Клоун Браун Картер
— Зачем ты так стараешься приплести Гроссмана к делу этой пропавшей девицы?
— Потому что полагаю, что он в нем замешан.
Ламонт неторопливо плюхнулся в близстоящее кресло.
— Я проделал дальний путь ради этого разговора, — сказал он. — Так что давай не будем прикидываться шлангами, а?
— А кто прикидывается-то?
— Ты, — решительно бросил он. — Что у тебя есть против Гроссмана? Хочешь доказать — он важная шишка, а ты еще важнее? Чем крупнее люди, тем суровее ты их наказываешь? Или не можешь вынести, когда обнаруживаешь, что крепкий парень, к тому же полицейский, не в силах с чем-то справиться?
— Весь этот психоанализ я получаю бесплатно, — спросил я, — или ты назовешь цену? Может быть, мне лечь на кушетку и рассказать тебе о том, что все в моей жизни изменилось с той поры, как я задушил девушку, жившую по соседству?
Он сунул сигарету в угол рта, зажег ее и оставил свободно болтаться, будто предназначал ее для кого-то другого.
— А может, ты хочешь чего-нибудь до примитивности простого, Уилер? — ровным голосом спросил он. — Я знаю, у меня есть такая дурная привычка — я всегда усложняю ситуацию. А ты, может, хочешь чего-нибудь очень обыденного, простенького, например денег?
— Допустим, что так, — сказал я заинтересованно. — Сколько можешь ты мне предложить?
— Ну, цена тебе ломаный грош, — ухмыльнулся он.
— Предположим, мне пригрезилось, что между исчезновением дамы и поддельным императором сахарного дворца существует связь. Почему тогда оно все так, скажи на милость?
— Что «почему»?
— Почему, если цена мне ломаный грош, Гроссман забеспокоился и прислал тебя сюда?
— Да ему просто интересно стало, — выпалил Ламонт. — Когда такой парень, как ты, наезжает на него без всякой причины, ему интересно узнать зачем. Это же Гроссман, — он постучал пальцем по своему виску, — это голова!
— А ты, Бенни? — поинтересовался я. — Ты кувшин?
— Я тоже голова, — он улыбнулся, — а еще любитель выпить. — Он с надеждой протянул мне пустой стакан.
Пока я готовил ему виски со льдом, он наблюдал за мной через свои две дырки.
— Я не отстану от Гроссмана, Бенни, — сказал я, подавая ему наполненный стакан, — пока не буду абсолютно убежден, что его и Лили Тил ничто не связывает. Так и передай.
— Передам, — небрежно ответил он. — А кто дергает за веревочку? Кто за тобой стоит?
— Никто, — ухмыльнулся я. — Пустота вокруг меня начиная с сегодняшнего утра так стремительно разрастается, что я не вижу на ринге даже рефери.
— Значит, ты сам по себе, один в поле воин? — Он опорожнил стакан и, оставив его на подлокотнике кресла, поднялся. — Может, это и так. Ты давно уже выкидываешь такие коленца, одинокий волк из бюро шерифа.
Он направился к двери.
— Благодарю за виски, Уилер.
— Я страшно разочарован, Бенни, — сказал я, следуя за ним. — Никаких скрытых угроз, никаких «оставь это дело, или…» и все такое? Я надеялся, что ты хотя бы припугнешь меня скорыми похоронами.
Он открыл дверь и шагнул в коридор, моргая от дыма, попавшего ему в глаза из-за окурка, все еще висящего в углу рта.
— Я уже сказал, что Гроссману это все просто любопытно. И я ему сообщу, что ты всего лишь легавый, который сам не знает, что делает.
— И что потом?
— Проблем не будет, Уилер, — на миг сверкнули его хищные зубы. — Мы что-нибудь придумаем, если понадобится. — Он потер воздух между пальцами, будто разминал его на мелкие кусочки. — Обязательно придумаем, не беспокойся!
Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и поставил диск Фрэнка Синатры «Полетим со мною вместе». Фрэнку не нужно было просить меня дважды: я пристегнул привязные ремни раньше, чем он успел зафрахтовать самолет.
