Тень одиночества Беллас Светлана

Зал прибран, чувствуется уют и комфорт. Генрих располагается на диване – глобусе, возле окна. Рядом с диваном журнальный столик. По стене стоит маленькая уютная стенка.

Людмила кричит из кухни:

– Не скучай, я сейчас, только чайник поставлю.

Он осматривается по сторонам. Она тайком, на цыпочках шмыгает в ванную комнату. Ванная огромная, так как в ней душевая кабинка. Людмила бегло осматривает себя со стороны в зеркало. Включает воду, умывается, закрывает кран. Глядя с ужимками перед собой, подправляет макияж, прическу, добавляет каплями аромат духов Nina Ricci, усиленно наносит по всем эрогенным точкам, выходит, также на цыпочках обратно на кухню, чтобы сделать обещанный кофе. Слышно, как гремит посуда, размешивание ложкой. Генрих сидит, осматривается. Людмила входит в зал с подносом в руках, на нем кофейник и две кофейные чашки.

Он смотрит на неё широко открытыми глазами, чуть-чуть от выпитого коньяка при мужском интересе, она ему начинает нравиться… Его глаза соглашаются с душой, они блестят, он весь в игре в любовь. Людмила выглядит непринужденной, улыбается, очаровывая, а это манит. Генрих, разводит руками, немного наиграно говорит:

– Как в лучших домах…

Она смеется, тоже немного наиграно.

Тут, же ставит поднос на журнальный столик, предлагает кофе, пододвигая к нему поближе, садится рядом с ним.

Он, как завороженный, не отрывая глаз, смотрит на нее томным взглядом, молча, пьёт кофе. Задумчиво, оценивая Людмилу, обжигая ее, где-то, как-то взглядом.

Она чувствует это, решается разрядить обстановку, говорит:

– Как здорово! Что ты теперь в моей команде, ты мне еще тогда в поезде понравился.

Генрих недоумевая, с интересом смотрит.

Людмила пьет кофе, в спешке тараторит, машет рукой, делая округленные глаза, щебечет:

– Ты такой степенный! А, тот, мужчинка, «Лохнеское чудовище», помнишь? Он кивает.

Она окидывает взглядом комнату, непринужденно спрашивает:

– Ничего? Собираюсь остаться в Питере, скоро выкуплю. Осваиваюсь!

Кофе выпито. Людмила смотрит на пустые чашки, решается – подсуетиться. Дотрагивается до кофейника, молча кивая Генриху, предлагает, еще кофе.

Тот отрицательно качает головой.

Она, уже берется за чашку, чтобы забрать и отнести на кухню, как вдруг застывает от взгляда и теплого прикосновения руки к ее руке, вздрагивает, но все, же не забирает руку назад.

Генрих притягивает её к себе, смотрит в глаза, старается заверить, что все о, кей.

СТРАСТЬ, КАК КОНЬЯК!!!

Людмила поддается его страстным, крепким объятиям. Она в них просто утопает, сжавшись в комок, сознавая, что он мужчина с большой буквы, а ей, так хочется быть слабой женщиной. Одежда с них спадает на пол.

Он берет её на руки, прижимает, спрашивает разрешения улыбкой и пылким взглядом. На что получает, лишь кивок. Неистово берет ее в страсти. Тело ее поддается легко, согласительно.

Это АКТ – ЛЮБВИ. Тет – а – тет. По – взрослому!

Генрих вдыхает аромат тела, с тонкими нюансами запаха кожи и духов, он это ощущает, раскрывая ноздри, вдыхая.

Её непослушные пряди коротких волос дурманят, в них некая – дерзость и наивность, по– особенному заводят. Он берет, как берут впервые, пусть не по любви.

Генрих немного устав, давно не было такого, с нежностью опускает Людмилу на диван, ложится рядом, целуя глаза, волосы.

Им двоим, кажется, что в дальнейшем между ними: все будет прекрасно, об этом говорят их взгляды и послушные, раскованные тела.

Он и она в это верят, лежа вместе на одном ложе с нежностью не отрывая друг от друга рук, пылких глаз.

Утро внесло ясность: Он и Она – коллеги!

В дальнейшем, днем их сближала – работа. А вечерами, он, Генрих, прибывал в том коконе одиночества, садясь перед компьютером, ждал писем от нее, Ирины. Его беспокоило ее отсутствие на сайте, довлело разочарование…

Дни летели в том навязанном ритме, шла подготовка номера журнала.

Казалось, что он попал в рутину событий, лиц, известных имен. Это нравилось, это и раздражало. Так как необходимость – прилезать того или иного из них, не всегда приветствовалось самим тобой. Но этика журналиста, редактора, должна присутствовать, даже если, грань правды и лжи где-то, как-то стирается. Это бизнес! И это, как хорошо, так и плохо! Игра идет по правилам современного формата…

…Одним из вечеров, придя после работы к себе в «гнездышко», сварив крепкий кофе, он сел перед монитором компьютера. ICQ, как «коммуналка», было наполнено друзьями, в мозгу пробежало: все на месте.

Глотая горячий кофе, чувствуя ожог, все, же хотелось быстрее выйти на сайт «Одиночества нет». Мелькнула мысль вслух: Может и впрямь, его нет?!

Наконец, он на сайте. Писем нет. От досады выпил до последней капли кофе, поставив в сторонку чашку, в озабоченности взъерошив свои вихри не послушных волос, стал писать письмо ей, Ирине: Привет! Где ты?! Отзовись! Скучаю. Цём, Генрих. Посмотрев пристально на фото адресата, на само письмо, решительно отправил. Тяжело вздохнув, свернул страницу вниз, открыл Ворд, стал работать.

…Ирина, молча, сидит перед компьютером. В поиске набирает ссылку «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ». Вводит логин и пароль. Вот она уже и на своей странице. Она, не веря глазам, открывает входящую почту – письмо от Генриха. – Не может быть! Спадает с уст. Перечитывает. Сердце начинает прыгать от радости. – Он не забыл! Кричит внутренний голос. Ирина срывается и бежит на кухню. Ее мучит голод, ни сколько телесный, сколько моральный, ей хочется – любви!

В кухне кромешная темь.

Войдя на цыпочках, Ирина уверенно шагает к холодильнику, подойдя к нему, она на ощупь его открывает, берет с полочки сёмгу, лимон, достает из хлебницы бородинский хлеб, режет, делает бутерброд, вспомнив, что есть мед, берет на кухонном столе, наносит тонким слоем. Жует, мельком, она обращает внимание на луну за окном. Та – ярко светит.

Ирина в порыве переполняющих ее чувств, идет к окну, на ходу глотает бутерброд, незаметно для себя наскоро проглотив, стряхивает с рук крошки, отодвигает шторку, заворожено смотрит вдаль.

Слышно, откуда-то из глубины квартиры, шорох, шаги… Входит мать, не видя, дочери, в темноте открывает холодильник, берет водку и отпивает из горла.

Ирина её окрикивает:

– Мам, что с тобой?

Мать вздрагивает от неожиданности, смотрит в сторону окна, включает свет.

Дочь стоит перед ней, явно в полном замешательстве. Та переходит на крик:

– Не суйся не в свой монастырь! Плохо мне! Переходит на фальцет: – Тебе не понять! Был мужик рядом, а сейчас его нет… Мать, зло глядя на застывшую, на месте Ирину, с ехидством добавляет: – Хотя?! У тебя их было пруд пруди! Не то, что я, с одним всю жизнь прожила, чужих носков не нюхала… С обидой в голосе, всхлипывая, шепчет: – До меня, вообще, никому дела нет. Идет на выход.

Она рыдает, повернувшись, уже в дверях, бросает на дочь зареванный взгляд, с тоской во взгляде, с укором кричит: – Замуж, уже вышла бы! Сколько можно при мне быть?!

Мать выходит из кухни.

Ирина стоит с окаменелым лицом, взгляд, словно замирает.

Она с обидой оборачивается, смотрит на окно. Радость гасится, на душе камень.

А за окном сплошная темнота, как тень одиночества, её разряжает яркий неоновый свет полной луны.

Войдя к себе в комнату, сев перед компьютером, Ирина, прикусив от боли и обиды до крови губу, стала печатать ответ Генриху: «Меня нет на этой планете, я в длительной командировке. Прости, что практически забыла…»

… Генрих был в том томление и ожидание, что явно отвлекало от работы. Он посмотрел на часы, было за полночь. Надо перекурить! Вслух подумалось им, уже сделал шаг к балкону, и вдруг увидел на мониторе уведомление о входящем письме.

Сорвавшись с места, он через секунду стоял перед ним, в нетерпение ждал появления письма, отчего перехватило дыхание, в мозгу слышался набат, что говорило о чем-то нехорошем, это предвестники страха им не забыты, он его чувствовал желудком.

Генрих бегло перечитал письмо от Ирины, не до конца понимая смысла, игры слов, лишь машинально отметив, что еще не забыт ею, слово «практически», еще не приговор, торопливо набрал: «Я подожду!» Тут, же отправил, чтобы в который раз не стереть написанное в порыве чувств. В горле першило, он облизал сухие губы, это так бывало с ним, всегда, когда сильно нервничал и переживал.

С облегчением вздохнув, ведь он написал, что будет ждать…

Спешно вышел на балкон, перекурить.

Ему, Генриху, все чаще и чаще хотелось думать об Ирине. И это для него, как бальзам на душу, сразу, же становилось внутри тепло, а вокруг уютно. Она заставила ждать, того, что, быть – может, и не судилось дождаться. Но так хотелось верить, что им суждено быть вместе. Она тот единственный вопрос, что буравит недра мозгов, на который до сих пор не получен ответ: Кто она для тебя?! Женщина – тайна! Виртуальность, даже подогревает чувства.

…Он невольно вспомнил, тот вечер, когда они общались по скайпу, в день выписки из больницы, встретить не смог, был за городом, вот и сидели перед компом, глядя друг на друга по– новому, помнится, пошутил:

– А если, я предложу тебе выйти за меня замуж, пойдешь?! На что она, усмехнувшись, с задором произнесла:

– Да, запросто! Замуж, тоже надо хоть раз выйти, пока не за кого было. Игриво, добавила: – Засылай сватов! Генриху, это было подыграно на руку, он не тушуясь, сказал:

– Все еду! Беру замуж! Завтра к Вам, Милая Дама, сватаемся! Или это сразу, же будет – наша помолвка?! Без обиняков! Ты согласна?! Он сказал это, продублировав то, что сказал ей тогда в клинике. Возможно боясь, что тогда она не предала тому значения. Она – больна, а он просто – друг, посетитель.

Ирина рассмеявшись, сказала:

– ДА! Тогда до завтра?! Спешите, не опоздать, товарищ Генрих. Плохая примета!

А завтра?! Стало разлукой. Он банально опоздал на электричку.

И впрямь! Плохая примета!

…Последнее время в ночи Ирина часто вызывала из памяти образ Генриха. Увиденные на близком расстоянии его глаза, кажется, поселились в коморке души, спрятавшись на время, они вдруг решили выйти на просторы, быть – может не замеченными ею.

Как не странно они смотрели на нее, как и тогда в момент признаний, пусть шутя, но все, же в любви. И этот взгляд глаз поглощал ее всю, топил в себе, чтобы она могла открыть их тайну, что лежит на дне. Она с трепетом и тревогой их мысленно рисовала, и в душе щемило, трогало за тонкую, невидимую нить, что натянула между ними судьба.

Войдя, он вдруг вышел из ее жизни, забыв вернуться. Но сердце подсказывало, что он все, же помнит и ждет.

Глупо, наивно! Только сердце не переубедить в обратном. Этот орган решает: БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?!

Так хочется жить и быть счастливой! Для начала! Просто поговорить с ним, Генрихом, как в те дни, не замечая, что между ними монитор – информационная пропасть, и каждый мог бы оказаться не в зоне ПРАВДЫ, а в зоне ЛЖИ. Где откровенность используется для заполнения пустот в твоем жизненном графике, где многих из гостей сети используют, как игроков в игре «испорченный телефон» или, же в «виртуальный секс» – раздевая, поедая объект до кости мозгов, обглодав, как «Сельдь Иваси», выбрасывая, вдруг сказать: «ФИ!» Как не вкусно, дешевка.

Нравы, нравы, нравы…

…Сколько раз, войдя на свою страничку, ею ощущалась тревога и страх – потерять из рук, ту невидимую нить.

Про себя шепча: – Генрих будь на месте! Будь на месте! Я скучаю. Она боялась, что он исчезнет навсегда, вдруг закроет свою страничку.

Ирина не решалась вновь закачать «Скайп», боясь вновь пройти то, что пришлось пройти – страх и терзающую боль, чтобы ее снять – необходимо встретиться и разочароваться с тем, кто доставляет эти страдания, тогда будет проще – уйти с той легкостью, сняв камень с души, прогнав из сердца вон.

А сейчас! Ночи без сна. Вокруг неуютно, серо и грустно, еда не имеет ни вкуса, ни запаха. Чтобы, как-то понять, что ей все, же чего-то хочется?! Она стала, есть сёмгу с лимоном вприкуску с бородинским хлебом и медом. Этот рецепт ей дала Вика, а ей ее свекровь, бывшая их хозяйка квартиры, Анна Петровна. Правда она советовала с 50 грамм водки, но вот пить не хотелось. Аппетит стал лучше. Сон, же?! Где – то гулял вне ее. Но это и радовало! Она могла мечтать. О нем.

С первого дня их знакомства, они вели откровенные диалоги, что вязали из узлов сеть, в которую он и она, попав, не смогли бы выбраться. Сидя перед монитором, они жили, как радостями, так и переживаниями. Сближение душ происходило, так быстро, что ни он, ни она не заметили той невидимой стены между ними. Доходило до глупостей, он мог спросить: – Ты сейчас в чем? Ответ был, как в шутку, так и всерьез: – В нижнем белье. Но вопросы и ответы не были вульгарными и постыдными, ведь здесь перед экраном они были голыми душами, близкими людьми.

Может со стороны покажется, что это перегиб, но иногда с кем-то обсуждаешь и свое «нижнее белье», чтобы в первую очередь, ты смогла, смог бы оценить его качество и чистоту. Но это обсуждается не с каждым встречным и не с озабоченным, а таким, же искренним, близким и похожим на тебя человеком, что являет себя перед тобой совершенно «оголенного» и его не коробит от этого. А наоборот! Он дорожит всем, что касается тебя.

Помнится, они вечерами и ночами болтали, как две сороки, буквально обо всём, сближаясь с каждым слово, правда, отдаляясь, беря таймаут, с каждой точкой.

В такие минуты, она, прикусив с обидой губу, шептала:

– Нет, не сейчас! Мне надо тебе еще много рассказать! От обиды, что он ушел по-английски, а он именно так исчезал из сети, у нее на глазах появлялись предательские слёзы.

Злясь, она тоже выходила из сети. Давая себе слово, что неделю не подойдет к компьютеру.

Но только за окном серел рассвет, Ирина, тут, же включала комп и выходила в интернет, ставя в поиск ссылку «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ».

Ей страшно хотелось встретиться, посидеть, поболтать перед работой, настроиться на позитив, ведь он и она жили в воображаемом мире – добра, люби и счастья. Мир был прорисован их слепыми душами, тем хотелось – красоты, гармонии и чувств.

И могли описать все, вплоть до ощущения прикосновения до кожи, и они, он и она, были их поводырями. Шли бок о бок. И боготворили то, что им давалось так легко и просто! Ценилась, та – доступность в мир красок и грез через воображение. В этом мире они жили тогда в те дни: душа в душу, сидя перед монитором, в кажущейся тишине.

Они слышали мир через стук сердец. Во время ожидания очередного ответа, в ушах ощущался шум, что говорил об одном, тебе не безразлично, что он может написать. Наверное, на подсознании, ждалось, определенно одно, сказанное через форму ответа: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

Каждый вне связи, немножко скучал, торопил час той встречи, что навсегда сблизит их. Написав: «Я назначаю встречу любви!»

Думал, ли он о ней?

ДНЯМИ РАНЕЕ…

Людмила Обухова, как Генеральный директор – член совета директоров и совладелец журнала, просто перегружена навалившейся на нее работой – рутиной нескончаемых дел и бесконечных тревог. Она сидит в своем кабинете, с кем-то резко разговаривает по телефону, напоминая, что скоро выход номера журнала. И они должны отразить, как можно реалистичнее, новую рубрику – «Они – среди нас». Ей, Обуховой, хотелось бы в данной рубрике приблизить «звезд», известных людей, как можно ближе к народу, как к потенциальному читателю, чтобы их встреча тет-а-тет произошла на расстоянии глаз, напоминая и заостряя, что это станет «коньком» журнала.

Она, упрямо настаивая, столько раз отстаивала свое мнение, что их, звезд, не надо отторгать от всех нас, отчуждать «Рублевкой». Ведь каждый из них – такой, же человек, только более успешный.

К ней заходит дизайнер, у него в руках эскизы и несколько готовых макетов.

Людмила Ивановна кивает, заканчивает разговор. Идет к нему, берет в руки эскизы и макеты, остается не довольной, швыряет на пол, кричит, что выпуск «горит». Тот, собирая, брошенный ею на пол его продукт мысли и труда, пятясь, выходит.

Она, же провожает ее испепеляющим, суровым взглядом. Ей он кажется похожим на далеко – не профессионала, в нем явно на лицо – отсутствие хватки и вкуса.

В который раз, она, Людмила, сидит в полном одиночестве со своими мыслями, кроме нее в редакции, как ей кажется, так никто и не радеет за репутацию журнала.

А она так радовалась появлению в коллективе Генриха, возлагая на него большие виды…

Да, с его появлением наступила новая жизнь, начался новый ритм, даже между ними начал прорисовываться служебный роман.

Как ей казалось: быть – может, он даже влюблен в нее…

Казалось…

Почему-то, он в чем-то ей, завидуя и негодуя, ревнует ее к той, же работе. В последнее время, стал удаляться от нее, избегать встреч, пить наедине. Но глядя на все это со своей колокольни, внутренний голос кричит, что ее это уже не волнует, она ищет рынок – поле активации своему детищу, журналу, а на остальное ей наплевать с той, же большой колокольни.

Да, ей это трудно удается. Нет идей не в слове, не в дизайне. Вот, она и ходит понуро, впадает в панику, депрессию, срывается то на Лену, то на того, же Генриха.

Уже, и ей кажется, что выпуск номера трещит по швам, если вот – так, из – за не профессионализма задерживается. И ей, Людмиле, стыдно перед коллективом, ведь сотрудники верили в ее мечту – идею фикс.

И до сих пор…

Они, как могут, пробуют внедрять новые взгляды, только никак не нащупают ту тонкую нить – беспроигрышного успеха.

Кажется, все для этого сделано, столько обговаривалось, столько вносилось перспективных предложений.

Наконец, и Генрих, словно очнувшись, вышел из застоя, по его словам, он находит то, что может поднять рейтинг журнала. При содействии дизайнера, объединившись с ним, они проявляют свои способности, как могут. Но выход номера на плаву: Быть или не быть?! Но так хочется бороздить океан – информационного пространства…

Столько дней, как она, Людмила замкнута в себе.

Генрих, казалось бы, видя удрученное состояние своей вдохновительницы, своего босса, сознавая, что деньги и ее в том числе, вот-вот пойдут коту под хвост, все, ж старается ее приободрить. Но это, как-то с его стороны отчужденно, нет той вспышки, что-то в нем погасло, даже в отношениях с ней. А так хочется той заботы с его стороны, что она ощутила, буквально, двумя неделями раньше…

Он у нее на квартире, сидя на диване, искоса наблюдая за ней, пишет, рисует наброски макета журнала. Предлагает взглянуть.

Но Людмиле не до него, как ему всегда казалось, она вечно чем-то не довольна.

Это ей кажется не тем, это не то, что ей хотелось бы открыть глазам читателю. Она отмахивается, сидя за компьютером, в укор, бросая:

– Не мешай, я занята!

Он настаивает на своем, чтобы она посмотрела, то, что он набросал. В порыве Людмила все, ж берет в руки рукописи и эскизы. Они ее поражают смелостью слова и дизайном. Людмила сразу, же преображается на глазах, кружится на кресле, смеется, радуется. Это, то, что нужно для номера. Она кричит:

– Здорово! Люкс! Срывается с кресла, подбегает к нему, целует, шепчет: – Гений! Утром следующего дня отдает весь материал на доработку.

Она вздыхает, думая: «Как тяжело вести детище от «а» до «я»!»

И как ей кажется, что вся тяжесть на ее плечах.

Ей становится тошно и одиноко. Она, включает компьютер, входит на свою страницу на сайте «Одиночества нет», смотрит – писем нет.

Стук в дверь. Людмилу возвращается из лабиринта мыслей в сегодняшний день. В кабинет входит Генрих. Она ему говорит, что все идет по плану. Завтра на совете – директоров, надо предоставить готовый материал. Спрашивает:

– Надеюсь, ты все подготовил?!

Выходит со своей странички. Он кивает.

Видя включенный компьютер, подходит, вызывает свою страницу. В закладках под фото Ирины, показано, что она на сайте. Он выходит со своей страницы. Не прощаясь с Людмилой, пулей вылетает из кабинета.

Та ничего не понимая, смотрит с обидой ему в след. Подумав про себя, что наверное, пошел в кафе за допингом, понимая, что с ним, определенно, что-то происходит, может – быть боится ей вслух сказать, что она ему, как женщина не нужна…

…А так хотелось тепла, но его нет, так как по коже пробежали мурашки, что только подтвердили, что она – одинока, никому не нужна…

Она испугалась своей промелькнувшей мысли: Быть – может, она фригидна?! И не знает, как надо любить?

Людмиле стало страшно. Она вновь вышла на сайт, на свою страничку, стала смотреть мелькающие лица, многие из них – счастливые. Это вселяло веру, что и она станет счастливой – не сегодня, так завтра…

– Обязательно стану счастливой! Я так хочу! Прошептали вслух ее губы…

Генрих, вылетев из кабинета Обуховой, промчавшись по лабиринтам здания, уже на выходе, на парковке, для себя решил, что он сейчас должен уединиться с интернетом, однако, домой ему ехать не хотелось. Его начала подавлять своей мощью пустота.

В нем происходили перемены, он их ощущал, это как радовало, так и чуточку напрягало, что-то новое зарождалось именно в эти минуты свободы.

Генрих открылся себе самому, что до безумия скучает по Ирине. И так хочется встретиться с ней, хотя бы в сети. Он сел в машину.

Был вечер, поэтому город в блеске иллюминаций был сказочным. В воздухе ощущался запах романтики.

Ирина, как не странно, тоже ждала его появления на сайте «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ».

Ею был сделан шаг навстречу судьбе, теперь она в муках: правильно, ли она сделала, что написала?! Невольно или сознательно?! И то и другое вместе! Ей в тот момент хотелось крикнуть в пустоту, и она не нашла лучшего, как просто выйти в интернет и оставить крик в сети: Я ВЕРНУЛАСЬ!

Влетев интернет-кафе, Генрих нашел тихое местечко, для того, чтобы уединиться за компьютером. Хотя в нем сложно найти тихое местечко, так как по вечерам всегда в таких заведениях шумно, они полны звуков.

Сев на кресло перед монитором, он начал нетерпеливо водить мышкой, стучать клавиатурой. Наконец вошел на свою страницу. Чтение было скрупулёзным, хотя и двух слов. В ушах звенело, он отчетливо стал слышать мелодию, а это говорит о том, что его душа от счастья напевает. Он прочитал: – Я ВЕРНУЛАСЬ!

Переведя дыхание, вновь прочел, чтобы как-то сосредоточиться, понять сущность двух слов, написанных Ириной.

Скатившаяся по щеке скупая слеза, дала понять, как она ему дорога.

Мозг стучал, переходя на крик – она была рядом! Образ Ирины вмиг заполнил пустоты в его мире.

Генрих, почесывая затылок, шептал: – Подожди! Подожди! Не исчезай! Он был пьян от нахлынувших эмоций! Она рядом, вернулась! Облизав сухие губы, ощутил привкус виски. В голове кружилось. Генрих, стал торопливо набирать письмо: «Не исчезай! Назначаю встречу! Где, когда?!»

Письмо было отправлено.

Выйдя со своей страницы и из сети. Он, пошатываясь, пошел к направлению выхода. Генрих шел и бормотал: – Вернулась. Вернулась.

На улице был ливень.

Он промок до нитки, пока шел к машине, но этого как будто бы и не замечал, ведь про себя разговаривал с ней, со своей мечтой.

Сев в машину, стал кататься по проспектам и площадям, тихим улочкам Санкт– Петербурга.

С самого существования, город на Неве строили талантливые архитекторы, инженеры, влюблённые в идею Петра Первого «Окно в Европу». И каждый, будь – то русский или иноземный зодчий, оставил след своей культуры.

Санкт – Петербург стал «Градом – веротерпимости», межнациональным городом, рядом по соседству с русскими уживались – немцы, финны, шведы и многие другие, как и задумывал Великий Петр. И во всем облике откладывалась, как строка в поэзии, та гамма красок, ритм…

Главная магистраль, Невский Проспект, вносит собой масштабность – русского духа и раздолья. Множество памятников старины составляют великолепные ансамбли, такие как – Дворцовая площадь с Зимним дворцом, наряду со зданием Главного Штаба, а также Исаакиевский и Казанские соборы, наконец, Петропавловская крепость, Адмиралтейство, стрелка Васильевского острова.

И как символы Санкт-Петербурга перед глазами предстают – сфинксы на Университетской набережной, памятник Петру, Смольный собор.

Видя всю красоту города, внутри распирает от гордости, что Ты – Русский человек, наследник задумки Петра Первого.

Приехав домой, Генрих наскоро принял душ, не включая света, лег на диван, он переосмысливал события сегодняшнего дня. В мозгу стучало: ОНА ВЕРНУЛАСЬ…

Одиночество и темнота его, уже не пугали.

В памяти виртуальные свидания с ней, Ириной. Вспоминая их, он мысленно улыбался, словно он сейчас общается с ней. Судя по искрам глаз, ставился вопрос: А помнишь?!

Быть – может, она действительно сейчас задает ему такой, же вопрос?!

Он осознавал, что трепетать от слов, можно и без телесных прикосновений. Слова намного нежнее рук. В конце – концов, ими мы описываем свои чувства, запах его аромат и нежность.

Это наваждение! От него можно и впрямь забыться, потерять рассудок. Полностью кутаясь в объятия меланхолии уйти от реальности в свой волшебный мир грез, чудес, сказок.

Генриху хотелось принять все таковым и решить для себя, что теперь все будет по– другому. Пережитые страдания, страх, теперь его не коснутся, ни в кое мере. Он нашел то состояние счастья, запомнив, будет жить, только счастливым!

В порыве чувств, встал, включил комп, вышел на балкон, оперевшись плечом стекла, невольно поймал в его отражение взгляд глаз, они были счастливые – томные, спокойные. Прикурив, Генрих смотрел вдаль, в ночную гладь города.

Он не мог уйти от мысли, что последние месяцы, были испытанием, он думал о ней, Ирине, не имея на то права. Была потребность именно в ее обществе, хотелось делиться сокровенным, только с ней. Он крепко держал, ту нить между ними, боясь, что она оборвется.

Да, он был свободный мужчина…

…Возвращаясь в ночи, прогуливаясь вдоль канала, он проходил мимо домов, где стены подпирали «ночные бабочки», зазывавшие своими роскошными телами, только в них не было очертаний женщины из мечты…

Войдя с балкона в комнату, он сел перед компьютером, зашел в сеть интернета, выйдя на сайт, набрал логин и пароль. Секунда и в глазах стало мелькать – уведомление о письме. Он открыл. Письмо от Ирины. Она написала коротко: – Я подумаю!

Он встал, пошел на кухню, сегодня ему точно будет не до сна.

Найдя на полке холодильника банку пива, Генрих его тут, же осушил, мучила жажда, но скорее всего не влаги, а чувств. Он подошел к окну, стал наблюдать за звездным небом.

Вернувшись в комнату, напечатал: – Я подожду!

А в это время, Ирина, тоже не могла сомкнуть глаз. Сняв компьютер и клавиатуру со стола, установив на ковре. Спешно побежала в кухню, найдя на полке в холодильнике бутерброд с семгой, темное пиво, решив, что надо поддержать в себе хорошее настроение, налив в стакан пиво, смакуя по ходу, отпивая маленькими глотками, на цыпочках пошла в свою комнату.

Сев перед монитором, поедая бутерброд, запивая пивом, выйдя на свою страничку сайта «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ», стала набирать: – Я думаю!

Они словно, были вовлечены в новую игру, Генрих, ответил: – Жду!

Он не выключая компьютер, пошел ложиться спать, под действием пива, как не странно сон пришел, незаметно.

Ирина, мысленно улыбаясь, поднявшись на диван, смотря на горящий монитор, незаметно заснула.

ВЧЕРА…

Генрих очнувшись, протирает глаза, теребит волосы. Встает, идет к компьютеру, на сайте никого…

Умывшись, позавтракав, одевается, обувается. Вспоминает, что он явно что-то забыл – выключить компьютер.

Идет к нему, машинально хочет отключить, но мелькает уведомление – письмо.

Он открывает. Оно от Ирины – номер мобильного телефона.

Генрих улыбается краем губ.

Выключает, спешит к выходу.

Звонит мобильный телефон.

Он вынимает из кармана телефон, включает, слушает.

Звонит Людмила, просит, чтобы он срочно был в редакции.

Генрих говорит, что уже выходит, оглядывается, вновь улыбается уголками губ, теребя волосы, выходит из квартиры.

Через минуту, уже сидит в машине, мчится, ему знакомыми проспектами и улицами…

…В редакции рабочая атмосфера – повсюду оживленность.

Уютный с приглушенным светом бар. У стойки на винтовом стуле сидит секретарша, Леночка. Она наскоро дожевывает пирожок, запивает чаем.

Барменша, молодая женщина, раскованная брюнетка с короткой стрижкой, скрупулезно трет чашку под кофе, делает это показательно для глаз секретарши, с искорками отвращения к той.

Секретарша перехватывает взгляд, поправляя поникшую грудь, одну-другую резко, зло обращается:

– Ну и что, ты во мне нашла такого интересного, а? Я не «МОНА ЛИЗА». С вызовом: – В рот смотришь, как – будто я рубль тебе должна. Она испепеляюще стреляет взглядом, констатируя: – Замуж, тебе пора, девка! На мужиков смотреть нать! Уже мягче, панибратски: – Голодные мы! С утра не завтракавши, тупье – мое! Кофе наливай! Спешу, я!

Идущий по холлу бара Генрих, невольно стал свидетелем этой сцены, он даже приостановился в изумлении: какая злая молодежь.

Барменша наливает Леночке в чашку кофе, та забирает, исчезает с ним, не заметив присутствия Генриха.

Ярко освещенное фешенебельное помещение с множество маленьких диванчиков, на стенах большие фотографии знаменитостей.

Дизайнер журнала с интересом рассматривает гостей, которые пришли на фотосессию.

Среднего возраста мужчина, по виду похож на старичка, в потертом костюме, двадцатилетней давности, небрежно причесан на пробор, панически озирается вокруг, он как не странно тоже известная личность в прошлом, вот кто-то подсуетился, дал задание написать о нем в глянцевом журнале.

Неожиданно входит Генеральный директор журнала – Людмила Ивановна Обухова, как всегда красивая, одета роскошно, но в тоже время по-деловому.

Девушка на ресепшн вскакивает, с почтением в голосе говорит:

– Доброе утро, Людмила Ивановна.

Та мило, приветливо улыбается гостям, те радушно кивают.

Влетает распаренная секретарша, взмыленная с кофе в руках. Нос к носу сталкивается с Обуховой, чтобы выйти из неловкого положения, напоминает:

– Звонил врач-дерматолог. Примет в 13.00. Тут, же переходя на шепот, добавляет: – Вам с утра, уже 2–3 раза звонила Ваша мать. Отдает в руки той кофе. Проносится через холл, на свое место. Людмила Ивановна отпивает отданный ей кофе, сопровождает ту возмутительным взглядом.

Генрих, только что вошедший, с укором смотрит то на девушку с ресепшн, на оглянувшуюся Леночку, стоящую у своего рабочего стола. Он решается незаметно выйти, чтобы не получить взбучку со стороны Людмилы.

…Резко звонит мобильный телефон…

Людмила Ивановна отдает кофе девушке на ресепшн, роется в сумочке.

Все присутствующие переглядываются.