Стража реальности Евтушенко Алексей
– По-моему, там, впереди, должна быть какая-то оживленная улица, – ответил Никита. – А нам сейчас лучше всего быть среди народа. Чем больше людей, тем проще затеряться.
– Уж чего-чего, а улиц оживленных в Москве хватает, – сказала Маша. – Хорошо бы вообще узнать, в каком районе мы находимся.
– Ориентировочно должны быть где-то на западе, – предположил Женька. – Сейчас дойдем до обещанной Никитой оживленной улицы, и все узнаем. Конечно, надо было вчера еще у Мартина спросить. Или у этого Паши. Но лично я не догадался.
– Никто не догадался, – сказала Маша. – Олсуфьевский переулок. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Где?
– Мы по нему идем. Вон табличка на доме.
– Действительно, Олсуфьевский, – прочитал Женька. – Что-то вроде знакомое, но сообразить не могу.
– Здесь рядом метро «Фрунзенская», – сказал Никита.
– Ух ты! – восхитился Женька. – Не подозревал, что ты такой знаток Москвы.
– Да какой там знаток, – усмехнулся Никита. – Просто когда-то тут неподалеку жила моя… э-э… знакомая, скажем так. Давно, правда, это было.
– Прямо в этом переулке?
– Нет, в соседнем. Поэтому, наверное, я сразу райончик и не узнал. Тем более в темноте. Теперь вот понемногу вспоминаю.
– А мы что, на метро поедем? – поинтересовалась Маша. – И если поедем, то куда?
– Кстати, вопрос серьезный, – подхватил Женька. – В московском метро всегда было полно милиции. Не думаю, что метро этой Москвы, чем-то отличается от нашего.
– Мне все время кажется, – пожаловалась Маша, – что все это какой-то гигантский розыгрыш. Другой мир, СССР… Как это может быть?
– Не знаю, – сказал Никита. – Но мы и в самом деле не у себя. Гляньте-ка вот туда, – и он показал глазами на крышу пятиэтажного дома через дорогу.
– «Народ и партия – едины», – прочла Маша негромко. – Да уж. А… зачем?
– Что «зачем»? – не понял Никита.
– Зачем это здесь написано?
– Как напоминание, наверное, – вздохнул Женька. – Чтобы народ не забывал о своем единстве с партией. Ну и партия… соответственно.
Машину они поймали на Комсомольском проспекте. Это была грязноватая «девятка» темно-синего цвета, водитель которой, полноватый мужчина лет сорока, согласился подбросить их до Парка Горького за десятку. Никто не знал, много это или мало по нынешним деньгам, поэтому согласились, не торгуясь.
– Слышали? – бодро осведомился хозяин «девятки», как только все сели, и «жигуль» тронулся с места. – В новостях уже с самого утра сообщили. И, главное, близко совсем от моего дома!
– Э-э, – охотно подхватил разговор Женька, – честно говоря, командир, мы не в курсе. Не слушали новости еще сегодня. А что случилось-то? Опять, небось, убили кого-нибудь?
– Ха! Убили… Фугас рванули! Ночью. Ментовский «уазик» и «Тигр» – в металлолом. Пять трупов!
– И «Тигр»? – не поверил Женька. – В металлолом?
– Ну, «Тигр»-то, может, и починят, – согласился водитель, – машинка крепкая. А вот «уазик» сгорел. В новостях не передавали, но говорят, что менты повязали очень серьезных людей. Но другие серьезные люди об этом узнали и устроили засаду. В нужном месте и в нужное время.
– И теперь все серьезные люди опять на свободе, – заключил Женька. – Эх, времечко…
– Да уж, – кивнул водитель, – времечко нынче тревожное.
– А с другой стороны, – сказал Женька, – когда оно было другое?
– Это да, – не стал спорить водитель, – без тревог у нас не обходится.
До парка доехали быстро. Во-первых, из-за невеликого расстояния, а во-вторых, потому, что машин на дороге, по меркам настоящей Москвы, не было совсем. А те, что были, относились в основном к отечественным маркам.
Расчет ребят оправдался. Народу, несмотря на будний день, в парке оказалось довольно много. В том числе и молодежи. Так что два парня и девушка в обычных джинсах и рубашках вряд ли могли привлечь ненужное внимание блюстителей порядка. При условии, конечно, что вести они себя будут адекватно и ничем не выделяться среди прочих.
