Тень одиночества Беллас Светлана

Часть третья. Блики любви

КРЫМ.

…Белый, выгоревший песок манил отдохнуть на нём, вдали длинные тени горных хребтов и яркий диск палящего солнца, обрисовывал контур приближающего силуэта. Она выходила из моря, купаясь в лучах солнца.

…Пляж…

Уединенное местечко в западной части бухты, недалеко от летней резиденции, монолитного сооружения из белого камня с большими витражными окнами и зеленью парка. Вдали ее беглый взгляд в том направлении отметил большие спускающиеся к воде мраморные ступени, обрамленные красивыми перилами, через одну ступень, на которых стояли горшки с цветами. А вокруг, под ногами белый, выгоревший песок, что притягивал игрой песчинок на солнце, голубизна волны успокаивала глаз.

Аркадий Анохин, как простой мужчина «без галстука» рассеянно всматривался вдаль, наблюдая за движением прибрежных, дежурных катеров, сидя за столиком на террасе с чашечкой холодного кофе в руке.

На волнах, уже несколько раз грезилось милое создание, похожее на молодую девушку, которая пыталась приблизиться к бухте и выйти на песок. Её пугало движение охраны по прибрежной полосе.

Два охранника в темных костюмах, темных очках, неимоверно высокого роста, со строгими лицами, ходили навстречу друг другу. Туда-сюда.

У одного из охранников, резко сработал «вызов» по рации, он остановился, внимательно стал вслушиваться, второй приостановившись, ожидал дальнейшего приказа. Первый, получив приказ, кивая головой второму, дал понять, что надо исчезнуть. Через минуту они исчезли, словно их и не было на пляже.

Наконец! Девушка осмелилась, вышла на раскаленный песок. Мокрое тело на ветру моментально поглощало солнечные лучи. Каскад волос, тут, же от палящего солнца сох и небрежно развивался на ветру.

Молодая женщина, была хорошо сложена.

Она в это время, старалась сделать вид беззаботности, и это ей удавалось. Ирина с озорным блеском синих глаз, кончиками пальцев взъерошив волосы, стараясь их распушить, делала вид, что никого не видит перед собой и что на пляже совершенно одна. Она пыталась спрятать неопределенность внутрь себя, сбивая учащенное, прерывистое дыхание, заставляя себя войти в роль таинственной незнакомки – томный взгляд, поглаживание по телу, выдавливание остатков воды с отдельного, откровенно – открытого, ярко-голубого купальника. Для кульминации, намеренно, кокетливое падение на песок. И это сработало, привлекло к себе внимание.

Белое тело, длинные волосы на раскаленном добела песке. Впечатляло!

Ирина с удовольствием нежилась под палящим солнцем, сознавая, что под пристальным вниманием.

Вдруг, она услышала мужской голос над собой, обращенный к ней:

– Здесь находиться нельзя!..

Мужчина неплохо сложен, высокого роста, с зелеными глазами. Он был в цветной, с абстрактным рисунком шелковой рубашке поверх белых шорт, на вид лет 35–40, с выцветшими темными, жесткими, немного волнистыми волосами. Наклонившись над ней, с любопытством разглядывая, как бы, между прочим, сказал:

– Мадам! Ау! Я к Вам обращаюсь. Она с недоумением, кокетливо приподнимаясь на локтях, с вызовом вглядываясь в лицо, не отводя от него в сторону взгляд, спросила:

– Это, Вы мне сказали? Он, Аркадий Анохин удивившись, подтвердил:

– Да!

Ирина, резко поднялась во весь рост. По её телу струйками бежал вниз искристый песок, она его порывисто стряхивала, то одной, то другой рукой. Немного озлобленно, сверкая глазами в его сторону, оглядывая с ног до головы, с дерзостью и вызовом обратилась к нему:

– А, что, здесь такое?! Военная база?! Ответ последовал незамедлительно. Сдержанный.

– Нет! Просто, здесь живу я. Сказал с ухмылкой.

Она тоже хмыкнула. С наигранной нервозностью, нервно стряхивая с лица песчинки колючего песка, вспыльчиво отпарировала:

– Нет, Вы, только посмотрите! Вы, что – КОРОЛЬ?!

Аркадий Анохин с мягкой улыбкой, глянув на нее, поражаясь ее наивности и простоте, улыбнувшись уголками губ, более чем дружелюбно ответил:

– Нет! Берите выше! «Я – АМЕРИКАНСКИЙ ПРЕЗИДЕНТ!» Ирину этот ответ, явно сконфузил. Она произнесла, ёрничая:

– Да, уж! И, впрямь! «Цаца!»

У Аркадия не нашлось иного ответа, он вслух сказал:

– Вы, что с луны свалились? Это частная собственность! А я: «НАЧАЛЬНИК ЭТОЙ ЧУКОТКИ!» С интересом наблюдая за ее реакцией, съязвил: – Лагерь «АРТЕК» немного правее, показав направление рукой. – Вы случайно не оттуда, уважаемая девушка?! Вас с удовольствием препроводит до места. Моя охрана! Сказал он, надев маску строгости и официальности.

Достав мобильный телефон, попытался дозвониться охране. Ирина, наивно изображала своё удивление, стреляя кокетливо невинными глазами. С дерзостью сказала:

– Начальник не ходит вот – так, как Вы по пляжу без галстука! Тут, же гримасничая, добавила:

– А!.. Вы из новеньких «Крутых!» А, «Чукотка!» Вообще – то! Левее! Улыбнувшись, она указала жестом влево. Аркадий вглядываясь в Ирину, с подковыркой, резковато отметил:

– Может, Вы и правы! Всезнайка!

– Да, я все знаю, не дурочка!

– И я не дурак! Сказал, сдерживая эмоции, Аркадий:

– О, да мы с Вами родственные души! Очень приятно!

Он с любопытством посмотрел на нее, протянул ей навстречу свою руку, спросил:

– Вы, что всех на полуострове знаете? Ирина оживленно, преподнося себя «звездой», тараторя, выпалила:

– Я, ведь! «Мэрилин Монро!» Улыбнувшись, она показала красивые белые зубы. Дополняя сказанное вслух: – Раз, уж Вы, Американский Президент!

Аркадий, улыбнувшись, в полном изумлении покачал головой.

Она отвернулась, намереваясь уйти. Тут, же поворачиваясь к нему лицом, с холодком произнесла:

– Мне нужно к своему «бунгало» плыть. Направо! Я здесь недалеко отдыхаю, километра два! Вон там! Она указала в направлении левой части побережья, где видны крыши санатория. Продолжив, сказала: – Если, скучно будет? Заглядывайте ко мне в гости! С оттенком сарказма в голосе, с издевкой, гордо вскинув устремленный взгляд на него добавила: – У нас гостеприимней! Живем без охраны! Ходим ножками в гости, а не вплавь.

С опозданием вспомнив о своей наготе, она скрестила руки на груди: – Я не одета! Извините, за посещение, «Мой Президент!» Сверкнув глазами, выпалила вслух: – А, вообще – то! Вы – «НАЧАЛЬНИК – ЧУКОТКИ!» Пардон! Забыла! И тут, же оглядев с ног до головы, усмехнувшись, с вызовом бросила: – Наверное, Вы уволены, если без галстука и без охраны. Она, озорно хмыкая, игриво ловя взгляд Аркадия, поправила бретельки, взъерошив на ветру рукой непослушные волосы, сияла в улыбке. Аркадий растерялся.

Он, неловко простился с «Мраморной Леди», уже уходя, повернувшись, оделил ее взглядом, теребя рукой волосы, провожая в след, стоя в оторопи.

Улыбнувшись, как – то, по – мальчишески, с досадой выкрикнул:

– Между прочим! Я! Большой начальник! И зовут меня Аркадий Анохин. Ирина застыла в растерянности. Но тут, же отходя медленно назад спиной, уже уходящему Аркадию, крикнула:

– А я, Ирина! Лебедева!

Сказав, она убежала в направлении санатория. Аркадий вновь, приостановившись, махнул ей рукой. Мечтательно прокричал:

– До встречи!!!

Она бежала по пляжу, словно летела на крыльях, скорее всего влюбленности, что непрошено встретилась с ней, вот здесь, на морском пляже. С вывеской «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ!»

Песок от горячего ветра бежал волной, искрился на солнце золотой россыпью. Ирина остановилась, задумчиво улыбнулась и пошла медленно, раскачивая свои округлые бедра. Сознавая, что она возможно, еще в поле внимания. Несколько раз, легким движением руки аккуратно приподняла непослушные волосы, улыбаясь встречному ветру и солнечному лучу.

Встреча с Аркадием Анохиным её взволновала. От переполнения мыслей в голове, она разговаривала сама с собой, обращаясь к себе, как к подруге. Встревожено перебирая, только, что произошедшее с ней, роясь в верхних слоях памяти, произвольно разговаривая вслух, удивленно спросила: «Неужели, наткнулась на ВИП – олигарха?! Так можно и с ума по-настоящему сойти. Сказала она себе. Улыбнувшись, копируя Аркадия, гримасничая, передразнила: – «Начальник!!! «Частная собственность!»

Ирина хмыкнув, залилась озорным смехом. Весело насмехаясь, произнесла: – Такие люди и без охраны!.. Однако! Он милый! Не смотря на то, что брюнет, а не блондин. Злые они – темненькие! Ей стало смешно. Он похож на «Папая» из мультика. Вдруг подытожила она.

Ирина настроена была покорить Аркадия! От предвкушения, непроизвольно улыбнулась, с блеском в глазах, с какой – то загадочностью, сказала: – Кажется, я его зацепила…

Она шла, озорно приподнимая волны песка, то одной, то другой ногой, направляясь к воде.

Издалека волны накатывались на горячий песок и убегали обратно в море.

Через полчаса она была в своем номере.

Большая, светлая комната, на панорамном окне во всю стену красивые атласные, зеленого цвета, затянутые наглухо шторы.

Во всю комнату низкая широкая постель, за спинкой на стене большое зеркало, по обе стороны кровати маленькие тумбы, на одной стоит телефон, на другой лежат журналы, на которых стоит тарелка с пирожными и стакан апельсинового сока.

На кровати беспорядок, покрывало откинуто, подушки небрежно лежат в разброс, разбросаны вещи – купальник, сарафан и белый махровый халатик.

Дверь в ванную комнату приоткрыта, доносится плеск воды, что тут, же затихает.

Ирина напевая, выходит из ванной, на голове завязанное тюрбаном махровое полотенце, туловище спрятано под другим полотенцем.

Она на ходу скидывает с себя полотенце, оно падает на ковер, подходит к кровати, берет белый халатик, одевает, старательно, подвязывая поясом, игриво смотрит на себя в отдаленное зеркало, над кроватью, тут, же резко снимает полотенце с головы, бросает на пол.

Звонит телефон.

Она подходит к тумбе, поднимает трубку, радостно улыбается, садясь на кровать, доверительно говорит:

– Привет, Викусь! Ты не поверишь! Вещие сны сбываются! Познакомилась с героем своих снов. Два дня снился: ухаживал, цветы дарил, в любви признавался…»

И, вдруг…

Вика, явно, с той стороны ее торопит. Ирина старается заинтриговать собеседницу, многозначительно, заявляет:

– Не спеши! Сейчас упадешь! С самим, ВИП – олигархом! «Начальником – ЧУКОТКИ!»!

Она слышит щебет восхищения, самодовольно улыбается, продолжая:

– Нет! Не с Абрамовичем! Другой, нарисовался! С того конца, обратной связи непонятная речь. Ирина закрывает ладонью ухо, потом перебивает: – Всё, Викусь! Поясняя: – Ничего пока не знаю: как и что? Сама в облаках! Восхищаясь: – Глаза зеленые! Короче: Может – быть!!! Закругляя разговор, спешно говорит: – Пока-пока! Разгильдяю, Гоше, передавай привет! Не обижает?

Щебет с той стороны в трубке. Ирина на полуслове обрывает: – Ладно, все понятно. Живете с ним, как кошка с собакой. Стандартный вариант. Слушает, округляя глаза, с надеждой в голосе, отвечает: – Возможно, и будет, наше с ним свидание, надеюсь! Надеюсь!

Она кладет на аппарат трубку, привстает, подходит к окну, отодвигает занавесь, задумчиво вглядывается вдаль. Все, еще светло, хотя солнце нехотя переходит в закат на фоне отдаленных, малахитовых гор.

Под чистым, безоблачным небом, вдалеке голубизна моря, по которому снуют два катера.

Ночь. Полная темнота.

Ирина в белом пеньюаре лежит под покрывалом на кровати, ворочается, не может уснуть. Она резко откидывает покрывало, отбрасывает его в сторону, нащупывает около кровати комнатные шлепки, сбивчиво обувает, сначала одевает не на ту ногу, подпрыгивает на одной шлепке, до конца всовывая стопу в шлепку, подходит к занавеси на окне, раскрывая её наотмашь, вглядывается в ночную даль. Кроме звезд на небе и луны, она ничего не видит, с досадой отворачивается, идет к кровати, садится на постель, обхватывает голову двумя руками, закусывая губы, произносит:

– Не пришел! Ну, и черт с ним! Теребит волосы, машет головой в стороны.

Нащупав рукой под подушкой, пузыречек с успокоительными таблетками, нервно открывает «шляпку», достает, щурится от слабого света, крутит по сторонам головой, не замечая на тумбе стакана с водой, глотает, передергивает телом, залезает под одеяло, закрывает глаза, стараясь заставить себя уснуть…

Ветер с балкона колышет штору, в зеркале отражается отсвет блика луны…

Сон.

…Небольшая комната, вокруг все белого цвета – шторы на маленьком окне, кошка, сидящая на окне, горшок с цветами, большая кровать под балдахином, с набросанными подушками и покрывалом…

Ирина в белом до пят пеньюаре, как бы в порыве парит в пространстве навстречу Аркадию, что из проёма без двери входит в комнату, в его руках букет из белых роз, они встречаются. Он падает перед Ириной на колено, она – счастлива, берет из его рук цветы, и бросает в россыпь вверх.

Он встает с колена, обнимает её, целуются…

Все исчезает…

…Ирина резко просыпается, приподнимается на кровати, откидывает покрывало в сторону…

Ничего не понимая, она хватается за голову, тормошит пряди волос, вспоминает.

Вспомнив, она встает с кровати, заглядывает в зеркало. Вслух, гримасничая сама с собой, с досадой говорит: – Опять, этот навязчивый сон! Ну, не пришел он вчера. Не лги, мне сон! Хотя, сегодня пятница!

Сны сбываются под пятницу. Уже, улыбаясь, радуясь: – Значит, сбудется! Или Я – не Я?!

С верой в себя, она направляется в ванную комнату, слышно, как она напевает любимый песенный хит Филиппа Киркорова – «Просто, подари…»

…Большая светлая комната, на окне жалюзи.

Посередине стоит большая чугунная ванна, рядом стоит тумбочка из белого пластика с умывальником, над которым висит большое овальное зеркало. На тумбочке множество флаконов, баночек, зубные щетки, мыло, половинка лимона. На кафельной стене, на крючке – вешалке, висит большое махровое полотенце. На полу на глянцевых бежевых плитках постелены ковровые дорожки. В правом углу санузел, кипельно – белый с красивой сидушкой из искусственного меха, розового цвета, на нём рулон розовой туалетной бумаги. Перед ним такой, же половик под ноги.

На закрытой двери, на вешалке весит белый, короткий махровый халат.

Ирина поднимает жалюзи на окне, вдыхает свежий воздух, через несколько секунд направляется к ванной, по движению, снимает и бросает на пол пеньюар, скидывает тапочки.

Она подходит к умывальнику, тщательно себя рассматривает в зеркале. Волосы беспорядочно ниспадают ниже плеч до попы, она их теребит рукой, кривляется перед зеркалом, ловя на себе свой любопытный взгляд, со вздохом произносит: – С добрым утром, «Куколка!»

Она оборачивается к ванне, открывает вентиль, из носика смесителя струится горячая вода.

Ирина пробует рукой воду, обжигается, открывает второй вентиль, пробует, становится в рост в ванне, переключает воду из носика крана на душ. Стоя принимает, нежится под лавиной, падающих сверху – вниз, струек, выглядывает из-за потока воды, берет с тумбочки шампунь, мыло и лимон, ставит на подлокотник ванны.

Она не спеша намыливает непослушные волосы, радуясь хорошему настроению, смывает с головы пену, пытается напевать, но капельки воды ей мешают, берёт мыло, под струей воды размыливает его, оно дает пену.

Ирина, нежа саму себя, изгибаясь, намыливает груди при этом, то, поднимая, то, опуская их руками, тут, же смывает мыло с тела под струей воды, периодически переключает – подачу воды с горячей на холодную.

На ощупь берёт половинку лимона, натирает соски, при этом прикусывает свои губы, она в блаженстве приподнимает груди, легким прикосновением рук. Машинально снимает полотенце с вешалки-крючка, вытирает тело легкими движениями, закончив, она наматывает его на голову, довольная сама собой, выключив воду, выходит из ванны. Она подходит к зеркалу, с интересом всматривается и своему, же отражению в нём с кокетством говорит: – Утро вечера мудреней! А, целовался, он во сне, даже очень ничего! Подмигивает, вслух говорит: – Да! Вы, Милочка – сексуальна! Опять гримасничает перед зеркалом, всматривается в него, констатируя: – Не столь красавица, как смазливая! Она поглаживает себя по ягодицам и животу, подытоживает: – А, животик, а, «попочка», ну, прямо нет слов!

Такое, увидеть днём – не покажется мало! Глядя в зеркало, закатывает вверх глаза, с поднятыми вверх руками, выкрикивает: – Господи! Спасибо, Тебе, за любовь! Прибывая в хорошем настроении, идет на выход, снимает с вешалки на двери белый, махровый, короткий халат, открывает дверь, выходит.

СЕГОДНЯ

Сжавшись, Ирина, с ужасом себе признается, что и этот ее роман был промежуточным вариантом, заполнением воздухом вакуума. В нем и застыла айсбергом и рассыпалась та, лжи-любовь. Сколько разочарований, боли принесла, что и вспоминать более не хочется. Хотя надо вспомнить, чтобы не повторять ошибок…

Исповедь самой себе.

…Она молодая, но как ей тогда казалось самодостаточная женщина, научившаяся выживать, зарабатывать деньги. А ошибки – опыт, чтобы начать новую жизнь с нового листа.

Она, Ирина выезжает на отдых к морю, там встречается, знакомится с очень высокопоставленным лицом – ГУБЕРНАТОРОМ Аркадием Анохиным.

Знакомство переходит в любовную историю, которая обоих, как пугает, так и радует своей открытостью, новизной. Но, у высокопоставленного лица в областном центре – семья, двое детей.

До появления Ирины в жизни Аркадия, семья была дружная, как всем казалось, даже образцовая, там был комфорт, согласие и любовь. Ничто не омрачало жизнь семьи, если только работа Аркадия.

Шла подготовительная предвыборная кампания по выборам в Думу и губернаторство, столько им, Аркадием, было пройдено, сделано, достигнуто на пути к власти в области. Терять все достигнутое не имело смысла. В области, только – только, стали всходить ростки демократии и рост в экономическом показателе. Его брат, Николай Анохин – помощник, вездесущий, первым ставит препятствия между Аркадием и Ириной. Он прикладывает усилия, старается держать ситуацию влюбленности под контролем, пытается взять все в свои руки, интриговать, использовать данную ситуацию в своих махинациях.

Брат, за спиной брата старается также выйти в лидеры, пройти в Думу или на губернаторство, хотя это держит пока под секретом. Николай, избирает влюбленность брата и Ирины своим орудием.

Он ставит ее во многом в зависимость от него. В ее глазах он – внимательный, заботливый, решающий её проблемы.

Видя ее потерянность, тот дает ей успокоительные лекарства, к которым она привыкает.

Ирина в сети лжи и обмана, как марионетка. Она не приемлет такой ход событий, старается играть на легкомыслии, но серьезное чувство к Аркадию невозможно скрыть от посторонних, от самой себя.

Аркадий старается больше времени уделять ей, у него начинаются ссоры в семье, конфликты с братом. Чтобы спасти ее, он порождает в себе слабость, потерю себя.

Ирина видит это, её всё больше пугает неопределенность, она в замкнутом круге. Как оказалось, Ирина бессильна помочь себе и Аркадию, становится одинокой, её тяготит жизнь, любовь к Аркадию ее просто ломает.

Она начинает пить, употреблять наркотики, заводит интрижки, чтобы отомстить счастливым и влюбленным в нее, хотя бы такому, как Евгению Алёхину, своему поклоннику, что не дает ей прохода, тот по уши в нее влюблён.

Несколько раз. Она приговаривает себя к смерти. Уставшая от влияния брата возлюбленного, она решает уйти из жизни, ставя всех перед фактом, что она им – не марионетка!

Но, неожиданная любовь, открывает ей глаза, что все это время была рядом с ней. Старалась во многом ей помочь.

Её – тень! Евгений Алёхин! Он по сути своей обожает раскрывать преступления, так как, писатель – детективщик, у него явно прирождённый талант в раскрытии темных пятен, практически все это время, он предупреждал все ее трагедии в жизни.

Алёхин вовремя предстает Ангелом Хранителем! Появляясь, как всегда, в нужное время, в нужный час, словно чувствуя трагедию в ее, Ирининой, жизни.

Являя собой, то спасение от нелюбви. Говоря, что он ее любит и ему от нее, Ирины, ничего не надо.

Лишь бы только видеть ее счастливой, но не с Анохиным, открывая глаза ей на то, что ее тот только использовал все это время, не более того, начиная аргументировать все проступки и поступки…

После этого у Ирины напрочь стирается прошлое, как пустое.

Кампанию! Аркадий Анохин проигрывает.

Трагедией обернулось последствие амбиций двух братьев. Брата Аркадия Анохина ищет Интерпол за отмывание денег по выборам. Его задерживает на вылете в аэропорту ФСБ.

…Вот такая! Еще одна серия любовных приключений в ее жизни…

Ирина с иронией подумала, если, она была бы писательницей, то наверно ее роман стал бы бестселлером, так как был бы многотомным.

…Детский плачь, прервал путешествие Генриха в его прошлом, возвратив бесповоротно в сегодня. Он оглянулся, это плакал ребенок, мать его успокаивала, объясняя сидящему рядом с ней мужчине, что малыш, просто напуган пребыванием в самолете. Мужчина с пониманием кивал, пытаясь тоже успокоить малыша, участливо говорил: – Не плачь малыш! Все будет хорошо! Я тоже боюсь, но виду никому не показываю.

Генрих с иронией подумал, что и он боится многого в этой жизни, что и его страх преследует, а он от него бежит. Тот не сравни с тем страхом, что пережили его отец, бабушка и дед. Конечно, он о том страхе знает только из их рассказов, как очевидцев, но и того достаточно, чтобы содрогнуться…

Закрыв глаза, вспоминает их пережитое время…

1943 ГОД.

Немецкая оккупация. В маленьком городе практически одни старики, женщины и дети. Мужчины на фронте. Прихвостни прислуживают немцам, чтобы им угодить. Они, шастая по городу, вылавливают молодых женщин и приводят к немцам, чтобы те скрасили свои минуты передышки в военных действиях…

… Бывший клуб. Склад, посередине из ящиков сооружен большой настил на нем еда, шнапс, пиво. Несколько немцев, уже пьяные, беспардонно, по-барски, усаживают на свои колени девиц из местного населения, заставляя их выпить с ними.

Две дамы с удовольствием усаживаются на колени, пьют, стараясь использовать в корыстных целях расположение немцев. Две молодые женщины, одна из них беременная, стоят в страхе перед действительностью и голодными взглядами смотрят на еду.

Немец ефрейтор, среднего возраста, полноватый, с одутловатым лицом, лоснящимся загривком, маслеными, поедающими глазами, перехватывает взгляд беременной.

Он берет со стола хлеб, консервы, подходит к ней, сует в руки, та не понимая, отказывается, открещивается руками, машет отрицательно головой.

Немец, уже раздраженно сует ей продукты насильно в руки, показывая глазами на живот, боясь быть услышанным друзьями, с отеческой заботой шепчет: – DU BIST MUTTER! Она берет, в глазах страх.

Женщина, Ефросинья, а это бабушка Генриха, испуганно вскидывает на него глаза, по щекам текут градом слезы, по ногам бежит моча. Немец не меньше её напуган, дает ей выпить из фляжки шнапса, она пьет, блаженно улыбается, он ей взглядом показывает на дверь.

Ефросинья держит в охапку продовольствие, плача, на ватных ногах, пошатываясь, идет в направлении двери.

В шалмане куража, никто не замечает исчезновение одной из женщин.

Вторая женщина, что стояла рядом с Ефросиньей, с завистью смотрит на еду, боясь, все, же присоединиться к компании.

Немец подавлен. Он идет к столу берет шнапс, пьет, оборачивается назад. На него смотрят голодные глаза женщины, лет 35, худой и бледной.

Он подходит к ней, дает выпить из горла шнапс, она пьет, берет ту в охапку, ведет к столу.

На столе обнажаются в разгаре куража две пьяные женщины, изображая стриптиз – танец. Немцы улюлюкают, женщины выгибаются, как мартовские кошки перед самцами. Их цепляют своими потными руками, целуя слюнявыми губами. Снимают со стола, уводят в отсеки.

Ефрейтор, толкает в бок женщину, подмигивая.

Он начинает тискать ее, разрывая на ней кофточку, достав грудь, тискает зубами, сажает на стол, срывает чулки. Она смотрит стеклянным взглядом, к его посягательствам абсолютно бесчувственна.

Уже в дверях Ефросинья с замиранием сердца смотрит на все происходящее, на ватных ногах выходит из склада.

Она идет по мокрой щебенке, не видя солдат, что в карауле. Они настороженно сопровождают ее взглядом, видя, что идет худая женщина, к тому, же обессиленная, в разорванной кофточке, с приспущенными рваными чулками, пьяная, но счастливая в своем безумии, держа в руках сверток с едой, им становится страшно, что они воюют, вот таким образом. Ведь у каждого идея арийца – отталкиваться от правоты, веры в то, что они спасают мир.

Караульный вскидывает автомат, истерично кричит: – ICH SCHISEN!!!

Ефросинья, как контуженная идет напролом. Он стреляет вверх. Она останавливается, прижимает сверток к себе, болезненно смеется, оказываясь один на один со страхом, тут, же начинает горько рыдать.

Солдат испуганно отшатывается.

Она проходит мимо него, с улыбкой безумного счастья, еле волоча ноги.

Солдат опустив вниз автомат, провожает взглядом. Не понимая причины смеха.

…Тогда Ефросинья думала только о своем ребенке, что вот-вот должен был родиться. И еда, это возможность выжить им двоим. Она хотела дождаться Победы, хотела, чтобы ее муж, Василий, простой солдат, смог обнять ее и их ребенка. Она верила, что у нее будет сын. Она любила мужа и ждала от него вестей, периодически ездила на станцию, чтобы быть – может, хотя бы мельком увидеть того.

1943 ГОД.

Около эшелона стоят Василий, высокий брюнет, подтянутый, опрятный и беременная Ефросинья. Напротив, на другом пути стоит другой эшелон. Василий провожает жену к своей матери. Вокруг снуют армейцы в порванной, грязной форме несущие на носилках раненых. Он, глядит на безликую толпу, обнимает Ефросинью, обнимая ее, сострадательно ей говорит:

– Дорога тебе предстоит не из легких, но эта последняя возможность сегодня уехать. В ближайшее время ничего порядочного не будет. Поезда на подходе к станции разбомбили гады. Он содрогается от злобы, со стоном говорит: – ЧЕРТОВА ВОЙНА! Оглянись вокруг, кругом боль-потери-смерть! Ефросинья обрывает его слова, со страхом в голосе, шепчет:

– Ты на один поезд, я на другой. Не по-людски. Василий обнимает, целует. Ефросинья с болью кричит: – Я не хочу уезжать! Хочу быть рядом. С тобой. Она безутешно плачет.

Он успокаивает, показывает взглядом на происходящее, беря за подбородок, со строгостью призывает:

– Смотри! Смотри, Фрося! На всю жизнь запоминай, чтобы потом детям рассказать, что такое – война, что ради них на смерть идем, за наше будущее. Счастливое будущее! Ефросинья пристально смотрит на происходящее, ей становится жутко.

Три матери отделяются из толпы, пытаются отправить детей, передавая их на руки военным. Дети от испуга плачут, ведь каждого из них разлучает с близкими людьми. Одна мать пихает ребенку за пазуху хлеб, в карман сует листок с выведенным карандашом домашним адресом.

Слышен, детский плачь: – Ма-ма! Ма-мо-чка!

Матери отходят, вытирают набежавшие слезы, не оборачиваются.

Одна не выдерживает накала в неопределенности обстановки, крестит в след сына и горестно сквозь слезы кричит:

– Да, будьте, Вы ВСЕ ФАШИСТЫ ПРОКЛЯТЫ! Громко выкрикивает: – Сашенька, сыночка мой! Мамка тебя любит! Не забывай меня! Мамку свою! Я найду тебя! Верь, своей мамке! Помни…

Она обессиленная падает на землю и горько плачет.

Трагедия пугает окружающих.

Василий, наблюдавший эту сцену разлуки, словно, ограждая жену от того, же, крепко обнимает Ефросинью, целует ее, как в последний раз. Тут, же отпрянув, он убегает, догоняя, набирающий скорость эшелон. Уже на ходу в растерянности оборачивается, кричит:

– И, я тебя найду Ефросинья! Только будь, пожалуйста: «ЖИВОЙ!» Я тебя сильно люблю! А, ты-ы?!

Ефросинья вытирает слезы рукой, стараясь перекричать стук колес и хаос вокруг, кричит:

– Васенька! Я тоже очень сильно тебя люблю! Не погибай! У нас с тобой будет СЫН! Порываясь догнать эшелон, она бежит, спотыкаясь об камни. Но вдруг осознав, что ей никогда не догнать, она останавливается, стоит, как вкопанная, опускает руки, машет головой из стороны в сторону, в голос выкрикивает: – Только не погибни, Васенька! Ты МУЖ мне! Помни! Я ЖЕНА тебе!

Стоящий эшелон, трогается. Ефросинья стремительно направляется к нему. Ей подают руку, подсаживают. Она стоит в пролете смотрит на эшелон Василия, что виднеется маленькой точкой в противоположном направлении.

МОСКВА. МАРТ. 1945 ГОД.

…Поезд снижает ход. Из теплушек на-ходу спрыгивают военные. Город им кажется серым смогом…

Несколько человек замерев, слушают, остановившись около столба с репродуктором. Голос диктора выделяет каждое слово, с ударением говорит: «Войска 1-го Украинского фронта 31 марта с боем овладели городами Ратибор и Бискау»…

Ефросинья растрепанная, но все-таки хорошо одетая, в вязаной кофточке поверх шелкового платья, в туфлях лодочка, с Петенькой на руках, на вид ему 2 года. Малыш одет в вязаный свитерок, на ногах чулки, что нелепо виднеются из – под коротких шорт. Он постоянно громко плачет, ладошкой по щекам размазывает слезы.

Она бегает по перрону в слезах, явно кого-то ищет, но так и не находит, со стороны похожа на безумную.

Поезд набирает скорость…

Ефросинья безудержно плачет, стараясь перекричать, плачь сына, глядя на удаляющиеся вдаль теплушки, кричит: «Васенька! Я с сыном нашим прибежала. Прости! Не успели мы с ним. В трамвае, вот и ботиночек один потерялся». Она кому-то показывает на ребенка, что он без одного ботинка.

Стоящие люди у столба с репродуктором с пониманием, сочувственно кивают.

Один из прохожих хлопком по плечу сопереживает. Другой с болью смотрит, третий крутит пальцем у виска.

…Генрих сквозь слои памяти, слышит, плачь ребенка. Он открыл глаза и увидел, что в салоне самолета по-прежнему плачет малыш. Тяжело вздохнув, он, пришел к одной мысли, что самое страшное всегда проходит и остается навсегда в прошлом и что не надо бояться жить. Ведь пережив войну, люди стали добрее друг к другу. Так ему говорил при жизни дед, и именно тот назвал его Генрихом, чтобы построить новый мост в отношениях с немцами. Новое поколение не должно страдать и помнить зло, чтобы не становиться злыми. Надо уметь прощать, но все, же не забывать прошлое, как историю предков…

Он невольно задает себе вопрос: «Простил, ли он своей бывшей?» Ведь столько лет она ему трепала нервы. А ведь все начиналось, как у людей…

…Встреча с Люськой. Предложение руки и сердца. Мечты о будущем.

Свадьба. Счастье, что было столь мимолетным. Его разбил вдребезги, приход бывшего ее парня, Лёшки, что явился на свадьбу с букетом цветов и с шампанским в руках. Как-то, по-идиотски стараясь напомнить о себе навязчивыми комплиментами, липкими страстными поцелуями. На что, он, Генрих, смотрел сквозь пальцы, если б только тот, не решил омрачить светлое событие в их жизни настоящей трагедией. Тот довел Люську до слез, и та металась между двумя огнями. И она не нашла ничего лучшего, как выйти из игры, закрывшись в туалетной комнате, вскрыть вену.

Он, Генрих, словно почувствовал беду, побежал в поиске в туалетную комнату, где ее и обнаружил, сидящую на полу в луже крови. Он перевязал носовым платком рану, перетянув галстуком. Свадьба закончилась с сигналом сирены «скорой помощи».

Люська через месяц подала на развод. Получив, все же не съехала с квартиры Генриха, говоря, что это сделать не будет проблем. Пока она не поставила штамп о разводе в паспорт – ещё его жена. По-барски кинула вслух, что дает ему шанс сделать ее счастливой. И так все последующие годы мытарств, живя рядом с ней. Она им, Генрихом, манипулировала, как хотела, если что было не по ее, терроризировала вскрыть вены.

В издательстве все над ним подшучивали. Живя в неопределенности, он ходил серый, угрюмый, стал посмешищем коллег, каждый сопляк, мог отпустить шутку в его адрес, что приходила или звонила «бывшая».