Миниатюры Лукин Евгений
Любовь Лукина, Евгений Лукин
Аналогичный случай
В чисто научных целях Биолог отхватил лазером крупный мясистый побег, и тут появилось чудовище. Лохматое от многочисленных щупалец, оно стремительно выкатилось из зарослей и, пронзительно заверещав, схватило Биолога.
Командор и Кибернетик бросились к танку. Чудовище их не преследовало. Оно шмякнуло Биолога о мягкую податливую почву и прикрепило за ногу к верхушке так и не обследованного растения.
Когда Командор выскочил с бластером из танка, животное уже скрылось. Биолог покачивался вниз головой на десятиметровой высоте.
Его сняли, втащили в танк и привели в чувство.
– Что оно со мной делало? – слабым голосом спросил Биолог.
– Подвесило на веточку, – сухо ответил Кибернетик. – На зиму запасалось.
Танк с грохотом ломился сквозь джунгли, расчищая дорогу манипуляторами.
– Может, мы заехали в заповедник? – предположил пришедший в себя Биолог.
– Они обязаны были предупредить нас о заповедниках! – прорычал Командор.
Ситуация складывалась в некотором роде уникальная. Объективно говоря, контакт с аборигенами уже состоялся. Была установлена двусторонняя телепатическая связь, и даже наметились какие-то дружеские отношения. Однако туземная система координат была настолько необычной, что астронавты никак не могли понять, где искать аборигенов, а те, в свою очередь, не могли уразуметь, где находится корабль.
В числе прочих сведений местные жители сообщили, что крупных животных на планете нет.
– А так ли уж они к нам расположены? – угрюмо сказал Командор. – Что если они нарочно морочат нам голову с координатами? Умолчали же насчет хищников?
Танк впоролся в совершенно непроходимую чащу. Они взяли лазер и выжгли в ней просеку.
– Есть идея, – сказал Биолог.
– Слушаю вас, – заинтересовался Командор.
– Это было маленькое животное.
– То есть?!
– Для них маленькое.
– О господи!.. – содрогнулся Командор.
Путь танку преградил глубокий ров. Они взяли бластер и направленным взрывом сбросили в этот ров кусок холма.
– Если на то пошло, – вмешался Кибернетик, – у меня тоже есть идея. В достаточной мере безумная.
– Давайте, – устало сказал Командор.
– Никаких аборигенов на этой планете нет.
Астронавты тревожно заглянули в глаза Кибернетику.
– Позвольте… А где же они?
– Они на той планете, с которой мы установили телепатическую связь.
Выход из ущелья затыкала огромная каменная глыба. Они взяли деструктор и распылили ее.
– Любим мы безумные идеи, – проворчал Командор. – А почему не предположить самое вероятное? Просто наш Связист не так их понял. Ладно! Доберемся – выясним.
Танк налетел на земляной вал неизвестного происхождения и, прошибив его насквозь, подкатил к кораблю…
– Ну, вы меня удивили, старики! – Связист отлепил присоски от бритого черепа и озадаченно помассировал темя. – Я абсолютно уверен в их искренности. Я же не с передатчиком, а с личностью общаюсь. Кстати, он, оказывается, тоже сельский житель. Вам, горожанам, этого не понять. Знаете, о чем мы с ним говорили? О высоких материях? Черта с два! О самом насущном. Например, он пожаловался, что на его делянке завелись какие-то вредные зверьки… ну, вроде наших грызунов. Портят посевы, проедают дырки в изгороди… А я рассказал ему аналогичную историю: у моего деда был сад, и когда к нему повадились воробьи, он подстрелил одного и повесил на дереве. И остальных как ветром сдуло! Представляете, эта мысль моему аборигену очень понравилась. Он поблагодарил за совет и сказал, что сейчас же пойдет и попробует… А что это вы на меня так странно смотрите?
1981
Евгений Лукин
Аханьки
Не так ахаешь, переахай снова!
В. И. Даль
Я знал, что редакторы – враги рода человеческого, но не думал, что до такой степени. Крапивное семя! Недрогнувшей рукой они правят «ономнясь» на «опомнясь», а «помавал» на «помахал». Они свято убеждены, что «ужо» и «противу» суть грубые орфографические ошибки. Кстати, слово «суть» в их понимании может быть только существительным третьего склонения и ничем иным.
А негодующие пометки на полях рукописи!
«Почему герой говорит, что ещё не вечер? Ведь дело происходит глубокой ночью!»
Но этот… Наверное, он и сам тайком пописывал. Известно же: кто никогда не был униженным и оскорблённым, не сможет толком ни унизить никого, ни оскорбить. Видно, и его в своё время изрядно повозили физией по опрометчиво расставленным запятым.
Наша встреча состоялась в единственной комнатке новорождённого частного издательства – чуть ли не первого в Ленинграде. За окном тихо разваливался Советский Союз. Мой визави восседал в редакторском кресле и в скорбной задумчивости листал принесённую по его же просьбе рукопись.
– Как же вы так? – устало посетовал он вдруг – и, болезненно морщась, зачитал: – «„Не может быть!“ – ахнула она».
– И что? – не понял я.
– Ахнуть означает сказать «ах», – терпеливо пояснил он. – Если ваша героиня говорит: «Не может быть» – то, значит, она не ахнула. Она воскликнула.
– У меня там ещё «Этажом выше ахнула дверь», – признался я. – То есть сказала «ах»?
Лицо редактора стало совсем несчастным. Мало того что автор безграмотен, он ещё и помнит свою белиберду наизусть.
– Или тоже воскликнула? – довесил я, не удержавшись.
– Нет, – процедил он. – Дверь, пушка… Эти пусть ахают. А вот что касается человека…
– Ахнул по затылку, например…
– Но не языком же! Рукой, поленом…
Мы смотрели друг на друга, наливаясь взаимной неприязнью.