Выделяться они и не собирались, хотя Маше с ее ростом метр семьдесят девять, крупной статью и густой рыжей гривой волос трудно было отделаться от устойчивого ощущения, что прохожие – особенно мужского пола – все-таки обращают на нее внимание.
– А ты возьми меня под руку, – предложил невысокий худенький Женька, заметив, что Маша напряженно косится по сторонам. – Тогда все будут думать, что ты со мной, и поймут: девушка занята.
– Хорошая мысль, – обрадовалась Маша и ухватилась за мощного Никиту. – Вот. Совсем другое дело. Сразу чувствую себя защищенной. Но ты, Женечка, не переживай. Я тебя потом под ручку возьму, когда чужого народу вокруг поменьше будет.
Нашли кафешку, почти свободную от посетителей, и, сравнив цены с имеющейся в карманах наличностью, расположились на открытой веранде за самым дальним столиком.
Ассортимент заведения особым разнообразием не отличался, но кофе, мороженое и пиво здесь были. Кофе с мороженым и ограничились, решив, что пиво в данной ситуации им совсем ни к чему.
– Жуткое ощущение, – негромко пожаловалась Маша, осторожно пробуя мороженое. – Вроде родной город, а кажется, что кругом враги.
– Расслабься, – посоветовал Женька. Он свободно развалился на стуле, забросил ногу на ногу и с интересом глазел по сторонам. – И получай удовольствие. Когда еще такой случай представится! Это же чистая машина времени. Расскажешь кому – не поверят.
– Я бы не стал рассказывать, – серьезно промолвил Никита. – То есть совсем никому. Страшно подумать, что начнется, если об этом узнают.
– Ну, во-первых, чтобы хоть что-то кому-то рассказать, надо сначала отсюда выбраться, – заметил Женька. – А во-вторых, ты уверен, что об этом… не знаю даже как его назвать… тоннеле и вообще самом наличии двух параллельных миров никому у нас не известно? Здесь-то знают. Тот же Мартин. Значит, и у нас могут знать.
– Вряд ли, – сказал Никита. – Ну, сам подумай. Сколько этот тоннель существует?
– Воронка с войны еще, – сказал Женька. – Сам говорил. Да и видно, что старая – березы по краям растут.
– Воронка – да. Но я не про воронку спрашиваю. Тоннелю сколько лет? Семьдесят? Десять? Пять? Сто?
– Мартин ничего об этом не сообщал, – пробормотал Женька.
– То-то, что не сообщал. Я думаю, что и здесь о тоннеле этом знают очень и очень немногие. Единицы. Я вообще считаю, что… – Никита вдруг замолчал с отсутствующим видом, не замечая, как из ложки в его руке капает на стол растаявшее мороженое.
– Эй, – позвала Маша ласково, – Никитушка, ты чего? Очнись, дорогой. Это мы, твои друзья!
– До меня только что дошло, – заморгал глазами Никита, сунул ложку в вазочку, упер локти в стол и задумчиво положил подбородок на переплетенные пальцы. – И то, что до меня дошло, очень мне не нравится.
– Что такое? – нахмурился Женька.
– Никита, ты меня не пугай, – попросила Маша. – Я девушка не слишком трусливая, ты знаешь, но на вчера и сегодня мне стрессов достаточно.
– Я и не хочу никого пугать, – сказал Никита. – Просто я подумал, что для Мартина и его друзей совсем не надо, чтобы мы оставались в живых.
– Ёпрст! – выдохнул Женька. – А ведь и верно.
– Объясните, – потребовала Маша.
– Все очень просто, – сказал Женька. – Спасибо Никите, не понимаю, как я сам до этого не додумался, на поверхности же лежит. Они ведь террористы, как ни крути. И тоннелем пользуются, чтобы в нашем мире добывать боеприпасы и тащить в свой. А может, и еще для каких-то целей, о которых мы и вовсе ничего не знаем. А тут – мы. Не просто обуза, а прямая опасность для них. Потому что можем о тоннеле разболтать. Там, у себя. Или даже здесь, если припрет. И что тогда? Нет, так рисковать они не могут. Значит – что?
– Нас надо… убить? – догадалась Маша.
