Прикосновение полуночи Гамильтон Лорел

– Инниса не магия остановила, – возразил Кристалл.

– Человеческая магия, – отмахнулся Киеран.

– Пистолеты – это не магия, – взялся спорить Кристалл, – это оружие.

Киеран покачал головой.

– Что есть человеческая наука, как не другое имя для магии? Вот сейчас принцесса привела человеческих чародеев в ситхен. Позволила людской магии свободно разгуливать по последнему нашему убежищу.

– Это повод напасть на меня, – сказала я, – но не на Галена. Почему выбрали его?

– Может, мы напали бы на любого из твоих стражей, попадись он нам в одиночку, – ухмыльнулся Киеран.

– Нет, – возразил Гален, не поднимая головы с моих колен, – когда я выбежал из-за угла, Меланжель сказала: "Мы ждали тебя, зеленый человек", – а потом Киеран ударил меня в спину. Где вы прятались? Я должен был пройти в шаге от вас.

– Иннис может спрятаться на ровном месте, – сообщил Холод, – и спрятать еще одного-двоих, если они будут неподвижны. – Холод все еще был настороже, охраняя меня. Он не смотрел на раненых и не принимал участия в беседе. Он работал, и это было видно всякому.

– Так почему Гален, Киеран? – я повторила вопрос.

– Лорд Киеран, – поправил он.

Я покачала головой, рука соскользнула чуть дальше по груди Галена, и теперь я чувствовала стук его сердца.

– Хорошо. Лорд Киеран Ножерукий, ответь на мой вопрос.

Он смерил меня взглядом, высокомерный и красивый, как большинство сидхе. Но его красота была холодной, а может, это мне так казалось.

– Ты меня пленила, но тебе не заставить меня отвечать на твои вопросы. Отведи меня к королеве и оставь в покое.

Я уставилась на него, чувствуя биение сердца Галена под ладонью. Киеран так храбр или просто думает, что королева ничего с ним не сделает?

– Ты напал на королевского стража. Тебя не оставят в покое, лорд Киеран.

– Сиобхан чуть не убила наследницу трона и все же жива. В заключении, но жива. Домашний мучитель королевы не отваживается тронуть волосок у нее на коже, так что ее даже не пытают. Она посидит в клетке, пока не освободят принца Кела, а потом снова станет его правой рукой. Если королева так обошлась с той, кто едва не убила ее наследницу, то что ей до нас? Подданных Нерис оставили на свободе, хотя все они – заговорщики. Они пытались убить и тебя, и саму королеву – и никак не пострадали. – Он высокомерно фыркнул, и вся его красота вдруг показалась уродством.

– Вот почему вы с Иннисом на это решились, – сказала я. – Вы видели, что люди Нерис остались на свободе, и посчитали, что и вам ничего не грозит.

– Королеве нужны союзники, принцесса.

– Какие ж вы ей союзники, когда вы лижете задницу Келу?

– Я никому не... не прислуживаю, но уж лучше ему, чем тебе. Так думают многие.

– В этом я не сомневаюсь. – Я смотрела на него, такого самоуверенного, и очень хотела сбить с него спесь. Мне была необходима информация, которой он владел, и необходимо было заставить двор меня бояться. Бояться причинить вред моим сторонникам. Если королева не вобьет в них этот страх, мне придется придумать, как сделать это самой.

Тут раздался звон, словно ударили в огромный гонг.

– Что это? – спросила я.

Гонг зазвенел снова, не успело еще затихнуть эхо первого звука.

Холод снял нож с пояса:

– Меня вызывают.

Это был Рис.

– Чем ты занята, Мерри? Я из кожи вон лезу, пытаясь не дать Уолтерсу и другим полицейским побежать тебе на выручку. С Галеном что-то случилось? Мы слышали, как ты кричала его имя.

– Я тронут твоей заботой, – молвил Гален, не поднимая головы с моих колен.

– А, он в порядке, – хохотнул Рис.

– Тем не менее, на него напали, – сказала я.

– Кто?

– Парочка лордов и догадайся, чьи стражи?

– Дай-ка подумаю... Кела?

– Чьи ж еще...

– С чего это он так взъелся на Галена?

– Это я и пытаюсь выяснить. Как продвигается сбор улик?

– Неплохо. Я приставил телохранителя к каждому человеку, как ты и велела. Мы уже знаем, как репортеру удалось пересечь поставленные нами магические преграды.

– Как? – спросила я.

– У него подошвы были подбиты железными гвоздями.

– Холодное железо... Он хорошо подготовился.

Отражение Риса пошло волнами: он кивнул.

