Имитатор Робертс Нора
– Добудь все, что сможешь.
Пибоди принялась за работу, пока Ева вела машину через весь город. Над головой в дрожащем от марева небе вспыхивали огни рекламы, проносились гондолы туристических трамваев. Ева попыталась прорепетировать в уме свою покаянную речь. Это оказалось нелегким делом, хотя она твердила себе, что действует ради благой цели.
– Все данные о ребенке заблокированы. Стандартная процедура, – объявила Пибоди. – Особенно среди состоятельных семей. Родители не хотят, чтобы похитители или извращенцы что-то разузнавали об их детях. Без особого разрешения вы ничего не получите.
– Я не могу просить о разрешении. Ренквисты не должны знать, что я их подозреваю. Ладно, все это неважно. Няня наверняка выводит девочку погулять, а может, и одна выходит по своим делам, это было бы еще лучше. Должен же у нее быть официальный выходной.
Тут они подъехали к комплексу зданий ООН, и Ева, отложив в сторону все свои мысли, приготовилась к многочисленным проверкам.
Им пришлось потратить двадцать минут, чтобы добраться до внешней приемной Ренквиста. Там их приветствовал администратор и попросил подождать. Ева решила, что лишние двадцать минут, проведенные в приемной, – это способ Ренквиста показать им, кто тут хозяин. Раздражение уже застревало у нее в горле, когда их пригласили войти.
– Прошу вас, будьте кратки, – с порога заявил Ренквист. – Я выкроил время для вас из очень плотного расписания только по личной просьбе начальника полиции. Вы и без того уже злоупотребили моим временем и к тому же потревожили мою жену.
– Да, сэр. Я глубоко сожалею, что пришлось побеспокоить вас и миссис Ренквист. Я перестаралась в своем усердии, стремясь как можно скрупулезнее провести расследование. Надеюсь, ни вы, ни миссис Ренквист не воспримете это как личное оскорбление и не станете выдвигать обвинения против департамента полиции.
Он выгнул бровь, в его глазах отразилось удивление, вскоре сменившееся самодовольством.
– Как еще прикажете воспринимать тот факт, что я стал подозреваемым в деле об убийстве? Только как личное оскорбление.
– Сожалею, что по моей вине у вас создалось такое впечатление. Процедура расследования требует рассмотрения всех возможных связей без единого исключения. Я… – Ева попыталась изобразить смущение и пожалела, что не может покраснеть. – Все, что я могу, это еще раз извиниться, сэр, и заверить вас, что лишь моя собственная досада вследствие неспособности прояснить это дело помешала мне проявить все должное уважение к вам и к миссис Ренквист. На самом же деле я лишь стараюсь удалить ваше имя из всех материалов, относящихся к данному делу. Мой разговор с миссис Ренквист, сколь бы он ни был опрометчив, все-таки принес пользу: он подтвердил ваше местонахождение на момент убийств.
– Моя жена была очень расстроена, так как этот неприятный предмет всплыл в разговоре, произошедшем в нашем доме в момент ожидавшегося прибытия гостей.
– Я это понимаю. Еще раз извиняюсь за причиненное неудобство. «Сукин ты сын!»
– Я вообще не понимаю, с какой стати мое имя должно фигурировать в каком бы то ни было списке лишь по тому, что я приобрел некую почтовую бумагу.
Ева опустила взгляд.
– Это моя единственная зацепка. Убийца нарочно оставляет мне эти записки. Он делает это мне назло. Вы не представляете, как я расстроена. Но это, конечно, не причина, чтобы беспокоить вашу жену, я понимаю. Прошу вас, передайте мои извинения миссис Ренквист. Вот теперь он улыбнулся, хотя и скупо.
– Непременно. Однако, лейтенант, у меня сложилось впечатление, что вы не пришли бы сюда с извинениями, если бы на этом не настояло ваше начальство.
Ева подняла взгляд, встретилась с ним глазами и позволила ему на секунду увидеть, что она думает на самом деле.
– Я всего лишь делала свою работу единственным доступным мне способом. Я не политик, я – простой полицейский. И я исполняю приказы, мистер Ренквист.
Он кивнул.
– Я уважаю тех, кто исполняет приказы, и могу проявить некоторое снисхождение к государственному служащему, преступившему в своем служебном рвении границы дозволенного. Надеюсь, вас не слишком сильно распекали.
– Не больше, чем требовали мои действия.
– И вы остаетесь ведущим следователем по данному делу?
– Да, сэр.