– Умничка, – кивнул Женька. – Тем более что здесь, в этом мире, нас искать никто не станет.
Глава 5
Мартин. Бегство
Они переглянулись, и каждый старался упрятать поглубже свой испуг и беспокойство. Посмотреть вокруг – мирный летний день. Городской парк, мамаши с колясками, где-то играет музыка. Но все это – внешнее, наносное. Самую малость копнуть, и сразу выяснится, что каждый шаг в этом новом мире грозит, не шутя, гибелью. Вот и копнули.
– А сразу не убили, потому что сначала не знали, кто мы такие, и Павел думал нас завербовать, – продолжила Маша. – Он сам об этом вчера говорил. Когда же все выяснилось… Ну, не в квартире же своей конспиративной это делать. Куда трупы потом? Вот и разыграли спектакль со звонком, ОМОНом и встречей в два часа на Патриарших. Так?
– Запросто, – подтвердил Женька.
– И… что же теперь делать?
– А черт его знает, – честно признался Женька и посмотрел на Никиту. – Может, Никита придумает? Он у нас мало того что умный, но еще и рассудительный.
– Другой бы спорил, а я не стану, – сказал Никита и снова принялся за мороженое.
– Ну…и? – осведомилась Маша.
– Как умный и рассудительный, я считаю, что на встречу надо все равно идти.
– Как это?! – в один голос изумились друзья.
– Очень просто. Во-первых, я могу и ошибаться, и нам ничего не грозит. Во-вторых, никто нас белым днем в центре Москвы убивать не станет. Надеюсь. Раз уж вчера или сегодня утром не убили. Это в том случае, если я все-таки прав. Ну и, в-третьих, без помощи Мартина нам из этой Москвы выбраться очень проблематично. Проверки на дорогах, так сказать.
– Было такое кино, – вспомнил Женька. – Но там не совсем об этом. Но ты сам себе противоречишь. Если мы не доверяем Мартину, то как можем полагаться на его помощь?
– На самом деле я лично еще не решил, доверяю ему или нет, – сказал Никита. – Надо посмотреть на его дальнейшее поведение.
– Кстати, никто не помешает Мартину и его ребяткам устроить засаду в лесу, если мы не придем, – осенило Машу. – По любому. Куда нам деваться-то? Все равно в лес этот к воронке сунемся рано или поздно. Не сейчас так через месяц. Хотя сидеть здесь еще месяц… Бр-р-р… Совсем не хочу.
– Не в лоб, так по лбу, – заключил Женька. – Значит, идем?
– Да, – сказал Никита. – К тому же у нас их деньги. А я не привык присваивать чужое. Даже если меня на это толкают обстоятельства.
Мартин появился со стороны Спиридоновки точно в назначенное время. Народу на Патриарших в этот час было не много, поэтому он сразу заметил облюбовавших одну из лавочек друзей и направился к ним. Подошел, сел рядом, закинул ногу за ногу. Закурил.
Теперь, в свете летнего дня, было хорошо заметно, что при всей общей моложавости на самом деле лет этому человеку немало.
«Пожалуй, гораздо ближе к пятидесяти, чем к сорока, – решила Маша. – В отцы мне годится, если честно. Староват, как ни крути. А жаль. Чем-то он мне понравился. Тьфу, дура, о чем я думаю?! Понравился, не понравился… Мало того что старый, так еще и революционер-бомбист из параллельного мира. Хорош субъект для симпатии, нечего сказать!»
– И как вам эта Москва? – неожиданно поинтересовался Мартин. – Жутковатое впечатление, верно?
– Нет, отчего же? – вежливо не согласилась Маша. – Странная, да. Непривычная. Другая. Но жутковатая? Я бы не сказала. Не заметила ничего ужасного и жуткого. Даже наоборот. Например, здесь не должно быть пробок. Как мне показалось. Не то что у нас – ужас сплошной, а не езда. Особенно в будний день.
– Верно, – усмехнулся Мартин. – Пробок не бывает почти. Машин по сравнению… с вашим миром гораздо меньше. Впрочем, это не важно.
– А что важно? – спросил Никита.
– По-разному, – сказал Мартин. – Лично мне важно, чтобы у нас в конечном итоге стало, как у вас. Хотя я знаю, что и у вас не медом намазано. Но все же лучше. А главное – честнее. И в этой связи мне важно еще, чтобы вы попали домой как можно скорее.
