Гнев ангелов Коннолли Джон
Однако Харлан не собирался ни в чем признаваться, пока его не припрут к стенке убедительными доказательствами. Он давно придумал, какую роль ему следует сыграть в таком случае: роль невинного простака. И долго репетировал ее. Сам толком не понимая почему, Харлан осознал, насколько важно, чтобы этот человек не обнаружил в мэнском лесу место аварии самолета, причем вовсе не из-за денег, которые забрали они с Полом. Те люди, которые искали самолет все эти годы — когда-то они с Полом пришли к пониманию их цели и лучше осознали возможные мотивы, уловив это из рассказов потрясенных проводников, — не имели никакого сходства меж собой: некоторые, как Дарина Флорес, были красивы, а другие, как этот толстяк, ужасно уродливы. Одни выглядели как бизнесмены или учителя, другие — как охотники и убийцы. Но все они имели нечто общее. Каждый из них, по мнению стариков, задумал нечто дьявольское. Если искатели хотели что-то забрать из того самолета (а Харлан постоянно вспоминал именные списки), то долг благонамеренных людей состоял в том, чтобы помешать их поискам. Так рассуждали Харлан и Пол, ища способ хоть как-то оправдать грех воровства.
Но они не были столь наивны, чтобы думать, будто кража сойдет им с рук, если они признаются в этом Дарине Флорес или ей подобным. А раскрытие правды о том, что им известно местонахождение самолета, наверняка лишит их покоя до конца дней. Даже признание самого факта существования рухнувшего самолета грозит им большой опасностью, поскольку оба читали те списки, и некоторые из имен еще всплывали в памяти Харлана. Он мог назвать их в случае необходимости. Не все, но многие. Достаточно, чтобы его пожелали убить.
Но этот тип приперся сюда, скорее всего, из-за денег. Его заинтересовали именно доллары. Вероятно, Харлан с Полом все-таки действовали не так осторожно, как планировали.
— Что вам нужно в палате моей жены? — спросил Веттерс. — Посторонним сюда входить не полагается. Только родственникам и друзьям.
Толстяк подошел к жене Харлана и погладил ее лицо и волосы. Пальцы скользнули к ее губам, и внезапно он нагло их раздвинул. Анжелина пробормотала что-то во сне и попыталась повернуть голову. Пара бледных пальцев влезла в ее рот, и Харлан увидел изогнутые сухожилия на руке мерзкого урода.
— Я велел вам сесть, мистер Веттерс. Если вы не хотите, чтобы я вырвал вашей жене язык.
Харлан опустился на стул.
— Кто вы такой? — спросил он.
— Меня зовут Брайтуэлл.
— Что вам от нас нужно?
— Полагаю, вы знаете.
— Ну и ну! Откуда мне знать? Я хочу, чтобы вы убрались отсюда, и тогда я постараюсь ответить на все ваши вопросы, но в итоге вы все равно убедитесь, что зря потратили время.
Брайтуэлл продолжал поглаживать волосы Анжелины, и на вылезшем из рукава пиджака запястье Харлан увидел татуировку в виде трезубца.
— Насколько я понимаю, ваша жена страдает от болезней Паркинсона и Альцгеймера?
— Верно.
— Должно быть, из-за этого у вас масса проблем. — В его голосе не прозвучало и намека на сочувствие.
— Скорее у нее, чем у меня.
— О, я ни за что не поверю, что вы говорите правду.
Брайтуэлл глянул на спящую женщину. Он вытащил пальцы из ее рта, обнюхал их, а потом облизал кончики своим необычным заостренным языком, напоминающим кусок сырой печенки. Другую руку толстяк положил на лоб Анжелины. Бормотание стало громче, как будто ее встревожило давление его руки. Но она не проснулась.
— Взгляните на нее: она едва осознает сама себя, и я подозреваю, что большую часть времени она не понимает также, кто вы такой. Той, кого вы любили, уже давно нет. Осталась лишь оболочка, бессмысленная обуза. Милосерднее для вас обоих было бы, если бы она… тихо скончалась.
— Ничего подобного, — возразил Харлан.
Брайтуэлл улыбнулся, и его жестокие темные глаза пристально взглянули на собеседника, казалось, проникая в сокровенные грешные мысли. И хотя губы толстяка даже не шевельнулись, в голове Харлана прозвучал шепот: «Лжец». Не в силах вынести взгляд собеседника, пристыженный Веттерс уставился в пол.
