Диянка – рыцарский пес Хаецкая Елена

Мимо этого старика я каждое утро хожу на работу – и каждый день возвращаюсь с работы. И всякий раз у меня на несколько минут портится настроение, когда я вижу его.

Мне восемнадцать лет. Я продаю цветы в большом цветочном павильоне. Наш павильон раза в полтора больше, чем пивные ларьки, рядом с которыми расположен. Почти магазин. Торговля у нас идет плохо. К тому же, мне не нравится продавать: вся эта возня с деньгами, вечно нет сдачи, а ко мне постоянно лезут нетрезвые граждане – разменять сотню. Потому что в пивных ларьках тоже иногда не бывает сдачи. И все тобой недовольны. Почему нет роз? Почему только желтые? Почему по сорок рублей?

Больше всего я не люблю скупых влюбленных. Их подруги чувствуют себя ужасно глупо, тянут за рукав и неприятным голосом повторяют: «Ну пойдем… Ну хватит…» – а те выбирают и выбирают подешевле и в конце концов отделываются вялой розочкой или гвоздикой из тех, что только к гранитным обелискам возлагать.

В общем, ужас.

Выпадают спокойные дни, когда вообще никто не приходит. Можно посидеть и почитать. Но от чтения я тоже устаю…

А тут еще этот дед. Один его вид вызывает у меня страдание, и я начинаю думать, что все бессмысленно.

Я сижу среди цветов, холодных и прекрасных, в искусственном, несуществующем саду, точно посреди средневекового гобелена, и читаю рыцарские романы, и старинные, и современные. То есть – ну да, ну да, признаюсь! – я читаю фэнтези. Самые заурядные. Мне любая фэнтези нравится. Сама атмосфера, понимаете? То, что там описано. «Картинка». Несуществующие замки с витыми башнями, роскошные красавицы в удивительной одежде, мускулистые воины, маги со сложной душой и непонятной мотивацией. Я люблю читать про путешествия по жарким пустыням, где кишат демоны. Про пещеры с кристаллами в стенах, с подземными озерами и чудищами. Про все такое. Наверное, это низкопробное чтиво. Я даже спорить не буду. Я просто это люблю.

Мама говорит, что я пытаюсь убежать от реальности. А почему, собственно, я должна жить в этой реальности? Достаточно выйти за порог моего павильона (хоть бы туда никто не входил! никогда!) – и реальность налицо, в максимальном воплощении. Лично мне среди этого жить не хочется. Я предпочитаю принцесс, магов и отважных файтеров. На худой конец – эльфов.

Самый мой любимый роман – даже не «Властелин Колец», а «Смерть Артура» Томаса Мэлори. Когда мне задали провокационный вопрос – какую книгу я предпочла бы иметь на необитаемом острове – я назвала «Смерть Артура». Не задумываясь. Только потом сообразила, что правильнее было бы ответить – Библию. Но слово не воробей.

Мне невыразимо хорошо в обществе моих рыцарей. Они выглядывают из-за вьющихся стеблей растений, они превращаются в крохотных, как мотыльки, воинов и прячутся в цветках, они – в камышах на берегу несуществующей реки или под водой, к великой скорби Владычицы Озера. В мечтах я вижу себя юной дамой с длинным извилистым телом и распущенными волосами. (В жизни я совсем другая, но это не имеет сейчас значения).

И вот, проведя несколько часов в этом изысканном обществе, да еще среди цветов, я выхожу – и первым делом спотыкаюсь об опорки деда Сашки. Так его зовут. Я совершенно этим не интересовалась, но не услышать, как к нему обращаются соседи-продавцы – невозможно. Дед Сашка.

Для меня навсегда останется загадкой – почему такие, как он, мочатся под себя. Положим, человек – бездомный. Такое может случиться, наверное, с любым – надо только, чтобы карта легла совсем неудачно. Положим, одет человек в лохмотья, и мыться ему негде. Но просто отойти в сторонку, хотя бы в кусты или за помойку – это-то можно?

Но – нет. Буду уж совсем, как свинья, валяться. Должно быть, в этом они находят некоторое утешение.

Еще меня выводит из себя его борода. Желтоватая. Мне даже страшно представить себе, какова она на ощупь. Однажды я подумала о том, что когда-то дед Сашка был ребенком, и меня чуть не стошнило.

Когда я вижу деда Сашку, все мои рыцари бледнеют и обесцениваются. Они перестают иметь смысл, если в мире существуют грязные бомжи. И я оказываюсь наедине с той самой «реальностью», которую почему-то не должна отвергать.

У меня в Александровском парке есть любимое дерево. Оно совсем засохло, скоро его срубят. Мимолетное очарование вещей. Мне дорога каждая его причудливая ветвь. Рядом с неприлично живой, яркой зеленью других деревьев эти сухие изгибы выглядят особенно изысканно.

Есть такой образ Богородицы – «Божья Матерь Сухого Древа». Она привиделась одному святому человеку. (Я думаю, он был рыцарем…) Крохотная, как царица эльфов, она стояла посреди сухого древа, на ветвях, и вокруг нее летало сияние. Это так же красиво, как крест на лбу оленя, среди рогов.

Мне думается, что то сухое дерево в Александровском парке имеет какое-то отношение к Божьей Матери Сухого Древа. Может быть, отражение этого Древа в нашем мире. Его тень, напоминание о нем. Я часто подхожу к нему, задираю голову и пытаюсь догадаться, на какой ветви может явиться крохотная Богородица. Где запляшут золотистые огоньки, очерчивая овальное «яйцо», скорлупу, где поместится ее хрупкий образ?

Вот бы она явилась и забрала к себе деда Сашку! И ему будет лучше, и мне.

Я жаждала этого с огромной силой, и иногда даже убеждала себя в том, что вижу изящную эльфийскую фигурку – вон там, где ветки похожи на оленьи рога…

Но ничего подобного, естественно, не происходило. Я по-прежнему работала в своей цветочной тюрьме старшим надзирателем, дед Сашка по-прежнему сидел на ступенях, орал и вонял, а сухое дерево оставалось сухим и необитаемым.

Потом произошла одна перемена. Как-то раз, отправляясь на работу, я обнаружила, что дед Сашка завел себе собаку. Это был совершенно крохотный щенок, желтоватенький, с очаровательным хвостиком и расползающимися лапами. Бог знает, где старик добыл это существо. Здесь в округе полно бездомных собак, время от времени у них рождаются щенки. Некоторые со временем расходятся по благодатным помойкам, другие оседают на руках местных жителей – сердобольных собачников в округе много.

Странно, конечно, что дед Сашка оказался из их числа.

Должно быть, пес понадобился ему для того, чтобы ловчее выпрашивать милостыню, подумала я.

Но – ничего подобного. Как только у деда Сашки завелась Диянка, он вообще перестал интересоваться своим непосредственным ремеслом. Диянка заняла все его мысли. С поразительным равнодушием он бросал свою «чашку» для сбора подачек (это была грязная полиэтиленовая крышка от банки), вместе с монетами, и отправлялся выгуливать Диянку.

Вот это номер! Я не поверила собственным глазам! Человек, которому лень было встать для той же цели, теперь бродил по парку с мотающейся на веревке собачонкой. Диянка жмурилась, когда он с сильным нажимом на спинку гладил ее своими корявыми лапами.

Он таскал ее на руках, учил «сидеть» и «давать лапу», и она приходила в неописуемый восторг, когда вдруг соображала, чего от нее добиваются.

Я наблюдала за ними украдкой. Дед Сашка не перестал быть грязным, как сама помойка, а Диянка не делалась ни более породистой, ни более изящной; однако вместе эти двое являли некий абсолютно цельный образ: они были полностью замкнуты друг на друге.

Так самозабвенно, как Диянка любила своего хозяина, не способно больше любить ни одно существо. Она прозревала в нем какие-то таинственные красоты, скрытые от нас.

Дед Сашка старался быть достойным этой всеобъемлющей любви. Это сделалось очевидным, когда он где-то постирал свою одежду.

А потом я обнаружила у него в руках книгу. Это была «Кинология», изданная в конце шестидесятых, с классическим Мухтаром на синей, обтрепанной обложке. Несомненно, старик откопал ее на какой-нибудь свалке. Там часто встречаются книжки.

Диянка заинтересованно нюхала корешок, засматривала деду в глаза и на всякий случай изо всех сил виляла хвостом.

