, она свернула с дороги в лес. Магу не оставалось ничего иного, как следовать за ней.

– Тебе тоже надо передохнуть, – повторила Миртс, – я бы предложила тебе лечь спать рядом со мной… Чтобы ты мог во сне увидеть мои воспоминания и понять, что я вовсе не задалась целью тебя погубить. Я всего лишь хочу, чтобы исполнилось пророчество короля Шениора, а ты – его часть!

Предложение выглядело… гм… несколько вызывающим. Гиллард сразу представил себе, как закапывается в землю рядом с Миртс, и как тяжесть давит на грудь, не давая вздохнуть.

– Боюсь, что это невозможно, – ответил он дипломатично, – я должен дышать.

Косички Миртс сердито взметнулись в воздух и тут же упали на ее плечи, перестукнувшись деревянными бусинками.

– Ты можешь лечь на землю, а я – под землю, – отрубила вампиресса, – я не предлагаю тебе ничего такого, что было бы тебе не по силам или неприятно.

«И все-таки я бы оповестил Магистра», – подумал Гиллард, но вслух ничего не сказал.

Они забирались все глубже и глубже в лес, дальше от дороги, туда, где растопыренные еловые лапы прикрывают землю от света. Миртс принюхивалась, поминутно останавливаясь, и Гил подумал, что она очень похожа на дикую кошку… Впрочем, разве Миртс не была самой настоящей хищницей?

Наконец она остановилась у старой, склонившейся набок сосны. У корней рыжели подушки сухой хвои, на них-то и указала вампиресса.

– Кажется, это прекрасное место для ночлега, Гил.

И принялась с ошеломляющей скоростью зарываться в землю под вспученными корнями. Напоследок из норы глухо донесся ее голос:

– Ложись, Гиллард. Надеюсь, ты не думаешь о том, чтобы сбежать?

– Зачем мне пытаться сбежать, когда ты меня выручила? – равнодушно ответил Гил, но в душе содрогнулся. Поскольку именно об этом и думал – как бы улизнуть от темной нелюди. Конечно, при дворе Императора ему лучше было бы не показываться, но вот Закрытый город…

Миртс хихикнула. И, словно читала мысли, промурлыкала:

– Не думай о Закрытом городе, Гил. Не забывай, что ты был довольно разговорчив в последнее время, вряд ли это понравится Магистру!

– А… откуда ты знаешь о том, что со мной было?

– Мне сказал колодец Памяти, – через зевок отозвалась Миртс и замолчала.

Цвет неба сменился с дымчатого на васильковый, и Гиллард понял, что нелюдь заснула.

Вот и думай теперь, что такое колодец Памяти и каким образом он, самый обычный маг, вдруг превратился в часть какого-то там последнего пророчества последнего короля! Нет, он, конечно же, не имеет ничего против того, чтобы узнать истину. Более того, уже много лет она ждет, манит его, приемного сына алларенского портного. Но вот стать звеном чьего-то там пророчества? Это казалось весьма сомнительным удовольствием.

Гиллард поежился. Поглядел на широкую нору, в глубине которой Миртс застыла в глубоком нелюдском сне. Затем – на рыжую хвою. Как по чьей-то указке, вмиг навалилась усталость и тошнотворная слабость; все-таки крошечные порции яда еще не ушли из крови. Да и ел Гиллард последний раз… на ужине у Квентиса Доброго. Маг поморщился. Быть может, все не так страшно, и стоит последовать совету вампирессы? Просто лечь, уснуть и увидеть сон из ее воспоминаний?

Он так и сделал, надеясь, что этим днем хищники обойдут стороной их маленький лагерь – ведь под корнями спало куда как более страшное создание, чем просто дикий зверь. Растянувшись на спине, Гил закрыл глаза, и тут же пришел сон, словно подкарауливал, сидя в кровянистых ветвях сосны. И маг увидел…

Миртс шла к озеру. Было сыро, только что прошел сильный дождь – но пахло чем-то кислым, терпким. Одинокие капли, срываясь с листвы, с отвратительными, режущими слух звуками шлепались на землю; трава поблекла, пожелтела, и кое-где валялись дохлые лягушки.

