Бремя юртов Нортон Андрэ
Завернувшись в плащи, они легли за камни. Внезапно Элосса была разбужена каким-то внутренним предупреждением, свойственным юртам. Над ней склонился раски, едва видимый в ночной темноте. Что-то слабо блеснуло в его руке… Обнаженный нож.
Элосса откатилась в сторону, и нож вонзился в землю, там, где она только что лежала. Стэнс потерял равновесие. Элосса опять откатилась за камень. Встав на ноги и схватив посох, она ждала, и сердце ее билось так сильно, что тело вздрагивало. Она послала мысленное прикосновение и нашла дикие мысли, почти столь же беспорядочные, как и только что случившееся нападение. Ужас крепко держал мозг раски. Она увидела в его сознании образ чудовища: он принимал ее за чудовище!
— Стэнс! — громко выкрикнула она, пытаясь разбудить его, потому что, ей казалось, человек может быть так дезориентирован только в кошмарном сне.
Она услышала ответный крик, дикий, звериный, и увидела, что Стэнс бежит от камней в темноту ночи, бежит, как преследуемый чем-то совершенно ужасным.
Элосса, дрожа, ухватилась за камень… Что произошло? Наверное, то, чего она опасалась: в этих камнях скопились эмоции и оказали воздействие только на раски из-за его происхождения.
Бежать за ним не имело смысла. Если источником его ужаса были камни, он придет в себя, как только выйдет из-под их влияния. Она широко раскрыла сознание, чтобы не привлечь никакого внимания — послала очень недолгий поиск.
Стэнс все еще продолжал бежать. Элосса не пыталась вернуть его. Такая попытка могла только повысить искажение его сознания. Она снова устроилась под защитой камней. Все ее осторожные пробы показывали, что это просто камни. Похоже, если они излучали какие-то иллюзии, то эти последние угрожали только раски. Она хотела оставаться настороже, но все-таки погрузилась в сон и вновь проснулась с ощущением страшной опасности. Открыв глаза, она одну-две секунды думала, что все еще спит и видит какой-то особенно живой сон.
Она не лежала на равнине у камней, а стояла, опираясь на посох, в узком ущелье между двумя высокими холмами. Вокруг был высохший кустарник, а прямо перед ней сидел саргон, его рычание, эхом отраженное от холмов, несло в себе страшную угрозу.
Животное было молодым, возможно, родившимся в этом сезоне, но даже с таким детенышем саргона ни один человек не мог справиться, а зверь каким-то образом знал, что она совершенно беззащитна.
Элосса отчаянно призывала мысленный контроль, но ее тренированная мысль действовала как-то вяло и не могла удержать рычащего зверя. Сейчас он разорвет ее когтями…
В воздухе послышался пронзительный поющий звук. Бока саргона вздрогнули, словно он собирал силы для прыжка, но не прыгнул, а взвыл: из его горла торчал конец стрелы.
Элосса пришла в себя и применила к животному всю силу своего таланта, одновременно метнувшись в сторону.
Саргон визжал, царапая лапой рану в горле, откуда лилась темная кровь. Элосса плотно прижималась к каменной стене ущелья. Между ней и раненым зверем был только хилый кустарник, через который животное легко могло пробиться. Она, как могла, мысленно давила на зверя. Саргон тяжело двинулся вперед, ломая кусты. Кровь его теперь лилась еще сильнее. В воздухе опять раздался звук, и в тело разъяренного зверя впилась вторая стрела. Саргон завертелся и еще раз посмотрел на Элоссу. Он все еще готовился напасть, и она не могла повлиять на объятый злобой чужой мозг. Ничто не могло заставить саргона отказаться от его намерений, кроме…
Видимо, близость смерти ускорила мышление Элоссы. Она отбросила тщетные попытки отвлечь внимание зверя и со взрывом энергии, собравшейся только под хлыстом страха, создала иллюзию. Вторая Элосса, изображенная, может быть, не слишком тщательно, но все равно достаточно похожая на намеченную зверем жертву, стояла теперь рядом с ним. Иллюзорная девушка повернулась и побежала. Саргон, громко воя от боли и потери крови, повернул свое тяжелое тело для преследования. Видимо, теперь он представлял собой удобную цель для невидимого стрелка, потому что запела третья стрела. Саргон поднял голову, разинул пасть для рева, но ни одного звука не вышло из его горла, только фонтаном хлынула кровь. Животное сделало шаг, второй — и упало.
Элосса едва держалась на ногах. Последние усилия истощили ее так, как не случалось со времени первых дней ее ученичества. Нужен был основательный отдых, прежде чем ей удастся собрать даже самую малую часть мысленной силы. Она подняла голову; посыпались мелкие камни и земля, спускался Стэнс. В своем теперешнем состоянии она не могла определить его настроения. Впрочем, если бы он желал ей вреда, ему стоило только оставить в покое саргона. Но, может быть, какая-то часть врожденной жажды мести все еще оставалась в нем, и он хотел взять жизнь юрта своими руками? Она стояла спокойно. Все равно она не могла убежать, потому что из нее вышла вся энергия. Стэнс остановился над телом саргона и посмотрел на Элоссу. Потом опустился на колени и принялся вытаскивать стрелы из туши саргона. Он тщательно очистил их о землю и сложил в колчан. На Элоссу он больше не смотрел, как будто ее тут и не было, и ничего не говорил. Что же теперь будет? В ней снова проснулось отвращение ко всем раски. Видимо, слишком велика была бездна между двумя расами, чтобы можно было перекинуть мост.
Стэнс встал, и на его темном лице было выражение, которого она не понимала.