– Да, он шел с расчетом подглядеть что-нибудь, не предназначенное для его взгляда.

– Это входит в должностные обязанности репортера.

– Да, пожалуй. – Рис тяжко вздохнул.

– В чем проблемы, Рис?

– Майор Уолтерс настаивает на личной встрече с тобой. Он подозревает, что отражение может быть иллюзией.

– Я сейчас немного занята. – Я бросила взгляд на пленников.

– Я догадываюсь, но если ты не появишься вскоре собственной персоной, он пойдет тебя искать. Таков краткий смысл его заявления.

– Я буду, как только смогу.

– Попытаюсь его успокоить. – Клинок внезапно опустел, в нем виднелось лишь мое искаженное отражение.

Я вернула клинок Холоду и посмотрела на пленников. Если бы я точно знала, что королева не будет против, я бы сделала что-нибудь весьма радикальное по меньшей мере с одним из лордов. Но Киеран был прав: королева не разбрасывается союзниками. На мой взгляд, Киеран под определение союзника не подходил, но Андаис могла думать иначе, и я не хотела лишний раз вызывать ее гнев. И все же ход мыслей Киерана означал, что Андаис теряет власть над знатью. Это было плохо, потому что моего политического веса не хватило бы отстоять мое право на трон, хоть я и принадлежу к правящей династии. А если Андаис свергнут и трон займет узурпатор, он будет расценивать меня как угрозу.

До меня донеслись слова Хафвин с чуть заметной ноткой злости:

– Дай мне осмотреть твою рану, Айслинг.

– Я не решаюсь открыть свое тело больше, чем сейчас.

– Я целитель. На нас не действуют практически никакие контактные чары. Иначе мы не могли бы лечить сидхе.

Айслинг упорно закрывал белым плащом окровавленный перед туники.

– Сними рубашку и покажи мне рану.

Он мотнул головой, и капюшон плаща слетел назад, на плечи. Под капюшоном оказалась вуаль на манер тех, что носят арабские женщины: тонкая золотистая полупрозрачная ткань, через которую видны очертания лица. Вуаль не закрывала только бледный лоб и странные глаза в бахроме светлых ресниц.

– Совсем забыла, что ты закрываешь лицо.

Эти слова сами собой еле гели у меня с языка.

– Теперь многое забыто, – сказал он, по-прежнему не отнимая плаща от раны.

– Я забыла, что ты закрываешь лицо, но не забыла, почему ты это делаешь.

– Да, да, – раздраженно вмешалась Хафвин. – Самый красивый мужчина в мире. Настолько красивый, что женщины, а иногда и мужчины, раз на тебя взглянув, ни в чем не могут тебе отказать. – Она вцепилась в плащ и попыталась вырвать его из рук Айслинга. Оставшуюся часть она процедила сквозь зубы: – Но я не прошу тебя снять вуаль, сними только рубаху.

– Я боюсь, что на смертную подействует и это.

Хафвин бросила игру в перетягивание плаща и даже слегка попятилась, похоже, от удивления. Я поняла, что Айслинг имел в виду меня. Как я смогу здесь править, если они так и будут считать меня человеком?!

Киеран высказал мои мысли вслух:

– Даже твои собственные стражи думают, что ты всего лишь смертная!

Я бы с ним поспорила, да вот аргументов не хватало.

– Хочешь сказать, Айслинг, что я очаруюсь твоим голым животом?

– С людьми так бывало.

Я пристально на него посмотрела:

– Ты считаешь меня человеком, Айслинг?

Он потупил взгляд, что уже было ответом.

– Да, прости. И не сочти это неуважением, принцесса Мередит. Если ты достаточно сидхе, чтобы спокойно смотреть на меня, – прекрасно, но что, если нет? Против этих чар есть лишь одно лекарство.

– Какое же?

– Истинная любовь. Ты должна по-настоящему кого-то любить, тогда ты сможешь смотреть на меня безбоязненно.

– Это не совсем верно, – возразил Готорн со своего поста возле Меланжель. – Магия Айслинга может преодолеть даже истинную любовь, если он того захочет и приложит усилия. Когда-то он мог кого угодно заставить безнадежно в себя влюбиться.

– Заставить желать его, а не любить, – поправил Адайр. – Существует разница, Готорн, как тебе известно.

– Мне так давно было отказано и в том, и в другом, что, честно говоря, я эту разницу не очень помню.

Адайр сполз по стене, рубаха висела на нем кровавыми лохмотьями. Он устало улыбнулся, в улыбке сквозила боль:

– Угу, у тебя есть резон.

Мне до боли захотелось поцеловать Адайра, стереть эту грусть из его улыбки и узнать, может ли он улыбаться по-настоящему.

– Ты можешь сесть? – спросила я Галена.

– Да, но мне нравится такое положение, – ухмыльнулся он.

Я склонилась к нему, обнимая всем телом, и прошептала прямо в макушку:

– Я так рада, что ты жив.

Он потерся лицом о мои груди, благо они так удачно расположились.

– Я тоже.

Гален сел, и я подождала немного – убедиться, что ему не станет хуже. От вида его окровавленной спины у меня опять сжалось сердце. Я сглотнула, будто проглотила тяжелый ком.

Я повернулась к Адайру, раненному и истекающему кровью из-за того, что выполнил мой приказ. Не я его ранила, но я отправила его навстречу опасности. Я встала на колени перед ними потянулась к его губам. Он отдернулся – стой он на ногах, наверное, отпрыгнул бы, – словно не хотел, чтобы к нему прикасались, или боялся, что это будет больно. Зная мою тетушку, я могла понять его реакцию.

– Ты печатен, – сказала я. – Я не хочу, чтобы ты грустил.

– Я ранен слишком сильно, чтобы меня хватило на многое, принцесса. – Его глаза раскрылись ненормально широко.

Я недоверчиво покачала головой:

– Она что, правда предлагала тебе соитие, когда ты был ранен?

Он без труда понял, о ком идет речь.

– Не мне... С другими бывало.

Предлагать секс после десятилетий воздержания, когда тебе слишком больно, чтобы получить удовольствие, или когда рана слишком сильна, чтобы ты вообще на что-то был способен... Тетушка Андаис – действительно садистка.

– Я хочу поцеловать тебя, Адайр, ничего больше. Только поцеловать, потому что, кажется, тебе это нужно.

Он ошеломленно взглянул на меня трехцветно-золотыми глазами:

– Потому что мне это нужно? Я не понимаю...

– Ты разве из тех малых фейри, что дарят поцелуи тем, кто в них нуждается? – хмыкнул Киеран. – У сидхе такое не в обычае.

– Да, не в обычае, потому что мы забыли, кто мы и что мы.

– И кто же мы? – с издевкой спросил Киеран.

Я наклонилась к Адайру. Его глаза все еще были слишком большими.

– Такая сила, какую ты вызывала раньше, причинит мне боль, принцесса. – Он говорил сдавленным голосом, но за спиной у него была твердая стена, и деваться ему было некуда.

– Без силы, только прикосновение. – Я нежно, целомудренно коснулась губами губ Адайра. Он на миг перестал дышать; я чувствовала в нем гораздо больше страха, чем желания. Я отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и увидела, как страх сменяется откровенным удивлением.

– Я не понимаю тебя, принцесса.

– Потому что она не сидхе.

– Ты спросил, кто мы, Киеран. – Я повернулась к связанному мужчине. – Мы – божества природы. Мы, в определенном роде, персонификация природы. Мы не люди – не важно, насколько напоминаем их по форме. Мы – нечто другое, и слишком многие из нас об этом позабыли.

– И ты осмеливаешься читать нам лекции о природе сидхе, когда ты из нас всех – больше всего человек?

Я встала, распрямила ноги, слегка затекшие от веса Галена.

– Когда я была ребенком, я бы что угодно отдала, лишь бы стать высокой стройной сидхе, но чем взрослее я становлюсь, тем более ценю мою смешанную наследственность. Я ценю кровь брауни и кровь людей, текущую в моих жилах, а не только кровь сидхе.

Я скомандовала:

– Айслинг, снимай рубашку. Если я слишком человек, чтобы взглянуть на твой живот, то я слишком человек, чтобы быть твоей королевой. Дай Хафвин посмотреть, кто из вас ранен тяжелее, – хватит мешать ей работать.

Он попытался возражать.

– Я – Принцесса Плоти и Крови, дочь Эссуса, будущая королева. Выполняй мой приказ. Адайр теряет силы, пока ты выкаблучиваешься, словно стыдливая девица.

Даже сквозь вуаль было видно, что я задела его за живое, а когда доходит до такого, все мужчины ведут себя одинаково. Он бросил плащ на пол и сдернул тунику через голову одним быстрым движением. Он не ждал, пока я прикажу снять нижнюю рубашку, – просто стянул ее следом, помедлив только в районе лица, чтобы не сдернуть еще и вуаль. Против вуали я возражать не стала: когда-то его лицо околдовывало не только сидхе, но и богинь.

Я загляделась не на его торс, хотя это был очень симпатичный торс, с широкими плечами и красивым животом, если не считать сочившегося кровью пореза от талии до ребер. Я загляделась на его кожу, потому что она казалась будто посыпанной золотой пылью, сиявшей и переливавшейся на свету. При свете солнца она слепила бы глаза. Я видела уже его голую спину – среди других стражей, когда волшебное зелье свело королеву с ума. Она им всем приказала раздеться, что они и сделали в страхе перед ней.

– Как я и боялся, – бросил Айслинг.

Я качнула головой:

– Я видела тебя обнаженным, Айслинг, разве что среди стражей есть еще один с кожей словно из золотой пыли.

– Когда она вступилась за нас – напомнил Адайр, – ты стоял на коленях на полу.

Айслинг вздрогнул, хотя я не сказала бы наверняка, было это из-за воспоминания о той ночи или от прикосновения рук Хафвин к ране.

– Я забыл.

– Не настолько уж она человек, оказывается, – ухмыльнулся Гален, перебравшийся к стене.

– Или великий Айслинг потерял свою силу, – предположила Меланжель, – и прячется за вуалью не оттого, что может нас околдовать, а оттого, что уже не может.

Айслинг застыл, и на этот раз я была почти уверена, что не манипуляции Хафвин тому причиной.

– Рана поверхностная. Адайру помощь нужна больше.

– Тогда приступай. Меня ждет полиция.

Айслинг обнял себя руками, словно закрываясь от удара. Меланжель расхохоталась.

Готорн придвинул меч чуть ближе к ее горлу, и смех затих, хотя и прорывался еще через ее сжатые губы.

– Почему вы напали на Галена? Почему именно он?

– Его выбрали, потому что он – единственный зеленый человек из твоих стражей, – ответила Хафвин.

– Это и все, что ты знаешь, – прошипела Меланжель.

– Это правда, – сказала Хафвин, заставляя Адайра придержать рубашку выше раны. – Я знаю, почему из всех выбрали Галена, но не знаю, почему был нужен именно зеленый человек.

– А Меланжель знает?

Хафвин кивнула.

– Она все знает о планах гвардии. О планах принца – не все, наверное, но большую часть.

Я кивнула.

– Хорошо.

Я подошла к Меланжель, только не слишком близко – я не хотела, чтобы она меня коснулась, опасалась так рисковать, хоть ее руки и были связаны. Когда-то она могла заставить человека зачахнуть от любви к себе. И ей для этого не нужен был секс, хватало прикосновения. Она утратила эту силу, илитак утверждали, но лучше уж перестраховаться.

– Я даю тебе последний шанс, Меланжель. Скажи нам, почему из всех вы выбрали Галена, и не один раз, а дважды – потому что я знаю, Кел заплатил феям-крошкам за то, чтобы они его изувечили. Почему для Кела так важно, чтобы Гален не оказался в моей постели? – Я велела Готорну немного отодвинуться, чтобы она могла говорить, если пожелает.

– Я не предам своего господина, потому что я Келу присягала. Я никогда не служила твоему слабовольному отцу.

Я ей сладко улыбнулась.

– Мой отец слишком велик, чтобы его память задевали булавочные уколы. Ты не ответила на мой вопрос.

– Ни магией, ни пытками ты не заставишь меня позабыть мою верность. – Она бросила презрительный взгляд на Хафвин, склонившуюся над раной Адайра.

– Айслинг, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы подойти к нам на минутку?

– Это только царапина.

Будь он человеком, ему наложили бы не меньше десятка швов. Я бы такую рану царапиной не назвала, но это его дело. Он подошел к нам с мечом наготове.

– Убери меч, Айслинг.

Он замешкался на миг, а потом убрал.

– Что тебе нужно от меня, принцесса, если не мой меч?

– Если ты покажешь свое лицо женщине-сидхе, она скажет тебе все, о чем ты спросишь?

– Ты хочешь, чтобы я ее околдовал и допросил?

– Да.

Глаза Меланжель слегка расширились.

– Я никогда не использовал свою власть таким образом.

– Но это получится?

Он подумал.

– Да.

– Тогда давай посмотрим, не заставит ли ее вожделение позабыть о верности.

Я жестом велела стражу, охранявшему Канну, вторую женщину из гвардии Кела, повернуть ее лицом к стене. Догмэла уже ушла в дальний конец коридора. Может, она и хранила верность господину, но не настолько, чтобы присоединиться к связанным соратницам. И не настолько, чтобы попытаться их защитить. Интересно, что Меланжель и Канна разговаривали только с Хафвин, а Догмэлу будто вовсе не видели. Айслинг взялся руками за края вуали.

– Тебе тоже нужно отвернуться, принцесса.

Я кивнула и отошла на несколько шагов назад. Хотя, надо сознаться, желание посмотреть ему в лицо было почти невыносимым. Посмотреть на такую красоту, что в нее влюбляешься с одного взгляда. На такую красоту, что ради нее можно предать все, что тебе дорого. Да, посмотреть очень хотелось.

Холод слишком хорошо меня знал. Он взял меня за локоть и передвинул немного дальше за спину Айслинга. Глаза его смотрели на меня укоризненно, и я пожала плечами. А что тут скажешь?

Айслинг снял вуаль, но все, что я увидела, – это что волосы у него золотисто-желтые, как медовые струи, и сияют искорками, как и его кожа. Волосы были как-то хитро заплетены, так что казались много короче, чем были на самом деле. Интересно, кто заплетает ему волосы, если никто не может смотреть ему в лицо?

– Она закрыла глаза, – сообщил Айслинг.

– Готорн, срежь ей веки. Потом отрастут.

Она поступила так, как я рассчитывала: при первом прикосновении ножа открыла глаза. Она моргнула, и Готорн убрал нож. Ее взгляд двигался вверх по телу Айслинга, словно притягиваемый магнитом. Я определила по выражению глаз момент, когда она увидела его лицо. Шок преобразил ее черты. Вид у нее был испуганный, словно она смотрелане на изумительную красоту, а на жуткое уродство.

Готорн отвернулся. Лорд Киеран – тоже. Только Кристалл продолжал смотреть в лицо Айслингу, не моргнув глазом. Он улыбался, словно видел что-то чудесное. Белоснежная кожа наполнилась сиянием, один этот взгляд пробудил его магию. Только когда в его волосах радугами заиграли краски, он отвернулся, будто не в силах больше вынести такое зрелище.

Меланжель закричала, и это был вопль невозместимой утраты. Эхо крика затерялось в каменных стенах, и ее глаза наполнились... любовью. Адайр ошибался, это было не только вожделение. Ее глаза горели слепым обожанием первой подростковой любви или любви новобрачных в идеальный медовый месяц. Она смотрела на Айслинга так, словно в нем для нее заключался целый мир.

Меланжель никогда не любила Айслинга и почти с ним не общалась. Сейчас же она смотрела на него, как цветы смотрят на солнце, и меня от этого затошнило. Мне не нравилась Меланжель, но это было... неправильно. Если от этого нет лекарства, то я совершила с ней нечто гораздо худшее, чем все пытки, какие я могла изобрести. Безнадежно, всепоглощающе любить того, кто тебя ненавидит... Даже в Дантовом аду не было такого наказания для грешников.

Холод, видимо, это понимал, потому что поторопил Айслинга:

– Начни допрос.

– Почему вы напали на Галена?

– Чтобы его убить.

Может, она была не настолько околдована, как казалось.

– Почему вы хотели его убить?

– Потому что принц Кел не хочет, чтобы Мередит с ним спала.

– А почему он этого не хочет?

Меланжель с силой потрясла головой, словно надеялась прочистить мозги.

Айслинг опустился на колени, приблизив к ней лицо.

– Почему Кел хочет удалить Галена из постели Мередит?

Она зажмурилась.

– Нет, – прошептала она, – нет.

– Ты не сможешь изгнать меня из своей памяти, Меланжель. Ты меня увидела. Этого уже не изменить. – Это был всего лишь шепот, но он будто прополз по моей коже. Я задрожала – а ведь это было направлено не на меня!

Холод прошептал мне на ухо:

– Когда-то она владела сходными силами; она может быть устойчива к его чарам.

– Она могла убивать прикосновением...

– А как заставить мужчину к себе прикоснуться? Заставив себя пожелать.

Звучало логично, хотя Меланжель вообще-то хватило бы и одной красоты, без колдовских ухищрений.

Айслинг наклонился к ней, и я подумала, он ее поцелует, но она попятилась назад, пока не натолкнулась на меч Готорна.

– Не трогай меня, – прошептала она.

– Ты сказала, что моя власть ослабела, Меланжель. Отчего же бояться моего прикосновения, если я – лишь призрак того, кем был? Почему Кел хочет убрать Галена из постели Мередит? – Он взял ее лицо в ладони, и она закричала, хоть и не от боли. – Я хочу испытать, чья магия сильнее, Меланжель, моя или твоя? – Он поцеловал ее – долго и страстно.

Холод напрягся всем телом. Что означало, что когда-то поцелуй Меланжель был опасен. Этого я не знала. По-настоящему опасен.

Айслинг отстранился. Лицо Меланжель было одурманено желанием.

– Моя сладкая, скажи мне, почему Келу так не нравится присутствие Галена в постели Мередит?