Спутник Палий Сергей

СПУТНИК

– …один, старт!

«1,5g» – высветилось значение перегрузки в левом верхнем углу. Стекло шлема было не только сверхпрочным и термостойким, но и выполняло функции монитора. Раньше я пару раз уже сталкивался с подобными конструкциями: это были не жидкие кристаллы, а тонкая растровая пленка из какого-то навороченного материала. На ней-то и возникало изображение.

«2g»…

Скафандры были оснащены компьютерами на базе чипа MPC-019. Этой моделью пользовались все сотрудники на Луне, только для нас, десантников военно-космических войск, ее слегка модернизировали – за сутки сделали эту электронную жужелицу настолько круче, насколько, собственно говоря, можно сделать за сутки. В детали я не лез. Кстати, в военно-космические войска нас тоже перевели в течение двадцати четырех часов. До этого мы были элитным подразделением ВДВ. Учитесь, бюрократы доблестной российской армии.

«3,5g»…

– Борт Л-5011, все системы работают нормально, высота 35 километров, перегрузки в пределах нормы… – Голос в динамиках на миг смолк. После долгой секунды, заполненной шепотом атмосферных помех, раздалось: – Все хорошо, ребята. Надавайте по мордасам этим удавам!

«4g».

Еще два дня назад я спокойно пил безалкогольное пиво «Bavaria», развалившись прямо на полу своей единственной комнаты, и наугад переключал телеканалы. Мне было тупо. А именно в такие моменты жизни я чувствую себя до упора счастливым.

Когда я добрался до телешоу «Кто хочет встать?» и занес указательный перст правой руки над кнопкой громкости, зазвонил мобильник. Мне как-то сразу перестало быть тупо. Вот только что было тупо, и – чпок, дзинь-дзинь… нет! Резко и навзничь. Дьявол! Ну почему в долбаном контракте с долбаной конторой есть пункт, запрещающий отключение долбаного служебного телефона?

Номер, конечно же, не определен.

– Майор Густаев. Слушаю.

– Товарищ майор, через десять минут за вами заедет машина. Будьте готовы к длительной командировке.

– Есть, – сказал я монотонным гудкам.

В наше подразделение не попадали люди семейные, глупые и любознательные. Поэтому через пять минут я был готов. И, ожидая звонка водителя, мысленно проворачивал минусы и плюсы трех этих признаков.

Семейный человек зависим на все сто процентов от внешних факторов. Это минус. Плюс – есть теплое место под крылышком любимой, куда можно протиснуть свой обломанный клюв, да выводок обдристанных цыплят вокруг суетится в придачу. Некая самодостаточность. Хотя… какой это на хрен плюс?

Человек глупый. Его минус – гибельное в современном мире отсутствие интеллекта. А вот несомненным плюсом служит патологический кайф, получаемый от жизни, вследствие недостатка забот насущных. Точнее, от нежелания эти заботы лицезреть и, понятное дело, что-либо с ними делать.

И любознательность. Минус обладателя этого качества – широкий, но поверхностный взгляд на мир. Как граблями по аэродрому. А плюс… О чудо! Плюс любознательных снова уходит в сферу получаемых ими удовольствий. На этот раз в удовлетворении собственных амбиций. Дескать, глядите, плебеи, какой я эрудированный, как я люблю прогресс в своих знаниях…

Длин-нь-дан-н-н.

Звонок заставил меня встряхнуться. Я открыл дверь, молча кивнул хмурому водителю и быстрыми шагами пошел за ним – вниз по лестничным пролетам.

Через полчаса мы были возле монолитного здания штаба…

«5g».

Пятикратная. Больше не должно быть. Я немного скосил глаза влево и посмотрел на лицо лежащего в соседнем кресле. Ой, как хорошо, что этому непутевому представителю ООН целый день ничего жрать не давали! Прямо в скафандре захлебнулся бы. А так ничего – только чуть-чуть желчью поблевал. Клянусь, не думал, что негры умеют бледнеть.

– Вы выходите в верхние слои атмосферы, – прорезался сквозь тяжесть в ушах чей-то голос из ЦУПа. – Ускорение будет во время всего полета, так что терпите, орлы. Невесомость вы почувствуете всего на несколько секунд, во время перехода от разгона к торможению. Смотрите, не описайтесь с непривычки…

Убрали бы там, на Земле, чертовых психологов от микрофона. Сосредоточиться со своей программой мозговой релаксации мешают. Я полторы тысячи часов в «мигах» налетал, там когда форсаж, на виражах и десятикратные бывают – так по кабине размажет, что хоть пластами отколупывай. Или они думают, что десантники только на парашютах с кукурузников сигают?

– Отключите меня от этого курортного радио, – медленно ворочая языком, произнес я.

– Хорошо, майор, – раздался резкий голос.