— Жизнь за жизнь, — сказал он как бы против воли. Что это означало? Расплата за помощь, которую она ему оказала, когда он был ранен таким же зверем? Или он спас ее теперь из-за своей неудачной попытки убить ее ночью? Она чувствовала себя слепой, так как не могла выяснить правду с помощью мысли-поиска.
— Ну, — сказала она наконец, — зачем ты поднял на меня нож? Неужели древняя ненависть все еще так сильна в тебе, Стэнс из Дома Филбура?
Он открыл рот для ответа, но тут же закрыл. Вокруг него была аура осторожности, словно он стоял перед возможным врагом.
— Почему ты хотел взять мою жизнь, Стэнс? — вновь спросила она.
Он медленно покачал головой.
— Я не хотел убивать… — начал он, поднял голову и взглянул ей в глаза. — Это не я. Здесь такое место. Такие тайны, о которых мы, раски, давно забыли, а вы, юрты, при всей вашей власти, никогда не знали. Здесь на мое тело действует чужая воля. Если ее желание не срабатывает, она оставляет меня. Я… — он нахмурился, — я подумал, это другое, не от раски и не от юртов… и это очень опасное, может быть, для нас обоих. Этот мир мог иметь свои тайны — в этом нет ничего невозможного.
Элосса повернула голову и взглянула на холмы, возвышавшиеся над ними. Можно уйти обратно, замуровать в дальнем уголке мозга все, что случилось с ними, все, что они узнали насчет себя и своих народов. Но она не думала, что это возможно. Идти наверх — риск встретить абсолютно неведомое. И все-таки в ней росла уверенность, что это единственный ее путь.
— Мы должны подняться, — сказал Стэнс. — Меня притягивает туда, как в Кал-Хат-Тане. Это притяжение не коснулось тебя, леди? Я знаю, что ты не можешь теперь доверять мне, но в какой-то мере мы связаны.
Элосса решительно отошла от стены, служившей ей поддержкой.
— Я нашел воду и тропу ко Рту, — сказал он. — Это недалеко. Пошли.
Так она во второй раз выбрала новый путь.
Глава 10
Итак, это Рот. Элосса смотрела на отверстие. Без сомнения, сначала это был естественный вход в пещеру, но затем над ним поработал человек. Поверхность скалы над отверстием была сглажена и в ней глубоко вырезаны странные маскоподобные лица. Разные? Нет, похоже, это было одно и то же лицо, но с разными выражениями, в основном, как показалось Элоссе, злыми. Теперь она нарушила молчание, которое царило между ней и ее спутником во все время подъема.
— Ты назвал это «Рот Атторна». Кто такой Атторн?
Стэнс не взглянул на нее. Он зачарованно смотрел на темное отверстие Рта, куда дневной свет проникал как бы с неохотой, и ответил не сразу, словно ее слова доносились до него так слабо, что он их почти не слышал.
— Атторн? — он медленно, неохотно повернул голову. — Не знаю, леди. Но это было местом Власти для правящего Дома Кал-Хат-Тана. — Он провел рукой по лбу.
— Одна из ваших легенд? Но здесь, пожалуй, нечто большее.
Прежде чем идти в такое место, она хотела узнать о нем побольше. Ее опыт со Стэнсом в подземелье не очень вдохновлял на новый риск в темноте и неизвестности.
— Я… я ничего не слышал об этом месте. Но как это могло быть? — спросил Стэнс не Элоссу, а себя. — Я знал путь в это место, знал, что оно здесь, что это убежище. Откуда же я это узнал? — последний вопрос относился уже к Элоссе.
— Иногда услышанное так глубоко погружается в память, что только случай может вызвать его на поверхность. Поскольку Дом Филбура, как ты говорил, был назначен хранителем Кал-Хат-Тана, вполне могло быть, что те или иные обрывки знаний ты воспринял и забыл.
— Возможно. — Судя по выражению его лица, он не был в этом убежден. — Я знал только, что мне необходимо прийти сюда. — И он, будто поневоле, шагнул вперед и вошел в Рот под полосой с изображениями лица.
Но Элосса решила сделать последнее испытание. Хотя ее запасы энергии были почти истощены, она все же собрала, что могла, и послала мысль-поиск в пещеру. Мимоходом она задела Стэнса, но не собиралась контактировать с ним — он просто был зарегистрирован сознанием. Но там была вспышка света жизни, далеко, ниже отверстия, возможно, насекомые или другие существа, для которых Рот был охотничьей территорией. Но не было ничего, равного по значимости животному или человеку. Успокоившись, она пошла за Стэнсом в темноту — не в пещеру вовсе, а в туннель.
— Стэнс! — окликнула она, не собираясь идти вслепую. На этих высотах должны быть и другие пещеры, которыми с древности не пользовались. Элосса так мало знала о верованиях раски. Все юрты признавали, что были места, предназначенные для эмоциональных опытов, — храмы и древние поселения. В них годами собиралась аура и притягивала тех юртов, которые обладали достаточным талантом, и могла даже влиять на них. Вспомнив об этом, Элосса тут же закрыла сознание. До тех пор, пока она не удостоверится, что здесь такого влияния нет; она может рассчитывать только на свои телесные чувства.
— Стэнс! — крикнула она снова.
— Хоооо! — звук был так искажен, что Элосса даже не была уверена, что это голос раски. — Иди-и-и!
Элосса медленно и осторожно пошла. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела впереди бледные проблески. Один из них зашевелился, и Элосса испуганно остановилась. Мотылек, или похожее на него крылатое создание, билось в паутине. Нити этой паутины как раз и давали слабый свет. Затем прямо на мотылька свалился черный шар. Элосса вздрогнула. Теперь она видела и другие пятна бледного света: все это была паутина. Возможно, ее свет и привлекал жертву.
