Темная сторона Солнца Пратчетт Терри

ГЛАВА 7

На Противусолони было Страшдество, совпадавшее с Днем Малых Богов в большом календаре жалостливой йоги. Обычно это означало расширенное собрание «говорильни» или для совместного празднования сходились несколько «говорилен», но к полуночи каждая группа распускала своих членов, дабы восход каждый встретил в одиночестве. Но, как мрачно провозгласил верховный Жалостливый Йог, в Страшдество никто и никогда не остается совсем один. К рассвету кое-кто станет поэтом, или пророком, или одержимым каким-нибудь незначительным талантом вроде умения свистеть сонаты на большом пальце. А один или два сойдут с ума.

Земля под ним была теплой.

Дом уже какое-то время лежал в тепловатой воде, до того как сообразил, что под ним. Он распластался в большой луже, от которой поднимался пар. За ее краем начинала мести поземка.

Он услышал, как вдалеке воет ветер. Что-то пронеслось по небу, оставив за собой звуковую волну. Оно описало узкую, выжимающую тяготение петлю, медленно повернулось и аккуратно врезалось в землю у края лужи. Вот только это была уже не лужа – вода снова начала замерзать. Корабль пьяно закачался в поземке, взлетел и вернулся несколько минут спустя, теперь он шел на очень малой скорости.

Исаак откинул люк.

– Ну что, мы отсюда улетаем или как? – крикнул он.

– Мятной содовой, шеф?

Дом взял стакан. Позвякивал лед. Запотевали стенки. На вкус – точно нырнул в сугроб.

У него была свеженькая зеленая кожа на руках, ногах и на загривке – везде, где, основываясь на памяти его тела, восстановились «сопли».

Исаак нажал кнопку памяти на верстаке звездолета и налепил на сандалии новые подметки, после чего бросил обувь Дому.

– Их закоротило от жара, – объяснил он. – Теперь, думаю, снова работают.

Дом смотрел на залитую светом звезд поверхность Банка. Теплое озерцо уже замерзло и теперь казалось блестящим диском среди сугробов. Да уж, ему повезло. На солнечной стороне Банка вода кипела даже в тени. Он вызвал Банк по бортовому радио.

Хрш-Хгна забрали на борт «Пьяного», куда направился этот звездолет – неизвестно. Банк не знал ничего ни о человеке в золотом ошейнике, ни о местонахождении ежа. Он нагрел поверхность и послал туда Исаака, потому что смерти на Банке редкость и вообще он терпеть не мог неизбежно следующие за ними расследования.

Отключившись, Дом побарабанил пальцами по консоли. Его лицо отражалось в пустом экране. Оно было темно-зеленым в пятнах травянисто-зеленого, так как память тела никогда не учитывала загар. При стабильно высокой температуре на корабле можно было ходить без одежды. В глазах Дома еще читалась память о недавней боли, но думал он о человеке в золотом ошейнике, об улыбающемся мужчине, раз за разом появлявшемся в его снах.

– Никто его не замечает, – сказал он вслух. – Он просто лицо в толпе. Он пытается меня убить.

Дом бездумно повертел в руках подарок Кородора. Он уже с ним поэкспериментировал, заставив меч показать весь свой репертуар, и теперь смотрел, как перепрограммируют себя атомы. Меч дрогнул, и у него в руке оказалась рапира-игла… короткий кинжал… пистолет, вытягивающий из атмосферы воду и замораживающий ее в пули, способные прошить стальную оболочку звездолета… другой пистолет, на сей раз сонический…

– Понять не могу, как бабушка сумела найти меня здесь, – сказал он, но, подумав, добавил: – Впрочем, это логично. Зато я знаю, куда «Пьяный» направляется теперь.

– На Противусолонь? – спросил Исаак.

– На Пояс. Она вытрясет информацию из Хрша. Надо думать, пригрозит ему высылкой на Фнобис.

– На мой взгляд, не такая уж страшная угроза, шеф.

– Для фноба страшная. Если он вернется на Фнобис, что бы там ни случилось, его ждет скорая встреча с церемониальным тшури. Нет, он все выложит.

Исаак скользнул в кресло пилота.

– Ты мог бы вернуться на Противусолонь. Бабушка ведь о твоих интересах печется.

– Я не отступлю. Не могу этого объяснить, но у меня просто нет выбора. Понимаешь?

– Нет, босс. Так, значит, на Пояс? Я отладил матричный компьютер. Должно получиться.

– Хотелось бы верить.

Дом взмахнул мечом. Если кто-то поджидает его на Поясе…

Светящиеся стены. Призрачные, расплывчатые образы. Миниатюрные звезды и клаустрофобическое ощущение звездолета в межпространстве. И видения.

– Крас! Что это было?

– Кажется, динозавр, босс. Полосатый.

Уэйс теребил воротник у себя на шее и не выказывал ни тени гнева. Гнев туманит разум, поэтому он жил в состоянии вечного «хладнокровия». Но иногда ему приходили в голову не гневные мысли, а краткие холодные констатации, что бы он сделал, если бы ошейник сняли.

Что бы он сделал, в частности с Асменом. И с тем незадачливым гением, который изобрел ошейник.

Дверь открылась.

Подняв глаза, Асмен застыл. В длинном помещении у него за спиной на долю секунды все стихло. Обычно так оно и случалось. Асмен поднимал пистолет…

Подняв пистолет, Асмен кивнул на стаканчик с тремя костями. Пистолет на самом деле был молекулярным дезинтегратором, с которого сняли все мыслимые предохранители и у которого был сверхчувствительный курок. Уэйс знал, что, если придется, Асмен выстрелит рефлекторно.

Он выбросил три шестерки.

– Еще.

Он снова выбросил три шестерки.

– Еще? – мягко спросил он.

Слабо улыбнувшись, Асмен сделал шаг вперед и пожал ему руку.

– Извини, – сказал он. – Сам знаешь, таковы правила.

– Однажды я ошибусь. Тебе это в голову приходило?

– В тот день, когда ты допустишь такую ошибку, Уэйс, ты уже перестанешь быть Уэйсом, и сам знаешь, я тогда выстрелю, поскольку ты уже будешь самозванцем.

Обойдя стол, Асмен хлопнул его по плечу.

– Ты хорошо поработал, – сказал он.

– Как же иначе?!

Уэйс однажды видел собственные спецификации.

Он тогда спустился до середины технической шахты, которую затапливали хлором, когда она не использовалась официально, а получение незаконного доступа к файлам личного состава нельзя считать официальным. Он не потрудился запомнить точную цель своего визита – это было просто одно из заданий, какие ему передавали через офис Асмена, – но пока разогревался инспекционный экран, среди случайных иконок появились его спецификации. Даже несмотря на хлорную дымку, он моментально их запомнил.

Это были стандартные параметры робота пятого класса с кое-какими важными модификациями, касающимися скрытого оружия, коммуникационных устройств и внешности. Сконструировать полностью гуманоидного робота было вдвое сложнее, чем даже первосортного пятого класса. Это предусматривало сложнейшие механизмы, управляющие слезными протоками и ростом волос на лице, и, если робот создавался как шпион и мог столкнуться с любой неожиданностью, любопытным набором других приспособлений…

Но большинство параметров Уэйса относились к вероятностной математике. Понадобилось какое-то время, прежде чем он сообразил почему. С точки зрения закона роботы пятого класса были гуманоидами. Они создавались, с тем чтобы во всем быть подобными человеку, а Уэйс создавался, с тем чтобы быть удачливым.

Асмен подвел его к фреске, занимавшей одну длинную стену большого помещения с низким потолком. Само помещение было безликим, как и люди, присматривающие здесь за машинами. Это мог быть центр службы безопасности на любой планете, где имелось Правление. Но здесь что-то в атмосфере, даже в свете наводило на мысль о подземном бункере; если уж на то пошло, Уэйс ощущал многочисленные слои щитов над ними, а инстинктивная уверенность, с которой двигался землянин Асмен, позволяла предположить, в недрах какой планеты прячется этот бункер.

Фреска представляла собой ярко освещенное переплетение цветовых линий, кружков и квадратиков В-математики, которые, точно живые, еле заметно смещались прямо на глазах.

– Ты хорошо поработал, – повторил Асмен. – Он сделал шаг в сторону нужного уравнения.

– Что до этого, то откуда мне знать? Я только продолжаю пытаться его убить, как и всех остальных. Хочешь, чтобы я попробовал на Поясе?

– Нет, следующий момент твоего вмешательства настанет… – Он проследил взглядом радужные линии… – О, не раньше, чем он побывает у тех креапов. У нас имеется на этот случай аварийный план. Впрочем, все и так есть в уравнениях. Мы будем наступать им на пятки, если у них есть пятки. Математика так говорит. Еще разок его подтолкнуть, когда он доберется до Лаота, и мы окажемся во Вселенной Шутников.

Уэйс медленно моргнул.

– Эти сведения мне необходимы? Асмен встретился с ним взглядом.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Послушай. – Уэйс сел. – Вы меня создали. Ну, не своими руками, а поручили кому-то на Лаоте или на Луне. Они меня сделали. Я робот.

– Тебя в этом никто не винит. Будь мы креапами, мы бы просто вырастили в каком-нибудь автоклаве креапа с нужными характеристиками. Но человека, как суп, не сваришь, поэтому ты…

– Ладно, пусть я особенный, но все равно робот. У меня есть все: от ногтей на пальцах ног до неприятного запаха из-под мышек, но все это подделка. Поэтому какая разница, что знает или чего не знает робот?

– Что ж, ты выразился достаточно ясно. Разве тебе не интересно? – Асмен начал раздражаться.

– Конечно. Почему он не умирает, когда я его убиваю?

– Вселенная изменяется.

– При выстреле в человека луч смещает все до единой молекулы в его организме. Правило гласит, что исходом будет, скажем, мономолекулярный туман, немножко крошек на полу и смутный запах гари. Но всегда есть ничтожный шанс. Дезинтегратор едва заметно рассинхронизируется. Или вам только привидится, что вы нажали на курок, когда на самом деле вы этого не сделали. В динамичной Вселенной нет такой вещи, как непреложная уверенность, только местный водоворот в потоке всеобщей случайности. В крайне редких случаях монета падает на ребро или вообще не падает.

– Дом Сабалос скорее всего откроет планету Шутников через… – Асмен глянул в конец фрески, – … двадцать дней по стандартному исчислению. Остановить его мы не можем. Он наша первая неудача за – о! – несколько тысяч экземпляров.

– Две тысячи триста девять, – поправил Уэйс. – Я их убил.

– У них всех были подходящие жизненные параметры и уравнения. Любой мог бы сделать открытие. Его отец, например.

– А теперь это не работает, – сказал Уэйс. – Мы натолкнулись на отрезок истории, который не в силах изменить. И мы попали под подозрение, знаешь ли. Посмотри на младшего Сабалоса. Сколько предосторожностей на такой безобидной планетке. Семью Сабалосов любят. После смерти его отца Сабалосы, наверное, почувствовали, что им грозит опасность, причем не со стороны противусолоньцев. Думаю, ему даже не рассказывали про Шутников, пока он не подрос. И еще одно: мы сами толкаем его к планете Шутников.

Асмен задумчиво потер руки.

– Над этим мы размышляли, – сказал он.

– Не предприми мы этих попыток, он, вероятно, так и остался бы на Противусолони. А вместо этого он носится по Галактике в обществе робота и эксперта по Шутникам, причем, насколько я слышал, очень хорошего.

Асмен кивнул.

– Конечно, ему не обязательно куда-то летать, чтобы совершить открытие, – сказал он. – Однако ты говоришь верно. Сейчас мы разрабатываем аварийный план. Если все остальное провалится, придется прибегнуть к нему.

Повисло тяжелое молчание.

– Отправимся на темную сторону солнца? – тихонько спросил Уэйс.

– Если другой альтернативы не будет, то да. Где бы она ни была. Согласно нашим последним уравнениям именно так нам и придется поступить.

– Значит, вы к этому готовитесь?

– О да! Иногда, робот, у меня появляется ужасное ощущение, что наша жизнь движется по огромному замкнутому кругу, где мы совершаем поступки потому, что было предсказано, что мы их совершим, – сплошные следствия и никакой причины. Но мы все равно полетим, и полетим во всеоружии.

Уэйс посмотрел на Асмена, потом оглядел длинную низкую комнату. С минуту он раздумывал над возможностью того, что Вселенная попала в замкнутый круг предсказания и следствия, конечный высший замкнутый круг, и спросил себя, осознают когда-нибудь присутствующие здесь, что они наделали.

– Это не объясняет всего, – сказал он. – Почему он не умирает?

Асмен пожал плечами:

– Ты бы поверил, услышав, что Шутники изменяют Вселенную, лишь бы он оставался в живых? На сегодняшний день это самая популярная гипотеза. Может быть, они хотят, чтобы он открыл их планету. Может быть – и это главная наша гипотеза, – они ждут, чтобы их открыли. Возможно, все это необходимо, чтобы заставить его проскочить через чуть отличающиеся друг от друга альтернативные Вселенные в ту, где существуют Шутники. Последнее предположение не всем нравится, но его стоит рассмотреть.

Уэйс молчал.

– Как по-твоему, это дает пищу для размышлений?

Он кивнул. Потом отвел в сторону плащ и несколько раз провел рукой над грудью. Отъехала в сторону небольшая панелька, и он достал наспех связанную из нескольких проводов клетку. Маленькое шестиногое и розовое, похожее на крысу существо внутри завыло и плюнуло в Асмена.

– Его зверек, – сказал Асмен.

– Полагаю, ты про это знал, – сказал робот.

– Кое-что, – признал он. – Мы не потрудились вдаваться в детали. Итак, это еж. Странное существо, правда?

– Бесполое, – отозвался Уйэс. – Спросите меня, как оно размножается, и я расскажу вам все до малейшей подробности. Оно ест все, даже, как выяснилось, искусственный эпидермис. – Он показал обглоданный до сплава палец. – Я новейший эксперт по ним. Рыбаки с Противусолони считают их душами утопленников, с которыми они имеют некоторое сходство. Они третья по величине разновидность дышащих воздухом существ, которых породила эта планета. Фнобы полагают, что они приносят удачу, а рыбаки говорят, что, если кто-то сможет такого приручить, смерть никогда не застигнет его врасплох. Вполне возможно, у этих существ есть зачатки телепатии, как у собак или драконов с Третьего Глаза. Трудно сказать почему, ведь естественных врагов у них нет и на родной планете они считаются своего рода тотемом. Предлагаю поместить бомбу в его грудную клетку.

– Бомбу?

– Ведь по плану Института Дома следует убить после того, как мы обнаружим координаты планеты Шутников. Кстати, этого ты мне не сказал, но, полагаю, на уме у тебя именно это. Тварь не отходит от него ни на шаг. Я позабочусь, чтобы она к нему вернулась.

Асмен прикрыл клетку.

– Правду сказать, мы рассматривали подобный вариант. Прекрасно, – добавил он с тенью нервозности и, когда служитель поспешно унес клетку, добавил: – Пища тебе нравится?

– Как тебе известно, калории до некоторой степени служат полезным вторичным источником энергии.

Поэтому они пошли в «Темную сторону солнца», низкое псевдофнобское здание, сливающееся с песчаными дюнами между Институтом Шутников и озером Миннесота. Заведение было одним из многих. Вокруг института вырос значительных размеров город, существовавший за счет индустрии Шутников, ограниченного количества туристов и инопланетных посетителей. Большинство земных туристов приезжали поглазеть на инопланетян и почувствовать себя космополитами, и управляющий «Темной стороны» всемерно потакал этой склонности. Стены были украшены голофресками: солнечные плоты креапов, дрейфующие через Лютиень 789-6, отряд из восьми дросков за тризной, мрачные садовники, сражающиеся с бродячим деревом на Баклажане, ложечники, занятые чем-то невразумительным на неведомой ледяной планете.

Еще тут были скульптуры. Фнобская экспозиция была неубедительной и состояла скорее всего из подделок, а вот снеговик безымянного дроска с полуострова Тка был почти безусловно аутентичным, как и… нечто, не поддающееся описанию и еще менее разумению, которое медленно вращалось и кружило под потолком, временами натыкаясь на стены. Покрытие на полу было живым и полуразумным ползуном, который даже числился в платежной ведомости заведения, а роботы-официанты – настоящими лаотскими. Правду сказать, «Темная сторона» была излюбленным местом способных к адаптации инопланетян, которые ценили ее кухню и восхваляли ее уникальную земную атмосферу.

Оттиск медью на меню гласил: «Мы подаем все».

– Есть анекдот про то, как однажды сюда пришел молодой вождь дросков и заказал мозги своей бабушки на тосте, – начал Асмен, когда они сели.

– А ему ответили: извините, у нас кончился хлеб, – закончил Уэйс, – Такой был у анекдота конец, когда я в последний раз слышал его на Нове. Я закажу то же, что и ты, если там будет много крахмала.

– Тогда, пожалуй, стоит попробовать шишкогландское блюдо. «Кускус на Удачу».

За спиной у Асмена была еще одна фреска, а поскольку она была особенная, то особенным был и сам столик, к которому Асмена провели с большими церемониями. В конце концов, директор Института привлекает всех и вся, в том числе и в ресторан. На фреске были изображены с десяток или около того узнаваемых рас, представители которых сгрудились, подобострастно склонившись, вокруг трона, на котором восседал человек. Он был человеком, хотя истощенным, как заправской шишкогландец, и одет был в шутовской костюм и шапку с бубенцами – точь-в-точь джокер из карточной колоды. Он улыбался. За ним было нарисовано солнце – одно полушарие в тени, другое с их мест казалось лишь тонким полумесяцем.

– Есть какие-нибудь особые причины считать Шутников гуманоидами? – спросил Уэйс, беря пригоршню еды из горшка, от которого шел пар. Эту еду он умело размял и проглотил ком, не жуя.

– Да, в общем, нет. «Шутник» – чисто человеческий перевод. Если его изображать, то уж конечно человеком или хотя бы гуманоидом. – Асмен усмехнулся углом рта. – С остальными символами ты согласен?

– Шутник как Властелин мироздания? Это соответствует теории о том, что Шутники подсобили жизни в этих краях. Но эта фреска почему-то наводит на мысль, что сделали они это не из альтруизма. Вокруг них – расы рабов?

– Возможно. Человечество, я имею в виду настоящее человечество, которое заканчивается на лунянах, не может себе позволить встречи с Шутниками, какими бы они ни были. По сравнению с нами у них как минимум пять миллионов лет форы. И что гораздо важнее, Галактика когда-то принадлежала им. Им не пришлось учиться с кем-то уживаться. Вот почему мы занялись поисками. Мы не можем допустить, чтобы они нашли нас первыми.

– Значит, Институт исходит из того, что они еще живы?

– А что могло бы их уничтожить? Какими богами – или демонами – они стали? Полагаю, они скрываются. И ждут.

– Что будет со мной? – негромко спросил Уэйс. Асмен поглядел на него удивленно, потом – на мгновение раньше, чем следовало, – разыграл недоумение.

– Ты хочешь уйти из Института?

– Вот это, – Уэйс потрогал золотой ошейник, – единственное, что меня к вам привязывает. Да, я хочу уйти. Мне известно, чего это стоит. Преимущество быть роботом в том, что тебя не мучают жизненно важные вопросы, на которые нет ответа. Я знаю себе цену, я знаю, зачем был создан. Я выплачу все до пикостандарта. Но гуманоидную мишуру можешь оставить себе. Мне она не понадобится.

Он перекувырнулся назад, разбив стул и приземлившись на ноги, присогнутые для следующего прыжка, который перенес его через стол и к убегающему человеку. Беглеца он схватил за запястье металлическими руками, которые сжались ровно настолько, чтобы причинить мучительную боль. Беглец выронил сонический пистолетик, который отпрыгнул от ковра, отчего тот заерзал.

Мелькнула, точно десяток шариков ртути, рука робота, механический палец ткнул беглеца в шею. И тот аккуратно и без единого звука рухнул ему под ноги. Уэйс поклонился, извиняясь перед клиентом с Единой Кельтики, созерцавшим свой разлетевшийся во все стороны обед, и вернулся к столику Асмена.

– Прошу прощения, – сказал директор Шутниковского Институа. – Убийцы в моем случае – профессиональное заболевание.

– Он слишком шумел, фокусируя свой соник, – отозвался Уэйс. – Надеюсь, тебя заблаговременно предупредили?

– О да. Три дня назад пришло уведомление об официальном контракте «Объединенных Шпионов». Но тут я ничего подобного не ожидал, у управляющего заведением есть с ними договор. Надо думать, они подадут жалобу.

– В контракте не сказано, кто за ним стоит?

– Нет. Он составлен по старой стандартной форме на Огнестрельное Оружие или Выброс Энергии. Думаю, это один из моих… впрочем, это моя проблема. Спасибо.

Тактично появились два охранника Института и вынесли тело. Два младших чиновника Правления Земли жаловались метрдотелю, но неземляне спокойно вернулись к трапезе. Кое-кто из них, наверное, счел это одним из номеров представления для публики. Во время церемонии Звездной Телятины на Единой Кельтике некоторые танцоры… Проглотив ненужную на данный момент информацию, Уэйс поглядел на двух обедающих, наполовину скрытых буйной листвой впавшего в спячку булавочника с Баклажана: крупный мужчина с испещренным шрамами лицом в простой, но хорошо выращенной одежде и антикварный робот-слуга. Во время покушения они даже не подняли головы, занятые какой-то странной игрой маленькими роботами на разделенной на квадраты доске. Уэйс повернулся к Асмену.

– Я уйду, – сказал он. – Когда это последнее дело будет завершено, я разорву мои связи с Институтом по семнадцатому акту роботехники. Спасибо за обед. Он был исключительно энергосодержащим. Всего хорошего.

Когда робот ушел, Асмен откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на дальнюю стену. Во внутреннем ухе у него раздался звон, за которым последовал знакомый голос. Два знакомых голоса. Вот только это были не голоса: минуя утомительные акустические процессы, вопросы и ответы поступали непосредственно в его сознание.

– Интересно.

– Возможно, так, но я предлагаю немедленно его демонтировать, – сказал второй голос.

«Господин председатель, – подумал Асмен, – сколько человек присутствует на данном заседании?»

– Только я и леди Лэдкин. Это ни в коей мере не официальное собрание Правления. Мы наблюдали за происходящим с большим интересом, хотя, боюсь, и не без разногласий относительно вывода, – произнес первый голос.

Кивнув официанту, Асмен вышел в ночь и по петляющей песчаной дорожке направился назад, к зданию Института.

«Уэйс пойдет до конца», – подумал он.

«Голос» леди Лэдкин звучал раздраженно:

– Зачем нам вообще возиться с этим роботом?

Я знаю десяток людей с требуемой комбинацией лояльности и умения наносить увечья.

«Помимо предсказания, миледи, согласно которому нашим орудием станет робот, подобный Уэйсу, – Асмен поспешил думать слова прежде, чем она смогла его прервать, – он отлично зарекомендовал себя в сходных покушениях. К примеру, он инициировал свержение Правления на Нове. Милорд Пан, могу я говорить?»

– Слушаю вас, – пророкотал председатель. – В настоящее время я на премьере «Тактильного Оркестра» с Третьего Глаза. Им не хватает блеска.

«Милорд, миледи, этот разговор я спланировал в соответствии с вашими пожеланиями и не без риска для себя самого. Подосланный убийца мог преуспеть. Соединенные Штаты проявили понимание к моей просьбе, но мне пришлось подписать отказ от претензий, и, рискну заметить, они послали своего лучшего агента. Далее, как вы знаете, мы следим за роботом. Разумеется, он ненавидит Институт и до некоторой степени испытывает симпатию к Сабалосу…»

– Как и я сам, – сказал Пан, и на сей раз Асмен уловил дальнее эхо оркестра. – Полагаю, мы однажды встречались. Мы с его бабушкой были некогда очень дружны. Она теперь, наверное, стара, очень стара. Поразительная женщина. Ага, наконец мы услышали звон двух тысяч четырехсот, маэстро Отмель.

«Нам следует рассматривать мальчика как орудие, милорд, – терпеливо подумал Асмен, пробираясь между дюнами. – Уэйс его жалеет, но надеюсь, что я вполне доказал, что, когда доходит до дела, у него нет иного выбора, кроме лояльности нам. Как сказал сам робот, даже в образчик пятого класса можно встроить определенные императивы».

– Ошейник… – начала леди Лэдкин.

«Самоактивируется в том маловероятном случае, если Уэйс хотя бы на шаг отклонится от предписанной программы», – успокаивающе подумал Асмен. Она поворчала, но ничего не возразила.

«Значит, я могу продолжать?» До него снова донеслось эхо музыки.

– Подражательная композиция. Да, продолжайте. В наших предсказаниях нет ошибок, да? Меня не слишком привлекает идея встраивать бомбу в его зверька – у меня самого несколько кошек, которых я весьма люблю, – но нужно быть практичными. Приступайте. Жду вашего подробного доклада.

Внезапно Асмен остался совсем один среди дюн.

Дом проснулся. Несколько минут он просто дрейфовал в кабине, собираясь с мыслями, потом оттолкнулся от переборки большим пальцем ноги и поплыл к иллюминатору.

На эту сторону Пояса пришел день, хотя линия терминатора заметно скользила по планете, давший ей название Пояс был виден полностью.

Поясом называли полосу земли вокруг экватора шириной в три тысячи миль, которая охватывала планету, точно корсет. Даже с такой высоты казалось, что Пояс вращается слишком быстро, и обладающий живым воображением наблюдатель почти ожидал услышать приглушенное гудение волчка. Пояс складывался из единой коричнево-серой горной гряды протяженностью 25 тысяч миль, окруженной ленточками голубовато-зеленых равнин. По обе их стороны пролегли полосы более темного моря, простиравшегося до приплюснутых полюсов с белыми шапками льда.

– С точки зрения смещения континентальных плит, большой скорости вращения и активности древних вулканов, это вполне объяснимо, босс, – сказал Исаак, поднимая глаза от автоповара. – Или тебе не хотелось это знать?

– Наверное, жить здесь довольно неприятно, – задумчиво отозвался Дом. – Солнце как сумасшедшее по небу носится и вообще…

– Солнцепсам нравится.

Дом кивнул. Это была их планета. Родиной солцепсов был Баклажан, но шестьсот лет назад они приняли в дар крупную сумму наличными и документы на владение Поясом в обмен на освобождение своих исконных территорий. Солнцепсы – симпатичные существа, но в сезон откладывания яиц жить рядом с ними опасно. До сих пор осмотр планеты через телескоп не показал ничего, кроме табунов солнцещенков, которые из космоса казались крупными точками. Они паслись на одном конце тысячемильной просеки, поглощая сладкотраву, которой заросли равнины Пояса.

Еще Дом разглядел две узкие ленточки рек в горах. А также небольшое озеро. Но решительно никаких признаков жилья.

Дом просмотрел информацию по планете. Спонсируемый креапами «Фонд Охраны диких животных» держал здесь небольшую роботизированную наблюдательную станцию, возникшую в результате соглашения, которое помимо всего прочего запрещало несанкционированное приземление звездолетов. В штаб-квартире фонда говорили, что существует гипотеза, согласно которой до появления на планете солнцепсов здесь обитало некое существо, известное как Шатогастр, хотя на поверхности имелось лишь несколько разновидностей растений и вообще никакой животной жизни. Нет, никаких признаков разума растительность не подавала. У Пояса не было собственных высших форм жизни, собственно говоря, солнцепсы выбрали его именно поэтому. Шатогастр считался легендой солнцепсов или духом планеты. Нет, никаких приземлений в последнее время не зафиксировано. Крайне редко какому-нибудь кораблю приходилось приземляться согласно аварийной клаузе, но роботы со станции могли устранить поломку. Были рады ответить на ваш запрос.

Те солнцепсы, с которыми Дому удалось связаться, отказались обсуждать вопрос посадки. На орбите планеты их плавало довольно много.

Пока Пояс мирно вращался под «Одним прыжком», пришел радиосигнал с «Пьяного Бесконечностью». Радио затрещало, и из него раздался голос Джоан:

– До сих пор не сел, Дом? Будь же разумным. На мой взгляд, ты ведешь себя наиглупейшим образом.