– Ага, – сказал Женька. – Вот здесь, если можно, поподробнее. Почему вам так важно, чтобы мы попали домой? Какой у вас в этом интерес?
– И какая выгода, – добавила Маша.
– Узнаю молодое поколение, – сказал Мартин. – В обычное человеческое сочувствие мы, значит, не верим?
– Верим, – сказал Евгений. – Но вы, Мартин, уж извините, не в том положении находитесь, чтобы позволить себе роскошь обычного и простого человеческого сочувствия. Вы же борьбу ведете. Войну. Не на жизнь, а на смерть. А в такой войне все средства хороши и с потерями не слишком считаются. Что мы для вас? Помеха. И помеха довольно большая и серьезная. Так нам кажется.
– Вон в чем дело! – насмешливо посмотрел на них Мартин. – Решили, значит, что мы хотим вас… того? – он изобразил пальцами пистолет. – Ну-ну. Слишком много о себе возомнили, молодые люди. Какая вы помеха, да еще и серьезная? Так, легкое неудобство, не более того. А вот польза от вас живых и здоровых нам может быть и в самом деле большая. Не догадываетесь, какая именно и почему?
– Вам нужны свои люди в нашем мире? – предположил Никита.
– Правильно, – кивнул Мартин. – И не просто свои люди, а желательно друзья. То есть те, кто в случае чего поможет добровольно, а не по принуждению. Так же, как сейчас я помогаю вам.
– Хорошо, допустим, – сказал Никита после непродолжительного молчания. – И как же вы предполагаете нам помочь вернуться домой?
– Очень просто, я сам вас отвезу на место. Сегодня вечером в моем распоряжении будет машина.
– А как же эти… проверки на дорогах? – спросил Женька. – Документов-то у нас как не было, так и нет.
– Ничего, – сказал Мартин. – Выскочим теми дорогами, которые на карте не нарисованы. Не впервой. Там патрулей не бывает, а значит, и документы проверять некому.
Они действительно выскочили.
Но тот же Женька, который не без оснований считал, что неплохо знает Москву, вряд ли смог бы повторить путь, которым вывез их из города Мартин на старом «Фольксвагене», которому по самым оптимистичным подсчетам было никак не меньше двадцать лет.
Впрочем, Женька знал свою Москву, а это была Москва совсем другая. Похожая во многом и где-то даже совсем одинаковая. Но все равно – другая. Это следовало принять как данность и не слишком беспокоиться.
Сначала они крутились по узким проездам внутри жилых кварталов. Потом въехали на неохраняемую территорию какой-то заброшенной промзоны и оттуда попали на пыльную грунтовку. И в конечном счете, миновав обширную и дурно пахнущую (не спасли даже закрытые окна) свалку, добрались до латаной-перелатаной асфальтовой дороги, которая, долго петляя, и вывела их на нужное шоссе за пределами города. К этому времени уже наступил вечер, солнце опустилось к самому горизонту, и прямо перед ними светился в половину неба красивый подмосковный августовский закат.
Их остановили, когда до нужного поворота в лес оставалось не более десяти километров.
Милицейский «жигуль» с работающей мигалкой на крыше расположился на обочине сразу за поворотом, и массивный гаишник с короткоствольным автоматом «АКС» на левом боку косолапо шагнул на край дороги и махнул жезлом.
– Этого нам только не хватало, – пробормотал Мартин, останавливая машину. – Откуда они тут взялись? Ч-черт, обидно…
– Что нам делать? – спросил Никита.
– Ничего, – ответил Мартин. – Сидите и молчите. Говорить я буду.
– Прямо как в кино, – сказала Маша.
– Ага, – согласился Мартин, – только…
Но закончить мысль ему не дали.
– Всем выйти из машины с поднятыми руками! – рявкнул сзади усиленный динамиками голос. – Повторяю! Немедленно всем выйти из машины с поднятыми руками! В случае сопротивления открываем огонь на поражение!
– Попались, – констатировал Мартин, сунул обе руки под сиденье, пошарил там и, повернув голову к Никите, который сидел рядом с ним, буднично осведомился:
– Стрелять умеешь?