– В таком случае желаю вам успеха. – Ренквист поднялся и протянул руку. – Надеюсь, вам в самом скором времени удастся найти и арестовать лицо, совершившее эти деяния.
– Благодарю вас. – Ева задержала его руку в своей, задержала и его взгляд. – Я намерена лично посадить его в клетку и запереть в самом скором времени.
Он склонил голову набок.
– Это вера в свои силы, лейтенант, или самомнение?
– Называйте, как хотите, лишь бы сработало. Еще раз благодарю вас, сэр, за проявленное понимание и за то, что уделили нам время.
– Беру все свои слова обратно, – сказала Пибоди, когда они вышли из здания. – Вы классно все это разыграли. Извинения, принесенные через «не могу», с легким намеком на обиду. Рядовой солдат, уставший от своей службы, задерганный начальством, вынужденный стоически глотать навоз. Он купился с потрохами!
– Не так уж это было далеко от правды. Он мог бы здорово «поджарить» весь департамент. У него есть связи и в политических кругах, и в средствах массовой информации. Никто не приказывал мне извиняться, но никто не будет сокрушаться из-за того, что я это сделала. Политика хренова.
– Иногда без нее не обойтись.
Ева лишь пожала плечами и забралась в машину.
– Но это не значит, что я получаю от нее удовольствие. Или от него. Честно говоря, при каждой новой встрече он нравится мне все меньше.
– Заносчивый ублюдок, – согласилась Пибоди. – Трудно относиться с симпатией к тому, кто задирает нос, а уж Ренквист задирает выше всех. – Она оглянулась на сияющий стеклом небоскреб, на развевающиеся перед фасадом флаги. – Мне кажется, заносчивость – это профессиональное качество тех, кто каждый день общается с дипломатами, послами и главами государств.
– Предполагается, что дипломаты, послы и главы государств представляют свои народы, а это делает их такими же людьми, как и все мы. Так что пусть Ренквист засунет свою заносчивость куда подальше. – Ева направила машину в центр города, подальше от белых стен, слепящего стекла и развевающихся флагов. – Как бы я хотела, чтобы это оказался он. Я бы лично заперла дверь камеры за этим сукиным сыном. Это я ему не в шутку сказала. Я была бы рада увидеть именно Ренквиста по ту сторону решетки. Посмотрела бы я, как он там будет задирать нос.
Ева вернулась в Центральное управление и занялась разборкой бумаг на столе, чтобы прояснить мысли. Два десятка посланий и запросов от репортеров переадресовала агенту по связям с общественностью и тут же выбросила их из головы. Вероятно, в будущем ее ждала пресс-конференция, но это будущее пока представлялось ей довольно далеким.
Она доделала бумажную работу, насколько вообще возможно доделать то, что конца не имеет, и занялась телефонными звонками. Затем она вытащила и перечитала записки убийцы в поисках речевого ритма, особенностей стиля, использованной лексики – чего угодно, что совпало бы с речевыми образцами людей из ее списка.
Дело не в голосе, уже в который раз сказала Ева себе. Безусловно, не в голосе. Он перевоплощается, подражает чужим голосам, имитирует акценты. В кого же он перевоплощался, когда писал записки?
Блок связи у нее на столе зарегистрировал входящий звонок. Еве во что бы то ни стало хотелось избежать репортеров, и она дождалась срабатывания определителя. Вот на экране высветилась надпись: «Капитан Райан Финн, электронно-разыскной отдел». Ева сняла трубку.
– Быстро работаешь, – заметила она вместо приветствия.
– Детка, да я просто ракета. Кое-что всплыло, похоже, твой парень. Дело глухое. Жертвой стала пятидесятитрехлетняя женщина, школьная учительница. Найдена задушенной в своей квартире. Тело обнаружила ее сестра только через несколько дней. Изнасилована при помощи статуэтки. Этой же статуэткой он ее оглушил. Задушена парой колготок. Завязаны бантиком у нее под подбородком.
– Точно в цель. Когда и где?
– Июнь прошлого года. Бостон. Я вышлю тебе все детали. Записки не было, голова и лицо сильно изуродованы побоями. Орудие – все та же статуэтка. В отчете судмедэксперта говорится, что она уже была на последнем издыхании, когда он начал ее душить.
– Совершенство достигается опытом.