— Я мог бы вам помочь, — заявил Брайтуэлл. — Подушка на лицо, легкое давление на нос и рот. Никто ничего не узнает, а вы получите свободу.
— Прекратите говорить гадости, мистер. Не смейте больше об этом упоминать.
Брайтуэлл захихикал странным женским смехом, при этом изящно прикрыв рот свободной рукой.
— Я просто пошутил, мистер Веттерс. По правде говоря, кто-то мог бы и узнать, что она умерла при… гм… необычных обстоятельствах. Убивать-то легко, труднее остаться безнаказанным. Это справедливо для большинства преступлений, но особенно для убийства. А знаете почему?
Харлан сидел с опущенной головой, сосредоточенно разглядывая свои ботинки. Он боялся, что этот тип может опять заглянуть ему в глаза и увидеть потаенные мысли. Потом ему пришло в голову, что такую позу мог бы принять человек, в чем-то виновный, и он сам фактически признается в некоем преступлении, хотя пока никто ни в чем его не обвинял. Приведя эмоции в порядок, он заставил себя посмотреть на надоедливого урода.
— Нет, — ответил Харлан, — не знаю.
— Потому что убийство — это одно из немногих преступлений, которое редко совершается профессиональными преступниками, — пояснил Брайтуэлл. — Обычно убивают в приступе ярости или страсти, как правило, ничего не планируя. Случайные убийцы совершают ошибки, поскольку никогда не убивали прежде. У них нет никакого опыта. И поэтому их легко найти и легко покарать. Отсюда следует достойный усвоения урок: преступлениями любого рода лучше заниматься профессионалам.
Харлан ждал. Он старался дышать ровно. И с признательностью подумал о царящем в комнате холоде, благодаря которому испарина не выдала его волнения.
— На какие жертвы вы пошли ради нее, — продолжил Брайтуэлл, опять начиная поглаживать волосы Анжелины, — а себе даже не можете позволить новые ботинки.
— Мне нравятся те, что есть, — огрызнулся Харлан. — Отличные ботинки.
— Вы хотите, чтобы вас в них похоронили, мистер Веттерс? — спросил Брайтуэлл. — Неужели именно в этих ботинках вы будете лежать в гробу, когда вас придут оплакивать? Сомневаюсь. Полагаю, на такой случай в вашем шкафу уже заготовлена коробка с новой парой обуви. Вы по натуре предусмотрительны. Такого рода люди готовят все заранее, понемногу откладывая деньги и расписывая статьи расходов: на старость, на болезнь, на похороны.
Ладонь Брайтуэлла по-прежнему лежала на лбу Анжелины и, похоже, действовала благотворно. Спящая успокоилась, ее дыхание стало ровнее и глубже.
— А здесь мило, — заметил он. — Удобно. Чистенько. Держу пари, что и персонал добропорядочный. И платят им неплохо, верно?
— Думаю, неплохо.
— Никаких вороватых сиделок, крадущих из тумбочек мелочь или угощение, которое детишки приносят бабушке, — продолжал Брайтуэлл. — Никаких занудных психов, проскальзывающих по ночам в чужие палаты и трогающих пациентов, так или иначе побуждая их что-то вспомнить о старых добрых временах. Хотя трудно сказать наверняка! Мне не понравился вид того амбала Клэнси. Совсем не понравился. Есть в нем нечто порочное. Свой свояка видит издалека. В том, что касается отклонений, я всегда доверяю своей интуиции.
Харлан молчал. Он понял, что его дразнят. Лучше всего молчать, оставаясь равнодушным. Если он разозлится, то может выдать себя.
— Впрочем, невелика беда, верно? Ваша жена все одно ничего не вспомнит. Может, ей даже нравится… Опять же, вероятно, он не слишком злоупотребляет… И за недостаточностью улик оставим в покое старину Клэнси. Внешность, знаете ли, порой бывает чертовски обманчива.
Брайтуэлл усмехнулся и потрогал свой шейный вырост, пробежав пальцами по его морщинкам и трещинкам.
— Итак, возвращаясь к нашим делам, я, собственно, хотел сказать, что такой постоянный уход, должно быть, стоит немалых денег. А заработать такие деньги можно лишь упорным и долгим трудом. О-о-очень упорным трудом. Вы ведь уже на пенсии, мистер Веттерс?
— Да, на пенсии.
— Подозреваю, что вы откладывали понемногу на черный день. Как я и упомянул, вы предусмотрительны и бережливы.
