Ожог Тихомиров Артем

Максим прикинул в уме, действительно ли долго от Аида не было писем.

Получалось не меньше двух недель.

Привет!

Давненько не выходила на связь, по-моему, так)))) Решил все-таки напомнить, что мы вроде иногда находим общие темы для разговора… Нужен собеседник, алло!

После вчерашнего чувствую себя как черт знает что… совесть мучает с похмелья, понимаешь ли… Роман закончил на днях. Кажется, удачно. Буду редактировать, но пока очищаю голову от всего этого шлака, который остался после точки…) Устал, но какой же кайф, если разобраться! Лучше не придумаешь. Секс, пожалуй, бы мог с этим сравниться.)))

Расскажи хоть, какие у тебя новости.

Кстати, у тебя бывает… бывают провалы в памяти? Знаешь о чем-то, а вспомнить не можешь никак. Причем, знаешь, что-то в этом есть… жуткое… и мозг твои как будто ставит оборонительный рубеж, чтобы не пустить эти воспоминание. Сегодня ночью со мной такое было. И не могу понять, ЧТО именно я забыл… (((В принципе, думаю, что это из-за пива — столько его вчера выпили с приятелем. Полный большой мусорный мешок ждет, когда я совершу подвиг и отнесу его на помойку.

Еще зачем-то тумбочку ночью придвигал к двери (((Ум есть в голове, что называется? Короче, пить вредно и противно.

Тут еще давний приятель бессонницей страдает, на себя не похож, страшный, как ядерная война. Очень невесело, прямо скажем…

Хотелось бы получить весточку.

Пиши.

Максим нажал в окне кнопку «Отправить» и выбрал опцию «Отправить все».

Началось подключение. Об Аиде ему было известно: а) это девушка, не старше восемнадцати, б) она учится в школе, в) у нее мало друзей, г) она предпочитает держать дистанцию. Пожалуй, подлинная информация на этом исчерпывалась. Аид мало говорила о себе, что естественно для интроверта. В основном она «выслушивала» длинные монологи Максима и высказывала собственное мнение. Она не посылала ему своего фото, не называла настоящее имя, хотя знала, как зовут его. Еще Аид честно призналась, что ей не нравятся его книги и читать она их не будет. Сначала писателя несколько обидела такая заносчивость, но потом он понял, что такое отношение гораздо более выгодно. Так по меньшей мере честно. Аид общалась с ним без подхалимства и заглядывания в рот, ей было все равно, известен Снегов или нет.

Часто Аид была в письмах мрачна и резка, но это не отбивало у него интерес к общению. Здесь как раз и скрывалась некая изюминка. Втайне Максим надеялся, что ему удастся разгадать ее секрет. Первое время он намекал про чат или «аську», но Аид не согласилась ни на то, ни на другое. Переписка не вышла за рамки электронной почты. Бывало, они писали друг другу по дюжине писем в день, рассказывая о том, что происходит вокруг них и чем они занимаются. Просто трепались. Не то что бы Максиму нечего было делать — он писал, выполнял свою дневную норму — однако не мог отказаться от удовольствия. Со временем пик общения спадал, затем интенсивность возрастала до прежнего уровня. В последние две недели Аид не подавала признаков жизни, Максим думал, что это из-за занятий в школе. Сначала подготовка, потом первое сентября. Когда-то он сам очень не любил школу и прекрасно понимал, когда Аид жаловалась ему: «все достали», «убила бы всех», «заполошная я, ничего не понимаю…» Нынешнее первое сентября означало начало последнего класса. Может быть, это обстоятельство вселило в Аид хоть чуточку оптимизма.

Сообщение ушло, никаких новых за это время не появилось. Максим посмотрел на часы. 14.12. Казалось, что времени больше. Он вышел из кабинета и проверил, не идет ли дождь. Погода взяла тайм-аут, тучи разошлись, освободив место солнцу. Максим быстро оделся, подхватил мешок с мусором и вышел из дома.

На улице было свежо, дул прохладный ветерок. Писатель добрался до помойки и выбросил доказательства вчерашней попойки в контейнер. Закурил, решив прогуляться до стоянки, расположенной ниже по улице, метрах в ста от двора. Не очень близко, но она здесь была самой удобной. Заходить внутрь не стал, просто убедился, что «пятерка» на своем месте.

Максим постоял возле автобусной остановки, наблюдая за людьми, идущими по тротуару на другой стороне улицы, и достал сотовый. Возникла мысль позвонить Кочневу домой. Ответить он мог только со стационарного. Что он сейчас делает? Вроде собирался искать работу. Да кто его возьмет, если увидят, как плохо он выглядит? Актеру ведь важна внешность. При общении с нанимателями Кочнев вряд ли в состоянии связно излагать свои мысли. С похмелья да еще бессонница. Дмитрий мог и напиться на те деньги, что одолжил. Это ему раз плюнуть. Если напился, значит, он скорее всего дома.

Максим поднес трубку к уху и стал ждать. В напряженной тишине в квартире Кочнева звонил телефон. Ему виделись пальцы с черно-синими подушечками… Эта мысль пришла и улетела. Максим ощутил неприятное жжение внутри. Правда на поверхности — его другу нужна помощь. Он рад бы помочь, да не представляет как. Трубка продолжала посылать сигналы в никуда. Писатель чувствовал, что ответа не дождется. Он отключил телефон, прицепил его обратно к поясу и пошел в сторону дома.

Кочнев, пьяный вдрызг, лежит к себя дома на кровати. Или в ванной с перерезанными венами. Или выпрыгнул с балкона. Или… повесился на дверной ручке. Чем не выход для отчаявшегося человека, сознание которого рассыпалось на мелкие кусочки? Фантазии фантазиями, но Максим не был склонен совсем уж не доверять ей. Так что же делать? Он же не может сидеть рядом с Кочневым и держать его за руку с утра до ночи, чтобы он что-нибудь не натворил. Да и самому ему эта идея не понравится. Жалость унижает.

Остается только звонить ему время от времени, напоминая, что существует нечто помимо сугубо личных проблем. С другой стороны, Максим не имеет понятия, как реально у него идут дела. Может быть, Дмитрий сегодня нашел работу и даже приступил к ней и в этот момент его нет дома. Почему-то в такой сценарий Снегов не верил.

Надо ехать к нему, потом может быть поздно. Хорошо, все это замечательно, но чего бояться? Доведенный до отчаяния Кочнев в любом случае обратится к врачу. Он наверняка сейчас на приеме. Возможно, его положили в стационар. Так что ничего плохого не произойдет.

Снегов вернулся домой в скверном настроении, былой подъем сошел на нет, он ощущал себя вычерпанным до дна. Войдя в свой кабинет, Максим включил компьютер, с неприязнью глядя на заставку на рабочем столе.

Иной раз все это казалось жутко отвратительным. Без особой надежды писатель проверил электронную почту. Аид не отзывалась. Как в воду канула.

Он подумал, что больше писем не будет вообще, что ее жизненные обстоятельства изменились кардинальным образом и их пути разошлись навсегда.

Было бы жаль, хотя этими словами не выразишь катастрофичность такого положения.

Ящик, конечно, был пуст. Максим посидел некоторое время, глядя в монитор. Рука, лежащая на мыши, бесцельно двигалась, открывая и закрывая различные папки. Потом резким движением Максим встал и, пока выключался компьютер, ходил по кабинету.

Он сделал еще одну попытку позвонить Кочневу. Этот звонок тоже остался без ответа.

Максим уселся в свое большое мягкое кресло, набросил на колени плед и открыл книгу. Он читал, но не понимал ни слова, пока не оставил это занятие.

Положив книгу на ковер, писатель задремал.

Поговорив с Диной по телефону, Серж не мог найти себе места. Ни с того ни с сего он начал бояться собственной тени. Пустая квартира, гром снаружи, тяжелый влажный воздух… — и стойкое ощущение, что рядом с ним что-то есть.

Краем глаза Серж постоянно ловил непонятное движение и вздрагивал, рисуя в воображении невесть что.

Ему вспоминался тот самый звук, с каким лопнуло стекло в створке серванта. Он не мог дать этому нормального объяснения. Бывает, что стекла покрываются трещинами, если их поверхность испытывает излишнее напряжение, но Серж сомневался, что это и есть подходящая версия. Сервант был не новым, собран не сегодня и не вчера. Стекло удерживается в раме при помощи тонких деревянных реек, а не винтов, которые могли бы его искривить. Испытывай оно какое-либо серьезное давление, то лопнуло бы раньше.

Короче говоря, реальных причин нет, есть нереальные. Может быть, все дело в сбоях психики. Ну увидел он кого-то стоящего на спиной Дины, отрицать не будет. В принципе, иногда человеку надо очень немного, чтобы сойти с ума.

Но трещина в стекле остается трещиной в стекле…

Серж раньше не думал, что призрак как-то связан с Диной, но начинал склоняться к этой мысли. Она агрессивно реагировала на все попытки разобраться, это было чересчур явственно. Дина боялась, ее поведение не оставляет никаких сомнений. Но что делать ему? Десять минут назад Серж стер все с кассеты в видеокамере и с большой. Ничего не осталось. Казалось бы, нужно успокоиться, но не тут-то было. Серж все сильнее чувствовал постороннее давление. Определить словами он это не мог. На ум приходил образ ледокола, проламывающегося сквозь ледяной покров. Точно так же невидимая сила, нечто, начало проникать сюда, в пустую квартиру. Серж передвигался из комнаты в комнату насвистывая песню, потом включил телевизор, а спустя пять минут и радио на музыкально центре.

Громовые раскаты прорывались и через эту звуковую маскировку. Каждый раз у Серж мурашки ползли по спине и рукам, затылок в буквальном смысле жгло. Один раз он почувствовал, что пахнет паленым. Даже сходил на кухню проверить, все ли в порядке.

Глубоко спрятанные инстинкты били тревогу, требовали немедленного бегства. Серж не знал, как поступить. Ему же в конце концов не семь лет, а семнадцать, он вполне взрослый человек, способный отвечать за свои поступки.

Правильно? Значит, уже пора научиться обуздывать свои эмоции.

Но ответа на главный вопрос не было. В квартире есть нечто — и что-то нужно по этому поводу предпринять…

Он загрузил игру и сел играть, надеясь вымести из головы все идиотские страхи. Из колонок доносились разрывы гранат и стрекот пулемета, рычали умирающие монстры. «Шутер» вывел его из состояния, близкого к панике, однако совсем ненадолго. Один раз Серж так резко обернулся, уверенный, что за спиной кто-то стоит, что чуть не кувыркнулся со стула. Он вскочил, прижался к столику с телевизором правым бедром и стал смотреть на дверной проем, из которого был виден коридорчик. Дальше находилась спальня родителей, закрытая на ключ.

В проеме ничего не было, однако ощущение присутствия сейчас многократно возросло. Рот Сержа открылся, глаза полезли на лоб. Он забыл нажать в игре на паузу, монстры набросились на него и сожрали. Это его уже не волновало.

— Кто это? Эй? Кто? Чего вам надо?..

Серж уловил запах горелого, очень слабый. Нельзя было определить, откуда запах идет и что горит.

Слышится странное потрескивание, даже сквозь звук работающего телевизора, музыки из компьютерной игры и радио. Что это такое? Похоже на то, как сохнут недавно наклеенные обои, но звук гораздо громче. Приходит ассоциация с костром. Или с чем-то таким, что пробует втиснуться туда, где ему мало места.

Серж срывается с места и стремглав бежит в прихожую. Ему нужно как можно скорее уйти из дома.

Ему трудно дышать, запах горелого проник глубоко в мозг. Может быть, на самом деле его и нет — Серж просто чувствует его клетками серого вещества…

Он надевает ботинки дрожащими руками. Один взгляд в глубину квартиры приводит его на грань помешательства. Кажется, стены подергиваются дымкой, видны словно через завесу идущего волнами горячего воздуха.

Вокруг Дины на пленке было то же самое… Значит, это уже здесь…

Что-то громко треснуло в зале, и Серж закричал. Он бросился к двери, не понимая, что она заперта. Обернулся, ожидая, что сейчас нечто появится из-за порога большой комнаты. По телевизору голосила реклама.

Серж пытается открыть входную дверь. Кажется, он потерял время, когда еще можно было спастись. Теперь уже, наверное, поздно…

Это все потому, что я посмотрел на призрака, я его увидел. А Дина?

Он завопил, чувствуя, что металлическая ручка вдруг сделалась раскаленной, отскочил от двери, дуя на ладонь и пальцы. Боль не прогнала ужас, но ненадолго вернула Сержа в действительность. Он уставился на дверь.

Все металлические части замка были раскалены. От самой деревянной поверхности шел горячий воздух, но дерево почему-то не горело.

Серж отвернулся и побежал к туалету. Ему показалось, что там он сможет спрятаться. Призраку до него будет не дотянуться. Так было раньше, когда ему было страшно оставаться дома одному… он прятался в туалете… и если раньше срабатывало, так сработает и сейчас.

Серж захлопнул дверь, задвинул защелку и только потом сообразил, что забыл включить свет. Но выходить было нельзя, ни в коем случае. Серж сел на унитаз, на пластмассовую крышку, и стал слушать. Он смотрел в темноту, обливая потом. Ничего не происходило или только так казалось.

Нет, все это невозможно, так не бывает… Опять знакомый треск, где-то совсем близко. И еле различимые крадущиеся шаги. Сейчас и правда похоже на то, как что-то горит. Крышка бачка неожиданно хрустнула у Сержа за спиной, и он опять заорал. Вскочил с унитаза и прижался спиной к двери.

Чьи-то пальцы мягко прикоснулись к его щекам в темноте. Дыхание перехватило словно удавкой, крик не мог вырваться наружу, легкие начало распирать от воздуха. Самого Сержа будто парализовало. Он задергался. По штанине потекла моча.

Откуда-то снизу появился свет. Тусклый поначалу, он становился все ярче. Унитаз и бачок с треснутой по диагонали крышкой стали видны отчетливо.

Серж почувствовал, что горлу сделалось легче, прикосновения пальцев исчезли.

Он опустил взгляд, чтобы посмотреть.

На этот раз крик был сильней и выше, чем раньше, и длился, кажется, целую вечность.

Максим проспал пять часов и, открыв глаза и глядя на будильник, долго не мог понять, сколько времени. Было уже около девяти вечера.

Писатель пошевелился, морщась от боли в затекшей шее, с трудом встал.

Он не собирался спать так долго, но что случилось, то случилось. Это даже к лучшему. Организм окончательно избавился от похмелья. Настроение было скверным. Вспоминать о проблемах, над которыми он ломал голову днем, было неприятно. Впрочем, тревога за приятеля никуда не девалась. Надо продолжать звонить, вот только куда?.. Максим подумал и вспомнил, что где-то у него был телефон бывшей жены Кочнева, Аллы. Номер сотового. Если она не сменила сим-карту, ему повезло. Шансов мало, что она может знать о состоянии дел бывшего правоверного, но испробовать этот вариант нужно.

Выпив стакан молока, немного подкисшего, Максим отыскал записную книжку. Если Алла не ответит, буду звонить Кочневу, подумал он, роясь в записях. Книжка была исчеркана, поля заполнены дурацкими рисунками, часть номеров заштрихована за ненадобностью. Максим боялся, что в число попавших под раздачу попал и телефон Аллы, но ошибся. Номер был. Писатель уселся напротив телевизора, сбавил громкость, и стал ждать. Прошло два года, не меньше, с той поры, когда Снегов сам звонил Алле по какой-то просьбе Дмитрия. Многое могло измениться. Вероятно, она сейчас и слышать его не захочет.

На звонок все-таки ответили. Женский голос.

— Алло, это Алла?

— Да. Кто это?

— Макс. Который Снегов, помнишь?..

— А-а… — Судя по интонации, голос не очень разочарованный. — Слушай, давай я тебе сейчас перезвоню, через минуту. Идет?

— Идет.

Максим положил трубку. Ну, это уже кое-что. Глядишь, все и прояснится.

Он сидел и смотрел на телефон, раздумывая, позвонит или не позвонит, и когда прошло больше трех минут, писатель нервно взъерошил волосы.

Звонок прозвенел, Снегов подпрыгнул, схватил трубку.

— Да.

— Ну, привет. Как дела у тебя?

— Все путем, потихоньку живем.

— Ты все один?..

— Как прыщ, — сказал Снегов. — Я тебе не помешал?

— Нет, конечно. Дома сижу сегодня, репетиций пока нет, в театре ремонт небольшой, поэтому приходится балду гонять.

— Ага, ну когда-то нужно…

Максим подумал, что будет забавно, если Алла спросит, как дела у Кочнева.

— Тебе пора жениться, Макс, а то зачахнешь на корню.

— Да на ком? Если бы я встретил тебя раньше…

Они немного посмеялись, перебрасываясь старыми шуточками. УАллы было хорошее настроение. Максим не мог больше откладывать главный вопрос и спросил, не знает ли она что-нибудь о Дмитрие. Когда он в последний раз появлялся на ее горизонте.

— Слушай, я даже точно не знаю. Давно не звонил. Месяца два точно…

Железно.

Ого-го. Оказывается, вот как давно.

— Может быть, ты просто с ним не разговаривала, а он пробовал дозвониться? — спросил Максим.

— Нет, вряд ли. По сотовому бы я вычислила, а так… мне бы передали.

— Кто?

— Ну, муж.

— А как его зовут?

— Макар. Я вообще-то Алла Савинова теперь…

— Поздравляю, — сказал Снегов. — Когда это с тобой приключилось?

Хм, а Кочнев ничего не говорил.

— Три месяца назад.

— Не знал, Димыч не рассказывал.

— Так что с ним?

— То есть, ни вчера, ни на днях он не появлялся?

— Нет. Не темни, рассказывай давай, в чем дело, — потребовала Алла.

— Просто не могу его застать дома, думал, ты в курсе. — Значит, она вообще ничего не знает, сказал себе Максим. Рассказывать или нет?

— Не имею понятия. Мы когда с ним три месяца назад общались — поссорились. Я ему сказала, что замуж выхожу, а он обозвал Макара придурком и ушел. Пьяный был.

— Понятно.

— И это все? — спросила Алла.

— А что еще?

— Не знаю. Не темнишь? Все равно узнаю.

— А ты не могла раньше поинтересоваться, что с твоим бывшим происходит?

— Почему я должна интересоваться? Он не хочет меня знать, а я ему не нянька, чтобы всю жизнь следить за ним! У всех своя жизнь. Между прочим, четыре ведь года прошло!

— Дела у него не очень, по-моему, идут.

— Конечно, не очень, если он без бутылки прожить не может. Его лучше воспринимать на расстоянии, так для всех легче, понимаешь.

— Безусловно, я же писатель, — сказал Максим. — Мне положено все понимать.

— В смысле?

— Да просто.

Алла помолчала.

— У него своя жизнь — и все. Когда он раньше звонил, я же с ним всегда разговаривала, слушала. А потом он решил, что все это и не надо. Я же не могу заставить его звонить мне каждый день и рассказывать новости… У меня же семья теперь, Макс.

— Да, все правильно. Извини, что отвлекаю от семьи. Буду дозваниваться, шею ему намылю за то, что пропал. — Максим рассмеялся. Он надеялся, что Алла не стала подозревать его в сокрытии правды. Объясняться с ней, рассказывать длинную предысторию сейчас не имело смысла.

— Ну смотри, — сказала Алла. — А может, мне самой ему звякнуть?

— Э, нет, не надо. Ничего особенно срочного нет.

— Ну ладно. Тогда счастливо.

— Удачи, Ал. Привет мужу.

Она засмеялась и повесила трубку.

Максим нисколько не поверил в то, что Алла отказалась от идеи позвонить экс-супругу. Лично она с ним не ссорилась, а тут вдруг представляется такой удобный случай. Если что, она заявит, что хотела оказать Снегову дружескую услугу. Так очень удобно. Запрещать ей звонить глупо, но Кочнев его, Максима, за это медалью не наградит. Поднял панику на ровном месте, скажет, заворчит.

Максим слушал гудки с трубке и воображал, что Кочнев бежит к телефону.

Но, по всей видимости, Дмитрий бежать не собирался. Снегов который раз общался с пустотой, посылая в нее бесполезные SOS.

— Подождем до завтра, — сказал Максим, бросая трубку в кресло, где недавно спал.

Зато хорошие новости ждали его по электронной почте. Аид ответила. С чувством ликования Максим кликнул на «re: Почему не пишешь так долго?»

Сообщение открылось, и он стал читать.

— Дин, помоешь посуду? — спросила мать после ужина. — Я устала.

— Ладно, без проблем.

Женщина повесила фартук на дверь и повернулась к дочери.

— Как твои дела? Что в школе?

Дина улыбнулась. Обычный ритуал. Родители спрашивают то, что им положено спрашивать, а ты отвечаешь то, что положено отвечать. Вопрос — положительный ответ.

— Порядок, привыкаю, — сказала Дина.

Мать поглядела на нее, девушка отвернулась к раковине, включая воду.

— Скоро закончишь школу, невероятно. Оглянуться не успеешь… — сказала женщина.

Дина напряглась. Пытку разговорами о будущем и философскими вздохами она не выдержит. Можно обойтись без них сегодня?..

Девушка капнула на влажную губку моющего средства. Мать не уходила, стояла в дверях. Можно было почувствовать каждый взмах ее ресниц. Ну пусть поймет, что дочь не расположена беседовать на подобные темы.

Образовавшаяся пена покрыла поверхность большой тарелки, на которой выкладывались к ужину куски жареного мяса. Дина медленно водила губкой, ожидая, когда мать уйдет. Она в конце концов устала, так пускай отдыхает.

Дина поглядела через плечо, и от ее взгляда мать точно ветром сдуло.

Нехорошо, конечно, так напрямую выказывать свое неудовольствие, но правда же — сейчас не время для разговоров. Мысли Дины занимало совершенно другое — та пустая квартира на первом этаже. Кажется, она снилась ей днем. Это был не кошмар, просто набор мутных образов: комната, ванная, кухня. Потом во сне появилась капля крови на бетоне перед дверью. Дина смотрела на нее, пока та не стал закипать, точно поверхность под ней нагрелась. От крови пошел мерзкий запах. Когда Дина открыла глаза, ей показалось, что вонь горелого пропитала всю комнату. Вскоре запах рассеялся. Скорее всего он был лишь во сне.

В большой комнате работал телевизор. Отец сегодня приехал рано, что даже удивительно, и они уселись ужинать втроем. Ужин напоминал завтрак. То же самое нежелание общаться, неловкое молчание. Дина сидела как на иголках, глотала кусок за куском, пока мать пыталась что-то рассказывать, а отец читал, уже другую книжку связанную с бизнесом. Один раз, когда отец усмехнулся, бегая глазами по строчкам, Дине захотелось запустить в него тарелкой.

В конце концов мать замолчала, опять включила телевизор, уйдя в мир непонятных мыслей. Дина ободряюще ей улыбнулась и промазала. Выстрел ушел в молоко. Стало ясно, что сегодня неудачный вечер для разных историй. Дина не хотела спрашивать про пустую квартиру при отце, надо было подождать часок-другой, выгадать удобный момент, когда мать не сумеет сопротивляться.

Дина тщательно убирала жир с тарелки, вода с шумом билась о дно раковины. Ей удалось проснуться до того, как пришла мать, и это было хорошо.

Та стала бы спрашивать, как дела да в чем дело. Дине удалось быстро убрать все следы «преступления», главный из которых записка. Клочок бумаги отправился в унитаз.

Поднявшись с кровати, Дина почувствовала легкость в голове и прилив хорошего настроения. Подъем сохранялся до прихода матери — и сошел на нет с ее появлением. Перед этим Дина успела пройтись по квартире пылесосом и написать письмо Максиму Снегову. Было легкое чувство вины, что две недели она не вспоминала о его существовании. А письмо от писателя оказалось кстати, как глоток свежего воздуха, привет из иного мира, где ничего страшного не происходит… Конечно, не совсем правда — Снегов жаловался на бессонницу своего приятеля, на странные ощущения. Невольно Дина соотносила их со своими проблемами. Между ними было некоторое сходство, отрицать нельзя. Не фактическое, может быть, хотя как посмотреть… Дина улавливала связь интуитивно. Вот что она ответила Максиму: «Привет. Извини, но, честно, недосуг было как-то. У меня занятия в школе начались — кто бы сомневался, что так будет!..))) Новостей особенных нет, все такая же гнусность, а все из-за погоды.)) Сны мучают плохие. Это у меня всю жизнь такая ерунда…» Она долго думала, что ответить Снегову насчет его потерянных воспоминаний.

Прочитав о том, как писатель описывает свои ощущения, Дина опять почувствовала страх, легкий и призрачный, но он был. Максим спрашивал, бывают ли у нее провалы в памяти. Вопрос в самую точку, в центр мишени. Весь сегодняшний день прошел под этим знаком, начиная с «выключения» в машине.

Что можно ответить? Они много общались и довольно откровенно для людей разных поколений, так почему бы не продолжить традицию. Вдруг Снегов сумеет ей что-либо посоветовать? Это, пожалуй, было главной причиной, почему Дина ответила утвердительно: «Бывают. Наяву, правда, а не в состоянии между сном и явью… Случилось пару раз сегодня. Я испугалась, что отец меня увидит в машине, когда отвозил в школу… ((Потом было на обратном пути, что-то похожее на провал… Не могу описать точно, но ощущение мерзкое. Даже страшно (((Если хочешь, опиши подробней, это интересно. Может быть, мы оба съехали с катушек, хотя никогда друг друга не видели…»

Странное дело. Их переписка всегда напоминала игру, часто была только формальностью, а теперь, кажется, начинается новый ее виток. Каждый раз они становятся ближе и ближе. В этом скрывалась какая-то горячая, пьянящая, запретная сексуальность. Словами такое не описать — Дине понравилось.

Поделившись с Максимом новостями, она будто скинула с ног тяжелые вериги.

Пусть возвращение матери и испортило настроение, глубоко внутри у Дины осталось благостное чувство. Она подразнила Снегова, намекнув, что обсуждать происходящие с ними странности можно и даже нужно.

Ее взрослый друг — надо признать, что он уже больше, чем объект для переписки, — человек, с которым она без труда находит общий язык. В какой-то степени это вещь уникальная. И не впервые у Дины появилась идея как-нибудь с ним встретиться. Ну хорошо, для начала не мешало бы увидеть его фотографию, чтобы составить впечатление о его внешности, а потом уже думать о большем.

Конечно, торопиться не стоит, но любопытство — штука сильная, его власть огромна. Так или иначе Дина решила подождать ответа.

Она мыла посуду, не замечая ничего вокруг. Вошел отец, забрался в холодильник за кефиром. Дина не обратила на него внимания, впрочем, он на нее тоже.

Родители дома. Как будто, и нечего бояться. Дина не находила даже намека на потустороннее вмешательство. Мать и отец являлись своеобразным щитом. Что бы ни пыталось добраться до нее, оно не посмеет появиться при них — почему-то Дина решила, что это так.

Последняя тарелка заняла свое место в сушилке. Дина взялась ложки и вилки. Родители о чем-то разговаривали, сидя у телевизора, не понять, на какую тему, потом отец засмеялся. Они не подозревают, что творится с их ребенком. Теперь, похоже, им проще махнуть на все рукой, забыть о странностях в ее жизни. Дина ценила свободу, которой располагала, но иногда становилось обидно. Дальше неуклюжих материных попыток поговорить по душам дело не шло. Родители не обладали ни нужным тактом, ни ясным пониманием момента.

Дина снова стала думать о Максиме. Надо проверить почту, вдруг там письмо. Снегов не упустит случая ответить сразу, вот только зачем Дина открыла этот ящик Пандоры? Она выложила перед ним карты, пускай не все, и вполне может об этом пожалеть. Человек, пускающий другого в свой внутренний круг, становится чересчур уязвим, но выводы делать рано.

Мне нужны ответы, ему тоже. Ничего страшного в том, если мы поделимся информацией.

Дина разложила ложки и вилки по отделениям в ящике, выключила воду, вытерла руки полотенцем.

Возвращаясь к себе в комнату, она увидела, что дверь ванной открыта.

Мать возилась с грязным бельем.

Дина хотела пройти мимо, но по какому-то наитию, повернула в другую сторону. Мать как раз вынимала из корзины ее мокрые вещи.

— Под дождь попала?

— Да, — сказала Дина.

— Я же говорила сто раз, чтобы не совать влажные в корзину, только сухие вещи. Мокрые вон весь на батарею, — сказала мать.

— Ладно, буду.

Дина поджала губы, не зная, как перейти к теме. Первой заговорила не она, и вдохновение улетучилось.

— Мам, а там у нас на первом этаже пустая квартира, что ли, есть?

Вроде бы получилось: тон нейтрально-небрежный.

— На первом? А, да есть.

— Я сегодня как-то случайно заметила, когда лифт ждала. Там пломба сорвана, оказывается.

Мать наполняла стиральную машину водой.

— Ее сдают, пытаются сдать через агентство. Хозяйка, бабушка, умерла, так ее дочь поручила агентству найти жильцов, чтобы квартира не стояла.

— И что, не находят? — Дина прислонилась плечом к косяку, скрестив руки на груди.

— Не-а, не получается, не знаю, в чем дело, — сказала мать. — Но хозяйка-то не там умерла, а после того случая. Квартира уже год как стоит пустой… Там жилец покончил с собой.

— Ничего себе. Почему же я не слышала…

Мать пожала плечами, занимаясь сортировкой белья.

— Я мало знаю. Там студентка жила, училась в университете каком-то, а в августе, в прошлом, ее нашли мертвой. Так и неизвестно, из-за чего и почему…

— А когда это было? — Капля пота поползла у Дины по шее, от затылка вниз.

— Ой, не помню. Вроде бы, в середине прошлого августа.

— И ее никому не сдали?

— Видимо, никому, если ты говоришь, что квартира пустая. — Мать подняла на нее глаза, пробуя выяснить, почему она интересуется. Или это лишь показалось? Дина продемонстрировала усмешку, будто эта история для нее не более, чем веселая байка. На самом деле она была далека от веселья. — Никому не нравится там, почему-то никто не соглашается.

— А кто тебе рассказал?..

— Да женщина из соседней квартиры, у нее под носом все и происходит, так что она в курсе. — Мать засмеялась. — Может быть, там привидение живет!

Отпугивает клиентов, не хочет пускать к себе домой…

Дина хихикнула для вида.

— Дочь этой бабушки приезжала, разговаривала с агентами и с соседкой.

Ерунду эти клиенты рассказывают, чушь собачью. Такого не бывает. Дескать, даже при осмотре у них там возникают головные боли, резь в глазах, тяжесть в ногах и прочее такое. И как будто кто-то на них смотрит. Обычная белиберда, может быть, они стесняются сказать, что им просто не нравится.

— Да так бы и сказали, какая им разница?

— Не знаю. Нехорошая якобы там квартира. И старушка умерла вскоре после самоубийства…

— Как ту студентку звали?

Мать пожала плечами.

— Оксана, кажется. Как-то похоже.

— Ксения?..

— Точно, Ксения. Соседка-то ее видела несколько раз, они разговаривали и вроде нормальная была с виду. Хотя больных не разберешь. Сейчас улыбаются, а через пять минут прыгают с крыши.

— Ясно. — Дина осторожно перевела дух. Кровь снова прилила к голове, и она поспешила уйти. Мать высунулась из ванной и спросила:

— У тебя там нет больше ничего грязного?

Дина не обернулась.

— Нет, нету пока.

Она закрыла дверь, подвигала мышью на коврике, чтобы вывести компьютер из ждущего режима.