Элосса медленно шла, стараясь держаться подальше от затянутых паутиной стен. Помощником ей служил посох, которым она ощупывала путь впереди и по сторонам. Воображение рисовало ей, как такая же паутина, только в тысячу раз более прочная и толстая, перегораживает туннель.
«Стэнс ушел», — говорила она себе, однако разум отгонял страх. Каким образом он оказался так далеко впереди? Видимо, он шел много быстрее, когда остался один. Элоссе хотелось услышать его голос, но что-то удерживало ее от повторного оклика. Она пошла чуть быстрее… Светящаяся паутина теперь исчезла. Может, она висела только там, где из внешнего мира могли появиться летающие создания.
Мрак был полным. Элоссе казалось, что его можно потрогать рукой, собрать в складки, как занавес. Но воздух был достаточно чист, и она чувствовала по временам легкое дуновение.
И вдруг — внезапная вспышка оранжевого пламени. После полной темноты оно казалось ярким солнечным светом, так что Элосса зажмурилась, оберегая глаза.
Стэнс держал пылающий факел. Затем он укрепил его в выходящее из стен кольцо, как будто делал это не впервые. Его недавнее отрицание какого-либо знания этого места вызывало у Элоссы неприятные сомнения.
Свет факела освещал комнату, которая раньше, наверное, была пещерой, но человеческие руки сгладили и обработали ее. Сильнее всего свет озарял гигантское лицо, почти во всю переднюю стену. Рот был широко раскрыт, но свет факела глубоко в него не проникал. Глаза, изображенные на уровне плеча Элоссы, тоже были широко раскрыты и не были слепыми, как у статуй; они были сделаны из чего-то, что давало им блеск жизни, так что изображение не только видело ее, но и злобно радовалось ее присутствию. Стэнс зажег второй факел, взяв его из высокого кувшина, стоявшего слева от лица. Когда он воткнул факел в кольцо на противоположной стене, света стало достаточно, чтобы видеть все помещение. Две другие стены были голыми, так что все внимание сосредотачивалось целиком на злобном, презрительном лице.
Такие вещи сами по себе почти не имеют собственного зла, оно идет извне. Сказать, что резьба на стене была злом, — значит приписывать камню не принадлежащие ему свойства, но сказать, что изображение было сделано теми, кто желал впустить в мир зло, — это не противоречило бы истине.
Кто бы ни вырезал лицо на стене, он имел искаженные мозг и душу. Элосса сделала всего один шаг в комнату и сразу остановилась. Иллюзии на дороге в Кал-Хат-Тан были ужасны, они родились от человека, старавшегося оставить след на самой земле. Это было сделано хитро и тщательно, и не от великой боли тела и души, а от глубокого желания собрать весь мрак, от которого человек естественно сжимается.
Стэнс стоял перед этим лицом и с явной сосредоточенностью вглядывался в зияющие глаза. Похоже, подумала Элосса, он и в самом деле общался с какой-то силой, так грубо выраженной в резьбе. Она крепко держала свой талант, потому что чувствовала: если она выпустит его хоть немного, пошлет самую незначительную пробу — ей могут ответить.
Элосса покачала головой. Нет, нельзя позволить своему воображению внушать ужасы, которые не могут существовать. Вероятно, это был бог какой-нибудь страшной и злобной религии, вытягивающий энергию от верующих, а может быть, даже для ужасов жертвоприношений, и такое было вполне возможно. Но сам по себе он был никто, просто искусно обработанный камень.
— Это Атторн? — спросила она, чувствуя необходимость прервать молчание, отвлечь Стэнса от его сосредоточенности. Он не ответил. Она рискнула шагнуть вперед и, преодолевая отвращение юрта к физическому контакту, положила руку на плечо Стэнса. — Это Атторн? — повторила она громче.
— Что? — Стэнс повернул голову и взглянул на Элоссу, но она чувствовала, что он, в сущности, не видит ее. Но потом в его лице мелькнула искра перемены. Глубокая сосредоточенность нарушилась. Он вернулся к жизни — вот единственное объяснение, которое Элосса могла дать этой перемене.
— Что? — он вновь повернулся к лицу на стене, ярко освещенному факелами. — В чем дело?
— Я спросила… это — Атторн? — Она указала на лицо. — Рот у него явно есть.
Стэнс прикрыл рукой глаза.
— Не знаю… Не могу вспомнить.
Элосса глубоко вздохнула. Прошлой ночью раски хотел убить ее, пока она спала. Утром, после того, как она, в свою очередь, была околдована (что же, кроме колдовства, послало ее, спящую, на тропу саргона?), этот же самый раски спас ей жизнь. Он привел ее сюда через темный туннель, будто знал, что здесь находится, и зажег факелы, точно зная, где их найти.
— Ты и в самом деле хорошо знаешь это место, — продолжала Элосса, решив слегка уколоть раски, — иначе ты не нашел бы этого, — она указала на факелы. — Тайный храм вашей древней мести, и ты привел меня в него, чтобы убить.
Она и сама не знала, почему высказала это обвинение, но оно могло быть и правдой.
— Нет. — Он вытянул руки вперед, как бы отталкивая это лицо с разинутым ртом, отгоняя все, что оно могло означать. — Я же сказал тебе: я не знаю! — Его голос дрожал от злости. — Это не мое… Это… что-то другое, и оно делает меня своим слугой. А я… я не хочу служить ему! — сказал он медленно и с паузами. И он верил в то, что говорил, в этом Элосса не сомневалась. Но мог ли он как-то защищаться против принуждения, уже дважды овладевавшего им, — в этом она отнюдь не была уверена.
Раски повернулся к лицу спиной. Его собственное лицо выражало уверенность и решимость.
— Поскольку я не могу управлять тем, что движет мной, нам лучше уйти. Я пойду один, пока не удостоверюсь, что я не просто орудие…
Это было разумно — с небольшими поправками. В прошлую ночь на нее тоже действовало неизвестное, пославшее ее навстречу смерти. Но ведь ее раса имела врожденный мысленный барьер против такого вмешательства. Юрт не мог овладеть сознанием своего товарища, не мог контролировать даже раски, у которых не было такой защиты, он мог только создавать недолговечные иллюзии. Но тут дело не в галлюцинациях, а в мысленной власти на том уровне, который был совершенно чужд Элоссе. Талант юртов всегда считался высшим, и, может быть, поэтому в них росла бессознательная надменность. Возможно даже, подумала она, бремя старого греха вызывало необходимость сохранять правила, где нельзя пользоваться талантом, а где можно. Может, из-за того, что она скинула бремя юрта, она и попала под власть незнакомого фактора, о котором раски знал и в существование которого она должна поверить? Если это ее вина, тогда она, как и раски, приняла на себя новое бремя — или проклятие — и должна научиться либо скинуть, либо нести его.
— Это движет и мной тоже, — сказала она. — Я чуть не попала в зубы саргона, даже не зная, что делаю.
— Это не от юртов, — он покачал головой. — Это что-то от раски… от этого мира. Но я клянусь тебе Кровью и Честью своего Дома, что ничего не знаю, даже легенд, об этом месте, не знаю, что привело меня сюда и зачем. Я не поклоняюсь злу, а это — вещь Зла. Ты наверное чувствуешь, как в воздухе пахнет злом. Я не знаю Атторна, если это Атторн.
Она опять должна была признать, что он говорит правду. Цивилизация раски закончилась травмой от разрушения Кал-Хат-Тана, как она сама видела на экране. Хотя народ выжил, какой-то источник храбрости, гордости и честолюбия иссяк. Многое из того, что они знали в прошлые времена, теперь пропало.
Однако сейчас они стояли в месте Власти. Элосса не могла определить ее силу, как бы водящую пальцем по ее мысленному щиту и осторожно пытающуюся проникнуть внутрь, чтобы уяснить, что представляет собой Элосса. Надо уходить отсюда как можно скорее.
Девушка покачнулась: сквозь мысленный щит и как бы сквозь все ее тело пронесся крик. Где-то неподалеку юрт в смертельной опасности — такую последнюю мольбу бросают лишь в том случае, когда видят перед собой неминуемую смерть. Не раздумывая, она тут же опустила барьер и послала поисковый зов. Пришел другой, значительно менее сильный.
Откуда? Она повернулась к отверстию туннеля. Куда идти? Она послала незнакомцу настоятельную просьбу вести ее. В третий раз прозвучал зов, но не с той стороны, куда она смотрела, а позади. Элосса вновь обернулась к лицу на стене. Его глаза светились злобой. А зов шел из-за лица! Может, в каком-то древнем жертвоприношении здесь пролилась кровь юрта, и остались сильные эмоции, которые мог уловить другой юрт? Нет, первый зов был слишком живым. Не могла же она не чувствовать разницы между напоминанием о мертвом и мольбой, исходящей от живого? Где-то здесь был юрт, и ему грозила опасность. Позади стены со злобно открытым ртом Атторна.
Глава 11
Стэнс схватил ее за руку.
— Что это?
— Юрт, — рассеянно ответила Элосса; она так сосредоточилась на попытке проследить источник зла, что даже не стала освобождаться от нежелательного прикосновения раски. — Где-то здесь юрт в опасности.
Девушка опустилась на колени перед раскрытым ртом в стене, безрассудно посылая мысль-поиск.
Юрт! Но… что-то еще… худшее… раски? Трудно сказать. Она ткнула концом посоха в отверстие рта. Посох не встретил препятствия, рот был как бы вторым входом — но куда? Возможно, к другому пути через страшные пещеры. Надо узнать… Она закрыла глаза, собирая вернувшуюся к ней энергию. Где юрт?
Мысль ее не нашла сознания, но Элосса все еще была уверена, что тот самый первый крик не был ошибкой. Но где же тогда юрт?
Ее сосредоточенность была нарушена каким-то звуком. Она в испуге оглянулась. Стэнс покачивался, его руки вцепились в куртку на груди, а его лицо выражало такую смесь ярости и страха, что Элосса вскочила и выдернула посох из отверстия, готовая защищаться.
Стэнс качался из стороны в сторону, и у Элоссы было странное впечатление, что он сражается с кем-то, кого она не видит, с кем-то, кто, может быть, находится в нем самом. В уголках его искривленного рта показалась пена. Сначала Стэнс издавал хриплые звуки, потом сказал:
— Он убьет меня! Смерть небесным дьяволам! Смерть!
Он упал на колени, его руки со скрюченными пальцами, как бы не поддаваясь его контролю, тянулись к горлу Элоссы.
— Нет, — почти взвизгнул он, страшным усилием воли повернулся и ударил кулаком по верхней губе каменного рта. Раздался треск. На пальцах Стэнса выступила кровь, а лицо на стене осыпалось, как высохшая на солнце глина. Упала не только часть губы, на которую обрушился удар Стэнса, — из этой точки пошли вверх и вниз трещины. То, что казалось массивным камнем, крошками посыпалось на пол. Даже глаза разлетелись со звоном разбитого стекла и упали на пол блестящей пылью. Лица больше не было, лишь темное отверстие, куда не проникал свет факелов, отмечало место, где был рот бога — или дьявола.
С исчезновением этой маски изменилась и комната. Элосса выпрямилась с ощущением, что с плеч упал тяжелый груз, о существовании которого она до сих пор не подозревала. Это ушло зло, исчезло вместе с разрушенным лицом.
Стэнс, все еще стоя на коленях, дрожал всем телом. Но он поднял голову. Причина, исказившая его лицо, исчезла. По лицу раски прошла тень замешательства, а затем пришло самообладание.
— Оно хотело заставить меня убивать, — тихо сказал он. — Оно хотело пить кровь.
Элосса подняла осколок камня. Как странно, что единственный удар Стэнса вызвал такое полное разрушение. Осколок имел крепость камня; она попыталась, но не смогла раздавить его.
Она не понимала, что случилось, но все было явно к лучшему: отвечая на зов юрта, она должна была войти в Рот Атторна, а все ее инстинкты восставали против такого действия.
— Но ты не убил. Оно не управляло тобой, как ни старалось.
Она не представляла, что такое это «оно». В этом месте она готова была признать какую-то силу, вероятно, нематериальную, связанную с изображением лица, но не могла понять, почему хватило одного удара, чтобы все обратилось в прах. Может, это освобождение временное?
Стэнс смотрел на нее и хмурился.
— Я этого не понимаю. Но я — Стэнс из Дома Филбура и я не отвечаю на приказы призраков — злых призраков! — В его словах слышались гордость и вызов.
— Прекрасно, — охотно согласилась она, — но здесь дорога, по которой мы теперь пойдем.
У Элоссы не было ни малейшего желания ползти в это отверстие, но на ее расе лежало древнее принуждение — ни один крик о помощи, посланный от сознания к сознанию, не может остаться без внимания, — и она не могла отказаться.
Стэнс взял один из факелов и полез с ним в отверстие. Элосса, поколебавшись, взяла один из запасных, стоявших в углу, и последовала за Стэнсом.
Здесь факел светил более тускло, чем в пещере, потому что проход был узким и низким, они пробирались по нему ползком, и Стэнс загораживал свет своим телом. Но и видеть тут было нечего — гладкие закругленные стены и чистый, даже без пыли, каменный пол.
Элосса боролась с нарастающим беспокойством. Оно не было вроде бы беспричинным, как в пещере, ее со всех сторон окружал камень, и вес его пугал ее. Из памяти не выходило случившееся с каменным лицом: что если какой-нибудь неловкий толчок вызовет то же самое здесь и на них обрушится потолок или стены? Затем темная фигура Стэнса исчезла, но свет его факела, скрывшись на миг, тут же вернулся и вывел Элоссу из этого червячного прохода в более широкое пространство.
Здесь уже не было ни ровных стен, ни гладкого пола: это была природная пещера. Девушка стояла рядом с раски. Под их ногами лежали наносы песка и гравия. Видимо, когда-то здесь протекал подземный поток. Стэнс покачал факелом, но свет не дошел до потолка. Возможно, они находились на дне глубокой пропасти, стены которой были сильно повреждены, и в них не было никаких следов выхода.
Элосса еще раз закрыла глаза и послала мысль-поиск. Ответа не было. Но вряд ли кричащий юрт умер: его конец она ощутила бы как шок, поскольку держала свое сознание открытым в ожидании даже самого слабого ответа.
Стэнс медленно обошел вокруг стен, освещая факелом каждую трещину. А Элосса кое-что заметила: песок на полу лежал неровно и не во всех местах. Хотя он был слишком мягким, чтобы удержать отпечаток, она заметила явные следы чьих-то ног.
— Посмотри, — сказала она раски, — куда ведут эти следы?
Он поднес к следам факел и пошел вдоль них. Они вели прямо к трещине, с виду ничем не отличавшейся от остальных.
— Она глубже, — сказал он, — и, кажется, может быть путем вверх или наружу.
Тут, по крайней мере, не пришлось ползти на коленях, но путь был очень узким. В некоторых местах они с трудом протискивались, обдирая тело о грубый камень. И тропа шла не прямо, как те две, по которым они прошли. Несколько раз они поднимались вверх по ступенькам или скользили вниз, как по трубе. Наконец они дошли до резкого прямоугольного поворота вправо и влево. Он вывел их в другую пещеру.
Пещера была маленькой и перегорожена стеной, как барьером. Камни, составлявшие ее, не были скреплены раствором, но были плотно подогнаны, так что стена казалась несокрушимой.
Стэнс воткнул факел в нишу возле стены и провел руками по грубой поверхности.
— Прочно, — прокомментировал он. — Но… — он достал охотничий нож и осторожно воткнул его в трещину между двумя камнями. Он долго раскачивал его, а потом резко толкнул камни, и те с грохотом выпали. — Выглядело крепче, чем на самом деле, — сказал он. — Думаю, мы расчистим ход.
Пещера была тесной, так что они работали по очереди: один выламывал камни, другой выбрасывал их назад, в проход. У Элоссы болели руки и спина, и она была голодна, как в полузимний пост. Но ей не хотелось даже намекнуть на перерыв в работе: самое главное выйти отсюда.
Когда они расчистили пространство достаточно широкое, чтобы протиснуться, Стэнс взял факел, просунул его в отверстие и удивленно вскрикнул.
— Что там? — спросила Элосса, но он не ответил и влез туда сам, и она быстро последовала за ним. Они снова оказались в проходе, сделанном людьми. Стены были не просто гладкие, а облицованные чем-то вроде полированного металла. При свете факела был виден узор, сияющий, как драгоценные камни самых разных цветов. Определенного рисунка не было, просто переплетение полос и линий, и цвет их все время менялся: желтый становился зеленым, голубой переходил в красный. Сначала Элосса радовалась этой перемене после унылого серого камня, но потом стала щуриться. Что-то чуждое, пугающее было в этих полосах. Как цвет может пугать? Она вспомнила цветные башни, дворцы, стены Кал-Хат-Тана. Город казался гигантской сокровищницей. Эти полосы блестели так же, но разница все-таки была.
Стэнс провел факелом рядом со стеной. Узор вспыхнул сначала зеленым, потом ярко-алым, перешел в оранжевый, затем желтый. Стэнс коснулся ногтем цветной полосы. В тишине коридора послышалось слабое пощелкивание.
— Это из Кал-Хат-Тана? — спросила она и прикрыла глаза рукой. Ей показалось, что цвет удерживает свет факела и усиливает его. И, конечно, это было не только ее воображение, потому что глаза болели, словно она долго смотрела на источник света куда более яркий, чем факел.
— Не знаю. Я никогда такого не видел. Похоже, это должно иметь важное значение, однако не имеет. Только ощущение…
Она не знала, как может повлиять на восприимчивого человека его расы изображенное его же собственным народом. Но сама она испытывала здесь все больше и больше неудобства. Скорее бы уйти отсюда!
Коридор был достаточно широк, они шли без затруднений. И шли молча. Элосса старалась смотреть только перед собой, чтобы не видеть цветных полос. Здесь было какое-то притяжение, похожее на начало иллюзии.
Чем дальше они шли, тем шире становились цветные полосы. Те, что в начале их пути были шириной в палец, теперь стали шире ладони. Цвета не могли стать ярче, но смена их стала происходить более резко и все сильнее слепила глаза. Элосса закрыла лицо руками. Видимо, это производило такое же впечатление и на Стэнса: он ничего не говорил, но ускорил шаг, так что они почти бежали. Но в стенах не было никаких проходов, и путь казался бесконечным.
Элогса слабо вскрикнула и качнулась к стене, раздался зов юрта, громкий и ясный, будто юрт стоял прямо перед ними. Но здесь не было никого.
— Кто это? — с ноткой нетерпения спросил Стэнс.
— Юрт. Где-то близко. В опасности! — Элосса позвала, на этот раз не мысленно, по полным зовом, каким ее народ пользовался в горах. Каждый имел свой сигнал.
Впереди возникло какое-то движение. Стэнс поднял факел повыше, чтобы лучше видеть.
Да, к ним шел человек. Элосса подняла руку в приветствии юртов.
Глава 12
По виду это был юрт, но одежда была другая: вместо длинного грубого тускло-коричневого дорожного плаща, какой носили все юрты, на незнакомце была плотно прилегающая темно-зеленая одежда, оставляющая открытыми только кисти рук и голову. Элосса видела такую одежду на экране в небесном корабле. На этом юрте была одежда людей корабля, словно он шагнул сюда через поколения.
— Привет, брат, — сказала она на языке своего народа, а не на общем с раски.
На лице пришельца не отразилось ничего, никакого признака, что он увидел в ней что-то общее с собой. Блеск его широко раскрытых глаз, неподвижный рот пробудили в Элоссе какую-то тревогу. Она послала мысленную речь.
Ничего! Барьера не было, но она не коснулась ничего вообще. Ее изумление было так велико, что она на миг застыла, а в это время рука юрта, державшая черную трубку, поднялась на уровень груди Элоссы.
Стэнс всем телом навалился на Элоссу, отталкивая ее в сторону, и оба покатились по каменному полу. Там, где она только что стояла, пронесся яркий световой луч. Элосса даже в стороне и через одежду почувствовала палящий жар.
Ее ошеломила не столько эта неожиданная атака, сколько сознание, что против нее никто не стоял. Никакого юрта здесь не было, мысль-поиск ясно подтвердила это. А как же оружие? Ведь оно не было частью галлюцинации?!
Юрта не было, не могло быть! Она огляделась вокруг. Коридор был пуст. Но на полу чуть подальше от того места, где они упали, лежало оружие — черная трубка.
— Он… он исчез! — сказал Стэнс, поднимаясь на ноги. — Что это?
— Галлюцинация, — сказала она. — Страж…
Стэнс наклонился над трубкой, не прикасаясь к ней.
— Но ведь он был вооружен, он стрелял огнем из этой штуки! Разве галлюцинация может делать такое?
— Может, если те, кто видит иллюзию, верят в ее реальность.
— И у иллюзии настоящее оружие? — допытывался Стэнс.
Элосса покачала головой.
— Я не знаю. И мой народ не знает, чтобы иллюзия могла так действовать.
Она смотрела на трубку, которая не исчезла со своим хозяином, а все еще лежала тут, свидетельствуя, что в Элоссу и Стэнса действительно стреляли.
Взять ее? Прекрасная защита для Элоссы. Однако она не могла заставить себя прикоснуться к трубке. Стэнс потянулся к оружию.
— Нет! — резко крикнула Элосса. — Мы не знаем природы этой вещи. Может, она и вообще не из нашего мира!
Стэнс слегка нахмурился.
— Не понимаю я этой истории с галлюцинациями. И не могу поверить, что человек стоял здесь, стрелял в нас, а затем исчез. Как юрт прошел через Рот Атторна и что он здесь делал, кроме того, что пытался убить нас?
Элосса опять покачала головой.
— Не могу тебе ответить. Скажу только, что нам лучше не связываться с этим, — она указала концом посоха на трубку. — И… — тут она бросила случайный взгляд на стену. Рисунок изменился. Там было пятно, и на противоположной стене тоже. Элосса вытянула посох и, не касаясь самих стен, очертила на обеих сторонах четырехугольник высотой по грудь и шириной в две ладони. — Смотри!
Стэнс повернулся и посмотрел на стены.
— Юрт стоял здесь? — спросила она.
— Да, пожалуй. Но что это?
— Возможно, что он не галлюцинация. — Она попыталась вспомнить обрывки старых сказаний ее народа.