Капитан наш. Вроде ничего мужик. Из всего состава недомерков самый адекватный. Один-единственный, кто раньше бывал в космосе, отвечает за весь челнок: из-за перегруза ни штурману не разрешили лететь, ни бортмеханику.

Зато шушеры всякой понабрали. Глядя на них, думается, почему мы всем подразделением не пошли работать воспитателями в ясли для имбецилов?.. Взять хотя бы представителя нашего великого Минюста. Ходячие права человека в твердом переплете. Правда, без закладки страницы путает. Или технари-эксперты. Лучшие умы. Сейчас у них все серое вещество уже в районе кишечника, наверное. А когда боевые действия начнутся, вообще рассеется по Вселенной.

И бледный негр из ООН.

Наши ребята давно косятся на него. Нет, никто экстремальным расизмом не страдает, конечно, но мы, поездив по Афганистану, Ираку и Югославии, перевидали слишком много оонского миротворчества.

Напротив меня сидит Сергей – самый молодой десантник из нас, но уже до капитана дослужился. Тяжеловато ему теперь на пятикратных – не так много летного опыта. Внутри бликующего стекла шлема широкие ноздри жадно глотают кислород, опущенные веки противно давят на глазные яблоки, жилки на висках оглушительно пульсируют. Я не вижу этого. Я знаю. Ему всего двадцать шесть. Мысли парня тоже будто подвергаются влиянию перегрузок: воспоминания, штрихи ассоциаций… Нет, естественно, никакой сентиментальности – это не по уставу.

Остальные тринадцать человек уже матерые. Уже и не совсем люди. Их мыслям ускорение не помеха. Они уже в будущем; прошлое для них стирается ровно с такой же быстротой, с какой оно становится настоящим. Их глаза открыты…

– Ваша задача – не позволить лунникам захватить космодром до прибытия основных сил, – шумно выдыхая, сказал генерал, когда все бойцы подразделения собрались в его исполинских размеров кабинете. – Корабли с пехотой будут прибывать в течение десяти часов. За это время ни один заключенный не должен попасть в купол космодрома или на борт любого из шести челноков, находящихся в данный момент на стартовых площадках.

Некоторые из десантников усмехнулись. Я их понимал. Полторы тысячи вооруженных лунников за десять часов не просто сомнут пятнадцать бойцов, пусть даже самых элитных, они нас с пылью сравняют.

– Товарищ генерал, – тихонечко прошепелявил наш командир Денис Дорчаков, глядя на собственную коленку. – Это невозможно.

– Отставить, майор… точнее – подполковник. Приступить к выполнению приказа немедленно.

Мы безмолвно вышли из кабинета. Только когда сели в автобус, который должен был доставить нас в Шереметьево-2, Денис прошептал, сжав огромным кулаком подбородок:

– Нам крышка, мужики…

С этого момента для всей планеты пятнадцать боевых единиц из крови и плоти перестали быть людьми.

Начался дождь. Сначала – робко брызгаясь невидимыми иголочками мороси, обволакивая все вокруг белесой пеленой… Потом – аккуратно постукивая каплями по железной крыше… Сплетая осенний узор из своих водянисто-шелковых нитей… Автобус еще не двигался с места, но, глядя на стекающую по его стеклам маслянистую пленку, казалось, что плывешь в каких-то неведомых глубинах. А снаружи дрожат серые миражи московских зданий, неясные призраки кривых деревьев с остатками разбухших листьев, с остатками прошедшего лета.

Снаружи – сыро, холодно и никого нет.

«Как в волнах Моря дождей», – вдруг подумалось мне, и по телу пробежал мерзкий озноб…

Из Шереметьево нас спецрейсом доставили в Плесецк, где уже высился ракетоноситель с приклепанным к пузатому боку шаттлом. Персонал бегал вокруг нас, обхаживая, бормоча что-то, по их мнению, ободряющее, стараясь почему-то заглянуть в глаза. Торжественные похороны, ничего не скажешь.

С почетным вывозом тел на Луну.

В качестве предметов для нескучного времяпрепровождения в загробном мире нам выдали автоматы АКЛ-20, которыми пользовались надзиратели лунников. И вдоволь боеприпасов к ним. Калибр был непривычно маленький – 3,7 мм , поэтому патроны казались игрушечными. У этих стволов каким-то хитрым образом отдача была сведена к минимуму, а то ведь ежели при силе тяжести в одну шестую земной пальнуть из обыкновенного «калаша» – улетишь в обратную сторону, как бобик наскипидаренный.