– Возможно. Есть еще одно дельце. Совпадений столько, что наводит на мысли. За полгода до Бостона, в Новом Лос-Анджелесе. Жертве пятьдесят шесть лет. Правда, эта была бродяжкой без определенного местожительства, так что в выборе жертвы сходства нет. Но кто-то ее прикончил на месте ночевки в какой-то развалюхе: изнасиловал и избил бейсбольной битой, а потом задушил ее же собственным шарфом. И опять-таки завязал бантом, потому-то я и обратил на нее внимание.
– Это вписывается в картину, не так ли? Бродяжка – легкая мишень. Добраться до нее нетрудно, и плакать по ней никто не станет. А развалюха – отличное место для совершенствования техники.
– Вот и я так думаю. Перешлю тебе дела. По почерку Потрошителя совпадений нет. В наших старых добрых Штатах режут сколько угодно, но на твоего парня совсем не похоже. Я расширяю поиск. Посмотрим, что найдется за границей.
– Спасибо, Финн. У тебя, кажется, скоро отпуск?
– Жена мне уже плешь проела: давай махнем куда-нибудь на недельку. Весь дом завалила буклетами турагентств. Она считает, что мы должны снять дом на каком-нибудь острове, взять все семейство. Детей, внуков.
– Как насчет Бимини?
– А это кто?
– Это не кто, а где, Финн.
– Ах, Бимини! А что?
– У Рорка там есть дом. Большой дом с прислугой, пляжем, водопадом, со всеми прибамбасами. Я могу с ним договориться, он доставит всю твою большую семью на одном из своих транспортников. Годится?
– Господи Иисусе! Если я приду домой и скажу жене, что мы везем всю ораву на Бимини на целую неделю, она рухнет! Черт, да еще как годится, но ведь я с тобой потом век не расплачусь!
– И не надо. Дом стоит пустой. Недавно он приглашал туда Пибоди с Макнабом, вот я и подумала: почему бы мне тебя не пригласить? Тем более что я попрошу тебя присмотреть тут за хозяйством, пока меня не будет в городе.
– Похоже, у меня наклевывается выгодная сделка. Высылаю дела.
Ева прочитала присланные им материалы, и в голове у нее зазвенел звоночек. Знакомый всем хорошим полицейским звоночек. Она узнала его руку. Он тренировался, он делал наброски. Такая работа заслуживает подписи, подумала Ева, но для него это были всего лишь черновики, и он не собирался выставлять их напоказ.
Тогда он был небрежен, не так осторожен. Наверняка совершал ошибки, и, хотя след уже остыл, все-таки у нее оставался шанс эти ошибки разглядеть. Ева не пожалела времени на тщательную систематизацию данных, а затем отнесла их Уитни вместе со своей заявкой.
Когда «добро» от начальства было получено, она вернулась в отдел убийств, уже обдумывая по дороге свой следующий ход, быстрым шагом прошла через «загон», а когда Бакстер окликнул ее, сделала ему знак «за мной».
– Тебе удалось взглянуть на парня, которого она трахает на стороне?
– Она не трахает парня на стороне.
Высокая волна, подхватившая Еву, внезапно схлынула.
– Должен быть парень! Черт побери, Бакстер, у нее большой, страстный, жаркий роман на стороне. У нее это на лбу написано! От нее так и несло сексом!
– Ты сегодня на редкость тупая, Даллас. Угости-ка меня лучше своим кофейком и сама успокойся.
– Если ты не мог как следует за ней проследить…
– Я за ней проследил. – Бакстер взял в руки пивную кружку с кофе и прислонился спиной к шкафу с картотекой, смакуя первый глоток. – Так вот, возвращаясь к твоей блондинке: я за ней проследил. Кстати, у нее классная задница.
– Заткнись, Бакстер! Говорю тебе, она с кем-то трахается на стороне.
– А разве я говорил, что нет? – Он ухмыльнулся, отхлебнул еще кофе и игриво пошевелил бровями, глядя на Еву поверх края кружки. – Просто она не трахается с парнем.
– Она… Так, так, так, это уже интересно! – Ева присела на краешек стола и обдумала новую информацию. – Значит, она не просто гуляет налево, она гуляет в паре с девочкой. Неприятный сюрприз для мужа.
– А напарница – просто шоколадка. Высокая, стройная, черная и прекрасная. Такую хочется слизнуть всю целиком, начиная с пальцев ног. С моей мужской точки зрения это просто бесхозяйственность: два роскошных экземпляра женского пола елозят друг по другу. Конечно, мысль о том, как они елозят друг по другу, тоже волнует. Я получил удовольствие и должен тебя поблагодарить за столь приятное задание.
– Ты извращенец.
– И тем горжусь.