Вероятно, помогло то, что нарвались они не на профессионалов своего дела, а на обычный, хоть и вооруженный автоматами, милицейский наряд. Будь иначе, вряд ли бы все закончилось тем, чем закончилось. А так…
Мартин и Никита, распахнув двери, выпали наружу и немедленно, без всякого предупреждения, открыли огонь. Никита – по милицейским «Жигулям», Мартин – по гаишнику, который уже успел за это время приблизиться к ним на несколько шагов, небрежно перебросив автомат на правый бок, под руку.
Впрочем, автомат ему не помог.
Мартин стрелял быстро и метко, и влепил одну пулю гаишнику в правое плечо, и еще две – в ноги. По одной на каждую. Никита же пробил «Жигулям» два колеса из четырех и вдребезги разнес боковое стекло. Попал он в кого-то или нет, так и осталось неизвестным – в ответ не стреляли и не кричали. Только стонал, лежа на земле, раненый гаишник.
Никита убрал палец со спускового крючка. В обойме у него оставалось два патрона, а есть ли запасная и сколько еще придется стрелять, он не знал.
– Держи «жигуль» на мушке! – крикнул Мартин, вскочил, кинулся к раненому, забрал у него автомат и, пятясь, отступил на исходную позицию. – В машину! Уходим!
– Всех убили? – поинтересовалась Маша, когда «Фольксваген», как умел резво, тронулся с места и набрал скорость.
– Кажется, вообще никого, – ответил Мартин. – И слава богу. Не люблю убивать. Хотя иногда и приходится.
– Нам повезло, – заметил Женька. – За все время никто не проехал ни в ту, ни в другую сторону. Чем меньше очевидцев-свидетелей, тем лучше.
– Повезло – это если бы нас никто не остановил, – сказал Никита. – А так… Какое уж тут везение! У них ведь наверняка есть рация.
– Точно, – кивнул Мартин. – Те двое, что сидели в машине, живы. Я видел. Просто об…лись от страха. Но на то, чтобы не дать истечь кровью товарищу и сообщить о случившемся, у них смелости хватит.
– Хреново, – констатировала Маша. – Как вы говорили, Мартин, наш проход закроется к утру?
– Ага, – подтвердил тот. – Если он вообще сегодня открыт. Три ночи, когда самая полная луна. Одна – гарантированно. Но вчерашняя ночь-гарантия уже прошла. Мы думаем, что вообще это явление, само наличие прохода между мирами и его, так сказать, пропускная способность как-то связаны с магнитным и гравитационным полями Земли. А может, и еще с какими-то физическими параметрами, о которых вовсе пока ничего не известно современной науке.
– Знаем, что ничего не знаем, – кивнул Женька. – Понятно. Как всегда, если речь заходит о природных феноменах. А «мы» – это кто?
– Мы – это те, кто пользуется этим… феноменом. Сразу я вам не сказал, но не всякий человек может попасть из одного мира в другой. Точнее, не всякий может это сделать самостоятельно. А у вас получилось.
– Все это замечательно, – сказала Маша. – Будем надеяться, что проход открыт. И мы вернемся домой. А вы?
– Что – я?
– Что вы будете делать, Мартин? Вас же ищут. Как вы в эту свою Москву вернетесь?
– Спасибо за заботу, – усмехнулся Мартин. – Я вот тоже еду и все думаю, что мне делать…
– А если серьезно? – спросил Никита.
– Если серьезно, – покосился на него Мартин, – то я собираюсь отправиться вместе с вами.
– О как! – вырвалось у Женьки.
– Другого выхода у меня нет. Как справедливо было замечено, меня ищут. При этом ищут давно. А свой запас фарта я, кажется, исчерпал. Надо отсидеться и новый накопить.
– Что ж, наверное, это правильно, – промолвила Маша. – Добро пожаловать, как говорится. Опять же и долг платежом красен.
– Спасибо, – сказал Мартин. – Очень вероятно, что я воспользуюсь вашим приглашением. Впрочем, об этом мы уже сегодня говорили.
«Фольксваген» вместе с оружием они бросили на обочине у совсем другого поворота, не доехав до нужного с полкилометра.
– Меньше шансов, что поймут, куда мы пошли, – объяснил Мартин. – А если со временем и поймут, то все равно не сообразят, куда мы делись потом.
Стемнело. На небо набежали плотные облака, скрывшие и звезды, и луну, поднялся холодный ветер, запахло дождем.
