Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы Валентинов Андрей

Ближе к ночи Степа стал собирать вещи. Лунин недоуменно поглядывал на приятеля и, наконец, не выдержал:

– Ты куда? Далеко собрался?

Косухин не отвечал. Скудный багаж уместился в вещевом мешке. Таблички и странный камень Арцеулов забрал еще вчера. Значит, все…

– Колька, послушай…

Лунин, похоже, начал что-то понимать, его взгляд стал тревожен:

– Степан, не дури!

– Погодь…

Косухин задумался. Другого выхода не было.

– Сейчас я уйду. Завтра сиди дома…

Он жестом остановил приятеля, пытающегося его перебить.

– Завтра сиди дома. Послезавтра утром, но не раньше, пойдешь в ВЧК. Прямо на Лубянку. Там скажешь, что я вел эти… контрреволюционные разговоры и грозился террором. Ты пытался меня задержать, но не смог, потому как больной. А сразу на меня не донес оттого, что сомневался, думал, что это все у меня от контузии. А потом набрался сознательности и заложил. Понял?

Лунин отвернулся, качнул стриженой головой.

– Нет, Степан. Отвечать будем вместе! Я что, трус? Предатель, да?

В голосе друга звенела обида. Отважный комиссар Лунин внезапно стал похож на обыкновенного растерянного мальчишку. Кольке Лунину еще не исполнилось и двадцати одного…

– Не дури, чердынь-калуга! – усмехнулся Косухин, внезапно почувствовав себя много старше своего серьезного приятеля. – Ежели оба пропадем, кто Агасфера достанет? Считай, что ты в разведке. Это, Колька, называется «отвлекающий маневр». Мы их не глупее – мы пока слабее, а значит нужна хитрость. Тебе поверить должны, пусть знают, какой ты бдительный!..

– Вроде Иуды… – негромко добавил Лунин.

– Сравнил, чердынь-калуга! – возмутился Степа. – Развел поповщину, а еще в дивизии комиссарил!.. Все! Выживу – найду. Бывай!..

Колька, не поднимая головы, кивнул. Степа на миг задержался, чувствуя, что так прощаться негоже, но ничего подходящего на ум не пришло. Он секунду постоял на пороге, повторил: «Бывай!» – и, не дождавшись ответа, вышел.

Дальнейшее он уже продумал. На ночь легко было устроиться в общежитие комсостава, тем более оно находилось поблизости от Большого, а днем стоило побродить по Столице, как следует проверившись на предмет наличия «хвоста».

Косухин шел по темным пустым улицам, стараясь не попадаться никому на глаза. Можно было спокойно размышлять. Кое-что он решил правильно – но не все…

Ростислава сомнения не мучили – слишком много было дел. Он нашел Петера Арвельта и договорился о том, что эстляндец переправит Валюженичу в Париж посылку, в которой были таблички, камень и подробное письмо. Арвельт также пообещал сообщить на ближайшую пограничную заставу у Нарвы про возможный переход через кордон двух беглецов. Арцеулов был уверен, что после визита к Бергу уходить придется не только ему.

Дальше стало труднее. Требовался пропуск в особняк. Будь это не в центре, Арцеулов предпочел бы слегка пошуметь. Черный ход можно было взломать, да и решетки не казались особо надежными. Но первый же выстрел накличет беду, поэтому следовало действовать тихо. Белого офицера вместе с любопытным красным командиром туда не пустят, значит…

Значит, оставалось найти подходящее места, где выдаются подобные пропуска!

К вечеру оно было найдено – небольшая улица на Пресне. Ее прежнего названия Ростислав не помнил, а новое, намалеванное поверх старых табличек, гласило: «ул. Первой Баррикады». Правда, от баррикад не осталось и воспоминаний, улица была тиха, двухэтажна, только два многоэтажных здания возвышались над одинаковыми серыми строениями. Оба дома понравились Арцеулову – один имел подходящий темный подъезд, а на другом красовалась надпись «Районный комитет РКП(б)». Там обязательно должен быть телефон…

Ростислав еще раз прикинул, каким образом отсюда проще добраться до центра, и вернулся в свое общежитие. Ночью он спал абсолютно спокойно, без сновидений, как спят перед трудным боем.