Около восьми вечера зазвонил телефон, и требовательный женский голос спросил:
— Лейтенант Уилер?
— Именно. А кто это?
— Луис Тил. Я хотела узнать, очень ли вы заняты сейчас, лейтенант?
— Абсолютно свободен, — заверил я ее.
— Очень хорошо. — Теперь настойчивость в ее голосе приобрела несколько иной характер, он стал хрипловато многообещающим. — Сижу совсем одна в квартире и подумала, что нам, наверное, стоило бы еще раз поговорить о моей сестре. Я встретила вас тогда не слишком дружелюбно — это все проклятая мигрень, она всегда ужасно действует мне на нервы. Понимаете?
— Я готов, Луис, — серьезно ответил я. — Дайте мне полчаса.
Потребовалось ровно двадцать восемь минут, чтобы добраться до ее дома в Гленшире. Она широко открыла дверь, приглашая меня войти:
— Входите же, лейтенант!
Теперь она выглядела иначе, совсем не так, как в первый раз. Волосы, правда, как были, так и остались рыжевато-золотистого цвета, все же остальное преобразилось совершенно. Вместо элегантного свитера и юбки, восхитительно обрисовывавшей бедра, на ней было скромное белое платье, наглухо закрытое, с широкими рукавами. По подолу шли голубые цветы. Лицо без косметики. Луис Тил олицетворяла саму невинность.
Гостиная, залитая неярким светом, выглядела очень уютно. Когда мы вошли, Луис взяла меня за руку и повела к дивану.
— Я так рада, что вы пришли, лейтенант. — Для пущей выразительности она крепко сжала мою руку. — С тех пор как исчезла Лили, я постоянно ощущаю, что мне здесь кого-то не хватает.
— В качестве замены Лили? — поинтересовался я.
Она вздрогнула и придвинулась ближе, прижавшись ко мне бедром. Ощущение было такое, словно вот-вот сплавятся два раскаленных куска металла.
— Мне очень жаль, что я была такой грубой, — бормотала она. — Вы ведь простите меня, правда? Простите?
— Девушки для того и существуют, чтобы их прощали, — с трудом проговорил я. — Во всяком случае, и для этого тоже.
— Хотите выпить? — предложила она с ослепительной улыбкой. — Сама не пью и все время забываю, что у других людей иные привычки! Там, в баре, есть немного виски.
— Спасибо, — отозвался я. — Я приготовлю.
— Нет, не беспокойтесь! — Она вскочила с дивана так, будто я сказал что-то неприличное. — Позвольте мне сделать это для вас.
Она стремительно пересекла комнату и приготовила мне виски. На обратном пути она сделала крюк и, подойдя к окну, постояла там мгновение, глядя на улицу.
— Вы ждете кого-нибудь еще? — спросил я. — Вам следовало бы предупредить меня, что будут гости.
— Нет. — Она вернулась и вновь села рядом, протянув мне стакан. — Это оттого, что я сильно нервничаю всю неделю. Мне постоянно кажется, что за мной следят.
— Это и правда так?
— Я ни разу никого не видела, — грустно улыбнулась она. — Но я все равно проверяю — на всякий случай.
В стакане, который она принесла, оказалось чистое виски. Я выпил содержимое в три глотка, плотно зажмурив глаза, решив, что было бы неприлично требовать лед и содовую у девушки, которая сама никогда не пьет.
— Тебе надо немного расслабиться, солнышко, — сказал я. — Побереги свои нервы, успокойся.
Луис не торопясь наклонилась ко мне, и я обнял ее за плечи. Глубоко вздохнув, она взяла мою руку и положила себе на грудь.
— Зачем бы я стала тебя звать, милый, на ночь глядя, если бы не хотела расслабиться? — прошептала она.