— Верно, и не меняю своих привычек.
— А служили вы в здешнем лесничестве, не так ли?
Харлан счел бессмысленным спрашивать о том, откуда этот тип так много о нем узнал. Достаточно было того, что он уже здесь и, следовательно, навел кое-какие справки. Не стоило этому удивляться, и Харлан не удивился.
— Да, служил.
— Много ли платили лесникам?
— Более чем достаточно. В любом случае мне лично хватало.
— Я подробно изучил ваши счета, мистер Веттерс. Судя по всему, у вас там совсем не густо, прямо скажем.
— Мы никогда не доверяли банкам. Я держал все свои деньги дома.
— Все свои деньги? — Брайтуэлл вытаращил глаза в шутливом изумлении. — Ба, и сколько же вы накопили? Все — это может быть уж-а-асно много. Тысячи, даже десятки тысяч. Верно, мистер Веттерс? Десятки тысяч? Или же больше?
Харлан облизнул губы и сглотнул слюну, чтобы промочить горло. Ему не хотелось, чтобы срывающийся голос выдал его. Никакой слабости: он должен выглядеть совершенно невинным перед этим человеком.
— Нет, больше нам никогда не удавалось накопить. И на черный день нам удалось отложить, можно сказать, лишь продав дом моих родителей после кончины моей матушки.
Тень сомнения промелькнула на лице Брайтуэлла.
— Дом?
— Они жили в окрестностях Кале, — заявил Харлан. Он произнес название французского города нараспев, как обычно говорили в этом штате.[6] — Я был единственным ребенком, и дом перешел мне по наследству. К счастью — учитывая болезнь Анжелины.
— Поистине повезло.
Теперь Харлан смело встретил взгляд Брайтуэлла.
— Я с самого начала, даже не зная, чего ради вы сюда явились, предупредил вас, мистер, что вы все равно ничего у нас не найдете. И я был бы благодарен, если бы вы немедленно нас покинули. Мне надоело ваше навязчивое общество.
В этот момент Анжелина открыла глаза. Она взглянула на Брайтуэлла, и Харлан испугался, что она начнет кричать. Он молился, чтобы она не закричала, поскольку отлично знал, какой ужасной может быть реакция этого типа. Харлан не сомневался, что Брайтуэлл способен на убийство в случае необходимости. Он этого урода исходил запах смерти.
Но Анжелина не закричала: она заговорила, и от звука ее голоса на глаза Харлана навернулись слезы. Такого голоса он не слышал уже очень давно — мягкого, мелодичного, как в ее зрелые здоровые годы. И в то же время в нем проявился совсем другой, более низкий оттенок.
— Я знаю тебя, — заявила она, и Брайтуэлл удивленно уставился на миссис Веттерс. — Да, знаю, кто ты такой, — повторила она. — И я знаю твою потаенную лживую сущность. Хранитель душ, ловец заблудших, преследователь тайного ангела.
Теперь настал ее черед улыбаться, и улыбка эта показалась Харлану более жуткой, чем выражение лица Брайтуэлла. Глаза Анжелины сияли нездоровым блеском, и говорила она издевательским, почти триумфальным тоном.
— Ваши дни сочтены. Он идет за вами. Вы думали, что нашли его, но это он найдет вас. Убирайся отсюда. Прячься, пока не поздно. Забейся в нору, заройся в нее с головой, и возможно, он пройдет мимо. Возможно…
— Дрянь, — огрызнулся Брайтуэлл, но в его голосе не было уверенности. — Твой угасающий ум извергает пустые глупости.
— Старый мерзавец в темнице гниющей плоти, — продолжила Анжелина, словно не слышала его слов. — Жалкая бездушная тварь, крадущая ради развлечения чужие души. Спасайся, беги, хотя ничто тебе не поможет. Он найдет тебя. Найдет и уничтожит тебя, тебя и тебе подобных. Страшитесь его!
Дверь в палату открылась, и вошла медсестра Эвелин с чайным подносом, на котором стояли две чашки и тарелочка с печеньем. Она резко остановились при виде Брайтуэлла.
— Кто вы такой? — требовательно спросила она.
— Зовите охрану! — воскликнул Харлан, поднимаясь со стула. — Срочно!
Эвелин уронила поднос и выбежала. Через несколько секунд раздался звук тревожной сирены. Брайтуэлл повернулся к Харлану.
