Разоблаченная Изида. Том I Блаватская Елена

Глава IV

Теории по поводу психических феноменов

«Я выбираю более благородную часть из Эмерсона, когда, после различных разочарований он восклицает: „Я жажду истины“. – Радость истинного героизма посещает сердце того, кто действительно вправе это сказать»

– Тиндаль.

«Свидетельство считается достаточным, когда:

1-е – опирается на большое количество трезвых свидетелей, показывающих, что они ясно видели;

2-е – свидетели здоровыми телесно и умственно;

3-е – беспристрастны и незаинтересованы;

4-е – единогласны в показаниях;

5-е – и торжественно засвидетельствовали факт».

– Вольтер, «Философский словарь».

Граф Эдженор де Гаспарин преданный протестант. Его битва с Мюссе, де Мирвилем и другими фанатиками, которые приписали все спиритуалистические феномены Сатане, была длительна и свирепа. Два тома более, чем в 1500 страниц являются результатом, доказывающим следствия, отрицающим причины и прилагающим сверхчеловеческие усилия к изобретению всевозможных других объяснений спиритуалистических феноменов, но только не настоящих, истинных объяснений.

Суровая взбучка, полученная «Журналом Дебатов» от мосье де Гаспарина, была прочтена всей цивилизованной Европой [125, т. I, с. 213]. После того, как этот джентльмен подробнейшим образом описал многочисленные проявления, которым он сам был свидетелем, – этот журнал самым нахальным образом предлагал властям Франции отправить всех тех, кто после прочтения прекрасного анализа «спиритуалистических галлюцинаций», опубликованного Фарадеем, будут настаивать, чтобы верили в эти заблуждения, – в сумасшедший дом для неизлечимых.

«Обратите внимание, – писал де Гаспарин в ответ, – что представители точной науки находятся на пути к тому, чтобы стать… инквизиторами наших дней… Факты сильнее, чем Академия. Отвергнутые, отрицаемые, высмеянные – они тем не менее являются фактами и вопреки всему существуют» [125, т. i, с. 216].

Нижеизложенные подтверждения физических феноменов, которым были свидетелями сам Гаспарин и профессор Тьюри могут быть прочтены в его объемистом труде.

«Экспериментаторы часто видели, что ножки стола, так сказать, прилипали к полу и, несмотря на волнение присутствующих, отказывались двинуться с места. В других случаях они видели левитацию столов, т. е. столы летали и притом энергично летали. Своими собственными ушами они слышали стуки как громкие, так и тихие; первые угрожали разнести стол вдребезги, насколько они были сильны, последние же настолько тихи, что были едва уловимы».

Что касается ЛЕВИТАЦИИ БЕЗ ПРИКОСНОВЕНИЯ РУК, то мы нашли способ легко их производить и с успехом… Мы их воспроизводили более ТРИДЦАТИ раз [125, т. i, с. 48]… Бывали дни, когда стол поворачивался и приподнимал свои ножки по очереди, причем его вес был увеличен тем, что на него сел человек весящий 87 килограммов; а в другой раз стал оставался без движения несмотря на то, что сидящий на нем человек весил только 60 [125, т. i, с. 24]. Однажды мы захотели, чтобы он перевернулся ногами вверх, и он это сделал, несмотря на то что наши пальцы ни разу не прикоснулись к нему» [125, т. i, с. 35].

«Несомненно», – замечает де Мирвиль, – «что человек по несколько раз наблюдавший такие феномены, не мог принять прекрасного анализа английского физика» [126, с. 26].

С 1850 г. Мюссе и Мирвиль, стойкие римские католики опубликовали много томов, заглавия которых хитро придуманы, чтобы привлечь внимание публики. Эти сочинения выдают большую тревогу, испытываемую их авторами, которую они кроме того и не скрывают. Если была бы возможность считать спиритуалистические феномены мошенническими подделками, – римская церковь никогда бы не стала им уделять столько внимания, прилагать столько усилий, чтобы подавить спиритуализм.

Если оставить в стороне скептиков, то людей, убедившихся в достоверности фактов спиритуалистических феноменов, можно разделить на две категории: на верящих, что эти феномены являются делом рук дьявола, и на верящих, что это действуют развоплощенные человеческие и другие духи. Самый факт уже, что богословие страшится значительно больше откровений, которые могут появиться через эту таинственную силу, нежели «конфликтов» с наукой и категорических отрицаний последней, – должен бы открыть глаза наибольшим скептикам. Римская церковь никогда не была ни легковерной, ни трусливой, как об этом красноречиво свидетельствует макиавеллизм ее поведения. Кроме того, она никогда особенно не беспокоилась по поводу ловких фокусников, ибо знала что это просто ловкость рук, фокусничество. Роберт Гудини, Конт, Гамильтон и Боско в безопасности спали в своих кроватях, в то время как она преследовала таких людей, как Парацельс, Калиостро, Месмер, философов герметизма и мистиков, – и успешно пресекала каждое настоящее проявление оккультного характера тем, что убивала медиумов.

Те, кто не в состоянии поверить в личного дьявола и в церковные догмы, – должны, тем не менее, согласиться, что духовенство достаточно проницательно, – чтобы сохранить свою репутацию непогрешимости, оно поднимает много шума по поводу спиритуалистических манифестаций, которые, если они мошеннические, неизбежно когда-нибудь будут разоблачены.

Но лучшее свидетельство реальности таинственной силы, проявляющейся в спиритуалистических феноменах, дал сам Роберт Гудини, король фокусников, который будучи приглашен Академией в качестве эксперта, чтобы наблюдать удивительные явления ясновидения, а иногда и ошибок, проявляемых столом, сказал:

«Мы, фокусники, никогда не совершаем ошибок, и мое второе зрение мне никогда еще не изменяло».

Ученый астроном Бабинэ был не более успешен, когда он выбрал Конта, прославленного чревовещателя, в качестве эксперта, чтобы он свидетельствовал против спиритуалистических феноменов, в которых слышны голоса и стуки. Если верить свидетелям, Конт расхохотался в лицо Бабинэ при одном только высказывании последним мысли, что стуки спиритуалистических сеансов производятся «бессознательно чревовещанием!» Эта последняя теория достойная сестра-близнец «бессознательной мозговой деятельности», заставила многих из наиболее скептических академиков краснеть. Ее нелепость была слишком очевидна.

«Проблема сверхъестественного, – говорит Гаспарин, – такая, как ее представляли в средние века и каковою она предстала перед нами – не из тех, которыми можно пренебречь… Ее обширность и величие не могут оставаться незамеченными никем. В этой проблеме все очень серьезно – и зло и средство от него, суеверный рецидив и физический факт, которому суждено победить последнее» [125, Предисловие, с. 12 и 16].

Далее он решительно высказывает следующее мнение к каковому он пришел, будучи к этому вынужден неопровержимостью манифестаций, как он сам говорит

«Количество фактов, которые требуют себе места под светом истины, настолько увеличилось в последнее время, что неизбежны два последствия: или область естественных наук должна расшириться, или же сверхъестественное настолько расширится, что не будет пределов» [125, т. i, с. 244].

Среди множества книг против спиритуализма, вышедших из католических и протестантских источников, ни одна не произвела более потрясающего эффекта, чем труды де Мирвиля и де Мюссе «La Magie au XIXme Siиcle» [104], «Moeurs et Pratiques des Dйmons» [101], «Hauts Phйnomиnes de la Magie» [100], «Les Mediateurs de la Magie», «Des Esprits et de leurs Manifestations» и т. д. Они содержат наиболее энциклопедическую биографию Дьявола и его бесов, какая когда-либо появлялась для услаждения добрых католиков после средних веков.

По мысли авторов тот, кто был «лжецом и убийцей с самого начала», был также и главным свершителем спиритуалистических феноменов. Тысячами лет он возглавлял языческую теургию; и это опять был он, когда ободренный увеличением ересей, неверности и атеизма он снова появился в наши дни. Французская Академия на это возвысила свой голос в общем вопле возмущения, а мосье де Гаспарин даже почел это личным оскорблением.

«Это есть объявление войны, „поднятие щитов“, – писал он в своей объемистой книге опровержений. – «Труд Мирвиля – настоящий манифест… Я был бы рад видеть в нем выражение строго персональных взглядов, но поистине это невозможно. Успех этой книги, торжественные присоединения, точное воспроизведение как журналами, так и отдельными писателями этой партии и солидарность со всей католической корпорацией… все это доказывает, что этот труд, который в сущности является актом, и должен рассматриваться как коллективный труд. Раз так, я чувствую, что я должен выполнить свой долг… Я чувствую, что должен поднять перчатку… и высоко поднять протестантский флаг против знамени ультра-монтанистов» [125, т. ii, с. 524].