Ну и еще кучу всякого засекреченного дерьма в придачу дали, типа плазменных гранат. Как они действуют, никто толком объяснить не смог, потому что какой-то там специалист находился в глубоком коллапсе после двухнедельного запоя и на все вопросы отвечал одинаково: «Е-мое… Войдите в мое положение…» В конце концов к нам подошел щупленький лейтенантик и, воровато оглядываясь по сторонам, посоветовал «никогда-никогда не пользоваться этой ужасной хренью»…

После очень легкого завтрака пришлось проходить медицинский осмотр. Оригинальное, конечно, тут у них чувство юмора – проверить, не болен ли человек, к примеру, гриппом… прежде чем положить его в гроб. Вдруг еще иноземные червячки заразятся!

Мы молчали. Все. Хмуро смотрели сквозь испуганного чернокожего представителя ООН, когда нам усердно втолковывали, что этот высокопоставленный хрен навязан в члены экипажа мировым сообществом для контроля за соблюдением прав человека при выполнении операции. Где-то очень далеко в стороне согласно кивал наш заместитель министра юстиции…

Далеко. В стороне.

Впереди была встреча с лунниками – заключенными самой страшной тюрьмы человечества «Сателлит». Которые в течение двадцати лет готовили этот единственный побег…

Никто не мог предположить, что произойдет после отмены моратория на смертную казнь в России. А время для этого действия в начале второго десятилетия нового века пришло, потому как разгул преступности и террора не оставлял иного выбора. Боялись, боялись политиканы и доблестные служители органов, что все якобы благоприятные прогнозы историков, политологов, социологов и психологов насчет высшей меры наказания полетят в тартарары.

И тут, очень точно выбрав время, в Кремле появился некто Ямчин А.Т. Потомок какого-то недорезанного, наверное, еще Лаврентием Павловичем гения. Должность он занимал невысокую, ростом тоже не вышел и, как всякий закомплексованный доморощенный ученый, попытался осуществить свою мечту: изменить мир. Эта навязчивая идея, в общем-то, у всех гениев присутствует…

Но Ямчин отличался от остальных.

Его мечта сбылась.

Протирая платочком две линзы на минус шесть, он предложил альтернативу смертной казни. Пожизненное заключение в тюрьме, которая будет располагаться на спутнике планеты Земля. На Луне.

Сначала все схватились за животы и стали кататься из одного конца Спасской башни в другой. Потом гения наградили каким-то красочным дипломом и отправили восвояси. А через пару месяцев кто-то очень умный, будучи в каком-то шибко удачном месте, сказал: «Ведь идейка-то ничего…» Скорее всего, после этого он представил «бизнес-план», где содержались примерные цифры. Сколько можно на этом отмыть…

Спустя полгода уже готовый проект «Сателлит» был одобрен и советом безопасности ООН, и комитетом по правам человека. Правда, западные политики при этом смотрели на нас, как на полных идиотов. Да и как еще реагировать на подобные демарши России? Экономика по уровню только-только начинает догонять средневековую Францию, зато тюрьма – на Луне.

В строительство комплекса куполов-бараков, помещений для охраны, административных зданий, воздухорегенерационных станций, космодрома и много чего еще были вбуханы баснословные суммы из федерального бюджета страны. Еще более астрономическими оказались потоки денег от дальновидных инвесторов, которые с прищуром смотрели в будущее и планировали под боком возникающих на Луне поселений понастроить фабрик по добыче и переработке руд.

В конечном итоге совершенно бредовая идея господина Ямчина воплотилась в жизнь – первая российская внеземная тюрьма для преступников, приговоренных к высшей мере наказания, была сдана в эксплуатацию. «Сателлит» ждал гостей.

В ноябре 2014 года первый рейс с лунниками отправился в космос. До конца 2015-го около тысячи российских заключенных были конвоированы в сверхпрочные купола «Сателлита». Сверху весь комплекс был прикрыт силовой «линзой» противометеоритной защиты. Мощнейшие электромагнитные поля, генерирующиеся специальной установкой, которая питалась от общего ядерного реактора, отклоняли падающие метеоры.

Специальные части внутренних войск России осуществляли охрану тюремных зданий, поддержку систем жизнедеятельности и конвоирование лунников.

Одни люди сидели, другие их охраняли. Как всегда. Только в этот раз – с дразнящим привкусом футуризма.

Ямчин получал очередную государственную награду. Мировые СМИ вопили о «страшных узниках космоса» и «безвоздушной грозе террора», США шипели, высовывая раздвоенные языки всяческих деклараций и, как обычно, пытаясь успеть везде навести порядок, ООН от русской прыти удивленно выгибала мохнатую бровь. Полный фурор!..

Парадоксально, но система была налажена, и маховик политики, раскручиваясь на неожиданно возникшей силе инерции успеха, стал притягивать к себе иностранцев. Первыми всполошились вышеупомянутые инвесторы и начали потихоньку готовить плацдарм для рудных копей; потом зашевелились пенитенциарные системы Штатов и Европы, и уже в середине 16-го года двенадцать наиболее развитых стран мира заключили договор с Россией об этапировании некоторых своих «смертников» в «Сателлит». Таким образом лунная тюрьма де-факто приобрела статус международной, хотя юридически все же продолжала принадлежать Российской Федерации.

Сами заключенные между тем были не в восторге от перспективы попасть в ряды лунников, потому как далеко не все выживали при перегрузках во время перелета. А согласно одной из новых статей в уголовно-процессуальном кодексе России, случайная смерть во время этапирования через пространство допускалась.

Условия содержания лунников были чрезвычайно суровыми. Скудная пища, прогулки под куполами по тридцать минут два раза в неделю. Никаких свиданий в силу понятных причин. А в стеклянном потолке над головой – Земля. Напоминание о настоящей жизни для этого почти загробного мира.

В пустоте…

Многие сходили с ума. Кстати, случаи умопомешательства наблюдались не только у заключенных, но и среди надзирателей. Рота охраны менялась каждые полгода, лунникам же дорога была заказана лишь в один конец. Целую вечность предстояло им смотреть на голубой полумесяц недостижимой Земли, плывший среди звезд…

Комплекс тюремных зданий располагался на видимой стороне Луны, в северном ее полушарии. Гигантские купола раскинулись у подножия лунных Альп – горного хребта, который разделял два огромных «моря»: Море дождей и Море холода. В семидесяти километрах к юго-западу находился космодром.

Узкая ленточка дороги извивалась между серо-стальными холмами Моря дождей. Раз в два месяца по ней проезжали специальные конвойные машины, несущие в своих герметичных чревах новый этап лунников. И через несколько часов, пустые, возвращались в спасительные купола космодрома. Там военные составляли рапорт, докладывали в ЦУП, откуда зеленый сигнал поступал в Главное управление исполнения наказаний, и дежурный ставил отметку об очередном этапировании приговоренных к высшей мере наказания во внеземную тюрьму «Сателлит». Без происшествий.

Эти грубые следы человеческой цивилизации в полнолуние мог, вооружившись биноклем с восьмикратным увеличением, рассмотреть даже любопытный ребенок с балкона высотного дома в центре Москвы. С Земли это выглядело совсем не страшно: несколько светлых крапинок на пепельной равнине.

Одиночество, рожденное в полутора секундах полета света от жизни…

Одиночество без происшествий…

Но пришло время, и этот перезревший лунный гнойник сжатого отчаяния лопнул. Спустя двадцать бесконечных лет…

Сигнал бедствия поступил по видеосвязи прямо из караульных помещений «Сателлита».

– Они… – только и успел крикнуть обезумевший офицер, захлопывая шлем скафандра.

По экрану что-то с треском размазалось, и изображение пропало. Динамики донесли лишь надрывный мужской голос: «Если решитесь на бомбардировку, знайте – у нас в заложниках весь персонал тюрьмы… весь живой персонал…»

Через минуту по приказу российского министра обороны на штурм двинулся отряд быстрого реагирования, базирующийся в комплексах космодрома. Через час связь с ними прервалась. Биодатчики всех тридцати двух скафандров перестали функционировать враз.

Из ангаров космодрома один за другим выкатывались иностранные шаттлы и уносились в космос, к нежно-бирюзовому полумесяцу тепла и безопасности, – инвесторы разумно не хотели рисковать своими учеными и техниками, ведущими разработки на горных карьерах лунных Альп.

Тем временем несколько десятков лунников, воспользовавшись машиной убитых спецназовцев, добрались до космодрома и устроили там резню. Они успели уничтожить несколько кораблей и строений, прежде чем остатки подразделений внутренних войск не перестреляли их.

В суматохе боя кто-то из лунников добрался до радионавигационного центра, и в эфире наступила тишина…

Логически можно было предположить, что теперь основные силы лунников постараются добраться до космодрома и захватить не успевшие стартовать шаттлы. Задержит их лишь отсутствие транспортных средств на территории «Сателлита» и ограниченное число скафандров. Но даже в самом худшем случае около тысячи преступников преодолеют семьдесят километров по Морю дождей за сутки или, может, чуть больше…

Тогда они заберутся в челноки, заставят наших пилотов взлететь, и… сам черт не догадается, что дальше придет на ум зверью, которое двадцать лет смотрело на родную планету со стороны.

Сбивать шаттлы со своими солдатами на борту? Нанести ракетный удар по гнезду бандитов – тюрьме – из космоса, закрывая воспаленные глаза и жертвуя невинным техперсоналом, людьми, у которых на Земле остались семьи? Лишить мудака Ямчина наград? Найти виноватых? Да, пожалуй, найти виноватых – это в первую очередь! Потому как паника охватила уже всю планету…

Ой-ё!.. Желудок провалился куда-то к мошонке и тотчас всплыл, застревая в гортани. Я не сразу понял, что это наступили недолгие секунды невесомости в промежутке, когда корабль уже закончил разгон, но еще не начал тормозить.

