Прикосновение полуночи Гамильтон Лорел
– Сильно ранен? – спросил Никка.
– У него рука была на перевязи, и повязка через голову и половину лица.
– Кто же мог так ранить воина из неблагих и к тому же царя слуа? – задумчиво произнес Никка, словно размышляя вслух.
– Гоблины, – предположил Китто, – если они застали его врасплох, и он не мог использовать магию. Среди моего народа есть воины, которые могут превзойти любого из вас, если вы не будете пользоваться магией.
– Или другие слуа, – тихо сказала я.
Все уставились на меня.
– Кое-кто из его народа считает, что из моей постели он выйдет настоящим сидхе и они потеряют своего царя.
– Ну, это большей частью карги из его гарема, – сказал Никка.
– Что, про гарем из карг всем известно, кроме меня? – спросила я.
Никка с Галеном переглянулись.
– Мы ему завидовали, потому что он единственный из стражей имел отдушину для удовлетворения желаний, – объяснил Никка.
– Карги боятся, что прикосновение плоти сидхе отвратит его от них, – сказал Гален.
– До тебя с ним никто не соглашался спать, Мерри, – добавил Никка. – Никто не хотел рисковать из боязни родить монстра.
Я качнула головой.
– Когда-то для неблагих был дорог каждый ребенок. Это было нашим принципом. Когда это мы стали приверженцами антропоморфизма? Когда было решено, что две руки, две ноги и человеческая красота – это и есть наш идеал?
– Задолго до твоего рождения, – сказал Китто.
Никка кивнул. Он уже не просто обнимал Китто, а укачивал его. Взгляд Китто по-прежнему был беззащитным: кажется, он поверил словам тех сидхе. Никакое оскорбление не сможет глубоко задеть, если только вы сами не поверите в него какой-то темной частью души. Если вы в себе уверены – оно останется просто сотрясением воздуха, но Китто в себе уверен не был, совсем не был.
Он тихонько проговорил:
– Когда я только родился, я выглядел совсем как сидхе. Моя мать, должно быть, несколько месяцев меня растила, а потом у меня на позвоночнике выступили чешуйки, а когда прорезались первые зубы – они оказались клыками. Ей хватило этого, чтобы унести меня к холмам гоблинов и предоставить моей судьбе. Она бросила меня, зная, что гоблины любят полакомиться кусочком мяса сидхе.
Он ссутулился, плотнее прижав к себе руки Никки. Не знаю, нарочно он это сделал или просто так получилось. Большинство фейри любят прикосновения, это их успокаивает, но гоблины сильно отличаются от прочих рас. Они любят секс, но прикосновения в их среде одинаково легко могут привести и к сексу, и к насилию, и у них очень редко прикасаются друг к другу ради утешения, а не секса.
– Ты ошибаешься, Мередит. Сидхе, даже неблагие, никогда не принимали всех детей. Полукровок-гоблинов, у которых замечали хоть какие-то отклонения от сидхе, уносили к холмам гоблинов.
– Гоблины не давали им пропасть, – сказала я. – Они принимали своих полукровок.
Китто качнул головой, и только руки Никки не дали ему окончательно свернуться в клубочек. Только сила Никки удерживала его в вертикальном положении.
– Не всегда, – прошептал Китто.
Я потянулась рукой к его лицу. Галену с его длинными руками дотянуться было проще. Он коснулся руки Китто, и тот обеими руками схватил предложенную ладонь. Если бы я не склонилась чуть не к самому его лицу, я не расслышала бы его слова:
– Иногда они откармливали детей, а потом съедали. В младенце мяса немного. – Он посмотрел на меня блестящими от непролитых слез глазами. – Когда я подрос, женщина, выкормившая меня, меня не отдала. Я был маленьким ребенком, и меня дольше пришлось откармливать, так долго, что я успел научиться говорить, и она ко мне привязалась. Она дралась за меня. Она пролила за меня кровь. Она меня спасла, а когда ей понадобилась моя помощь, я оказался слишком маленьким, слишком слабым, чтобы ее спасти. – Его лицо исказила гримаса ярости, и он отвернулся, как будто не хотел, чтобы я его таким видела. – Один сидхе сказал сегодня так, словно все знал... Он сказал, что я всегда буду маленьким, слишком маленьким для гоблина, слишком маленьким для сидхе, слишком маленьким для всего; что я буду только обузой и опасностью для тех, кто меня окружает. – Китто взглянул на меня. – Я не помню, чтобы кто-то из сидхе, кроме тебя и твоего отца, бывал в холмах гоблинов. Откуда он знал?..