Медицинские авторитеты, как и следовало ожидать, в роли греческого хора, подпевали различными увещеваниями направленными против авторов демонологии. В «Медико-психологических анналах», издаваемых докторами Бриером де Буазмоном и Керисом, было напечатано следующее:

«Не касаясь противоречивых суждений антагонистических партий, скажем, что никогда в нашей стране ни один писатель не осмеливался с таким дерзко-вызывающим спокойствием… пойти навстречу всем насмешкам и презрению со стороны того, что мы называем здравым смыслом, и как бы стараясь вызвать в то же самое время громовые раскаты хохота и пожимание плечами, авторы принимают важную позу, нагло становясь перед членами Академии… преподнося последней то, что со скромностью можно назвать „Мемуарами Сатаны!“.[97]

Это было сильное оскорбление, нанесенное академикам, вне всякого сомнения, но с 1850 года, они, кажется, были обречены терпеть обиды своей гордости больше, чем большинство из них могло выдержать. Подумать только – требовать от сорока «бессмертных», чтобы они обратили внимание на штучки Дьявола! Они поклялись отомстить и, объединившись, выдвинули теорию, которая по своей абсурдности превзошла даже демонологию Мирвиля! Доктор Ройер и Джобарт де Ламбаль (оба знаменитости в своем роде) образовали союз и представили Институту одного немца, ловкость которого, по его словам, давала ключ ко всем спиритуалистическим громким и слабым постукиваниям на обоих полушариях.

«Мы краснеем, – говорит маркиз де Мирвиль, – рассказывая о том что весь трюк немца состоял просто из повторных смещений мускульных сухожилий ног. Грандиозная демонстрация этой системы на пленарном заседании Института – и тут же на месте… выражения благодарности Академии за это интересное сообщение, а несколькими днями позже – полное заверение публики, сделанное одним из профессоров факультета, что ученые, наконец, полностью разрешили проблему спиритуалистических стуков!» [127]

Но такое научное объяснение не приостановило ни течения феноменов, спокойно продолжающих совершаться, ни писателей по демонологии, продолжающих излагать свои ортодоксальные теории.

Отрицая, что церковь имеет какое-либо отношение к его книгам, де Мюссе серьезно преподнес Академии, вдобавок к своим «Мемуарам», следующие интересные и глубоко философские мысли о Сатане:

«Дьявол! – вот главная опора Веры. Он один из великих персонажей, чья жизнь тесно связана с жизнью церкви; и без его речи, победоносно произнесенной Змием, его посредником, грехопадение человека не произошло бы. Таким образом, если бы не Сатана, то Спаситель, Распятый, Искупитель был бы наиболее смешным сверхштатным ненужным работником, и Крест был бы оскорблением добрых чувств!» [101, с. x]

Этот писатель, не забудьте, является только верным отголоском церкви, которая равно предает анафеме как того, кто отрицает Бога так и того, кто сомневается в объективности существования Сатаны.

Но маркиз де Мирвиль развивает эту идею о сотрудничестве Бога с Дьяволом еще дальше. По его мнению это как бы регулярное коммерческое дело, в котором старший «молчаливый партнер» допускает, чтобы деловую сторону фирмы вел по своему усмотрению младший компаньон, чьей предприимчивостью и энергией она процветает. Кто может быть другого мнения после прочтения нижеследующего?

«В момент этого спиритуалистического вторжения 1853 г., к которому так пренебрежительно отнеслись, мы осмеливаемся произнести слово „грозная катастрофа“. Мир тем не менее остается спокойным, но история приводит нам примеры таких же симптомов во всех бедственных эпохах; у нас были предчувствия о печальных последствиях закона, который сформулирован Гоэррисом так: [том V, стр. 356] „Эти таинственные привидения неизбежно указывают на карающую десницу Бога на земле“» [126, с. 4].

Эти партизанские схватки между сторонниками духовенства и материалистической Академией наук с лихвой доказывают, как мало последняя сделала, чтобы выкорчевать слепой фанатизм из умов даже весьма образованных людей. Очевидно, что наука не смогла ни полностью победить, ни заставить молчать богословие. Она возьмет над ним верх только в тот день, когда она снизойдет до того, что усмотрит в спиритуалистических феноменах что-то вместо галлюцинаций и обмана. Но как она может это сделать без тщательных исследований феноменов? Предположим, что до того времени, как электромагнетизм был общепризнан, копенгагенский профессор Ойстид, его открыватель, страдал бы приступом того, что мы называем психофобией и духофобией. Она замечает, что электрический ток, проходящий по проволоке рядом с магнитной стрелкой, заставляет ее отклоняться и принимать перпендикулярное положение по отношению к току. Предположим, что, кроме того, профессор много слышал о неких суеверных людях, пользующихся магнитными стрелками для бесед с невидимыми духами, с которыми они разговаривают постукиваниями такой стрелки, и в результате этого профессора охватит научный ужас и отвращение к такому суеверному верованию, после чего он категорически откажется иметь какое-либо дело с магнитными стрелками. Какой был бы результат от этого? Электромагнетизм до сих пор не был бы открыт, и главными потерявшими в этом деле были бы сами наши экспериментаторы.

Бабинэ, Ройер и Джорбет де Ламбаль, все трое члены Института, особенно отличались в этой борьбе между скептицизмом и сверхъестественностью и, вне всякого сомнения, не пожали лавров. Знаменитый астроном неблагоразумно рисковал на поле битвы вокруг феноменов. Он уже научно «объяснил» манифестации. Но, ободренный необоснованной уверенностью среди ученых, что эта новая эпидемия не устоит перед тщательными исследованиями и не переживет и года, – совершил еще более неблагоразумие тем, что опубликовал две статьи по поводу феноменов. Как мосье де Мирвиль очень остроумно заметил, если обе статьи имели некий слабенький успех в научной печати, то, с другой стороны, а ежедневных изданиях никакого успеха.

Мсье Бабинэ начал с признания a priori вращений и движений мебели, каковой факт он объявил «неоспоримым».

«Это вращение, – сказал он, – в состоянии проявляться со значительной энергией или большою скоростью или сильным сопротивлением, когда его желают остановить» [128, с. 108].

Затем следует объяснение этого знаменитого ученого.

«Слегка подталкиваемый малыми согласующимися импульсами рук, лежавших на нем, стол начинает качаться справа налево… В тот момент, когда, после большей или меньшей задержки, в руках установился нервный трепет и малые индивидуальные импульсы всех экспериментаторов сгармонизировались, стол приводится в движение».[98]

Он находит, что все это очень просто, ибо

«все мышечные движения определяются над телами рычагами третьего порядка, где точка опоры находится очень близко от точки приложения сил. Это, следовательно, сообщает большую скорость движущимся частям из-за очень малого расстояния, на которые действует движущая сила… Некоторые люди удивляются, когда видят, что стол под воздействием нескольких благосклонно расположенных индивидуумов по пути преодолевает значительные препятствия, даже ломает свои ноги, если его вдруг останавливают; но это очень просто, если мы учтем силу малых согласующихся воздействий… Еще раз повторяем, что физическое объяснение не представляет никакой трудности».[99]

В этой диссертации ясно показаны два результата: реальность феноменов доказана; научное объяснение представляет посмешище. Но мосье Бабинэ вполне может позволить себе, чтоб над ним смеялись, ведь он астроном и знает, что даже на солнце есть пятна.

Существует, однако, одна вещь, которую Бабинэ всегда упорно отрицал, а именно, левитация мебели безо всякого прикосновения рук. Де Мирвиль поймал его на слове, когда он заявил, что такая левитация невозможна:

«просто невозможна, – говорил он, – так же невозможна как вечное движение».[100]

Кто теперь, после такого заявления, возьмется утверждать, что слово невозможное, произнесенное устами науки, непогрешимо?

Но столы, после того как вальсировали, раскачивались, поворачивались – начали выстукивать. Стуки иногда достигали большой силы звука – равной пистолетным выстрелам Что об этом? Слушайте:

«Свидетели и исследователи были чревовещателями!»

Де Мирвиль отсылает нас к «Revue des Deux Mondes», в котором опубликован очень интересный диалог, выдуманный мосье Бабинэ, где он сам с собою разговаривает, как халдейский Эн-Соф у каббалистов:

«Что можем мы, наконец сказать о всех этих фактах наших наблюдений? Действительно ли производятся стуки? Да. Отвечают ли эти стуки на вопросы? Да. Кто производит эти звуки? Медиумы. Каким способом? Обычным акустическим методом чревовещания. Но ведь делались предположения, что эти звуки могли быть результатом хруста пальцев на ногах и руках? Нет; тогда бы они всегда раздавались в одном и том же месте, а этого фактически нет».[101]

«Как же теперь», – спрашивал де Мирвиль, – «нам верить американцам и их тысячам медиумов, которые производят эти стуки перед миллионами свидетелей?» «Чревовещание, конечно», – отвечает Бабинэ. «Но как вы объясните такую невозможную вещь?»