Хотя те, кто совершил Паломничество, наложившее на них печать ответственности и зрелости, никогда не говорили о Кал-Хат-Тане и Бремени юртов, у них были рассказы о старых временах. Элосса всегда знала, что между ними и миром, в котором они оказались пленниками, очень мало общего. У них было славное прошлое, которого они не надеялись достичь снова. На захороненном небесном корабле она узнала, каким образом маги юртов получили свою необычную власть. И вполне могло быть, что юрт, которого они видели сейчас, был не иллюзорным, а реальным, перенесенным сюда непонятным способом для защиты тайного места от вторжения раски. Если юрт, находящийся в таком тайном укрытии, не имел контакта с остальными, он мог видеть врага как в Стэнсе, так и в ней. Могла ли она общаться с таким затаившимся юртом?
Но почему же мысленное прикосновение отметило пустоту? Можно ли представить, что люди с корабля имели в свое время знание, а те, кто нес тяжкое бремя греха, утратили его?
— Если это не галлюцинация, — прервал Стэнс ее мысли, — то кого же мы видели? Призрак мертвого? Призрак, носящий оружие и умеющий им пользоваться? Этот огонь едва не зажарил нас!
— Не знаю я! — ответила Элосса, раздраженная своим неведением. — Я ничего не понимаю, кроме этих плит на стенах, — она вновь указала на них концом посоха. — И он стоял между ними.
Теперь она рискнула повернуть трубку на полу. Они увидели, что второй раз трубка уже не может послать смертельный луч: на нижней стороне цилиндра виднелось оплавленное отверстие.
— Наверное, очень старое, — сделал заключение Стэнс, — слишком старое, чтобы им пользоваться. Такое же древнее, как и небесный корабль.
— Возможно.
Но важным было не бесполезное оружие, а появление юрта и крик о помощи, который привел сюда Элоссу. Уж в этом-то она не ошиблась. Где-то был юрт, живой и все еще в опасности.
— Ты должен знать больше, — повернулась она к Стэнсу. — Из вашей истории понятно, что представители твоего Дома следили за Кал-Хат-Таном и искали приходивших сюда юртов, чтобы потребовать с них удовлетворения за гибель города. Мы остановились, как ты сказал, у Рта Атторна. Кто такой Атторн? Что делать юрту в таком месте? Если это был храм… — она глубоко вздохнула, вспоминая что-то, проносящееся, как призрак, по курганам Кал-Хат-Тана, — страшная, смертельная охота за людьми с корабля, пытавшимися помочь случайно разрушенному ими городу. Возможно, юрта привели сюда, чтобы принести в жертву какому-нибудь богу раски. И, может быть, зов умирающего, прозвучавший много лет назад, теперь послан, чтобы завлечь в ловушку и ее, Элоссу. — Проливалась ли здесь кровь юрта? — резко докончила она.
Стэнс держался от плит на некотором расстоянии, явно не имея желания проходить между ними.
— Не знаю, — ответил он. — Возможно, и такое было. Люди из Кал-Хат-Тана сошли с ума и внесли в свое безумие ненависть. Я ничего не могу вспомнить об Атторне и о том, как я очутился у его Рта. Я говорю тебе истинную правду. Войди в мое сознание, девушка-юрт, если хочешь, и увидишь сама.
Она отметила, что он назвал ее «юрт»: видимо, их скороспелое товарищество долго не просуществует. Но она не собиралась воспользоваться его предложением исследовать его: он не предложил бы это, если ему было что скрывать. Раски ненавидели и боялись эту силу юртов.
Коридор все еще уходил вдаль. Может, безопаснее было вернуться, но зов юрта, все еще оставшийся в сознании Элоссы, не давал ей сделать первый шаг к отступлению. Слишком давно люди ее крови условились поддерживать друг друга, отвечать на подобные просьбы и помогать, чем могут.
— Я должна идти вперед, — сказала она скорее для себя, чем для Стэнса, и тут же добавила: — Ты не обязан отвечать на этот зов. Ты спас меня от огненной смерти, которая оказалась направлена на меня каким-то проявлением моего же народа. Если ты поразмыслишь, Стэнс из Дома Филбура, то согласишься, что этот поиск не для тебя.
— Нет! — перебил он. — Я, как и ты, не могу свернуть с этой тропы. Во мне все еще действует то, что притянуло меня ко Рту. — Он помолчал и продолжал с гневным жаром: — Я попал во что-то, что не из моего времени. Я не знаю, какая сила держит меня, но я больший пленник, чем если бы находился в цепях!
— Наверное, лучше не проходить непосредственно между этими плитами, — посоветовала она и, опустившись на колени, согнулась пополам, и поползла ниже уровня четырехугольников. Стэнс без колебаний последовал за ней.
Дальше они шли более осторожно, и Элосса не спускала глаз со стен, боясь появления таких же четырехугольников. Она сдерживала сознание, чтобы укрыть его от эмоций, которыми кто-то мог ударить ее с помощью брошенной мысли-поиска.
Судя по сообщению, оставленному в корабле, развитие таланта юртов произошло после великой катастрофы. Возможно, некоторые юрты ушли до того, как этот план воздействия был приведен в исполнение, и таким образом остались без таланта. Однако зов шел на мысленном уровне.
Даже если бы группа с корабля скрывалась здесь, сколько поколений прошло с тех пор? Человек, которого они видели, был в корабельной одежде, не тронутой временем… Нет, это наверняка была иллюзия.
Они шли настороженно, все время вглядываясь вдаль. Коридор шел прямо, цветные линии на стенах становились все шире, пока наконец их краски не слились. У Элоссы болели глаза, потому что она считала необходимым следить за этими переливами цветов. Время от времени она останавливалась и закрывала глаза, чтобы дать им отдых. Стэнс вдруг прервал молчание:
— Здесь что-то… — Он не успел закончить: в воздухе возник крутящийся туман, середина его расширилась, пока не заполнила весь коридор от стены до стены и от пола до потолка. Затем туман сгустился, окреп и превратился в чудовищную маску с громадным ртом — проходом. Глаза маски сверкали злобой, даже более ощутимой, чем у вырезанных в камне. Через разинутый рот не было видно продолжения коридора, только непроницаемый мрак.