– А ты не мог бы отложить свои фантазии на потом, когда составишь для меня рапорт?
– Я уже позабавился фантазиями и намереваюсь провести второй сеанс, но позже. Твоя красотка покинула свою контору в двенадцать сорок пять, поймала такси. Направилась в верхнюю часть города, к отелю «Силби» на Парк-авеню. Вошла прямо в вестибюль, где ее уже ждала подружка. Горячая штучка, позднее идентифицированная как Серена Унгер, благодаря обаянию и ловкости детектива, а также бумажке в пятьдесят долларов, которую он сунул дежурному администратору.
– Полтинник? Черт бы тебя побрал, Бакстер, дороговато!
– Шикарное заведение – крупная взятка. Унгер зарегистрировалась заранее. Оба объекта прошли в лифт, состоящий, к великому везению детектива, сплошь из стекла. Таким образом, он имел возможность использовать великолепно развитые у него навыки наблюдения, чтобы зафиксировать страстный, затяжной поцелуй, коим обменялись объекты по пути на четырнадцатый этаж. Они вошли в номер 1405, где и остались заниматься своим делом, наблюдать за которым детективу, увы, было не суждено, до четырнадцати ноль-ноль. В означенный час Джульетта Гейтс покинула вышеупомянутый номер и снова взяла такси. Она вернулась на свое рабочее место с выражением на лице, которое детектив определил бы как «улыбка удовлетворенная».
– Ты прокачал Унгер?
– Бросил на это Трухарта, пока дамочки наслаждались своим секс-ленчем. Она – дизайнер модной одежды. Тридцать два года, не замужем. Судимостей, арестов, приводов нет. В настоящий момент работает в фирме Миранди, зарегистрированной в Нью-Йорке.
– Вопрос: если твоя женщина изменяет тебе с другой женщиной, это хуже или лучше, чем с мужчиной?
– Конечно, хуже! Мало того, что она наставляет тебе рога, она при этом еще обходится без члена, а это означает, что она невысокого мнения о мужских причиндалах как таковых. Если это мужчина, ты еще можешь придумать что-то себе в утешение. Ну, знаешь: «он воспользовался ее слабостью» или «она поддалась искушению».
– «Воспользовался ее слабостью»! – презрительно фыркнула Ева. – Мужчины и впрямь несчастные идиоты.
– Не будь так строга: мальчики тоже нуждаются в иллюзиях. Ну, словом, если это другая юбка, значит, она специально искала то, чего у тебя нет. Стало быть, ты дважды проиграл.
– Да, вот и я так думаю. Так можно заиметь большущий зуб на женщин. Надо будет узнать, давно ли Джульетта переключилась на девочек.
Бакстер отставил в сторону пустую кружку и молитвенным жестом сложил ладони.
– Дай мне, ну дай мне это сделать! На мою долю никогда веселье не выпадает.
– В этом деле нужен тонкий подход.
– Мое второе имя.
– Я думала, твое второе имя – Блудный Пес.
– Это мое первое второе имя, – с достоинством заявил Бакстер. – Да брось, Даллас, отдай мне это дело!
– Вокруг Унгер ходи широкими кругами. Расспроси персонал в отеле, деньгами не бросайся. Никакой бюджет не выдержит, если ты будешь раздавать полтинники направо и налево. Поговори с ее соседями. Разнюхай на работе. Она обязательно узнает, поэтому придумай правдоподобный предлог для своих расспросов. Тонкий подход, Бакстер. Я не шучу. Мне надо съездить в командировку. Если повезет, вернусь завтра. Если нет – послезавтра.
– Можешь оставить все в моих многоопытных руках. Да, кстати, я не буду нагружать наш бюджет полтинником, – добавил он, направляясь к двери. – Считай, что это была цена за билет. Дело того стоило.
«Он справится», – подумала Ева. Она не могла разорваться между Бостоном, Новым Лос-Анджелесом и Сереной Унгер в Нью-Йорке. Пусть Бакстер разрабатывает эту версию, Финн поработает над схожими случаями, а она будет исследовать другие возможности.
Оказалось, что она сколотила команду, сама того не сознавая. И вот сейчас самое время ввести в эту команду нового человека. И теперь настала ее очередь проявить тонкий подход.
Ева не ожидала, что ей удастся дозвониться до Рорка с первой попытки, но, судя по всему, великий бог всех совещаний и заседаний решил сжалиться над ней. Его секретарша соединила Еву, вежливо заметив, что Рорк только что вернулся с делового ленча.