Арцеулов прибыл на улицу Первой Баррикады после трех, неторопливо прошелся взад-вперед и остановился у дверей райкома. Пора… Он еще раз мысленно прокрутил в голове свой нехитрый замысел, бросил беглый взгляд на отражение в оконном стекле. Фуражка со звездой, шинель с красными отворотами, револьвер на боку… Порядок!

Дежурный поднял на него равнодушные глаза. Арцеулова он не интересовал, куда важнее, что телефон стоял тут же – большой, черный, с толстым витым проводом.

– Здравствует, товарищ… – в голосе дежурного уже сквозило удивление.

– Номер ВЧК знаете? – рука Ростислава лежала на трубке. Удивление в глазах дежурного сменилось живым интересом. Он на секунду замялся, заглянул в какую-то книжку и назвал несколько цифр, добавив: «Приемная».

– Барышня! – отчеканил Арцеулов. – Дайте…

На третьей цифре он замялся, но дежурный тут же просуфлировал. Соединили немедленно.

– Приемная главного управления…

– Говорит полковой комиссар Фельдман. – Ростислав скосил глаза, заметив, что у дежурного начинает отвисать челюсть. – Нужна ваша помощь, товарищи! Надо задержать опасного преступника…

– Минутку, переключаю…

Собеседник на Лубянке отреагировал быстро. Несколько секунд в трубке царило молчание, а затем басовый мужской голос отозвался:

– Секретно-политический отдел. Говорите, товарищ Фельдман!

– Я только что встретил белого офицера. Карателя. Его по всей Сибири разыскивают…

– Фамилия?

– Арцеулов…

В трубке воцарилась тишина. Ростислав напряженно ждал. Должны клюнуть господа чекисты, должны!..

– Вы уверены? – в голосе слышались удивление и неприкрытая радость. – Ростислав Александрович Арцеулов, 1896 года рождения?..

– Не знаю я его года рождения! Капитан Арцеулов, бывший «черный гусар». Я его сразу, гада белого, узнал! Он бороду отрастил…

– Бороду?

Ростислав представил, как его невидимый собеседник внимательно вглядывается в фотографию.

– Да, бороду. И теперь у него большой шрам – на левой щеке. Но я его всю жизнь помнить буду! Он меня в Омске лично к стенке ставил…

– Где вы находитесь?

Арцеулов понял – на Лубянке клюнули.

– Улица Первой Баррикады…

Дежурный что-то зашептал, и Ростислав поспешил повторить:

– Это бывшая Дерюжная. Я в райкоме партии…

– Хорошо, сейчас пришлем сотрудников…

– Постойте! – заторопился Ростислав. – Он может уйти. Тут, на улице, есть пятиэтажный дом. Я буду у подъезда…

– Он один? – говоривший уже что-то приказывал, прикрыв мембрану ладонью.

– Один. Я бы его и сам, гада, взял!..

– Не торопитесь, товарищ Фельдман! Сейчас подъедем…

Арцеулов дал отбой и вернул трубку на место.

– Товарищ… – в глазах дежурного светился неприкрытый восторг. – Может, мобилизовать коммунистов?..

– Вы что? – Арцеулов внушительно взглянул на ретивого большевика и мрачно добавил: – Спугнете – отвечать будете!

Этого вполне хватило. Арцеулов небрежно кивнул и вышел на улицу. До облюбованного им подъезда было около сотни шагов.

Он стал так, чтобы первым увидеть гостей. Лишь бы их было не слишком много, с троими, даже четверыми он справится, но если пришлют взвод… Минуты тянулись медленно. Арцеулов еще раз припомнил дорогу от Лубянки до Пресни. Спокойно, спокойно… Подъедут, сволочи!..

Автомобиль вынырнул откуда-то из-за угла – небольшой, черный, как раз такой, как требовалось. Арцеулов расстегнул кобуру и шагнул на тротуар. Авто затормозило в двух шагах. Дверцы распахнулись, оттуда выскочили двое в кожанках – постарше и помоложе. Третий остался за рулем.

