М+Ж Жвалевский Андрей

*

На работу я опоздал. Это еще бы и фиг с ним, но я пришел много позже Директора. Сегодня в офисе бушевал именно Директор – с большой буквы, а не директор и тем более не директор. Сегодня Директор решил поруководить издательским процессом.

Началось такое… Дилетант, который начинает руководить специалистом, – это похуже обезьяны с гранатой. Потому что граната обычно не возражает, не переживает и не прикидывает, как ей все это наруковоженное придется завтра разгребать.

Чтобы было веселее, в разгар рабочего дурдома позвонила Маша. Она переживала. Плакала. Бросала трубку. Не брала трубку.

И знаете почему? Во сне она увидела, что я ей изменяю!..

…С другой стороны, если бы я не наорал на нее, пришлось бы орать на директора. Или убить кого-нибудь. Можно считать, я легко отделался.

Примерно так я утешал себя, возвращаясь в свою уютную обитель по завершении безумного дня.

Так вот хренушки вам, а не завершение – возле подъезда я наткнулся на охранника Петровича, который беззастенчиво лапал мою вчерашнюю гостью Катю.

Я так думаю, что Машка своими бестолковыми звонками спасла жизнь именно Петровичу.

**

На этот раз к станции метро «Южная» я подъезжала совершенно в другом настроении. С Наташкой созвонилась заранее, она должна была ждать меня дома, адрес я выучила. В метро толкалась куча народу, милиция никого не трогала, и я благополучно вышла на поверхность. На всякий случай сверившись с бумажкой, я двинулась вверх по улице, разыскивая нужный дом, и так увлеклась, что не сразу поняла, что меня кто-то зовет.

– Катенька, здравствуйте. Как хорошо, что вы вернулись.

Я тупо уставилась на возникшего рядом пожилого милиционера, который ласково улыбался, и похоже, собирался меня обнять.

Сказать, что я удивилась, значит ничего не сказать. Я остолбенела. А милиционер-пенсионер замолкать не собирался.

– Ой, извините, я вас, кажется, напугал. А я сегодня в ночь дежурю, смотрю: вы идете. Подумал, как здорово, что мне Олег не наврал. Он вчера видел, как вы с Сергеем домой шли, он вечером дежурил. Я на самом деле рад, правда. Не подумайте чего. Просто Сергей мужик хороший, а вы с ним такая пара красивая. А тут вы уехали, он же просто серый весь ходил, тетки у него какие-то появляться стали, и, знаете, все рыжие. Мы так и говорили, не забудет он вас никогда. Ой, наверное, я зря вам про теток рассказал. Ну, да ладно, вы не подумайте… Да что вы тут встали, пойдемте домой.

Мент начал подталкивать меня к подъезду, мимо которого я проходила. И тут до меня дошло: это охранник подъезда, в котором живет Сергей. Его сменщик видел, как мы вчера шли домой, и рассказал ему. Только меня явно за кого-то другого приняли. И тут до меня дошло еще раз. Видимо, у Сергея была жена. Очень на меня похожа. Вернее, я на нее. Она от него ушла, он расстроился, начал баб водить. Тогда, кстати, понятно, почему он меня вчера пожалел, я ему его любовь бывшую напомнила, и даже имена у нас одинаковые. Он же меня сам Катей сразу назвал.

Одна загадка разрешилась, сразу полегчало. Я страшно обрадовалась, потому что вспомнила про ключи, и поняла, что теперь смогу их вернуть.

– А вы не видели, Сергей дома?

– Не видел, я же только что заступил. А мы ему сейчас в домофон позвоним. Не отвечает. Значит, не пришел еще. Да он последнее время раньше одиннадцати не появляется. Говорит, работы много.

Я посмотрела на часы. Девять. И что теперь делать? Ждать два часа на улице? Глупо. Подняться и ждать в квартире? Как-то неудобно. Я представила себе, что Сергей приходит домой, охранник ему говорит, что дома его ждет жена. Представила, как он мчится по лестнице (на девятнадцатый этаж? это я явно загнула), открывает дверь… А там я. На его месте я бы меня убила. Нет, такой вариант нам не подходит. И тут меня посетила спасительная мысль.

– Может быть, вы передадите Сергею ключи? А то меня подруга ждет, а я…

Договорить я не успела. Словоохотливый охранник изменился в лице, схватил меня за руки и запричитал.