– И что ты ел? – спросила Ева, услышав его голос в трубке.
– Фирменный салат. А ты?
– Я как раз собираюсь перекусить. У тебя есть дела в Бостоне?
– Могут найтись, если поискать. А что?
– Мне надо туда слетать, а потом, может быть, на Западное побережье. Проверить кое-что. Я не хочу брать с собой Пибоди, у нее послезавтра экзамен, а я не уверена на сто процентов, что вернусь вовремя. Ей придется остаться здесь. Вот я и подумала, может, ты за мной увяжешься?
– Не исключено. Когда?
– Вчера.
– А это часом не маневр, чтобы избежать встречи с Соммерсетом?
– Нет, но это будет приятный побочный эффект. Так ты хочешь поехать или нет?
– Мне придется раскидать кое-какие дела здесь. – Он отвернулся, и она увидела на экране видеотелефона, как его пальцы стремительно порхают по клавиатуре компьютера. – Мне понадобится… два часа.
– Это меня устраивает. – Теперь настал самый ответственный момент. – Давай встретимся в транспортном центре, в Ньюарке… ну, скажем, в семнадцать ноль-ноль. Сядем там на ближайший рейс.
– Общественный транспорт? В пять часов? Нет, вот уж это вряд ли. Ужас, до чего ей нравилась эта его усмешка!
– Время изменить нельзя… – начала она.
– Зато средства доставки можно. Возьмем один из моих самолетов.
Именно этих слов она от него и ждала. Слава богу! Меньше всего ей хотелось втискиваться в обычный междугородный «челнок» и чувствовать себя сардиной в банке. Но она знала, как играть в эту игру, и состроила ему «дежурную» озабоченную мину:
– Слушай, приятель, это полицейское расследование. Ты всего лишь новобранец, сопровождающий меня в загородной командировке.
– А я не завербуюсь, если мне не предоставят надлежащий транспорт. Я за тобой заеду, как только управлюсь с делами. – Рорк бросил взгляд на часы. – Я дам тебе знать, как только выеду. – И он отключился.
«Все прошло как по маслу», – удовлетворенно подумала Ева.
Вскоре после пяти она сидела, удобно устроившись, в частном самолете Рорка, ела клубнику и просматривала свои заметки в благоухающей прохладе. Никакого сравнения с общественным транспортом.
– Можешь сопровождать меня на встречу с Робертой Гейбл, – сказала она Рорку, – но потом мне придется тебя бросить. Я связалась с ведущим следователем из бостонского департамента, он согласен со мной встретиться, но ему не понравится, если я притащу с собой штатского.
– Я найду чем заняться. – Рорк работал на одном из бортовых компьютеров и даже не поднял головы.
– Я так и думала. И еще я подумала: быстро же ты раскидал свои дела в Нью-Йорке. Спасибо.
– Я рассчитываю на подъемные в загородной командировке. При первой же возможности. – Ты выгодный кавалер, Рорк.
Он улыбнулся, не отрываясь от работы.
– Ну, это мы еще посмотрим. Да, кстати, когда ты возражала против моего самолета, твоим протестам не хватало огонька. В следующий раз постарайся сыграть более убедительно.
Ева вонзила зубы в очередную ягоду.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь. – От дальнейших объяснений ее спас сигнал телефона. – Даллас.
– Привет, детка, у меня для тебя еще кое-что есть. Думал, ты захочешь узнать еще по дороге. – Глаза Финн с полуопущенными веками вдруг прищурились. – Ты ешь клубнику?
– Ну и что? – Она виновато проглотила крупную ягоду. – Я сегодня пропустила обед. Ладно, давай, что там у тебя?
– Первое дело слишком грязное для нашего парня. Изувеченное тело проститутки, двадцать восемь лет, выловлено из реки. Река называется Сеной. Веселый город Париж. Три года назад, в июне. Горло перерезано, на руках осталось множество порезов: она оборонялась. Изуродована страшно, печени и почек нет. Она слишком долго пробыла в воде, если он и оставил какие-то следы, их смыло. Расследование зашло в тупик, дело не закрыто до сих пор. – Подозреваемые?
– Следователь надавил на последнего клиента в ее книге, но ничего не вышло. Надавил на ее координатора, известного своим грубым обращением с подопечными, но и это ничего не дало.
– Ладно. Что еще?
– Два года назад, Лондон, убийство в стиле Потрошителя в Уайтчепеле. Обколотая проститутка, каким-то образом обошедшая допинг-контроль. Тридцать шесть лет, две соседки по квартире тоже занимались проституцией. Они пытались повесить убийство на ее не слишком постоянного дружка, но у того оказалось железное алиби.