Оказывается, это легче легкого; послушайте только:

«Все что требовалось, чтобы произвести первую манифестацию в первом доме Америки был… уличный мальчишка, стучавший в дверь, чтобы ввести обитателей в заблуждение; возможно, что он это делал свинцовым шариком, привязанным на нитку, и если бы мистер Викман (первый уверовавший американец) (?),[102] когда он ожидал эти стуки в третий раз, не услышал при этом смеха на улице, то это потому что существует значительное различие в поведении между французскими уличными мальчишками и английскими или заокеанскими, так как последние в высокой степени обладают чувством черного юмора, «gaite triste».[103]

Правильно сказал де Мирвиль в своем знаменитом ответе на нападки де Гаспарина, Бабинэ и других ученых:

«Итак, согласно нашим великим физикам, столы вертятся очень быстро, очень энергично, они также сопротивляются и, как доказал мосье де Гаспарин, они левитируют при отсутствии контакта. Один министр сказал: «Тремя написанными от руки словами я берусь повесить человека». Вышеприведенными тремя строками мы беремся привести в величайшее смятение физиков всего земного шара или, вернее, революционировать мир, если бы, по крайней мере, мосье де Бабинэ из предосторожности, выдвинул бы подобно мосье де Гаспарину какой-нибудь еще неизвестный закон или силу. Ибо это покрыло бы все» [126, с. 33].

Но кульминацию содержательности и логики Бабинэ в качестве исследователя-эксперта в области спиритуализма мы найдем в другом месте, а именно – в его «фактах и физических теориях».

Создается впечатление, что мосье де Мирвиль в своем повествовании о чудесах, происшедших в Сайдвилльском епископатстве [126, с. 33], сам был сильно поражен чудесностью некоторых фактов. Хотя они были засвидетельствованы следственными органами и магистратом, они были настолько волшебны по своей натуре, что заставили самого автора демонологии уклоняться от ответственности, связанной с их опубликованием.

Эти факты были следующие:

«В точно предсказанный колдуном момент» – дело мести – «сильный удар грома раздался над одной из труб епископатства, после чего огненный флюид со страшным шумом спустился по трубе расшвырял как верящих (в силу этого колдуна), так и неверящих, которые грелись у огня; наполнив всю комнату множеством фантастических животных, флюид вернулся в трубу и, снова поднявшись по ней, исчез производя тот же страшный шум». «Так как», – добавляет де Мирвиль, – «у нас и так уже было обилие фактов, мы отпрянули перед этим чудовищным явлением, прежде чем присовокупили его ко множеству других» [126, с. 38, примечания].

Но Бабинэ, который в согласии со своими учеными коллегами всячески высмеивал обоих авторов по демонологии, решил, кроме этого, еще и доказать абсурдность всех подобных рассказов и также дискредитировать вышеприведенный факт сайдвилльского феномена путем преподнесения еще более невероятного рассказа. Предоставляем слово самому мосье Бабинэ.

Следующее описание, которое он представил Академии наук 5 июля 1852 г., говорит само за себя без всяких комментариев, просто как описание шаровой молнии, опубликовано в «Oeuvres de F. Arago», том I, стр. 52. Мы приводим его дословно.

«После того как раздался сильный удар грома, – говорит Бабинэ, – но не сразу после него, один подмастерье портного, проживающий на ул Св. Жака, доедал свой обед, когда он увидел что бумажная заслонка, которой было закрыто отверстие камина, упала как бы вытолкнутая порывом ветра. Немедленно после этого он увидел, как огненный шар величиною с детскую голову спокойно и мягко вышел из за решетки и медленно двигался кругом по комнате, не касаясь кирпичей пола. Вид этого огненного шара напоминал котенка средних размеров… который передвигался, не пользуясь своими лапами. Этот огненный шар скорее был светящимся, чем горячим или пламенным – у портного не создалось впечатления тепла. Шар приблизился к его ногам наподобие котенка, пожелавшего поиграть и потереться об ноги, что привычно у этих животных, но подмастерье убрал свои ноги с большими предосторожностями избегая соприкосновения с метеором. Последний в течение нескольких секунд продолжал двигаться вокруг его ног, причем портной, нагнувшись над ним, рассматривал его с великим любопытством. Совершив несколько экскурсий в разных направлениях, но не покидая центральной части комнаты, огненный шар поднялся вертикально кверху до уровня головы человека, который, чтобы не соприкоснуться с ним откинулся назад в своем кресле. На высоте приблизительно одного ярда от пола огненный шар чуть вытянулся и устремился по наклонной к отверстию в стене над камином, которое находилось выше камина на один метр». – Отверстие было сделано с целью пропустить туда трубу от печи зимой и было заклеено обоями, одинаковыми по всей стене. Поэтому, по выражению портного, – «гром не мог его видеть. Тем не менее огненный шар направился прямо к отверстию, отклеил обои, не повредив их, и снова поднялся по дымовой трубе… когда он поднялся до верха, что он проделывал очень медленно… по меньшей мере, шесть футов над землею… он произвел страшный взрыв, который частично разрушил печную трубу»… и т. д.

«Кажется», – замечает де Мирвиль в своем обозрении, – «что мы могли бы применить к мосье Бабинэ следующее замечание, сделанное очень остроумной женщиной Рейналу: „Если вы не христианин, то не из-за недостатка веры“ [129, с. 46].

Не только одни верующие удивлялись легковерию, проявленному мосье Бабинэ, продолжающему называть явление метеором, ибо доктор Бодин очень серьезно пишет о нем в труде о молниях, который он как раз в то время издавал.

«Если эти подробности точны, – говорит доктор, – какими они кажутся из описаний мосье Бабинэ и мосье Араго, то очень трудно применить к этому явлению название шаровая молния. Однако, мы предоставляем другим объяснить, если они смогут, сущность огненного шара, неиспускающего ощутимого тепла; имеющего вид кошки, медленно прогуливающегося по комнате и нашедшего способ бегства путем возвращения в печную трубу через отверстие в стене, покрытое бумагой, которую он отклеил, не повредив ее!»[104]

«Мы придерживаемся такого же мнения», – добавляет маркиз, – «как и ученый доктор по поводу трудностей точного определения, и мы не понимаем, почему бы нам в будущем не иметь молний в виде собак, обезьян и т. п. Только страшно становится уже при одной только мысли о том, какой зверинец может упасть на наши квартиры и прогуливаться, сколько вздумается, благодаря грозе».

В своем чудовищном томе опровержений Гаспарин говорит:

«В вопросах о свидетельствовании уверенность должна абсолютно прекратиться в тот момент, когда мы пересекаем границы сверхъестественного» [125, т. I, с. 288].

Так как демаркационная линия недостаточно зафиксирована и определена, кто из оппонентов более подходит, чтобы взяться за эту трудную задачу? Кто из двух больше вправе стать публичным третейским судьей? Есть ли это партия суеверия, которую поддерживают своими свидетельскими показаниями многие тысяч и людей? Ибо почти два года люди толпились в той местности, где каждый день проявлялись беспрецедентные чудеса Сайдвилля, теперь почти забытые среди других бесчисленных спиритуалистических феноменов; должны ли мы верить им, или же мы должны склониться перед наукой, представляемой Бабинэ, который на основании свидетельства одного человека (портного) признает появление огненного шара или метеорного кота и вследствие этого требует для этого явления места среди установленных фактов естественных феноменов?

Мистер Крукс в своей первой статье в ежеквартальном «Научном журнале» за октябрь 1871 г. упоминает Гаспарина и его труд «Наука против спиритуализма». Он замечает, что

«в конечном счете автор приходит к заключению, что все эти феномены должны быть объяснены действием естественных причин и вовсе не требуют приписывания к чудесам или ко вмешательству духов или дьявольских воздействий! Гаспарин считает фактом, вполне установленным его опытами, что воля при некоторых состояниях организма может на расстоянии действовать на инертную материю и большая часть его труда посвящена установлению законов и условий, при которых это действие проявляется».[105]

Точно; но так как труд Гаспарина вызвал бесчисленные ответы, диссертации и научные статьи, то этим было продемонстрировано, что он является протестантом, и в смысле религиозного фанатизма на него можно положиться так же мало, как на де Мирвиля и Мюссе. Первый – глубоко набожный кальвинист, тогда как двое последних – фанатичные католики. Кроме того, сами выражения Гаспарина выдают дух пристрастности:

«Я чувствую, что я должен выполнить свои долг… Я высоко поднимаю протестантский флаг против ультрамонтанистского знамени!» – и т. д. [132, т. i, с. 313]

По таким делам, как сущность так называемых спиритуалистических феноменов, нельзя положиться ни на какие другие свидетельства, как только на показания хладнокровных незаинтересованных и свободных от предвзятых мнений свидетелей и науки. Истина – одна, и Легион есть имя религиозных сект, причем каждая из них претендует на обладание не фальсифицированной истины. Точно так же, как у Мюссе «Дьявол есть главная опора церкви», – у Гаспарина всякая сверхъестественность и чудеса прекращаются «с апостольством».