– Нет, нет, пожалуйста. Вы этого не сделаете! Только больше не уходите. Он же за одну ночь на десять лет помолодел, он же как заново родился, на него же приятно смотреть. Только не уходите вот так, не поговорив. Он же вас любит. Не буду я ключи передавать. Вы уж сами. Катенька, вы подумайте еще раз. Он же рядом с вами просто светится. Нельзя такое чувство отвергать. Вон он вас сколько ждал, похудел весь, мы его тут всем подъездом кормили, а то бы совсем высох.

Я стала тихо завидовать той, неизвестной мне Кате.

– Да не так уж и ждал. У него вся квартира женскими шмотками завалена, – я начала входить в роль.

– Ах, вот чего! Да я же и говорю, ерунда это все. Ни одна здесь не задерживалась, редко кто по паре раз появлялся. Это от тоски, от одиночества…

– Ты опять решила всю милицию на уши поставить. Что у нас на этот раз?

Со стороны мы, наверное, представляли странное зрелище. Охранник держал меня за руки, явно не давая уйти, а я упиралась с несчастным видом.

Мы вздрогнули и отлетели друг от друга. Сергей смотрел мрачно, если не сказать больше.

– Ключи принесла…

– Дома поговорим.

Сопровождаемые довольным взглядом охранника, мы вошли в подъезд.

– Я правда ключи привезла. Вот. Возьми… те. Ты… вы мне их вчера в метро отдали, сегодня в сумке нашла. Простите, я хотела их с охранником передать, а он меня за вашу жену принял…

– Я не женат.

Сказал, как отрезал. Стоит как скала, зубами скрипит.

– Ну, бывшую жену, любовницу, с кем вы тут жили, я не знаю.

Я начала злиться. Зачем меня во все это впутывать? Я ни в чем не виновата, я вообще к Наташке шла. Кстати, как оказалось, она в соседнем доме живет.

– Послушайте, меня ваши проблемы не интересуют. Я очень благодарна за вчерашнее, сейчас отдам ключи, а вы уж сами разбирайтесь со своими женщинами. Только охраннику объясните, что я не та Катя, а то он меня из подъезда не выпустит.

– Какая Катя?

– Не знаю, и знать не хочу. А хочу я домой, то есть к подруге, а вы мне с вашими друзьями охранниками голову морочите. Он меня принял за Катю, которая с вами жила, а потом ушла, а я…

На лице Сергея явно читалось удивление.

– Какая Катя? Первый раз слышу. Я никогда здесь ни с кем не жил.

*

Может, она на что-то рассчитывает? А почему бы нет? Я москвич, с квартирой, не урод… Совсем даже не урод, особенно когда живот втягиваю. Зарабатываю неплохо. По крайней мере, по меркам той глухомани, где Екатерина живет и процветает.

Точно, положила глаз. Ишь какая неприступная! Уставилась на кнопки лифта, как будто я ее силой к себе тащу. Надо же, охранников приплела. Ну, если Петрович пошутить решил, я ему устрою! Хотя нельзя. В прошлый раз он меня просто спас: не стал при Машке говорить, что меня возле двери в квартиру Юлька дожидается, а отвел в сторону, шепотом предупредил. Представляю, чем бы это все закончилось.

Пришлось вести Катю внутрь. Не доставлять же Петровичу дополнительное удовольствие за те же деньги!

Безобразная сцена, которая могла произойти между ранимой до беспощадности Машкой и психопаткой Юлькой, окончательно привела меня в мрачное расположение духа. «Ну ничего, – решил я, – будем вежливы, но неподатливы». А Петровичу все-таки надо будет сказать. Мальчика нашел. Шутить он вздумал.

Преодолев дверь и запустив гостью внутрь, я собрал в кулак природную галантность и предложил чаю. Катерина очень кокетливо отказалась, чем утвердила меня в моих подозрениях.

Я уже совсем придумал вежливую, но твердую фразу на прощание, когда моей гостье позвонила подружка. Они битый час трепались о всякой ерунде. Катя явно тянула время, лишь бы просидеть у меня подольше. Я начал звереть. В довершение всего эта девица, глядя на меня в упор, заявила: «он не в моем вкусе», или что-то подобное.

Еще секунду – и я бы нарушил все мыслимые законы гостеприимства. Но секунды мне не дали: позвонила Машка (иногда мне кажется, что у этих баб пакт о всеобщей взаимопомощи). Мария щебетала как канарейка, извинилась (!) за бестолковые звонки, намекнула, что в прошлый раз я был особенно хорош, и она хотела бы повторения прямо сейчас. Мы договорились, что через час я буду у нее, и, когда я положил трубку, то неожиданно понял, что моя гостья не так уж меня и раздражает (нет, у них точно пакт!). Оставив ее пить чай, я быстренько собрался и, взяв с Катерины слово, что она дождется подружку и свалит, умчался.