– Осень скоро, – вздохнула Маша и поежилась. – Как всегда, лето пролетело, и не заметили.
– Я думаю, – сказал Мартин, – что это лето вы запомните надолго.
– Да уж, – хмыкнул Женька. – Тут никаких сомнений быть не может.
Отыскать знакомую воронку на пригорке не составило труда, учитывая, что дорогу все знали, и была она здесь одна.
– Вам делать ничего не надо, – предупредил Мартин, выключил фонарик и присел на корточки перед камнем. – Просто будьте рядом и мысленно пожелайте всем нам удачи.
Вероятно, прошло не более минуты. Но им показалось, что гораздо больше, прежде чем из-под пальцев Мартина заструился, собираясь в облачко, зеленоватый свет, и где-то под ногами возникло далекое низкое гудение. Потом облако света заполнило воронку до краев, басовитый звук усилился, достиг максимума и стал затихать, а вместе с ним ушло вниз и пропало там, под руками Мартина, и загадочное свечение.
– Вот и все, – сообщил Мартин, поднялся и сделал кистями движение, будто стряхивал с рук невидимую воду. – Слава богу, получилось. Девяносто девять с половиной из ста.
– Хорошие шансы, – оценил Женька.
– И я так считаю. Ну что, пошли?
– Пошли, – сказала Маша. – Интересно, машина на месте? Сутки всего.
Машина оказалась на месте, в целости и сохранности, и вскоре они выехали на знакомое шоссе.
– Вы никому не хотите сообщить, что все в порядке и вы живы и здоровы? – спросил Мартин.
– Да особо и некому, – за всех ответил словоохотливый Женька. – С родителями мы все давно живем отдельно, и они о нас не настолько беспокоятся, чтобы каждый день звонить и житьем-бытьем интересоваться. Даже если и звонили сегодня – ничего страшного, перезвонят.
– А на работе что-нибудь соврем, – добавила Маша. – Не впервой.
До Москвы доехали без приключений, радуясь знакомым пейзажам за окнами, где на своих местах находились и автозаправочные станции, и придорожные, сияющие огнями кафе, и МКАД, и все прочие привычные атрибуты родного мира и города.
– Только я вас развозить не буду, – предупредила Маша. – Ладно? На метро доберетесь, не маленькие. Разве что Мартина… Где вас высадить, Мартин?
– Куда не жалко. Можно возле Белорусского вокзала. Или на Триумфальной. Совсем хорошо – на Пушкинской. А там я уже пешком дойду, куда мне надо.
– Конспирация? – осведомился Женька.
– Привычка, – ответил Мартин. – Кстати, запишите мне, пожалуйста, номера своих телефонов и электронные адреса. Как мы и договаривались. Человек я предусмотрительный, мало ли что.
– Обязательно, – заверила его Маша. – Деньги-то у вас наши есть?
– Все есть, спасибо.
– Это вам спасибо. Хотя, с другой стороны, не подвернись вы под колеса, неизвестно, как бы все обернулось.
– Да, – согласился Мартин. – Вероятно, это судьба.
Возражать ему никто не стал.
Глава 6
Возвращение в Приказ
Денек выдался тот еще, но я все равно решил пройтись. И дело здесь не только в конспирации, как заметил бойкий парень Женя. И не в одной привычке, как ответил ему я. Люблю ходить по Москве пешком. Вот это, пожалуй, и будет единственной правдой. Особенно в пределах Садового и летом. Впрочем, и за его пределами, а также в другие времена года бывает неплохо. Не везде, но – бывает. Только не в ноябре. Ноябрь мутно на меня действует. И в этой, родной Москве, и во всех остальных.
Не торопясь, я шел по Тверскому бульвару вниз, к Никитским воротам, и думал о тех столичных улицах, площадях, набережных и бульварах, которые практически одинаковы в разных мирах. Взять Тверской. Ничем он не отличается от того Тверского, который остался в покинутой мной полтора часа назад другой Москве, столице Советского Союза.
Ну, почти ничем.
