Повелитель мух Голдинг Уильям

Морис кивнул:

– Ага. Ты ка-ак ему в морду! У-у-х!

Ральф уже совершенно захлебывался:

– Здорово я его. Копье застряло. Я его ранил.

Он грелся в лучах вновь завоеванной славы. Выяснилось, что охота, в конце концов, даже очень приятное дело.

– Надо же, как я его! Это, наверное, и был зверь!

Но тут подошел Джек:

– Никакой не зверь. Кабан обыкновенный.

– Я в него попал.

– Чего же ты на него не бросился? Я вот хотел…

Ральф почти взвизгнул:

– Это на кабана-то!

Джек вдруг вспыхнул.

– Чего же ты орал – он нас прикончит? И зачем тогда копье бросал? Подождать, что ли, не мог?

– На вот, полюбуйся.

И всем показал левую руку. Рука была разодрана; не очень, правда, но до крови.

– Это он клыками. Я не успел копье воткнуть.

И снова в центре внимания оказался Джек.

– Ты ранен, – сказал Саймон. – Ты высоси кровь. Как Беренгария.

Джек пососал царапину.

– Я в него попал, – возмутился Ральф. – Я копьем его, я его ранил.

Он старался вернуть их внимание.

– Он на меня, по тропке. А я как кину… вот так…

Роберт зарычал. Ральф вступил в игру, и все захохотали. И вот уже все стали пинать Роберта, а тот комически уклонялся.

Потом Джек крикнул:

– В кольцо его!

Вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли.

– Ой! Кончайте! Больно же!

Он неудачно увернулся и получил тупым концом копья по спине.

– А ну держи, хватай!

Его схватили за ноги, за руки. Ральф тоже совсем зашелся, выхватил у Эрика копье, стукнул Роберта.

– Рраз! Та-ак! Коли его!

Роберт забился и взвыл, отчаянно, как безумный. Джек вцепился ему в волосы и занес над ним нож. Роджер теснил его сзади, пробивался к Роберту. И – как в последний миг танца или охоты – взмыл ритуальный напев:

– Бей свинью! Глотку режь! Бей свинью! Добивай!

Ральф тоже пробивался поближе – заполучить, ухватить, потрогать беззащитного, темного, он не мог совладать с желанием ударить, ранить.

Вот Джек опустил руку. Прокатился ликующий клич, и хор изобразил визг подыхающей свиньи. А потом все повалились на землю и, задыхаясь, слушали, как перепугано всхлипывает Роберт. Он утер лицо грязной рукой и попытался вновь обрести собственное достоинство:

– Ох, бедная моя задница!

И сокрушенно потер зад.

Джек перекатился на живот.

– Ничего игра, а?

– Вот именно что игра… – сказал Ральф. – Ему было стыдно. – Мне тоже один раз так на регби заехали – страшное дело.

– Хорошо бы нам барабан, – сказал Морис. – Тогда бы у нас было все честь по чести.

Ральф глянул на него:

– В каком это смысле – честь по чести?

– Ну не знаю. Нужно, чтоб был костер, и барабан, и все делать под барабан.

– Нужно, чтоб свинья была, – сказал Роджер, – как на настоящей охоте.

– Или кто-то чтоб изображал, – сказал Джек. – Надо кого-то нарядить свиньей и пусть изображает… Ну, притворяется, что бросается на меня, и всякое такое…

– Нет, уж лучше пускай настоящая, – Роберт все еще гладил свой зад, – ее же убить надо.

– Можно малыша использовать, – сказал Джек, и все захохотали.

Ральф сел.

– Ну ладно. Так мы в жизни ничего не выясним.

Один за другим все вставали, одергивая на себе лохмотья.

Ральф посмотрел на Джека.

– Ну, а теперь на гору.

– Может, к Хрюше вернемся, – сказал Морис, – пока светло?

Близнецы кивнули, как один:

– Ага. Точно. А туда утром пойдем.

Ральф оглянулся и снова увидел море.

– Надо же костер развести.

– У нас Хрюшиных очков нет, – сказал Джек. – Так что это пустой номер.