– Здравствуйте, товарищи! – рука взлетела к козырьку. Только бы не потребовали документы…

– Здравствуйте! Старший оперуполномоченный Оцуп. Он здесь?

– Да. Пятая квартира. Только тише, товарищи…

Оперуполномоченный Оцуп кивнул и вынул наган. Второй, что был помоложе, последовал его примеру. Ростислав кивнул на подъезд. Тот был всем хорош: темный, с глубоким подвалом, двери первого этажа заколочены, так что шум могут даже не услышать…

– Идите за мной!

Оцуп, похоже, хотел возразить, но Ростислав быстро пошел прямо к двери. Чекисты переглянулись и поспешили следом. Подъездная сырость дохнула застарелым смрадом. На миг Ростиславу стало весело. Эти сволочи приехали брать загнанного, переодетого офицера, чтобы тащить его в лубянские подвалы для своей кровавой потехи. Попробуйте, господа! Сейчас второй чекист закроет дверь…

Дверь глухо хлопнула, и тут же все утонуло в сером сумраке.

– Сюда! – Арцеулов шагнул на первую ступеньку. Товарищ Оцуп попытался его обогнать, поспешил вперед, на какой-то момент они поравнялись. Второй чекист отставал на какой-то шаг. Пора!

Он ударил не размахиваясь – ребром левой ладони по горлу. Оцуп захрипел. Следующий удар пришелся в солнечное сплетение, и тело начало медленно оседать на ступеньки. Второй чекист успел недоуменно поднять голову, и кулак попал прямо в открытый подбородок. Парень был крепок – сумел удержаться на ногах, но Ростислав ударил вновь, на этот раз рукояткой револьвера по виску. Все…

На секунду он замер, переводя дух и прислушиваясь. В подъезде было тихо, еле заметные в сумраке тела безвольно застыли у лестницы. Ростислав быстро забрал оружие, револьвер Оцупа сунул в карман, второй забросил в открытую дверь подвала. Теперь последнее…

Он выглянул из подъезда. Шофер спокойно сидел за баранкой и дымил папиросой.

– Товарищ, скорее! Он уйдет!..

Шофер дернулся, уронил папиросу и через секунду уже бежал к подъезду. Он успел лишь перешагнуть порог – рукоятка револьвера ударила в затылок, и еще одно тело обрушилось на цементный пол.

Арцеулов достал документы чекистов. В одном из карманов рука наткнулась на что-то странное. Наручники! Их оказалось целых две пары – еще одна была у шофера. Сами напоролись, товарищи! Подполковник защелкнул наручники на запястье старшего оперуполномоченного, приковав его к водителю. Другая рука шофера оказалась сцепленной с лодыжкой молодого оперативника. Если попытаются встать, это будет забавно…

Он вышел из подъезда и неторопливо направился к автомобилю, на ходу просматривая документы. Три удостоверения, комсомольский билет… А это что?

Бумажка называлась «Мандат». Лента на пишущей машинке была старой, но прочитать все же можно: «Податель сего… выполняет особое задание в интересах РСФСР… прошу оказывать всемерную помощь…» Фамилия Оцупа была вписана от руки, а внизу стояла размашистая подпись: «Ф. Дзержинский».

На такое Арцеулов не мог и надеяться. Птица попалась важная. Итак, Оцуп Абрам Моисеевич… Он уже взялся за дверцу, как откуда-то сзади послышался ровный перестук копыт. По улице неторопливо ехал патруль. Семеро – милиция. Как раз вовремя…

– Стой!

Первый милиционер дернул удила и хотел было поинтересоваться причиной, но Ростислав его опередил:

– Старший оперуполномоченный ВЧК Оцуп!

Удостоверение подействовало мгновенно. Патрульные замерли.

– Откуда?

– Пресненский районный отдел…

– Прекрасно! – Арцеулов еле удержался от усмешки. – Товарищи, там в подъезде – трое бандитов. Мои сотрудники преследуют остальных. Приказываю: забрать эту сволочь и доставить в отдел!

– Так точно! – старший милиционер кивнул своим людям, и они начали спешиваться.

