Горькие яблоки Корепанов Алексей

По лесной дороге прокатил грузовик, громыхая пустыми бидонами, и пыль осела на ягоды земляники у обочины, просеялась сквозь придорожный можжевельник, сквозь сосны, добравшись до поляны с серым кругом пепла от костра. Пахло сеном, гудели шмели, в небе плавилось солнце.

Воздух над поляной налился зеленью, заходил волнами и выплеснул из пустоты три больших зеленых шара. Шары покатились по поляне, меняя окраску на фиолетовую, соединились – и растаяли.

Стучал-постукивал дятел. Прошумел в выцветшей синеве самолет и пошел над лугами, над вертлявой речкой, над стадом задумчивых коров и крышами дачных домиков – ниже, ниже, заворачивая к городскому аэродрому.

Трое, осматриваясь, ходили по поляне. Ломали сосновые ветки, нюхали зеленые иглы, рвали траву. Выгребли из пепла сморщенную картофелину. Поймали бабочку и передавали из рук в руки, дергая безволосыми головами. Оторвали ей крылья, растерли шестипалыми ладонями, понюхали сплюснутыми носами, щелкая и пересвистываясь. Затем заползли под сосенки, затихли.

Вновь зарокотал, приближаясь, грузовик, проскочил мимо поляны, развесил пыль до небес. Шофер курил и насвистывал что-то нехитрое. Трое, припав к земле, замерли под сосенками. Неумело затрубил невдалеке пионерский горн, в ответ замычала корова в речной долине. Солнце продолжало развлекаться в небе.

Существа под сосенками изменялись. Вспучивалось что-то фиолетовое, подрагивало, доносилось оттуда негромкое чмоканье и пыхтенье, словно варилась каша в большой кастрюле. Дергались спины, дергались головы, шестипалые ладони водили по воздуху, изменяя цвет и форму. Изгибались, округлялись плечи, светлели лиловые глаза, опадали наспинные горбы, зарастали отверстия на затылках.

Детская рука выскользнула из-под ветвей. Рыжий муравей наткнулся на ладонь, храбро двинулся вперед. Ладонь сжалась, разжалась – и стряхнула раздавленного муравья. На тихой лесной поляне сидели дети, по виду пятиклассники, обыкновенные дети – два мальчика, один рыжий, другой смуглый, и светленькая курносая девочка. Все трое оглядывали свою немудреную одежду – рубашки, брюки да сарафан, вертели головами, неуверенно двигали руками, словно проверяя, на что их руки способны. Потом девочка достала из кармана маленький красный шарик, похожий на вишню, и покрутила перед носом рыжего. Рыжий снял сандалию и хлопнул смуглого по лбу. Смуглый повалился на спину, в серый пепел, и загукал. Девочка подергала щеками, пошевелила губами и получилось почти похоже на улыбку.

Некоторое время они ходили по поляне, корчили гримасы друг другу. Потом продрались сквозь можжевельник, растоптали пыльную землянику на обочине, пошли по дороге к городу. Девочка кружилась на одной ноге, так что разлетался цветастый сарафан, рыжий разглядывал сосны и тихое небо, смуглый старательно пылил. А глаза у всех троих были цвета пепла от угасшего костра.

Коллектив, в котором работал Садовников, был в основном женский, и разговоры велись большей частью на темы: что, где, почем, кто, с кем, в чем – и так далее. Садовников эти разговоры терпеть не мог, но куда же деваться: не курить же весь рабочий день в коридоре? Летом было легче, потому что главные болтуньи отдела уходили в отпуск, однако оставшиеся на месте сотрудницы увеличивали объем вещания, поскольку старались за себя и за отсутствующих.

Вот и сегодня не успел Садовников как следует вникнуть в свои бумаги – вбежала, запыхавшись, миловидная Леночка, склонная к паникерству, бросила под стол сетку с рыночной зеленью и затараторила:

– Три вагона, три вагона исчезли? Представляете, прямо на станции! Все оцепили, милиции тьма-тьмущая! Три вагона!

Леночка почти всегда говорила восклицательно. Именно Леночка первой принесла в отдел весть о предстоящем «параде планет» и его роковых последствиях. Именно Леночка поведала побледневшим сотрудницам о том, что комета Галлея всенепременно врежется в Землю. Именно Леночка, скорбно тряся фиолетовой прической, доставила оперативную и достовернейшую информацию о двух десятках иностранцев, больных модным «иммуннодефицитным синдромом», заброшенных прошлой осенью в их областной центр для проведения соответствующей работы. Именно Леночка...

В общем, Садовников с досадой отодвинул бумаги, похлопал по карману, проверяя, есть ли спички, и направился к двери. Выходя, он еще успел услышать, как степенная Инна Андреевна внесла свою лепту в развитие темы, сказав с причитанием в голосе:

– А за пляжем, сосед рассказывал вчера, лодка пропала. Моторка, у самого берега. А в ней два парня...

Он хлопнул дверью, потом все-таки не удержался, по пояс всунулся в комнату, где восклицала Леночка и охали остальные, и внушительно заявил:

– Газеты читайте, товарищи. Рубрику «По слухам и авторитетно». Там специально для вас все очень компетентно разъясняют.

И окончательно удалился из отдела. Перекурил, заглянул в приемную и сказал секретарше Вале, что пошел по делам.

Асфальт вдавливался под ногами, как пластилин, в окнах автобусов проплывали страдальческие потные лица, наводящие на мысли о бессмертном творении Данте, у автоматов с газировкой маялись очереди. Он подосадовал, что не оставил пиджак на работе, но возвращаться не стал. Он был по горло сыт женскими разговорами. На пару с Володей их легче было переносить, но Володя с супругой и чадами отдыхал в Крыму, хотя по такой жаре не хуже и здесь, у плотины. Что лично он, Садовников, и сделает с будущего понедельника. Заявление на отпуск уже подписано, бухгалтерия начисляет отпускные, у Ольги тоже все вроде бы получается и она не против снять с ним, Садовниковым, полдома в пригородном селеньице на берегу и прожить там пару недель, а дальше...

Дальше видно будет, хотя Садовников все это для себя уже видел и картина рисовалась неплохая. Пусть Ольга и разведенная, пусть и познала уже все дрязги семейной жизни, но он-то уж постарается, чтобы с ним ей было действительно хорошо. Сегодня вечером, когда хоть немного спадет эта распроклятая жарища, он зайдет к ней домой и они погуляют. Может быть, посидят в летнем кафе. Может быть, сходят в кино. Или просто пройдутся по парку, полакомятся мороженым. Да, он не супермен, не интеллектуал особый, и ему уже за тридцать, и знает он не больше того, что читает в журналах, и не тщится прыгнуть выше головы и ухватить за хвост хотя бы ту же комету Галлея. Человек как человек. Зато надежный. А разве этого мало?

Размышлял Садовников таким вот образом, однако бездельничать в рабочее время не собирался. Он действительно зашел в проектный институт, а потом в общество «Знание» договориться о лекторе на среду, и там опять нарвался на женские разговоры. Худосочная накрашенная референтша сидела за столом, судорожно схватившись за телефонную трубку, а посетительница упоенно рассказывала о трамвае, исчезнувшем вчера после девяти вечера на глазах у потрясенных граждан на повороте с улицы Ингульской в Коммунистический переулок.

Садовников скрипнул зубами и молча вышел под обезумевшее солнце.

Свободного места в кабине было маловато, но тут уж ничего не поделаешь: размеры всех помещений капсулы дальнего поиска диктовались энергетическими затратами на проколы подпространства. Марк, втянув живот, протиснулся мимо распахнутых створок блока автономного питания, обогнул выпуклый бок регенератора и добрался до кресла. Норман сидел на корточках спиной к нему, почти до пояса забравшись в люк блока питания. Из люка доносились короткие резкие звонки.

Марк отрегулировал спинку кресла, поерзал, устраиваясь поудобней, уперся полусогнутыми ногами в боковую поверхность панели контроля и начал негромко надиктовывать результаты наблюдений.

Результаты были неутешительными. Капсула дальнего поиска материализовалась на обширной равнине в четырех километрах от комплекса построек, которые, как показало локальное аэротелезондирование, являлись городскими развалинами. На экране отчетливо просматривалась сверху сетка улиц, пятна ярко-зеленой растительности неправильной формы, полуобвалившиеся коробки зданий, колесные транспортные средства, похожие на старинные земные автомобили, разбросанные вдоль дорог. Из реки, пересекавшей город, торчали зубами великана опоры трех рухнувших в воду мостов. На широком шоссе у окраины телезонд обнаружил колонну квадратных машин с хоботками пушек. Колонна явно когда-то спешила в город, занимая всю ширину шоссе, но так почему-то и не дошла.

Вообще в городе не было следов бомбардировок, ракетного или артиллерийского обстрела. Разрушения казались естественными, энтропийными. После анализа данных телезондирования у экипажа капсулы дальнего поиска сложилось впечатление, что население просто по неизвестной причине покинуло город, отдав его на съедение дождям и ветрам.

Эта убежденность еще более окрепла после того, как Марк посетил городские развалины на вездеходе, взял пробы воздуха и грунта и не нашел следов химического или радиоактивного заражения.

Несколько дней они занимались орбитальной телеразведкой и обнаружили множество других безлюдных городов и поселков на двух небольших клинообразных континентах, расположенных в восточном полушарии. Западное полушарие было сплошным океаном.

А ведь жизнь на планете бурлила. Летали птицы и косяками ходили рыбы, и по равнинам бродили стада каких-то медлительных косматых животных. И только создатели городов словно под землю провалились.

Под землю? Нет, никаких более или менее обширных пустот тоже не было зарегистрировано. Три десятилетия активной деятельности Службы Дальнего Поиска на других планетах позволили создать и опробовать довольно надежные методы обнаружения внеземных цивилизаций, и экипаж КДП не сомневался: планета, занесенная в Общий Регистр под исследовательским номером двенадцать-тридцать четыре по шкале планет земного типа, действительно безлюдна. Население исчезло, как судовая команда с «Марии Целесты» или, скажем, как экипаж с транссистемника «Оберон».

Из очередной поездки в покинутый город Марк привез сведения не просто неутешительные. Он привез сведения непонятные. За четырнадцать часов работы в городе он не обнаружил ни одной книги, ни одного рисунка, ни одной записи, ни одной фотографии – ничего такого, что могло бы хоть намеком пролить свет на жизнь планетян. Ничего, кроме безликой бытовой утвари, всяких там холодильников, пылесосов и кастрюль-скороварок. Ничего.

Их капсула не могла самостоятельно перемещаться по планете, неофициально нареченной экипажем Покинутой, так как служила только средством доставки, телезонды не могли залететь в каждый дом каждого города и поселка, а вездеходу для такой работы понадобился бы не год и не два. Система жизнеобеспечения капсулы была рассчитана на двадцать дней поиска плюс три аварийных – но никак не больше. Служба Дальнего Поиска была ограничена теми возможностями, которые мог дать объединенный энергокомплекс Солнечной системы. И с этим приходилось считаться.

Норман вылез из люка, осторожно опустил на пол ящик тестера. Сел, привалившись спиной к стенке блока питания, слушая монолог Марка перед микрофоном.

– Вот что, – произнес он, когда Марк замолчал. – Не очень нравится мне наш блок питания. Не хочу каркать, но вспоминается Анджей.

– Что, уже четыре точки? – Марк сбросил ноги с панели и повернулся к Норману. – Быстро однако.

– Нет, пока две. Еще одна поездка и хватит, будем отчаливать.

– Только съездить надо подальше.

– Посмотрим.

Садовников перекусил в столовой, посидел немного под липами на бульваре, чтобы скоротать обеденное время, а потом поехал в типографию. Оттуда он позвонил в приемную уточнить обстановку, и секретарша Валя передала просьбу шефа быть в шестнадцать на районном совещании во Дворце культуры. Садовников беспрекословно согласился, заскочил в сберкассу заплатить за квартиру, а потом добросовестно отсидел два часа в душном зале и добросовестно все выслушал и записал. К семи он уже благополучно прибыл домой, освежился под душем и направился к Ольге. До отпуска в селении на берегу осталось одним рабочим днем меньше.

Ольга жила далековато, в новом районе, и им еще предстояли мытарства по обмену квартир. Но мытарства Садовникова не пугали, он предвкушал эти приятные хлопоты. На конечной остановке он вышел из трамвая, купил у бабок гладиолусы и зашагал к дому Ольги.

Дом был крупноблочный, пятиэтажный, с неряшливо заделанными стыками. На балконах висело белье. Солнце угомонилось и кануло за крыши, в воздухе разносились удары доминошников. От остановки, обгоняя Садовникова, торопились женщины с продуктовыми сумками, впереди, пошатываясь, брел молодой человек с такими же, как у Садовникова, гладиолусами, подметая тротуар крупными бутонами.

Садовников шел не спеша, отыскивая взглядом Ольгино окно. Ольга в милом белом платьице стояла на балконе, облокотившись на перила, и задумчиво смотрела на трамвайную остановку. Он помахал букетом, но она не заметила. «Оля! – хотел крикнуть Садовников, но не крикнул, а заторопился к подъезду, возле которого чинно устроились на скамейке пенсионерки.

У кустов за спинами пенсионерок стояли подростки – два мальчика и девочка – и смотрели на окна. Напротив них, на подоконнике, полулежал мужчина в майке и с папиросой и поплевывал на траву. Садовников почти поравнялся с подростками, и тут девочка размахнулась и бросила что-то, похожее на спелую вишню, в стену прямо под окном с курящим мужчиной. Садовников свернул к подъезду, приготовился поздороваться с пенсионерками – и его ослепил брызнувший внезапно свет. Он зажмурился, потом открыл глаза и попятился к затихшей скамейке.

Над гаражами висело яркое еще вечернее солнце, не скрытое больше пятиэтажным крупноблочным домом, в котором жила Ольга, и светило прямо в лицо.

А дом исчез. Остался только срез фундамента и разделенные перегородками клетушки индивидуальных подвалов без потолков, видимые сверху, с того места, где стоял остолбеневший Садовников. В подвалах лепились самодельные стеллажи, забитые банками с вареньями и соленьями, висели по стенам лыжи и санки, лежали какие-то клеенки, мешки и связки газет, стояли два полуразобранных мопеда и большая белая ванна. В боковой клетушке громоздился непонятный агрегат, и на табуреточке сидел полуголый мужчина в потрепанных спортивных штанах. Мужчина ошалело крутил головой, глядя в неожиданно открывшееся небо.

Садовников наконец вновь обрел способность управлять своим телом и тоже начал крутить головой. На скамейке разыгрывалась немая сцена из «Ревизора». Подростки продолжали стоять у кустов и непонятно смотрели на Садовникова. Подъезжавший к дому белый «Жигуленок» замер, растопырив открытые дверцы. На балконы соседней пятиэтажки начали выходить люди. К обнажившимся ячейкам подвалов тоже бежали люди. И только от столика, вкопанного в растрескавшуюся землю между домами, продолжал долетать стук домино и зычные возгласы: «Ты что, кум, на Берию работаешь? Азом его, азом, ешь твою двадцать!»

Садовников неуверенно двинулся вперед, дошел до того места, где только что была монолитная железобетонная крупноблочная стена, потыкал пустоту гладиолусами – и выронил букет в подвал, который уже заливало водой из торчащих в небо труб. Пустота была пустотой.

– Все, сворачиваемся, – подытожил Норман, разогнулся, захлопнул створки блока питания, поискал, куда поставить тестер, и поставил его на кресло Марка, а сам, перешагнув через раструбы дубль-фильтров, сел в кресло рядом.

Свободного места в кабине было все-таки маловато. Марк обогнул блок питания, выпуклый бок регенератора, аккуратно снял тестер с кресла и прислонил к панели контроля, и тоже получил возможность сесть.

– Не рановато ли? – спросил он. – Еще сутки до срока.

Норман изучал индикаторы на панели и ответил не сразу.

– Не рановато. У Анджея было трое суток. И потом, картина же здесь ясная. Пусто.

– Ясная картина, – повторил Марк и вздохнул. – Всем давно все ясно, только ничего непонятно.

Действительно, все было ясно. Дальняя поездка на вездеходе, предпринятая Марком накануне, не добавила ничего нового к общей картине. Еще один безлюдный город и шесть безлюдных поселков без книг, без картин, без кинопленки и магнитных записей. Только пустые здания. Только станки в заводских цехах. Только машинные залы электростанций. Только автомобили у обочин. Только склады с готовой продукцией.

– Знаешь, на что похож этот тотальный исход? – спросил Марк.

– На что? – рассеянно отозвался Норман, листая схемы.

– На похищение. Внезапное направленное воздействие, скажем, с орбиты, глубокий транс, затем эшелонами подходят космические баржи и без помех вывозят живой груз.

– А зачем?

– Что «зачем»?

– Вывозить живой груз?

– Н-ну, уж зачем-то.

– С таким же успехом можно предположить, дружище Марк, что людей извели тут же, на месте, не оставив следов.

– Возвращаю твой вопрос, дружище Норман: а зачем?

– То-то и оно. Мне все это еще нужно оч-чень хорошенько обдумать. Так что сворачиваемся, представим все материалы, а там будем все вместе головы ломать. А может и телезонды что-нибудь этакое нащупали, чего мы с тобой не разглядели.

– Буду проситься в следующий рейс.

– Я тоже. Думаю, не только мы с тобой будем проситься и одной «кадэпэшкой» здесь не обойтись.

– Еще бы! Целая цивилизация пропала без вести, не остров, не страна – планета! А может быть все-таки взаимное уничтожение? Какие-нибудь избирательно действующие дезинтеграторы живой материи?

– Давай пока не будем гадать, – сказал Норман и по локоть запустил руки в панель контроля. – Давай выберемся отсюда и поделимся информацией с нашими мудрейшими. Подай-ка тестер, что-то мне все не по душе сегодня. Не хватало еще застрять где-нибудь при переходе.

– Нет, ты только подумай, – продолжал Марк, передав тестер и тоже занявшись делом – проверкой дубль-фильтров. – Мы только наблюдаем, но никогда не вмешиваемся. Ни лиотянам не мешаем, ни медейцам, люсорианам тоже свои условия не диктуем. Да, мы, конечно, готовы вмешаться, если дело у кого-то дойдет до серьезных раздоров и кровопролития в крупных масштабах. Но в принципе мы за мир и дружбу и так далее. Так воспитаны, так научены, так живем. Вперед, бодрым шагом к всеобщему галактическому прогрессу. А что если есть и регрессоры? То бишь агрессоры. Развитой разум должен быть гуманен. Это по нашей гуманной же теории. А вдруг теория неточна или, скажем, есть исключения, которые, как известно, должны подтверждать любое приличное правило?

– Странные агрессоры! Планету оставили, а население куда, в рабство?

– А почему бы и нет?

– Это уже догадки, а мы ведь договорились гадать потом и всем вместе. Вернемся – и изложишь свои соображения. А я свои изложу. И гуманисты мы, сам знаешь, со страховкой.

– Ну да, конечно. Сфера обороны.

– И твой ксенопир. – Норман озабоченно забарабанил пальцами по панели. – Принеси, пожалуйста, штурм-преобразователь, тебе удобней. Тут что-то контакт барахлит.

Утром Садовников на работу не пошел. Позвонил из телефона-автомата и отпросился у шефа. Шеф уже все знал. Весь город знал. И о пятиэтажке, и об исчезновении трех вагонов с арбузами, отцепленных накануне от состава, пришедшего из Астрахани. И о трамвае. И о моторной лодке.

Накануне Садовников оставался на месте непонятного, дикого происшествия до тех пор, пока не расставили оцепление. Толпа росла и встревоженно гудела, на балконе соседней пятиэтажки кто-то кричал и плакал. Ошеломленно матерились сбежавшиеся доминошники. Двум пенсионеркам на скамейке стало плохо и их увезла «скорая помощь». Кроме «скорой помощи» прибыли две пожарные, три милицейских «уазика», еще одна «скорая», фургон медвытрезвителя, аварийные горгаза и водоканала и почему-то еще несуразный оранжевый грейдер. Примчались на «Волгах» руководители райкома партии и райисполкома, потом много каких-то других руководителей, потом – крытые брезентом «Уралы» с солдатами, еще четыре милицейских машины – и панике не дали распространиться. Перекрыли газ, забили заглушками водопроводные трубы, из которых в подвалы набежало уже порядочно, оцепили квартал до самой трамвайной остановки и стали разбираться с очевидцами. Отдельная группа выявляла жильцов исчезнувшего дома – ими оказались в основном пенсионерки, сидевшие у подъездов, молодые мамы, гулявшие с детьми в окрестностях, ребята постарше и доминошники – и выдавала направления в общежитие. Часа через полтора подкатили автобусы и повезли оставшихся без крова людей на ночлег. Составлялись списки пропавших.

Садовников оцепенело сидел на скамейке, и перед глазами его стояла Ольга в белом платье. Ольга задумчиво смотрела с балкона мимо него.

Потом он коротко рассказал о том, как дом исчез буквально на его глазах и сообщил, что пропала Забродская Ольга Викторовна из четырнадцатой квартиры. Его спросили, не заметил ли он перед происшествием чего-нибудь ocoбeннoгo? Не сопровождалось ли исчезновение объекта какими-либо оптическими, акустическими, динамическими или другими явлениями? Он ответил, что нет, не заметил. Его поблагодарили, записали фамилию, адрес и место работы и предложили идти домой, пообещав вызвать в свое время. И он действительно отправился домой, потеряв вдруг всякое ощущение реальности мироздания.

Он был настолько потрясен случившимся, что опять купил цветы, теперь уже неподалеку от своего дома, принес в квартиру и положил в холодильник. Машинально включил телевизор, машинально смотрел то ли футбол, то ли кинокомедию, а потом футбол или кинокомедия прервалась, появилась заставка местного телевидения – памятник одному из вождей на фоне деревьев и фонтанов – и знакомая дикторша встревоженным голосом предоставила слово какому-то товарищу в квадратных очках и черном пиджаке.

Товарищ сухо перечислил известные случаи, предложил о других подобных случаях немедленно информировать по таким-то телефонам, проявлять повышенную бдительность, заявил о том, что в течение ближайшего часа войска приступят к патрулированию улиц и охране народнохозяйственных объектов, а на месте известных происшествий начнет работать уже вылетевшая из столицы правительственная комиссия.

Ночью Садовников не выдержал. Он выскочил из дома и бросился туда, в тот район, где всего лишь несколько часов назад ждала его на балконе Ольга. Трамваи уже не ходили, на улицах рокотали «Уралы», разгоняя темноту мощными фарами. Он не прошел и трех кварталов, как был встречен на перекрестке людьми в плащ-палатках. Люди выяснили цель его ночного передвижения, изучили паспорт и сочувствующе, но настойчиво предложили вернуться и до утра никуда не выходить.

Он всю ночь промаялся в квартире, а утром позвонил на работу и отпросился на целый день за свой счет.

Садовников шел по городу, улицы пестрели пилотками, зелеными и синими фуражками и казалось, весь город оделся в военно-милицейскую форму. Солдаты оцепления остановили его на дальних подступах к Ольгиному району. Садовников ничего не стал объяснять – да и что он мог объяснить? – покорно повернул назад, сел в первый попавшийся почему-то пустой трамвай и бесцельно поехал через город.

Конечно – опустошенно размышлял он – было бы в тысячу, в миллион сто тысяч раз ужаснее, если бы Ольга погибла на его глазах. Утонула. Упала с балкона. Попала под поезд. Но эта смерть была бы более привычной, что ли, если можно такое определение отнести к смерти. Это была бы довольно обычная смерть, даже так. Смерть как следствие печальных, но знакомых явлений, без всяких загадочных, необъяснимых, а потому страшных исчезновений, не влезающих в рамки известных законов природы...

Но, с другой стороны, загадочное исчезновение могло обернуться загадочным же появлением, возвращением. А значит, оставалась надежда.

– Конечная. – хриплым микрофонным голосом объявила вагоновожатая.

Садовников поднял голову и увидел, что заехал на другой край города, к заводу «Новатор». Здесь кончался забор последнего городского предприятия, кольцом закруглялись трамвайные рельсы и обрывался асфальт. Город наступал на лес, но лес не поддавался. Он упирался арьергардом сосен з забор «Новатора» и стоял насмерть. В стороне от трамвайного кольца начиналась проселочная дорога, а прямо от остановки в лес уходила тропинка. Из леса по тропинке ехал велосипедист с привязанной к багажнику корзиной, а к лесу уходили чем-то знакомые Садовникову подростки, вышедшие, наверное, из прицепного вагона – два паренька в рубашках-безрукавках и девочка в цветастом сарафане.

Тело, как всегда после прокола подпространства, превратилось в подобие киселя. Норман сумел-таки открыть глаза и лежал в кресле, разглядывая панель контроля, и терпеливо ожидая, когда сможет хотя бы пошевелиться. К тому времени, когда Марк тоже открыл глаза, Норман уже сидел перед панелью, положив подбородок на сжатые кулаки, и мрачно ее рассматривал.

– Прибыли? – спросил Марк, с удовольствием потягиваясь.

– Прибыли, – зловеще ответил Норман. – Только вот куда?

– Что?..

Марк дернулся к экрану и увидел картину, которую уже некоторое время разглядывал командир-инженер КДП. Вместо белых с черными квадратами стен старт-финишной платформы капсулу окружали зеленые сосенки, а на стену платформы походил разве что прижатый днищем капсулы к земле тонкий березовый ствол. В высокой зеленой траве желтели мелкие листья, над подлеском нависали солидные сосны, и сквозь их ершистые ветви виднелось привычное, вполне земное небо.

– Березы и сосны – значит, Земля, – констатировал Марк. – Уже хорошо.

– А вместо платформы – березы и сосны, – добавил Норман. – Тащи-ка штурм-преобразователь, будем разбираться.

Марк продвигался по кабине, то и дело поглядывал на экран и нахваливал Нормана:

– Ты хороший командир-инженер, классный. Другой бы угодил на дно какого-нибудь протерозойского моря, а ты вон ведь какую буколику преподнес – березы и сосны. Кстати, изолироваться бы не мешало на всякий случай.

– Уже.

– Отлично. Первопроходчики звездных миров в капсуле-невидимке на родной Земле в непонятно какой эпохе. Может, запустим зонд да и прикинем, в какие времена угодили?

– Шутишь, что ли? Если проскочили назад лет на двести – собьют ракетами без всяких выяснений, да еще заварушку между собой начнут.

– Знаю. Шучу. И ты знаешь, что шучу. Но по травке-то хоть походим, командир?

– Видно будет. Дай тестер.

Они копались в панели контроля, вернее, копался командир-инженер, а Марк подсоблял, потому что был инженером-исследователем. Они перебрасывались словами и пока не волновались, удастся ли им выбраться отсюда – не было повода волноваться. Панель контроля – составной и самый важный для перемещения в подпространстве нивелированной конфигурации элемент системы КДП – была сложным и капризным механизмом, но в конечном итоге действовала как положено. Случалось уже в практике Службы Дальнего Поиска, что обратный прокол подпространства к точке финиша выводил капсулу в прошлое. Пространственные координаты точки финиша выдерживались, а вот временные нет. Чтобы поправить дело, нужно было вернуться на старт-планету и повторить попытку. Все две сотни подобных случаев завершились благополучным возвращением на старт-финишную платформу, благополучным, конечно, для экипажей КДП, но крайне убыточным для объединенного энергокомплекса Солнечной системы.

Инструкция, спешно разработанная после первого же неожиданного провала в прошлое, строго-настрого запрещала какие бы то ни было контакты, а если бы контакт все-таки произошел (появление капсулы в присутствии постороннего наблюдателя), категорически предписывала применение жестких методов, от добровольной или принудительной психологической блокады до добровольного или опять же принудительного частичного стирания памяти наблюдателя.

Это были крутые меры, и в Солнечной существовала довольно многочисленная оппозиция, однако Мировой Совет Безопасности большинством голосов утвердил инструкцию. Никто не мог предвидеть последствий влияния контактов с прошлым на будущее, никто не мог гарантировать безопасности будущего, и слишком большой ценой можно было заплатить за подобные эксперименты.

– Порядок, – наконец удовлетворенно произнес Норман, похлопывая по панели, – До финиша дойдем. А грызет-таки подпространство нашу панельку, ох, грызет! Прокол – четверть ячеек вылетает и как минимум одна точка в блоке, еще прокол – опять чуть ли не столько же. Хорошенькое дело!

– Так как насчет прогуляться? – напомнил Марк. – Соблюдая все меры предосторожности.

– Ну что ж, прогуляться можно. Десять минут в радиусе десяти метров. Только сначала посмотрим, что у нас с блоком питания.

Садовников следил за подростками по всем правилам маскировки, как учили в армии. Тропинка попетляла по сухостою, нырнула в низину, по двум бревнышкам и трем дощечкам пересекла заболоченный ручей в камышах и осоке, поднялась в гору, юркнула в сосняк и, сделав еще несколько поворотов, влилась в проселочную дорогу, усыпанную хвоей и шишками.

Мальчишки шли быстро, по сторонам не смотрели, а девочка постоянно забредала в придорожные деревья – то разглядывала мухоморы, то ворошила веткой муравейник, то кружила по траве, топча бледно-розовые сыроежки. Садовников, пригнувшись, перебегал от дерева к дереву, следил, чтобы не хрустнул сучок под ногами.

Он пока ни в чем не был уверен. Он никому не мог бы ничего объяснить. Просто он узнал этих подростков и вспомнил, как они стояли возле дома, и девочка запустила в стену чем-то, похожим на ягоду, каким-то маленьким красным шариком, и после этого дом исчез. Исчез. Может быть, не по этой причине, но после этого. А потом они втроем стояли и смотрели на него, Садовникова, холодными изучающими глазами, да, да, не удивленными, не испуганными, а именно изучающими и холодными. А потом стала собираться толпа и они стояли неподалеку, он это точно помнил, стояли и наблюдали за суетой, словно холодно рассматривали сквозь толстое стекло. А потом он потерял их из виду и забыл...

Садовников не знал пока, что будет делать, помощи ждать было неоткуда, да и нужна ли помощь? Вдруг он ошибается? Что если просто детки пошли прогуляться по лесу? А если не просто детки?.. Нет, он должен проследить их путь, найти их убежище, а потом... Что будет потом Садовников не знал, но знал, был уверен, что приложит все силы...

В голову лезла всякая ерунда, обрывки телесериалов, прочитанных в юности детективов и разной ненаучной фантастики. А если и вовсе не детки? Диверсанты? Чушь! Мутанты какие-нибудь? Да откуда здесь быть мутантам?

Мысль оформилась, и Садовникову стало страшно. Так страшно, что он привалился к липкому смолистому стволу, не замечая, как за воротник на взмокшую шею посыпались колкие сухие хвоинки.

Сбылось все то, над чем они с Володей посмеивались на перекурах. Летающие тарелки и блюдца разных форм и мастей. Зеленые человечки. Инопланетные агрессоры – порождение массовой культуры буржуазного Запада.

Ему стало страшно и он искренне, всей душой позавидовал Володе, позавидовал отдыхающим на Крымском полуострове и вообще позавидовал всем, кто не стоял сейчас в загородной зеленой зоне, привалившись к смолистому стволу, в нескольких десятках шагов от чужого существа в облике земной пятиклассницы, медленно идущего между деревьями.

Ему стало страшно, потому что соседи по Вселенной не спустились с небес в своих изящных и могучих диковинных звездолетах и не были встречены толпами празднично одетых землян с оркестрами и приветственными транспарантами. Не было улыбок, аплодисментов, импровизированных митингов, и соседи по Вселенной, почти прозрачные, как пустые бутылки, от собственной неземной чистоты и обладания Наисовершеннейшим Высшим Гуманизмом, не спешили передать представителям общественности хрустальное антигравитационное блюдо с Подлинным Высшим Знанием.

Нет, они тайком проникли на Землю, приняли облик землян и делают что-то несовместимое с земным представлением о контактах с братьями по разуму. И кто знает, с какой целью они это делают и что принесет землянам их деятельность?

Садовников вздохнул и от всего сердца пожелал, чтобы все происходящее оказалось сном, никакого к нему, Садовникову, отношения не имеющим. Как они ожидал, пожелание его никто не исполнил. Тогда он еще раз вздохнул, сжал кулаки и, отклеившись от ствола, начал на корточках подбираться к девчонке.

Двое чужаков скрылись за поворотом лесной дороги, девчонка продолжала брести по траве, глядя под ноги и что-то там вороша веткой, и Садовников знал, что другой шанс ему может и не представиться.

Ему оставалось не больше десятка метров до цели, когда ветка громко хрустнула под ногой. Чужачка резко обернулась, увидела Садовникова, и он поднялся и расправил плечи, понимая, что упустил свой первый и последний шанс. Девчонка суетливо похлопала по карману, швырнула в Садовникова красный шарик и побежала в гущу сосен. Садовников успел уклониться, шарик врезался в поросший белесым мхом сосновый ствол и исчез, сгинул вместе с деревом.

Пестрый сарафан, удаляясь, мелькал в лесной зелени. Садовников бросился вдогонку за врагом, у которого кончились патроны.

Последние сомнения исчезли. Убегал действительно враг.

Норман уже вернулся в капсулу, и Марк собирался последовать за ним, когда неподалеку затрещали сучья. Марк пригнулся к траве, почти слившись с ней зеленым комбинезоном, и увидел следующую сцену: сквозь заросли папоротника бежала светловолосая девчушка, а за ней по пятам гнался высокий взлохмаченный парень в расстегнутой на груди рубашке. Парень настиг девчушку, схватил, повалил, подмял под себя, заламывая ей руки, шарил по сарафану – и Марк быстро распрямился. Он, конечно, подумал об инструкции, но ноги уже несли его в заросли папоротника. В подобной ситуации не вмешаться было просто невозможно.

– Не трогать! – крикнул он, подбегая, и Садовников обернулся, а девчушка вырвалась и эабилась в папоротники, и испуганно смотрела оттуда.

– Вот... Вот... – задыхаясь после погони выговорил поднявшийся Садовников. – Это не человек... Их трое... Двое ушли, мальчишки, похожи на мальчишек, а эту... Она в меня тоже шариком, но не попала... А сосна исчезла... Исчезла, понимаете, как дом вчера... Оля... Как трамвай, ну, вы же знаете... Я ее обыскал, у нее больше нет. Ну что вы смотрите? Рация есть? Вы же из патрулей? Сообщите, они пошли вон туда, по дороге. Подростки, рыжий и чернявый. Только внезапно нужно, у них, наверное, тоже эти шарики... Это же не люди, это же оборотни инопланетные! Они же Олю...

Марк слушал и переводил взгляд с взъерошенного Садовникова на девочку, обессиленно лежавшую под широкими листьями папоротника. Лицо ее искажали судороги. Что-то творилось с ее телом... Расползался клочьями цветастый сарафан...Выпадали волосы... Набухал горб...

Через минуту на потрясенных Садовникова и Марка смотрело лиловыми круглыми глазами низенькое горбатое существо с гладкой желтоватой кожей. Существо щелкало, посвистывало, и пыталось отползти поглубже в папоротники.

Марк подумал, что чужак смахивает на лиотян-скотоводов, только те крупнее и шире в плечах, и горбы, то есть не горбы, а органы обоняния у них двойные и более плоские. Еще Марк подумал, что надо забрать в капсулу и земляка и горбатого, и потолковать, и что без блокады не обойтись.

Садовников, хотя и был уверен, что внутренне готов к чему-то в этом роде, подумал все-таки, что не избежать ему «рафика» с красным крестом, который доставит его в больницу в тихом зеленом пригороде, где чуткие врачи попытаются ему втолковать, что видения с инопланетянами в главной роли есть верный признак болезни с мудреным латинским названием и надо немедленно начать курс лечения.

Марк сделал приглашающий жест.

– Пойдем разбираться.

Он повернулся к притихшему чужаку. Садовников прочитал надпись на его спине – белыми буквами по зеленому комбинезону: «Служба Дальнего Поиска Солнечной системы», – пробормотал ослабевшим голосом: «Ну все, приплыли», – и оцепенел.

Правда потом, в капсуле, когда Марк применил антишоковый нейроплегик, Садовников быстро пришел в себя и без сумбура начал рассказывать всю историю. Они собрались в крохотной кают-компании. Чужаку и Садовникову достались кресла, Марк устроился в углу возле холодильной камеры, а Норман остался в дверях, потому что места болыше не было. Чужак перестал щелкать, затих и только иногда подергивал головой и беззвучно шевелил тонкими серыми губами.

Садовников временами все-таки словно выключался и замолкал, и взгляд его становился странным и затуманенным. Тем не менее он довел повествование до конца.

– Понятно, – подытожил Норман. – Только вот ловить мы, к сожалению, никого не можем. Но степень опасности попробуем выяснить. Марк, подключай ксенопир.

Марк обошел кресло с чужаком, провел ладонью по вогнутой стене, и стена разъехалась в стороны, открыв глубокую нишу. Марк принялся чем-то там позвякивать, а Норман ответил на невысказанный вопрос Садовникова:

– Устройство для ограниченных контактов. По принципу: мы о нем – все, – Норман показал на чужака, – а он о нас только то, что мы позволим.

– Страхуетесь? – Садовников с интересом посмотрел на Нормана. Нейроплегик действовал, и Садовников воспринималпроисходящее спокойно. – В розовом идеализме вас не упрекнешь. По нашим книжкам вы совсем другими должны быть, доверчивыми.

Норман промолчал. Не стал говорить о Сфере обороны вокруг Солнечной системы. Все равно ведь уважаемому предку не придется воспользоваться этими знаниями.

Марк настроил ксенопир и они – Марк, Норман и Садовников – подключились к аппарату, подключив и сопротивлявшегося чужака.

И почти сразу потрясенно посмотрели друг на друга и на маленькое существо с лиловыми глазами, съежившееся в углу кресла.

– Вот так дела, – сказал Марк. – Да ведь это же ребенок!

Садовникову было трудно продираться сквозь пласты не просто чужого, а нечеловеческого сознания. Многое он просто не понял, многое, вероятно исказил, многое приспособил к себе, к своим, человеческим представлениям, многое отверг. Всознании Садовникова чуждый разум словно преломился, стал более земным, но при этом потерял часть самобытности. Ассоциативные цепочки искажалось и обрывались, где-то вставали непреодолимые черные стены, где-то открывались извилистые дороги, ведущие в совершенно фантастические, неприемлемые для человека миры, и тогда мозг сопротивлялся и отказывался анализировать, осмысливать воспринятое. Скованное, неприспособленное к подобным контактам сознание Садовникова невольно искажало общую картину, подгоняло ее под человеческие мерки, и Садовников воспринял лишь фрагменты мироощущения, да и то затолкав их в привычные рамки собственных понятий.

Почти сразу у него невыносимо заболела голова, но он терпел еще некоторое время, стремясь получить ответы на вопросы и пытаясь охватить непонятные глубины чужого сознания, а потом не выдержал, застонал, и Марк отключил его. Экипаж КДП продолжал «беседовать» с чужаком, нет, не с чужаком, а с обыкновенным, только инопланетным ребенком, а Садовников распластался в кресле и пытался хоть что-то осмыслить, пусть даже на своем неподготовленном уровне обыкновенного человека конца двадцатого столетия.

Итак, в одном из миров, которые, словно матрешки, входят друг в друга, иногда соприкасаясь, иногда взаимопроникая, а иногда и нет, жили храбрые и отважные люди. Они были лучшими во всех отношениях, самыми умными, самыми сильными, самыми несгибаемыми, умеющими преодолевать любые трудности. Поэтому все другие миры завидовали им и постоянно угрожали войной и уничтожением. А другие миры населяли коварные, грязные, низкие нелюди, нарушающие самим своим существованием Великую Мировую Гармонию. У храбрых и умных людей были дети, и люди оберегали своих детей от сил зла, свивших гнезда во всех остальных обитаемых мирах. Они хотели защитить своих детей от низких и грязных, и у них было достаточно сил и способов для защиты. Они прощались со своими детьми и отправлялись в другие миры, и везде своим доблестным оружием побеждали силы зла. Им не нужны были чужие миры, они желали только одного: обеспечить спокойный сон своим детям. И они не разрушали миры нелюдей, они только уничтожали всякую память об их грязных обитателях и уводили коварных, грязных, низких врагов в Великое Мировое закрытое Место, и погружали там в непрерывный сон, чтобы никогда больше коварные и грязные не могли угрожать Великой Мировой Гармонии.

Храбрые и умные люди возвращались в свой прекрасный мир – хранитель Великой Мировой Гармонии – и рассказывали детям о подвигах, совершенных во имя добра, и дети радовались победам и дальнейшему продвижению Великой Мировой Гармонии в иные миры.

Храбрые и умные люди постоянно изобретали все новое оружие защиты от коварных и грязных нелюдей и кое-что оставляли дома, уходя в свои опасные походы.

Дети любили играть и им было скучно одним среди кибернетических прислужников, но храбрые и умные люди не позволяли им играть, потому что силы зла постоянно угрожали Великой Мировой Гармонии, и нужно было готовиться к ее постижению и быть всегда начеку.

Храбрые и умные люди покидали прекрасный мир, торопясь на бой с силами зла, и дети обманывали своих кибернетических прислужников и все-таки принимались играть. Они играли в храбрых и умных людей, в великий план уничтожения сил мирового зла, который им, детям, тоже придется осуществлять, когда они подрастут, во имя вечного процветания Великой Мировой Гармонии.

Играть в великий план уничтожения сил мирового зла было очень интересно. Разные миры безграничной Вселенной иногда соприкасались и тогда возникал коридор, по которому можно было быстренько перебежать в другой мир и так же быстренько вернуться домой. Коридоры появлялись неожиданно, и это тоже было интересно, но их появление все-таки можно было угадать, а вот другие миры никогда, никогда не повторялись.

И как интересно было поиграть в храбрых и умных людей в другом мире, растратить свои игрушки и ничего не рассказывать занудным кибернетическим прислужникам, и ничего не рассказывать храбрым умным людям, потому что нельзя было играть, а нужно было готовиться к постижению Великой Мировой Гармонии и быть всегда начеку. И как интересно было общаться между собой и вспоминать о разных других мирах, где встречались иногда и страшные, коварные, грязные, низкие нелюди, нарушающие самим своим существованием Великую Мировую Гармонию. И как радостно было переправлять хотя бы немногих низких и грязных в Великое Мировое Закрытое Место, где они погружались в непрерывный сон!..

– Этот ребенок действительно не знает, где находится «Закрытое Место». – Марк вздохнул. – Но даже если бы и знал, боюсь, ни сегодня, ни завтра нам до него не дотянуться.

Они сидели в кают-компании и смотрели на экран. На экране еще подрагивали ветки сосен, сквозь которые только что рванулся к своему коридору чужак – уродливое дитя страшного мира – хранителя Великой Мировой Гармонии.

– Боюсь, у нас сейчас появятся совсем другие заботы. – грустно сказал Норман. – Вся Солнечная очень долго будет работать только на Сферу обороны. Мы ведь уже, кажется, наткнулись на следы их деятельности. Только что, на Покинутой.

– И не только себя надо защитить, – добавил Марк.

– Зачем вы его отпустили? – Садовников терзал подлокотники кресла и затравленно переводил глаза с Нормана на Марка.

– Не надо, Евгений Николаевич, – мягко сказал Марк. – Зачем он нам? И вам. Пусть уходит, пока коридор не закрылся.

Садовников перестал метаться, расслабленно откинулся в кресле.

– Да, да. простите... Глупо... Обидно... – Он закрыл глаза и застыл. Марк и Норман переглянулись. – Скажите... Объясните... Значит, будущее существует?

– В некотором смысле, – осторожно ответил Марк.

Садовников открыл глаза.

– Как это?

– Видишь ли, Евгений Николаевич, вероятно, если бы сегодня кто-то проник в девятнадцатый век с десятком атомных бомб и там их использовал – сегодняшний день был бы уже без вас. Вы все просто сегодня бы заснули, а завтра исчезли. И мы тоже. Так что все мы зависим от прошлого, а прошлое от будущего. И мы от тебя зависим, Евгений Николаевич.

– Но это же нарушение законов!

– Нет. Просто вам известны не все законы. Мы знаем чуть больше, хотя тоже, конечно, еще младенцы.

– Так если законы не нарушаются – возьмите меня с собой! Буду искать это чертово «Закрытое Место».

Норман отрицательно покачал головой.

– Нельзя забирать тебя из твоего времени. Последствия экспериментов со временем никто предсказать не может. Не имеем права мы тебя забирать. И вообще вмешательство неприемлемо.

Садовников прищурился.

– Темните, гости из будущего! Вы-то уже здесь и я-то о вас уже знаю.

Марк и Норман вновь переглянулись и Марк несколько смущенно поведал об инструкции Мирового Совета Безопасности в отношении контактов с прошлым. Всем троим стало немного неловко.

– Та-ак... – протянул Садовников. – Что ж, тогда стирайте. Только вместе с Ольгой. Всю мою память забирайте, не нужна мне память! Эх вы, гуманисты! Вскормили нас сказочками о миролюбии космоса. Братья по разуму, как же, поцелуи и объятия. А на деле-то вон что получается! Выродки ведь, выродки же по Вселенной бродят, а мы их с цветочками? Кто твердил о том, что чем выше разум, тем гуманней? Как бы не так! А детки-то, детки-то хороши, ничего не скажешь, сладенькие яблочки от милой яблоньки... Стирайте, стирайте все, вместе с вами, вместе с Олей, вместе с вашими космическими ублюдками!

Марк подошел к Садовникову, присел на подлокотник.

– Послушай, Евгений Николаевич. Во-первых, ты что-то путаешь, сказочками не мы вас кормили. Скорее вы нас. А во-вторых, насчет всего остального, есть такое вот предложение. Память о нас мы тебе, конечно, сотрем, или заблокируем.

– А в чем разница?

– Стереть – значит, уничтожить. Блокада оставляет возможность хоть когда-нибудь увидеть что-то такое во сне. Не более. А вот насчет... Оли. Выбирай сам, Евгений Николаевич: стереть, блокировать, оставить. Все, что я скажу дальше, не более чем мои предположения, но ты выслушай, пожалуйста, и сам сделаешь выбор. Мы возвращаемся к себе, докладываем обстановку, дело доходит до Совета Безопасности и там решают. Столько-то времени мы укрепляем оборону. Еще столько-то времени ищем «Закрытое Место». По всем галактикам. Или ищем этих мерзавцев и получаем информацию о «Закрытом Месте». Боюсь, это будет непросто. Столько-то времени, – Марк усмехнулся, – изучаем время. Протаптываем тропинки в любой момент прошлого, если получится. При условии, конечно, полной изоляции и невмешательства. Отыскиваем всех пропавших, отыскиваем Олю – о ней у нас будут знать, мы уж позаботимся – и доставляем ее сюда, тоже, конечно, с блокадой. Доставляем в любую временную точку, опять же, если получится. Для тебя это может случиться даже сегодня. Или через десять лет. Или никогда. Выбор за тобой, Евгений Николаевич.

Садовников закусил губу.

– Думай. Пошли, командир.

Марк с Норманом вышли из кают-компании, и Садовников остался один.

Забыть – и не мучиться? Или забыть, чтобы когда-нибудь увидеть во сне и искать, везде искать этот сон и найти когда-нибудь или не найти? Или мучиться – но не забывать? Никогда не забывать... Что честнее?

Садовникову было душно, Марк и Норман тихо переговаривались в кабине за дверью. Он оттягивал решение и был зол на Марка за то, что тот заставляет делать выбор, что предоставил саму возможность выбора... Он оттягивал решение, думал зачем-то о том, что чужак проскочил уже, наверное, коридор и обсуждает вместе с теми, что прикидывались мальчишками, свои похождения среди низких и грязных, которые почему-то отпустили его. Он думал о том, что будущее должно быть готово ко всему, о том, что будущее зависит, конечно зависит от прошлого, но и прошлое зависит от будущего, потому что самим своим существованием будущее обеспечивает жизнь прошлого...

Садовников был самым обыкновенным человеком конца двадцатого столетия, самым обыкновенным жителем планеты Земля.

Марк заглянул в дверь.

– Ну что?

– А сами-то вы как бы поступили?

– Только так, как мне действительно хочется. – очень серьезно ответил Марк, подчеркнув слово «действительно».

Красивое красное солнце из последних сил цеплялось за край небес. По лесной дороге опять проплыл грузовик, и пыль осела на придорожную землянику. Над поляной роилась мошкара, из низины поднимался туман.

Фиолетовый шар выкатился из-под сосенки, прокатился по влажной траве, по пеплу костра, позеленел, подпрыгнул, помаячил немного в воздухе – и растаял без следа.

Ближе к городу шел в наступающих сумерках по лесной дороге обыкновенный парень, держа путь к трамвайной остановке.

А через десятки лет в этих местах на старт-финишной платформе должна была появиться серая капсула дальнего поиска, вернувшаяся с Покинутой.

Кировоград, 1988.