Миртс шла к озеру, поддерживая, почти взвалив на себя молодого мужчину в богатых одеждах. Он был молод и до недавнего времени красив, но сейчас… О, стоило только взглянуть ему в лицо, как к горлу подкатывала волна тошноты. Потому что под бледной, гладкой кожей расплывались черные пятна, гуляла гнойная пена…

С другой стороны несчастного бережно поддерживала молодая, но рано поседевшая женщина. В ее воспаленных глазах блестели слезы, но плакать в открытую она не решалась. И была похожа она… Гиллард вспомнил болотную ночницу, что спасла его от зеркальника.

«Да, правильно, Гил. Это Миральда, твоя мать».

А у озера толпились люди, черноглазые и черноволосые, как один. Вернее, не люди. Дэйлор. И они ждали спасения от страшной отравы, пролившейся а их земли по воле императора Квентиса Доброго. Это знала Миртс еще тогда, и понял теперь Гиллард Накори.

Он спал и видел, как раскрылось священное озеро, явив народу дэйлор убежище среди белоснежных пещер, как посветлело лицо последнего короля, и как было произнесено последнее пророчество. А позже… Король остался один с зеленоглазой ведьмой Миральдой.

Спутником Миртс отныне и навеки стал древний вампир, что правил гнездом куниц на протяжении нескольких сотен лет, пока…

«Пока магистр Закрытого города не убил его», – прошелестела память Миртс, – «он убил его подло, когда мы не ожидали нападения. Убил, не оставив ни единого шанса. А я с той ночи много лет провела в подземельях Закрытого города голодным, почти обезумевшим чудовищем… Но по сей день я все вижу так же ясно, как если бы это случилось вчера».

…Видения схлынули прочь.

Гиллард с трудом разлепил веки: над головой густой синевой полнилось вечернее небо, и сквозь темное плетение ветвей была видна ранняя звездочка.

Маг глубоко вздохнул; получилось так, что он и не отдохнул вовсе – тревожно ныло сердце, полнясь горечью утраты, не его, Миртс. А еще Гил вдруг выяснил, что его щеки, виски – все оказалось подозрительно мокрым. Принимая воспоминания вампирессы в свой сон, Гил плакал.

…– Слышишь? Стук топора, – Миральда остановилась, потянула носом воздух. Среди теплого запаха хвои терялся чуть заметный терпкий аромат дыма. Значит, не далеко до людского селения, и там они смогут разжиться и одеждой, и, может быть, даже лошадью…

Гор молча кивнул. Он вообще не отличался многословием, бодро шагал чуть позади, громко хрустя ветками и сминая сочные побеги папоротника.

– Интересно, кто это там лес рубит? В такую-то рань?

И, обернувшись к своему провожатому, добавила:

– Подожди меня здесь. Я взгляну… одним глазком.

Гор еще раз кивнул и покорно присел на ствол давно поваленного дерева.

Миральда неслышно скользнула вперед, серая тень в предрассветных сумерках; пробралась беззвучно сквозь колючие заросли малины, метнулась к широченному, в три обхвата, дубу… Невидимый пока дровосек работал совсем рядом, ночница даже слышала, как он кряхтит, размахивая топором, борясь с живым пока что деревом. Она осторожно выглянула из своего укрывища, еще раз понюхала воздух – теперь к запаху дыма примешивался едкий запах пота. Он показался слегка знакомым, но, как ни пыталась Миральда понять, в чем дело, память молчала.

Человек остервенело рубил березу, ничего не видя и не слыша. С хрипом выдыхая, он раз за разом вгонял топор в белый с черными меточками ствол, и редкие зеленые листочки осыпались на землю, предваряя путь своей обреченной матери.

Миральда, прищурившись, внимательно осматривала дровосека. Он был высок ростом и широк в кости; простая полотняная рубаха, взмокшая на спине, подпоясана веревочкой; просторные холстяные штаны – аккуратно заправлены в сапоги… Тут ночница подумала, что его одежда, пожалуй, будет в самый раз Гору, и что этот человек не сильно пострадает, если заставить его раздеться.

Она неспешно вышла на открытое место и послала короткий мысленный приказ – обернуться.

Дровосек вздрогнул, опустил топор. И медленно, как во сне, начал поворачиваться.

Миральда внимательно смотрела на него, на его лицо, и пока смотрела, чувствовала, как в груди поднимается леденящая кровь волна. Потому как… Она и вправду знала раньше этого человека, и было это…

Он почти не изменился, хоть и постарел. Все тот же рост, та же медвежья мощь, глубоко посаженные темные глазки и широкая, лопатой, борода с проседью.