– Как она была убита?
– Горло перерезано, гениталии вырезаны. Так и не найдены. Кроме того, он ее сильно изуродовал. Порезы на груди, на ладонях обеих рук. Следователь решил, что это убийство по страсти, но судмедэксперт обнаружил кое-что интересное, и я склонен поддержать его мнение. Он утверждает, что порезы на груди и на руках могли быть нанесены уже после смерти. Никакой страсти! Есть один свидетель, видевший, как она уходила с парнем в длинном черном плаще с капюшоном и в цилиндре. Поскольку свидетель накурился «травки», следователь не придал значения его словам.
– Все вписывается, – сказала ему Ева. – Знаешь, все точно вписывается. Для удушений он одевался, как Де Сальво, – в рабочий комбинезон. Так почему бы ему не надеть костюм Потрошителя? Спасибо, Финн. Перешли файлы ко мне в кабинет. Я надеюсь вернуться через сутки.
– Сделано. Я собираюсь продолжить поиск за пределами планеты. Считай, что меня зацепило.
Ева откинулась на спинку кресла и, запрокинув голову, задумчиво посмотрела на потолок.
– Мы летим в Париж и в Лондон? – спросил ее Рорк.
– Вряд ли. Я не смогу выделить время, да и сил не хватит пробиваться через международную бюрократию. Постараюсь ограничиться беседами со следователями по телефону.
– Если передумаешь, только скажи: это займет не больше суток.
Ей хотелось увидеть собственными глазами, где он побывал, где совершал некоторые из своих ранних деяний. Но она отрицательно покачала головой.
– Он в Нью-Йорке, и мне надо быть в Нью-Йорке. Он начал практиковаться с давних пор, – задумчиво проговорила Ева, словно рассуждая вслух. – Оттачивал свой талант. Вот почему он теперь может себе позволить убивать почти без пауз. Вся черновая работа: поиск, исследование, подготовка, проработка деталей – все было сделано заранее. Ему не надо больше ждать, он и так слишком долго ждал.
– Сколько бы он ни практиковался, спешка его подведет, – возразил Рорк. – Как бы он ни готовился, как бы ни оттачивал свои таланты, сейчас он действует слишком быстро, а значит, неосторожно.
– Вот тут ты прав. И когда он облажается, мы его возьмем. А когда мы его возьмем, когда я помещу его в комнату для допросов и заставлю сознаться, мы узнаем, скольких он убил. Где-то есть другие тела, спрятанные или уничтоженные. Он совершенствовал на них свою технику, пока не решил, что уже может оставлять их на виду, гордясь своей безупречной работой. А вот свои ранние ошибки он предпочитает скрывать. Во-первых, он их стыдится – это эмоциональная причина. Но есть и более практическое соображение: он не хотел оставлять в архивах следы слишком многих похожих преступлений, привлекать к себе внимание раньше, чем он сам был к этому готов.
– Я провел свое собственное исследование, – признался Рорк, отодвигаясь от компьютера. – В течение пятнадцати месяцев, человек по имени Питер Брент убил семь офицеров полиции в Чикаго. В свое время он не смог пройти психологическое тестирование, и его не приняли в чикагскую полицию. Тогда Брент вступил в экстремистскую военизированную организацию, где научился владеть оружием, которое сам для себя выбрал: дальнобойной лазерной винтовкой, к тому времени уже запрещенной для использования гражданскими лицами.
– Я знаю о Бренте. Он предпочитал стрелять с крыши. Забирался на крышу, дожидался, пока в поле зрения не появится полицейский, и стрелял в голову. За ним охотились больше года, и понадобилось специализированное подразделение в пятьдесят человек, чтобы его взять. – Прекрасно понимая чувства Рорка, Ева наклонилась вперед и положила руку поверх его руки. – Брент не убивал женщин. Он убивал полицейских. Их пол его не волновал, главное, на них была униформа, в которой ему было отказано. Он не вписывается в психологический портрет прототипа. Другими словами, наш парень не будет ему подражать.
– Пять из семи убитых полицейских были женщинами. Как и начальник полиции, которую он пытался, но не смог убить. Не надо морочить мне голову, лейтенант, – спокойно добавил Рорк. – Ты сама вспомнила о Бренте, ты проверила его на вероятность, как и я. Он будет имитировать Брента – индекс вероятности равен 88, 6. И жертвой он выберет тебя.
– Он не станет меня убивать, – решительно возразила Ева, а мысленно добавила: «Во всяком случае, пока не станет». – Я нужна ему для другой цели, я должна его преследовать, чтобы он острее мог ощутить свою значительность, свой успех. Если он изымет меня из обращения, это будет уже совсем не тот кайф.
– Значит, он приберегает тебя для своего последнего подвига.
Спорить с Рорком было бесполезно.
– Ну, может быть, в долгосрочной перспективе он на метил меня. Но, я тебя уверяю, я не дам ему зайти так далеко.
Рорк взял ее руку, сплел пальцы с ее пальцами.
– Я заставлю тебя сдержать это обещание.
ГЛАВА 16
Ева решила взять с собой Рорка на встречу с Робертой Гейбл, сочтя, что вторая пара глаз и набор впечатлений, независимых от ее собственных, ей не помешают. Ушедшая на покой воспитательница согласилась принять Еву при условии, что беседа продлится не больше двадцати минут.
– Она была не больно-то приветлива, – заметила Ева, когда они подошли к небольшому жилищному комплексу, в котором жила Роберта Гейбл. – Особенно когда я сказала, что мы придем около шести тридцати. Она ужинает ровно в семь, и мне было сказано, что я обязана уважать ее расписание.
– Люди определенного возраста любят строгий распорядок дня.
– И еще она назвала меня «мисс Даллас». Неоднократно.
Рорк вскинул руку и сочувственным жестом обхватил ее за плечи.
– Ты ее уже ненавидишь.
– Ты прав. Чертовски прав. Я уже ее ненавижу. Но работа есть работа. Ничего личного на работе.
– Я все время об этом забываю. – Он сжал ее плечи и убрал руку.
Ева подошла вплотную к охранной панели, назвала свое имя, показала жетон, сообщила, по какому она делу. Ее пропустили так быстро, что она поняла: Гейбл все это время стояла на стреме.
– Я тебя представлю как своего сотрудника, – предупредила Ева, пока они пересекали крошечный вестибюль. Стоило ей взглянуть на его великолепное лицо, на элегантный костюм и ботинки, наверняка стоившие больше месячной квартплаты Гейбл, как у нее вырвался сокрушенный вздох. – И если только она не слепа и не выжила из ума, она этому не поверит. Но мы постараемся не обращать внимания.
– Это доказывает наличие стойкого предубеждения: полицейские не могут хорошо одеваться.
– Твоя рубашка стоит больше, чем мое оружие, – попрекнула Ева. – Поэтому, как только поднимемся, держи ее застегнутой. И рот тоже на замке. Вид у тебя должен быть строгий.
– А я рассчитывал бросать на тебя восторженные взгляды исподтишка.
– Забудь об этом. Второй этаж.
Они поднялись по ступеням и повернули в короткий коридорчик с двумя дверями друг напротив друга. Абсолютная тишина подсказала Еве, что либо здание оснащено превосходной звукоизоляцией, либо все его обитатели вымерли. Она нажала кнопку звонка рядом с дверью 2Б.
– Мисс Даллас?
При звуке голоса из домофона Рорк согнал с губ улыбку и строго уставился на дверь.
– Лейтенант Даллас, мисс Гейбл.
– Я хочу увидеть ваше удостоверение. Поднимите его к «глазку». – Ева выполнила просьбу, после чего наступило долгое молчание. – Судя по всему, оно в порядке. Но с вами мужчина. Вы не предупредили, что с вами будет мужчина.
– Это мой сотрудник, мисс Гейбл. Позвольте нам войти, пожалуйста. Мы не хотим отнимать у вас лишнее время.
– Хорошо.
Опять повисла пауза, во время которой, как поняла Ева, отпирались многочисленные замки. Роберта Гейбл открыла дверь и тут же нахмурилась.
Ее фото, найденное Евой в архиве, скорее льстило ей. Исхудалое лицо, как будто высеченное из скальных пород, по мнению Евы, свидетельствовало о том, что его обладательница не только избегала всех мирских удовольствий, но и презирала их. Глубокие морщины неодобрения вокруг рта, казалось, залегли навек. Волосы были так туго стянуты на затылке, что у Евы от одного их вида заболела голова. Она была в сером – под цвет волос. Ее костюм состоял из накрахмаленной блузки и юбки, обвисшей на костлявых бедрах. Туфли у нее были черные, с толстыми подошвами и аккуратно завязанными шнурками.