— Мы не закончили, — процедил он. — Я не верю тому, что ты сказал мне насчет денег. Я еще вернусь и, может быть, заберу то, что останется от твоей жены, унесу ее душу, когда покончу с тобой.
Он промчался мимо Харлана. Вслед ему покатился смех Анжелины, напоминавший перезвон колокольчиков. Здание мгновенно заперли на все замки, но нигде не смогли найти ни единого следа этого типа — впрочем, как и во всем остальном городе.
— Приезжала и полиция, — добавила Мариэль, — но мой отец заявил, что понятия не имеет, чего хотел тот человек. Сказал лишь, что просто вошел в комнату матери и увидел, что Брайтуэлл стоит, склонившись над ней. Полицейские попытались расспросить мою мать, но она уже замолчала и ни разу больше не заговорила. Вскоре после этого она умерла. Отец рассказал Полу о том, что произошло, и они стали ждать возвращения Брайтуэлла. Потом умер Пол, и отцу предстояло в одиночестве противостоять ему. Однако Брайтуэлл больше не появился.
— Почему вы решили рассказать об этом мне?
— Потому что после бегства того типа мать назвала отцу ваше имя. «В крайнем случае, — прошептала она, — сообщи детективу. Расскажи все Чарли Паркеру». И то же самое отец посоветовал мне, рассказав нам историю того самолета в лесу. Он хотел, чтобы вы узнал эту историю, мистер Паркер. Именно поэтому мы и пришли. И теперь вы знаете.
В баре играла музыка, слышались веселые людские голоса, все выпивали и закусывали, но мы не участвовали в их веселье. Мы отстранились от всех в нашем уголке, окутанные шелковистым покровом призраков покойных.
— Вы ведь знаете, кто был этот Брайтуэлл? — спросил Эрни. — Я сразу понял это по вашему лицу, когда вы услышали от нас его описание.
— Да, я встречался с ним.
— Он еще может вернуться, мистер Паркер? — спросила Мариэль.
— Нет, — ответил я.
— Похоже, вы чересчур уверены.
— Уверен, потому что сам убил его.
— Хорошо, — сказала Мариэль. — А как насчет той женщины? Вы знаете, что с ней стало?
— Понятия не имею, — признался я. — Авось кто-то позаботился и о ней тоже.
Глава 07
На юг, на юг; по автострадам разных штатов и по извилистым дорогам мимо столиц и городов, поселков и россыпей домишек, минуя реки и поля, к машине на уединенном темном дорожном участке, к женщине, выехавшей из дома, к женщине, которая — если бы она услышала рассказанную в тихом баре портового городка историю — вполне могла бы сказать: «Я знаю этих мерзавцев…»
Едва успев выехать из дома, Барбара Келли увидела тот красный внедорожник. Возле правого переднего колеса присела женщина, вероятно, лет на десять моложе самой Барбары, и с трудом орудовала гаечным ключом. Когда свет фар выхватил ее из темноты, она выглядела испуганной; может, и правда испугалась. Это был темный, довольно безлюдный участок дороги, им пользовались в основном местные жители домов тех узких улочек, что стекали к трассе Бегающих Оленей, словно ручьи. В такой вечер, когда небо затянули тучи, а из-за резкого ветра погода казалась холоднее, чем была на самом деле, машин на дороге оказалось гораздо меньше, чем обычно. В воскресные вечера обитатели этих краев и в лучшие времена склонялись к тихим домашним посиделкам, смиренно осознавая окончание выходных и неотвратимое приближение рабочей недели.
Местные улочки люди назвали, вдохновленные миром природы: Енотовая, улица Прыгающей Оленихи, переулок Бычьей Лягушки, — причем застройщики выбирали названия без всякой связи с обитателями окрестных лесов и полей. Барбаре никогда не приходилось встречать здесь олених, ни прыгающих, ни бегающих. Ничего она не слышала и о лягушках-быках и всего лишь раз в жизни видела енота — правда, сдохшего. Но, в сущности, это не имело особого значения. Она не обсуждала эту тему ни с соседями, ни с кем-либо еще. Жизнь приучила ее находить гармонию в необъяснимых явлениях. Благодаря такой привычке она легче справлялась и со своей работой.
Сейчас же перед ней стоял внедорожник со спущенным колесом, а рядом с ним мучилась молодая особа. Неподалеку топтался мальчик лет пяти-шести, в синих джинсах, черных ботинках и застегнутой до подбородка голубой ветровке.