Воспоминания забурлили, грозя затопить сознание, унести прочь из мира сего – в ту долину, куда уже никогда не вернуться, и где уже ничего не исправить.

Они стояли и смотрели друг на друга; время застыло каплей янтарной смолы, и Миральда видела, как в глазах человека медленно рождается панический животный страх перед неизбежным. Но точно также она видела двух сестер, двух молодых ведьм, с которыми она приехала в пограничную деревню, чтобы защищать и спасать; все, что произошло, снова возвращалось, и это было страшно и больно. Так больно, что хотелось выть, безумно царапая лицо и выдирая пряди уже давно поседевших волос.

Миральда вновь и вновь переживала тот миг, когда лунный свет мягким бархатом обернул отрубленные головы Глорис и Эсвендил, и то, что сама она сделала позже… А потом, с усилием выдавливая слова из сжавшегося горла, произнесла:

– Вот мы и встретились, Марес. Помнишь меня?

Тело перестало принадлежать ей; оно стремительно менялось, тугими узлами скручивались мышцы, пальцы болезненно удлинялись, выпуская на свет страшные, кривые когти. Весь мир подернулся зыбкой алой дымкой, и они остались только вдвоем – она, ведьма Миральда, и староста Марес, по чьему указу были убиты ни в чем не повинные две ее сестры.

И когда ужас в глазах человека достиг высшей точки, Миральда легко оттолкнулась от земли и прыгнула вперед. Не обращая внимания на топор, потому как он все равно не спас бы человека, попавшегося болотной ночнице.

В самый последний, короткий миг она еще раз заглянула в темные глаза бывшего старосты – и поняла, что тот ее узнал и вспомнил.

Позже… Миральда провалилась в небытие, и оно оказалось потрясающе приятным. Как же глупо было бороться с собой, потому как вот она – истинная природа болотного зла! Рвать горячее, содрогающееся тело, чувствовать на губах будоражащий вкус крови, и, наконец, добраться до самого лакомого кусочка – темного, пульсирующего сердца. Алая волна заливала воспоминания, и багровые пятна на бледных щеках сестер уже не казались вызывающе яркими; и то, что произошло когда-то, получило наконец возможность уйти навсегда и оставить прошлое прошлому.

… – Не плачьте, госпожа.

Миральда подняла глаза и уставилась на подошедшего Гора. Затем попыталась подняться на ноги, но ее так трясло, что она просто опрокинулась набок – и снова зашлась в рыданиях. Раб, казалось, вздохнул; затем его руки осторожно обхватили Миральду за талию и усадили на траву.

– Не… не прикасайся ко мне… – только и пробормотала она, – это… лучше не трогай…

Гор спокойно окинул взглядом то, что осталось от старосты. И Миральде сквозь расплывчатую занавесь из слез померещилось, что по его загорелому лицу прошлась болезненная судорога.

– Я… я не хотела… – всхлипнула она, – правда не хотела… Но он был виноват… Кажется… Теперь я уже не знаю точно…

– Люди – обычная пища для ночных владык, – тихо сказал Гор, – пойдемте, госпожа. Не нужно здесь долго оставаться, другие люди могут прийти за ним.

В этот миг Миральде больше всего хотелось, чтобы они действительно пришли, вооруженные топорами, вилами, кольями. И чтобы раз и навсегда оборвали жизнь той болотной твари, в которую она превратилась.

– Уходи. Я останусь…

– Но я не могу бросить госпожу, – невозмутимо ответил Гор.

Миральда отрешенно глядела на свои руки, в грязно-багровых разводах. И отчего под ногтями остались красные полоски?.. А на одежде, кроме болотной тины, еще и черные липкие сгустки…

– Убирайся, – прохрипела она, – возвращайся в Кайэр и передай Кларисс, что это была моя воля.

Но от Гора оказалось нелегко отделаться.

– Надо уходить, – назойливо пробубнил он, – я не могу бросить госпожу. Я поклялся, что не брошу.

– Ах, не брошу?!!

Мир вновь опутывала алая паутина. Миральда вскочила, развернулась к побледневшему Гору.

– Посмотри на меня… Да-да, не опускай глаза! Ты видишь, что у меня на руках? Или ты хочешь, чтобы и с тобой все было так же, как и с этим… человеком?!! Изволь!

Он не дрогнул. И не отшатнулся, даже когда измазанная в крови рука болотной ночницы легла на горло, как раз там, где бьется жилка…

«Да что же это такое?!! Я же готова… действительно готова убить и его…»

Миральда резко отвернулась. Теперь уже обжигающе-горячая волна стыда и раскаяния накрыла ее всю.