Я хотела сказать, что тот сидхе говорил наугад. Что он просто воспользовался маленьким ростом Китто, чтобы уязвить его. Что он не мог знать прошлое Китто, просто сделал обоснованное предположение. Но сказать Китто, что его прошлое так легко вычисляется, – может, это более жестоко, чем позволить ему считать, что его история стала известна какому-то сидхе, общавшемуся с гоблинами больше, чем можно было ожидать?
Гален решил за меня.
– Он ничего кг знал, Китто, он просто угадал. Он хотел тебя уязвить, вот и все. Он не знал, что попадет так близко к правде.
– Угадал? – воскликнул Китто, глядя ему в глаза. – Угадал? Как?! Как он мог угадать?! – Он тряс руку Галена своими маленькими руками. – Мой позор написан на мне? Всем видно, что я слабый?.. Что я для всех – только обуза?.. Я даже вам несу опасность... – Он потянулся ко мне, сжал мне руку до боли. – Если ты забеременеешь от меня, они никогда не примут меня как короля, а тебя – как королеву. Те двое лордов-сидхе сказали, что скорее убьют тебя, чем позволят полукровке-гоблину усесться на неблагой трон.
Я хотела спросить, кто эти лорды, но он мог и не знать имен, и допрашивать его сейчас было бы жестоко. Да они и не затевали заговор. Они только дали волю своим предрассудкам. Наговорили самых мерзких оскорблений, какие придумали. Но если бы они действительно планировали убить его или меня, они бы не сказали ни слова. Не стали бы его предупреждать. Или не дали бы ему уйти живым после того, как он их подслушал. То, что он жив и невредим, свидетельствовало, что на самом деле они ничего не замышляли. Обычные мерзавцы, только и всего. Как-нибудь я попрошу его описать их мне. Сейчас я не хотела, чтобы он продолжал о них думать. Я хотела, чтобы он о них забыл хотя бы на время.
Я хотела приласкать его, обнять и прогнать тоску из его глаз. Но моя танцевальная карточка на сегодня была расписана до самого утра, если только я не придумаю, как что-нибудь перекомбинировать. Галену нравилось спать в одной большой куче, как спят щенки, но сексом он предпочитал заниматься только вдвоем. Никка делился с готовностью и, наверное, согласился бы на что угодно, лишь бы скорее попасть к Бидди в соседнюю комнату. Меня не задевало, что я сегодня для него – проходной вариант. Мне нравился Никка, но он не трогал так моего сердца, как Гален, или Дойл, или Холод.
Первым к Китто потянулся Гален. Это он подтащил гоблина ближе к ванне.
– Прости, Китто, я не то хотел сказать... – Он не закончил фразу, но я и так поняла, что он знает, что наговорил лишнего. Он сказан вслух то, что я только подумала, и понял, что его слова ранили Китто. Гален это понял и хотел сгладить нечаянно произведенное впечатление.
Люди, видя, как часто мы прикасаемся друг к другу, ищут в этом сексуальный подтекст, но ошибаются. Иногда бывает нужно просто утешение. Иногда в глазах другого фейри ты видишь такую боль, такое одиночество, что просто должен сделать что-нибудь, что угодно, чтобы стереть эту боль. Иногда даже секс – это не ради секса. Иногда это только последнее средство заставить кого-то улыбнуться.
Глава 29
Китто лег в воду, прильнув к Галену. Гален гладил его плечи и руки, перебирал сильными пальцами намокшие кудри. Китто почти погрузился под воду, закрыл глаза, поудобнее устраиваясь головой и плечами на груди Галена.
Я вела кончиками пальцев по ноге Китто, пока не добралась до ступни. Я знала, что в этом месте ему бывает щекотно, и добилась улыбки, но глаза он так и не открыл. Я приподняла его ногу и лизнула ступню в том месте, где только что гладила. Он поежился и засмеялся. Потом открыл глаза и сел, спрятав ноги в воде. Гален обнял его за плечи, помогая сохранить равновесие.
Я села Китто на ноги и скользнула вперед. Потерлась о его расслабленное тело. Китто издал звук удовольствия, но уперся руками мне в талию, удерживая на расстоянии.
Голос Китто был чуть сдавленным, но маленькие ладошки держали твердо.