Начался дождь. Первая капля громко щелкнула по ветровому стеклу, и уже через мгновение видимость ухудшилась до полной размытости, поскольку Келли еще не успела включить дворники. Она заметила, как съежился мальчик, спрятавшийся от ливня под деревом. Он натянул на голову капюшон ветровки, а женщина с неослабевающим упорством пыталась заменить колесо. Барбара восхитилась ее стойкостью, хотя видела, как неумело женщина орудует гаечным ключом. Сама Барбара справилась бы с такой проблемой гораздо лучше. Руки у нее, как говорится, росли из правильного места.
Она затормозила и тут же увидела, как домкрат выскользнул из-под машины и женщина отшатнулась назад от осевшего на спущенное колесо внедорожника. Чтобы не удариться головой об асфальт, она успела выставить назад руки и опереться на них. Барбаре показалось, что сквозь шум дождя и урчание мотора она услышала, как незнакомка выругалась. Мальчик бросился к ней. Его лицо искривилось, и Барбара догадалась, что он заплакал.
В обычных обстоятельствах Барбара спокойно продолжила бы путь. Она не имела склонности помогать ближним. Это было не в ее характере. Более того, в силу характера она склонялась к противоположным решениям. Ее жизнь до недавнего времени посвящалась постепенной гибели людей. Говоря юридическим языком, заключая контракты, Барбара мастерски пользовалась наличием написанных мелким шрифтом примечаний, которые обычно не замечались и позволяли кредиторам манипулировать должниками. С другой стороны, предполагалось, что реализуемые ею контракты доступны для изучения клиентов, хотя досконально их изучали лишь редкие умники. Кроме того, Барбара занималась особыми контрактами, которые предполагали словесное обсуждение, за исключением тех случаев, когда более выгодным считался иной подход. Иногда контракты затрагивали денежные или имущественные дела. В некоторые случаях в них участвовали заинтересованные лица. По большей части им обещали помощь и допускали, что поддержка может быть оказана в нужный момент. Каждый такой момент наносил ущерб душе человека, являясь очередным шагом на пути к вечным мукам.
Такая работа обогащала материально, но наносила большой моральный урон. Правда, иногда Келли увлекалась благотворительными акциями, как скромными, так и значительными, но исключительно под влиянием жалости. И сейчас, притормозив около женщины с ребенком, она ощутила жалость, смешанную с легким сексуальным возбуждением. Даже в измученном и промокшем состоянии молодая женщина выглядела красивой.
Всплеск неожиданного желания приятно поразил Барбару. Такого она не испытывала уже давно, с тех пор как обнаружила под мышкой странное затвердение. Оно даже не болело поначалу, и Барбара попросту не обратила внимания на пустяковую припухлость. По характеру Келли была не склонна к меланхолии. К тому времени, когда ей поставили диагноз «лимфома», оставшийся срок жизни уже исчислялся неделями, в лучшем случае месяцами. С осознанием диагноза пришел страх: страх боли, страх мучительного лечения, страх смерти.
И страх проклятия, поскольку никто лучше нее не понимал сущность заключаемых ею сделок. По ночам Барбара стала слышать тихие голоса. Они сеяли семена сомнения в ее душе. Они твердили о возможности искупления, даже для таких, как она. И вот жалость побудила ее притормозить около попавших в передрягу путников; но жаркая волна желания также поднялась из сокровенных глубин ее тела, и Барбара мысленно спорила с собой, пытаясь понять, что заставило ее остановиться — доброжелательность или корыстный интерес.
Келли опустила окно.
— Похоже, у вас проблемы? — спросила она.
Незнакомка уже поднялась на ноги. Из-за света фар и дождевой завесы она не смогла разглядеть, мужчина или женщина сидит за рулем подъехавшей машины, но сейчас явно испытала облегчение. Она шагнула вперед, струи дождя стекали по ее лицу. Тушь на ресницах размазалась. Одетая в темные платье и куртку, она выглядела как Мадонна после тягостных мучительных похорон — скорбящая, но ослепительно лучезарная в своей скорби. Мальчик стоял поодаль, дожидаясь, пока мама разберется в ситуации и пригласит его подойти. Нет, все не так просто: Барбара научилась отлично распознавать чужие реакции. Что-то в реакции мальчика выходило за рамки простого послушания или врожденной детской осторожности. Он подозрительно отнесся к самой Барбаре.
«Смышленый мальчонка, — подумала Келли. — Смышленый, чувствительный ребенок».
— Да вот сдулось проклятое колесо, — ответила женщина, — а домкрат оказался полным дерьмом. У вас, случайно, нет нормального домкрата?
— Нет, — солгала Барбара. — Тоже сломался пару месяцев назад, и я до сих пор не удосужилась починить его. Попадая в аварию, я предпочитаю дождаться помощи полицейского или просто звоню в автомастерскую.
— У меня нет телефона мастерской, и я не заметила тут поблизости никаких полицейских, как услужливых, так и равнодушных.
— Разве вы не слышали? Они растворяются в струях дождя.
Женщина вяло улыбнулась. Она уже промокла насквозь.
— И, вероятно, не они одни.
— Ну, по-моему, скоро вообще все попрячутся по домам, и вряд ли имеет смысл дожидаться в машине случайного спасителя, — заметила Барбара. — К тому же впереди поворот, где не раз бывали аварии. Люди мчатся сломя голову, особенно в плохую погоду. Если кто-то врежется в ваше авто, у вас появится гораздо больше проблем, чем спущенная шина.
Плечи незнакомки поникли.
— И что же, по-вашему, я могу сделать?
— Я живу здесь совсем неподалеку. Мой дом виден практически уже вон от той высокой сосны. Заедем ко мне, вы обсохнете, а когда кончится дождь, я позвоню моему соседу Рою. — Раз уж Келли соврала о своем сломанном домкрате, то едва ли сумеет помочь с заменой колеса. — Ему на роду написано вытаскивать красоток из беды. Он моментально заменит колесо. А вы с сыном сможете подождать, выпив горячего чая в уютной обстановке. Мальчик ведь ваш сын, верно?
Женщина ответила после странной паузы:
— О да, конечно. Это Уильям. Мы с его друзьями зовем его Билли.
«Интересная заминка», — подумала Барбара.
— Меня зовут Барбара, — сообщила она. — Барбара Келли.
— А меня — Каролина. Приятно познакомиться.
Женщины неловко — через открытое окно — обменялись рукопожатием. Каролина жестом подозвала мальчика:
— Иди сюда, Билли, поздоровайся с любезной дамой.
Мальчик неохотно — или так показалось Барбаре — приблизился к машине. Ребенок не отличался миловидностью. Барбаре он показался слишком бледным, возможно, даже больным. Если женщина действительно была его матерью, в чем уже возникли некоторые сомнения, то он мало походил на нее. Очевидно, в будущем этот мальчик станет весьма уродливым мужчиной, и что-то подсказывало Барбаре, что у него не так уж много друзей.
— Познакомься с Барбарой, — сказала ему Каролина. — Она хочет нам помочь.
Мальчик ничего не сказал. Он просто смотрел на Барбару темными глазами, напоминавшими изюмины в тестообразной массе пухлого лица.
— Ну, залезайте, — предложила она.
— Вы уверены, что мы не слишком затрудним вас?
— Ничуть не затрудните. Напротив, я стала бы переживать, если бы вы решили остаться здесь. Мне спокойнее осознавать, что вы будете в безопасности. Вам не нужно ничего взять из машины?
— Только сумочку, — откликнулась Каролина.
Она отошла, оставив Барбару с мальчиком вдвоем. В капюшоне и застегнутой на «молнию» ветровке он выглядел старше своих лет. Келли с тревогой подумала, что он напоминает какую-то живую куклу или странного карлика. Мальчик разглядывал ее злобным взглядом. Непоколебимая улыбка озаряла лицо Барбары. Дома у нее много всяких лекарств, и она легко усыпит ребенка.
И его мать тоже, если понадобится. Она уже предвкушала близость с Каролиной, и ее окатила теплая оживляющая волна вожделения.
С покаянием можно подождать.
По пути к дому Барбары женщины разговорились. Оказалось, что Каролина с Уильямом ехали в Род-Айленд навестить друзей в Провиденсе, но им помешала спущенная шина. Барбара попыталась выяснить, откуда они прибыли в такую глушь. Каролина пояснила, что просто сбилась с дороги, сделав где-то неверный поворот, и Барбара решила пока оставить эту тему.
— А вы бывали раньше в Провиденсе? — спросила Барбара.
— Да, пару раз в студенческие времена. Тогда я обожала романы Лавкрафта.[7]
— Неужели? А мне никогда не нравился Лавкрафт. На мой вкус он слишком истеричный и излишне напыщенный.
— Пожалуй, ваша критика отчасти справедлива, — согласилась Каролина. — Но, возможно, он избрал такой стиль, поскольку постиг истинную природу этой вселенной. Или думал, что постиг.
— Вы имеете в виду вечных зеленых демонов с мозгами, забитыми волшебной чепухой?
— Ха-ха! Не совсем, хотя кто знает… Нет, я имела в виду мрачность, равнодушие, отсутствие милосердия.
Слово «милосердие» полоснуло Барбару точно ножом. Она почти чувствовала, как зараженные лимфатические узлы откликнулись на этот словесный раздражитель мучительным контрапунктом к рожденной в ее лоне сладостной мелодии.
«Я становлюсь похожа на ходячую метафору», — подумала она.
— Веселенькая картина, — с усмешкой отозвалась Барбара, и женщина на соседнем сиденье рассмеялась.
— Для девушек это, возможно, казалось охлаждающим дождем.
Включив правый поворот, Барбара свернула на подъездную дорожку, ведущую к ее дому. Внутри горел свет, придавая дому теплый, гостеприимный вид.
— Вы ведь куда-то ехали, когда наткнулись на нас, — заметила Каролина. — Я даже не поинтересовалась. Надеюсь, мы не оторвали вас от важных дел.
«В церковь, — едва не вырвалось у Барбары. — Я ехала в церковь».
— Нет, — заверила она. — Ничего важного. Это может подождать.
Келли провела новых знакомых в гостиную. Принесла им полотенца, чтобы вытереться, и посоветовала сменить обувь. Гости последовали ее совету, хотя мальчик действовал с видимой неохотой. Он упорно не желал скидывать капюшон и расстегнуть «молнию» ветровки. В таком наряде он еще больше напоминал злобного гоблина. Барбара заметила, что у мальчика явный избыток веса. Быть может, из-за этого он и стеснялся. Снисходительно улыбнувшись ему, Каролина проследовала за хозяйкой в коридор, где повесила сохнуть свою куртку.
— Билли очень независимый ребенок, — пояснила она. — Порой я не могу понять, кто на самом деле распоряжается в нашем доме.
Барбара мельком глянула на безымянный палец гостьи. Та не носила обручального кольца. Каролина заметила ее взгляд и помахала левой рукой.
— По-прежнему свободна и одинока! — воскликнула она.
— А отец?
— Испарился, — бросила женщина. И хотя она произнесла это небрежно, резковатый тон явно показал, что дальнейшие вопросы на эту тему нежелательны. — А как вы? Замужем?
— Можно сказать, что мужа мне заменяет работа.
— Чем же вы занимаетесь?
— Консультирую. — Так Келли обычно отвечала на подобные вопросы.
— Звучит расплывчато.
— Даю рекомендации по контрактам и сделкам.
— Так вы юрист?
— Да, прошла юридическую подготовку.
— А я бросила учебу, — рассмеявшись, сообщила Каролина.
— К сожалению, — призналась Барбара, — работа у меня не особенно интересная.
— О, уверена, что вы лукавите. Вы производите впечатление очень яркой личности и вряд ли связались бы с тупой работой.
— Впечатление бывает обманчиво, — возразила Барбара.
— Какая скромность! Или, выйдя замуж за работу, вы изменяете ей с любовником?
Барбара мельком глянула на свое отражение в коридорном зеркале и отвернулась. Она не считала себя привлекательной. Прямые тусклые волосы, обычное простое лицо. Своих сексуальных партнеров Келли могла бы пересчитать по пальцам одной руки, да и той оказалось бы многовато.
— Нет, — сказала она. — Я вообще не склонна к подобным изменам.
Каролина насмешливо взглянула на нее:
— Вы предпочитаете женщин или мужчин?
Грубоватая прямота вопроса поразила Барбару.
— Почему вы спросили?
— Всего лишь смутное предчувствие. Без всяких задних мыслей.
Барбара помедлила пару секунд.
— Я предпочитаю женщин мужчинам, — призналась она. — На самом деле когда-то я встречалась с одним мужчиной. В молодости. Не впечатлило. Женщины обычно считали меня более привлекательной в сексуальном плане.
— Ну да, я тоже жила с женщинами. Мне предпочтительны мужчины, но в необузданной молодости я изрядно почудила. — Она подмигнула Барбаре.