– Оставь меня, Гор. Я схожу с ума, уходи, пока не стряслось чего.

– Госпоже лучше уйти отсюда, – спокойно повторил кочевник, – мы вместе уйдем. Только не нужно медлить.

Она бросила в его сторону осторожный взгляд – почти безмятежное лицо. Неужели ему не было страшно? Или, воспитанный среди ночниц, он уже привык и смирился с тем, что многие из его соплеменников стали пищей для владык ночи?

– Хорошо.

И Миральда послушно поплелась вслед за Гором, слепо уставившись на его широкую спину. Мелькнула запоздалая мысль о том, что она всего-то хотела забрать одежду у дровосека… Который оказался очень, очень старым знакомым.

…Поскрипывание пера сливалось со скорбными вздохами Шенома Тэра и сердитым сопением Интара. Квентис писал неторопливо, размеренно, впечатывая каждое слово в новенький пергамент, так, чтобы было видно – почерк истинного владыки. Который архи-недоволен происходящим в землях Великой Империи.

«Вы забываете, магистр,» – буквицы тянулись одна за другой, гармонично сплетаясь друг с дружкой, являя образец каллиграфического искусства, – «что Закрытый город находится на землях, кои принадлежат мне, Императору, и будут принадлежать моим наследникам, как только я найду достойную женщину. Точно также вы изволите не обращать внимания на то, что, не бывает неприступных бастионов, бывают бездарные полководцы, и стены Закрытого города не так высоки, как вам того бы хотелось. На протяжении многих лет моего правления вы только единожды доказали свою лояльность трону, и этого слишком мало, чтобы я мог доверять вам и дальше. Извольте, магистр, объяснить, отчего сбежавшего мага под стенами Закрытого города выручает темная нелюдь, высший вампир – и привести доказательства своей к этому непричастности. А также я настаиваю на том, чтобы вы отправили на поимку беглеца магов, потому как я не собираюсь губить лучших воинов трона в драках с нелюдью».

Квентис отбросил перо, посыпал песком пергамент.

– Сейчас же доставите письмо магистру, лорд Тэр, – обронил он, – и дожидайтесь ответа. Мое терпение достигло пределов, и, ежели наш приятель-затворник не соблаговолит принять соответствующих мер, я готов выкатить катапульты и начать громить Закрытый город. Я слишком долго терпел эту магическую братию, которая, как показали допросы мага Гилларда, накопили немалый арсенал смертельного оружия.

Шеном Тэр коротко поклонился; письмо исчезло за обшлагом его камзола.

– Все будет исполнено в точности, ваше величество.

И неслышно вышел, семеня короткими ножками.

Квентис повернулся к Интару.

– Ну, а ты, ведун, что скажешь?

Старик нахохлился, и стал точь-в-точь, как большая серая птица: камзол топорщился на костлявых груди и плечах, и крючковатый нос, выглядывающий из-под седых косм, только довершали сходство.

– Зачем вам нужен этот маг, мой повелитель?

Этот вопрос заставил Квентиса задуматься. Действительно, зачем? Он узнал многое о жизни Закрытого города от этого зеленого юнца, узнал, что тот приходится родным сыном казненному командору… И что дальше? К чему такая суматоха, пусть себе идет, куда глаза глядят… Но тогда… В чем, собственно, сила императора, ежели он не в состоянии поймать мальчишку, улизнувшего из рук самых лучших убийц? В жизни Императора не может быть исключений. Ни для кого. Иначе вся империя окажется неуклюжим гигантом на глиняных ногах и рухнет при первом хорошем ливне. Да и, к тому же… Сын Геллера Накори. Кому, как не владыке империи знать, сколько может стоить воля одного человека? И ведь никому не ведомо, что за мысли сейчас крутятся в голове юного мага…

– Не бойся, тебя не выгоню, – пробормотал Квентис, глядя сквозь Интара, – нужен мне мальчишка – и все. А уж отчитываться я перед тобой не собираюсь.

– Воля ваша, мой император, – прошипел ведун, – если бы у меня осталась хотя бы частичка плоти беглеца, я бы мог попробовать соорудить такое заклятье, которое могло бы указать, где он сейчас находится. Но – увы…

Он развел тощими руками и понурился.