Голова ее откинулась так, что губы оказались всего в нескольких сантиметрах от моих. Я поцеловал ее и вновь почувствовал прикосновение паяльной лампы. Ее ноготки впились мне в грудь. Через минуту она тихо застонала, затем медленно оторвалась от меня. Мгновение она смотрела мне в лицо блестящими глазами, грудь ее рывками поднималась, натягивая тонкую ткань платья.
— Погоди секунду, — глухим голосом проговорила она. — Нам не нужны наблюдатели!
Луис подбежала к окну и задернула шторы.
— Так лучше, милый! — Она стояла передо мной, медленно покачивая бедрами. — Встань-ка, а?
Я поднялся. Луис подошла совсем близко и, взяв мои руки, поднесла их к вороту своего платья.
— Хорошее платье, мне нравится, — озадаченно сказал я. — И ткань просто великолепная…
— Рви его, руками рви, — хрипло произнесла она. — Сорви его с меня, милый!
— Платье красивое, — засомневался я. — Может, сделаем по старинке и просто расстегнем «молнию»?
— Рви! — Язык плохо ее слушался.
Наш спор мог продолжаться бесконечно долго, но времени для этого совсем не было. Я захватил пальцами ворот платья и рванул. Ткань разошлась сверху почти до самого низа, во всяком случае больше чем до середины. Луис резко дернула плечами, и остатки платья упали к ее ногам. Под ним оказалась белая комбинация, щедро украшенная по низу атласом и тесьмой. Блеск в ее глазах стал ярче.
— Рви! — задыхаясь, выговорила она.
Теперь у меня уже был опыт; две тонкие бретельки на плечах разорвались почти без труда, и комбинация опустилась на пол рядом с платьем. Теперь на Луис остался лишь белый, низко вырезанный бюстгальтер, гармонирующий с маленькими прозрачными трусиками, тоже отделанными атласом и тесьмой.
— Рвать? — с надеждой спросил я.
Должно быть, она забыла сказать мне, что теперь настал ее черед, — руки ее вдруг вцепились в мое лицо, острые ногти сдирали со щек полоски кожи, а сама она начала верещать не своим голосом.
Боже правый! Как же могут визжать женщины — голос ее звучал на одной ноте, где-то на уровне верхнего до, и с такой громкостью, что куда там моей вертушке.
Пока я гадал, что, черт возьми, заставило ее так быстро переменить намерения, входная дверь широко распахнулась и в комнату ввалилась команда полицейских. Первым ко мне подскочил лейтенант Хэммонд.
— Сексуальный маньяк, да? — прошипел он, и в следующее мгновение сокрушительный удар кулаком в челюсть сбил меня с ног, отбросив в другой конец комнаты.
Я ударился спиной о стену и сполз, усевшись на пол. Но долго сидеть мне не пришлось. Меня сразу же грубо схватили, подняли на ноги и, заломив руки за спину, защелкнули на запястьях наручники, после чего вытолкали из квартиры и запихнули в ожидавшую внизу патрульную машину.
Похоже, мне суждено было отработать в участке ночную смену, а потом еще и дневную.
На следующее утро в кабинете капитана Паркера состоялся разговор. Он был коротким и деловым, хотя присутствовало при этом довольно много народу. Конечно, тут находился сам Паркер, а также Лейверс, кроме того, два моих старых дружка — лейтенант Хэммонд и сержант Бэннистер. Последним по порядку, но отнюдь не по важности был окружной прокурор Лидерсон.
Несмотря на краткость, разговор оказался весьма непростым. Начался он с доклада Хэммонда о том, что накануне вечером, примерно в восемь пятнадцать, им позвонила Луис Тил. Дежурным оказался Хэммонд, он и принял вызов. Девушка была перепугана, поскольку, по ее словам, я звонил ей полчаса назад, сообщил, что направляюсь к ней и что лучше ей быть посговорчивее, когда я приду, а не то я позабочусь, чтобы из-за исчезновения сестры у нее возникли серьезные неприятности.
Хэммонд посоветовал ей использовать в качестве сигнала шторы и, захватив с собой пару человек, взял под наблюдение окно квартиры, устроившись на противоположной стороне улицы. Когда шторы закрылись, наблюдавшие вломились в комнату — и тут Хэммонд дал краткое описание того, как выглядела Луис Тил, когда они вбежали.