Например, на этом бульваре памятник Сергею Есенину есть. А на том – нет. Оно и понятно. Этот памятник где-то в середине 90-х поставили, когда Союза уже несколько лет не существовало, а там… Там в это время самая кровь и лилась. Не до памятников. Хороший, кстати, памятник. Живой. Мне нравится, когда в скульптуре чувствуется движение. Скрытое, но движение. Я, конечно, не специалист и наверняка рассуждаю дилетантски, но, по-моему, в скульптуре это главное. Есть движение – удалось произведение. Нет его – не удалось. Примеры? Легко. Не будем брать всем известного Александра Сергеевича работы Опекушина (интересно, а кто Есенина изваял? Надо будет посмотреть в Интернете при случае…) – там с движением все в порядке. Возьмем чистый официоз. Памятник Юрию Долгорукому на Тверской площади и памятник Георгию Жукову возле Исторического музея. Два всадника. Два государственных деятеля. Князь и полководец. Но князь получился, а полководец не вышел. Почему? А черт его знает. От таланта художника, наверное, зависит. Или от моего вкуса. Допускаю, что немало найдется таких, кому статуя Жукова нравится больше памятника Долгорукому. Хм. С интересными извивами течет мысль человеческая. Особенно когда ее не контролируешь. Начал думать об идентичных местах в разной Москве, а пришел к размышлениям о городской скульптуре. Впрочем, ничего странного, все логично. Тверской бульвар с памятником Есенину и Тверской бульвар без оного – это разные бульвары. Хоть и похожи. То же и с Никитскими воротами, до которых я как раз дошел. Везде есть церковь Вознесения Господня, в которой, как известно, венчались Пушкин и Гончарова. Но не везде стоит ротонда «Пушкин и Натали», более напоминающая поставленный торчком тупоносый патрон от пистолета системы Макарова.
Ладно, бог с ней, со скульптурой. Главное, улицы всюду одни и те же… В том смысле, что пролегают в одних и тех же местах, хотя иногда и называются по-разному. Нет, соврал. Большая часть – да. Но, скажем, я сейчас уже направляюсь по Никитскому бульвару к Арбатским воротам, а затем мне нужно попасть в Скатертный переулок. Значит, если я не захочу срезать путь через дворы и всячески плутать, то выйду на Новый Арбат, а потом сверну направо, в Мерзляковский. Потому что хоть я и выбираю обычно более короткую дорогу через Большую Никитскую, но сегодня вечером мне захотелось пройтись по бульварам. Так вот. Я знаю, по крайней мере, одну Москву, где Нового Арбата вообще не существует. Равно, как и Кутузовского проспекта. А существует по-прежнему Большая Молчановка. Да, реконструированная и расширенная, перепрыгнувшая через Москву-реку и в результате влившаяся в Можайское шоссе. Но аккуратно и даже изящно, хотя и вполне современно. И все потому, что в том мире вообще не случилось кардинального слома данного района Москвы. Впрочем, там много чего не случилось. В частности, революции 1917 года…
Размышляя обо всем этом, я дошел наконец до Приказа, увидел свет в окнах на третьем этаже и посмотрел на часы. Было начало первого ночи.
Приказом это, скажем так, учреждение называют неофициально. Уже несколько сот лет. Как и мы сами неофициально величаем себя Стражниками. Но в силу того, что отчитываться нам не перед кем, то и между понятиями «официально» или «неофициально» мы давно не видим никакой практической разницы. Как говаривал Коровьев из незабвенного романа Михаила Афанасьевича: «Что такое официальное лицо или неофициальное? Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет…» Вот именно. В данном случае, с какой стороны на предмет ни смотри, он остается тем местом, в котором я не только работаю, но и, можно сказать, живу. И уже, как мне кажется, останусь здесь до смерти. Как и большинство наших. Живые Приказ не бросают, но Приказ заботится о своих стариках и хоронит своих мертвецов. Хотя бывают исключения. Но где их не бывает?
Приказ работает круглосуточно и без выходных. Не помню случая, чтобы я не застал здесь хоть кого-то в любое время года и суток. Да и никто не помнит. Говорят, даже осенью 1812 года, когда Бонапарт занял Первопрестольную и на улицах вовсю хозяйничали французы и мародеры, в Приказе оставалась пара дежурных. Впрочем, сей факт зафиксирован в наших внутренних документах и сомнению не подлежит. И не только этот.