– И что получится? «„Ах!“ – ахнула она»?
– Нет. Просто «ахнула». Без прямой речи.
– А если рявкнула? Сказала «рявк»?
Он поиграл желваками.
– Нет. Рявкнуть можно что угодно. Но ахнуть – только «ах».
– Позвольте, – с достоинством позволькнул я. – В словаре Даля «ахнуть» означает (цитирую) «дивиться чему, радоваться, горевать». И только в самом конце «восклицать ахъ!»
Следует признать, с моей стороны это была откровенная бестактность. Но я только что законспектировал в охотку первый том Владимира Ивановича – и просто не мог не щегольнуть познаниями.
Однако смутить редактора оказалось трудненько. Бесстыдство было частью его профессии.
– Даль, – далькнул он как ни в чём не бывало, – во многом устарел…
– Ничего себе! – ничего-себекнул я. – Может и Достоевский устарел? Достоевского возьмите! Да у него сплошь и рядом «ахнул» в значении…
– Тоже мне образец! – презрительно тоже-мне-образецнул он. – Если мы будем ссылаться на Достоевского как на эталон русского литературного языка…
– А на кого ж тогда? – озлясь, а-на-кого-ж-тогдакнул я.
Нет, не так. Просто «а-на-кого-ж-тогдакнул». Без прямой речи.
Редактор взглянул озадаченно – и только-не-на-негокнул.
Я почемукнул.
В ответ он не нашёл ничего лучшего как потомукнуть, и я почемукнул вновь. Но уже с тремя восклицательными знаками.
Он уклончиво но-вы-же-не-классикнул.
Я ну-и-чтокнул.
Он всё-равно-так-нельзякнул.
Собственно, на этом наш разговор и завершился. Я забрал рукопись и, хмуро ладно-посмотрюкнув, покинул новорождённое издательство.
Снаружи сеял мерзкий питерский снежок. На углу совала прохожим листовки и зычно долой-коммунякала увенчанная вязаной шапочкой пенсионерка. Я вздёрнул воротник куртейки и, уныло ну-и-временакнув, поплёлся в сторону Московского вокзала.
2005
Евгений Лукин
Было время
Я бы мог начать эту историю так: «В те давние-давние времена, когда не было ещё карманов, а были только гульфики…»
Или, скажем, так, с претензией на наукообразность: «Сейчас мало кому приходит в голову, что карликовый рост средневековых рыцарей объяснялся в первую очередь малыми размерами лат…»
А мог бы и сразу, не тратя лишних слов: «– По дос-пе-хам! – зычно скомандовал король Артур – и рыцари Круглого Стола наперегонки, тесня и отталкивая друг друга…»
Господи, а ведь я всё это мог!..
Любовь Лукина, Евгений Лукин
Внутренний монолог
Придя домой, я внимательно осмотрел подобранную на тротуаре стеклянную бусину. Она не была стеклянной. Она даже не была бусиной. Это был глаз. Живой.
Конечно, я еще не знал, что он вдобавок является зародышем инопланетного существа, размножающегося чисто платонически. Элементарно: после обмена страстными взглядами от материнского глазного яблока отпочковывается дочернее и начинает существовать самостоятельно.
Тем более я не мог знать, что, выбросив с отвращением этот алчно посматривающий на меня глаз в мусорное ведро, я тем самым поместил его в питательную среду, где он начал быстро развиваться: нарастил веко с пушистыми ресничками, головной мозг, две пары клешней и эластичный желудок с полупрозрачными стенками, сквозь которые так теперь трудно различим окружающий меня мир…
1979
Любовь Лукина, Евгений Лукин
Во избежание
– Так вы, значит, и есть автор научно-фантастического романа «Изгородь вокруг Земли»? – Редактор с доброжелательным любопытством разглядывал посетителя. – Вот вы какой…
– Да, – засмущался тот. – Такой я…
– Прочел я ваш роман. Оригинально. Кажется, ничего подобного у других фантастов не встречалось.
– Не встречалось, – сдавленно подтвердил автор. – У меня у первого.
– Ну что вам сказать… Читается роман залпом. Так и видишь эту титаническую Изгородь, уходящую за горизонт… Да… А тот эпизод, когда на строителей Изгороди нападают коллапсары, а те отбиваются от них искривителями пространства, – это, знаете ли, находка! Потом – разоблачение Аверса, который на поверку оказывается матерым агентом Реверсом…
Автор зарделся.
– И название удачное, – продолжал редактор. – Есть в нем этакий элемент неожиданности. Изгородь – и вдруг вокруг Земли. Читатель это любит…
– Любит, – убежденно подхватил автор. – Я знаю нашего читателя.
Редактор покивал.
– Собственно, у меня только один вопрос. Эта Изгородь… Для чего она? С какой целью ее возводят?
Автор вскинул на него изумленные глаза.
– Как для чего? – опешив, переспросил он. – Так ведь ежели ее не будет, непременно кто-нибудь с края Земли вниз сорвется!..
1981
Евгений Лукин
И так каждый раз
Я сижу на крыше и думаю, что я снайпер. Улица внизу пуста. Все попрятались. Видимо, тоже думают, что я снайпер. Однако людям свойственно ошибаться. Это надо учитывать. Понемногу начинают одолевать сомнения. А действительно: снайпер ли я? По какому, собственно, праву я сижу с винтовкой на этой крыше? Ну вот пожалуйста: из переулка совершенно безбоязненно появляется прохожий. Он тоже сомневается в том, что я снайпер. Неужели он прав? Снайпер я, черт побери, или не… Ну слава богу! Все правильно. Снайпер.