Но профессор Крукс упоминает другого выдающегося ученого – Тьюри из Женевы, профессора естественной истории, который как собрат-исследователь вместе с Гаспарином участвовал в изучении Валлерийских феноменов. Этот профессор категорически противоречит утверждениям своего коллеги.

«Первое и самое необходимое условие, – говорит Гаспарин, – это воля экспериментатора; без воли никто ничего не получит; вы можете хоть 24 часа сидеть за столом в магнетической цепи и не получить ни одного движения» [132, т. i, с. 313].

Вышеприведенное только доказывает, что Гаспарин не отличает чисто магнетических феноменов, производимых настойчивостью воли присутствующих, среди которых может не быть ни одного медиума развившегося или неразвившегося, – от так называемых духовных феноменов. В то время как первые могут быть произведены сознательно почти каждым человеком, кто обладает твердой решительной волей, – последние одолевают сенситива очень часто без его согласия и против его воли, и всегда проявляются независимо от него. Месмеризатор хочет что-то, и это что то совершается. Медиум же, даже если он преследует какую то добрую цель, совсем не может добиться каких-либо проявлений, чем меньше он применяет свою волю, тем лучше получаются феномены; чем больше у него горячего желания, тем меньше у него шансов получить какие-либо результаты. Чтобы быть месмеризатором, нужна позитивная натура; чтобы быть медиумом нужна совершенная пассивность. Это азбука спиритуализма, и нет такого медиума, который этого не знал бы.

Мнение Тьюри, как мы уже говорили, совершенно расходится с теориями Гаспарина о силе воли. Он излагает его в немногих простых словах в письме в ответ на приглашение графа видоизменить последнюю статью в своих «Ученых записках». Так как у нас нет под рукой книги Тьюри, мы переводим письмо в таком виде, в каком оно помещено в резюме Мирвилевской диссертации. Статья Тьюри, которая так потрясла его религиозного друга, указывает на возможность существования и вмешательства в эти манифестации «другой воли, нежели воля людей и животных».

«Я чувствую сэр, справедливость ваших замечаний по поводу последних страниц этих „Записок“: они могут вызвать очень нехорошие чувства ко мне со стороны ученых вообще. Я тем более сожалею о своем решении, что оно, кажется, очень вас задело. Тем не менее, я упорствую в своем решении потому что считаю его своим долгом, изменить которому было бы предательством.

Если вопреки всем ожиданиям в спиритуализме была бы некая истина, то, воздерживаясь говорить от имени науки, а так, как я понимаю, абсурдность верования в вмешательство духов до сих пор научно не доказана (ибо такое резюме и тезис последних страниц моих «Ученых записок»), воздерживаясь от сообщения этого тем, кто после прочтения моего труда почувствует желание экспериментировать с феноменами, я бы рискнул увлечь таких людей на путь, результаты которого во многих отношениях весьма двусмысленны.

Не покидая царства науки, как я его понимаю, я выполню свой долг до конца без умалчивания ради моей собственной славы и, говоря вашими собственными словами, «в этом большом скандале» я не хочу принять стыд на себя. Кроме того, я настаиваю, что это «так же научно, как все остальное». Если бы я теперь захотел поддержать теорию о вмешательстве развоплощенных духов, я не был бы в состоянии этого сделать, так как ставших известными фактов недостаточно для доказательства такой гипотезы Так как теперь обстоит, и в том положении, в каком я нахожусь, я чувствую себя достаточно сильным, чтобы выступить против любого. Хотят или нет, но все ученые должны научиться на собственном опыте, на собственных ошибках воздержаться от суждения о вещах, которые они недостаточно исследовали. Урок, который вы им в этом направлении дали, не должен быть потерян».

Женева, 21 декабря, 1854 г.

Давайте проанализируем вышеприведенное письмо и попытаемся раскрыть, что писатель думает или, скорее, чего он не думает об этой новой силе. Одно ясно, по крайней мере, выдающийся физик и натуралист допускает и даже научно доказывает, что различные манифестации происходят. Подобно мистеру Круксу он не верит, что эти феномены производятся духами развоплощенных людей, которые жили и умерли на земле, ибо в своем письме он говорит, что эта теория ничем не доказана. Он, несомненно, больше не верит в католических дьяволов или демонов, так как де Мирвиль, который цитирует это письмо в качестве триумфального доказательства против натуралистической теории Гаспарина, добравшись до этой фразы, спешит подчеркнуть ее значение следующей сноской:

«В случае Валлери – возможно, но не в других местах!»[106]

– выказывая этим свою озабоченность в передаче идеи, что профессор, отрицая участие дьявола в феноменах, имел в виду только проявления, происшедшие в Валлери.

Противоречия и, мы с сожалением констатируем, нелепости, в которые попадается Гаспарин, – многочисленны. Резко критикуя претензии ученых последователей Фарадеевских идей, он приписывает вещи, которые тот называет магическими, по совершенно естественным причинам.

«Если бы, – говорит он, – нам пришлось бы иметь дело только с такими феноменами (которые наблюдал и объяснял (?) великий физик), мы могли бы держать язык за зубами; но мы имеем опыт сверх того, и какая теперь польза, я хотел бы спросить, от этих аппаратов, которые показывали, что несознательное давление объясняет все? Оно объясняет все, и в то же время стол сопротивляется давлению и принудительному направлению! Оно объясняет все, а мебель к которой никто не притрагивается, следует за указующим пальцем, она поднимает на воздух, (когда к ней никто не притрагивается) и переворачивается вверх ногами!» [125, т. i, с. 217]

Но несмотря на все это, он берется объяснить этот феномен.

«Люди будут выступать в защиту чудес, вы говорите – это магия! Каждый новый закон воспринимается ими, как чудо. Успокойтесь, я беру на себя задачу успокоить встревоженных. Перед лицом таких феноменов мы не пересекаем границ естественных законов» [125, т. I, с. 217].

Несомненно, не пересекаем. Но могут ли ученые утверждать, что они обладают ключами к этому закону? Мосье Гаспарин думает, что он обладает. Давайте посмотрим.

«Я не рискну браться объяснить все, это не мое дело (?). Устанавливать простые факты и сохранить истину, которую наука желает замять, это все, что я собираюсь делать. Тем не менее, я не могу удержаться от соблазна указать тем, кто хотят увидеть в нас озаренных или волшебников, что манифестации, о которых идет речь, получают объяснение, согласующееся с обычными научными законами.

Предположим существование флюида, истекающего из экспериментаторов и, главным образом, из некоторых из них. Предположим, что воля определила направление, взятое флюидом, и вы четко поймете вращение и левитацию той ножки стола, по направлению которой с каждым действием воли выбрасывается излишек флюида. Предположим, что стакан заставляет этот флюид удаляться, и вы поймете, что бокал, помещенный на столе, может прервать его вращение, и что бокал, помещенный на край стола, создает скопление флюида на противоположной стороне, которая вследствие этого приподнимается!»

Если бы каждый из экспериментаторов был опытным месмеризатором, это объяснение, минус некоторые важные детали, могли бы быть приемлемыми. Это все, что касается силы человеческой воли по отношению к неодушевленной материи, согласно ученому мистеру Луи Филиппу. Но как насчет ума, проявляемого столом? Какое объяснение он дает по поводу ответов на вопросы, которые получаются посредством стола? Ответов, которые не могли быть «рефлексами мозга» присутствующих (одна из излюбленных теорий Гаспарина), ибо их идеи были прямо-таки противоположны той весьма свободомыслящей философии, преподносимой чудесным столом? Об этом он молчит. Все что угодно, только не духи, человеческие ли, сатанические ли или элементальные.

Итак «одновременная концентрация мысли» и «скопление флюида» оказываются ничуть не лучше «несознательной мозговой деятельности» и «психической силы» других ученых. Мы должны еще попытаться. И мы можем заранее предсказать, что тысяча и одна теория науки окажутся бесполезными до тех пор, пока не будет признано, что эта сила, совсем не есть скопившаяся воля кружка экспериментаторов, а, наоборот, эта сила не обычная, чуждая им и сверхразумная.