Паркер спросил, что я могу на это сказать.
— Это было подстроено, — объяснил я, — меня заманили в ловушку. Луис Тил позвонила мне сама и попросила приехать к ней. Она сама предложила мне разорвать на ней платье, а потом разыграла всю сцену до последней детали — царапая мне лицо и истошно вопя, так как знала, что Хэммонд и его ищейки караулят за дверьми.
Окружной прокурор Лидерсон, не скрываясь, зевнул.
— Зачем ей было это делать? — спросил он своим скрипучим голосом.
— Затем, что Гроссман надавил на нее, — холодно сказал я. — Неужели это не понятно! Он сам или его «мистер защитник», то есть Ламонт. Гроссман стоит за делом об исчезновении Лили Тил, и ему не нравится, что я подобрался к нему так близко. Поэтому он и организовал этот спектакль.
Лейверс покачал головой, скорее сожалея, чем сердясь:
— Но это же смешно, Уилер!
— Ну и выдумки, — фыркнул Паркер. — Мог бы сочинить что-нибудь получше!
— По-моему, этот человек болен. — Лидерсону было явно скучно. — Он маньяк. Его нужно показать психиатру.
— У нас нет никаких оснований сомневаться в том, что произошло в квартире этой девушки, — сказал Лейверс. — Мне противно даже думать об этом!
Паркер кивнул:
— Девушка не будет подавать в суд. Она не хочет огласки, и, честно говоря, я тоже. Учитывая предыдущие заслуги Уилера, а также понимая, какой ужасный урон понесет наш отдел, если это грязное дело станет достоянием гласности, полиция тоже воздержится от возбуждения уголовного дела.
— А вы получили одобрение Гроссмана? — бросил я ему со злостью.
— Что касается вас, Уилер, — капитан смерил меня ледяным взглядом, — то вы уволены. Без права восстановления и выплаты пособия по выслуге лет. Я бы посоветовал уехать из Пайн-Сити — навсегда. Мы не потерпим здесь вашего присутствия — и если вы осмелитесь хотя бы заговорить с этой девушкой, то за вашу жизнь я не дам и ломаного гроша!
Окружной прокурор пару секунд крутил свои усы и глядел на меня.
— Я могу кое-что добавить, — проскрипел он. — Если нам придет в голову предпринять какие-то юридические действия против департамента полиции — воздержитесь. У меня имеются письменные показания девушки, лейтенанта Хэммонда и других офицеров. И если я услышу хоть одно слово в вашу защиту от адвоката, я немедленно выступлю против вас с обвинением в попытке совершить насилие.
— А еще я плюнул на тротуар, — сказал я. — Удивляюсь, как Хэммонд забыл об этом!
— Уходите отсюда, Уилер, — с отвращением сказал Паркер. — Я хочу, чтобы в моем отделе вновь можно было дышать.
— Хорошо, — ответил я. — Я уйду. Но я знаю, что все это состряпал Гроссман, и я доберусь до него, даже если это будет моим последним делом. Так и передайте ему!
Я вышел из кабинета, громко хлопнув дверью, спустился по ступенькам и направился туда, где у края тротуара меня ждал мой верный «хили». Лейверс вышел из конторы раньше меня и уже стоял возле машины, когда я подошел.
— До свидания, мистер Уилер, — произнес он с легкой ухмылкой.
— Может, я несколько переиграл, — сказал я, — но все же это был большой успех. Кто знает, вдруг на следующей неделе я получу главную роль в спектакле «Трамвай „Желание“»?
— Пока что мне не приходилось видеть трамвай, одетый в юбку, — проворчал Лейверс. — Ты прекрасно справился, во всяком случае, окружного прокурора ты убедил. Он не изменил планы насчет своего недельного отпуска, который начинается с завтрашнего дня.
— Я буду так скучать по нему, когда он уедет, — задумчиво проговорил я.