– Зато проверим, есть там кто-то на горе или нет.

Нерешительно, боясь показаться трусом, Морис проговорил:

– А вдруг там зверь?

Джек помахал копьем.

– Ну и убьем его.

Солнце убавило жар. Джек выбросил копье вперед.

– Так чего же мы тут ждем?

– По-моему, – сказал Ральф, – можно пойти по берегу, до того выжженного куска, и там на гору подняться.

И снова Джек пошел впереди – вдоль тяжких вдохов и выдохов слепящего моря.

И снова Ральф размечтался, предоставив привычным ногам справляться с превратностями дороги. Но тут ногам приходилось уже труднее. Тропка жалась одним боком к голым камням у самой воды, с другого ее теснил черный непроницаемый лес, и то и дело она перебивалась камнями, которые они одолевали на четвереньках. Карабкались по скалам, обмытым прибоем, перескакивали налитые прибоем ясные заводи. Вот береговую полосу рвом рассекла лощина. Она казалась бездонной. Они с трепетом заглядывали в мрачные недра, где хрипела вода. Потом ее накрыло волной, вода вскипела и брызгами, взметнувшимися до самых зарослей, окатила визжащих, перепуганных мальчиков. Сунулись было обогнуть ее лесом, но их не впустила его вязь, плотная, как птичье гнездо. В конце концов, стали перепрыгивать лощину по очереди, выжидая, когда схлынет волна; но все равно кое-кого окатило еще раз. За лощиной скалы показались непроходимыми, и они посидели немного, выжидая, пока подсохнут лохмотья, и глядя на зубчатый очерк прокатывающихся мимо валов. Потом нашли фрукты, обсиженные, как насекомыми, какими-то пестрыми птичками. Потом Ральф сказал, что надо поторопиться. Он влез на дерево, раздвинул ветки и убедился, что квадратная макушка все еще далеко. Потом прибавили шагу, и Роберт ужасно расшиб коленку, и пришлось признать, что на такой дороге спешить невозможно. После этого пошли уже так, будто берут опасный подъем, но вот, наконец, перед ними вырос неприступный утес, нависший над морем и поросший непролазными зарослями.

Ральф с сомнением глянул на солнце.

– Уже вечер. После чая, это уж точно.

– Что-то я этого утеса не помню, – сказал Джек. Он заметно увял. – Значит, я пропустил это место.

Ральф кивнул:

– Давай-ка я подумаю.

Ральф теперь уже не стеснялся думать при всех, он теперь разрабатывал решения, как будто играл в шахматы. Только не силен он был в шахматах, вот что плохо. Он подумал про малышей, про Хрюшу. Ему живо представилось, как Хрюша один, забившись в шалаш, вслушивается в глухую тьму и сонные крики.

– Нельзя малышей с одним Хрюшей оставлять. На всю ночь.

Все молчали, стояли вокруг, смотрели на него.

– Если назад повернуть, это же несколько часов…

Джек откашлялся и проговорил странным, сдавленным голосом:

– Ну конечно, как бы с Хрюшенькой чего не случилось, верно же?

Ральф постучал себя по зубам грязным концом копья, которое он отобрал у Эрика.

– Если пойти наперерез…

Он оглядел лица вокруг.

– Кому-то надо пересечь остров и предупредить Хрюшу, что мы не успеваем вернуться до темноты.

Билл ушам своим не поверил:

– В одиночку? Сейчас? Лесом?

– Больше одного человека мы отпустить не можем.

Саймон протолкался к Ральфу, стал рядом:

– Хочешь, я пойду? Мне это ничего, честно.

Ральф не успел даже ответить, а он улыбнулся беглой улыбкой, повернулся и стал карабкаться наверх, в лес.

И тут только Ральф бешеным взглядом посмотрел на Джека, увидел его наконец.

– Джек, послушай-ка, ты тогда ведь до самого замка дошел…

Джек вспыхнул:

– Ну и что?

– Ты же по берегу шел – и тут, под горой.

– Ну да.

– А потом?

– Я свиной лаз нашел. Он далеко очень тянется.

Ральф кивнул в сторону леса.

– Значит, где-то тут этот свиной лаз.

Все вдумчиво закивали.

– Тогда ладно. Пойдем напролом и выйдем на этот лаз.

Он шагнул было в сторону леса, запнулся.

– Хотя нет, погоди-ка! А куда он ведет?

– На гору, – сказал Джек. – Я же тебе говорил. – Он хмыкнул: – Что, не хочется на гору?

Ральф вздохнул, ощущая враждебность Джека, понимая, что она оттого, что Джек снова не главный.

– Просто я подумал – скоро стемнеет. Спотыкаться будем.

– Но мы насчет зверя хотели проверить…

– Света мало.

– Ничего, я-то готов, – выпалил Джек. – Я пожалуйста. Ну, а ты? Может, сначала вернешься, доложишься Хрюше?

Тут покраснел уже Ральф и сказал – безнадежно, вспомнив уроки Хрюши:

– И за что только ты меня ненавидишь?

Вокруг потупились, будто услышали что-то неприличное. Пауза нагнеталась.

Ральф, все еще красный, обиженный, отвел глаза первый.

– Ладно, пошли.

И взял и пошел впереди, врубаясь в заросли. Джек, смущенный и злой, замыкал шествие.

Свиной лаз был как темный туннель, потому что солнце уже скатывалось к краю неба, а в лесу и всегда-то прятались тени. Тропа была широкая, убитая, они бежали по ней рысцой. И вот прорвалась лиственная кровля, они замерли, задыхаясь, и увидели мигающие над горой первые звезды.

– Ну вот.

Все недоуменно переглядывались. Ральф, наконец, решился:

– Пошли прямо к площадке, а на гору завтра успеем.

Вокруг уже поддакивали, но тут у него за плечом вырос Джек:

– Ну конечно, раз ты боишься…

Ральф посмотрел ему в лицо:

– Кто первый пошел к бастиону?

– Так то – днем. И я тоже пошел.

– Ладно. Кто за то, чтоб сейчас на гору лезть?

Ответом было молчанье.

– Эрикисэм? Вы как?

– Надо пойти, Хрюше сказать…

– Ага, сказать Хрюше, что мы…

– Ведь же Саймон уже пошел!

– Нет, надо сказать Хрюше, а то вдруг…

– А ты, Роберт? Билл – ты как?

Эти тоже хотели идти прямо к площадке. Да нет, не боялись они, просто устали.

Снова Ральф повернулся к Джеку:

– Ну, видишь?

– Я лично иду на гору.

Джек кинул это злобно, как выругался. И уставился на Ральфа, тощий, длинный, а копье держал так, будто хочет ударить.

– Я иду на гору, зверя искать. Сейчас же.

И – добивая – с издевкой, небрежно:

– Пошли?

При этом слове все разом забыли, как им только что хотелось поскорей на ночлег, и примерялись уже к новой схватке двух сил в потемках. Слово было произнесено так лихо, едко, так обескураживало, что его не требовалось повторять. Оно выбило у Ральфа почву из-под ног, когда он совсем расслабился в мыслях о шалаше, о теплых, ласковых водах лагуны.

– Я не против.

Он с удивлением услышал собственный голос – спокойный, небрежный, так что вся ядовитость Джека сводилась на нет.

– Ну, раз ты не против…

– Совершенно.

Джек сделал первый шаг.

– Тогда…

Бок о бок, под молчаливыми взглядами, двое начали подниматься в гору.

Ральф почти сразу остановился.

– Какая глупость. Зачем идти вдвоем? Если мы найдем его, двоих-то мало.

Тут же остальных отшвырнуло от них, как волной. И вдруг одинокая фигура двинулась против течения.

– Роджер?

– Ага.

– Ну, значит, нас трое.

И снова они стали взбираться по склону. Тьма накрывала их, как волной. Джек шел молча, вдруг он начал кашлять и задыхаться; ветер заставил их отплевываться. Глаза Ральфу заволокло слезами.

– Зола. Мы на сожженное место зашли.

Шагами и ветром взметало пепел. Снова они остановились, и Ральф, закашлявшись, успел окончательно сообразить, какую они сморозили глупость. Если зверя там нет – а его, наверное, нет, – тогда еще ладно, пусть. Ну, а вдруг он там, подстерегает их наверху – что толку тогда от них от троих, скованных тьмой, вооруженных палками?

– Дураки мы все-таки!

Из тьмы донеслось в ответ:

– Дрейфишь?

Ральфа трясло от обиды. Все, все из-за этого Джека.

– Еще бы. Но мы все равно дураки.

– Если тебе не хочется, – сказал саркастический голос, – я и сам могу пойти.

Ральф уловил насмешку. Он ненавидел Джека. Зола щипала ему глаза, он боялся, устал. Его взорвало:

– Пожалуйста! Иди! Мы тут подождем.

И – молчанье.

– Что ж ты не идешь? Испугался?

Пятно во тьме, пятно, которое было Джек, отодвинулось и начало таять.

– Ладно. Пока.

И пропало пятно. И вместо него всплыло другое.

Ральф наткнулся коленкой на что-то твердое, качнул колкий на ощупь обгорелый ствол. Шершавым обугленным краешком бывшей коры его мазнуло по ноге, и он понял, что это на ствол сел Роджер. Он пощупал дерево и, колыхнув его на невидимом пепле, сел тоже. Роджер, вообще необщительный, и тут не стал разговаривать. Не стал распространяться о звере или объяснять Ральфу, что понесло и его в эту нелепую экспедицию. Сидел себе и покачивал ствол. Ральф различил частое-частое, бесящее постукиванье и догадался, что Роджер стучит по чему-то деревянным копьем.

Так и сидели: стучащий, раскачивающийся, непроницаемый Роджер и кипящий Ральф; а небо вокруг набрякло звездами, и только черным продавом в их блеске зияла гора.

Высоко наверху заскользили звуки, кто-то размашисто, отчаянно прыгал по камням и золе. Вот Джек добрался до них, и он прохрипел таким дрожащим голосом, что они еле его узнали:

– Там кто-то есть. Я видел.

Он споткнулся о ствол, ствол ужасно качнулся.

Минуту Джек лежал тихо, потом пробормотал:

– Осторожно. Может, он пошел вдогонку.

На них посыпался пепел. Джек сел.

– Там, наверху, я видел – что-то вздувается.

– Тебе просто почудилось, – стуча зубами, выговорил Ральф. – Что же может вздуваться? Таких не бывает существ.

Роджер сказал – и они даже вздрогнули, они совсем про него забыли:

– Лягушка.

Джек хихикнул и вздрогнул:

– Да уж, лягушечка. И хлопает как-то. А потом вздувается.

Ральф даже сам удивился – не столько своему голосу, голос был ровный, сколько смелости предложенья:

– Пошли – посмотрим?

Впервые с тех пор, как он познакомился с Джеком, Ральф почувствовал, что Джек растерялся.

– Прямо сейчас?

И голос Ральфа сам ответил:

– Да, а что?

Он встал со ствола и пошел по звенящей золе в темноту, и остальные – за ним.

Теперь, когда его голос умолк, стал слышен внутренний голос рассудка и еще другие голоса. Хрюша говорил, что он как дитя малое. Другой голос призывал его не валять дурака; а тьма и безумие этой затеи делали ночь немыслимой, как зубоврачебное кресло.

Когда достигли последнего подъема, Джек с Роджером подошли ближе, превратясь из чернильных клякс в различимые фигуры. Не сговариваясь, все трое остановились и припали к земле. За ними, на горизонте, светлела полоса неба, на которой вот-вот могла проступить луна. Ветер взвыл в лесу и прибил к ним лохмотья.

Ральф шевельнулся:

– Пошли.

Двинулись вперед, Роджер чуть-чуть отстал. Джек с Ральфом вместе повернули за плечо горы. Снизу сверкнули плоские воды лагуны, и длинным бледным пятном за нею был риф. Их нагнал Роджер.

Джек заговорил шепотом:

– Дальше – ползком. Может, он спит…