Профессор Тьюри, который отрицает теорию развоплощенных человеческих духов, отвергает также христианскую теорию об участии в феноменах дьявола и проявляет признаки нежелания поддерживать Круксовскую теорию (пункт шестой), теорию герметистов и древних теургов, принимает одну, которая, как он говорит в своем письме, наиболее благоразумна и позволяет ему чувствовать себя достаточно сильным, чтобы выступать против любого. Кроме того, так же мало он принимает гипотезу Гаспарина о «несознательной силе воли». Вот что он говорит в своем труде:

«Что касается опубликованных феноменов, а именно левитации без контакта и перемещения мебели невидимыми руками, то – не будучи в состоянии доказать их невозможность, a priori никто не имеет права рассматривать как абсурд, те серьезные свидетельства, которые подтверждает что они происходили» (стр. 9).

Что касается теории, выдвигаемой Гаспарином, то Тьюри судит ее очень сурово.

«Допуская, что в Валлерийских экспериментах, – говорит де Мирвиль, – источником силы мог быть индивидуум – и мы говорим, что он был внутренний и внешний в одно и то же время – и что воля, вообще, могла быть необходимой (стр. 20), он повторяет то, что он сказал в своем предисловии, а именно: «Мосье де Гаспарин преподносит нам голые факты и последующие объяснения за ту цену, которой они достойны. Дуньте на них, и многие ли после этого устоят. От его объяснений не останется почти ничего. Что же касается фактов, то отныне они наглядно доказаны» (стр. 10).

Как передает нам мистер Крукс, профессор Тьюри

«отбрасывает все эти объяснения и считает, что феноменальные эффекты обязаны своим происхождением некоей своеобразной субстанции, флюиду или агенту, насыщающему собой, наподобие светоносного эфира ученых, всю материю, нервную, органическую и неорганическую, которую он называет психодом. Он впускается в глубокие рассуждения по поводу свойств этого состояния или формы, или материи и предлагает термин – эктеническая сила… для той силы, которая напрягается, когда ум действует на расстоянии через влияние психода» [131, ч. i, с. 26—27].

Далее Крукс говорит, что

«эктеническая сила профессора Тьюри и его собственная «психическая сила», очевидно, являются эквивалентными терминами».

Мы, несомненно, могли бы очень легко доказать, что эти две силы идентичны и представляют астральный или звездный свет, как о нем говорят алхимики и Элифас Леви в своем «Догмы и ритуалы высшей магии»; и что под названием акаша или жизненный принцип эта все насыщающая сила была известна гимнософам, индийским магам и адептам всех стран тысячи лет тому назад, и что эта сила до сих пор известна тибетским ламам, факирам, тауматургам всех национальностей и даже многим индийским «фокусникам».

Во многих случаях транса, искусственно вызванного месмеризацией, вполне возможно, даже вполне вероятно, что это действует «дух» этого субъекта под руководством воли месмеризатора. Но если медиум остается в сознании, и происходит психофизический феномен, который указывает на участие направляющего разума, тогда, если нельзя считать его «магом», способным выделять астрального двойника, – физическое изнеможение не может обозначать ничего больше, как нервную прострацию. Доказательство, что он является пассивным инструментом невидимых существ, управляющих оккультными силами, кажется убедительным. Даже если эктеническая сила Тьюри и психическая сила Крукса по сути одного и того же происхождения, то оба открывателя, кажется, весьма различаются по свойствам и мощи, приписываемым этой силе. В то время как профессор Тьюри откровенно признает, что феномены часто производятся «волею не человеческою», чем, разумеется, оказывает поддержку теория № 6 Крукса, последний, признавая подлинность феноменов, пока что еще не произнес определенного мнения по поводу их причин.

Таким образом, мы находим, что ни Тьюри, который исследовал эти манифестации вместе с Гаспарином в 1854 году, ни мистер Крукс, который признал их подлинность в 1874 г., ничего определенного не достигли. Оба они химики, физики и очень ученые люди. Оба все свое внимание отдали этому ставящему в тупик вопросу; и кроме этих двух ученых, было еще много других, которые, придя к тем же выводам, не в состоянии дать миру окончательного разрешения проблемы. Из этого следует, что в течение двадцати лет ни один ученый не сделал и шага вперед к разрешению тайны, которая стоит до сих пор такая же неприступная, как заколдованные замки в сказках.

Будет ли слишком дерзко предполагать, что, может быть, наши современные ученые попали в то, что французы называют un sercle vicieux?[107] Что, отягощенные грузом своего материализма и недостаточностью того, что они называют «точной наукой», чтобы продемонстрировать перед ними осязаемо существование духовной вселенной, населенной и обитаемой гораздо больше, чем наша физическая вселенная, они обречены на вечное ползание кругом внутри окружности, будучи скорее нежелающими, чем неспособными проникнуть за заколдованный круг и исследовать его по всем направлениям? Только предвзятое мнение удерживает их пойти на компромисс с хорошо установленными фактами и искать союза с такими знатоками магнетизма и месмеризаторами, какими были Дю Потэ и Регазони.

«Что же тогда получается из смерти?» – спросил Сократ у Кебета, – «Жизнь», – был ответ [34, § 44]… Может ли душа, раз она бессмертна, быть какой-либо другой, как вечной? [34, § 128] «Семя не может прорасти, если оно частично не истребляется», – говорит профессор де Конт. «Оно не может расти, если оно не умрет», – говорит апостол Павел.

Цветок расцветает, затем он увядает и умирает. Он оставляет за собою аромат, благоухание, которое долго после того, как лепестки его стали прахом, все еще держится в воздухе. Наши материальные чувства могут не ощутить его, но тем не менее оно существует. Извлеките ноту из музыкальною инструмента, и этот слабейший звук производит вечное эхо. Некое волнение сотворено на невидимых волнах безбрежного океана пространства, и эта вибрация никогда целиком не теряется. Раз его энергия перенесена из материального мира в нематериальный мир – она будет существовать всегда. И от нас требуют, чтобы мы поверили, что человек, живущий, размышляющий, думающий, обитающий в увенчивающем труд природы шедевре, может покинуть свою оболочку и больше не существовать! Неужели принцип непрерывности, который существует даже в так называемой неорганической материи для атома, будет отрицаться у духа, чьими атрибутами являются сознание, память, ум, ЛЮБОВЬ! Действительно, такая идея нелепа! Чем больше мы думаем, чем больше мы узнаем, тем труднее для нас становится понимание атеизма ученых. Нам легко понять, что человек, не знающий законов природы, не учивший ни химии, ни физики, может быть фатально завлечен в материализм своим же невежеством, своей неспособностью понимать философию точной науки, неспособностью провести аналогии от видимого к невидимому. Природный метафизик, невежественный мечтатель, может внезапно проснуться и сказать себе: «Это приснилось мне; у меня нет осязаемых доказательств о том, что я воображал, это все иллюзии» и т. д. Но для человека науки, знакомого со свойствами вселенской энергии, утверждать, что жизнь есть только феномен материи, вид энергии, – равносильно признанию в собственной неспособности анализировать и правильно понимать альфу и омегу ее – материю.

Искренний скептицизм по отношению бессмертия человеческой души есть расстройство, уродство физического мозга, и как таковой он существовал во все века. Так же, как рождаются дети с «сорочкой» на голове, так же существуют люди, которые до своего последнего часа неспособны избавиться от такой «сорочки», очевидно, закрывающей их органы духовности. Но то чувство, которое заставляет их отрицать возможность духовных и магических феноменов, – совсем другое. И истинное имя тому чувству – тщеславие. «Мы не можем ни производить этого феномена ни объяснить его, следовательно, его не существует и больше того, его никогда не существовало». Вот, таков неопровержимый аргумент, выдвигаемый философами наших дней. Каких-то 30 лет назад Е. Салверт поразил мир «легковерных» своим сочинением «Философия магии». Книга претендовала на раскрытие всех чудес Библии так же, как и чудес языческих святилищ. Резюме этой книги таково: долгие годы наблюдений; накопление больших познаний (больших – по сравнению с невежеством тех дней) по естествознанию и философии; обманы; ловкость рук; оптика; фантасмагория; преувеличения. Окончательный логический вывод: тауматурги, пророки, маги – негодяи и воры; остальные люди – дураки.

Среди других, решительно преподносимых читателю доказательств, у него имеется следующее:

«Восторженные ученики Ямвлиха утверждали, что когда он молился, то поднимался в воздух на высоту 10 кубит[108] от земли, и простофили, хотя они были христианами, были настолько просты, что приписали то же самое чудо Св. Кларе и Св. Франциску Ассизскому» [123,англ. пер., с. 47].

Сотни путешественников заявляли, что они видели, как факиры производят тот же самый феномен, но все их считают лжецами или людьми, подверженными галлюцинациям. Но только что вчера очевидцем этого феномена был известный ученый. Феномен был осуществлен в условиях контроля, и мистер Крукс признал его неподдельным и исключающим возможность какого-либо обмана. Так что этот феномен видели и засвидетельствовали многочисленные свидетели, но теперь им не верят.

Мир твоему ученому праху, о, легковерный Евсебий Салверт! Кто знает, может быть, еще до конца нынешнего столетия народная мудрость изобретет новую поговорку:

«Легковерен как ученый»

Почему должно казаться таким невозможным, что, когда дух отделился от своего тела, он может обладать силой, чтобы оживлять некую быстро исчезающую форму, сотканную из этой магической «психической» или «эвктенической» или «эфирной» энергии с помощью элементарнее, которые снабжают ее сублимированной материей из своих собственных тел? Единственное затруднение-это понимать тот факт, что окружающее пространство не есть пустота, а резервуар, наполненный до пределов образцами всего, что когда-либо было, что есть и что будет, а также сущностями бесчисленных рас, непохожих на нашу. Кажущиеся сверхъестественными факты (сверхъестественными потому, что открыто противоречат естественным законам тяготения, как в вышеприведенных примерах левитации) признаны многими учеными. Каждый, кто осиливался исследовать их тщательно, был вынужден признать их существование. Только в своих безуспешных усилиях объяснить эти феномены теориями, обоснованными на законах таких сил, которые уже известны, некоторые из высших представителей науки запутались в неразрешимые трудности!

В своем «Резюме» де Мирвиль описывает аргументацию этих противников спиритуализма, как состоящую из пяти парадоксов, которые он называет безумиями.

Первое безумие: это безумие Фарадея, который объясняет феномен столоверчения столом, который толкает вас «вследствие сопротивления, толкающего его обратно».

Второе безумие: это безумие Бабинэ, объясняющего все сообщения (которые стол делал посредством стуков), как он говорит, – «честно и добросовестно, с полной сознательностью и правильно во всех отношениях» – чревовещанием, – применение которого подразумевает вероломство.

Третье безумие: это безумие доктора Шевроля, объясняющего передвижение мебели без прикосновения предварительным приобретением этой способности.

Четвертое безумие: это безумие Французского Института и его членов, которые выразили согласие признать чудеса при условии, что последние ни в каком виде не будут противоречить естественным законам, которые им известны.

Пятое безумие: это безумие де Гаспарина, старающегося представить публике в качестве простых и совершенно элементарных явлений то, что все отвергают, потому что никогда не видали подобных явлений [126, с. 159].

В то время как великие с мировыми именами ученые пускаются в такие фантастические теории, некоторые менее известные неврологи находят объяснение оккультных феноменов всякого рода в ненормальных испарениях в результате эпилепсии [133]. Другой хотел бы лечить медиумов (и поэтов тоже, как мы догадываемся) ассафетидой и аммиаком [111], и объявляет каждого, кто верит в спиритуалистические явления, сумасшедшим или галлюцинирующим мистиком.

Последнему, некоему лектору и патологу, рекомендуем очень разумный совет, который можно найти в Библии, в Новом Завете: «Врач, исцелись сам». Поистине, ни один человек в здравом уме не станет так размашисто бросать обвинения в сумасшествии четыремстам сорока шести миллионам людей в различных частях света, которые верят в сношения духов с ними!

Принимая во внимание все это, нам остается только удивляться нелепой самонадеянности этих людей, которые по праву своей учености претендуют, чтобы их рассматривали как каких-то верховных жрецов науки, призванных классифицировать феномены, о которых они ничего не знают. Несомненно, несколько миллионов их сограждан, если они введены в заблуждение, заслуживают, по крайней мере, столько же внимания, сколько уделяется жукам – картофельным вредителям и стрекозам! Но вместо этого, что мы находим? Конгресс Соединенных Штатов, по требованию Американского Общества поощрения науки, утверждает устав организации национальных комиссий по изучению насекомых; химики занимаются кипячением лягушек и жуков; геологи на досуге забавляются остеологическими обзорами бронированных ганоид и обсуждают одонтологию различных видов dinichtys; а энтузиазм энтомологов завел их так далеко, что они на ужин съедают вареных и жареных кузнечиков – и даже в супе.[109] А тем временем миллионы американцев или теряют голову в путанице «сумасшедших заблуждений», по мнению некоторых весьма ученых энциклопедистов, или же гибнут физически от «нервных расстройств», вызванных медиумистическим диатезом.

В одно время было основание надеяться, что русские ученые возьмут на себя задачу тщательно и беспристрастно исследовать феномены. Была назначена комиссия Петербургским университетом, возглавляемая великим физиком профессором Менделеевым. Была объявлена программа на серию сорока сеансов, чтобы испытать медиумов и приглашались все, принадлежащие к этому классу, если они пожелают приехать в российскую столицу и подвергнуться исследованию. Как правило, они отказались – несомненно потому, что предвидели ловушку, которая там была им уготовлена. После восьми заседаний, по ничтожному поводу и как раз тогда, когда заседания становились интересными, комиссия предрешила дело и опубликовала решение, противоречащее утверждениям медиумизма. Вместо того, чтобы придерживаться достойных науки методов, они насадили шпионов, которые должны были подглядывать в замочные скважины. Профессор Менделеев заявил в публичной лекции, что спиритуализм или любое подобное ему верование в бессмертие души есть смесь суеверия, заблуждения и обмана. К этому он добавил, что каждую манифестацию такого рода – включая чтение мыслей, транс и другие психологические феномены – мы должны считать как явления, которые могут быть осуществлены и были осуществлены хитрой аппаратурой, скрываемой под одеждой медиумов!

После такого публичного выявления невежества и предвзятого мнения мистер Бутлеров, профессор химии Петербургского университета, и мистер Аксаков, государственный советник в том же городе, которые были приглашены в комиссию, чтобы помогать ей в исследовании медиумов, настолько этим разочаровались, что отказались от участия в комиссии. После опубликования их протеста в русских газетах, их поддерживало большинство прессы, которая не щадила высмеиванием ни Менделеева ни его официального комитета. Публика отнеслась к этому делу справедливо. Сто тридцать имен наиболее влиятельных лиц лучшего Петербургского общества, многие из них совсем не спиритуалисты, а просто исследователи, добавились к заслуженному протесту.

Последовал неизбежный результат этого процесса; всеобщее внимание было привлечено к спиритуализму; по всей империи организовались частные спиритические кружки; некоторые из более свободомыслящих журналов начали обсуждение этого предмета, и, пока мы пишем, организуется новая комиссия, чтобы довести до конца прерванное задание.

Но теперь, в самом деле, они будут выполнять свой долг менее, чем когда-либо. У них есть лучший повод, чем они когда-либо имели в мнимом разоблачении медиума Слэйда профессором Ланкастером из Лондона. Правда, по свидетельству одного ученого и его друга, господ Ланкастера и Донкина, обвиняемый противопоставил свидетельства Уоллеса, Крукса и уйму других, которые снимают обвинение, основанное только на косвенном доказательстве и предрассудках. По этому поводу очень уместно высказывается «Лондонский обозреватель»:

«Это чистейшее суеверие и ничто другое – вообразить, что мы настолько полностью ознакомлены с законами природы, что даже тщательно проверенные факты, засвидетельствованные опытными наблюдениями, должны отбрасываться, как незаслуживающие доверия, лишь потому, что они не укладываются в те законы, которые мы уже знаем. Считать, как, по-видимому, поступает профессор Ланкастер, что вследствие того, что в области спиритуалистических феноменов встречается много обмана и легковерия, а также нервных расстройств, – все спиритуалистические феномены можно объяснить этими обманами и легковерием, вопреки свидетельствам ученых же, – это равносильно отпиливанию того сука, на котором сидит индуктивная наука, и сваливанию всего построенного».[110]

Но какое значение все это может иметь для ученых? Поток суеверий, который, по их словам, уносит миллионы светлых умов в своем стремительном течении, не может коснуться их. Современный поток, называемый спиритуализмом, не в состоянии воздействовать на их крепкие умы. И грязные волны этого наводнения должны истощить свою ярость, даже не замочив им подошв сапог. Верно, только традиционному упрямству со стороны Творца можно приписать, что Он до сих пор не сознал, как мало шансов у Него своими чудесами произвести впечатление на признанных ученых. К этому времени даже Он должен бы узнать и обратить внимание, что уже давно тому назад они решили написать на фронтонах своих университетов и колледжей:

Но неверные спиритуалисты и правоверные римские католики, кажется, объединились в этом году против иконоборческих претензий материализма. Увеличение скептицизма в последнее время вызвало такое же увеличение доверия. Сторонники библейских «божественных чудес» состязаются с воспевателями медиумистических феноменов, и средние века оживают в нашем веке. Еще раз мы видим, как Дева Мария возобновляет свою письменную корреспонденцию с верными детьми ее церкви. И в то же время, как «друзья-ангелы» царапают послания спиритуалиста через медиумов, «Божья матерь» бросает письма прямое неба на землю. Лурдская часовня Св. Девы превратилась в спиритуалистический кабинет «материализаций», тогда как кабинки популярных американских медиумов преобразовались в священные алтари, с которых Магомет, епископ Поулк, Жанна д'Арк и другие аристократические духи из-за «темной реки», спустившись, «материализуются» при полном свете. И если Деву Марию видят каждый день прогуливающейся в Лурдских лесах в полной человеческой форме, то почему не видеть Апостола ислама и покойного епископа Луизианы? Или оба «чуда» возможны, или же манифестации обоего рода, «божественного» так же, как и «спиритуалистического», являются отъявленными мошенничествами. Только время покажет, что такое они; но пока что наука отказывается одолжить свою магическую лампу, чтобы осветить эти тайны, предоставляя людям идти вперед и спотыкаться, попадут ли они в трясину или нет.

Так как недавние «чудеса» в Лурде были встречены в Лондоне неблагоприятными отзывами в газетах, монсиньор Кейпл сообщил газете «Таймс» взгляды римско-католи-ческой церкви в следующих выражениях:

«Что касается происшедших чудодейственных исцелений, то я хотел отослать читателей к беспристрастному и рассудительному труду „Лурдская пещера“, написанному доктором Дозоусом, выдающимся врачом-практиком, окружным эпидемическим инспектором и судебным врачом. Он начинает книгу подробным перечислением множества чудесных исцелений, которые, как он говорит, он изучил с великим усердием и тщательностью. Он говорит: „Я заявляю, что эти исцеления, происшедшие в Лурдском святилище посредством воды родника, приобрели в глазах добросовестных людей характер сверхъестественных. Я должен признаться, что без этих исцелений мой ум, мало склонный прислушиваться к каким-либо чудесным сообщениям, встретился бы с большими затруднениями в принятии даже этого факта (видения), хотя он замечателен со многих точек зрения. Но эти исцеления, которым я так часто был очевидцем, дали моему уму свет, который не позволяет мне игнорировать значение посещении Бернадеттой пещеры и реальности видения, которое ей было дано“. Свидетельство выдающегося врача, который с самого начала тщательно наблюдал за Бернадеттой и видел чудесные исцеления в пещере, заслуживает, по меньшей мере, почтительного рассмотрения. Я могу добавить, что великое множество тех, кто посещают пещеру, делают это с целью раскаяния в своих грехах, увеличения своей набожности, моления о возрождении их родины и публичного исповедания своей веры в Сына Божьего и Его Непорочной Матери. Многие приходят, чтобы исцелиться от телесных немощей и, по свидетельству многих очевидцев, уходят домой освобожденными от своих болезней. Укорять неверием, как это делает ваша статья, тех, кто также пользуется водами Пиренеев, так же разумно, как обвинять магистраты, которые накладывают взыскания на своеобразных людей, которые пренебрегают медицинской помощью. Здоровье заставило меня провести зимы I860-1867 гг. в По. Это дало мне возможность навести самые тщательные справки по поводу видения в Лурде. После частых и длительных расспросов о Бернадетте и некоторых совершившихся чудесах, я убежден, что если факты могут быть установлены на основании человеческих свидетельских показаний, то Лурдское видение имеет все права, чтобы быть признанным, как неотрицаемый факт. Католическая вера здесь не играет никакой роли, и каждый католик может или верить в это, или отвергнуть, – за это его не будут ни хвалить, ни порицать».

Пусть читатель обратит внимание на выделенное предложение. Из него видно, что католическая церковь, несмотря на свою непогрешимость и ее свободный почтовый союз с Царством Божиим, довольствуется тем, что даже достоверность Божиих чудес признает на основании человеческих свидетельских показаний. Теперь, когда мы обращаемся к докладу мистера Гёксли в недавних Нью-йоркских лекциях по эволюции, мы находим такое его выражение:

«Исторические показания людей – вот, чему мы обязаны большею частью наших познаний о прошлом».

В одной лекции по биологии он сказал:

«… каждый человек, сердцу которого дорога истина, должен серьезно желать, чтобы каждая обоснованная и справедливая критика, которую следует произнести, была бы произнесена. Но при этом весьма существенно… чтобы критик обладал знаниями о том, о чем он говорит».

Это афоризм, который ему следует вспомнить, когда он берется за высказывание по психологическим темам. И добавим к этому его вышеприведенные взгляды, и тогда – какую еще лучшую платформу можно потребовать, чтобы сходиться с ним?

Здесь перед нами представительный материалист и представительный католический прелат, провозглашающие одинаковые взгляды на достаточность человеческих свидетельских показаний, чтобы доказать факты, которые согласуются с предрассудками каждого по его вере. После этого какая надобность изучающему оккультизм или спиритуалисту хлопотать об утверждении аргументов, которые они так долго и упорно выдвигали, что психологические феномены древних и современных тауматургов будучи с лихвою доказаны человеческими показаниями, должны быть приняты, как факты. Раз церковь и колледжи обращаются к трибуналу человеческих свидетельских показаний – они не могут отказать остальному человечеству в таком же праве. Одним из плодов недавнего оживления в Лондоне по поводу медиумистических феноменов является то, что светской прессой были высказаны некоторые замечательные свободные мысли.

«Во всяком случае, мы за то, чтобы спиритуализму было отведено место среди терпимых верований с оставлением его в покое», – говорит лондонская «Дэйли Ньюс» в 1876 г. – «Он имеет много сторонников-последователей, которые настолько же умны, как большинство из нас, и которым любой очевидный и ощутимый дефект, находимый нами в доказательстве, давно уже стал очевидным и ощутимым доказательством. Самые мудрые люди в мире верили в духов и продолжали бы верить, даже если бы полдюжины лиц были приговорены к наказанию за то, что они пугают народ выдуманными духами».

В истории мира не в первый раз невидимому миру приходится бороться против материалистического скептицизма слепых духом саддукеев. Платон оплакивал такое неверие и ссылается на эту гибельную тенденцию в своих трудах неоднократно.

От Капилы, индийского философа, который много веков до Христа уже подвергал сомнениям заявления мистиков-йогов, что в состоянии экстаза человек обладает силой видеть божество лицом к лицу и беседовать с «высочайшими» существами, до Вольтера в восемнадцатом веке, который смеялся над всем, что было свято для других, – каждый век имел своих Фом неверующих. Удавалось ли им когда-нибудь приостановить движение истины? Не более, чем невежественные фанатики, судившие Галилея, могли остановить вращение земли. Никакие преследования не в состоянии существенно нарушить устойчивость или неустойчивость какого-либо верования, которое человечество унаследовало от первых человеческих рас – тех, если мы в состоянии верить в эволюцию духовного человека так же, как мы верим в эволюцию физического человека – которые получили великую истину с уст своих предков, богов и отцов, которые были по ту сторону потопа». Идентичность Библии с легендами индийских священных писаний и с космогониями других наций когда-нибудь в будущем будет наглядно доказана. Сказания мифических веков окажутся только аллегориями величайших геологических и антропологических истин. И, именно, в этих смешно выраженных мифах наука должна искать свои «нехватающие звенья».

Иначе, откуда такие странные «совпадения» в соответственных историях национальностей и народов, живущих на таких далеких расстояниях друг от друга? Откуда эта идентичность первичных концепций, которые, хотя и называются теперь легендами и мифами, тем не менее содержат в себе крупицу исторических фактов – истины? Сравните хотя бы главу VI «Книги Бытия»: «Когда люди начали размножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали из них себе в жены… В то время были на земле исполины», и т. д., с тою частью индийской космогонии в Ведах о приходе на Землю брахманов. Первый брахман жалуется, что он одинок – у него нет жены. Несмотря на то, что Вечный советует ему посвятить свои дни исключительно приобретению Сокровенного Знания (Веды), перворожденный человечества настаивает. Рассерженный такою неблагодарностью, Вечный дал брахману жену из расы дайнтов, или великанов, от которой все брахманы происходят по материнской линии. Таким образом, все индийское жречество произошло, с одной стороны, от высших духов (сыновей божиих) и от Дайнтены, дочери земных великанов, первичных людей [135].

«И они стали рожать им: это сильные, издревле славные люди». [«Бытие», VI, 4]

То же самое находим в отрывках скандинавской космогонии. Ганглеру в «Эдде» дается описание Харом, одним из трех информаторов (Хар, Яфухар и Треди) первого человека, по имени Бур, «отец Бора который взял в жены Беслу, дочь великана Болтара из расы первичных гигантов». Полное и интересное повествование об этом можно найти в сказании «Эдды», отдел 4-8 [136, с. 401—405].

Ту же самую основу можно обнаружить в греческих сказаниях о титанах и в мексиканских легендах «Пополь-Вух» о четырех последовательных расах. Это один из многочисленных концов, находимых в запутанном клубке человечества, рассматриваемый как психологический феномен. Вера в сверхъестественное иначе была бы необъяснима. Сказать, что она возникла и развивалась в течение бесчисленных веков, не указывая причины и не имея твердого основания для опоры, а просто по своей фантазии, значило бы нести такой же вздор, каким является богословское учение, что вселенная была сотворена из ничего.

Слишком поздно теперь отбрыкиваться от очевидности, которая предстает при полном полуденном освещении. Либеральные, так же как и христианские газеты, и органы наиболее передовых научных авторитетов начинают единодушно протестовать против догматизма и узких предрассудков мнимой учености. Религиозная газета «Христианский мир» присоединяется к голосу неверующий лондонской прессы. Нижеследующее является хорошим образчиком ее здравого рассудка:

«Если медиум, – говорит она,[112] – может быть неопровержимо изобличен как обманщик, мы все же возражаем против настроенности, проявляемой некоторыми лицами, пользующимися некоторым научным авторитетом, за их фырканья и постукивания по голове по поводу тщательных исследований по тем предметам, о которых говорит мистер Баррет в своей статье, адресованной Британской Ассоциации. То, что спиритуалисты натворили много нелепостей, еще не дает права рассматривать спиритические феномены нестоящими исследования».

Они могут быть месмерическими, связанными с ясновидением или еще с чем-нибудь. Но пусть наши мудрецы скажут нам, что они такое, а не делают нам выговоров, как поступают невежественные люди, когда дети пристают к ним с вопросами, на что получают ответ:

«Маленькие дети не должны задавать вопросов».

Таким образом, настало время, когда ученые потеряли все права, чтобы к ним могли обратиться со стихотворением Мильтона:

«О ты, засвидетельствовавший истину и ради этого претерпевший гонение от всех!»

Печальное положение! Оно напоминает восклицание того «доктора физики», упомянутого сто восемьдесят лет тому назад доктором Генри Мором, и который, выслушав повествование о барабанщике Эдворте и о Энн Уолкер, «воскликнул некоторое время спустя – если это правда, то я заблуждался все это время и должен все начать сначала» [86].

Но в нашем веке, несмотря на утверждение Гёксли о ценности «человеческих свидетельских показаний», даже доктор Генри Мор превратился в «энтузиаста и склонного к галлюцинациям, причем оба эти качества, объединившись в одном человеке, превращают его в лицемерного сумасшедшего» [137, с. 219].

Это не факты в чем психология давно нуждается для того, чтобы лучше понять ее таинственные законы и применить их как в обычной жизни, так и в особых случаях. Фактов у нее изобилие. Ее нужда в том, что факты нужно регистрировать и классифицировать для чего нужны обученные наблюдатели и компетентные анализаторы. Снабдить таковыми должна бы корпорация ученых. Если в христианстве в течение многих веков преобладали заблуждения и свирепствовали суеверия, то это было несчастье для простого народа и в то же время упрек ученым. Поколение за поколением приходило и уходило, причем каждое вносило свою лепту мучениками за свободу совести и нравственное мужество, и все же психология в наши дни только немного лучше понята, чем тогда, когда тяжкая рука Ватикана посылала несчастных храбрецов на преждевременную смерть и клеймила их память колдовством и ересью.

Глава V

Эфир или «Астральный свет»

«Ich bin der geist der stets verneint».

(Я дух, который все еще в опале.)

Мефистофель, «Фауст».

«Дух истины, которого мир не может принять, потому что не видит его и не знает его».

Евангелие от Иоанна, XIV, 17.

«Мы спим иль бодрствуем…

Существ бесплотных сонмы

Невидимые бродят по земле»

Мильтон.

«Одно только рассудочное просвещение не дает познания духовного. Как солнечный свет подавляет свет лампы, так дух подавляет зрение одного только рассудка».

У. Ховит.

Бесконечная путаница имен создана для того, чтобы выразить одно и то же.

Хаос древних; зороастрийский священный огонь Антас-байрам парсов; огонь Гермеса; огонь св. Эльма древних германцев; молния Кибелы; горящий факел Аполлона; пламя на алтаре Пана; неугасимое пламя в храме на Акрополе и такое же пламя в храме Весты; огненное пламя на шлеме Плутона; блистающие искры на головных уборах Диоскуров, на голове Горгоны, на шлеме Паллады и на жезле Меркурия; ; на египетском Пта или Ра; на греческом Зевс Катайбат (нисходящий) [138, lib. i, cap. XIV.]; огненные языки дня Св. Троицы; неопалимая купина Моисея; огненный столб в «Исходе» и «горящий светильник» Авраама; Вечный Огонь «Бездонной бездны»; пары Дельфийского оракула; звездный свет розенкрейцеров; Акаша индусских адептов; астральный свет Элифаса Леви; аура нервов и флюид магнетизеров; од Рейхенбаха, огненный шар или метеорная «кошка» Бабинэ, психод и эктеническая сила Тюри; «психическая сила» сержанта Кокса и мистера Крукса; атмосферный магнетизм некоторых натуралистов; гальванизм и, наконец, электричество, – все это лишь различные наименования для многих различных проявлений или воздействий той же самой таинственной, все проникающей Причины – греческого Археос, или .

Сэр Бульвер-Литтон в своей «Грядущей расе» описывает ее как вриль,[113] используемый подземным населением, и предоставляет своим читателям считать это выдумкой.

«Это слово можно было бы перевести как „электричество“, но вриль соединяет в себе разные понятия о различных видах энергии: магнетизма, гальванизма и т. д. Подземные жители полагают, что они с открытием вриля нашли „философский камень“ энергии, объединяющий собою все силы природы, тот „философский камень“, который давно уже составляет предмет исканий наших ученых. Знаменитый ученый и исследователь Фарадей говорит, хотя и с оглядкой, по этому поводу: «Я, надеюсь, как и многие другие приверженцы естествознания, почти уверен, что все формы проявления сил природы имеют одно общее начало, т. е. они находятся между собой в таком соотношении и в такой взаимной связи, что могут превращаться одна в другую и общее действие их может выразиться одним эквивалентом». «При помощи вриля они могут изменять температуру, т. е. влиять на перемену погоды. Применяя его несколько иным способом, при помощи особых приборов, они влияют на мозг человека, на животную и растительную жизнь, и результаты не уступают грезам самой причудливой фантазии. Это-то соединение разнообразных проявлений энергии называется у них врилем».

Каким бы абсурдным и ненаучным ни показалось наше сравнение выдуманного великим романистом вриля и первичной энергии равновеликого эксперименталиста с каббалистическим астральным светом, оно, тем не менее, является правильным определением этой энергии. Все время делаются открытия, подтверждающие это заявление, так смело высказанное. С тех пор, как мы начали писать эту часть нашего труда, во многих газетах появились извещения о предполагаемом открытии новой энергии мистером Эдисоном, электриком из Ньюарка, Нью-Джерси, каковая энергия, кажется, мало имеет общего с электричеством или гальванизмом, за исключением свойства проводимости. Если она будет продемонстрирована, то дого будет носить какое-нибудь присвоенное ей имя, но тем не менее это будет только одним ребенком из многочисленной семьи детей, зачатых с начала времен нашей каббалистической матерью – Астральной Девой. В самом деле, открыватель говорит, что «она настолько же своеобразна и имеет такие же установленные законы, как тепло, магнетизм, или электричество». Журнал, поместивший первый отчет об этом открытии, добавляет, что «мистер Эдисон думает, что она существует в связи с теплом, и что она может быть генерирована самостоятельными и пока еще неоткрытыми способами».

Другим из наиболее поразительных недавних изобретений является возможность уничтожать расстояние между человеческими голосами посредством телефона – инструмента, изобретенного профессором А. Грэмом Беллом. Это изобретение, подсказанное маленьким «любительским телеграфом», состоящим из оловянных чашек, посредством которого можно было беседовать на расстоянии двухсот футов, было разработано в телефон, который станет предметом удивления этого века. Уже состоялся длительный разговор по телефону между Бостоном и Кембриджпортом, причем «каждое слово было ясно слышно и полностью понято – даже модуляции голоса были ясно различимы» – согласно официальному сообщению. Голос при этом захватывается, так сказать, и удерживается магнитом, и звуковые волны переносятся электричеством, действующим в унисон и сотрудничающим с магнитом. Успех в целом зависит от совершенства управления электрическими токами и от силы магнита, с которым первый должен сотрудничать.