– А что ж ты не заготовил частичек его плоти? – съязвил Квентис, – ты же столь опытный ведун. Или на свою настоечку понадеялся?..

В этот миг взгляд императора совершенно случайно скользнул к потайной двери, ведущей прочь из кабинета, и в щели он заметил блестящий любопытством васильковый глаз. Лаури, красавица Лаури бессовестно подслушивала разговоры государственной важности!

Квентис усмехнулся. Девочка, однако, подает кое-какие надежды! Может, и впрямь сделать ее императрицей, да пусть рожает крепких голубоглазых (нет, уж лучше кареглазых) наследников?

Он, как бы случайно, шагнул назад, к дверце и с силой задвинул ее на место. По ту сторону послышалось сердитое сопение Лаури, которой должно было по меньшей мере прищемить пальцы.

«Впредь не будешь такой любопытной», – подумал император.

И в кабинете воцарилось молчание.

…Шеном Тэр вернулся подозрительно быстро. Выглядел он не самым лучшим образом – губы посинели, лицо обрело землистый оттенок.

– Ваше величество! – тяжело дыша, он с поклоном протянул свиток, – ответ магистра.

– Давай сюда. Что это с тобой, лорд Тэр?

– Я… я видел… его, – пролепетал министр, – впервые… меня провели к нему… магистр в страшном гневе, ваше величество… и мне кажется, что он и вовсе не человек!

– Хм. – Квентис торопливо сорвал печать, развернул свиток, – что значит – не человек?

Шеном судорожно выдохнул и огляделся, словно в поисках стула. Хотя без позволения императора сесть он не мог.

– Располагайся, мой верный Шеном… Да что он себе позволяет?!!

Последний возглас относился уже к содержимому письма.

Лорд Тэр побледнел еще больше и обессилено опустился на пуфик.

– Вот… я ж о том… ваше величество… как он смеет…

Интар презрительно фыркнул, но тут же съежился, потому как поймал на себе взгляд Квентиса, исполненный бешенства.

В послании сообщалось, что, коль скоро маг по имени Гиллард был отдан в полное распоряжение владыке великой Империи, то сам магистр Закрытого города больше не имеет ни малейшего отношения к тому, что вытворяет или намеревается вытворить беглец. И ловить непокорного мага придется уже слугам Императора, потому как маги слишком заняты составлением заклятий, и им не до того. Кроме того, магистр настаивал на своей непричастности к происшествию с темной нелюдью и самым невообразимо наглым образом рекомендовал искать корень событий в Дэйлороне. За сим, магистр Закрытого города по-прежнему оставался наипреданнейшим слугой Императора.

Квентис скомкал письмо и слепо уставился на Шенома Тэра.

– Это уже слишком. Он сам еще не знает… всей глубины моего гнева… Проклятье, да это же открытое неповиновение! Мой отец… он их не трогал, да… Но то, что происходит, уже выходит за все разумные пределы!

Император судорожно сжал кулаки. Ему хотелось по меньшей мере разнести в щепки содержимое кабинета, выдрать магистра из черной башни, и долго-долго резать его на кусочки, чтобы старик выл и умолял Хаттара ниспослать быструю смерть.

– Ваше величество… успокойтесь, прошу… – шепоток лорда Тэра доносился откуда-то издалека, только подливая масла в клокочущее горнило ярости.

«Ну, и зачем им видеть тебя сейчас, когда ты – одна сплошная слабость?»

Это была единственная здравая мысль. На самом деле, на Императора не должны глазеть в тот момент, когда лицо наливается алыми пятнами, а ногти до крови впиваются в ладони.

Рыкнув, Квентис вылетел вон из кабинета. Почти бегом добравшись до спальни, пинком растворил двери, швырнул о стену хрупкий стульчик, который не замедлил от этого развалиться… И увидел Лаури, которая в привычном полупрозрачном одеянии сидела на кровати.

– Ты… Ты! Пошла вон! – рявкнул владыка, озираясь в поисках чего бы еще сломать.

Васильковые глаза наложницы без страха смотрели на него, и на пухлых губах играла странная улыбка.

– Ты оглохла? – почти прошипел Квентис, – хитрая, пронырливая тварь! Я прикажу… сварить тебя в кипятке, отрезать уши, выколоть глаза, чтобы больше никогда, и ничего не подслушала!

Она медленно поднялась, грациозно качнула бедрами.

– Владыка страшен в гневе, однако гнев не лучший советчик.