В этот день я впервые поздоровалась с дедом и дала ему десять рублей. И до сих пор не жалею, хотя десятка была нужна мне самой и из-за приступа внезапной щедрости я лишила себя банки колы, которой обычно утешаюсь, перечитывая в тысячный раз историю рыцарей-братьев Балина и Балана или какое-нибудь из сказаний о Копье.

По выходным, когда получается, я бросаю все и встречаюсь с друзьями. Еще одно бегство от реальности. Нас иногда называют «ролевиками», но это не вполне соответствует действительности: моя компания почти не участвует в ролевых играх. Мы предпочитаем проводить маленькие турниры и этим ограничиваемся.

Нормальный ролевик (если, конечно, бывают таковые) способен сегодня играть короля Артура, завтра – капитана гоблинской гвардии, а в последний четверг августа – Риббентропа в игре по Второй мировой войне. У нас так не получается. Наше маленькой рыцарское сообщество не переключается с темы на тему. Каждый носит только одно имя, которое считает своим. Меня, например, зовут Лионесса. Для тех, кто понимает, это имя говорит обо многом. Я не мыслю себя в иной роли. Просто не смогу быть никем иным, только Лионессой. То же самое – любой из наших. Они – рыцари Круглого Стола, и все.

Мы встречаемся на платформе «Удельная» и выезжаем куда-нибудь в безлюдное место, в лес, где разбиваем шатры и проводим время в рыцарских забавах. Дамы угощают благородных рыцарей вином, фруктами или чем-нибудь более существенным, вроде сладких булочек. Наши рыцари тренируются на мечах и копьях. У нас пока нет лошадей, но, думаю, когда-нибудь, если все пойдет как шло прежде, появятся и лошади. У реконструкторов же есть настоящая конница!

А мы все-таки не реконструкторы. Мы не воспроизводим рыцарский доспех XV века до мельчайших подробностей, не куем в настоящих кузницах «аутентичные» мечи и не шьем костюмов, которые дали бы сто очков вперед любой театральной костюмерной. Мы пытаемся воссоздавать дух волшебной сказки. Мы попросту живем в ней. Как Дон Кихот, только с меньшими потерями. Наверное, мы не такие максималисты, как он, но во всем остальном вполне подобны рыцарю Печального Образа.

Фактически я живу от одного выезда на природу до другого, а зимой жизнь моя совершенно замирает. И я знаю, что у многих так.

Из наших мне ближе всех сэр Тор. Я не знаю его паспортного имени. О таких вещах спрашивать не принято. Если человек не сказал с самого начала: «Меня зовут Миша, а по-другому – сэр Ламорак», стало быть, не считает нужным представляться как-то иначе.

Сэр Тор высокий, худой, у него очень красивое, немного странное лицо. Он бледный, с темно-русыми волосами. Глаза у него такие, как будто он целыми ночами просиживает за компьютером. Наверное, работает где-то программистом, не знаю.

Я знаю о нем только одно: он рыцарь, его имя «сэр Тор». Он, как и я, больше всех грустит о том невозможном мире артуровских легенд, где мы никогда не сможем побывать по-настоящему. Иногда он рассказывает о Томасе Мэлори – так, словно когда-то знал его и был с ним дружен. Мы все, конечно, любим сэра Томаса Мэлори, автора нашей любимой книги, но так, как Тор, о нем не умеет говорить никто. Он придумывает всякие подробности о жизни сэра Томаса, совершенно живые, достоверные.

Я иногда записываю, вернувшись домой, рассказы сэра Тора. Жаль, что он не хочет написать книгу. У него бы получилось. Это была бы та самая книга, которую я читала бы и перечитывала в своем цветочном плену.

Я не влюблена в сэра Тора. Лионесса вообще не влюблена, ее жизнь – в служении: другим дамам, влюбленным парам, раненым рыцарям. Ее имя означает «маленькая львица». Или – «младшая львица». То есть, подчиненное существо. Я не возражаю. Мне просто хорошо оттого, что я нахожусь рядом с этими людьми.