**

Идиотская ситуация. Сергей явно не хотел меня видеть и со мной разговаривать. Я тоже явно не хотела его видеть, и тем не менее мы дошли до квартиры, он открыл дверь, я зачем-то вошла.

– Чаю?

Интонация все сказала. Если бы он предложил яду, все бы выглядело намного естественнее.

– Нет, спасибо.

Я постаралась не отстать от гостеприимного хозяина и тоже вложила в эти слова все, что думала о нем, об охраннике в подъезде, о жаре на улице, о переполненном метро… Короче, нашла, что вложить.

После этого я решила гордо молчать. Пусть сам выкручивается. (На самом деле я просто не представляла себе, что говорить.)

Ситуацию разрядил зазвонивший у меня телефон. Это оказалась Наташка, которая очень жизнерадостно сообщила, что на МКАДе авария, грандиозная пробка, стоять ей там еще час, как минимум, но она меня все равно любит и очень надеется, что я найду чем заняться, пока она до меня доберется.

Я заверила, что, конечно, найду, конечно, займусь. И нечего ехидничать, все равно до нее доберусь, как она от меня ни пытается отделаться. Аварию даже на МКАДе устроила.

Так искрометно мы пошутили еще минуты три, после чего Наташка спросила:

– А ты где?

– В соседнем с твоим доме. Представляешь, я, оказывается, ночевала в соседнем доме!

– М-м-м… Так может, тебе уже и не звонить? В смысле, не мешать?

– Нет, мешать-мешать. Я уже ухожу. Это не тот случай.

«Не тот случай» стоял в коридоре напротив меня и внимательно слушал наш разговор, причем явно не получал удовольствия.

– Ладно… Не тот, говоришь, ну-ну. Я все поняла.

Наташка повесила трубку, не дав мне возразить. Только я открыла рот, чтобы объявить Сергею, что ухожу и не буду больше мозолить ему глаза, как зазвонил его мобильный.

– Слушаю. Нет, еще свободен. Нет, лучше я к тебе. Через час. Пока.

Сама романтика!

– А ты, оказывается, со всеми женщинами так разговариваешь. Не только мне так везет.

Сергей заметно повеселел после своего разговора, поэтому пропустил мою колкость мимо ушей, а вместо этого миролюбиво заявил, что у него есть минут сорок, а мне, как он понял, идти пока некуда, так что если я буду вести себя хорошо, в смысле, не мешать ему собираться, то могу посидеть у него.

– Тебе правда в соседний дом?

Я кивнула.

– Тогда иди, пей чай.

На меня, наверное, напала болезнь молчанка, потому что я просто сказала «спасибо» и отправилась на кухню.

Следующие полчаса я наслаждалась представлением «Мужчина собирается на свидание». Если когда-нибудь мужчина опоздает ко мне на встречу, я ему ни слова не скажу. Скорее всего, сильно удивлюсь, что ему вообще удалось явиться.

Сначала он брился и принимал душ. Потом долго бродил по квартире в одних брюках с очень озабоченным видом, – как выяснилось, искал рубашку. Нашел ее в грязном белье. Долго рассматривал, явно раздумывая, можно ли ее надевать. Решил, что нет, и сменил брюки на джинсы. Вернулся в джинсовой рубашке и в джинсах, сразу какой-то помолодевший и повеселевший, только с огромным жирным пятном на колене.

Чертыхаясь, Сергей удалился переодеваться в очередной раз. Из комнаты вышел в белоснежной рубашке и черных брюках.

Я потрясенно молчала, мысленно перебирая встречи с мужчинами, которые приходили ко мне на свидание такими же красивыми. Может, зря я тогда так радовалась? Больше, пожалуй, не буду.

Потом Сергей искал носки. Это очень напоминало детскую задачку «Найди десять отличий», только с точностью до наоборот. Из тридцати носков нужно было выудить хотя бы два одинаковых, хотя бы похожих, ну хотя бы по цвету…

Надо отдать ему должное, в сорок минут он уложился.

– Ну, что, не звонит твоя подруга?

Вопрос застал меня врасплох, – я так увлеклась зрелищем, что забыла про Наташку и ее звонок.

– Ладно, не суетись. Я поехал, а ты, уходя, захлопни дверь. А можешь и спать здесь, я сегодня не вернусь. Тогда утром, уходя, дверь захлопни.

И хозяин выскочил из квартиры.

*

Всю дорогу я так и эдак прикидывал, чем это в прошлый раз поразил свою боевую подругу, и что бы такого сотворить сегодня. И только перед Машкиной дверью в голову ударила мысль: а где гарантия, что моя случайная знакомая меня не обчистит? Я же ее потом хрен найду!

Вторая мысль, с пометкой «привет от совести», была еще хуже. Только сейчас я вспомнил о своей злополучной двери, которую Катя умрет – не сможет открыть. Погибнет на пороге, пытаясь своими коготками процарапать выход на волю. Как Робинзон Крузо. Или это был граф Монте-Кристо?

В уютное Машино гнездышко я ввалился с такой кашей в голове, что ни о каком повторении подвигов речи быть не могло. Если честно, меня постигло полное фиаско. Маша была сама тактичность, несла всякую чушь, мол, «для меня это не главное», но в каждом ее слове явственно звучала издевка. Через час пытки я не выдержал, нагрубил и отправился ловить мотор.

Дверь открывал, предчувствуя самое худшее.

Как и бывает с дурными предчувствиями, это оказалось верным. На моей любимой кровати, свернувшись, как у себя дома, дрыхла Катерина.

Сначала я хотел ее все-таки убить, потом неприлично выругался, потом зачем-то достал из комода подушку, плед и укрыл эту нахалку.

Ворочаясь на гостевой тахте, я вдруг подумал, что если бы на месте Машки сегодня была Катя, у меня бы все получилось. Не успев как следует удивиться этой мысли, я отрубился.

**

Я осталась одна. В квартире, казалось, только что взорвался чемодан с вещами. Они валялись повсюду, где только возможно. А где невозможно, не валялись, а висели или болтались.

У меня так зачесались руки все это убрать, что пришлось на них сесть. Железное правило – ничего не трогать в квартире у одинокого мужчины – я уже хорошо знала. Не дай бог! Почему-то каждый воспринимает это как желание немедленно выйти за него замуж. И совершенно никто не понимает, что женщина не для него старается, а для себя. Я, например, физически не могу долго находится в такой квартире. Под ногами песок скрипит, чашки все внутри от чая черные… И это далеко не худший вариант.

Я наступила на горло природному инстинкту и ограничилась тем, что ногой задвинула шмотки, которые валялись в коридоре на полу, в угол. По коридору стало можно пройти.

В комнате было полегче, и от нечего делать я принялась рассматривать пачку фотографий, которые валялись на столе. Снимки как снимки, ничего особенного. Честно говоря, я думала, что увижу пару дюжин женщин всех мастей и размеров. Ан нет. То есть женщины, конечно, были, но в основном целыми табунами. Явно фотки с работы, выставок, банкетов, дней рождений. Да и места все знакомые: Ленинские горы, Питер, Гурзуф, Сочи. Я так увлеклась рассматриванием знакомых пейзажей, что чуть не пропустила одну южную фотографию. На первый взгляд, все то же – юг, пальмы, кипарисы. А на второй взгляд меня пробрал священный ужас. На фотографии была я. Правда, я. Лет на пять моложе, прическа другая, но совершенно очевидно я – прекрасно помню и свою одежду, и сумочку, и даже пляжные тапочки. Они живы до сих пор, дома лежат. Я их в баню с собой беру.

Кроме меня, на этой фотографии был Сергей и еще какие-то люди. Лица казались знакомыми, но я, хоть убей, не могла вспомнить, где их видела.

Чем больше я смотрела на эту фотографию, тем страшнее мне становилось. Мы с Сергеем выглядели на ней такими счастливыми, стояли рядом в центре кадра, махали руками тому, кто нас фотографировал… В сочетании с платьем в шкафу все это приобретало какой-то зловещий смысл. Может, у меня амнезия? Может, он был моим мужем, а потом я попала в аварию, потеряла память, а у меня был с собой чужой паспорт? И теперь я живу под другим именем? А он случайно встретил меня в метро, решил помочь, а жить со мной вместе опять не хочет, поэтому ни в чем не признается? Нет!.. Он был вместе со мной в той аварии, тоже потерял память, но у него с собой был его паспорт. Он продолжает жить под своим именем, но меня забыл. Логично… Только с родителями какая-то неувязочка получается. Они у меня одни, и кажется, не менялись. А может быть, избирательная амнезия? Наверное, у нас был несчастливый брак. Вернее, сначала счастливый, а потом случилось что-то страшное, кто-то меня оклеветал. И вот мы ехали домой на машине, он за рулем, такой неприступный (наезд крупным планом на мужественно сжатые губы), гонит сто десять, а я-то ни о чем не подозреваю! Я спрашиваю:

– Что случилось, дорогой?

И вся такая красивая, в вечернем платье, в босоножках на высоком каблуке и с розой в волосах.

Если меня и оклеветали, то наверняка на какой-нибудь презентации. Кто-нибудь подошел к Сергею и как бы между прочим спросил:

– Кстати, ты знаешь, что твоя жена спит с другим?

Сергей, естественно, морально уничтожил клеветника точным и язвительным замечанием, а потом задумался: а вдруг?

И вот мы едем в машине, он кипит от злости, но не знает, с чего начать, поэтому делает вид, что не хочет ругаться в машине. Так вот, я спрашиваю:

– Что случилось, дорогой?

При этом сижу, сексуально откинувшись на спинку сидения. (Видна длинная нога в разрезе платья.)

А он мне отвечает:

– Дома поговорим.

И газует… Тут из-за поворота выскакивают двое детей на велосипедах, он тормозит (в прямом смысле этого слова), машину заносит на скользкой дороге. (Правильно, должен идти дождь. Это создает интим в салоне и придает трагичность финалу.)

А финальная сцена такая: врезавшаяся в высокий бордюр машина и дождь. Типа, природа тоже плачет.

Да-а… Голливуд, 2004 год. В главных ролях Ричард Гир и Джулия Робертс.

Пока я увлеченно придумывала всю эту ерунду, на улице стемнело. Я попыталась набрать Наташку. Недоступна. Дома никого. Наверное, пока стояла в пробке, телефон разрядился.

От нечего делать меня совсем разморило. Когда частота зевания превысила разумную, то есть рот совсем перестал закрываться, я решила, что, когда Наташка появится дома, она мне сразу позвонит. А если я на десять-пятнадцать минут закрою глазки, ничего страшного не случится.

Я свернулась калачиком на кровати, подсунула себе под ухо телефон, и заснула в ту же секунду.

Среди ночи помню какой-то шум. Спросонья я совершенно не поняла, что случилось, залезла поглубже под одеяло, обняла подушку и заснула с удвоенной силой.

*

Посреди ночи я проснулся и понял, что на сегодня лимит Морфея выбрал. Наверное, возраст. Накатывает такое иногда – ни спать, ни работать, ни чем серьезным заняться. Я привычно дернулся врубить своего «пентюха», погонять монстров или почитать, что пишут в сети – и вспомнил, что до компьютера придется добираться через тело молодой, теплой, славно пахнущей…

Засунул голову под подушку. Что-то было неправильно. Под словом «что-то» предполагалось «все». Неправильно появилась в моей жизни эта провинциалка. Неправильно спала на моей кровати, но без меня. Неправильно чувствовала себя хозяйкой – а она ведь чувствовала, я понял!

Но неправильнее всего было то, что я внутренне признавал за Катериной все те права, которая она себе походя присвоила: появляться у меня, когда захочет, спать в самом вульгарном смысле этого слова, даже оставаться в моем логове без хозяина!

Последнее только сейчас ошарашило меня. Я рылся в памяти, припоминая, когда кого-нибудь пускал в квартиру в свое отсутствие. Не было таких случаев! А Катерине Ивановне запросто ключи отдал, потом легко бросил ее наедине со своими интимными вещами (типа мятых рубашек). Вся ерунда, которую я напридумывал про Катю-аферистку, казалась мне теперь ерундой полной, сиречь чушью.

Да тут еще это платье… И у Петровича я так и не выспросил, что за дурацкий розыгрыш он придумал с моей якобы бывшей женой Катей. То есть у меня была когда-то супруга, но носила она причудливое имя Вероника, и на мою рыжую гостью походила только полом. Еще одно воспоминание заставило меня всполошиться: я ведь угадал ее имя еще в ходе стычки с метроментом! Почему? У меня отродясь не было ни одной знакомой Кати! Катька-младший-редактор не в счет – она вызывает у меня исключительно отцовские чувства.

Я пытался вспомнить свою аспирантскую молодость и выстроить логическую схему. Итак, факты. Знакомство в метро, при котором я угадываю имя. Вероятность? Сколько есть общеупотребительных имен? Маша – раз, Света – два, Оксана – три… Допустим, тридцать. Значит, одна тридцатая, то есть три процента. Потом платье. Сколько бывает расцветок платьев? Допустим, десять. Еще десять процентов вероятности. Ах да, еще этот… покрой. Значит, не десять, а, наверное, два процента. И сколько будет, если перемножить два и три процента? Шесть на десять… в минус четвертой степени. А еще поведение Петровича. Это вообще ни в какие ворота…

Я испугался. Вернее, почувствовал, что мне должно стать страшно. «Не бывает таких совпадений!» – пытался я обеспокоить себя, но с ужасом осознавал, что ужаса как раз и не испытываю. Это чертова Екатерина Ивановна появилась в моей жизни так нагло и так естественно, и при этом безо всякого намека на роман.

Попытки классифицировать наши взаимоотношения приобретали все более мистический характер и вскоре измотали меня совсем. Я так и не понял, заснул в ту ночь или нет.

Наверное, да. По крайней мере, утром со мной произошло нечто вроде просыпания. Сквозь противное марево я почувствовал, что по моей квартире без моего спроса прямо над моим ухом кто-то расхаживает. Утренний стакан «Седого графа» мог вернуть мне хотя бы нейтральное отношение к этой [вычеркнуто цензурой] жизни, но на моей кухне наглая захватчица пила из моей любимой кружки мой чай.

Смутно помню, что я там говорил или рычал Екатерине Ивановне, зато отчетливо – круглые глаза обиженного ребенка, который не понимает, за что его наказали.

**

Утро опять было солнечное. А когда тебя будит солнце, а не будильник, совершенно невозможно встать в плохом настроении.

Сначала я пришла в ужас от того, что спала в одежде. Но быстро сообразила, что у меня с собой сумка с вещами и мне есть во что переодеться. На кухне я видела гладильную доску с утюгом, впереди еще час времени, в ванной – все необходимое, и я отправилась приводить себя в порядок.

Выйдя из ванной, начала понемногу соображать. Почему не позвонила Наташка? Я рысцой побежала в комнату, схватила телефон и… обнаружила три пропущенных звонка. Оказывается, когда я заснула на телефоне, то нечаянно, – видимо, собственным ухом – отключила звук. Вот ужас! Что бы теперь я Наташке не рассказывала, она мне все равно не поверит. Пропасть на две ночи подряд!

Зато я выспалась. Редко мне в Москве удается так замечательно выспаться, причем два раза подряд. Просто непозволительная роскошь.

Сладко потягиваясь, я пришла на кухню, отработанным движением стукнула чайник, включила радио, с удовлетворением выслушала, что в Москве девять часов, температура воздуха плюс двадцать и осадков не предвидится.

Подожду еще полчасика, и можно звонить Наташке. Потому что, если я это сделаю сейчас, то разбужу ее, и мне мало не покажется. А мне и так мало не покажется, так пусть подружка лучше выспится, может, это как-то смягчит мою участь.

Я как раз наливала себе чай в большую желтую кружку, когда дверь на кухню открылась и вошел Сергей.

Честно говоря, я уже настолько чувствовала себя как дома, что о существовании хозяина квартиры почти забыла.

– Привет! Я не ожидала, что ты так рано вернешься! Ты же мне разрешил переночевать? Чаю хочешь?

И только тут я обнаружила, что Сергей несколько не одет. И выглядит совершенно сонным. Вряд ли он пришел в таком виде.

– Ой. А ты, что спал здесь? А где? Ой, а я твою кровать заняла. А я не слышала, как ты пришел…

Сергей треснул по приемнику, тот замолчал. Схватил в руки чайник, протянул руку к желтой кружке, увидел, что она полная. Сначала отдернул руку, как от ядовитой змеи, потом выплеснул мой чай в раковину и демонстративно налил себе еще раз.

Если бы я могла, с удовольствием скукожилась бы под его взглядом, превратилась в комарика и вылетела в окно. Но я не волшебница. Поэтому пришлось бочком пробираться к двери, протискиваться между столом и хозяином квартиры. И при этом поддерживать полотенце, которое уже давно грозило с меня свалиться.

Я не могла ничего не уронить. Такое противоречило бы всем законам физики и здравому смыслу. И, я считаю, то, что это оказалась просто сахарница, – большая удача, просто нечеловеческое везение. Она даже почти и не разбилась, и сахара там было не очень много… Но все это мне пришло в голову уже потом, а в тот момент, когда сахарница упала, я одеревенела от ужаса, а Сергей издал утробное шипение. В какую-то секунду мне показалось, что он меня сейчас стукнет. И я сбежала. Не рассуждая, не думая, как это выглядит со стороны, не попрощавшись, не извинившись, не поблагодарив «за все». Рванула в комнату, натянула вчерашнюю одежду, схватила сумку и выскочила за дверь. И только вызвав лифт, наконец-то не то чтобы вздохнула с облегчением, но с наслаждением выдохнула.

emp1

Наташка в итоге открыла мне дверь. Я всего-то раз двенадцать и позвонила. Но (чем хороша Наташка утром) никаких объяснений не потребовала, ничего не высказала. Впустила и молча ушла досыпать.

А я решила все-таки попить чаю. Как выяснилось, руки предательски тряслись, поэтому, справившись с чайником, я решила, что краситься пока рано. Еще карандашом в глаз попаду! Нужно почитать что-нибудь успокаивающее. На третьей странице увлекательной книжки – к сожалению, не помню ее названия, – я поняла, что совершенно не понимаю, что читаю. А все потому, что мысленно прокручиваю возможные варианты утреннего разговора. Как всегда, с запозданием в голову начали приходить остроумные реплики, язвительные ответы, слова, которые могли разрядить обстановку, слова, которые могли бы уничтожить собеседника… Жалко, что этого никто-никто не оценит.

– Ночью нужно было спать! На выставку-то поедешь? Я аж подпрыгнула от неожиданности. Надо мной стояла Наталья, уперев руки в боки.

– Я спала. Поеду. Только утюг дай.

– С утюгом поедешь?

– Ага. Буду им от всяких паразитов отбиваться. И милиционеров.

– Давай быстро. Через двадцать минут выходим.

Через двадцать минут мы действительно вышли, а по дороге я поведала Наталье о двух днях, которые провела в Москве.

– Что, правда не приставал?

– Совсем. Даже не намекал.

– Импотент, наверное.

– Да нет. Не может быть. У него, очевидно, куча теток в квартире перебывала.

– Ну, правильно, по одному разу можно хоть весь город привести. Потому и куча, что приходится каждый раз новую искать.

Мне стало даже как-то неловко за Сергея. Несмотря на обиду, не могла я так его заклеймить. Импотент? Почему-то я была уверена, что это не так.

– Ладно, черт с ним. Не знаю, как обычно, а в последнюю ночь у него точно что-то не сложилось. Даже мое присутствие не могло бы довести человека до такой ярости. Не может мужик после ночного свидания проснуться, скрежеща зубами от злости. Либо оно не состоялось, либо прошло из рук вон плохо.

– Так ему и надо!

Этим справедливым замечанием мы закрыли тему. Что не помешало Наташке съязвить еще раз десять, поинтересоваться, где я буду ночевать сегодня, и напоследок пообещать познакомить со своим сотрудником, тоже Сергеем. Мы расстались до вечера.

*

Не люблю чувствовать себя сволочью, но пришлось. Уже сидя в кабинете, я перевел дух, закрыл глаза и составил список всех, кому я за последние сутки нахамил и перед кем стоило извиниться.

Первым пунктом шла Машка. Правда, это было не смертельно – все равно ее матримониальные поползновения (шикарное словосочетание, жаль, вслух его произнести тяжело!) нужно время от времени пресекать. Пусть почувствует, что у меня характер! С ней можно разобраться, например, послезавтра.

Теперь Катерина… Нет, не теперь. Потом.

Анна Николаевна. Перед ней вообще извиняться не буду. В конце концов, я ведущий редактор, а она корректор. А ее возраст и умение копаться в словарях – вовсе не повод делать мне замечания… «Справочник Розенталя! Справочник Розенталя!» Можно подумать, Розенталь не человек, ошибиться не может! Так, это проехали.

Мимо Людочки, слава богу, прошел молча. Не ответил на «здравствуйте», но это не смертельно.

Вот, кажется, и все. Если не считать Катерины Ивановны. А считать почему-то было нужно. Хотя зачем? Вот уедет она в свою независимую Тьмутаракань… В этом месте я оцепенел. А вдруг она прямо сегодня умотает? Ну и что, что выставка еще три дня продлится. Обидится и уедет. Я попытался вспомнить, говорила ли Катя что-нибудь об отъезде, но не смог вспомнить вообще ничего из наших разговоров. А они были? Безобразие. Это надо срочно исправить.

Принятое решение меня воодушевило (хорошее слово, похоже на «вооружило» – «вооружило душой»). Объявив о своем намерении посетить выставку, я окинул начальственным взором трудящихся младших редакторов и направился в автосервис. Оттуда еще на прошлой неделе звонили, но у меня не так много времени, чтобы разъезжать по столице на машине. Зато сегодня она будет в самый раз. Подъеду к павильону на отполированном «форде», выйду с букетом относительно шикарных роз, произнесу неотразимый спич – Катя все сразу простит!

Вопрос, зачем это нужно, я решил себе не задавать.

**

Четверг – глухой день. Все, кто работал на выставках, это знают. Если открытие в среду, в этот же день основная работа с оптовиками, а в четверг обычно оптовики уже заканчиваются, а розница и не думает начинаться. Очень скучно.