– Имейте в виду – бандиты особо опасные, работают под видом сотрудников ВЧК…

– Ух, гады! – в глазах милиционера уже сверкал азарт.

– Поэтому… – Ростислав на секунду задумался. – В разговоры не вступать. Никуда не звонить – у них могут быть сообщники. Запереть в камеры и ждать машину с Лубянки!

– Понял! – кивнул старший. – Не волнуйтесь, товарищ Оцуп. Никуда не денутся, сволочи!

– Выполняйте!

Арцеулов козырнул и сел в машину. Милиционеры уже бежали к подъезду. Если повезет, Оцупа и его людей разыщут лишь через несколько часов, а то и через сутки. Едва ли этот служивый осмелится ослушаться приказа… Ростислав нажал на газ и тронулся с места. Теперь надо сделать пару кругов по городу – для верности, а затем ехать на Театральную площадь.

Степа стоял у подъезда Большого Театра и нервно курил только что купленные папиросы «Ира». Курево было дорогое, но Косухин решил потратиться. Когда он волновался, самокрутки свертывались какие-то несуразные, табак просыпался, а во рту ощущался привкус горелой бумаги. Степа выкурил три папиросы подряд и взглянул на часы. Без пяти минут шесть…

Прошедший день не прибавил оптимизма. В общежитии, где пришлось ночевать, только и было разговоров о посылке на новый фронт – под Тамбов, где объявилась целая кулацкая армия во главе с бывшим начальником местной милиции. Поговаривали о «волынке» на заводах Питера, которая не стихала, несмотря на решительные действия ВЧК. Косухин с трудом понимал происходящее. Выходит, в стране новая революция? Но против кого? С кем собираются бороться рабочие Красного Питера и крестьяне Тамбова?

Хватало и вовсе поганых слухов. Начались аресты комсостава. И не «бывших» – своих, прошедших всю войну. Конечно такое бывало и раньше. В девятнадцатом «разменяли» Антона Богунского, Колю Щорса и товарища Кочубея, в двадцатом – шлепнули Думенко, а теперь взяли самого товарища Миронова – командарма Второй Конной! А кто следующий? Комиссар Лунин? Или он сам, излишне строптивый Степка Косухин?

Недокуренная папироса упала в лужу. Во рту стало горько, и не одни папиросы были тому причиной. Влип ты, Косухин, чердынь-калуга! Всюду клин – даже не будь Шекар-Гомпа. Когда в 17-м их звали на штурм мирового капитала, никто не думал, что через четыре года молодые командиры РККА станут опасны. Интересно, для кого? Для дела революции? Или для товарища Агасфера, будь он трижды неладен!

Ровно шесть… Косухин оглянулся – Ростислава не было. Степа вздохнул, хотел достать четвертую папиросу, и тут, совсем рядом, мягко затормозило черное авто. Косухин замер, сообразив, кто ездит на таких автомобилях. Да и номер был приметным – не спутаешь…

– Садитесь, господин полковник!

Белый гад Славка Арцеулов распахнул дверцу, подмигнул:

– Нравится?

Косухин хотел было пуститься в расспросы, но решил, что место явно неподходящее. Он плюхнулся на переднее сиденье и взглянул на беляка. Ростислав был в хорошем настроении, даже весел – не иначе сотворил шкоду делу революции.

Авто миновало Театральную площадь и выехало к Манежу. Тут только Степа опомнился:

– Ростислав, ты… Откуда машина? Это же с Лубянки!

– Так точно, – Арцеулов оскалился и вновь подмигнул. – Одолжил на время. Держите!..

Он сунул Степе небольшую книжечку – удостоверение агента второго разряда главного управления ВЧК.

– Запомните фамилию… На всякий случай – я Оцуп Абрам Моисеевич, старший уполномоченный. Вы…

– Балаев Иван Иванович… Славка, ты что?

– Нервы, господин красный командир? – Арцеулов уже не улыбался. – По-моему, очень удобно. Я проверял – пропускают всюду, даже бензин залили бесплатно… Вещи собрали?

– Какие вещи, чердынь-калуга? – Степа наконец-таки рассердился. – Ты что это, белый гад, сообразил? Да ты же контра!

– По-моему, я этого никогда не отрицал. Все! Эмоции – потом. Вещи собрали?

– Да какие вещи! – злость сменилась растерянностью. – Все со мною. Только рисунки у Кольки оставил. На память…

– Ингвара рисунки?

– Ага… – Косухин вздохнул: рисунков было жаль. – Я это… Велел Кольке завтра на Лубянку пойти и меня заложить. А то пропадет парень…

Арцеулов кивнул:

– Верно. Если уцелеем – уйдем через эстонскую границу. Я договорился…

Степа промолчал. Насчет дальнейшего у него имелся свой план.

– Хорошо. Слушайте, Степан… Сейчас мы подъедем на Арбат…

Арцеулов излагал свой план четко и ясно, словно отдавал приказ перед атакой. Слушая, Косухин желчно позавидовал беляку – сам бы он едва ли до такого додумался. Хотя почему бы и нет? И получше придумал, если б не занимался интеллигентским самокопанием. Ишь, сомнения замучили, словно гимназистку!

– Повторять не надо?

Арцеулов искоса взглянул на хмурого Степу. Тот покачал головой:

– Не маленький. Авто где взял и документы?

Ростислав довольно усмехнулся и в нескольких словах описал случившееся.

– Шлепнут тебя, беляк! – рассудил Степа. – И меня разом с тобой!..

– Да ну? – удивился Арцеулов. – А я думал, что нам с вами от большевиков пенсия положена. Степан, у вас что, память в Шекар-Гомпе током отшибло?

– Не отшибло… – буркнул Косухин, отворачиваясь от самоуверенного беляка.

Авто миновало Манежную площадь и не спеша свернуло направо, в сторону Собачьей Площадки. Степа задумался и, наконец, выпалил:

– Я против трудового народа не пойду!

Белый гад негромко рассмеялся.

– Знаете, Степан, я тоже. К трудовому народу претензий не имею…

Косухин замолчал, чувствуя, что беляка не переспоришь. Впрочем, время для выяснения отношений кончилось. Автомобиль въехал на Собачью Площадку. Возле музыкального училища Ростислав затормозил.

– Садитесь за баранку. Я теперь – господин чекистский генерал, мне не положено. Где газ, показать?

Косухин даже задохнулся от возмущения:

– Да ты!.. Я «Муромец» водил!

Арцеулов закашлялся, и Степе стало стыдно. Кажется, он разучился понимать элементарные шутки.

– Не спешите, – негромко говорил Ростислав, пока Степа выруливал на нужную улицу. – Такие машины не спешат… Без моей команды из авто не выходить. В любом случае – не стреляйте…

– Да помню…

– Вот он!

Ростислав кивнул налево. Косухин и сам заметил особняк – и двоих в штатском, стоявших на тротуаре.

Арцеулов едва успел открыть дверцу, как охранники оказались рядом. Руки были наготове – в карманах. Степе стало не по себе: мало ли какой приказ имеют чекисты!

– Старшего! – повелительно бросил Ростислав. Удивленные оперативники застыли.

– Я, – вымолвил, наконец, один. – Агент первого разряда Гусев…

Арцеулов ткнул ему под нос удостоверение. Это был решающий момент – чекисты могли знать Оцупа в лицо…

– Слушаю вас, товарищ старший оперуполномоченный!

Степа облегченно перевел дух. Ростислав же, казалось, и не сомневался в успехе:

– В доме трое?

– Наших? Так точно – трое, товарищ старший…

– Не при старом режиме! – Арцеулов легко махнул рукой. – Бросьте чины! Отвечайте коротко: объекты там?

Косухин вздохнул. Интересно, где Ростислав нахватался таких словечек? «Объекты»! Ему бы в жизнь такое не придумать!..

– Так точно. Француз недавно вернулся. Главный, как обычно, не выходил…

Арцеулов сделал суровое лицо:

– Всех наших – сюда. Без шума!

– Есть!

Один из чекистов метнулся к двери и позвонил. Ростислав быстро оглянулся – Степа уже вошел в роль, на лице у него была написана высшая деловая сосредоточенность. Через минуту на тротуаре стояли пятеро – двое «наружников» и трое из внутренней охраны, даже не успевших надеть пальто.

– Ознакомьтесь! – Арцеулов достал мандат. Агент первого разряда Гусев осторожно взял бумагу и прочитал вслух. Чекисты переглянулись.

– У меня приказ, – Ростислав, неторопливо спрятав мандат, выждал для солидности секунду-другую. – Приказ секретный. Ваша задача – ничего не спрашивать и выполнять все мои распоряжения…

Возражений не последовало. Мандат с подписью Дзержинского делал свое дело.

– Ставлю задачу: двое остаются у дверей, трое оцепляют дом со стороны сада. Никого не подпускать. Подчеркиваю – никого! Стрелять после первого же предупреждения!

Чекисты вновь переглянулись. Гусев кивнул:

– Так точно. Только… Может, вам помощь нужна?

– Не понял? – тон Арцеулова стал настолько сух, что агент первого разряда тут же стал по стойке «смирно». – И еще… Что бы не происходило в доме – не реагировать. Вопросы?

Вопросов не было. Арцеулов взглянул на замеченный им еще вчера телефонный провод:

– Городской?

– Так точно. Обычный городской. Обещали провести спецсвязь…

– Провода разъединить. Товарищ Балаев! Сюда!

Степа, сообразив, что Балаев – это он, выскочил из машины. Один из чекистов дернул телефонный провод и показал Арцеулову обрывок. Ростислав удовлетворенно кивнул. Теперь обитатели особняка не смогут позвать на помощь…

– Товарищ Балаев! Приготовьте оружие!

Степа вынул револьвер и привычно провернул барабан. Ростислав указал на дверь. Старший агент Гусев достал ключ, и через секунду вход был открыт.

– Никого не пускайте! – повторил приказ Арцеулов. – Придет смена – передайте им все распоряжения.

– Так точно! – вновь повторил чекист и не выдержал: – Правильно, товарищ старший оперуполномоченный! Эти буржуи проклятые у нас уже поперек горла! Трескают апельсины, сволочи, а наши дети и сахара не видят…

Ростислав взглянул на чекиста и внезапно для самого себя зло бросил:

– Ничего, подавятся!

Косухин замер у двери, держа оружие наготове. Ростислав остановил его движением руки и быстро заглянул внутрь:

– Я пошел…

Внутри неярко горела лампа. Небольшая прихожая была заставлена нераспакованными ящиками, дальше начиналась лестница, ведущая на второй этаж, влево и вправо уходили темные коридоры. Арцеулов вошел и махнул рукой. Степа тут же оказался рядом.

– Засов!

Косухин быстро задвинул тяжелую щеколду.

– Ну, вот, товарищ Балаев! – усмехнулся Ростислав. – В особняк я вас доставил. Что будем делать дальше?

Степа ответил не сразу. Почему-то казалось, что их встретят выстрелами в упор. Но вокруг была тишина, словно дом вымер…

– Жаль, что вас знают в лицо, Степан. С такими документами их легко прижать к стенке. Может, я сам поговорю?

– Да ты чего? – не согласился Косухин. – Шлепнут за милую душу! Они ж…

Он не договорил. Послышались негромкие, медленные шаги. Кто-то шел слева, из коридора. Степа дернул руку с револьвером. Шаги приближались, из темноты проступило светлое пятно…

– Говорить буду я, – шепнул Ростислав. – Отойдите в тень…

Кто-то высокий, в черном вечернем костюме с белой крахмальной манишкой подошел к лестнице. Лицо тонуло во тьме – человек держал лампу так, чтобы видеть гостей, не особо показываясь самому.

– Вы ко мне, господа?

Степа узнал голос Берга…

Арцеулов не спешил отвечать, ожидая когда хозяин дома подойдет поближе. Тот также не торопился. Наконец, поставил лампу на один из ящиков и неторопливо шагнул вперед:

– Добрый вечер! С господином Косухиным я уже знаком. Могу я узнать ваше имя, сударь?