– Ваше лицо мне знакомо, – сказала она Рорку, и ее ноздри раздулись от негодования. – Вы не полицейский.
– Нет, мэм.
– Полиция часто прибегает к помощи штатских консультантов, – вставила Ева. – Если эта процедура вызывает у вас сомнения, можете позвонить моему старшему офицеру в Нью-Йорке. Мы можем подождать снаружи, пока вы нас проверяете.
– В этом нет необходимости. – Роберта Гейбл отступила и позволила им пройти в гостиную. В комнате царила свирепая, прямо-таки стерильная чистота, обстановка была спартанская. Никаких оборочек, обычно столь почитаемых, по наблюдению Евы, пожилыми женщинами, живущими в одиночестве. Никаких «собирателей пыли»: подушечек, статуэток, фотографий в рамочках, цветочков в вазочках. Один небольшой диван со спинкой, один стул, один стол, одна лампа. Комната напоминала камеру в тюрьме строгого режима.
«Зато уж здесь-то наверняка не услышишь сладкоголосого пения с компакт-диска Кармайкла Смита, – утешила себя Ева. – Возблагодарим господа за малые милости!»
– Вы можете сесть на диване. Я не стану предлагать угощения перед самым ужином.
Сама хозяйка взяла себе стул и села, держа спину совершенно прямо, ровно поставив ноги обеими ступнями на пол и так крепко сжав колени, словно они были сцементированы. Руки она сложила на животе.
– Вы указали, что желаете поговорить со мной о ком-то из моих бывших подопечных, но отказались назвать имя. Я нахожу такое поведение крайне невоспитанным, мисс Даллас.
– Я нахожу убийство крайне невоспитанным поступком, но это то, что я расследую.
– Дерзить совершенно необязательно. Если вы не в состоянии вести себя с уважением, наш разговор окончен.
– Уважение – это улица с двусторонним движением. И зовите меня лейтенант Даллас.
Губы Гейбл превратились в узкую запавшую щель, но она наклонила голову в знак согласия.
– Очень хорошо, лейтенант Даллас. Я полагаю, раз уж вы дослужились до этого звания, значит, у вас имеются определенные способности к этой профессии, да и здравый смысл тоже. Если вы кратко и внятно объясните, зачем вам понадобилась встреча со мной, мы завершим ее как можно скорее и разойдемся по своим делам.
– Мои вопросы будут носить строго конфиденциальный характер, и я попрошу вас сохранить наш разговор в тайне.
– Я всю свою жизнь проработала в частных домах, принадлежащих высокопоставленным семьям. Никто не стал бы меня нанимать, если бы я не умела хранить секреты.
– В одной из этих семей был сын по имени Найлз Ренквист.
Брови Гейбл взлетели вверх: это был первый проявленный ею признак оживления.
– Если вы прибыли сюда из самого Нью-Йорка только для того, чтобы спросить о Ренквистах, вы даром теряете время – мое и свое собственное. Мое время мне дорого.
– Настолько дорого, надеюсь, что вы не захотите, чтобы вас повесткой вызвали в Нью-Йорк для официального допроса.
Это была пустая угроза. Никакой судья не выдал бы ей ордер, позволяющий тащить гражданское лицо через границы трех штатов на основании тех мизерных данных, что ей удалось собрать. Но сама мысль о хлопотах и неудобствах часто заставляла строптивых свидетелей идти на уступки.
– Я не верю, что вы можете доставить меня в Нью-Йорк, как обычную преступницу. – Гейбл настолько оживилась, что даже ее щеки слегка порозовели. – Не сомневаюсь, что мой адвокат смог бы воспрепятствовать такому произволу.
– Возможно. Что ж, давайте, свяжитесь с ним, если вам времени не жалко, не говоря уж о расходах. Посмотрим, чья возьмет.
– Мне не нравятся ваши манеры и все ваше поведение. Сложенные на коленях руки Гейбл сжались так, что костяшки побелели.
«Она щиплется», – сказала себе Ева. Теперь она не сомневалась в диагнозе.
– Я часто слышу подобные жалобы. В убийстве есть нечто такое, что меня страшно раздражает. Вы можете поговорить с нами здесь и сейчас, мисс Гейбл, в стенах вашего собственного дома, которые, как известно, помогают. Если нет, мы можем запустить бюрократическую процедуру. Выбор за вами.
Гейбл умела напустить на себя устрашающий вид. Взгляд у нее был жуткий: ледяной и немигающий. Но против полицейского с одиннадцатилетним стажем она была слаба.