Значит – скоро прибудем.

В наушниках раздалось шипение, бульканье и сопение. Я посмотрел налево.

– Le ve'hicule automoteur «Lunokhod» [1]… – пробормотал бледный негр, заметив мой взгляд. – Тошнить… много тошнить…

– Отключите кто-нибудь говорильник этому французу! – раздраженно сказал угрюмый десантник по кличке Минотавр. Чернобородый, с узким лицом и изъеденным когда-то ветрянкой носом, он получил свое прозвище за неровности на лысом черепе похожие на рудименты рогов, и постоянную озлобленность на весь мир.

– Тошнить… Вчерашний ужин кончаться – опять тошнить… все равно тошнить… – дрожащим голосом изрек представитель ООН.

– Глубоко мыслит, зараза, – сказал молодой десантник Сергей, стараясь отдышаться после перегрузок.

Я глянул на него и усмехнулся: серо-зеленые глаза парня были по-идиотски скошены к переносице – они философски наблюдали за шариком сопли, парящим внутри шлема, в пяти сантиметрах от носа. Невесомость.

– Отключите, – еще раз для порядка буркнул Минотавр, – а то я расистом сейчас стану. Етит твою!..

«2g» – услужливо выдал компьютер…

Краем глаза я заметил, как шаровидная сопля вмиг размазалась по удивленной Серегиной морде. Отрицательное ускорение – начали тормозить…

В следующие часа два значения перегрузок скакали от полуторных до четырехкратных. Плюс приятные всплески невесомости. Скорее всего, мы вышли на стационарную орбиту, совершили виток или несколько вокруг Луны и лишь потом пошли на снижение. Никто из пассажиров не знал, что происходит за бортом до тех пор, пока шаттл здорово не тряхнуло и далекий голос из ЦУПа не подтвердил нашу успешную посадку.

Из рубки вышел капитан, сдвинув брови, осмотрел наши лица и резко приказал выметаться из челнока по столь длинному адресу, что воспроизвести его я бы не взялся. Затем он перечислил легкие недостатки родословной вплоть до четвертого колена всех «вшивых эмбрионов, протирающих собственное филе в ЦУПе», и вынес умопомрачительный по оптимизму вердикт нашей «успешной, мать ее» посадке. Пришлось искренне пожалеть о том, что внутреннюю связь без приказа командира отключить было нельзя, а заткнуть уши, будучи в скафандре, мягко выражаясь, затруднительно. Не знаю, может, этакое вступительное слово капитана при высадке на Луну для старых космических волков и не было в диковинку, но среди нас, понятное дело, таких волков не оказалось, и поэтому даже бывалые, видавшие виды десантники округлили покрасневшие глаза от «торжественного приветствия» людей на спутнике Земли.

– Приборы зафиксировали при посадке нарушение внешней обшивки, – объяснил он после очередной порции отборного мата. – Поэтому лучше будет убраться подальше от корабля во избежание непредвиденных последствий. – Выдержав пристальный взгляд Дениса Дорчакова, он добавил уже ледяным тоном: – Не исключено, что сейчас вся эта херня может взлететь на воздух… Верней, в безвоздух.

Все как-то сразу зашевелились.

Практически пинками выгоняя гражданских во главе с чернокожим французом из пневмокресел, капитан искоса поглядывал, как наше подразделение старается приспособиться к силе тяжести в одну шестую земной.

Первым чуть не прошиб шлемом потолок Минотавр.

– Куда вы меня приперли, скоты?! – раздался в наушниках его истошный рев.

– В аквариум, рыбка ты моя… – Это голос Сашки Берметова. Он воплощает наше военное чувство юмора, отупевшее до предела, но обретающее определенный шарм в свете хронического атавизма. – Покамест не поздно, можешь сам всплыть вверх брюхом!

Сашка, не переставая резво передвигаться к шлюзу, подпрыгнул серым пузом скафандра вверх, наверное, подавая пример всплытия. При этом он нечаянно двинул автоматом мне в стекло шлема, за что получил тычок ногой в спину и, словно большая подушка, вывалился в открывшийся шлюз.

– Опачки, пифи-пафи… – хмыкнул Минотавр.

– Отставить! – прозвучал негромкий голос Дениса Дорчакова.

Суматоха мигом прекратилась, в эфире остались лишь небольшие помехи. Мы стали по очереди выбираться из шаттла и спрыгивать с высоты метров четырех на ровную поверхность посадочной площадки.

Я плавно оттолкнулся от корабля и неожиданно легко встал на землю… нет, это уже не земля. Это чужой мир.

«Внешние показатели:

ускорение свободного падения 1,63 м/с2;

температура +108,6 градусов по шкале Цельсия;

состав атмосферы не определен;

давление 0,000083 атм.;

влажность не определена» – сверкнул компьютер зеленоватыми буковками в левом верхнем углу поля зрения.

Наша немногочисленная группа, осторожно отталкиваясь от поверхности, побежала в сторону видневшихся куполов космодрома. В арьергарде представитель ООН и нашего Минюста волокли друг друга в окружении полудохлых технарей.

Позади остался скособочившийся челнок, пропахавший резко выделяющуюся полосу на взлетной площадке. Да, непросто было нашему космическому волку сажать межпланетную посудину без привычной навигационной системы, уничтоженной при первом штурме лунниками.

Я бросил прощальный взгляд на грациозный когда-то корабль… Ему уже не суждено было вернуться домой – на Землю.

Впрочем, нам тоже. Каждый понимал это. По крайней мере – наше подразделение. Насчет гражданских, не знаю, может быть, эти недомерки думали, что на увеселительную прогулку отправляются: последят, чтобы не нарушались права человеков, помогут восстановить какие-нибудь технические штучки-дрючки и – по домам?.. Корсары фиговы… Таких придурков не жалко. Хотя возможно, я не совсем справедлив. Ведь этих бравых молодцев тоже, наверное, отправили сюда не по собственной воле. Можно быть полнейшим олигофреном, но инстинкт самосохранения штука для сапиенса святая – всегда работает. Именно поэтому я и не собирался заботиться о ком-либо в этом безвоздушном пекле, кроме себя, любимого, и военных интересов нашей команды.

На гражданских, будь то справедливо или нет, мне насрать.

Я умер для Земли. Но здесь постараюсь выжить как можно дольше, чего бы мне это ни стоило.

При очередном прыжке – все же трудно приспособиться к движению, когда твоя накачанная туша весит всего килограммов пятнадцать, – пришлось схватить за ремень чуть было не улетевший в звездные дали автомат АКЛ-20.

– Сейчас подойдем к жилому куполу космодрома и попробуем выяснить, что там у них, – прошелестел в наушниках голос Дорчакова. – В оба глядите.

Двигаться в громоздком скафандре было не сказать чтобы очень уж неудобно – сказывалась низкая гравитация, – но чрезвычайно непривычно. Это вам не легкий камуфляж «песчанка», в котором не бежишь между серо-коричневыми горными насыпями Таджикистана, а скользишь…

Мы приближались к сооружениям космодрома. Было тихо, если, конечно, можно говорить о тишине там, где звука просто не бывает по определению – в безвоздушном пространстве. Направо расстилалась серая равнина с еле заметной ленточкой дороги, как раз той самой, которая вела к тюрьме. Она была пустынна.

Как и всё вокруг.

Вдалеке, чуть левее исполинского купола из зеркально-черного металла виднелись горные хребты. Четкими свинцовыми росчерками выделялись они на фоне тьмы неба, испещренной кристаллами звезд. Длинные, словно вырезанные по трафарету из черного бархата тени прыгали перед нами, выделывая замысловатые ужимки на кольцах миниатюрных кратеров.

«Пятеро слева, пятеро вперед, пятеро прикрывают», – показал жестами Дорчаков, когда мы приблизились к люку шлюза. Солнце ослепительными бликами отражалось на его поверхности, мешая смотреть прямо, заставляя сильно щуриться.

Командир с четырьмя десантниками уверенно подошел к внешнему электронному замку. Он, держа на сгибе одной руки автомат стволом вперед, другой приложил магнитный ключ-таблетку к идентификатору. На панели, которая располагалась рядом, красный огонек потух и вспыхнул зеленый. Массивная герметичная дверь быстро уползла вверх. Группа прикрытия опустилась на колено, вскидывая оружие, а мы с левой стороны по одному стали забегать внутрь.

– Фонари включите, не видно, – шикнул Денис.

Тут же по стенам и полу довольно просторного помещения шлюза заскользили резкие круги света – небольшие фонарики были установлены у всех на автоматах.

– Нет никого… – дрожащим голосом сказал наш правовед. – Может, их всех, совсем всех…

– Заткнись, болван! – рявкнул кто-то.

– Чисто, Денис! – сказал Минотавр, сипло дыша в наушниках.

– Все внутрь, – негромко скомандовал Дорчаков. – Быстрее, мать вашу. Быстрее.

Я всегда удивлялся, как он спокойно умеет говорить фразы, которые нормальные люди орут ором, выпучивая при этом глаза. От этого прохладного тона мы всегда чувствовали себя уверенно, работали слаженно.

Когда вся команда оказалась внутри шлюза, командир приложил магнитный ключ к идентификатору, и внешняя створка захлопнулась, отделяя нас от смертоносных космических лучей и резкого солнечного света.

– Сергей, открывай внутреннюю дверь.

Молодой десантник осветил фонариком панель и стал набирать на терминале какую-то комбинацию. Через миг компьютер выдал мне:

«Внешние показатели:

ускорение свободного падения 1,64 м/с2;

температура +24,3 градуса по шкале Цельсия;

состав атмосферы – азот 74,3%, кислород 25%, примеси инертных газов и двуокиси углерода менее 1%;

давление 0,98 атм.;

влажность 74%».

Мигнул зеленый огонек, лязгнули массивные засовы, и тяжелая дверь с шипением скользнула вверх. После безвоздушной тишины было на редкость приятно снова услышать обыкновенные звуки окружающего мира…

Мы, ощетинившись стволами, всыпались в широкий коридор, заполненный мерцающим синим светом.

– Можете снять шлемы, – сказал Денис.

Я с удовольствием вжал предохранительную кнопку, щелкнул легко подавшимися рычажками и откинул назад успевшую надоесть скорлупку. Воздух! Оказывается, воздух – это очень, о-очень славная штука.

Пусто. Ни души.

Коридор далеко уходил вглубь купола, в стенах, покрытых сетью кабелей и заиндевевших местами шлангов, виднелись ниши, ответвления, расползающиеся в стороны под прямым углом. Синий свет, лившийся откуда-то сверху, противно подрагивал, раздражая глаза и не давая толком рассмотреть детали помещений.

Денис приказал гражданским и капитану челнока остаться на месте, а наше подразделение осторожно двинулось вперед. Так же – пятерками. Одна продвигается метров на пять, вторая ее прикрывает, третья быстро оглядывается. После – смена. Как на зачистках в кувейтских деревушках в ноль девятом году… Только тогда было почему-то гораздо страшнее. А здесь, в этих аквамариновых переходах, казалось, что мы играем в разведчиков, как в виртуальных клубах в детстве. Только не было отмеченной ярко-красным пунктиром территории «выход», в которой игрока мгновенно выбрасывало в кресло прокуренного клуба, где приятели пили пиво и обсуждали тактику следующей баталии…

– Гляньте, – кашлянул Минотавр, показывая на темную кучу каких-то предметов, сваленных на одной из многочисленных развилок.

– Скафандры навалили, идиоты… – шепотом отозвался кто-то.

Перехватив автомат, я подошел к груде из комбинезонов и шлемов. Нагнулся, чтобы проверить, целые они или…

– Мать моя…

– Да это люди! А я думаю, чего они такие тяжелые!

– То-то тихо вокруг!..

Человек тридцать навскидку, подумал я. Кругом были пятна запекшейся крови, казавшиеся в синем мерцании лиловыми. Я пригляделся – часов десять-двенадцать уже лежат…

У некоторых трупов лица были сплошной шероховатой коркой, кто-то окостенел, схватившись за развороченную пулями брюшную полость, у кого-то скафандры были просто в клочья разорваны осколками. Я заметил среди мертвецов несколько женщин. Толкнул локтем Дорчакова и сказал:

– Денис, а ведь эти ребята не сами сюда приползли. Их сложили.

Он мельком взглянул на меня, потом через мое плечо и…

Грохнуло на славу – эхо здесь оказалось не слабым.

– Опачки! Пифи-пафи… – Минотавр опустил дымящийся ствол АКЛ-20.

На полу, позади меня, корчился, схватившись за ногу, человек в костюме с тремя светлыми полосками на рукавах. Значит, из персонала космодрома, даже не военный. Он заунывно стонал, странно тряс головой и хрипел что-то невнятное:

– Небо… скоро дождь… небо… пустое…

Оружия у него не было.

– Стрелок, твою душу… – недовольно пробормотал Денис. Минотавр обиженно задышал.

Мы подошли к раненому, выставив предварительно караульных, которые наблюдали за всеми четырьмя сторонами перекрестка-кладбища. Глаза человека бегали из стороны в сторону, лицо было странно перекошено – не от боли.

– Дай-ка, я тебя перевяжу. Навылет прошла, авось не помрешь до старости и простатита…

Петр Смаламой, десантник со странной фамилией, был нашим врачом. Он почему-то яро отстаивал свою принадлежность к древнему венгерскому роду, а Сашка Берметов все время говорил, что фамилия Смаламой не имеет с мадьярами ничего общего, и прозрачно намекал на ярко выраженную кавказскую наружность «венгра-ветеринара».

Петр достал из герметичного кармана своего скафандра аптечку, извлек оттуда бинт, склянку с перекисью водорода и едва успел наклониться, чтобы помочь бедному аборигену, как тот, ужасно заскулив, стал, извиваясь, отползать, держась за простреленную ногу и не переставая вращать глазами и трясти полуседой головой.

– Застенки, застенки… – причитал он, вытирая слезы и размазывая собственную кровь по лицу. – Тащил, тащил… всех тащил, могил не вырыть, а христиане все же… некоторые веровали, а наукой все занимались… и прилетели. Тащил… устал…

– Он с ума сошел… – тупо констатировал я и без того понятный факт.