— Будь уверен, что теперь и Гроссман будет по тебе скучать, — обнадежил меня Лейверс.
Глава 5
Тем же вечером часов в семь я отправился в Вэлли-Хайтс по адресу: Гудзон-авеню, 309. Этот дом не был окружен стенами, словно замок, но и не был лачугой, даже по здешним меркам. Я оставил «хили» на подъездной аллее и нажал на звонок.
Дверь открыла Грета Уэринг. На ней был шерстяной свитер цвета морской волны и белые джинсы, которые, казалось, намокли под дождем и сели на три размера. Они обрисовывали все равнины и возвышенности, каждую ямочку на ее теле. Это были не брюки, а вторая кожа, и она прекрасно смотрелась на округлой брюнетке.
— Лейтенант Уилер, — произнесла она своим неподражаемо низким голосом, — какой приятный сюрприз!
— Вот уж не думал, что он будет приятным, — ответил я. — На данный момент общественное мнение оценивает так: девяносто восемь процентов — «очень плохой» и два процента — «не знаю, но, может, они правы». Это просто грандиозно, что есть человек, которому я приятен, и к тому же — женщина.
— Давайте-ка проходите, — улыбнулась она. — Я как раз раздумывала, чем бы занять сегодняшний вечер. Иногда мне становится чертовски скучно жить одной.
— Я вас понимаю, — откликнулся я. — Приходится выбирать — либо заводить знакомых, либо купить проигрыватель.
— А вы что посоветуете?
— Конечно проигрыватель. Когда нам надоест его слушать, только поверните ручку, и он заткнется.
Гостиная была обставлена по последней моде: кресла абстрактной формы, хаотичное нагромождение проводов, беспорядочная организация свободного пространства. В такой комнате должна звучать авангардистская музыка, чтобы придать ей цельность. Даже висящие на стенах картины Пикассо и Сальвадора Дали казались старомодными в этом необычном окружении.
— Что вы пьете, лейтенант? — спросила мисс Уэринг.
— Виски со льдом и немного содовой, — ответил я.
Она нажала кнопку, и часть стены повернулась на сто восемьдесят градусов, представив взору хорошо заполненный бар. Приготовив напитки, хозяйка подошла с ними к дивану и села.
— Идите сюда, лейтенант. — Она похлопала по свободному месту рядом с собой. — Здесь гораздо удобнее, чем кажется с виду.
Уютно было сидеть рядом с ней и прихлебывать виски, и я старался не вспоминать предыдущий вечер, начинавшийся так же приятно в квартире Луис Тил. Ведь даже царапины, пробороздившие мою щеку сверху донизу, еще не затянулись, черт побери!
— Как идет расследование? — спросила мисс Уэринг, чтобы поддержать разговор. — Нашли какой-нибудь след Лили?
— Да нет пока, — пробурчал я.
— А что мистер Уолкер? Знает он что-то?
— Я еще не понял, — сказал я. — В жизни многое переменилось с тех пор, как мы с вами виделись. Теперь я уже даже не лейтенант больше — а просто Эл Уилер. Несусь с горы вниз без всяких тормозов.
— Шутите?
— Это очень дурная шутка, которую сыграли со мной!
Я вкратце рассказал ей о своем посещении Гроссмана, о том, какую ловушку подстроила мне Луис Тил и как меня вышвырнули из полиции сегодня утром.
— Ужасно! — сочувственно проговорила она, когда я закончил. — Что здесь можно предпринять?
— Продолжу расследование, — ответил я без особой надежды. — Гроссман заманил меня в западню — в этом нет сомнений. Возможно, саму идею с Луис подсказал ему Лемонт. Но это означает, что либо у самого Гроссмана, либо у его секретаря Уолкера совесть нечиста.
— Но чтоб Луис участвовала в этом трюке? — с некоторым недоверием произнесла мисс Уэринг. — Это фантастика!
— Думаю, у нее могли быть на то веские причины, — сказал я. — Возможно, они сообщили ей, что с Лили сейчас все в порядке, но может случиться неприятность, если она откажется помочь ему.