– Сегодня с тобой должны быть Никка и Гален.
– Я не против подождать, – сказал Никка со своего места рядом с ванной. Он бездумно полоскал пальцы в воде, лениво пошевеливая крыльями.
Китто покачал головой, вода с намокших и прилипших к коже кудрей струйками сбегала по его лицу. Я прижалась к нему всем телом, и он не сумел меня удержать. Он сильнее нажал руками и повторил:
– Нет.
Вот только его тело уже ответило даже на такое короткое соприкосновение.
– Твое тело утверждает обратное, – сказала я.
Он с трудом сглотнул и моргнул огромными синими на синем глазами.
– Я не смогу быть твоим королем, Мерри. От царя гоблинов Курага пришла весть, что Падуб и Ясень[20] бросят вызов любому гоблину, который перехватит у них приз.
Я нахмурилась:
– И как это понимать?
– Они бросят вызов и убьют любого гоблина, который посмеет сделать что-нибудь, что позволит ему стать твоим королем, до того, как они впервые будут с тобой.
– У них нет права тебе указывать, Китто, – сказала я. – Ты – сидхе. У тебя есть рука власти. Это магия сидхе, а не гоблинов.
Он грустно улыбнулся.
– Ты не знаешь их так, как я. Я ни за какие сокровища не стану их злить. – Он тронул пальцем мое лицо там, где еще остались пятна крови. – Можно я помогу отмыться тебе и Галену?
Он улыбнулся, и на этот раз улыбка была настоящая, не грустная.
– Я польщен, что Гален первым потянулся ко мне. Я знаю, что это не в его привычках. – Он прислонился к высокому Галену и улыбнулся ему, глядя снизу вверх.
Гален улыбнулся в ответ и погладил его по руке.
– Я хотел видеть твою улыбку.
Улыбка Китто стала шире.
– Для меня много значит, что тебе не все равно, рад я или печален. – Он посмотрел на меня уже серьезно: – Но поверь мне, Мерри, сидхе ты или нет, принцесса или служанка, тебе стоит опасаться Падуба и Ясеня.
– Они получат доступ к моему телу, как и другие гоблины-полукровки. У них будет шанс занять королевский трон.
– Мы будем рядом с Мерри во время ее визита к гоблинам, – сказал Гален. – Мы не допустим, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– Ты в этом так уверен... – сказал Китто, глядя на высокого стража.
– А насколько они опасны? – спросил Никка.
– Оба они – из самых опасных воинов нашего двора, – ответил Китто.
– Рядом с Красными Колпаками[21] они выглядели почти тщедушными, – заметил Гален.
– Я не знаю, что значит "тщедушными", – сказал Китто.
– Маленькими, слабыми, – пояснила я.
Китто кивнул в знак того, что понял.
– Но размеры – это еще не все. Падуб и Ясень известны среди гоблинов своей жестокостью.
Я перестала гладить Китто и почти застыла. Последние его слова заставили меня взглянуть на вещи под новым углом. То, что Падуб и Ясень сумели заслужить такую репутацию среди гоблинов, у народа, специализировавшегося на жестокости, говорило о чудовищном уровне насилия.
– Гоблины физически сильнее, чем мы, – сказал Гален. – Полукровкам-сидхе при вашем дворе вряд ли легко живется.
Китто вздрогнул, хватка рук на моей талии ослабла, так что я смогла прижаться к нему. Оказавшись между мной и Галеном, он обвил меня руками и потянул на себя, чтобы чувствовать прикосновение двух наших тел сразу.
– Ты даже не представляешь, Гален, насколько. Не представляешь, как ясно все видят в тебе жертву. Мне не повезло – я не только выгляжу слабым, я и правда слабый. Падуб и Ясень были очень красивыми детьми – беленькие, с золотыми волосами. Если б не глаза, они сошли бы за своих при любом дворе сидхе, и даже с такими глазами, как у них, их могли бы принять.
– Почему они не подали просьбу о принятии к нашему двору? – спросила я. Головой я лежала на влажных кудрях Китто и на теплом плече Галена.
– Не понимаю, – ответил Китто, – потому что в юности им много пришлось вынести. Наши женщины любили вынуждать их совокупляться с ними, пока они не набрали силы, чтобы уметь отбиться.
Мы с Галеном недоумевающе нахмурились, но Никка, похоже, понял.
– Ты имеешь в виду, что гоблинши их насиловали?
Китто кивнул.
– Для женщины непросто изнасиловать мужчину, – удивилась я.
– Но возможно, – сказал Никка и спрятал лицо в изгибе руки, положенной на бортик ванны. Другая рука была глубоко погружена в воду, словно он хотел достать что-то со дна. – Королева это любит.
Я потянулась к его плечу сквозь воду. Он отпрянул, когда я притронулась к нему, словно ожидал чего-то гораздо менее приятного. Карие глаза Никки были открыты слишком широко. Что бы он ни припомнил, это явно не было хорошим воспоминанием. Андаис обеспечила своим стражам очень много плохих воспоминаний.
Я нежно поцеловала его в губы и отстранилась, чтобы видеть его лицо.
– Дай мне отмыться, и мы займемся любовью. Нежной любовью. А потом ты пойдешь к Бидди, и ваша страсть тоже будет нежной.
Он кивнул, но чуточку торопливо, и в глазах еще различалась тень страха. Вода колыхнулась, и я почувствовала это за миг до того, как Китто поднялся и положил руки на плечи Никки рядом с моими.
– Пока я не попал в свиту принцессы, я не представлял, что сидхе могут терпеть такие ужасы, разве что они заслужили наказание. – Он притронулся к щеке Никки. – Теперь я знаю, что при любом дворе есть боль, и никто не бывает в полной безопасности.
Китто поцеловал крылатого стража в щеку.
– Я сейчас помогу им отмыться от крови, а потом принцесса сотрет печаль из твоих глаз.
Никка улыбнулся в ответ.
– Можно получить удовольствие и без соития. Мерри может стереть печаль и из твоих глаз, Китто.
Китто снова улыбнулся краешками губ, словно не отваживался на настоящую улыбку.
– При дворе гоблинов тот, кто доставляет удовольствие губами и языком, считается хуже партнера. Это показывает твою подчиненность тому, кого ты удовлетворяешь.
– Сидхе расценивают это по-другому, – сказал Гален, присоединяясь к нам.
Китто блеснул в его сторону широкой улыбкой:
– Я так и понял, видя, как Мерри упрашивает вас позволить ей это сделать.
– Мне нравится оральный секс, – сказала я.
– Мы знаем, – хором ответили они и посмеялись своему дружному ответу.
– Мне не нравится, что Падуб и Ясень считают себя вправе указывать тебе, Китто. Но если ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке во время соития, то давай я закончу с тобой то, что вы едва давали мне начать. Все, кроме Шалфея.
– Соитие с Шалфеем тебе было запрещено, – напомнил Никка. – Королева Андаис не хотела дать эльфу-крошке шанс усесться на наш трон.
Я кивнула.
– Да, и потому мы не сделали ничего такого, от чего я могла бы забеременеть. – Я посмотрела на Китто и позволила мыслям отразиться в моих глазах. – А теперь я должна и с Китто обращаться так, чтобы не забеременеть от него.
Китто испустил дрожащий вздох, но дрожь была вызвана не страхом.
– Если бы ты была гоблином, я бы твоего взгляда испугался, но я уже знаю, что означает этот огонек в твоих глазах.
– Что? – спросила я голосом, уже севшим от предвкушения.
– Что ты вот-вот сделаешь что-то очень приятное для меня, – ответил он. – Позволь мне помочь вам с Галеном вымыться.
– А потом?
Он бросил на меня взгляд, который я уже встречала у других мужчин, взгляд, означавший, что он знает, что сейчас произойдет, и что ни отказа, ни остановки уже не будет.
– А потом ты сделаешь со мной то, что хочешь.
– Кроме тех мелочей, что ты уже позволял Мерри, кто-нибудь занимался с тобой оральным сексом? – спросил Гален.
Китто ответил ему долгим взглядом:
– Нет.
Я глубоко вздохнула и поежилась. Я еще ни у кого не была первой. Я была уверена, что все мои стражи с кем-нибудь бывали до меня. А для Китто я буду первой, кто станет держать во рту его плоть, – если ему того захочется.
– У тебя вид, – ухмыльнулся Гален, – словно сегодня Новый год, и ты получила в подарок все, о чем мечтала.
– Если б ты дал мне почаще спускаться вниз, ты бы чаще видел такое выражение у меня на лице.
Он сделал большие глаза.
– Ты неисправима!
Я наклонилась к Галену:
– Только скажи "да" – и ты увидишь, насколько я неисправима.
Наградой мне стал сожалеющий взгляд, как будто он очень хотел сказать "да", но... Целью всех и каждого было соитие, мы охотились за ребенком, словно бесплодная парочка.
– Я первый, – сказал Китто.
– А я – второй, – улыбнулся Никка, – хотя королева, наверное, будет недовольна, если мы займемся оральными ласками, а не тем, что может подарить тебе ребенка.
Я кивнула.
– Она выразилась совершенно ясно. И я не хочу ее разочаровывать.
Мы все одновременно вздрогнули, и на этот раз – совсем не от удовольствия.
Глава 30
Плитки пола были слишком холодными, но с этой бедой справились полотенца. Китто лег на них спиной, распростершись для меня, – греза цвета слоновой кости на этом вишнево-красном великолепии. Его руки впивались в расстеленные полотенца, комкали их, мяли эту единственную вещь, до которой он мог дотянуться: Китто был захвачен наслаждением.
Никка ласкал меня, заставляя извиваться и прижиматься к нему в поисках большего, но продолжать не спешил. Он обеими руками сжал мне бедра, и возникшее ощущение заставило меня впиться в плоть Китто губами и языком. Китто вскрикнул. Я ждала, но ничего не происходило, ничего, кроме дразнящего обещания ладоней Никки.
Гален высказал то, что я думала:
– Сохрани нас Консорт, Никка, закончи дело!
Я подняла глаза поверх Китто к моему зеленому человеку. Он стоял на коленях у головы Китто на краю расстеленных полотенец.
Пальцы Никки глубже вонзились в мою плоть, не больно, без ногтей – только напряжение сильных пальцев, давшее мне понять, что он мог бы пробить ими кожу и мышцы, если б хотел. Такой сильный, такой немыслимо сильный...
Я изогнулась под его хваткой, и мне пришлось на миг выпустить Китто из губ, чтобы восстановить дыхание и отделаться от желания укусить его.
Я оглянулась на Никку: он по-прежнему стоял на коленях позади меня. Крылья возвышались над его шоколадным совершенством, словно вычурное украшение из жженого сахара над тортом. На миг я пожалела, что после сегодняшней ночи потеряю Никку, – но только на миг. Я хотела его счастья больше, чем хотела его самого.
– Чего ты ждешь?
– Ты посылаешь меня в брачную постель, Мерри. Если это мой последний раз с тобой, я хотел бы, чтобы все прошло так, как я мечтал. Но ты можешь отказать, конечно.
Я невольно улыбнулась.
– Выкладывай, и посмотрим. – Мне в голову пришло одно соображение: – Ты не рад уйти к Бидди?
– Нет-нет, – сказал он, но нахмурился. – Нет, но кое-чего мне будет недоставать.
– Например? – Я не напрашивалась на комплименты. Я действительно хотела знать.
Теперь улыбнулся он.
– Например, видеть тебя распростертой подо мной, видеть, как ты выкрикиваешь свое наслаждение вокруг плоти другого мужчины, а я вливаю в тебя свое.
От этого описания в соединении со взглядом Никки у меня все внизу напряглось.
– Я это и предлагаю, – напомнила я.
– Я хочу, чтобы ты была на спине, как тогда с Шалфеем. Я хочу смотреть, как поднимаются и опадают твои груди в такт дыханию.
Я потянулась к нему, взялась за подбородок, пытаясь разгадать значение этого сочетания страсти и серьезности у него на лице. Никка был не похож на себя.
– Мне хотелось бы, чтобы вы с Бидди были счастливы, а не грустили.
Он улыбнулся, но в улыбке остался оттенок грусти.
– Я помню времена, когда брак был не концом таких удовольствий, а лишь их началом. Сидхе никогда не обманывали своих партнеров, но по общему согласию в постели бывали другие.
Он говорил о времени, когда Андаис еще не была королевой. О времени, когда христианство было всего лишь еретической сектой в иудаизме. Сидхе редко вспоминали о том времени, им не хотелось вспоминать о своих потерях. Кому хочется говорить о времени, когда сидхе было не меньше, чем людей? Времени, когда браки заключали ради любви, а не ради детей. Времени, когда секс служил для радости и единения, а не для безостановочной погони за беременностью. Времени, когда случайный ребенок не обрекал на брак без любви. Я ощутила такое счастье, когда кольцо выбрало Никку и Бидди друг для друга! Но были ли они настоящей любящей парой? Да, они очарованы друг другом, и да, у них может быть ребенок, но будут ли они счастливы "ныне, и присно, и во веки веков"? Или же Никка будет любить ее, спать с ней, воспитывать общих детей и все же – сожалеть? И когда-нибудь его сожаление убьет их любовь?
Вдруг повеяло ароматом роз.
– Чувствуете, как пахнет яблонями? – спросил Гален.
– Да, – сказал Никка, – как в коридоре с Мистралем.
– Жимолостью, – поправил Китто.
Запах усиливался, и на меня снизошло озарение. Не так, как с явлением Богини, но...
– Когда у сидхе перестали рождаться дети, Никка?
Он озадаченно моргнул:
– Аромат так силен, что я его чувствую на вкус...
– Ответь на мой вопрос!
– Я не знаю, – сказал он. – Давно.
– Может, у нас перестали рождаться дети, когда мы переняли человеческий обычай иметь только одного партнера?
– Мы приняли моногамию, потому что практиковавшие ее люди превзошли нас числом.
– Так ли? – спросила я. – Или мы уступили людям в числе, когда перестали быть теми, кто мы есть?
– Что ты имеешь в виду, Мерри? – спросил Гален.
Я вытянула руку, демонстрируя тусклый металл королевского кольца.
– Андаис сказала, что сняла его с руки убитой противницы, но никогда не видела с его помощью детей. Вожделение, любовь, страсть – но никогда детей. Что, если это не кольцо королевы, а кольцо богини плодородия? Мы изначально были божествами природы, пока людям не потребовалось нечто более цивилизованное. Некоторые из нас поддались... Но мы ведь – то первичное, основное!
– Сидхе перестали быть такими уже очень давно, – сказал Китто. Я повернулась к нему: он остался на прежнем месте, в гнезде из полотенец.
– Как ты сказал, Китто?
– Гоблины позже всех переняли обычай иметь одного партнера. Когда-то, если муж, доминирующий партнер, мог защитить, накормить и дать крышу над головой многим, то у него было много партнеров, если прочие с этим соглашались.
– Не думаю, что муж так уж считался с мнением жен, – заметил Гален.
– Вообще-то под "мужем" имеется в виду доминирующий партнер, не важно, какого пола. И формально мог привести кого-то без позволения "жены". Но в жизни, если приводишь кого-то, ненавистного твоей "жене", дом превращается в поле битвы, а такое даже гоблинам не по душе.
– Так ты мог быть чьей-то "женой"? – спросила я.
– Да, – кивнул он.
– Но не "мужем", – уточнил Гален.
– Я для этого недостаточно силен. – Китто потянулся на постели из полотенец. – Почему так пахнет жимолостью, словно пришло лето и я стою на солнышке? И так тепло...
– Ты же был в коридоре, когда Мерри с Мистралем отхватили свой кусочек удовольствия? – спросил Гален тоном почти таким же легкомысленным, как его слова. – Пахнет яблонями.
– Как в саду весной, – сказал Никка.
Двое мужчин улыбнулись друг другу.
– Весенняя энергия, – произнес Китто.
Я повернулась к нему.
– Что?
– Они оба полны весенней энергии.
– А ты сам?
– Лето, когда земля горяча и сочна.
При этих словах он содрогнулся на полотенцах, ноги вытянулись, он словно был близок к оргазму.
– А я? – спросила я.
– Осень, – сказал он. – Ты – земля в пору урожая. Ты – то, для чего работал весь год.
– А что такое зима?
– Долгий сон, – ответил Китто.
Я легла на него спиной, положив голову ему на пах, как на подушку. Он что-то довольно промычал. Я посмотрела вверх, на Никку.
– Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи точно, чего ты желаешь.
И он сказал.
Я кивнула, проехав макушкой по бедрам Китто. Он вздрогнул от наслаждения.
– Можно, – сказала я.
Никка улыбнулся.
Голос Китто слегка подрагивал, но говорил он почти спокойно:
– Я не знаю, как встать, чтобы выполнить твою просьбу.
– Я тебе покажу, – сказал Гален низким от страсти голосом.
Я задрала голову, чтобы разглядеть его за спиной Китто. От моего движения Китто снова содрогнулся. Двух зайцев – одной лаской.
– Ты всегда отказывался, – удивилась я.
– Я только покажу Китто. Сотня слов не заменит одной хорошей демонстрации. – Глаза у него были куда серьезней слов – серьезные и темные от желания.