На самом деле я, конечно, мог по прибытии отправиться домой, сославшись сам для себя на безмерную усталость и поздний час. Но у нас так не было принято. Вернулся – покажись. А уж потом езжай к себе, отсыпайся, приходи в себя (буде в этом имеется необходимость), составляй доклад-отчет, беседуй с аналитиками, стучись к начальству и вообще делай все, что положено делать Стражнику в своем родном, изначальном мире.
Я поднялся на третий этаж и приложил ладонь к сканеру. Замок щелкнул, дверь отворилась. Дежурил Влад Борисов. Он развернулся ко мне в кресле и приветственно поднял руку:
– Салют, Мартин!
– Салют, Влад!
Влад Борисов был старше меня и давно не шлялся между альтернативками, а занимался сбором данных, классификацией, архивом и частично анализом. Отчего, вероятно, и приобрел с годами заметный лишний вес и густую бороду с красивой проседью. Пожалуй, не было у нас более осведомленного по части истории альтернативных миров человека, чем он, – не голова, а информационный банк данных. Всем в Приказе давно известно, что, как правило, проще и быстрее спросить о том, чего не знаешь, у Влада, чем лезть в электронные и печатные архивы, справочники или в Сеть. Если даже Борисов не ответит сам, то скажет, где именно искать ответ на вопрос. Ошибался он крайне редко, и, как правило, его справки не требовали перекрестного подтверждения.
– Ты чего такой вздернутый? – спросил Влад, окидывая меня взглядом с ног до головы. – Драпал?
– Что, заметно?
Я плюхнулся в соседнее кресло, с наслаждением вытянул ноги, полез в нагрудный карман и неожиданно обнаружил, что сигареты кончились. Черт, вечно я забываю, что курящему человеку надо самому заботиться о своевременном пополнении запасов табака.
– Невооруженным глазом, – Влад выдвинул ящик стола, вынул оттуда пачку и положил на стол. – Правда, мой невооруженный глаз отличается от обычного, как ты понимаешь. На. Кури на здоровье. А может, коньячка? Для снятия стресса, так сказать.
– Отлично. Не откажусь.
В этом весь Борисов. Сам он бросил курить много лет назад, но в ящике стола у него всегда найдутся сигареты для таких, как я… забывчивых. А в шкафу – хороший коньяк. Но справедливости ради заметим, что пить Влад не бросал и при этом с нормальной снисходительностью относится к тому, кто курит рядом с ним в одном помещении.
– Я всегда говорил, что тебе одна из самых паршивых экзегез досталась, – сказал он, доставая коньяк, стаканы и половинку шоколадки «Аленка». – А может, и самая паршивая.
И эта вот «экзегеза» тоже отлично характеризует нашего Влада. Все говорят «альтернативка». И только он употребляет термин «экзегеза», более уместный для какого-нибудь богослова или, на худой конец, филолога, нежели простого Стражника. Хотя, конечно, «простых» Стражников не бывает.
– Да брось ты, – я принял из рук Влада стакан, мы чокнулись, молча выпили и закусили шоколадом. – Везде свои трудности. В том числе, кстати, и у нас.
– Ты хочешь сказать, что тебе нравится быть террористом-бомбистом в эпоху предсмертного социализма?
– Как, как?! – улыбнулся я.
– Эпоха предсмертного социализма, – гордо повторил Влад. – Хм, а ведь неплохо сказал, аж самому понравилось. Надо бы записать.
– Запиши.
– А! – он махнул рукой. – Всего не запишешь. Да и не нужно. Что же касается нас, то главные наши трудности все же позади. Ты ведь уже после 91-го года пришел?
– Ты отлично знаешь, что да. В 92-м.
– Извини. Просто те времена забыть невозможно. И все остальные трудности кажутся теперь пустяковыми.
– Ты так говоришь, – вздохнул я, косясь на бутылку с коньяком, – словно я родился и взрослел в какой-то другой стране.
Влад проследил за моим взглядом и немедленно разлил еще по пятьдесят.
– Ну, за счастливое возвращение! – сменил он тему.
– За него, – согласился я.
Мы выпили.
– Так что там у тебя? – спросил он. – Что-то серьезное?
– Да как сказать… Но пострелять пришлось. И вернуться прямо завтра вряд ли получится.
– Убил кого-нибудь?
– Надеюсь, только ранил, – вздохнул я. – Но нет худа без добра.
– ?..