«Господи Иисусе, — подумала Барбара. — Вот повезло-то. Она идеальна. Это звучит почти как…»
Подарок судьбы. Неожиданное, но такое уместное слово. Могли ли они догадаться о задуманном ею покаянии? Могли ли почувствовать те сомнения, что глодали ее? Не хотят ли они таким способом удержать ее рядом с собой, подкинув притаившемуся в паутине пауку подарочек в виде завернутой в шелка мухи? Идея не выходила за грань возможного. В конце концов, именно так они и действовали. Более того, так действовала она сама. Эти мысли встревожили Барбару. Ей захотелось ненадолго уединиться, чтобы обдумать ситуацию. Присутствие Каролины почему-то стало действовать подавляюще. Мальчик тоже оставался загадкой. Он проницательно следил за обеими женщинами немигающим взглядом глаз, темневших на унылом, бледном лице.
— Не хотите ли чем-нибудь согреться? — спросила Барбара. — Кофе или чай?
— Да, спасибо, чашечку кофе было бы чудесно.
— А чего хочется Уильяму, или Билли?
— О, не волнуйтесь, он обойдется. У него очень чувствительный желудок. В дороге он начал барахлить. Лучше ему пока ничего не давать.
Барбара прошла на кухню. До нее доносились тихие голоса новых знакомых, но через минуту-другую Каролина последовала за хозяйкой. Прислонившись к столу, она наблюдала, как Барбара, налив воды, включила кофеварку и из нее потекла тоненькая струйка. Присутствие гостьи начало раздражать Барбару. Возможно, она совершила ошибку, пригласив их, но с другой стороны, если этих двоих послали за ней, то почему они не приехали прямо в ее дом?
Если только Каролина не ехала именно сюда, когда спустилось колесо.
— У вас симпатичный дом, — заметила гостья.
— Благодарю вас. — Барбара осознала, что ее голос прозвучал резко. — То есть очень мило, что вы это отметили. Я сама выбирала дизайн.
— У вас превосходный вкус. Кстати, мои недавние слова вызваны сочувствием. Вы помните, я говорила о вашей сексуальности. Просто мне хотелось прояснить ситуацию, прежде чем мы продолжим общение.
— А мы будем продолжать? — спросила Барбара.
— Вам бы этого хотелось?
Барбара взглянула на кухонное окно. Следы дождя на стекле, словно помехи, искажающие телевизионный экран, настолько затемняли картинку, что хозяйка не могла уследить за тем, что происходит за спиной. Отчетливо была видна лишь женщина по имени Каролина, лицо которой отражалось в стекле, точно ущербная луна.
«Я правильно ее поняла, — подумала Барбара. — Я чувствую, что права».
Малейшие остатки желания или вожделения бесследно исчезли. Барбара осознала, что во всем виновата болезнь. Она ослабела больше, чем казалось. Прежде она с легкостью распознала бы такую ловушку, поскольку сама не раз расставляла их другим. Они следили за ней, ждали именно ее. Они узнали. Все узнали.
— Как вас зовут? — устало спросила Барбара.
— Я уже говорила вам: меня зовут Каролина.
— Нет, — возразила Барбара, — скажите ваше настоящее имя.
Отражение женского лица в окне исказилось, словно образ, выданный испорченным передатчиком. На несколько мгновений оно будто исчезло, оставив вместо себя пустую черноту.
— У меня много имен, — наконец произнесла гостья, и из мрака вновь выплыли освещенные изнутри очертания женского лица, хотя оно заметно изменилось. Несмотря на залитое дождем стекло, Барбара четко уловила перемену. Женщина стала еще прекраснее, однако внушала еще больший ужас.
— Но все-таки какое из них реальное? Какое точнее отражает вашу сущность?
— Дарина, — откликнулась женщина. — Можете называть меня Дариной.
Барбара вздрогнула. Ее ноги стали ватными, и она поспешно уперлась руками в кухонную раковину. Ей вдруг захотелось сполоснуть лицо холодной водой. На худой конец это поможет скрыть слезы, если она заплачет.
— Я слышала о вас, — тихо произнесла она. — Вас посылают за изменниками. Вы являетесь призрачной тенью в углу, кровью на стекле.
К отражению женщины в окне присоединилось другое, помельче. В кухню зашел ребенок.
— Зачем вы здесь? — спросила Барбара. — Вас послали в качестве искушения? Или возмездия?
— Ни то, ни другое.
— Тогда зачем?
— Вас уже соблазнили, и мы боимся, что вы уступили соблазну.
Читать бесплатно другие книги:
