Ожог Тихомиров Артем
— У меня есть предположение. Вы примете его только если вы не махровый материалист, если допускаете существование чего-то вне реального мира. Как бы по-дурацки это ни звучало.
— То есть… — Александр поднял брови.
— В этом деле замешано то, чему не подберешь нормального определения.
Получив эту тетрадь, Кочнев попал в какую-то ловушку. Его стали мучить кошмарные сны, потом одолела бессонница. В результате его разум, видимо, дал трещину. Я и подумать ни о чем подобном не мог, когда мы с ним встретились в последний раз, за день до смерти. Выглядел он не важно, а если точнее, то на нем лица не было, Дима походил на зомби. И все сходится к тетради, которая излучает какую-то нехорошую ауру… Может быть, ей передалось это в момент смерти хозяйки, кто знает.
— Черная магия? — спросил Елисеев. — Это же ахинея, как можно этому верить?..
— Я не говорил про черную магию, между прочим, — заметил писатель. -
Здесь нет колдунов, наводящих порчу.
— Откуда вы знаете?
— Пока лишь предполагаю. Конечно, есть вариант, что Авеличеву кто-то проклял и эта мерзость, заклятье, перешло сначала тетради, а потом стала действовать на Кочнева… Но, с другой стороны, если проклятый человек умер, то и порча должна рассеяться. Нет объекта, нет смысла для заклятия жить дальше.
— Откуда вы в этом разбираетесь?
— Я много раз имел дело с представителями колдовской братии. В своих романах. Примерно я себе представляю механизмы действия чар.
Елисеев ерзал, нервно глядя по сторонам. Максим наблюдал за его поведением. Может ли его нервозность означать, что он что-то скрывает?
— Но ведь… тогда бы и на меня это подействовало, — сказал актер.
— Поэтому я спрашивал вас, снились ли вам страшные сны и какие они были?
— Нет, этого не снились. Сны как сны, пусть мерзкие временами. Никакой системы и чего-либо, что я мог запомнить.
— И вы заглядывали в тетрадь только один раз?
— Ну, один или два. Я даже не пробовал вчитываться, зачем это мне?
— Хорошо. Если мыслить логически, то… Отрицательное влияние тетрадь может оказывать только когда человек проявляет к ней пристальное внимание.
Так было с Кочневым. Неприятности у него начались сразу… Во сне его посещали видения, он пишет в собственном дневнике, что очень быстро перестал различать где явь, а где сон. В его сознании все смещалось. Начались проблемы в театре — я считаю, что это часть общей картины. Его поведение, видимо, не совсем адекватное, вызывает негативную реакцию директора и коллектива, явилось катализатором конфликта. И позже Кочнева увольняют…
— Почему же он не сообщил, не позвонил? — сказал Елисеев. — Я бы, может, чем-то помог.
— Между прочим, я тоже об этом думал. Раньше Дима обращался ко мне по меньшим поводам, а в этот раз пришел для того, чтобы занять денег… Его прижало к стенке — и он переломил себя. И дело-то не в гордости. Здесь другое. Мне кажется эта дрянь, которая к нему прицепилась, мешала ему сознательно, если можно так выразиться. Тянула из него соки, изматывала, отнимала сон. А потом… — Максим щелкнул пальцами. — Кочнев стал не нужен…
— И его сожгли как… скомканный лист бумаги, — сказал Елисеев, не веря тому, что произносит такое.
Максим только сейчас построил эту гипотезу, и она показалась ему наиболее полно отвечающей фактам. То, что призрак не угрожал Елисееву и его девушке может говорить о том, что они были ему по каким-то причинам неинтересны, либо в то время дух самоубийцы был еще слишком слаб.
И очень возможно, что именно привидение подтолкнуло Елисеева передать дневник Авеличевой Кочневу.
Таким образом установился контакт. Кочнев — аккумулятор, источник энергии. Призрак — потребитель, вампир.
Тогда факт гибели одноклассника Дины тоже можно объяснить технически.
Опасаясь ненужных проблем, которые могут повиснуть на девушке, призрак убил парня — и для этого у него было достаточно силы. Он буквально только что расправился со взрослым мужчиной…
Отлично, но остается открытым вопрос: что призраку нужно от Дины?
— Нет, я не верю, — сказал Елисеев. — Может, у вас с головой не в порядке. Вы уж извините, но всем известно, что писатели частенько сходят с ума на почве своей одержимости нереальным миром… Откуда я знаю, что вы нормальный? Со вчерашнего дня вы не представили ни одного доказательства, что все это имеет место.
— Я выясняю причину смерти моего друга, которого я знаю гораздо дольше, чем вы.
— Пусть милиция выясняет.
— Если и будет возбуждено дело, то его закроют за отсутствием состава преступления. Ясно? Если опустить руки, то это будет несправедливо.
— Несправедливо! — Елисеев рассмеялся.
— Да, по отношению к Кочневу. Что я неправильно говорю?
— Дело не в этом. Исходя из всего, я должен допустить, что какой-то дух убивает тех, кто ему не нравится, пьет из них какую-то там энергию, а потом сжигает… Вслушайтесь! Привидение-убийца.
— Вы боитесь? — прервал его Максим.
Елисеев покраснел.
— Я тоже жить хочу.
— И на основе этого вы все отрицаете?
Актер с яростью поглядел на него.
— Что вы мне под кожу лезете? Я вам ничем не обязан. Не знал, что услышу подобный бред! Мне этого ничего не нужно, своих вот забот выше крыши…
— Успокойтесь. — Максим ненавидел истерики, особенно у мужчин, подобных Елисееву. Когда-то Кочнев с его возбудимой нервной системой пытался выплескивать на Снегова свои эмоции, но потерпел неудачу. Ничего нет отвратительней мужика, расклеивающегося при каждом чувствительном ударе по хорошо защищенному эго.
— Вам легко говорить, — проворчал Елисеев.
— С чего вы взяли? Тетрадь-то попала ко мне, я единственный наследник… и мне нужно беспокоиться о своей безопасности. Наверное, не совру, сказав, что сейчас решается моя судьба. И не только моя.
— Чья же еще? — спросил Елисеев, устало склоняя голову. Раньше он сидел сохраняя осанку, а сейчас ссутулился.
— Это неважно. Мне нужно знать все, что знаете вы.
— Разве я не все рассказал?
— Что вы знаете еще про Авеличеву? Сколько раз вы с ней встречались?
Напрягите память, пожалуйста.
— Встречался? Она пару раз гуляла со мной и Лидой, когда мы проводили время вдвоем. Ни о чем особенном не разговаривали, ходили в бистро. У девчонок были свои секреты, я не пытался их вызнать, поэтому не имею понятия, о чем они беседовали наедине.
— А к вам домой сколько раз Авеличева приходила?
— Не считал, конечно, но раза три при мне, без меня — не в курсе.
Елисеев отвечал на вопросы нарочито неэмоционально, резко. Максим дивился такому ребячеству.
— Что вы вообще можете о той девушке сказать? Вы же думали о том, почему она повесилась? Предположений нет?
Актер пожал плечами.
— Откуда? На чокнутую она не походила, это точно. Или скрывалась. Не знаю, в чем дело, просто была какой-то замкнутой. Они приходили с Владом, так она и сидела как пришибленная…
Максим надеялся, что Елисеев не заметил его движения.
Похоже, появилась еще одна ниточка.
— Вы помните, хотя бы примерно, последний визит к вам?
— Ох. — Елисеев стал оттаивать. — Так… Ну, за полторы недели до смерти. Самое точное, что я могу сказать.
— Одна приходила? — Максим прикинул — 5 или 6 августа прошлого года.
— Одна. Кажется, в тот день и принесла свой дневник.
— И именно оставила у вашей девушки, а не забыла?
— Не знаю. Так если хотела забрать позже, то ведь не успела… Потом нам сообщили, что она повесилась, на дверной ручке. Представить себе не могу, как это может быть… — Елисеев снова закурил.
— Вы были на похоронах?
— Был, с Лидой. Пришлось составить ей компанию.
— Кто занимался похоронами? Отец Ксении?
— Отец участвовал, но мне кажется, что львиная доля расходов и забот лежала на ее группе. Университетские друзья ее не оставили.
Максим почесал щетину на подбородке. Забавно получается…
— Она была малообщительной — и в то же время… ей организовали похороны одногруппники?
— Получается, что так. Отец, похоже, свою дочурку ненавидел. Его физиономия на кладбище была, как будто его заставили съесть тарелку тараканов в масле. Как бы там ни складывалось, почему надо так относиться к единственному ребенку? Часто ведь смерть примиряет, но не в том случае… Ее отец самый первый уехал с кладбища.
Так, теперь надо проверить кое-что из информации Лидина.
— А ее вещи? Их кто забрал? Из квартиры, которую Ксения снимала?
— Наверное, он и забрал.
— Вы знаете, какой у отца Авеличевой адрес?
— Откуда? Я с ним никогда не говорил, не имел желания и повода. На похоронах Лиде плохо сделалось, мы тоже ушли, вскоре после отца Ксении.
— А что Влад? Он принимал во всем участие?
— Принимал, наравне с одногруппниками.
Максим похрустел суставами. Хорошо бы добраться до этого Влада. Теперь главное, держать Елисеева в напряжении, чтобы он выдал как можно больше информации.
— Что вы о нем знаете?
— Мы знакомы, не очень хорошо, а год уже не виделись после того случая.
Познакомились у кого-то на дне рождения. А с Ксюхой Влад познакомился в Университете, где учился на экономике. Мир тесен.
— А подробней?
Актер улыбнулся, впервые за несколько минут посмотрев на собеседника.
— Никогда меня еще с таким пристрастием не допрашивали.
— Делать нечего, приходится…
— Влад Шевцов, теперь-то он Университет закончил, где работает, не знаю. Может быть, участвует в бизнесе отца, он у него предприниматель.
— Они с Ксенией ссорились?
— При мне ни разу, а так не знаю. В целом, мне кажется, у них были нормальные отношения.
— Мне нужны координаты Шевцова.
— Вам? Это зачем?
— Чтобы он рассказал мне то, чего не знаете вы. Элементарно.
— И вы скажете, откуда взяли телефон?
— Если спросит… то скажу, что они были в дневниковых записях Ксении.
А чего вам бояться?
— Я не хочу иметь с этим делом ничего общего, я только сообщил, когда вы на меня нажали?.. — Елисеев кусал губы мелкими белыми зубками.
— Нажал? Как же легко вы сдались.
— Не зубоскальте!
— Не буду. О вас не узнает никто, даже если я когда-нибудь об этом напишу. Главным героем вы не будете. — Максим поглядел на часы. Время поджимало. — Давайте прекратим эту канитель. Скажите мне номер — и на том разойдемся хорошими друзьями.
— Подождите. Если вы правду говорили о тетради, о всех этих потусторонних штуках, то, наверное, могло повлиять и на Лиду?
— Слишком много времени прошло, — сказал Максим, поднимаясь. — Больше года. Но вы позвоните ей на всякий случай.
Через несколько минут в машине писатель сделал в блокноте пометку:
«Деньги на квартиру получены (?) от Влада Шевцова. Если удастся его разговорить, то он может дать ответы на многие вопросы. Следующим пунктом — визит к отцу Ксении. Наиболее трудно. Потенциально опасно. Не уверен, что у этого человека в порядке с головой. По возможности надо заняться Мещеряковой».
Глава седьмая
— Дрожишь, — заметил Максим.
Дина, смотревшая в окно, повернулась. Тонкие брови изогнулись.
— Дрожишь? Если замерзла, включу печку, — сказал писатель.
Дина помотала головой.
— Не едет что-то…
— Пробки, наверное.
Сидя в машине Снегова, они ждали появления Лидина. Все двадцать минут двое почти не говорили, девушка сказала, что до визита в квартиру не хочет ничего знать, что ей надо собраться с мыслями.
Она была права, привести мысли в порядок действительно надо. После Елисеева Максим успел заехать домой, перекусить без аппетита, и еще раз уточнить у Дины то, о чем они договорились. Снегову почудилось, что в первый раз он не так понял ее. Оказалось, все правильно. Надо подъехать к дому номер такому-то и остановиться там-то. Дина придет и сядет в машину. В этом месте они будут ждать. И уже с учетом этого нужно назначить Лидину встречу.
Так Максим и поступил.
Как в засаде сидим, подумал он. При взгляде на Дину появлялось искушение сравнить ее с Ксений, какой ее описывали другие. Замкнутая, не особенно разговорчивая, живущая в собственном мире. С такими женщинами Максиму трудней всего находить общий язык, он хорошо знает, однако связь при удачном сближении оказывалась наиболее прочной. Когда Снегов принимался обдумывать свои шансы в этом случае, ничего кроме пессимистических прогнозов он не находил. В следующем году Дине будет восемнадцать, подождать он мог, дело не в этом. Ему казалось, что в ее странном закрытом сердце он не находит ни малейшего отклика — и вряд ли когда-нибудь найдет. Разница в возрасте тоже играет роль. Пятнадцать лет — не шутка, это почти столько, сколько Дине сегодня.
Максим не отрывал глаз от бурного мутного ручья, бегущего вдоль обочины. Дождь, начавшись снова полчаса назад, кажется, только набирал силу.
Температура упала, изо рта при дыхании шел пар.
Какой гнусный унылый мир. Раньше Максим не замечал этой его стороны.
Или же предпочитал не замечать.
Снегов посмотрел на девушку, он все так же сидела отвернувшись. Его это немного задевало.
Они разного поля ягоды, несмотря на то, что так быстро нашли общий язык. Скорее всего, это иллюзия, желание Максима быть услышанным.
Дина поправила воротник черной куртки. Сегодня она оделась как можно более мрачно, черный был доминирующим цветом. Наверное, это из-за конспирации. Дина не желала, чтобы ее видели соседи. Так или иначе она сильно рисковала, ведь действие этого эпизода должно разворачивать в ее собственном подъезде.
— Как там у вас дела в школе? После…
— На первом этаже повесили портрет Сержа, чтобы все могли поближе его рассмотреть. Он сразу стал знаменитостью. Чего только про него не говорят.
Похороны завтра утром. У нас опять занятий не будет.
— Что-нибудь еще выяснилось? Что именно говорят?
— Его нашли в туалете, дверь была закрыта изнутри. Свет не горел… Ума не приложу, откуда такие подробности.
— Родители, наверное, проговорились.
Дина поглядела на Максима большими глазами, в которых появились слезы.
— Там был один пепел, вот что говорят. Одежда и пепел…
Она закрыла лицо руками. Снегов долго не знал, что сказать.
— Все сходится. И в первом, и во втором случаях…
— Но я не виновата ни в чем!
— Никто и не говорит, — пробормотал Максим.
Он включил дворники, потому что увидел, что из арки медленно выезжает белая «Ока». Машина двигалась так, словно человек за рулем впервые осматривал этот двор.
— Это он. Дина, пожалуйста, перестань…
Девушка достала платок и как следует промокнула глаза. Красноты было не так и много.
— Пойдем?
— Пойдем, — сказала она.
Максим вышел из машины, раскрыл зонт и двинулся к пассажирской двери.
Дождь забарабанил по натянутой ткани. Дина захлопнула дверцу. Пискнула сигнализация.
Они стояли и смотрела, как белая «Ока» подъезжает к условленному месту.
Подошли ближе. Лидин был одет в короткую бежевую куртку и синие джинсы. Он выскочил из крохотной машинки и щелкнул зонтом.
Максим успел предупредить его, что будет не один, а с «племянницей».
Лидин не задавал лишних вопросов, но не упустил случая задержать на Дине взгляд.
— Это Марина, это Виктор Лидин.
Дина кивнула без намека на улыбку.
— Очень приятно, — сказа агент. — Я опоздал, извините.
— Ничего. — Максим повернулся в сторону дома. — Пора.
Дождь — это хорошо, подумала Дина по пути. Меньше народа, меньше глаз.
Она пробиралась в собственный подъезд, словно диверсант, и это ей не нравилось. Если Лидин начнет мешкать, кто-нибудь, выйдя на первом этаже, увидит ее в такой странной компании.
Внутри было сыро и сумрачно. Стояла тишина. Свернув зонты, они поднялись по ступенькам. Дождевые капли разукрасили темно-серый бетон.
Лидин вынул из кармана ключи от проклятой квартиры, и тут Дина ощутила, что просто в ужасе жмется к стене. Отойди, иначе это заметят! Девушка сунула руки в карманы куртки, стиснула там кулаки.
Она не смотрела на манипуляции Лидина, не слушала, какими фразами обмениваются агент и писатель. Самое плохое в том, что Дина не чувствовала себя защищенной с этими двумя мужчинами. И что же она собиралась увидеть внутри? Записку от привидения? «Извините, больше так не буду, это шутка была!»…
Не надо было сюда приходить.
— Дин? — Тихий голос Максим показался оглушительным. — Пошли.
Он указал на открытую дверь. Лидин уже исчез внутри. Были слышны его шаги в прихожей.
Дина хотела отказаться и убежать, но промолчала. Обогнув край железной двери, она переступила порог. Присутствие призрака Дина не улавливала.
Возможно, тот сейчас просто наблюдает за развитием событий.
Сегодня ночью ей опять приснился невидимка, бегущий вверх по лестнице.
На этот раз, кажется, он был ближе.
Напротив входной двери имелся узкий простенок. Справа от него — дверь в комнату, слева — на кухню. Рядом с кухней находились ванная и туалет. Обои старые, отходящие от стены на границе дверных косяков, покрытые пятнами. От них идет затхлый запах. Пол в прихожей — крашенные доски. В комнате лежит серый линолеум, двери белые, тоже все заляпанные.
Все это Дина увидела сразу.
Лидин включил в прихожей свет, но стало как будто темнее, тусклая лампочка усиливала тени. Все в ее свете казалось каким-то ненастоящим, картонным.
Дина обхватила себя за плечи. Лидин прошел в комнату, остановился рядом с дверью, приглашая войти. Максим и Дина последовали за ним. Обои в комнате имели какой-то неопределенный оттенок, но были гораздо новей, чем в коридоре. У стены справа стоял комод неизвестно каких времен, у окна — кровать с панцирной сеткой, на которой устроился, точно громадная гусеница, свернутый валиком и перевязанный капроновой нитью матрац. На полу лежал небольшой ковер, вытертый до дыр. Вот и вся обстановка, исключая несколько пустых или набитых ненужным хламом коробок в углу.
Дина попробовала вообразить себе последнюю обитательницу этого места, ее мысли и чувства. Она включила все свои внутренние антенны на случай если призрак захочет вступить с ней в контакт, но пока не ощущала ни характерного запаха, ни прикосновений. Квартира выглядела вполне обыкновенно, если не считать ее дурной славы.
Дина посмотрела на дверную ручку. К ней была привязана веревка — или, например, пояс от халата — и Ксения сунула голову в скользящую петлю.
Сколько же надо приложить усилий, чтобы убить себя таким образом? В каком состоянии должно быть сознание в этот момент?
Девушка почувствовала тяжесть в груди. Пищевод словно набили свинцовыми слитками и они тянули вниз.
Максим обошел комнату, осмотрел все углы, потом отправился на кухню. В его руке был фотоаппарат, он делал снимки и что-то писал в блокноте. Заметив взгляд Лидина, гремящего ключами возле окна, Дина тоже двинулась на кухню.
— Ну и как? — спросил писатель.
— Ничего. Во всяком случае сейчас здесь ничего нет. Просто мерзко…
Максим хмуро кивнул. Он сфотографировал электроплиту, стоявшую в одиночестве вдали от выключенного холодильника, потом перевел объектив на стол. Ни на кухне, ни в комнате не было занавесок.
— Почему-то все спокойно, — сказал Лидин, входя. — Если тут и живет нечто… вы его не интересуете.
— Хорошо бы так и было, — сказал Максим.
Голос у агента звенел, уши и щеки покраснели, глаза блестели точно бусины. Насмешливым тоном он пытался изгнать из себя страх. Лидин бренчал ключами, чтобы скрыть дрожание рук.
— Вы обещали раскрыть подробности, — сказал агент. Оглянулся в сторону прихожей.
Дина остановилась возле подоконника и стала смотреть во двор, который она никогда не видела с такого необычного угла.
— Почти и рассказывать нечего. Погибли два человека, мы подозреваем, что есть связь с тем, что происходит здесь.
— С тем, что здесь обитает?
— Да. Обитает ли, неизвестно. Но студентка, которая здесь умерла, оставила дневник. Возможно, эта вещь несет на себе отпечаток ее мыслей, послание… Если действует призрак, то надо выяснить его мотивы и цели. В общем-то, и все. — Максим щелкнул еще раз, проверил количество оставшейся пленки.
Лидин взъерошил волосы. Даже спиной Дина чувствовала его желание поскорее сделать ноги.
— Как же они умерли?
— Сгорели, — ответил писатель.
— Так я и знал, что вы это скажете!
— Откуда?
— Ну, я же рассказывал, что один человек, который собирался снять эту площадь тоже сгорел, вот я и подумал об огне. Что же это значит?
— Мы не знаем, — сказал Максим. — Как раз выясняем.
Дина провела пальцами по ноздрям и тут же почувствовала слабый запах горелого, еле проступающий на фоне застарелой кухонной «аромата», въевшегося в стены.
— Я вам обещал кое-что показать, — сказал Лидин. — Пойдемте в комнату.
Дина коснулась рукава Максима.
— Может, уйдем?
— Но мы же не видели, давай подождем. Оно здесь?
— Нет.
Лидин привел их к стене справа от окна и показал на участок обоев между углом и краем комода.
— Видите?
— Что?
Дина и Максим уставились на стену.
— Ничего нет.
— Вот здесь. — Лидин рукой обрисовал на обоях фигуру ростом с человека. — Ну? Смотрите, контур и общее потемнение поверхности по сравнению с другими участками стены.
Максим пригляделся. Лидин отошел в сторону, чтобы на стену падал свет.