Захлопни ящик Пандоры Михановский Владимир

Захлопни ящик Пандоры

С чувством трудно передаваемого восторга наблюдал доктор Антон ван Клепсидра за продолговатой вертикальной туманностью, медленно возникающей в глубине прозрачного контейнера.

Не один десяток лет ждал он этой минуты. До сих пор опыт наладить не удавалось. Белковые цепи распадались, не достигая необходимой степени сложности. Барахлил дешифратор наследственной информации. В самый неподходящий момент отключалась триггерная цепочка – одна из полумиллиона, – или перегорал фотоэлемент, или, наконец, нарушалась координация приборов. Что сделаешь? Слишком уж сложной – соответственно своему назначению – была установка доктора Антона ван Клепсидры. Такую дерзкую цель еще не ставил перед собой никто. Доктор задумал ни много ни мало – вырастить в белковой среде собственного двойника. Да, именно так. Получить с помощью сложных аминокислот еще одно точно такое же существо, сорока четырех лет от роду, с крючковатым носом, косматыми бровями и ныряющей походкой. С привычкой по ночам курить, а утром пить крепчайший кофе. Со скверной манерой покрикивать на сотрудников.

В принципе здесь не было ничего невозможного. Имелся материал – разнообразные белковые молекулы. Имелись управляемые силовые поля, которые могли как угодно направлять движения этих молекул, группируя их в любую заранее заданную форму. Имелась, наконец, и готовая программа – сам доктор Антон ван Клепсидра. Таким образом, в наличии была вся информация, необходимая для построения нового организма: она была дотошно записана на перекладинах длинных спиралевидных лесенок наследственной памяти. Лесенки были надежно спрятаны в недрах клеток, образующих в своей совокупности почтенного доктора Антона ван Клепсидру.

Для совершенных приборов прочесть эту информацию, не разрушая клеток, отнюдь не составляло труда. Разве вы приносите вред далекому островку, рассматривая его в большой бинокль? Трудность была в другом – заставить установку работать по заданной программе, заставить каждую молекулу стать на свое место. Любое отклонение – и вся постройка рассыплется, как карточный домик. Так, собственно, и происходило всякий раз, как только процесс синтеза достигал какого-то невидимого барьера. В неуловимый миг процесс, таинственно протекающий в чреве биованны, вдруг нарушался, заблудившиеся молекулы беспорядочно сталкивались, тыкаясь во все препятствия на своем пути, совсем как праздная толпа на площади, внезапно застигнутая дождем.

Глядя в такие минуты на экран электронного микроскопа, позволявшего наблюдать отдельные молекулы, Антон ван Клепсидра всегда вспоминал картину «Поле боя», произведшую на него в детстве сильное впечатление. Картина изображала павших воинов. В центре картины на пологом холме стоял спешившийся король. Он застыл в раздумье, опустив подбородок на рукоять сабли. На заднем плане ехидно улыбалась старуха Смерть с огромной зазубренной косой.

В роли короля выступал он, доктор ван Клепсидра. Павшие солдаты-белковые молекулы. Оставалось невыясненным, что именно играло роль старухи Смерти.

Но счастье улыбнулось доктору. Существует, видно, некая награда за мучения и горести, которые мы претерпеваем. Впрочем, не будем касаться богословских вопросов, к которым был неравнодушен доктор, – это увело бы нас в сторону. Так или иначе, в сегодняшний вечер опасный барьер был пройден, а таинство в прозрачной глубине продолжало свершаться строго по программе, о чем дружно говорили стрелки всех приборов.

Впрочем, доктор Антон ван Клепсидра отлично понимал, что божий промысел здесь ни при чем. Если бог и приложил руку к успешному синтезу, то имя этому богу – везение. Дело в том, что даже сверхчуткие приборы не могли с абсолютной точностью создать нужное поле напряжений, все его бесчисленные изгибы и впадины, пики и потенциальные ямы, куда должны были скатываться белковые молекулы. Каждый раз на сцене появлялся «эффект дрожания», или шрот-эффект, сводивший на нет усилия программного устройства. Подобные бесконечно малые отклонения от программы неконтролируемы. По всей вероятности, в какой-то краткий момент времени они свелись к нулю, взаимно уничтожились – и этого оказалось достаточным, чтобы реакция синтеза, преодолев опасный порог, двинулась дальше. Можно сказать, что доктор Клепсидра вытащил счастливый лотерейный билет – один из миллиона.

Доктор осторожно вытер вспотевший лоб. Боясь вздохнуть, он всматривался в глубь контейнера, где медленно вырастала продолговатая туманность.

Он поправил очки и выключил ненужный уже электронный микроскоп. Ужин на лабораторном столе давно остыл, но Антон забыл о еде. Мысли его находились там, в глубине, где, омываемая потоками физиологического раствора, час за часом росла и уплотнялась туманность. Туманность, которую он тщетно мечтал увидеть в течение долгих лет.

Он огляделся. Странно, все вокруг выглядело будничным. Тусклая панель освещения, захватанный пульт, обшарпанные стены… Будто не совершается сейчас величайшая революция в биологии. Будто не выйдет через полтора часа из биованны двойник – двойник его, доктора Антона ван Клепсидры. Существо, в точности повторяющее доктора – своего создателя. Кем будет для него он, доктор Клепсидра? Отцом? Богом, вылепившим его из праха? Или, может быть, окажется, что они попросту братья-близнецы, с полуслова понимающие друг друга?

Туманность постепенно приобретала очертания человеческой фигуры. Голова была темной, туловище – более светлым. Быстрее всего росла шевелюра. Тело было еще полупрозрачным, а голову двойника уже украшали великолепные седые космы, точь-в-точь такие, как у доктора Антона ван Клепсидры.

Внезапно доктор вздрогнул. На глазах белкового брата стал вырисовываться какой-то странный предмет. Сердце доктора Клепсидры похолодело. Неужели снова в чем-то искривился процесс синтеза? Теперь, когда, казалось, все пошло на лад. Значит, и этого придется уничтожить. А потом – снова бессонные ночи, насквозь продымленные сигаретами, и лихорадочные дни, заполненные одним стремлением – завершить дело жизни. А старость уже не за горами… Она притаилась за порогом.

Признаться ли? В глубине души доктор Клепсидра мечтал о друге и помощнике, который выйдет из биоваины и по-братски согреет его одинокую старость.

Однако что же это за нарост? Положив ладонь на шершавую рукоятку пульта, Антон всматривался в глубь до одурения, до боли в глазах. Достаточно повернуть рукоятку – и процесс, протекающий за пластиковой стенкой, обратится вспять. Наполовину построенный организм начнет распадаться. Туманность станет таять, и через некоторое время раствор в биованне вновь станет безукоризненно прозрачным…

Между тем посторонний предмет, приросший к глазам белкового двойника, вначале расплывчатый, приобретал все более твердые очертания. Что-то в этих двух кругах, соединенных тоненькой перемычкой, показалось доктору знакомым. Где он мог видеть подобный предмет? Очки! – осенило Антона. Ну, конечно, это были очки, такие же, как те, которые красовались у него на носу. Дешифратор с идиотской педантичностью скопировал также и очки, очевидно сочтя их – не без основания! за необходимый придаток существа, именуемого доктором Антоном ван Клепсидрой.

Антон облегченно вздохнул и снял руку с верньера, который успел нагреться. Все в порядке, процесс протекает нормально. Он будет жить, его белковый брат Антонито (так доктор называл в мыслях своего питомца). А то, что у Антонито будут готовые очки, так это даже лучше: не придется покупать новую пару в оптическом магазине. Покупать пришлось бы обязательно: ведь Антонито, во всем повторяя доктора Клепсидру, должен быть, в частности, ужасно близорук.

«На каких правах будет жить у меня Антонито? – пришла доктору внезапная мысль. – Конечно, придется зарегистрировать его в полиции. Но как объяснить тамошним олухам происхождение Антонито? Сказать властям, что Антонито выращен в контейнере? Вряд ли такой прямой путь приведет к успеху». Сколько горя хлебнул в свое время профессор Петруччи из Милана, когда всерьез приступил к опытам по выращиванию организма в искусственной среде. Ватикан чуть не съел его с потрохами! Правда, метод Клепсидры отличается от метода Петруччи, но кто там станет разбираться?

Наблюдая за неподвижной фигурой, доктор ощутил прилив решимости. Не может быть, чтобы не нашлось выхода. Вид на жительство он ему как-нибудь выправит. Можно попробовать… Клепсидра сунул руку в карман и потрогал пальцем бумажник. Или придумать подходящую историю. Например, к нему приехал брат с Запада. Благо он и Антонито будут похожи друг на друга, как две капли воды.

Двойник выглядел почти законченным. Доктор знал, что там, под тонким слоем кожи, происходит титаническая работа: нити нейронов соединяются в длинные цепочки, срастаются волокна мышц, быстро растет кустарник кровеносных сосудов. Артерии уже, наверно, готовы принять животворные токи. Скоро по ним заструится кровь, и можно заранее сказать, чьей она будет группы… Да, через каких-нибудь сорок минут включится сердце Антонито. К тому времени физиологический раствор уйдет из ванны, и доктор Клепсидра отворит выходной клапан. Впервые с тех пор, как он четырнадцатилетним мальчишкой переступил порог лаборатории.

На душе доктора было неспокойно. Услужливая память некстати подсунула цитату из нового закона о каре за укрывательство подрывных элементов. Вдруг эти типы вздумают заняться проверкой его брата?.. Следов Антонито в прошлом они, естественно, не найдут, и его питомец автоматически попадет в разряд подозрительных… Если так, его заберут. Ну, а что сделают с доктором? Перед умственным взором Клепсидры быстро пронеслась вереница картин: для начала – вызовы, допросы, приторная вежливость полицейских чиновников, их испытующие взгляды: «Итак, человек – вы называете его братом – прибыл с дальнего Запада? Вы продолжаете настаивать? Между тем по справкам, которые мы навели…» Обыск – это уж само собой. А потом?

Чем больше редел туман вокруг неподвижной фигуры Антонито, все еще погруженной в живительный раствор, тем мрачнее сгущались тучи над будущим доктора Антона ван Клепсидры. И кроме всего, та злосчастная демонстрация. В защиту прав человека… Дернул же его черт примкнуть к колонне. Хотя это было давно, полиция, верно, умеет хранить старые кинопленки. Укрывание неизвестного лица, демонстрация… Получается одно к одному.

Картины будущего были настолько яркими, что доктор помотал головой, отгоняя видения.

И все-таки выход должен быть. В конце концов, на первых порах Антонито можно не регистрировать, а попросту спрятать. Или еще лучше – поручить ему какую-нибудь несложную работу. Они ведь будут неотличимы друг от друга. Надо только позаботиться, чтобы сотрудники не видели их вместе. А дальше посмотрим.

В глубине кубического контейнера возвышалась сутуловатая фигура. Доктор встал на ноги, чтобы убедиться, что фигура одного с ним роста. Плечи и торс двойника были окутаны полупрозрачным радужным облачком – своеобразные строительные леса, которые еще не успели убрать.

Антон не думал, что он выглядит таким сутулым. «Это от вечного сидения за микроскопом. В три погибели сгибаешься над тубусом – и вот результат», – подумал доктор и расправил плечи.

Бесшумно ступая по мягкому ворсистому пластику, он сделал несколько шагов. Предположим, он не будет регистрировать Антонито. И полицейские ищейки не нападут на его след. Но будет ли Антонито, питомец доктора, точь-в-точь таким, как это рисуется сейчас в воображении Клепсидры? Допустим даже, что Антонито будет представлять собой полную копию доктора. Хорошо ли это? Как сказать… Он не ангел, далеко не ангел. Кому это знать лучше, чем самому доктору? Одной из главных черт его характера, увы, была строптивость, неуживчивость… Что, если Антонито в один прекрасный день выйдет из повиновения? Усмирить его будет не просто. И потом, в памяти Антонито будет записано то, что ни один человек не должен знать о почтенном докторе.

Клепсидре почудилось, что щеки двойника начали окрашиваться слабым румянцем. Неужели уже?.. Так быстро? Он посмотрел на реле времени. Нет, до включения сердца еще двадцать минут…

А что, если у Антонито окажется чуточку больше честолюбия, чем у него, доктора Клепсидры? Честолюбие ведь не отмеришь никаким прибором. В таком случае для Антонито не составит труда затереть, вытеснить своего создателя. Очень просто: по внешнему виду они неотличимы. Все научные замыслы доктора, все, над чем он работал, будет известно Антонито. Настойчивости ему не занимать. Поди потом докажи, что ты это ты. Шеф разбираться не станет. Не такой он человек.

Да, если Антонито вздумает его подсиживать, ему придется худо. Вероятность этого велика. Ведь чаще всего враждуют схожие между собой люди, а также те, у кого одинаковые претензии. В данном случае оба эти признака возводятся в невероятно высокую степень. «По сути получится так: два одинаковых претендента на одно место», – подумал взволнованный доктор.

Десять минут!

«Да, но как бы мы ни были одинаковы, властью-то здесь, в биологическом отделе, обладаю я! – пытался успокоить себя доктор. – В случае чего его и прижать недолго».

«Гм, прижать! – возразил внутренний голос. – Это все равно что прижать самого себя. Попробуй прижми того, кто знает наизусть все твои секреты. Да что там секреты! Все твои мысли, тайные намерения – словом, всю подноготную будет знать Антонито. Добавь такому молодчику каплю подлости – и он будет продавать тебя на каждом шагу».

Лоб доктора покрыла испарина. Со странным чувством глядел он на свой прообраз, вокруг которого таяли последние завихрения тумана.

Антону ван Клепсидре вдруг вспомнилась старинная притча об Аладдине, который вызвал духа, но не сумел с ним совладать. Вот так получится и с Антонито, думал лихорадочно доктор. Он безжалостно спихнет своего создателя и займет его место. А что? Очень просто. Станет руководить опытами – моими опытами! – начнет распоряжаться сотрудниками… Эдак, в конце концов, мы вообще поменяемся с ним местами?!

Еще не совсем сознавая, что делает, повинуясь лишь внезапному импульсу, доктор вдруг до отказа, до хруста повернул рукоятку на пульте. Казалось, рука действовала самостоятельно. «Что я сделал?» – ужаснулся Клепсидра, но внутренний голос, ликуя, твердил ему, что теперь-то все будет в порядке.

С невыразимым облегчением глядел доктор Антон ван Клепсидра в глубь сверкающего куба, где медленно таяла продолговатая туманность…