Раненый обвел всех нас безумным взглядом, указал наверх и закричал:

– Небо пустое! Дождь скоро…

После этого все произошло слишком быстро. Он дернул на себя ближайший автомат, сунул дуло в рот и нажал на спусковой крючок. Берметов запоздало бросился вперед, выхватывая свое оружие уже из мертвых пальцев.

Никто ничего не сказал.

Зрелище забрызганной кровью с мелкими ошметками мозга стены и трупа с развороченным черепом вызывало отвращение даже у видавших виды десантников, поэтому тело быстренько отволокли в сторону, а Денис тихим стальным голосом приказал:

– Разошлись по трое. Пятнадцать минут на проверку оставшихся закоулков этого купола. Собираемся у входа, где гражданские ждут. И хватит покамест стрелять в конце концов! Еще противника не встретили, а одного союзника уже замочили! Профи, блин…

– Так я же только в ногу! Он же сам… того, – возмутился было Минотавр, расчесывая оспины на носу.

– Заткнись. – Денис заиграл желваками. У-у-у… дело плохо. Почуял, видно, наш командир нечто такое, что заставило его занервничать. Его – Дорчакова! Я почему-то ничего особенного не чувствовал. Нет, ну не считая, конечно, неумолимого приближения смерти. Так это дело обыкновенное вроде бы… Денис тем временем продолжил: – Сходить по нужде. На это – одна минута. Надеть шлемы. С этого момента в эфире не должно быть ни одного лишнего слова. Болтунов лично стрелять начну. Проверить запас кислорода, в баллонах должно быть примерно на шесть-семь часов нормального дыхания. Значит, часа на два активных боевых действий от силы. Имейте это в виду. Всё. По тройкам.

Мы помочились, защелкнули – за каким хреном, кстати? – гермошлемы и разбежались в разные стороны. Со мной оказались Берметов и Смаламой. Продвигались по спутанным коридорам купола довольно быстро, но на осмотр вверенной нам секции все равно ушло не менее четверти часа.

Ни души…

Рейд пошел нам на пользу: выпрыгивая из-за углов и прижимаясь к стенам, пригибаясь и двигаясь на полусогнутых, мы более или менее адаптировались к слабой силе тяжести.

За это время я успел удивиться, сколько труда и средств было вложено в исполинский лунный комплекс. Здесь, в главном куполе космодрома, располагались и жилые отсеки, и бытовые помещения, и огромные оружейные, вещевые и продуктовые склады. Все было освещено глубоким синим светом. Наверное, это работала резервная энергосистема после того, как лунники вывели из строя главный ядерный реактор. И какой полудурок-дизайнер, интересно, проектировал этот аварийный колорит?

Время от времени в наушниках раздавались короткие переговоры других групп. Из скупых фраз можно было понять, что людей нигде нет. Ни живых, ни мертвых. Неужели этот умалишенный действительно всех в одну кучу сгреб? А лунников, которых перебили при первом штурме, куда? В чисто лунно поле?..

Пару раз мы осматривали помещения, используемые, по-видимому, для каких-то исследований: стеклопластиковые гермодвери, километры разнокалиберных проводов, тонны компьютерных внутренностей…

В одной из таких лабораторий, находившейся почти в конце нашего маршрута, на экране монитора светилась какая-то мудреная схема. Некоторые ее части горели красным цветом, некоторые – желтым. Вовсе не нужно быть Эдисоном, чтобы заподозрить: здесь что-то не так. Вот мои извилины и заподозрили.

– Берметов, ты у нас хакер недорезанный, – сказал я, брезгливо двигая стволом клавиатуру. – Ну-ка попробуй разобраться. Что это?

Сашка принялся неуклюже тыкать толстыми пальцами перчаток скафандра в клавиши. Он еле слышно матерился и то и дело взбрыкивал плечом, поправляя съезжающий автомат.

– Что у вас там, Леша? – спросил Дорчаков.

– Схемка на мониторе забавная, – ответил я. – Красненькая вся такая…

– И мертвенькая, по-моему… – резюмировал Петр. Он вскинул руку, намереваясь по привычке почесать черную кавказскую щетину на скулах, но лишь долбанул замурованной кистью в стекло шлема и разочарованно вздохнул.

– Что за схемка? – поинтересовался невидимый Дорчаков.

Я открыл рот, дабы хоть что-то сказать, как Сашка вдруг резко повернулся, и из глубины скафандра на меня уставились округленные глазища.

– Ты чего?.. – испугался я.

– О чем бредил свихнувшийся, которого Минотавр подстрелил? – вопросом ответил Берметов, медленно вставая из-за компьютера. Его зенки, по-моему, даже не собирались принимать нормальные размеры.

– Про христианство вроде что-то нес… – растерянно пробормотал я.

– И про пустое небо, – добавил Смаламой.