Вроде бы и народу много, а толку мало. Только глаза мозолят. Короче, с середины дня мы установили на стенде дежурство. Всем вместе там торчать смысла не было. Когда я в очередной раз пошла обозревать выставку, то вернулась, только услышав по радио объявление, что до закрытия осталось пятнадцать минут. У меня в руках к тому времени образовалась приличная стопочка купленных книг, и я, кроме нее, мало что замечала, когда подошла к стенду.

Ну, почти ничего. Сергея я увидела, как только свернула на нашу линию, но, поскольку совершенно не представляла, зачем он приехал и что ему сказать, сделала вид, что его нет. Пусть сам придумывает, что мне говорить, я свой запас остроумия и находчивости израсходовала утром, у Наташки на диване.

Когда я просто воткнулась в него носом, делать вид, что я его не замечаю, было уже верхом идиотизма.

– Привет! Я тут мимо проходил… Тебе помочь?

Мимо он проходил. Ну да. Вот и шел бы себе мимо…

Сергей ловко всучил мне розы. Не люблю красные розы!.. Я живо себе представила, как буду телепаться с этим дурацким букетом в метро… Цветы я держала на вытянутой руке, слабо надеясь, что это не мне. Может, просто подержать дал?

– Это тебе. И вообще, извини, что так все вышло.

Все-таки мне… жаль. Я вымученно улыбнулась. Очень хотелось есть. А когда есть хочется, я все вокруг вижу в мрачном свете.

– Тебя подбросить? Я на машине.

Вот тут я оживилась. Во-первых, не придется таскаться с цветами на метро, а во-вторых, можно забрать со стенда все покупки и… тоже не таскаться с ними по метро.

– Отлично! Только книжечки захвачу!

Я быстренько достала битком набитые пакеты. Маленькие на первый взгляд, неподъемные на второй.

Вот тут и пригодились цветочки. А руки-то у меня заняты! Тащи все эти пакеты сам, раз такой умный! Что это я злобная такая? Ах, да, есть хочется…

Машину он оставил, конечно, возле центрального входа. Меня всегда поражала способность москвичей не знать собственный город.

– Почему ты к Хованскому не подъехал?

Сергей пропустил вопрос мимо ушей. Скорее всего, он просто не подозревал о существовании других входов. Ну и черт с ним…

Шашлыками запахло… Жалко, они тут совершенно несъедобные. Вот как теперь быть? Если признаться, что я есть хочу, он может решить, что я напрашиваюсь в ресторан. А если не признаться, то минут через двадцать озверею окончательно. Интересно, а если сказать, что я есть хочу, но сразу предупредить, что сама за себя заплачу, что он подумает? Я бы на его месте подумала: закомплексованная феминистка. Что же делать-то? Ехать нам до «Южной», учитывая час пик, часа полтора-два… Может, хот-дог купить? Не хочу… Хочу салат из капусты и суп. Куриный бульон. Сейчас бы в «Елки-палки», «телегу» заказать, я бы взяла себе капусты квашеной, картошечки вареной, всяких салатиков горку…

– Катя, Ка-тя, да Катя же!.. Ты меня вообще слышишь? Мы пришли. Вот машина. Я тебя пятый раз спрашиваю, ты есть хочешь?

– Да!..

Самое смешное, что после моего крика души, вернее желудка, общаться стало гораздо проще. А когда я наконец избавилась от цветов, запихав их на заднее сидение, почувствовала себя совсем хорошо. Может, удастся их потом в машине забыть.

*

Планы никогда не осуществляются полностью, но некоторые планы не осуществляются особенно.

Из всего набора мечтаний удалось осуществить только букет. Семь дорогущих красных роз.

Все остальное пошло кувырком: машину мне не отполировали, хотя за эти деньги можно было закатать ее в янтарь; подъехать к павильону не удалось из-за ожидаемого визита какого-то начальства; в довершение всего на стенде издательства «Час» (хорошо, хоть название запомнил!) Катерины не оказалось. Вместо нее сидела какая-то не слишком молодая и не слишком симпатичная особа, которая сообщила, что «Катенька сейчас будет» и принялась сверлить во мне дырку взглядом. «Катенька» изволила появиться перед самым закрытием. Заметив меня, она тут же приняла равнодушный вид и начала двигаться изящно и воздушно, легко помахивая тяжеленными стопками художественной литературы.

«У них там и книг приличных нету!» – поразился я про себя, а вслух произнес укороченный вариант неотразимого спича:

– Привет! Я тут мимо проходил… Тебе помочь?

Обменяв букет на книги, я заметил, что Катя держит цветы несколько отстраненно, и пояснил: