Призрачный сфинкс Корепанов Алексей

12. Сирруш

За ужином доктор Самопалов, как всегда, обменялся новостями с женой, а потом они вместе смотрели по телевизору информационную программу. Сын провел месяц в родительском доме и вновь уехал в столицу – он учился на выпускном курсе, – и в квартире было как-то тихо и пусто. Виктор Павлович оставил жену у телевизора – там началась очередная серия очередного кроваво-уголовного сериала, – а сам удалился в соседнюю комнату и, устроившись в кресле у окна, принялся просматривать газеты. Из расположенного наискосок от дома, через дорогу, кафе «Азалия» доносилась привычная разухабистая музыка, под окнами с визгом носилась между крышек погребов детвора.

Внезапно Виктор Павлович отложил газету, не дочитав и до середины статью о темных делишках в коридорах власти, и, встав, подошел к внушительному книжному стеллажу, доставшемуся ему в наследство от отца. Пробежав взглядом по разноцветным корешкам книг, он выудил с верхней полки монографию «Древнеиндийская цивилизация» чуть ли не тридцатилетней давности, которую он купил еще будучи студентом вместо пары бутылок портвейна для вечеринки в общаге. Полистал ее, нашел нужное место: «Мирские узы – порождение космической иллюзии, майи». Перевернул страницу и тут же обнаружил еще одну сделанную шариковой ручкой галочку на полях возле строки: «Абсолют творит мир силой иллюзии – майи».

Эти галочки когда-то ставил, вероятно, он сам.

Суждения Игоря Владимировича Ковалева были далеко не оригинальными. Но дело было не в этом. Дело было в том, соответствуют ли они действительности.

Виктор Павлович задумчиво покусал губу, потом вернул книгу на место и вышел в прихожую, где на столике возле трельяжа стоял телефон.

– Добрый вечер, Володя, – сказал психиатр, услышав в трубке голос давнего приятеля, с которым периодически выбирался на зимнюю рыбалку – правда, с каждым годом все реже и реже.

– А, Самопалыч! – сразу узнал его приятель. – И конечно же, нужна информация.

– Меня всегда поражала твоя сверхъестественная проницательность, – сообщил приятелю доктор Самопалов. – Да, нужна кое-какая информация.

Компьютера доктор Самопалов лишился с тех пор, как сын стал студентом и увез в свою столичную общагу и видик, и довольно приличный «пентиум». Приобрести новый комп до сих пор как-то не получалось – пребывание сына в стольном граде било по родительским карманам довольно ощутимо, и Виктор Павлович при необходимости прибегал к помощи приятеля-рыбака, которого в свое время устроил к себе в отделение для прохождения курса реабилитации – психические нагрузки у бизнесменов бывали похлеще, чем у представителей профессий повышенного риска, особенно при конфликтах с зубастыми конкурентами.

– Слушаю, Палыч-Самопалыч. Что посмотреть-то?

– «Арго», – сказал доктор Самопалов. – Андрей, Роман, Григорий, Олег. «Арго». Только набери не просто «Арго», в кавычках, а «межпланетная космическая станция» или просто «космический аппарат», а то пойдет древнегреческая мифология, аргонавты, или воровской жаргон. А мне нужен именно космический аппарат.

– Пациенты бредят космосом? Рвутся на Луну?

– На Марс. Посмотри, пожалуйста.

– Без проблем. Подождешь?

– Перезвоню минут через пять-семь.

– Хорошо, Виктор. Будет тебе и «Арго», и Марс, и «Звездные войны».

Через семь минут Виктор Павлович Самопалов узнал, что запущенный в ноябре прошлого года американский космический аппарат «Арго» является АМС – автоматической межпланетной станцией, предназначенной для исследования Марса, и на борту его находится такое-то и такое-то оборудование. Еще он узнал, что спускаемый аппарат космической станции уже совершил успешную посадку и передает информацию. Ни о каких астронавтах, якобы отправившихся к Марсу на «Арго», конечно же, не было и речи.

То есть – не было никаких астронавтов?..

Доктор Самопалов вернулся в комнату, вновь опустился в кресло и некоторое время сидел, разглядывая обои.

Потом продолжил читать газеты.

И все-таки на месте ему не сиделось, и мысли его невольно возвращались к Ковалеву. Интересный был случай. Интересный – и очень странный. Создавалось впечатление, что Ковалевым словно кто-то руководит, вкладывая в его голову определенную информацию – вкладывая целенаправленно, а не наобум. Вот только куда направлен вектор?.. Если, конечно, он есть…

Виктор Павлович вновь поднялся и извлек с полки еще одну книгу. Это был сборник материалов позапрошлогоднего симпозиума психиатров, психотерапевтов и психологов. Доктор Самопалов тоже ездил в Санкт-Петербург и получил массу удовольствия от общения с коллегами – особенно от ежевечерних разговоров в чьем-нибудь номере за стаканом отличного пива «Балтика» или чего-нибудь покрепче. Найдя нужную страницу, он начал читать:

«Включение компьютера в жизнь, несмотря на его пропагандируемую безопасность, безусловно имеет негативные последствия. Оперирование формальными структурами приводит к чрезвычайно узкой специализации, в частности, интерес фиксируется только в области трехмерной графики, игр, коммуникаций и т. д. Каждая из этих областей формирует свой язык, точнее сленг.

Фиксация на автоматическом объекте, который становится фактически продолжением памяти, заменяя целые конструкции мышления, общения, приводит к тому, что он одушевляется. К тому же он болеет и нуждается как в лечении (компьютерное вирусы), так и в профилактическом уходе. Он стареет с катастрофической быстротой и нуждается в постоянных средствах на содержание. То есть компьютер – идеальный объект проекции, как будто предназначенный для целой группы людей, предрасположенных к аутизму.

В результате длительной (более семи часов в день) работы за компьютером возникает особая профессиональная модификация поведения и своеобразная окраска неврозов и психозов. Профессиональная модификация поведения, в частности, выражается в упрощении речевых оборотов, взгляде поверх головы собеседника, автоматических жестах, напоминающих печатание на клавиатуре, перед засыпанием и пробуждением, гипногогических компьютерных образах при засыпании, изменении структуры общения и сновидений. При внезапных проблемах (стирание информации, выход из строя компьютера) обнаруживаются так называемые эффекты «отсутствия», которые выражаются в психогенном застывании перед дисплеем, растерянности и астении, а иногда тревоге и беспокойной суетливости».

Доктор Самопалов закрыл книгу и задумчиво сказал:

– Своеобразная окраска неврозов и психозов… Компьютер по имени «Губаныч»…

Может быть ключ к поведению Ковалева следует искать именно здесь? Последствия длительных, а порой почти непрерывных контактов с компьютером? Какая-то программа, влияющая на психику?

«Попробуем покопать и в этом направлении», – подумал психиатр, в третий раз усаживаясь в кресло.

Добравшись до городского еженедельника «Наша газета», он по диагонали просмотрел несколько материалов и перешел к изучению рубрики «Городские новости, сплетни и слухи». И взгляд его почти сразу остановился на заголовке «Отряд все ж заметил потерю бойцов – пока в этом деле не видно концов». Безымянный автор этой публикации, ссылаясь на безымянный же источник, сообщал о ЧП, произошедшем во время выезда на задание спецгруппы «дубльбэшников» с Ковалевки.

Доктор Самопалов прочитал текст, что называется, на одном дыхании, а потом отложил газету и, подперев руками подбородок, уставился в пол.

Бесследно пропали трое тренированных и соответствующим образом обученных крепких парней, с ног до головы увешанных оружием. Связь с ними прервалась, и там, в лесочке, где они находились, готовясь к штурму бандитского гнезда, возникло какое-то странное свечение. Мигом примчавшиеся туда другие участники операции (которая, кстати, все-таки была успешно проведена) обнаружили круг выжженной земли. Поиски в окрестностях ни к чему не привели. Срочно доставленные из города собаки-ищейки след не взяли. Вернее, взяли, но не тот. Следы бойцов вели к месту происшествия – но не дальше. Самыми очевидными – и столь же невероятными – были две версии: бойцы либо вознеслись на небо, либо провалились сквозь землю. Согласно третьей версии, бойцы вместе со всей своей амуницией мгновенно и бесследно сгорели, и виной тому какая-то уникальная шаровая молния, свечение которой и наблюдалось за деревьями. Только вот оставалось непонятно, как же в таком случае уцелели сами деревья, на которых не было никаких следов огня.

Комментировал случившееся для «Нашей газеты» некий контактер Бондарев. Он почти не сомневался в том, что бойцы похищены экипажем НЛО и, возможно, будут когда-нибудь доставлены назад, на место похищения, хотя статистика здесь была, по утверждению Бондарева, не весьма утешительная: ежегодно экипажами «летающих тарелок» похищались сотни землян, а возвращались – единицы…

Доктор Самопалов хорошо знал контактера Бондарева и не раз общался с ним. В психиатрической больнице.

Перестав изучать пол, Виктор Павлович сложил газету и взглянул на первую страницу. Газета была сегодняшней, она выходила по четвергам. Четверг в отделении был неприемным днем, следовательно, Ковалев не мог узнать об этом событии от кого-то из посетителей. Мог узнать еще вчера? Могли рассказать заступившие на дежурство санитары? С чего бы это вдруг?

Конечно, все это, в принципе, поддавалось проверке, но доктор Самопалов не собирался ничего выяснять: он был почти абсолютно уверен, что информация пришла к Ковалеву по каким-то другим каналам. По каким?

«Возможно, и всей оставшейся жизни не хватит на то, чтобы получить ответ на этот вопрос, – подумал психиатр. – Если вообще есть такой ответ в нашей плоскости бытия…»

…Спать он лег, как обычно, в начале первого, и, уже в полудреме, вспомнил слова Ковалева о пустоте, постоянно порождающей иллюзии.

«Иллюзии… иллюзии… И Ковалев иллюзия, и все его рассуждения… И я тоже иллюзия…»

Приехав наутро в клинику, доктор Самопалов сразу направился в палату номер семь. Грузчик Левченко еще спал, громко сопя и то и дело скрипя зубами, а Ковалев сидел на своей кровати и медленно водил пальцем по какому-то небольшому желтому предмету, который лежал у него на ладони – этот предмет доктор Самопалов заметил еще в смотровое окошко.

Поздоровавшись и традиционно не получив ответа на свое приветствие, психиатр подошел к кровати Ковалева.

– Откуда вы это взяли? – вопрос прозвучал строго, потому что больным категорически запрещалось иметь при себе предметы, которые могли представлять пусть даже теоретическую угрозу здоровью и жизни – как их собственным, так и здоровью и жизни окружающих. Все-таки контингент здесь был весьма специфический, и вспышку агрессивности могла спровоцировать любая мелочь.

Игорь Владимирович Ковалев медленно поднял голову. Его туманный взгляд ничего не выражал.

– Такими плитками выложена поверхность вокруг Марсианского Сфинкса, там, в Сидонии, – сказал он приглушенным голосом. – Там тысячи, миллионы таких плиток. Золото, Виктор Палыч. Представляете? Несметное количество золота. – Он протянул доктору плитку. – Возьмите, посмотрите.

Доктор Самопалов взял желтый квадратик, взвесил его в руке и некоторое время молча рассматривал изображение фантастического зверя, вызвавшего у психиатра ассоциации с единорогом. Плитка действительно очень походила на золотую.

– Откуда это у вас? – повторил он свой вопрос.

– Очередная иллюзия, Виктор Палыч. Очередной выбрык пустоты. Я обнаружил ее еще вчера, вот тут, – Ковалев похлопал по подушке. – Знаете, кто там нарисован?

– Кажется, догадываюсь, – хмуро сказал доктор Самопалов. – Некое животное, о котором вы собирались мне рассказать.

– Совершенно верно. Это сирруш, его еще называют вавилонским драконом.

– Вы знали об этом раньше?

– Нет, ничего не знал. Но когда я дотронулся до нее, вытащил из-под подушки, то как-то сразу все узнал. Что-то словно в меня перетекло. Американцы намерены загрузить свой «Арго» такими плитками.

Доктор Самопалов покусал губу. В конце концов, все-таки можно было допустить существование информационного поля, к которому каким-то образом подключается Ковалев. Ведь надо же как-то объяснить все то, что он, врач-психиатр, слышит собственными ушами! Все эти сведения о «стражах пирамид», об исчезновении бойцов спецчасти… Можно даже допустить – чего уж там мелочиться, – что на космическом корабле «Арго» действительно есть люди, американские астронавты, выполняющие сверхсекретную программу НАСА. Экспедиция за золотом… Но как объяснить появление в запертой снаружи палате куска золота – внушительного куска! – с изображением какого-то «вавилонского дракона»? Доктор Самопалов не сомневался, что Демиург-Ковалев подробно расскажет ему об этом сирруше, и сведения эти подтвердятся после соответствующего поиска в Сети. Это отнюдь не выдумки Ковалева, не фантомы его больного сознания, а нечто совсем иное. Что?..

Как объяснить появление марсианской – марсианской! – плитки в земной палате для душевнобольных? Телепортацией, которую так любят писатели-фантасты? Или просто самой обычной магией, обыкновенным таким волшебством? А почему на марсианской плитке – вавилонский дракон?.. Откуда на Марсе вавилонские драконы?.. И что это такое – вавилонские драконы?..

Обыкновенная телепортация. Очень такое обыденное явление. Или обыкновенное сказочное волшебство. Обыкновенное чудо. Только и всего…

Впрочем, Ковалев уже все объяснил: очередная иллюзия, очередной выбрык пустоты…

Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в древней Индии жили весьма неглупые люди.

Чудо – это явление, происходящее по неизвестные нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.

Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:

– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.

– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – отозвался Ковалев.

– Это все знаки, демонстрация… Вдалбливают, как тупым школьникам.

– Кто вдалбливает?

– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие иллюзии иллюзий иллюзий… Так ведь до бесконечности можно, а? Ладно, давайте лучше о сирруше. Его изображение находилось на вратах богини Иштар в древнем Вавилоне. И сохранилось до наших дней. Там рядами шли изображения быков – рими, и этих вот драконов – сиррушей. Только сирруш на самом деле не дракон, а одна из стадий дракона, вроде куколки. У него же нет крыльев! В драконов они перевоплощаются далеко не все и не всегда. Возможно, сирруша на самом деле держали в каком-то вавилонском храме и поклонялись ему.

– Так это земной зверь или марсианский?

– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова, но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.

Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:

– При выписке верну, можете не сомневаться.

Он собирался показать эту диковину специалистам.

Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:

– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда такое желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… навсегда!

Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор Самопалов внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор, и, поколебавшись, все-таки сказал:

– Я навел справки о космическом аппарате «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.

Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь зелено-желтую листву виднелось бледно-голубое небо.

– Вернее, нет сведений об экипаже, Виктор Палыч, – уточнил он. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?

– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.

– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:

– А вы?

– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…

«Проскопия? – подумал доктор Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?.. В информационном поле содержатся сведения о будущем?»

– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, по-прежнему с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих тупых америкосных фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выбрыка не случится.

– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?

– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…

Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.

Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:

– Это все он… Марсианский призрак…

13. Пророчество

Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, сказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и, вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим и слышалось конское ржание.

Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате, а стук… ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.

Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.

Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.

И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем; за гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищенными шандалами; толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном стояла еще одна скамья, и на ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, сооруженная из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрацем – подлинное ложе воина-защитника, а не впустую прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.

Откинув жестко шуршащее легкое одеяло, Сергей сел и опустил ноги на пол, покрытый неброским, под стать гобеленам, ковром, кое-где заляпанным желтыми пятнышками воска. За окном, внизу, по-прежнему то и дело стучали по железу, и доносились оттуда чьи-то голоса.

Сергей машинально взглянул на свои наручные часы: девять семнадцать. Еще вчера он убедился в том, что местные сутки вроде бы соответствуют… нормальным. Только это «девять семнадцать» там, откуда они провалились в неведомое доселе королевство Таэльрин, было девятью вечера, а не утра. Спать они улеглись вчера в начале одиннадцатого, значит проспали достаточно для того, чтобы хорошенько отдохнуть после вчерашних, довольно утомительных, лесных переходов-переездов. И утомительных не только для тела…

Сергей встал и в одних трусах направился к скамье, над которой висели мечи и кинжал. Сушить мозги раздумьями с самого утра не хотелось – для этого будет еще море времени. Как там вчера сказал Геныч? «Давайте считать, что мы в заграничной командировке»? Что ж, вот так и будем считать. Пока. А жизнь, она, брат, понимаешь, покажет. Главное, чтоб не в смысле: «Я тебе покажу, урод…»

Он провел пальцем по холодному клинку кинжала, потом вытащил из ножен меч – довольно-таки увесистый, как оказалось – и неслышно затанцевал босыми ногами по ковру, делая лихие выпады и отражая удары мнимого противника. Получалось у него не очень ловко, скорее даже, неуклюже: для того, чтобы эффективно махать этим Эскалибуром-Дюрандалем, требовалась определенная сноровка, которую не выработаешь за две минуты. Сергей представил себя со стороны – босого, в трусах, со здоровенным, средневекового вида мечом в руках, – негромко хохотнул и вернул меч на место. И на душе у него почему-то стало легче.

«А почему бы и нет? – подумал Сергей. – Таэльрин так Таэльрин. В конце концов, не все же время мотаться по тревоге в какой-нибудь сто пятнадцатый микрорайон или на станцию Чуприяновка с торговками-самогонщицами и рожами этими бандитскими… Даешь королевство, блин, а не сферу влияния криминальных авторитетов! Димке латы привезу, настоящие, рыцарские – обменяю на бронежилет, так и быть…»

Он взобрался на скамью под окном, навалился животом на широкий прохладный каменный подоконник и высунулся наружу. С солидной высоты угловой башни хорошо просматривался один из четырех секторов обширного двора, отделенный от других секторов двумя сложенными из крупных каменных блоков стенами, по диагонали сходящимися к центральной башне – донжону, где располагались покои владельцев замка лонда Гарракса и его супруга лонды Окталии и большой зал, в котором вчера имели честь отужинать «уважаемые Подземные Мастера Сергей, Геннадий и Александр». Вдоль боковой стены, соединяющей две угловые башни замка, тянулась крытая красной черепицей конюшня – Сергей слышал доносящееся из полумрака пофыркивание скакунов, – а рядом примыкала к зубчатой стене еще одна постройка под такой же красной черепичной кровлей. Скорее всего, как предположил Сергей, это была оружейная мастерская, потому что на утрамбованной площадке возле раскрытых настежь дверей стоял стол с инструментами, среди которых Сергей опознал щипцы и молотки, и двое смуглых бородачей в длинных кожаных фартуках сосредоточенно трудились у наковальни: один держал щипцами меч, а другой сноровисто обхаживал клинок молотком на длинной рукоятке (хотя за точность собственной терминологии Сергей поручиться не мог). Сектор справа, за диагональной стеной, ведущей к широкобокому высоченному донжону, почти не просматривался – не хватало высоты обзора – и Сергею были видны только развесистые зеленые кроны деревьев, густо испещренные желтыми точками каких-то плодов. Приглядевшись, Сергей согласился считать их яблоками, хотя таких высоких яблонь ему не доводилось видеть – впрочем, замков вассалов короля видеть ему тоже не доводилось; вероятно, в правом секторе был устроен замковый сад. Да, сада не было видно, зато из окна гостевой комнаты, где провел ночь Сергей, открывалась неплохая панорама территории, находящейся вне стен замка; многое Сергей видел еще вчера, когда двадцатка Гортура выехала из леса и направилась к замковым воротам.

Это произошло уже под вечер – дорога, наконец, перестала быть отражением реки, повторяющим все извивы берега, и свернула в сторону, на возвышенность, где лес сначала поредел, а потом и вовсе иссяк, словно деревья устрашились вздымающихся к небу, соединенных стенами, массивных башен, господствующих над всей округой. Вид у замка был грозный и неприступный, с налетом торжественной угрюмости, его четкие лаконичные формы были вполне самодостаточны – в общем, замок выглядел именно так, как и должна выглядеть настоящая крепость в приграничном районе.

Дорога вилась мимо домиков с крытыми соломой двускатными крышами. За плетнями, во дворах, виднелись легко узнаваемые атрибуты крестьянского быта: поленницы под навесами, лестницы, приставленные к распахнутым дверцам сеновалов, двухколесные повозки, стожки сена, различные кадушки и горшки и прочий сельхозинвентаръ. Возились в огородах женщины, сидели на бревнах бородатые мужчины, сновала туда-сюда, играя в извечные детские игры, босоногая ребятня. Над кромкой леса взлетали в вышину огромные крылья деревенской мельницы. При виде приближающейся двадцатки селяне прерывали свои занятия и приветственно махали руками – и Гортур с воинами поднимали руки в ответ. Мальчишки пылили ногами по дороге, спеша вслед за конями пограничников. У плетней копошились куры, а за околицей задумчиво бродили по зеленому лугу коровы. Все окружающее выглядело такой идиллией, что Сергею невольно подумалось: уж не в сказку ли их занесло? Он ловил на себе удивленно-любопытные взгляды селян – в разговоры с всадниками, однако, никто не вступал – и чувствовал себя, как во сне. Но был абсолютно уверен в том, что сон этот вряд ли удастся прервать, даже если в самой категорической форме приказать себе проснуться.

Если это и был сон – то удивительно реальный, не упускающий ни одной детали: вот пахнуло тиной от маленького обмелевшего пруда у дороги; вот длинная тень от башни легла на канаву, в которой валяется деревянное потрескавшееся колесо; вот прямо из стены замка, из щели между камнями, тянутся какие-то бледно-зеленые стебельки; вот с громким натужным шорохом начинают медленно открываться ворота пограничной цитадели…

Да, если это и был сон, то ничем не отличимый от реальности.

А потом… Потом был замковый двор и многочисленная челядь, высыпавшая встречать вернувшуюся с границы двадцатку. Высокое каменное крыльцо донжона, винтовые лестницы, освещенные факелами, ожидание аудиенции. Лонд Гарракс и лонда Окталия – очень симпатичные, по мнению Сергея, моложаво выглядящие люди в нарядных одеяниях, украшенных драгоценными камнями, с изысканными манерами истинных аристократов. Владельцы замка не стали утомлять и без того утомленных «Подземных Мастеров» долгими расспросами и беседами, отложив все деловые разговоры на утро. И отдали распоряжение слугам проводить гостей в гостевые комнаты одной из угловых башен, чтобы те умылись с дороги и через некоторое время вновь вернулись в донжон на ужин в большом зале.

Обменявшись мнениями, «Подземные Мастера» решили снять бронежилеты, и оставить в своих комнатах оружие – негоже было переться за стол с автоматами в руках, выказывая тем самым недоверие гостеприимным и как будто бы не желающим им ничего плохого хозяевам, – но Гусев все-таки прихватил с собой пару гранат и «погремушку Перуна»: «на всякий пожарный» – хотя Сергей и не приветствовал такое решение, да и молчание Сани Веремеева было неодобрительным.

«Сопрут нашу технику, хотя бы ради любопытства, – будете потом локти кусать, – заявил Гусев и забрал у слуг ключи от гостевых комнат, после того, как те заперли двери. – И вообще лучше бы кому-то из нас остаться при нашем арсенале, – добавил он. – Надежнее будет. Можем на пальцах кинуть».

Но кидать на пальцах и Сергей, и Саня отказались. «Ты тени собственной боишься, Гусек, сам и оставайся, – сказал Саня. – А пожрать мы тебе принесем». – «Как бы не пожалел потом, Веремей», – многозначительно процедил Гусев, но от участия в ужине отказываться не стал.

В большом зале было людно. У дальней стены, увешанной гобеленами, оленьими рогами, щитами и различным колюще-режуще-рубящим оружием, полыхал в огромном камине огонь. Длинные широкие столы, расположенные в виде буквы «п», были уставлены серебряными подносами и блюдами, фарфоровыми тарелками, глиняными кувшинами и хрустальными вазами, и от обилия разнообразной снеди просто разбегались глаза. Оставалось только удивляться: когда успели приготовить столь грандиозный ужин? Слуги в красных куртках (камзолах? кафтанах?) сноровисто подносили все новые и новые блюда, один за другим выныривая из боковой арки, откуда тянуло вкусными запахами разного варева-жарева. Окон в зале не было, но на стенах горело множество факелов, так что на недостаток освещения жаловаться не приходилось. Представители местного бомонда сидели на длинных лавках за двумя параллельно расположенными столами, покрытыми желтыми скатертями, а за перпендикулярным к ним столом с белой скатертью восседали в высоких креслах с резными спинками лонд Гарракс и лонда Окталия. Черноволосая миловидная владелица замка была очень хороша в своем длинном белом платье, искусно украшенном золотой и красной отделкой; голову ее украшала изящная небольшая корона – Сергей не очень разбирался в подобных вещах, но, кажется, такая корона называлась диадемой. Лонд Гарракс, в тон одеянию супруги, тоже был одет в белое с золотом. Рядом с лондой Окталией, в таком же высоком кресле, сидел, скрестив руки на груди, сухощавый лысоватый пожилой мужчина в темно-синем плаще; Сергею почему-то сразу подумалось, что это и есть странствующий маг Ольвиорн. По левую руку от лонда Гарракса пустовали три кресла – вероятно, предназначенные для «Подземных Мастеров». Сбоку от стола, метрах в двух с половиной от пола, выступал из стены балкон с узорчатыми перилами; вход на него был занавешен плотной красной тканью. А еще бросалось в глаза обилие прекрасных цветов в больших вазах и кадки с чем-то, похожим на пальмы – или это и были пальмы? – группками расставленные по всему залу.

Несмотря на многолюдье, в зале было довольно тихо – только трещали поленья в камине да слуги слегка постукивали по столам расставляемой посудой. Увидев появившихся на пороге бойцов, лонд Гарракс поднял руку – и подскочивший к бойцам молодой человек в зеленом одеянии, расшитом серебристыми полосками (ливрея?), сменив оставшихся за дверью зала слуг, проводил гостей к креслам рядом с хозяевами замка.

– Странствующий маг Ольвиорн, – представил лонд Гарракс соседа по столу.

Тот едва заметно кивнул, обвел троицу взглядом, и Сергей увидел, что у мага очень молодые и очень ясные зеленые глаза; молодые – и в то же время мудрые. Глаза человека, знающего тайны, недоступные простому смертному. И еще Сергею показалось, что в глубине этих глаз скрывается какая-то озабоченность. Во всяком случае, маг отнюдь не выглядел веселым. Возможно, у него тут было много работы.

Бойцы по очереди назвали себя – лонда Окталия при этом очаровательно улыбалась и кивала, отчего драгоценные камни диадемы вспыхивали, мерцали и сияли – и Сергей, представившись, добавил, испытывая невольный трепет перед этим, несомненно, очень необычным человеком:

– Нам необходимо поговорить с вами, уважаемый Ольвиорн.

– Не сомневаюсь, – произнес маг низким, чуть глуховатым голосом. В зале было так тихо, словно он внезапно опустел: все, затаив дыхание, слушали беседу могущественного чародея с не менее могущественными подземными владыками. – Думаю, это будет удобнее сделать завтра.

– Да, да, утром, после завтрака, – подхватил лонд Гарракс, приглаживая свои длинные блестящие черные волосы, в которых переливался огонь факелов. – А сегодня нужно просто хорошенько поужинать и хорошенько отдохнуть после столь долгого пути. Если уважаемый Ольвиорн не возражает, приступим.

Маг слегка улыбнулся уголками тонких губ; глаза же его не улыбались:

– По-моему, уважаемый Гарракс, это весьма разумное решение.

Лонд Гарракс повернулся к бойцам:

– Садитесь, уважаемые Геннадий, Сергей и… э-э… Александр.

Бойцы устроились в креслах, и отделившиеся от стены слуги тут же принялись наполнять их тарелки и бокалы.

– Ну, блин, лучше, чем в ресторане! – негромко, с восхищением сказал Гусев, раздувая ноздри в предвкушении празднества желудка.

– Господа! – обратился к внемлющему залу лонд Гарракс, держа в руке бокал с красным вином; Сергей неожиданно увидел в зале знакомое лицо – это был гигант Гортур, сменивший рыцарские доспехи на щегольское одеяние, перевитое широкими пурпурными лентами. – Сегодня мы имеем честь принимать у себя весьма и весьма необычных гостей, прибывших к нам издалека…

Спич лонда Гарракса длился не более минуты, после чего все дружно подняли бокалы. Вино оказалось превосходным – чуть терпким и ароматным, оно пахло так же, как и стоящие на столе цветы. Нужно было выступить с ответной речью, и Гусев толкнул сидящего рядом Сергея: давай, мол, Серега.

Сергей тоже был предельно краток: поблагодарил хозяев за гостеприимство, выразил признательность собравшемуся обществу, особо отметив старшего мечника Гортура, приосанившегося от этих слов, – и осушил наполненный расторопным слугой второй бокал.

И ужин начался… Ели неторопливо, пили, как заметил Сергей, понемногу и далеко не все, завязались за столами разговоры, то тут, то там раздавался смех. Хоть и слабым было вино, однако и оно, и обильная еда в совокупности с усталостью от пережитых за день перипетий ввергли Сергея в полусонное состояние, и все окружающее словно заволоклось дымкой и стало казаться далеким и каким-то отстраненным. Саня Веремеев, как будто бы, тоже полудремал, вяло обсасывая куриное крылышко, а размякший Гусев полулежал в кресле, потягивая вино вперемежку с поеданием яблок и винограда, и вдруг, подавшись к Сергею, тихонько хохотнул:

– Представляешь, Серый, если бы сейчас сюда для хохмы «погремушку» запустить! Вот бы шороху было!

– Сдурел, Геныч? – встрепенулся Сергей.

– Шучу, шучу, – добродушно отозвался Гусев, выплевывая на тонкий фарфор виноградные косточки.

Сергею такая шутка совсем не понравилась и он подумал, что, в сущности, не так уж и хорошо знает своего напарника по поимке бандюков.

Шло время, гомон висел над столами, туда-сюда сновали проворные слуги, лонд Гарракс, поглаживая острую бородку, рассказывал сидящему рядом Сергею о житье-бытье пограничного замка, лонда Окталия, улыбаясь, маленькими глотками пила яблочный сок, странствующий маг Ольвиорн глядел на всех мудрыми своими зелеными глазами и о чем-то размышлял (и вновь Сергею показалось, что маг чем-то озабочен), старший мечник Гортур, соорудив из бокалов и тарелок некую схему, пояснял что-то соседям по столу – таким же, вероятно, командирам двадцаток, перевитым пурпурными лентами, как конфеты на новогодних елках. Женщин в зале было не очень много, и все они казались Сергею очень симпатичными. Выскочили в пространство между столами пареньки и девчата в разноцветных трико, закувыркались, принялись подбрасывать один другого, жонглировать шариками, разыгрывать смешные сценки – то ли шуты, то ли акробаты, в общем, местные циркачи.

А потом на балкон начали поочередно выходить музыканты – и зазвучала музыка, и полились неторопливые негромкие песни…

Пребывавший в полнейшей невесомости Сергей вдруг дернулся, словно его укололи, и, всем телом повернувшись в кресле, поднял голову к балкону. Там сидела девушка в белом платье, перебирая тонкими пальцами струны какого-то музыкального инструмента, лежащего у нее на коленях. Подошедший вплотную к изогнутым балконным перилам мальчик лет восьми-девяти – чистое личико, большие серьезные глаза, золотистые кудряшки, – одетый в бархатный переливчатый сине-зеленый костюмчик, с неподдельной искренностью вдохновенно пел уже знакомую Сергею медленную песню.

«Прогрело солнце чашу небосвода… она отполирована ветрами…» – торжественно звучало в зале, и стены зала словно бы раздвинулись, превращаясь в далекий горизонт, и потолок с тяжелыми поперечными балками воспарил ввысь, растворяясь в хлынувшей с высот небесной синеве.

Сергей обернулся к напарникам, не зная, верить или не верить собственным ушам. Гусев смотрел не на балкон, а на сидящую наискосок от него, за соседним столом, белокурую молодую даму с точеным лицом античной статуи, и вид у него был уже не размякший, а такой, словно он вот-вот полезет прямо через стол к вожделенному объекту, схватит в охапку и умчит на такси в ближайшую свободную квартиру. Саня же Веремеев, подавшись к балкону, буквально поедал глазами маленького певца и, заметив движение Сергея, перевел взгляд на него – и взгляд Сани был полон недоумения и восхищения.

«Звучат чуть слышно… голоса… иных миров…» – звенело над залом сказочного замка, и это был голос именно иного мира. Иного. В котором никто никогда ничего не слышал ни о Христе, ни о Колумбе, ни о Бородинском сражении, ни о развале нерушимого Союза и даже о московском «Спартаке»… У иного мира были какие-то свои, особенные свойства.

…Музыканты и певцы все сменяли и сменяли друг друга – и удивительно было, откуда взялось такое количество дарований здесь, в отдаленном от больших городов уголке королевства. Или подобными талантами обладал едва ли не каждый житель Таэльрина? Все это было ново и интересно, но Саня Веремеев, сложив руки на животе, уже с трудом поднимал тяжелые веки, Гусев больше не сверлил взглядом античную богиню, а Сергею собственное тело казалось мешком, набитым ватой. От обманчиво легкого вина все сильнее кружилась голова.

Прихлопывающий в такт музыке лонд Гарракс решил, видимо, что гости из «подземных глубин» провели за столом достаточно времени и не сочтут за обиду, если им предложат идти отдыхать – и обратился, наконец, к разомлевшим бойцам с таким предложением. И оно сразу же было принято – разумеется, не только без всяких обид, но, напротив, с радостью.

Когда, в сопровождении слуг с факелами, они спустились из большого зала и вышли во внутренний двор, был уже поздний вечер. «Да будет свет!» – с видом Создателя провозгласил Гусев и вытащил из кармана фонарик. Луч яркого света метнулся через двор – и потрясенные слуги застыли на месте, широко раскрыв рты. А Сергей смотрел на темное небо, усеянное звездным бисером, и его охватило сосущее тревожное чувство оторванности от привычного каждодневного мира. Он не мог отыскать в вышине ни одного знакомого созвездия, и это было еще не все: над зубцами угловой башни, вместо такой «домашней» Луны, висели два маленьких тускло-желтых полумесяца – один повыше, другой чуть ниже. И хотя внутренне он давно готовил себя к чему-то подобному, его все-таки пробрала дрожь от наглядного подтверждения того никак не желающего укладываться в сознании факта, что королевство Таэльрин распростерлось под совсем другими звездами…

…И вот наступило утро, и за ночь этот мир не исчез, не растворился в пространствах сна, сменившись привычной обстановкой городской квартиры. Он продолжал существовать, и пора было умываться-одеваться, потому что их должны были вот-вот пригласить к завтраку, а после завтрака предстояла беседа с одним из представителей Сообщества Странствующих Магов магом Ольвиорном.

Сергей сполз с подоконника, вытащил из-под лежащего на скамье шлема небольшую плоскую коробочку рации. Ни Гусев, ни Саня Веремеев довольно долго не отзывались, и Сергей хотел уже идти стучать им в двери – комнаты напарников находились неподалеку, за поворотом коридора, напротив друг друга, – когда услышал наконец хрипловатый со сна голос Гусева.

– На связи, – недовольно сказал Гусев и откашлялся. – Ты че в такую рань, Серый? Такая возможность подрыхнуть без помех.

– Точно, – включился в разговор Саня Веремеев. – Ни телевизор не орет, ни диспетчеры не вякают. – Саня жил в многоэтажке, нависающей над забором автотранспортного предприятия, и не раз рассказывал о своих страданиях от такого незавидного соседства.

– Скоро на завтрак должны позвать, – напомнил Сергей. – А потом будем с магом разбираться.

– Ладно, – сказал Гусев. – Приступаем к зарядке и утреннему туалету.

– А туалетная бумага у вас есть, мужики? – спросил Саня Веремеев. – В моем номере есть.

– Есть – так пользуйся, уважь свою задницу, – посоветовал Гусев. – Не с дикарями же, слава Богу, дело имеем. Все, пошел прихорашиваться.

«Действительно, слава Богу, что не с дикарями», – подумал Сергей.

Мир, в который они попали, несомненно, находился на уровне земного средневековья («Господи, земного!.. А здесь – неземное?..»), но Сергей чувствовал, ощущал, понимал, всем нутром своим чуял, всеми почками и селезенками, что средневековье это какое-то ненастоящее… было здесь что-то такое… Вот! Наконец-то он нашел определение, и оно показалось ему подходящим: здешний мир сильно смахивал на описание подобных миров в фэнтезийных книжках с остановок и подземных переходов. Он очень походил на книжный мир, хотя и был – в чем Сергей не сомневался – вполне настоящим.

Можно было и дальше обсасывать эту тему, но Сергей не стал и приказал себе не думать об этом. И направился к двери в стене между гобеленами, за которой находилось помещение, где он вчера уже побывал – и после прибытия в замок, и перед тем, как упасть на кровать и погрузиться в сон.

Это помещение с голыми каменными стенами и узким высоким окном можно было назвать совмещенным санузлом. Сергей не был уверен, что подобные санузлы имелись в средневековых замках – в книжках, которые он читал, об этом ничего не говорилось, и в фильмах такого не показывали, – но наличие данного помещения являлось несомненным плюсом. Из стены торчала труба с крестообразной бронзовой рукояткой – это был кран, вода из которого стекала в выложенный отшлифованными камнями небольшой круглый бассейн; сливное отверстие на дне бассейна было закрыто деревянной пробкой. Вода поступала из большого резервуара, расположенного на вершине башни – эти громоздкие баки Сергей увидел, когда вместе с двадцаткой пересекал селение, приближаясь к замку. Наполнялись ли резервуары с помощью гидравлических приспособлений или воду просто таскали наверх ведрами, или поднимали ведра на веревках, он не знал. В стену возле бассейна было вмуровано большое овальное зеркало; над ним висели закрепленные в захватах факелы, а снизу тянулась довольно широкая каменная полка, на которой стояли кувшинчики с местными средствами гигиены и лежали мочалки, острые стальные лезвия для бритья, щеточки для взбивания пены и прочие причиндалы, с помощью которых можно было привести себя в порядок не хуже, чем в собственной ванной. На скамейке под окном возвышалась стопка льняных полотенец и еще одна стопка изделий поменьше, которые Саня Веремеев принял за туалетную бумагу; на самом деле, как убедился Сергей, это оказались тонкие матерчатые салфетки. Но в их предназначении не приходилось сомневаться, потому что такая же стопка лежала на каменной скамеечке возле плетеной корзины, в противоположном от окна конце комнаты. Там выдавался из стены каменный куб с бубликообразным деревянным сиденьем вокруг углубления и еще одним краном – и эта конструкция была тем, что в мире Сергея называлось унитазом, а вот как называлась она здесь, Сергей, конечно же, тоже не знал.

Впрочем, он не стал погружаться в размышления на сей счет, а использовал конструкцию по назначению и, подойдя к бассейну, с удовольствием приступил к водным процедурам, благо вода была «комнатной» температуры и не вызывала желания стучать зубами.

Вернувшись в комнату освеженным, побрившиеся и умащенным всякими благовониями, Сергей принялся облачаться в пропахшую вчерашним потом одежду – ее, конечно, тоже не мешало бы постирать, но запасного комплекта он как-то не догадался прихватить с собой, выезжая на задание по отлову бандюков, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Бронежилет он напяливать на себя не стал, и даже не прикоснулся к оружию – не тот был случай.

Кстати, воины двадцатки восхищенно цокали языками, когда Гусев в пути демонстрировал им бронежилет и прочный шлем, а старший мечник Гортур туманно намекал на то, что вот, мол, воины иногда обмениваются доспехами… «Казенное имущество», – развел руками Гусев в ответ. Произвели впечатление и «кошки», и ножи. Гусев, увлеченно рассказывая об оружии, не прочь был наглядно продемонстрировать боевой эффект гранат, но Сергей посоветовал не тратить почем зря боекомплект – и Гусев угомонился. Зато, закурив, пустил по рукам свою зажигалку – она тоже вызвала неподдельное восхищение пограничников.

Обувшись и причесавшись, Сергей запер дверь на ключ и по мягкому ковру, устилающему пол коридора, направился к Гусеву. Ему не терпелось встретиться с магом Ольвиорном и задать кое-какие вопросы.

В комнате Гусева – копии комнаты Сергея – уже сидел в распахнутой куртке Саня Веремеев. Волосы у него были мокрыми, и выглядел он безмятежным и довольным – наверное, потому, что ему наконец-то не помешал выспаться громкий голос диспетчера АТП. Гусев, сидя на кровати и дымя сигаретой, натягивал ботинки.

– Привет, уважаемый Подземный Мастер, – встретил он Сергея, щурясь от лезущего в глаза табачного дыма.

Сергей поднял руку:

– Привет, мужики.

– Э-эх, хорошо здесь… – Саня Веремеев зажмурился и сладко потянулся. – Наелись, напились… Музыка…

– А девочки! – вскинулся Гусев. – Девочки классные! И винцо хорошее – это вам не водяры нажраться, господа. И кайфец получил, и голова не болит, и на пиво поутру не тянет. – Он сделал глубокую затяжку, вынул сигарету изо рта и с огорчением на нее посмотрел. – Только что же я здесь без курева буду делать, мужики? Без курева мне хана…

– Переходи на сухие листья, – предложил Сергей, усаживаясь на скамью рядом с Саней Веремеевым. – Или и вовсе бросай, мы-то вот с Веремеем живем без курева – и ничего, не жалуемся. И здоровье, опять же, сохранишь.

– В жизни и так всего лишь три удовольствия, – изрек Гусев с видом философа. – Бабы, водка и курево. Откажешься от курева – останется всего лишь два. А насчет здоровья, Серый, так ведь древние греки, помнится мне, не курили – а все равно все вымерли, а?

Сергей покивал:

– Ну-ну. Это типа: «Любой человек когда-нибудь обязательно бросит курить». Вот сейчас будем говорить с магом, так попроси его сотворить пачку-другую сигарет.

– А! – Гусев махнул рукой. – Фигня это все. Как говорил наш Достоевский: «Чудес не бывает, парни, все зависит только от вас», и давай нас гонять, чтобы форму не теряли.

– Казенную? – подмигнул Саня Веремеев.

– Собственную, физическую, блин!

– Не скажи, – Сергей покачал головой. – Есть люди, которые способны совершать чудеса, и не потому что они волшебники, а потому что владеют тайными знаниями. Ты вот щелкнул зажигалкой – появился огонь, и ты знаешь, почему он появился, а тот, кто не знает, скажет: чудо! А здесь возможно всякое, мы с Саней уже убедились. Вчера в зале пел пацан о Небесной Чаше, а мы с Саней эту песню еще в лесу слышали – из ниоткуда.

– Да? – Гусев озадаченно посмотрел на Сергея. – Ну, не знаю, может быть. Может, и есть какое-то тайное знание, как ты говоришь, но, по мне, лучше бы его не было: меньше знаешь – крепче спишь. – Он поднялся, облачился в куртку. – Знаешь, между прочим, как в Библии говорится? Чем больше мы знаем, тем тошнее нам становится, и получая новые знания, мы тошноту эту в мире увеличиваем. Выходит, если новых знаний мы добывать не будем, то будем кайфовать и умножать в мире кайф. Вывод? Знание – на хрен, оно вредно.

– Ого, Гусек, – с уважением сказал Саня Веремеев. – Библию на досуге почитываешь?

– Да нет, это Достоевский нам говорил.

В дверь негромко постучали.

– Кушать подано, – сказал Сергей. – Нас приглашают на завтрак. Надеюсь, «погремушки» ты с собой брать не будешь?

– А они мне карман не оттягивают, – ответил Гусев.

…В сопровождении слуги бойцы вошли в центральную башню замка лонда Гарракса и вновь, как и вчера, поднялись по узкой винтовой лестнице без перил, но на этот раз не в большой зал, а выше, в уютную трапезную, в окна которой заглядывало утреннее солнце. Там был накрыт стол, и за столом сидели, беседуя о чем-то, владельцы замка и странствующий маг Ольвиорн.

Завтрак прошел в разговорах о вещах отвлеченных – лонд Гарракс рассказывал о последней своей поездке в столицу королевства – Таэльсан и участии в Таэльсанских играх. Игры эти были своеобразным многоборьем и включали в себя, помимо традиционного боя на мечах, скачек на ипподроме и в загородном лесу, метание копья и боевого топора на дальность и точность, пешее преодоление препятствий и множество других состязаний в силе, ловкости, выносливости и мастерстве. Но этим Таэльсанские игры не ограничивались: их участники демонстрировали также свое умение слагать стихи, петь, играть на музыкальных инструментах, придумывать наилучшие выходы из различных, предлагаемых для рассмотрения, ситуаций, отгадывать слова и показывать свой ум и смекалку еще в десятке разнообразных испытаний. В Таэльсанских играх принимали участие не только подданные короля Валлиора, но и достойные мужи из окрестных земель. Да и сам король Таэльрина участвовал в этом захватывающем действе наравне с другими, не имея никаких привилегий.

Лонд Гарракс, не похваляясь, но и без ложной скромности сообщил с довольным видом, что вышел победителем в малых лесных скачках, обойдя короля и соседей по приграничью, своих закадычных друзей лонда Дастунга и лонда Вильдена, за что и был удостоен награды – меча, сработанного в лучшей оружейной мастерской Таэльсана – придворной оружейной мастерской королевской гвардии.

В ответ Гусев, за обе щеки уписывая политый клубничным вареньем творог со сметаной, поведал об Олимпийских играх, не уточняя, где такие соревнования проводятся. Судя по реплике лонда Гарракса, с любопытством выслушавшего бойца, владелец замка подумал, что речь идет о подземных пространствах. Саня Веремеев заговорил о футболе, и оказалось, что о такой игре в здешних краях слыхом не слыхивали, и ничего таэльринцам неизвестно о бесподобном московском «Спартаке»… Маг Ольвиорн в беседу не вступал, но слушал бойцов очень внимательно, при этом неторопливо, ложку за ложкой, поглощая какую-то полужидкую кашу, весьма смахивающую на манную. Лонда Окталия отдавала явное предпочтение овощам и яблочному соку и то и дело улыбалась своей традиционной милой улыбкой. Она сменила прическу – теперь ее роскошные черные волосы волнами стекали по плечам – и наряд: открытое светлое легкое платье почти без украшений выгодно подчеркивало контуры ее ладной изящной фигуры. Судя по всему, лонда Окталия не отличалась многословием – или просто не принято было здесь женщине много говорить в присутствии гостей-мужчин; трудно без разъяснений разобраться в тонкостях чужого этикета. Еще можно было бы предположить, что у владелицы замка, как и у многих красивых женщин – по расхожему мнению, – есть один недостаток, но редкие замечания лонды Окталии развеивали все сомнения на сей счет: эта молодая очаровательная женщина была отнюдь неглупа.

Допив сок, Сергей поставил бокал и, отогнув рукав куртки, посмотрел на часы – сделал он это чисто машинально, после завтрака он всегда смотрел на часы, хотя в данном случае для него не имело никакого значения, какой момент времени они показывают – и это его действие не осталось незамеченным.

– Ума не приложу, как можно сработать столь миниатюрный часовой механизм! – с искренним восхищением сказал лонд Гарракс. – Наверное, нужно просто родиться таким умельцем.

Сергей, не долго думая, расстегнул браслет на запястье и преподнес свою кварцевую «Вегу» хозяину замка.

– Не откажитесь принять в дар, уважаемый лонд Гарракс.

Лонд, порозовев от удовольствия, принял подарок и тут же надел часы на руку. Гусев и Саня Веремеев тоже не сплоховали, и их наручные часы – такие же «Веги» – немедленно перекочевали к новым владельцам, лонде Окталии и магу Ольвиорну.

А в конце трапезы Саня Веремеев угостил принимающую сторону остатками «Стиморола». Ольвиорн, внимательно осмотрев и понюхав белую подушечку, спрятал ее в карман, а хозяева замка тут же отправили жевательную резинку в рот и принялись жевать, как и рекомендовал Саня. И обе стороны осталась вполне довольны друг другом.

Завтрак закончился и лонд Гарракс, заявив, что всегда к услугам гостей и готов выполнить любую их разумную прихоть, удалился вместе с супругой, любуясь своими часами, напоследок выразив надежду, что и его тоже – в пределах возможного – посвятят в некоторые подробности жизни Подземных Мастеров. Слуги быстро убрали посуду и покинули трапезную, оставив бойцов с глазу на глаз с магом Ольвиорном.

– Я готов выслушать вас, уважаемые Подземные Мастера, – произнес Ольвиорн, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. Он сидел напротив бойцов, и солнечные лучи, проскальзывая в раскрытое окно, играли в его немигающих зеленых глазах, похожих на изумруды.