В тот день я рассказала в шатре про деда Сашку и Диянку. Мы говорили об истинной любви, и многие приводили различные примеры, кто-то из романов, кто-то из собственной жизни. Я всегда удивлялась тому, что примеры из «жизни» оказываются намного более бедными и куда менее выразительными, нежели истории из книг. Особенно – Мэлори и Кретьена де Труа. Но тут что-то на меня нашло, и когда наступила моя очередь говорить, я неожиданно для самой себя принялась рассказывать.

– Моя история будет не похожа на все те, что звучали до сих пор, – заговорила я. – Потому что она будет повествовать о любви между человеком и его собакой. Я видела совершенную любовь в глазах маленькой псины, и человек, на которого она смотрела, преображался – он становился все более прекрасным…

Конечно, я крепко приврала. В моем изложении дед Сашка из неопрятного бомжа-пьяницы превратился в несчастного юного наркомана, сломленного своей пагубной страстью. Но основная канва сюжета осталась неизменной. Любовь исцеляет. По-настоящему.

– Я никогда не поверю в то, что у собак нет бессмертной души, – заключила я. – Потому что такую любовь может вмещать только по-настоящему бессмертная душа… Не всякий человек такой обладает.

И тут вступил в разговор сэр Тор. Я была благодарна ему, потому что чувствовала себя неловко: я была слишком патетична даже для нашего рыцарского шатра.

– Вопрос о бессмертии души животных, – задумчиво проговорил он, – никак не определен Священным Писанием, однако занимал он умы еще святых отцов древности. Существует так называемый «консенсус патрум» – «согласие отцов». Это довольно любопытная тема, и я благодарен даме Лионессе, – тут он поклонился в мою сторону, однако не глядя в мои глаза, – за то, что она затронула ее. Видите ли, господа, я – охотник, как и положено знатному рыцарю, и весьма бывал привязан и к своим лошадям, и к собакам… Да и среди оленей, как ни странно это прозвучит, встречались мне достойные соперники. А лисы! Великолепный партнер в охоте! Не говоря уж о кабанах… Словом, я жил не только в мире благородных людей, но и в мире благородных животных, и мне было искренне жаль, что после смерти я не встречу многих из прежних моих друзей. Что это будет за рай, думал я, если в этом раю не посмотрит мне в глаза любимая собака, если конь не подтолкнет меня мордой и не фыркнет в ухо, если лисица не махнет рыжим хвостом у меня перед носом, если олень не качнет великолепными рогами в чаще леса?

Все молчали. Сэр Тор закурил трубку. У нас многие благородные рыцари курят трубки, а те дамы, которые тоже балуются курением, довольствуются нюхательным табаком и очень смешно, отрывисто чихают – точно стреляют из пистолетиков.

Я сидела тихо-тихо, боясь пошевелиться, потому что сэр Тор говорил о вещах для меня совершенно новых. Украдкой я любовалась им. У него очень интересный профиль, длинный нос, длинный подбородок, и у меня совершенно замирает сердце от его привычки покусывать нижнюю губу, совершенно как это делают девочки-отличницы, попавшие в затруднительное положение у доски на математике.

Вообще девчонские манеры у сильных, мужественных молодых людей вызывают у меня настоящий трепет. У меня даже кончики пальцев начинают неметь. В определенном отношении я совершенно обожаю сэра Тора.

Сэр Тор сказал:

– Считается, что для рая, для вечности сохранятся и тело человека, и все доброе, что было в нем, в его личности. Если какое-то живое существо стало неотъемлемой частью личности этого человека, то Господь может, преобразовав сие живое существо, воскресить вместе с человеком и его животное… Кстати, это имеет косвенное доказательство в греческой иконописи (он так и сказал «греческой», хотя имел в виду, конечно, русскую: для сэра Тора все, что не от Римской Церкви, – «греческое»). Например, святого Евстафия рисуют с оленем, святого Георгия – на коне, святого Трифона– с соколом, святого Германа – с медведем… А отсюда могут быть различные и далеко идущие выводы.

– Например? – спросила я, потому что он опять замолчал.

И тут он повернул голову и посмотрел прямо мне в глаза, так что у меня даже сердце упало, такой это был добрый, глубокий взгляд.

– Например, – медленно произнес он, – я полагаю, что некоторые животные догадываются об этом. Особенно много знают собаки и лошади. Они из кожи вон лезут, чтобы найти себе хозяина. Именно потому, что желают обрести бессмертие. Существуют собаки-маргиналы, собаки, которые настолько презирают людей и Бога, что не жаждут никакого бессмертия. Они подобны людям-атеистам. Они сильно заражены грехом. Они предпочитают обитать на помойках, потому что бросают вызов человеку и Небу. Но настоящие, правильные собаки стремятся обрести хозяина и стать частью его бессмертной души.

Эта мысль поразила меня. Другие тоже помалкивали, но я не думаю, что кто-нибудь из собравшихся был так потрясен, как я. Дама Гвиневера попыталась перевести разговор на другую тему. Ее интересовала проблема – как можно одновременно любить сразу двоих мужчин. Возможно ли такое? Мы обсуждаем это на каждом из наших собраний. Почти все считают, что Гвиневера заблуждается насчет своих чувств, что любила она только Ланселота, а Артура – уважала; они же любили ее оба.

Обычно я люблю слушать рассуждения на эту тему, но сегодня меня увлекла мысль сэра Тора. Поэтому я сказала:

– Но обрести хозяина для собаки – только полдела. Нужно еще найти такого хозяина, который попал бы в рай!

– Именно, – кивнул сэр Тор. – Поэтому нередки случаи положительного влияния собаки на хозяина. Пес может позаботиться о том, чтобы человек перестал пить. Или, как в том случае, который вы рассказывали, – бросил наркотики.

Я покраснела, потому что успела забыть о собственной выдумке – насчет юного наркомана. Сэр Тор заметил это и чуть склонил голову набок, показывая свое удивление. Я опустила глаза и ничего не сказала.

Вечером в электричке я сидела рядом с сэром Тором, и он рассказывал мне, как ехал с карликом и нашел шатер, где спала дама и рядом с нею – белая сука. «Я взял собаку и вынес ее из шатра», – говорил он негромко. Это была история, описанная у сэра Томаса Мэлори, о том, как сэр Тор преследовал даму с белой сукой, поскольку поклялся вернуть суку другой даме: долгая, кровавая история. И, как всегда, сэр Тор рассказывал ее очень просто, с множеством подробностей, которые, кажется, невозможно придумать. Например, он сказал, что у той суки был дефект: очень маленькие нижние резцы, а на правой задней лапе – шесть пальцев. Шестой, похожий на бородавочку, размещался выше прочих, на сгибе – будь речь о человеке, можно было бы сказать «на локте». Это говорило об испорченности породы. Но в любом случае то была настоящая рыцарская собака, она умела ездить при рыцарском седле, прыгала на скаку с коня и отважно гналась за лисой.

Я была под таким сильным впечатлением от всего происходящего, что не спала полночи, и наутро шла на работу в очень странном настроении. Все вокруг было какое-то очень резко очерченное, как будто нарочно облитое солнцем, сбежавшим откуда-нибудь из картин Сальвадора Дали. И звуки были соответственные.

Дед Сашка с Диянкой по обыкновению бродил поблизости. Диянка то и дело подбегала к нему и задирала острую мордочку, вопросительно засматривая в глаза хозяину. Он что-то бормотал и покачивал бородой. Борода больше не была желтой, как я заметила. Или мне это только показалось?

– Здравствуйте, милая Лионесса, – прозвучал голос неожиданно.

Я повернулась, едва устояв на ногах, и меня услужливо подхватили руки сэра Тора.

– Здравствуйте, сэр Тор… Что вы делаете в наших краях?

Я знала, что он живет где-то совсем на другом конце города. Во всяком случае, так он говорил.

Он молча улыбнулся. Я сообразила, что мой вопрос прозвучал невежливо, и опустила голову. Он протянул руку и взял меня за подбородок. Никто никогда еще не поступал со мной подобным образом. Он держался так, словно я была ребенком, а он – важным господином. И не только в возрасте дело, но и в социальном положении.

Лионесса ведь – практически простая служанка.

– Что тебя удивляет, дитя мое? – ласково спросил он.

Я чуть шевельнулась, попыталась пожать плечами.

– Вы никогда сюда не приезжали, сэр Тор, – сказала я, мысленно проклиная себя за то, что поддалась на чужую игру. Какое он имеет право обращаться со мной покровительственно? Я – такая же, как он, и старше он меня самое большее – года на три. Ну, на пять.

– Покажи, где ты работаешь, – приказал он.

Я пошла к своему магазинчику. Моя сменщица, ошалев от бессонной ночи, встретила меня крайне нелюбезно. Ледяное молчание сэра Тора не производило ни малейшего впечатления на эту женщину. Она высказала мне все, что хотела, и после этого удалилась. Хотя я даже не опоздала. Но тут уж ничего не поделаешь – хоть в пять утра приди, ей все будет поздно.

– Неприятная особа, – молвил сэр Тор.

Он вошел в магазинчик, осмотрелся.

– Подходящее место для молодой девушки, – одобрил он.

Я вспыхнула.

– По-вашему, мое истинное призвание – торговать цветами? Как Элиза Дулиттл? «Купите фиялки»?

Он приподнял одну бровь и углы его рта задрожали от смеха. Я готова была расцарапать его щеки и в то же самое время хотела бы, чтобы он меня поцеловал.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Что ты, Лионесса, – сказал он. – Ну, что ты, в самом деле, дитя мое. Я не это имел в виду. Такой цветок, как ты, должен расти в цветнике… Только это. Ничего иного. Ты любишь меня?

Он задал свой вопрос так неожиданно, что я не успела придумать никакого ответа, кроме правдивого, и выпалила:

– Да, сэр Тор. Я люблю вас.

– Я так и думал, – сказал он удовлетворенно.

Еще раз огляделся по сторонам. Хозяйским глазом, честное слово! Затем взял орхидею и принялся рассматривать ее так, словно никогда в жизни ничего подобного не видел.

– Какой странный цветок, – молвил он наконец. – Злой.

– Он похож на королеву Гвиневеру, – сказала я.

Сэр Тор засмеялся.

– Ты права, Лионесса!

У меня стало совсем тепло на душе. Я села, а он присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои.

– Лионесса, – заговорил сэр Тор, – ты не могла бы показать мне того человека с собакой, о которых рассказывала вчера?

Я замолчала. Тепло из моей души испарилось, и слезы потекли из моих глаз.

– Что с тобой? – Он осторожно провел рукой по моему лицу. – Почему ты плачешь, дитя?

– Потому что вы пришли сюда не ради меня, – выпалила я. – Я – никто. Просто Лионесса. Практически – не дама. Вам нужен человек с собакой!

– Ты – мой единственный настоящий друг в этом мире, – сказал сэр Тор очень серьезно и даже торжественно. – Разумеется, я пришел к тебе. Никто другой просто не понял бы. Только ты.

– Но вы не любите меня! – сказала я.

– Здесь ты ошибаешься, – возразил он. – Я всей душой люблю тебя и готов отдать за тебя жизнь. Но мне нужна твоя помощь. Покажи мне эту собаку, Лионесса!

Я пошевелилась и, наклонившись к нему совсем близко, посмотрела прямо ему в глаза.

– Я покажу вам все, что вы захотите, сэр Тор, при одном условии: вы объясните мне, для чего вам это нужно!

– Объясню, – сказал он тотчас. – Дело в том, что я… как бы это выразиться яснее… Я – настоящий сэр Тор.

– А я на самом деле Лионесса, – сказала я. – Что тут удивительного!

– Нет, ты не понимаешь. – Он поморщился чуть болезненно. – Настоящий. Я знал сэра Томаса Мэлори. И ту даму с белой сукой. И сэра Бедивера, и сэра Пелинора, и твоих любимых Балина и Балана, над чьей историей ты всегда плачешь…

И вдруг я поверила ему. Целиком и полностью, всеми печенками. Он не был ненормальным, этот сэр Тор. Если уж на то пошло, то из всей нашей компании он был самым нормальным.

Я нагнулась к нему еще ниже, спрятала лицо в его ладонях, а он водил носом по моим волосам и, бормоча, рассказывал:

– Когда я гнался за этой белой сукой, лес обступал меня, то теснее, то слабее, и вдруг все скрылось в тумане… Я до сих пор гоняюсь за этой белой сукой, Лионесса! Я не могу вернуться назад, пока не найду ее…

– Но Диянка никак не может оказаться той самой собакой, – сказала я, с трудом переводя дыхание. – Она совсем еще маленький щенок.

– Может быть, она – отпрыск той, – сэр Тор чуть покачивал головой, его дыхание согревало мой затылок. – Может быть, твоя Диянка – порождение ее потомков… Я бы узнал, если бы увидел…

Я вдруг подумала о том, что будет, если сэр Тор отберет собаку у деда Сашки, и высвободилась из его объятий.

– А как же дед Сашка? – спросила я. – Он пропадет! Диянка нужна ему!

– Какой еще дед Сашка? – нахмурился он.

Со стыдом я рассказала правду: не существовало никакого юного наркомана. Был старый пьяница, бомж, дед Сашка. Вот как обстояло дело.

Сэр Тор долго молчал. Затем спросил:

– Скажи, Лионесса, согласилась бы ты уйти со мной туда, откуда я родом?

Сперва я хотела закричать: «Не раздумывая!», но потом подумала о маме, о каком-нибудь парне, которого скоро повстречаю (и который не будет называть меня «дитя мое» и брать за подбородок), и еще о толстых детях с ножками как тюльпаны и щечками как розовые розочки, которые у меня родятся, – словом, обо всех здешних радостях, и сказала очень тихо:

– Нет, сэр Тор. Я бы предпочла остаться здесь.

– Я не смогу жить здесь, с тобой, – предупредил он.

– Это будет еще одна история о несбывшейся любви, – слабо улыбнулась я. – Ничего страшного в таких историях нет.

Он пожал плечами. Я видела, что он обижен, но ничего не могла с этим поделать.

– Сэр Тор, – сказала я, – если вы действительно тот, за кого себя выдаете…

Он метнул на меня яростный взгляд.

Я поскорее заключила:

– Возьмите с собой лучше деда Сашку! Он будет верно служить вам. Он будет дрессировать ваших собак. У него есть книга «Кинология», и я собственными глазами видела, как он ее читает. Ради собаки этот человек будет готов на многое. И вообще… у него же нет своего дома!

Он молча вскочил, схватил меня за руку и потащил из павильона. Дед Сашка бродил возле сухого дерева, Диянка пыталась лаять на ворону, но получалось у нее пока что не слишком выразительно. Сэр Тор остановился возле старика. Диянка заметила сэра Тора и потянула веревку: она желала обнюхать нового человека в своем окружении. Дед Сашка шагнул следом за собакой.

Сэр Тор стремительно опустился на колени и протянул к собаке руки. Она влетела в его объятия с готовностью балованного ребенка и мгновенно облизала его лицо. Дед Сашка ревниво дернул поводок обратно. Сэр Тор поднял глаза, и дед замер.

Сэр Тор встал, приблизился к старику.

– Это твоя собака?

– Моя. Это Диянка, – угрюмо сказал дед.

– Я забираю ее. Это – белая сука. И шестой палец у нее на том же самом месте… Это моя белая сука! – сказал сэр Тор.

У деда Сашки задрожало лицо, затряслись руки. Он чуть отступил назад.

– Я не могу, – пробормотал он. – Это Диянка.

– Я имею власть посвятить тебя в рыцари, когда настанет время, – продолжал сэр Тор. – Идешь со мной? Как твое имя?

Дед Сашка долго собирался с силами и наконец отважился:

– Александр.

– Я заберу тебя вместе с белой сукой, и когда придет истинный час, ты получишь из моих рук рыцарский сан, только служи верно и яви себя мужественным, – сказал сэр Тор.

Старик сдался. Его плечи поникли. Сэр Тор подхватил на сгиб локтя Диянку, схватил деда Сашку за шиворот и засмеялся. И я тоже смеялась, хотя слезы лились из моих глаз потоком и в горле дрожало рыдание. Сквозь пелену я видела, как мелькает дедов рваный пиджак с книжкой «Кинология» в одном кармане и маленькой пачкой «Педигри для щенков» в другом. Они как будто бежали куда-то. Из павильончика «Цветы» порывом ветра вырвало несколько ромашек, стоявший в ведре у самого входа. Я бросилась затворять дверь, а когда обернулась – ни старика с собакой, ни сэра Тора больше не было. Только среди веток моего любимого сухого дерева подрагивали золотые искорки, но вскоре погасли и они.