— Атторн! — сказал Стэнс. — Рот хочет проглотить нас!
— Иллюзия! — твердо ответила Элосса, хотя не вполне была уверена.
В отверстии что-то зашевелилось. Лицо теперь казалось очень прочным, и туман, создавший его, больше не двигался. Изо рта выползло черное щупальце, как ищущий язык.
Элосса, не раздумывая, реагировала на физическом уровне — ударила по языку посохом и тут же поняла свою ошибку: с таким надо бороться не руками, а силой разума. Посох прошел сквозь язык безо всякого видимого эффекта. Черная плеть протянулась к Стэнсу и туго оплела его. Несмотря на все усилия раски освободиться, она тащила его к дрожащим, ждущим его губам маски. В глазах вспыхнуло жадное возбуждение: Атторн хотел есть, и пища была теперь в его власти.
Элосса крепко схватила Стэнса за плечо. Это не было противодействием той силе, что тащила его, — даже их объединенная сила не могла сравняться с ней — просто девушка нуждалась в этом контакте, чтобы ответить.
«Тебя нет! — мысленно прокричала она. — Ты не существуешь! Нет тебя!» Она бросала эти слова, как стрелы из охотничьего лука, в страшное лицо маски. Ах, если бы Стэнс мог помочь ей! Ведь это явление было от раски, как предыдущее — от юртов.
— Этого здесь нет! — закричала она вслух. — Это всего лишь иллюзия, думай об этом, Стэнс! Отрицай его! — И она снова стала яростно отрицать силой мысли.
Сила языка казалась безграничной. Стэнс был уже у самых губ, и Элоссу тащило тоже, поскольку она не выпускала Стэнса.
— Тебя нет! — кричала она и голосом, и мыслью изо всех сил.
Показалось ли ей, или действительно сознание в этих громадных глазах потускнело?
— Тебя нет! — тихо, полузадушенно вскрикнул Стэнс. Он перестал бороться с охватывающей его петлей, поднял голову и вызывающе взглянул в глаза маске. — Тебя нет! — повторил он.
Лицо, язык, державший Стэнса, вообще вся иллюзия мигом исчезли, так что они оба упали, из-за собственных усилий, как только не стало той силы, против которой они боролись.
Глава 13
Исчезло не только лицо, преграждавшее им путь, но и сам коридор. Гладкие стены с цветными полосами скрылись в глубокой тьме. Следуя по освещенному цветными полосами коридору, они забыли про факел и теперь не могли определить, как далеко тянется этот мрак.
У Элоссы было впечатление, что они уже не в коридоре, что вокруг них широкое пространство, возможно, скрывающее смертоносные ловушки. Инстинктивный страх неизвестной темноты чуть не вызвал в ней панику, и ей понадобились все силы разума, чтобы овладеть собой и положиться на слух и обоняние там, где отказывает зрение.
— Элосса, — окликнул ее спутник, и она испугалась, потому что голос шел как бы издалека.
— Я здесь, — ответила она. — Где мы? — и чуть не вскрикнула: в темноте на ее плечо легла рука, скользнула вниз и крепко сжала ее запястье.
— Подожди, у меня осталось огниво.
Пальцы, сжимавшие ее руку, как бы для ободрения, разжались. Она услышала щелканье и увидела огонек. Она с облегчением заметила, что Стэнс не бросил факела, хотя она вроде бы не видела, чтобы он нес его по коридору. И вот теперь факел опять горел, освещая их лица, и в какой-то мере защищал от давящей темноты. Стэнс покачал им на уровне плеча. Пламя замигало и отклонилось. Элосса снова почувствовала на щеке дуновение ветра, которое быстро исчезло. Но факел не высветил никаких стен — видимо, они в открытом месте. Под ногами была скалистая поверхность, единственная стабильная вещь. Может, светящийся коридор тоже был иллюзией? При всем своем умении манипулировать сознанием, Элосса с трудом могла принять такое предположение. Если же коридор не был полностью иллюзорным, как они попали в этот участок вечной ночи?
— Здесь поток воздуха, — сказал Стэнс. — Посмотри на факел.
И пламя сильно отклонилось.
Они медленно пошли. Время от времени Стэнс останавливался и водил факелом по сторонам. Стен по-прежнему не было видно.
Наконец факел осветил край провала. Раски лег на живот и осторожно пополз по этому краю, опустив факел вниз. Но внизу ничего не было видно — видимо, пропасть была слишком глубока. Но поток воздуха шел как раз с той стороны.
Стэнс встал. В его лице не было и намека на усталость или нерешительность, когда он поворачивал голову, оглядывая края бездны.
— Будь у нас веревка, — сказал он как бы самому себе, — мы могли бы спуститься. А без нее не выйдет.
— Значит, идти по краю? — спросила Элосса, хотя очень сомневалась, что они найдут какую-либо возможность перебраться через расщелину, но, с другой стороны, расщелина могла где-то сужаться, и можно будет перескочить.
— Направо или налево? — спросил Стэнс. Это уже зависело от удачи. Пока они стояли тут, она послала быстрый мысленный поиск — нет ли какой-нибудь жизни, у которой есть свои тропы на поверхность земли.
Ее мысленный поиск ничего не обнаружил, и она отвернулась от пустоты.
— Мне все равно.
— Пошли влево. — Раски повернулся и пошел близко к краю, так, чтобы держать его все время в свете факела.
Оба они устали. Элосса вдруг обнаружила, что считает шаги, причин к этому не было, разве что такой счет успокаивал ее непрекращающийся страх, что они не выйдут отсюда.