Мисс Уэринг вновь покачала головой:
— Мне все же трудно в это поверить. Луис всегда казалась такой милой девушкой.
— Вам совсем не обязательно в это верить, — согласился я. — Никто не верит, начиная от окружного прокурора и кончая двоими полицейскими, которые сопровождали тогда Хэммонда.
— Нет. — Она упрямо мотнула головой. — Я льщу себя надеждой, что достаточно хорошо разбираюсь в людях, и у меня нет сомнений, что в вас я не ошиблась.
Я допил виски.
— Ну так вот, теперь вы знаете историю моей жизни. Отныне мне никто не поверит, поэтому я экс-полицейский с разбитым сердцем.
— Почему бы вам не приготовить себе еще порцию? — вдруг спросила она.
— Прекрасная мысль, — согласился я.
Когда, налив виски, я вернулся обратно, она взглянула мне в лицо и спросила нежно:
— Почему вы пришли сюда сегодня?
От перемены тона у меня закружилась голова, и я чуть не плюхнулся ей на колени, когда усаживался рядом на этот удобный, по ее словам, диван.
— Во-первых, потому, что вы меня приглашали. А кроме того, мне очень хотелось поближе рассмотреть ту бриллиантовую подвеску, которая в прошлый раз была на вас, — удалось выговорить мне.
— Вы интересуетесь бриллиантами? — В ее голосе прозвучала легкая насмешка.
— Меня интересует именно эта вещица, — сказал я. — Забавно, но я не могу разглядеть сквозь этот свитер, надели ли вы ее сегодня?
— Это действительно забавно, — ехидно усмехнулась она. — Могла бы поклясться, что вы обладаете рентгеновским зрением.
— Да, я применяю его иногда, — подтвердил я. — Но, знаете, это такая морока. Гораздо лучше, приятнее, когда ничто не мешает тебе любоваться красотой.
— Глаза утомляются и все такое? — подсказала она.
— Вот именно.
Возникла одна из тех особенных пауз, затем моя собеседница вдруг сказала:
— Если вы собираетесь меня соблазнять, то, может, лучше перейти на «ты»? Я чувствую себя ужасно глупо, когда приходится бормотать: «О, мистер Уилер!»
— Называй меня Элом, — великодушно согласился я.
— А ты меня — Гретой. — Она протянула руку, и ее пальцы мягко коснулись царапин на моем лице. — Луис? — спросила она тихо.
— Луис, — мрачно кивнул я.
— Мне придется расплачиваться за дурные манеры моих служащих, — проговорила она. — Обманутый в своих надеждах клиент — что может быть хуже для бизнеса? — Голос ее звучал убаюкивающе.
Я обнял ее за тонкую талию, чувствуя под пальцами мягкую пушистую шерсть.
— Ты не могла бы выбрать более подходящее время для разговора о своих клиентах? — промычал я.
— Какой ты нетерпеливый, Эл, — сказала вдруг она. — У тебя есть другая проблема — как ты думаешь отплатить Гроссману?
— Какая разница? — буркнул я, но в голове уже засела мысль: «А что, если ей просто хочется подразнить меня?»
Мои руки скользнули под свитер и стали легко поглаживать нежную теплую кожу.
— У тебя есть какие-то идеи на этот счет? — настаивала она.
Мои руки двинулись выше, пока не добрались до начала округлых крепких возвышенностей. Она не предприняла никакой попытки прогнать мои руки вон, лишь глаза ее требовали этого.
— Не сейчас, — твердо произнесла она. — У тебя должна быть версия… какое-то предположение насчет того, что же все-таки случилось с Лили Тил.
С большой неохотой я вытащил руки из-под свитера и занял их тем, что закурил сигарету.
— Ты, несомненно, деловая женщина, — холодно сказал я. — Да, у меня есть версия. Судя по тому, как реагируют Гроссман и Уолкер, видно, что они что-то скрывают. Думаю, они знают, что стряслось с Лили. Если им удалось заставить Луис участвовать в таком подлом деле вчера вечером, значит, им было чем ее шантажировать, ведь они могли убедить девушку, что ее похищенная сестра пока жива и невредима.
— Это резонно, — кивнула Грета.
— А где еще может быть сейчас Лили Тил, как не в сахарном дворце господина Гроссмана?
— И что же?
— Все, что мне остается, — так это проникнуть внутрь и разыскать ее.
— Ты замечательно придумал! — с воодушевлением воскликнула Грета.
— А как же! — пожал я плечами. — За исключением одного — как туда пробраться?
— Должен же быть какой-то способ, Эл, — серьезно сказала она. — Думай!
— О, теперь я у Гроссмана на заметке, и мне ни за что не пройти мимо охранника у ворот. А незаметно перелезть через трехметровую стену вряд ли удастся, к тому же, держу пари, поверху проведена сигнализация, если не ток высокого напряжения. Вдобавок того, кто подстрелил меня при попытке пробраться в дом, окружной прокурор наградит медалью.
— Нужно что-то придумать, — задумчиво проговорила Грета. — Плесни-ка нам еще по чуть-чуть, Эл, и мы решим эту задачку.
— Теперь твоя очередь делать виски, — возразил я. — Ты не захотела заняться любовью, так должна же быть от тебя хоть какая-то польза.
Она надула губы:
— До этого бара так далеко идти…
— И вообще ты хозяйка, — твердо стоял я на своем. — Ты хочешь, чтобы я сообщил полиции, что это ты на днях совершила дерзкое ограбление почтового отделения в Эмили?
— Ладно, — неохотно сказала она, — давай заключим сделку: ты нальешь нам виски, а потом поцелуешь меня в награду — и все — понял?!
— Идет, — быстро ответил я.
Через десять секунд я уже вернулся к дивану с двумя бокалами.
— Мне кажется… — нерешительно проговорила она. — Ведь с тобой последнее время очень плохо обращались?
— Просто отвратительно — еще и шерстяной свитер в придачу!
Я осторожно поставил бокалы.
Она очутилась в моих объятиях и откликнулась на поцелуй — искренне, открыто, с готовностью.
Некоторое время спустя я взял нетвердой рукой забытое виски, одно для нее, другое для себя.
— Я считал себя достаточно искушенным, — сказал я несколько смущенно, — но, оказывается, до сей минуты я просто не жил.
— Ты имел дело с обыкновенными женщинами, — произнесла она наставительно, — а во мне, наверное, сказывается южная кровь. Я ведь родилась на юге. В жарком климате девушки созревают раньше.
— И теперь ты хранишь в себе его, — с восхищением подтвердил я. — Теперь я понимаю, почему ты продаешь бриллианты, — с этими холодными камнями ты составляешь разительный контраст.
— Драгоценности! — вдруг воскликнула она. — Вот что надо!
— Для чего надо?
— Есть способ проникнуть в дом!
— Конечно, — сердито проворчал я. — Через парадный вход. Главное — получить приглашение.
— Бриллианты и будут таким приглашением! — возбужденно выпалила она.
— Мы оба, видимо, сегодня утомились, — сказал я. — Не хочешь прилечь ненадолго?
В глубине ее глаз мелькнул бриллиантовый сполох.
— Уолкер покупает ювелирные украшения для Гроссмана, и большинство из них он сначала отвозит своему боссу, чтобы тот мог взглянуть и дать одобрение. Почему бы мне не позвонить ему и не сказать, что у меня есть для него нечто особенное, но что владелец доверил мне его только с условием, что я не выпущу его из рук? Затем я предложу привезти вещицу, чтобы Гроссман посмотрел на нее.
— Ты думаешь, он клюнет? — с сомнением спросил я.
— Если это будет действительно что-нибудь особенное, — с уверенностью ответила она. — К тому же всегда можно раззадорить клиента, намекнув, что у него есть конкурент, что кто-то еще охотится за этой вещью. Дай подумать… — Она лениво водила по подбородку краем стакана. — Я знаю — колье Эмерсона!
— Что это такое?
Читать бесплатно другие книги:
