Лесные разведчики (сборник) Бианки Виталий
Чирика вылетела из дупла и села на ветку рядом с Чиком. Соседи предупредили их об опасности, и они приготовились встретить её лицом к лицу.
В кустах мелькнула пушистая рыжая шерсть, и лютый враг их — Кот — вышел на открытое место. Он видел, что соседи уже выдали его воробьям и ему теперь не поймать Чирику в гнезде. Он злился.
Вдруг кончик его хвоста зашевелился в траве, глаза прищурились: Кот увидел дупло. Что же, ведь и полдюжины воробьиных яиц — неплохой завтрак. И Кот облизнулся. Он вскарабкался на дерево и запустил в дупло лапу.
Чик и Чирика подняли крик на всю рощу. Но и тут никто не пришёл к ним на помощь. Соседи сидели по своим местам и громко кричали от страха. Каждая пара боялась за свой дом.
Кот зацепил когтями гнездо и вытащил его из дупла.
Но в этот раз он пришёл слишком рано: яиц в гнезде не оказалось, сколько он ни искал.
Тогда он кинул гнездо и сам спустился на землю. Воробьи провожали его криком.
У самых кустов Кот остановился и обернулся к ним с таким видом, точно хотел сказать:
«Погодите, миленькие, погодите! Никуда вы от меня не денетесь! Устраивайте себе новое гнездо, где хотите, выводите птенцов, а я приду и слопаю их, да и вас заодно».
И он так грозно фыркнул, что Чирика вздрогнула от страха.
Кот ушёл, а Чик с Чирикой остались горевать у разорённого гнезда. Наконец Чирика сказала:
— Чик, ведь через несколько дней у меня непременно будет новое яичко. Летим скорей, найдём себе местечко где-нибудь за рекой. Там уж Кот не достанет нас.
Она и не знала, что через реку есть мост и что Кот частенько хаживает по этому мосту. Чик этого тоже не знал.
— Летим, — согласился он.
И они полетели.
Скоро очутились они под самой Красной горкой.
— К нам, к нам летите! — кричали им береговушки на своём, на ласточкином, языке. — У нас на Красной горке житьё дружное, весёлое.
— Да, — крикнул им Чик, — а сами драться будете!
— Зачем нам драться? — отвечали береговушки. — У нас над рекой мошек на всех хватает, у нас на Красной горке пустых норок много — выбирай любую.
— А пустельги? А галки? — не унимался Чик.
— Пустельги ловят себе в полях кузнечиков и мышей. Нас они не трогают. Мы все в дружбе.
И Чирика сказала:
— Летали мы с тобой, Чик, летали, а краше этого места не видели. Давай тут жить.
— Что ж, — сдался Чик, — раз норки у них есть свободные и драться никто не будет, можно попробовать.
Подлетели они к горе, и верно: ни пустельги их не тронули, ни галки.
Стали норку себе по вкусу выбирать: чтобы и не очень глубокая была, и вход пошире. Нашлись такие две рядом.
В одной они гнездо выстроили и Чирика высиживать села, в другой Чик ночевал.
У береговушек, у галок, у соколков — у всех давно уже вывелись птенцы. Одна Чирика терпеливо сидела в тёмной своей норке. Чик с утра до ночи таскал ей туда еду.
Прошло две недели. Рыжий Кот не показывался. Воробьи уж и забыли о нём.
Чик с нетерпением ждал птенцов. Каждый раз, как притаскивал он Чирике червяка или муху, он спрашивал её:
— Тукают?
— Нет, ещё не тукают.
— А скоро будут?
— Скоро, скоро, — терпеливо отвечала Чирика.
Однажды утром Чирика позвала его из норки:
— Лети скорей: один тукнул!
Чик сейчас же примчался в гнездо. Тут он услышал, как в одном яйце птенчик чуть слышно тукал в скорлупу слабым клювиком. Чирика осторожно помогла ему: надломила скорлупку в разных местах.
Прошло несколько минут, и птенчик показался из яйца — крошечный, голый, слепой. На тоненькой-тоненькой шейке моталась большая голая голова.
— Да какой он смешной! — удивился Чик.
— Совсем не смешной! — обиделась Чирика. — Очень хорошенький птенчик. А тебе нечего тут делать, бери вот скорлупки да закинь их куда-нибудь подальше от гнезда.
Пока Чик относил скорлупки, выклевался второй птенчик и начал постукивать третий.
Вот тут-то и началась тревога на Красной горке.
Из своей норки воробьи услышали, как пронзительно вдруг закричали ласточки.
Чик выскочил наружу и сейчас же вернулся с известием, что Рыжий Кот карабкается по обрыву.
— Он видел меня! — кричал Чик. — Он сейчас будет здесь и вытащит нас вместе с птенцами. Скорей, скорей летим прочь отсюда!
— Нет, — грустно ответила Чирика. — Никуда я не полечу от маленьких моих птенчиков. Пусть будет, что будет.
И сколько ни звал Чик, она и с места не тронулась.
Тогда Чик вылетел из норки и стал, как сумасшедший, кидаться на Кота. А Кот лез и лез по обрыву. Тучей вились над ним ласточки, с криком летели на выручку к ним галки и пустельги.
Кот быстро вскарабкался наверх и уцепился лапой за край норки. Теперь ему оставалось только просунуть другую лапу за гнездом и вытащить его вместе с Чирикой, птенцами и яйцами.
Но в эту минуту одна пустельга клюнула его в хвост, другая — в голову и две галки ударили в спину.
Кот зашипел от боли, повернулся и хотел схватить птиц передними лапами. Но птицы увернулись, и он кубарем покатился вниз. Ему не за что было уцепиться: песок сыпался вместе с ним, и чем дальше, тем скорей, чем дальше, тем скорей…
Птицам стало уже не видно, где Кот: с обрыва неслось только облако красной пыли. Плюх! — и облако остановилось над водой. Когда оно рассеялось, птицы увидели мокрую кошачью голову посредине реки, а сзади поспевал Чик и клевал Кота в затылок.
Кот переплыл реку и выбрался на берег. Чик и тут от него не отставал. Кот был так напуган, что не посмел схватить его, задрал мокрый хвост и галопом помчался домой.
С той поры ни разу не видели на Красной горке Рыжего Кота.
Чирика спокойно вывела шестерых птенцов, а немного погодя и ещё шестерых, и все они остались жить в свободных ласточкиных гнёздах.
А Чик перестал задирать соседей и крепко подружился с ласточками.
Лесные домишки
Высоко над рекой, над крутым обрывом, носились молодые ласточки-береговушки. Гонялись друг за другом с визгом и писком: играли в пятнашки.
Была в их стае одна маленькая Береговушка, такая проворная: никак её догнать нельзя было — от всех увёртывается.
Погонится за ней пятнашка, а она — туда, сюда, вниз, вверх, в сторону бросится да как пустится лететь — только крылышки мелькают.
Вдруг — откуда ни возьмись — Чеглок-Сокол мчится. Острые изогнутые крылья так и свистят.
Ласточки переполошились: все — врассыпную, кто куда, — мигом разлетелась вся стая.
А проворная Береговушка от него без оглядки за реку, да над лесом, да через озеро!
Очень уж страшная пятнашка Чеглок-Сокол.
Летела, летела Береговушка — из сил выбилась.
Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась, — а место совсем незнакомое. Посмотрела вниз — внизу река течёт. Только не своя — чужая какая-то.
Испугалась Береговушка.
Дорогу домой она не помнила: где ж ей было запомнить, когда она неслась без памяти от страха?
А уж вечер был — ночь скоро. Как тут быть?
Жутко стало маленькой Береговушке.
Полетела она вниз, села на берегу и горько заплакала.
Вдруг видит: бежит мимо неё по песку жёлтая птичка с чёрным галстуком на шее.
Береговушка обрадовалась, спрашивает у жёлтой птички:
— Скажите, пожалуйста, как мне домой попасть?
— А ты чья? — спрашивает жёлтая птичка.
— Не знаю, — отвечает Береговушка.
— Трудно же будет тебе свой дом разыскать! — говорит жёлтая птичка. — Скоро солнце закатится, темно станет. Оставайся-ка лучше у меня ночевать. Меня зовут Зуёк. А дом у меня вот тут — рядом.
Зуёк пробежал несколько шагов и показал клювом на песок. Потом закланялся, закачался на тоненьких ножках и говорит:
— Вот он, мой дом. Заходи!
Взглянула Береговушка — кругом песок да галька, а дома никакого нет.
— Неужели не видишь? — удивился Зуёк. — Вот сюда гляди, где между камешками яйца лежат.
Насилу-насилу разглядела Береговушка: четыре яйца в бурых крапинках лежат рядышком прямо на песке среди гальки.
— Ну, что же ты? — спрашивает Зуёк. — Разве тебе не нравится мой дом?
Береговушка не знает, что и сказать: скажешь, что дома у него нет, ещё хозяин обидится. Вот она ему и говорит:
— Не привыкла я на чистом воздухе спать, на голом песке, без подстилочки.
— Жаль, что не привыкла! — говорит Зуёк. — Тогда лети-ка вон в тот еловый лесок. Спроси там голубя, по имени Витютень. Дом у него с полом. У него и ночуй.
— Вот спасибо! — обрадовалась Береговушка.
И полетела в еловый лесок.
Там она скоро отыскала лесного голубя Витютня и попросилась к нему ночевать.
— Ночуй, если тебе моя хата нравится, — говорит Витютень.
А какая у Витютня хата? Один пол, да и тот, как решето, — весь в дырьях. Просто прутики на ветви накиданы как попало. На прутиках белые голубиные яйца лежат. Снизу их видно: просвечивают сквозь дырявый пол.
Удивилась Береговушка.
— У вашего дома, — говорит она Витютню, — один пол, даже стен нет. Как же в нём спать?
— Что же, — говорит Витютень, — если тебе нужен дом со стенами, лети, разыщи Иволгу. У неё тебе понравится.
И Витютень сказал Береговушке адрес Иволги: в роще, на самой красивой берёзе.
Полетела Береговушка в рощу.
А в роще берёзы одна другой красивее. Искала, искала Иволгин дом и вот, наконец, увидела: висит на берёзовой ветке крошечный лёгкий домик. Такой уютный домик, и похож на розу, сделанную из тонких листков серой бумаги.
«Какой же у Иволги домик маленький! — подумала Береговушка. — Даже мне в нём не поместиться».
Только она хотела постучаться, — вдруг из серого домика вылетели осы.
Закружились, зажужжали — сейчас ужалят!
Испугалась Береговушка и скорей улетела прочь.
Мчится среди зелёной листвы.
Вот что-то золотое и чёрное блеснуло у неё перед глазами.
Подлетела ближе, видит: на ветке сидит золотая птица с чёрными крыльями.
— Куда ты спешишь, маленькая? — кричит золотая птица Береговушке.
— Иволгин дом ищу, — отвечает Береговушка.
— Иволга — это я, — говорит золотая птица. — А дом мой вот здесь, на этой красивой берёзе.
Береговушка остановилась и посмотрела, куда Иволга ей показывает.
Сперва она ничего различить не могла: всё только зелёные листья да белые берёзовые ветви. А когда всмотрелась, — так и ахнула.
Высоко над землёй к ветке подвешена лёгкая плетёная корзиночка.
И видит Береговушка, что это и в самом деле домик. Затейливо так свит из пеньки и стебельков, волосков и шерстинок и тонкой берёзовой кожурки.
— Ух! — говорит Береговушка Иволге. — Ни за что не останусь в этой зыбкой постройке! Она качается, и у меня всё перед глазами вертится, кружится… Того и гляди, её ветром на землю сдует. Да и крыши у вас нет.
— Ступай к Пеночке! — обиженно говорит ей золотая Иволга. — Если ты боишься на чистом воздухе спать, так тебе, верно, понравится у неё в шалаше под крышей.
Полетела Береговушка к Пеночке.
Жёлтая маленькая Пеночка жила в траве как раз под той самой берёзой, где висела Иволгина воздушная колыбелька.
Береговушке очень понравился её шалашик из сухой травы и мха. «Вот славно-то! — радовалась она. — Тут и пол, и стены, и крыша, и постелька из мягких пёрышек! Совсем как у нас дома!»
Ласковая Пеночка стала её укладывать спать. Вдруг земля под ними задрожала, загудела.
Береговушка встрепенулась, прислушивается, а Пеночка ей говорит:
— Это кони в рощу скачут.
— А выдержит ваша крыша, — спрашивает Береговушка, — если конь на неё копытом ступит?
Пеночка только головой покачала печально и ничего ей на это не ответила.
— Ох, как страшно тут! — сказала Береговушка и вмиг выпорхнула из шалаша. — Тут я всю ночь глаз не сомкну: всё буду думать, что меня раздавят. У нас дома спокойно: там никто на тебя не наступит и на землю не сбросит.
— Так, верно, у тебя такой дом, как у Чомги, — догадалась Пеночка. — У неё дом не на дереве — ветер его не сдует, да и не на земле — никто не раздавит. Хочешь, провожу тебя туда?
— Хочу, — говорит Береговушка.
Полетели они к Чомге.
Прилетели на озеро и видят: посреди воды на тростниковом островке сидит большеголовая птица. На голове у птицы перья торчком стоят, словно рожки.
Тут Пеночка с Береговушкой простилась и наказала ей к этой рогатой птице ночевать попроситься.
Полетела Береговушка и села на островок. Сидит и удивляется: островок-то, оказывается, плавучий. Плывёт по озеру куча сухого тростника. Посреди кучи — ямка, а дно ямки мягкой болотной травой устлано. На траве лежат Чомгины яйца, прикрытые лёгкими сухими тростиночками.
А сама Чомга рогатая сидит на островке с краешка, разъезжает на своём судёнышке по всему озеру.
Береговушка рассказала Чомге, как она искала и не могла найти себе ночлега, и попросилась ночевать.
— А ты не боишься спать на волнах? — спрашивает её Чомга.
— А разве ваш дом не пристанет на ночь к берегу?
— Мой дом — не пароход, — говорит Чомга. — Куда ветер гонит его, туда он и плывёт. Так и будем всю ночь на волнах качаться.
— Боюсь… — прошептала Береговушка. — Домой хочу, к маме…
Чомга рассердилась.
— Вот, — говорит, — какая привередливая! Никак на тебя не угодишь! Лети-ка, поищи сама себе дом, какой нравится.
Прогнала Чомга Береговушку, та и полетела.
Летит и плачет без слёз: слезами птицы не умеют плакать.
А уж ночь наступает: солнце зашло, темнеет.
Залетела Береговушка в густой лес, смотрит: на высокой ели, на толстом суку выстроен дом.
Весь из сучьев, из палок, круглый, а изнутри мох торчит тёплый, мягкий.
«Вот хороший дом, — думает она, — прочный и с крышей».
Подлетела маленькая Береговушка к большому дому, постучала клювиком в стенку и просит жалобным голоском:
— Впустите, пожалуйста, хозяюшка, переночевать!
А из дома вдруг как высунется рыжая звериная морда с оттопыренными усами, с жёлтыми зубами. Да как зарычит страшилище:
— С каких это пор птахи по ночам стучат, ночевать просятся к белкам в дом?
Обмерла Береговушка, — сердце камнем упало. Отшатнулась, взвилась над лесом да стремглав, без оглядки наутёк!
Летела-летела — из сил выбилась. Обернулась назад — никого сзади нет. Кругом оглянулась, — а место знакомое. Посмотрела вниз — внизу река течёт. Своя река, родная!
Стрелой бросилась вниз к речке, а оттуда — вверх, под самый обрыв крутого берега.
И пропала.
А в обрыве — дырки, дырки, дырки. Это всё ласточкины норки. В одну из них и юркнула Береговушка. Юркнула и побежала по длинному-длинному, узкому-узкому коридору.
Добежала до его конца и впорхнула в просторную круглую комнату.
Тут уже давно ждала её мама.
Сладко спалось в ту ночь усталой маленькой Береговушке у себя на мягкой тёплой постельке из травинок, конского волоса и перьев…
Покойной ночи!
Теремок
Стоял в лесу дуб. Толстый-претолстый, старый-престарый.
Прилетел Дятел пёстрый, шапка красная, нос вострый.
По стволу скок-поскок, носом стук-постук — выстукал, выслушал и давай дырку долбить. Долбил-долбил, долбил-долбил — выдолбил глубокое дупло. Лето в нём пожил, детей вывел и улетел.
Миновала зима, опять лето пришло.
Узнал про то дупло Скворец. Прилетел. Видит — дуб, в дубу — дырка. Чем Скворцу не теремок? Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
Никто из дупла не отвечает, пустой стоит терем.
Натаскал Скворец в дупло сена да соломы, стал в дупле жить, детей выводить.
Год живёт, другой живёт — сохнет старый дуб, крошится; больше дупло — шире дыра.
На третий год узнал про то дупло желтоглазый Сыч.
Прилетел. Видит — дуб, в дубу — дырка с кошачью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, теперь я живу — Скворец, первый в роще певец. А ты кто?
— Я Сыч. Попадёшь мне в когти — не хнычь. Ночью прилечу — цоп! — и проглочу. Ступай-ка из терема вон, пока цел!
Испугался Скворец Сыча, улетел.
Ничего не натаскал Сыч, стал так в дупле жить: на своих пёрышках.
Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про дупло Белка. Прискакала. Видит — дуб, в дубу — дырка с собачью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, теперь я живу — Сыч. Попадёшь мне в когти — не хнычь. А ты кто?
— Я Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка. У меня зубы долги, востры, как иголки. Ступай из терема вон, пока цел!
Испугался Сыч Белки, улетел.
Натаскала Белка моху, стала в дупле жить.
Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнала про то дупло Куница. Прибежала, видит — дуб, в дубу — дыра с человечью голову. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь ему в когти — не хнычь, теперь я живу — Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка. А ты кто?
— Я Куница — всех малых зверей убийца. Я страшней Хоря, со мной не спорь зря. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Белка Куницы, ускакала.
Ничего не натаскала Куница, стала так в дупле жить: на своей шёрстке.
Год живёт, другой живёт — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнали про то дупло пчёлы. Прилетели. Видят — дуб, в дубу — дыра с лошадиную голову. Кружат, жужжат. Спрашивают:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь ему в когти — не хнычь, жила Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка, теперь я живу — Куница — всех малых зверей убийца. А вы кто?
— Мы пчелиный рой — друг за дружку горой. Кружим, жужжим, жалим, грозим большим и малым. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
Испугалась Куница пчёл, убежала.
Натаскали пчёлы воску, стали в дупле жить. Год живут, другой живут — крошится старый дуб, шире дупло.
На третий год узнал про то дупло Медведь. Пришёл. Видит — дуб, в дубу — дырища с целое окнище. Спрашивает:
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Жил Дятел пёстрый — нос вострый, жил Скворец — первый в роще певец, жил Сыч — попадёшь ему в когти — не хнычь, жила Белка — по веткам скакалка, по дуплам сиделка, жила Куница — всех малых зверей убийца, теперь мы живём — пчелиный рой — друг за дружку горой. А ты кто?
— А я Медведь, Мишка, — вашему терему крышка!
Влез на дуб, просунул голову в дупло да как нажал!
Дуб-то пополам и расселся, а из него — считай-ка, сколько лет копилось:
- шерсти,
- да сена,
- да воску,
- да моху,
- да пуху,
- да перьев,
- да пыли —
- да пх-х-х!..
Теремка-то и не стало.