Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы Валентинов Андрей

– И пятнадцать человек на сундук мертвеца, – хмыкнул профессор.

– Жутковатое место, – внезапно заметила Берг. – Какая-то тишина здесь… странная, будто ненастоящая…

– Нервы, сударыня, вот что это! – наставительно заметил Семирадский. – Семен Аскольдович, вам тоже ведьмы мерещатся?

– Мне мерещится воспаление легких, – ворчливо ответствовал Богораз, в очередной раз кашляя. – Впрочем, господа, среди нас двое профессиональных военных. Я в этих делах – пас…

Арцеулов и Косухин переглянулись.

– Дайте ваш бинокль, господин полковник, – попросил Ростислав.

Лебедев протянул ему цейсовский бинокль – и капитан прильнул к окулярам. Церквушка стояла, заметенная снегом почти по самые окна, даже перед дверью намело немалый сугроб. Ничего похожего на следы не было, окна оказались заколоченные, правда, в одном месте, ближе ко входу, несколько досок были сорваны. Но и там следов он не обнаружил.

Ростислав пожал плечами, подумал и неожиданно для себя протянул бинокль Косухину. Тот наблюдал долго, затем молча вернул «цейс» брату.

– Ничего не увидел, – честно отрапортовал Арцеулов. – Но, господа… Может, не будем рисковать? Наш хозяин… Родион Геннадьевич… Он не велел заходить сюда. Место… Ну, плохое…

– Ага! – произнес профессор таким тоном, что у капитана тут же пропала охота продолжать.

Между тем Степа лихорадочно соображал. Будь он на месте командира, посланного наперерез беглецам, лучшего места для засады не придумать. Косухин твердо решил, что сам бы ни за что сюда не сунулся. Мало ли, что следов не видать?

– Взглянуть бы с другой стороны… – предложил он.

– Разрешите, господин полковник? – вмешался Арцеулов, не желавший отпускать краснопузого в разведку. Лебедев подумал и молча кивнул. Капитан приложил руку к шапке и легко заскользил по опушке леса к дальнему концу поляны.

– Что за ерунда? – продолжал возмущаться профессор. – У вас мания преследования, честное слово!

– Плохое место, – буркнул Степа, ни к кому не обращаясь. Странная церквушка нравилась ему все меньше и меньше.

Капитан вернулся минут через двадцать. За это время профессор успел произнести целую речь о вреде суеверий. Ему никто не возражал, но и не поддерживал, если, конечно, не считать поддержкой надрывный кашель Семена Аскольдовича. Полковник ждал молча, время от времени поглядывая в бинокль. Косухин топтался рядом, посматривая то на брата, то на Наташу Берг. Та тоже не проронила ни слова, но выглядела, как заметил Степа, встревоженной. Наконец показался Арцеулов, добросовестно объехавший поляну по периметру.

– Ни одного следа, – доложил он. – Сдаюсь, господа. Но… Не нравится мне все это! Окружат нас – и баста!

– Нас могут окружить просто в лесу, – резонно возразил профессор. – Там мы по крайней мере будем за стенами!

Спорить не приходилось. Полковник кивнул и первым заскользил через поляну. Степа попытался догнать брата, но Арцеулов, в свою очередь, прибавил скорость и занял место рядом с Лебедевым.

– Косухин, вам тоже это место не нравится? – Берг догнала Степу и оказалась рядом, отставая лишь на полшага.

– Это вы в самую точку, Наташа, – вздохнул Степа. – Ни в какую не нравится!

– Мне тоже, – согласилась девушка и невольно вздрогнула.

Да, место красному командиру определенно не нравилось. Будь он один или с братом – и даже с этим беляком-капитаном, то ушел бы отсюда, пока не поздно, развел где-нибудь костер, перебедовал ночь…

«А может, и поздно уже», – вдруг подумалось ему.

Неподалеку от входа полковник велел остановиться. Он кивнул Арцеулову, тот, пробравшись через высокий сугроб, подтянулся и заглянул в выбитое окно и махнул рукой.

Первыми к двери подъехали Лебедев с профессором и стали утаптывать валенками глубокий снег. Арцеулов стоял рядом, с сомнением поглядывая на дверь. То, что он успел заметить, немного успокоило: в церкви была пусто, вдобавок пол занесло тонким слоем снега, и на этом белом ковре он не увидел ни следочка.

– Стойте! – внезапно произнес Степа, когда снег у двери был утоптан, и полковник собирался потянуть за полуоторванную ручку. – Эта… Подождите!..

– Да в чем дело, молодой человек? – хмыкнул Семирадский. – Вам был голос свыше?

Косухин и сам не мог сказать толком, но в этот момент совершенно ясно понял, что входить внутрь опасно.

– Ну… эта… – попытался сообразить он. – Самострел могут приспособить. Или гранату подвесить…

«А ведь краснопузый прав, – тут же подумал Арцеулов. – Плохо, что я сам не сообразил!»

Лебедев приказал отойти от дверей, Степа аккуратно потянул за ручку, тут же отпрыгнув в сторону и, прижавшись к бревенчатой стене. Дверь со скрипом отворилась, так и оставшись висеть, чуть колеблясь на рассохшихся петлях. Ничего не случилось.

– Ну, хватит! – решительно заявил Семирадский. – В знак посрамления суеверий вхожу первым!

– Стой, профессор! – заорал Степа, сам не понимая почему. – Не входи, чердынь!..

Семирадский, не оглядываясь, помотал головой и перешагнул порог. Косухин весь сжался, почему-то закрыл глаза – и тут же в уши ударил сухой короткий звук, затем еще, еще…

«Винтарь! – понял Косухин. – Ах ты!..»

При первом же выстреле Арцеулов похолодел, сообразив, что они все-таки попались. Сорвав с плеча карабин, он оттолкнул полковника, стоявшего у самых дверей, и одним прыжком оказался внутри.

Вспышку третьего выстрела Ростислав успел заметить – били из-за алтаря. Четвертая пуля прошла над головой, он упал на колени и тут же врезал прямо по вспышке. Невидимый враг не отвечал. В церкви вновь стало тихо, на белом снегу, покрывавшем пол, по-прежнему нельзя было заметить ни единого следа. Профессор лежал у входа ничком, и его поза Арцеулову сразу же очень не понравилась. Еще на что-то надеясь, он перевернул тяжелое тело Глеба Иннокентьевича, хотел расстегнуть полушубок, но все и так стало ясно – одна из пуль попала точно в горло, чуть ниже «адамова яблочка».

Капитан скрипнул зубами и стал перезаряжать карабин. Тот, кто стрелял, мог уцелеть, и капитан не хотел зря рисковать. Тем временем в церковь вошел Лебедев и тут же отшатнулся при виде мертвого тела.

– Погодите, господин полковник, – поморщился Арцеулов, щелкая затвором. – Надо посмотреть…

Он взял оружие наизготовку и шагнул к алтарю. Капитан знал, что едва ли промахнулся, но легче от этого не становилось. В случившемся был виноват прежде всего он, поверившийся этому ровному нетронутому снегу…

За алтарем было тихо, но Ростиславу показалось, что он слышит чье-то хриплое дыхание. Капитан сжал в руках карабин и ногой распахнул почерневшую резную дверцу.

Слабый неровный свет упал в дверной проем. На противоположной стороне темнели свежие пулевые отверстия, пахло порохом, но ни трупа, ни живого врага за алтарем не было. По углам лежала густая тень, но в этой тени человек, даже ребенок, спрятаться не мог. Арцеулов на всякий случай ткнул прикладом в один из углов, справа от себя, но металлическая прокладка лишь тупо ударилось о дерево. Он повернулся налево – и тут в черной глубине что-то шевельнулось. Капитан вскинул винтовку, но опоздал – нечто бесформенное, напоминающее сгусток темного тумана, пронеслось мимо, обдав ледяным холодом. Ростислав бросился к резной дверце, но успел увидеть только серую тень, исчезающую в дверном проеме.

– …Ах ты, чердынь! – серую тварь Степа распознал сразу, как только в темном проеме алтаря мелькнули горевшие красным огнем глаза. Косухин вырвал из рук брата карабин и выстрелил навскидку. Серая тварь дернулась, но лишь ускорила бег, проскользнув между людьми на белый нетронутый снег поляны. Вторую пулю Косухин послал, уже прицелившись. Собака вновь дернулась, даже подпрыгнула, но, словно заговоренная, продолжала мчаться к опушке. Третью пулю Степа просто пожалел, сообразив, что свинец здесь не поможет. Он опустил оружие и нехотя повернулся.

Первое, что он увидел – это ствол карабина, целившийся ему прямо в лицо. Палец Арцеулова лежал на спуске.

– Да ну вас! – поморщился Степа и отдал оружие брату.

– Господа, что происходит? – Наташа стояла в стороне, пытаясь подойти, но Богораз не подпускал ее к дверям. – Что с Глебом Иннокентьевичем?

Ей никто не ответил. Лебедев взглянул на капитана, тот медленно покачал головой.

– Позвольте, господа! – не выдержал Богораз. – Мы просим нам объяснить…

– Это я виноват, – выдохнул полковник. – Надо уходить…

– Позвольте! – не унимался Семен Аскольдович. – Я вынужден присоединиться к вопросу Натальи Федоровны! Что с господином профессором?

– Убит, – без всякого выражения сообщил Арцеулов и, взглянув в сторону покинутой опушки, добавил: – А уходить поздно…

…Там, где только что не было ничего, кроме нетронутого снега и черных стволов лиственниц, темнела ровная цепь. Собаки стояли недвижно, повернув морды к людям, зримо показывая невозможность отступления.

– В церковь! – крикнул капитан. – Скорее!..

При виде тела Семирадского Берг вскрикнула, а Богораз мрачно насупился и неловко перекрестился. Степа, заходивший последним, плотно прикрыл дверь и задвинул засов.

– И все-таки я не понимаю, – растерянно проговорил Лебедев. – Господин капитан! Здесь же никого не было, кроме этой собаки!..

Арцеулов промолчал и, подойдя к окну, заглянул в щель между досками. Серые твари стояли там же, не двигаясь.

– Теперь я поняла, Ростислав Александрович, о каких собаках вы говорили! – прошептала Берг. – Господи, какой ужас! Что же мы теперь будем делать?.. Без Глеба Иннокентьевича…

– Господин Арцеулов… Степа… – проговорил полковник, поглядывая то на брата, то на мрачного насупившегося капитана. – Прекратите играть в красные-белые, черт вас всех возьми! Речь ведь идет не только о наших с вами жизнях!..

– А я че? – невозмутимо пожал плечами младший. – Давай, братан, карабин, будем разбираться…

– Ни за что! – резко выдохнул Арцеулов. – Господин полковник, извините, но я не уверен, что ваш брат не с этими… этими…

– Дурак ты, капитан!.. – только и проговорил Степа, усаживаясь прямо на бревенчатый пол. Неужели белый гад думает, что он отдаст Николая серым тварям?

– Отставить! – резко бросил Лебедев. – В любом случае, я старше вас по званию. Так что, под мою ответственность… Степан, бери оружие!

– Так точно. Под вашу ответственность, – холодно ответил Ростислав, поворачиваясь к братьям спиной и вновь подходя к окну. Степа, криво усмехнувшись, медленным ленивым движением взял оружие, тут же вскочил и занял позицию у другого окна.

– Что делать мне, господа? – Лебедев достал револьвер и провернул барабан, проверяя наличие патронов.

– Будете в резерве, господин полковник, – не оборачиваясь, ответил Арцеулов. – Займитесь Глебом Иннокентьевичем. И скажите господину Косухину, чтобы он выполнял мои приказы.

– Ага, – согласился Степа. – Рад стараться, твое благородие!..

Тело Семирадского уложили неподалеку от алтаря, накрыв полушубком, в головах поставили найденный возле одной из икон огарок свечи. Берг стояла рядом и неслышно шептала молитву. Бледный, нахохлившийся Богораз пристроился сбоку.

– Без него мы ничего не сделаем, – с трудом выговорил он, сглотнув. – Ничего…

Берг покачала головой и погладила Семена Аскольдовича по плечу.

Собаки по-прежнему не двигались – застыли, словно нелепые страшные скульптуры, поставленные зачем-то вдоль опушки. Косухин, стоявший возле окна, уже пару раз порывался взять одну тварей на мушку, но каждый раз сдерживал себя. Будь это даже обыкновенные волки, на всех все равно не хватит патронов. Но вдруг он заметил, что несколько собак задвигались, оглядываясь по сторонам, а затем отбежали влево и вправо, словно освобождая путь кому-то невидимому.

Арцеулов тоже увидел это и неприязненно покосился на Степу, подумав, как поведет себя краснопузый, если начнется приступ. Тем временем Косухин начал медленно сдвигаться вправо и вскоре уже стоял перед оконным проемом.

«И не боится! – зло подумал капитан. – Небось, своих увидел!»

Ростислав был не прав. Степа не собирался двигаться, но как-то незаметно для себя оказался у окна – словно непреодолимая сила потянула его прямо под пули. Он застыл, словно прикованный, глядя на поляну и отмечая про себя, что собаки, отбежав в стороны, вновь замерли, как вкопанные. И тут в освободившемся промежутке воздух стал сгущаться, над сиреневым в закатном солнце снегом заклубился невысокий столбик тумана, сквозь который начало медленно проступать что-то темное. Степа вяло подумал, что надо немедленно отодвинуться к безопасной стене, но невидимая сила по-прежнему прижимала его к оконному проему, подавляя волю и гася сознание.

«Сейчас знаки, подавать начнет! – предположил Арцеулов, проклиная доверчивость полковника. – Хорошо б его… из карабина…»

И вдруг капитана охватило чувство неведомой тревоги. Ростислав удивился, но тут правую руку пронзила боль – серебряный перстень внезапно сжался, сильно сдавив палец. Еще не очень понимая, что делает, Арцеулов резким движением сбил Косухина на пол и, не устояв на ногах, упал рядом. Пуля, слегка задев одну из досок, закрывающих окно, со свистом вошла в деревянную стену над алтарем. Ростислав перекатился в сторону и вскочил. Степа был уже на ногах, но теперь оба прижимались к стене, стараясь держаться подальше от окна.

«Как же так? – удивился капитан. – В него же свои били! Не узнали? Или… узнали?»

Степа подумал о том же, но почему-то не удивился, вспомнив товарища Венцлава. Если уполномоченный Сиббюро Косухин погибнет, некому будет сообщать товарищу Троцкому о том непонятном, что довелось увидеть в Иркутске.

«И про „Мономах“ никто правды не скажет, – внезапно понял Степа. – Что ж это выходит? Измена?»

Впрочем, в эту минуту красного командира мучил и другой вопрос: должен ли он поблагодарить белого гада или контрик обойдется? В конце концов Степа хмуро поглядел на капитана и процедил:

– Благодарствую, гражданин Арцеулов.

– Не за что, мсье Косухин!

– Степа! Ты не ранен? – Лебедев неловко пригибаясь, тоже подошел к окну и теперь стоял рядом с братом.

Тот не ответил – смотрел в щель, пытаясь понять, что происходит на поляне. Арцеулов тоже глянул и тут же отшатнулся. Столб тумана медленно двигался к церкви. Серые твари не спеша следовали за ним, ровно, словно соблюдая строй. Все происходило в полном молчании, будто кто-то, стоящий над всем этим, внезапно стер звук.

– Коля, назад! Иди назад! – вырвалось у Косухина.

– Но… – нерешительно проговорил полковник. – Что там?

– Гости, – ответил вместо Степы Арцеулов. – Господин полковник, прошу вас… И держите дверь под прицелом!

Лебедев, помешкав еще секунду, послушно отошел к алтарю.

– Косухин! Дерево видите? – Арцеулов ткнул стволом в сторону невысокой пихты, росшей неподалеку от входа. – Подойдут – бейте!

– Ага!

– Господа! – капитан обернулся назад. – Как только начнем стрелять, падайте на пол! Господин полковник, держите дверь!

Собаки были уже близко. Красные глаза горели, пасти весело скалились – серые твари чуяли близкую победу. То, что казалось клочьями тумана, внезапно стало таять, растворяясь в наступавших сумерках.

«Или привиделось?» – удивленно подумал Степа, и вдруг почувствовал, как ледяной холод, куда более страшный, чем уже привычный мороз, охватывает лицо и кисти рук.

– Ах ты черт! – из пальцев Арцеулова внезапно выпал карабин, он схватился за голову, пытаясь сдержать подступившую к вискам невыносимую боль. В ту же секунду рука полковника бессильно разжалась, револьвер с глухим стуком упал на пол…

Степа пытался схватить упавший карабин, но заледенелая ладонь не хотела сжиматься. Арцеулов тихо стонал, не в силах открыть глаза. Засов двери начал мелко дрожать и медленно пополз в сторону.

– Дверь… – безнадежно проговорил Степа. – Братан, дверь!..

В эту секунду, как и в далеком детстве, он верил, что старший брат, такой сильный и смелый, никого и ничего не боящийся, обязательно поможет. Полковник, преодолевая охватившую его слабость, медленно встал, вновь сжимая в руке оружие.

– Не бойся, Степа! Я здесь…

Задвижка отошла в сторону, вывалилась из пазов, негромко ударилась о доски пола. Дверь заскрипела и начала медленно отворяться. Полковник не спеша поднял револьвер и нажал на курок. Сухо клацнул спуск, но патрон остался в стволе. Лебедев спрятал револьвер в карман и шагнул вперед.

Дверь отворилась. В четырехугольном проеме, на фоне сиреневого снега, выросла высокая темная фигура в шинели и островерхом матерчатом шлеме.

– Что вам угодно? – голос полковника прозвучал неожиданно сильно и властно.

– Мне угодно войти, господин Лебедев, – высокий в шинели не спеша перешагнул порог и с интересом огляделся. – Господа, я не оригинален и не люблю стрельбы в упор. Будьте благоразумны!

Он легко махнул рукой, и Арцеулов почувствовал, как боль отпускает. Степа облегченно вздохнул и легко поднял с пола карабин.

– Можете считать меня парламентером, – продолжал гость. – Позвольте представиться – Венцлав, командир 305-го полка Рабоче-Крестьянской Красной армии…

– Слушаю вас, – полковник оправил полушубок и отряхнул налипшие на него снежинки. – Чем обязан?

– Многим… – Венцлав неторопливо шагнул мимо Лебедева и бросил беглый взгляд на прижавшегося к стене Степу. – Игра кончилась, господа! Вы окружены, и теперь самое время выслушать мои условия…

Он бросил иронический взгляд на Арцеулова, и очень внимательный, цепкий – на застывших возле мертвого тела профессора Берг и Богораза.

– Итак, мои условия. Прежде всего, вы освобождаете пленного…

Венцлав вновь поглядел на Косухина, и тому вдруг почему-то чрезвычайно не захотелось освобождаться.

– Далее… Вы сдаете оружие и отправляетесь в Иркутск, а оттуда через некоторое время в столицу, где вам будут предоставлены условия для научной работы. Никто, включая господина Арцеулова, не подвергнется судебным или внесудебным репрессиям…

– Значит, за нами охотились, чтобы определить на службу? – резко бросила Берг.

– Не только, сударыня. «Мономах» не должен взлететь!

«Выходит, он знал? – понял Степа. – Все знал!»

Тем временем Арцеулов, не сводя глаз с краснолицего, незаметно сунул руку за отворот полушубка, где лежал «бульдог». Но в последний момент рука замерла. Капитан вспомнил ночную улицу, выстрелы Казим-бека, а затем ровную шеренгу красноармейцев в высоких шлемах. Этого типа не берут пули – зато ему очень не нравится перстень!

Ростислав осторожно поднял правую руку. В старинных сказках волшебными кольцами заряжали ружья против Нечистого. Ну, что ж…

Перстень показался почему-то необыкновенно тяжелым и холодным. Арцеулов сжал его в руке… Не успел – Венцлав резко повернулся, тонкая красная ладонь рассекла воздух, и выпавший из руки Ростислава перстень покатился по полу. Глаза краснолицего зло сверкнули:

– Я же говорил, что это вам больше не поможет! Сидите смирно, господин Арцеулов!

Он вновь отвернулся. Рука капитана метнулась к перстню, но пальцы лишь ударились о твердую невидимую преграду.

«Непускающая Стена, – вспомнил Арцеулов. – Ловко…»

Перстень лежал совсем рядом, но рука напрасно скользила по твердой, словно камень, невидимой преграде. Капитан понял, что Непускающая Стена накрывает серебряный амулет, словно колпак…

На минуту-другую в церкви воцарилось молчание. Венцлав стоял неподвижно, заложив руки за спину и еле заметно покачиваясь с пятки на носок.

– Нам не о чем вести переговоры, – наконец ответил полковник. – Каждый из нас выполняет свое задание, господин Венцлав. Могу лишь удивиться, что власть большевиков ставит своей целью срыв важнейшего научного эксперимента. Боюсь, что слухи о вашем варварстве близки к истине. Впрочем, я согласен отпустить господина Косухина, если, конечно, он сам захочет…

– Не-а, – перебил его Степа. – Я лучше останусь. Собачек я там ихних не видел, что ли?

– Товарищ Косухин, – голос Венцлава загустел злобой. – Не забудьте, что существует понятие «измена». Я понимаю, что вы беспокоитесь за брата, но его жизнь зависит от вас. Может, вас не стоило вообще посылать на это задание, но настоящую фамилию господина Лебедева мы узнали только после вашего отбытия…

«А ведь прикончат парня!» – вдруг отчетливо понял Арцеулов, и ему почему-то стало жаль Степу. Ростислав взглянул на недоступный перстень и еле удержался от удивленного возгласа – серебро светилось. В затоплявших церковь сумерках свет казался ярким и очень резким, но его лучи бессильно отражались от невидимой преграды, создавая внутри нее светящуюся сферу. Ростислав протянул руку – Непускающая Стена потеплела, но по-прежнему была неприступна.

– Итак, Степан Иванович? – поторопил Венцлав. – Я жду.

– Я остаюсь, – Степа отвернулся.

– Как хотите, – пожал плечами краснолицый. – В этом случае я в силу своих полномочий объявляю вас вне закона…

Он махнул рукой, и полковник почувствовал, что его сковала неведомая сила, мешающая двинуть даже кончиком пальца. Венцлав усмехнулся тонкими ярко-красными губами. В следующую секунду у него в руке оказался револьвер. Ствол целил прямо в голову Степы.

«Падай, краснопузый!» – хотелось крикнуть Арцеулову, но голос застревал в горле, все тело охватила страшная слабость, а в виски вновь ударила боль.

– Убирайтесь в ад, Косухин! – процедил Венцлав, и щека его еле заметно дернулась.

Ударил выстрел, затем другой. Но стрелял не Венцлав. Он-то как раз и не успел выстрелить – пули пробили кисть, и револьвер вывалился из разом повисшей руки. В ту же секунду Арцеулов почувствовал, как исчезли слабость и боль, а серебристое сияние, до этого запертое в тесной сфере, вырвалось на волю. Капитан схватил перстень и метнул его в краснолицего. Удар пришелся по груди. Перстень, легко отскочив, упал на пол, и Арцеулову на миг показалось, что ничего так и не случилось. Но внезапно Венцлав зашатался, из горла вырвался хрип, а по серому сукну шинели проступили темные пятна. Запахло паленым. Краснолицый дергался, пытаясь сбить левой рукой охватившее его пламя, но огонь разгорался, шинель пылала, вспыхнул высокий суконный шлем….

– О Господи! – негромко проговорил кто-то.

Кожа начала чернеть и отваливаться кусками. Венцлав по-прежнему стоял, но теперь обе руки висели неподвижно, затем тело зашаталось и с глухим неживым стуком рухнуло на пол. Внезапно огонь стих, все окуталось густым клубящимся дымом, который стал постепенно сгущаться, а затем потянулся к раскрытой двери. Через несколько секунд все было кончено – клочья тумана уползали в вечерние сумерки, а на полу остался лишь еле заметный след гари.

– Аминь, – хрипло проговорил Арцеулов, бросаясь к двери и закрывая засов. Степа шумно вздохнул и передернул затвор карабина.

– Господа, а кто стрелял-то? – вдруг сообразил Ростислав, удивленно оглядываясь.

– Семен Аскольдович, – невозмутимо сообщила Берг.

– Совершенно неинтеллектуальное занятие. – Богораз, брезгливо поглядев на револьвер, небрежно сунул его в карман полушубка. – Если бы этот монстр не целился в господина Косухина…

– Спасибо, Семен! – откликнулся Степа. – Выходит, выручил…

– Оставьте, господин Косухин, – скривился студент, поправляя сползавшие на нос очки. – С такого расстояния не попасть в запястье…

– Вы прекрасно стреляете, господин Богораз, – возразил полковник. – Но почему вы стреляли в руку?

Семен Аскольдович пожал плечами:

– Покойный Казим-бек пытался стрелять в сердце, насколько вы помните – безрезультатно. Я решил попробовать перебить кость. Кем бы ни был этот монстр – он не призрак, значит, кости его скелета состоят из такого же кальция, как и у нас, грешных. Впрочем, в научном отношении куда любопытнее его реакция на ваш перстень, господин Арцеулов…

– Обсудим потом, господа, – вмешался Лебедев. – Сейчас надо отсюда как-то выбраться…

– Коля, погляди, – перебил его Косухин, кивая на окно. – Только осторожно, не подставляйся…

Полковник, подойдя ближе, выглянул наружу. Через минуту он покачал головой и медленно отошел назад.

Там, где только что темнела окружавшая церковь собачья свора, теперь стояла ровная цепь бойцов в высоких суконных шлемах.

– Вот, значит, что это за собаки! – негромко проговорил Арцеулов. – Теперь понятно, кто стрелял в господина Семирадского… Эх, гранат нет!..

– Ваш перстень, Ростислав Александрович, – напомнила Берг. – Положите его у дверей.

Арцеулов тут же последовал этому совету, но затем огляделся и с сомнением покачал головой:

– Окна… Право, не знаю, господа. Остается по примеру господина Богораза сокрушать им кости…

– Странно. Они не двигаются, – заметил полковник. – Может растерялись без своего Венцлава?

– Они ждут, – возразила Берг и вздрогнула. – Вы чувствуете, господа? Что-то происходит…

Все замолчали, прислушиваясь, но в старой церкви ничего не изменилось. Лишь темнота медленно затопляла все вокруг, отчего и без того невеселая обстановка казалась еще более мрачной.

– Не боись, Наташа, – бодро ответил Степа. – Сейчас мы свечи сообразим…

Он зажег несколько уцелевших огарков. Огонь осветил темные лики икон, но маленькие островки мерцающего света лишь сгустили навалившуюся мглу. Берг нашла еще один огарок и поставила у изголовья Семирадского, рядом с уже погасшим.

– Хорошо бы продержаться до утра, – ни к кому не обращаясь, проговорил Лебедев.

– Утром могут подойти новые, как говорит господин Богораз, монстры, – возразил Арцеулов. – Да и вряд ли они доставят нам подобное удовольствие…

– Похоже, перстень господина Арцеулова все-таки их сдерживает, – с некоторым интересом заметил Богораз. – Очень, очень любопытно…

– Они хотят нас взять изнутри, – перебила Берг. – Господа, неужели вы не чувствуете?

– Да ну, Наташа! – бодро заявил Степа, подходя поближе к девушке. – Отобьемся, чердынь-калуга!

– Спасибо, Косухин, – улыбнулась Берг. – С вами я спокойна…

Арцеулов покосился на Степу, но промолчал. Он понимал, что краснопузый просто бодрится. И вдруг капитан вспомнил совет их странного знакомого Родиона Геннадьевича. Арцеулов поглядел на неподвижное тело Семирадского, еле видное при слабом свете свечного огарка и вздрогнул. Надо отделить голову от туловища. Но зачем?

Ростислав посмотрел на Лебедева, затем на застывшую рядом с телом профессора девушку, на почти незаметного в темноте Богораза. Нет, он не сможет предложить им такое! Гибель профессора и так была для них трагедией. Правда, оставался еще краснопузый…

Арцеулову совершенно не хотелось разговаривать со Степой, но он догадывался, что только Косухин может что-то понимать в происходящем. Капитан чуть поморщился и подошел к Степе. Тот удивленно оглянулся.

– Господин Косухин, давайте отойдем в сторону…

Степа подчинился. Они шагнули в темный угол и остановились рядом с холодной стеной.

– Господин Косухин, – повторил капитан. – Вы… догадываетесь, что нам грозит? Я имею в виду возможности этих… нелюдей.

– Не знаю… – неохотно ответил Степа. – Амба нам всем, видать! Их, гадов, пули не берут. И… Венцлав может мертвяков поднимать. Сам видел…

– Значит, правда… Господин Косухин, мне сказали…

Он не договорил. Внезапно по всей церкви пронесся тихий стон, шедший, казалось, из-под земли. Стены задрожали. Вначале дрожь была мелкой, почти незаметной, но вот послышался треск, заскрипел сдвинутый с места иконостас, потом раздался глухой стук – одна из икон, сорвавшись с места, упала на пол.

– Господа, к центру! – скомандовал Лебедев. – Ближе!

Они стали прямо под куполом, держась плечом к плечу. Арцеулов и Степа загородили собой Наташу. Церковь продолжала дрожать, но к стуку дерева прибавился какой-то новый звук, похожий на скрежет. Он доносился отовсюду – сверху, с боков, но более всего – из-под бревен пола. Казалось, чьи-то гигантские когти скребут из-под земли, пытаясь добраться до людей. Затем вновь послышался стук – били в стены, от чего зашатались и начали сходить с мест доски, закрывавшие окна.

– Похоже на землетрясение, – голос полковника оставался спокойным. – Господа, ваши предложения?

– Уходить надо, – бросил Арцеулов. – Лучше уж к этим псам…

– Посмотрите! – рука Берг указывала куда-то в сторону, но вначале никто даже не понял, что случилось. Арцеулов лишь заметил какое-то странное движение там, где лежало тело профессора. Он всмотрелся – полушубок, которым был накрыт Семирадский, медленно сползал в сторону.

– Боже мой! – полковник перекрестился. – Что же это?

Полушубок дернулся и упал. Тело Семирадского билось об пол, мертвые руки упали вдоль тела, закоченевшие пальцы сводила судорога.

– Куда надо стрелять? – шепнул Арцеулов, склонившись к уху Степы.

– В голову, – Косухин сглотнул. – Где мозг…

Мертвое тело продолжало биться, затем голова дернулась и начала медленно приподниматься. Берг тихо вскрикнула, но сдержалась, закрыв рот рукой. Богораз, растерянно сняв очки, протирал стекла, не очень доверяя собственным глазам. Арцеулов понял, что нужно действовать немедленно.

– Господа! Отойдите ближе к стене, – скомандовал он, доставая револьвер. – Наталья Федоровна, вам лучше отвернуться…

Мертвое тело профессора на миг застыло, затем руки со скрюченными пальцами стали медленно сгибаться в локтях. Мертвец уже не лежал, он полусидел, время от времени подаваясь вперед, словно какая-то неведомая сила поднимала его со смертного ложа.

– Что же это они делают? – прошептал полковник. – Степа, ты что-нибудь понимаешь?

Косухин не ответил. Вспомнилась страшная ночь на старом иркутском кладбище, мертвое лицо генерала Ирмана… Он поднял карабин и нерешительно поглядел на брата.

– Постойте, Косухин, – рука Берг коснулась его плеча. – Может Глеб Иннокентьевич жив?.. Ведь этого же… такого не бывает!..

– К сожалению, бывает, – ответил вместо Степы капитан, вспомнив рассказ о тибетском монастыре. – Отойдите, господа, прошу вас!

Тело профессора уже сидело, затем мертвые руки мощно уперлись в почерневшие бревна пола, и покойник начал вставать. На уже успевшем закоченеть лице что-то вздрогнуло, затрепетали посиневшие веки, медленно открылись глаза. Но это были не добродушные и всегда ироничные глаза Семирадского – взгляд был тяжел и злобен, словно кто-то другой смотрел через них на мир.

– Глеб Иннокентьевич! – растерянно произнес Богораз. – Если это вы?..

– Подойдите сюда, Семен Аскольдович! – хриплый низкий голос ничем не напоминал профессорский, но Богораз, как завороженный, замер, а затем сделал шаг вперед.

– Семен! Куда? – Косухин потянул студента за рукав, но тот с неожиданной силой вырвался и шагнул к мертвецу. Побелевшие губы Семирадского дрогнули в нечеловеческой усмешке, скрюченные пальцы потянулись вперед. Богораз медленно, как будто через силу, сделал еще шаг. Мертвец, чуть покачиваясь, наклонился, почти доставая кончиками пальцев до горла студента.

– Господин полковник! – крикнул Арцеулов. – Держите же его!

Опомнившийся Лебедев, схватив Богораза за плечи, резко дернул на себя. Скрюченные руки мертвеца рванулись, но поймали лишь пустоту. И тут Арцеулов выстрелил. Промахнуться даже в полутьме было невозможно – пуля вошла прямо в лоб покойного, страшные глаза на миг закрылись, но в следующее мгновение мертвец вновь скривил губы в ухмылке и, бросив полный ненависти взгляд на капитана, шагнул вперед. Лебедев попытался загородить дорогу, но тяжелая рука с невиданной силой ударила его в плечо, отбросив в стороны.

– Профессор! – крикнула Берг, пытаясь заслонить собой Богораза. Мертвец медленно надвигался, держа полусогнутые руки перед собой, словно ощупывая воздух. Вторая пуля вошла в висок, но покойник даже не вздрогнул.

Степа незаметно подкрался сбоку и что есть силы ударил прикладом по шее мертвеца, но рука со скрюченными пальцами с неожиданной ловкостью перехватила оружие и сильным движением чуть было не вырвала его. Степа вцепился в карабин и несколько секунд пытался удержать, чувствуя, что вот-вот холодная мертвая рука завладеет оружием. Арцеулов чертыхнулся – он не мог стрелять, опасаясь влепить пулю в голову краснопузого. Наконец Степа изловчился и резко дернул карабин, но не удержался и сам упал на пол. Мертвый профессор, тут же потеряв к нему всякий интерес, бросился вперед. Его движения изменились – они стали заметно быстрее и точнее, словно к покойнику прибывали силы.

Наташа закричала, пытаясь оттолкнуть мертвеца и одновременно прикрывая собой замершего и словно онемевшего Богораза. Еще одна пуля, выпущенная из «бульдога», вошла в затылок, но покойник лишь негромко зарычал. Огромные руки легли на плечи девушки, а затем медленно поползли к ее горлу.

Арцеулов и Лебедев растерянно стояли сзади, сжимая револьверы в руках. Стрелять они не могли – пули, не причинявшие вреда мертвецу, непременно попали бы в Наташу. Степа уже успел встать, карабин он держал по-прежнему в руках, но тоже не стрелял, лихорадочно пытаясь найти выход.

Руки мертвеца сомкнулись на горле Берг, она захрипела, пытаясь из последних сил оттолкнуть холодное закаменевшее тело. Арцеулов одним прыжком оказался рядом, схватил покойника за руку, пытаясь разжать скрюченную кисть. Впрочем, это было все равно, что сдвинуть каменную статую – мертвец даже не двинулся с места, лишь из пробитого пулей горла вновь донеслось хриплое рычание.

– Братан! – внезапно крикнул Косухин. – Коля, кинь мне нож!

Секунду-другую Лебедев непонимающе глядел на брата, затем быстро сунул руку за отворот полушубка и выхватил спрятанный там широкий нож. В тусклом свете догорающих свечей мелькнуло гладкое блестящее лезвие. Косухин ловко перехватил оружие на лету и бросился к мертвецу. Подскочив сзади, он быстро, почти не целясь, вонзил лезвие туда, где у живого бьется сердце.