Счастливый выбор Крючкова Ольга

Пролог

Сергей Львович Завьялов, майор-артиллерист, мужчина в полном расцвете сил, получил наконец долгожданный отпуск, правда, на два месяца позже, чем указывал в прошении к высокому начальству.

Стоял дивный теплый сентябрь. Суздаль, небольшой живописный городок, рядом с которым располагался полк Завьялова, утомил его своей провинциальностью и тишиной. Увы, Суздаль не Москва или Петербург, жизнь текла в нем медленно и тихо, почти ничего не происходило из ряда вон выходящего, если, конечно, не считать двух-трех дуэлей за последние несколько лет, и то дуэлянты отделались царапинами.

Всех суздальских красавиц и светских львиц Сергей Львович знал наперечет. И с одной из них у него даже случился роман, закончившийся тем, что он застал свою даму сердца в объятиях соперника. Завьялов горевал недолго и со светских львиц местного масштаба переключился на мещанок, но вскоре и они надоели со своими извечными разговорами о яблочном варенье, доме, хозяйстве и разноцветных ситцах.

Сергею Львовичу недавно перевалило за сорок, и он начал подумывать: не пора ли ему жениться? Но где найти достойную жену? Хотелось бы взять в жены не только хозяйственную женщину, но и чтобы лицом была недурна да и умом неглупа. Последнее обстоятельство весьма осложняло выбор майора.

Завьялов стоял перед выбором: поехать ли ему отдохнуть к тетушке в Верхние Лужки, находившиеся тут же, недалеко, во Владимирском уезде, или отправиться в Москву? Но, поразмыслив на досуге, решил: в Москве он почти никого не знал, что он там станет делать? — не в ресторане же с приличными дамами знакомиться?

И Сергей Львович, как и обычно, решил поехать в Верхние Лужки, к любимой тетушке, по которой он уже успел соскучиться. Собрав свой нехитрый гардероб и положив в чемодан два новых отменных костюма, он направился на близлежащую каретную станцию, дабы нанять коляску с извозчиком.

Дорога до тетушкиного имения занимала, по обыкновению, целый день: майор выезжал рано утром с первыми лучами солнца и к вечеру пребывал к гостеприимной родственнице.

Конечно, тетушка порой докучала Сергею Львовичу и с излишним рвением пыталась сосватать его. Это понятно: ведь она была ему, как мать, фактически вырастив после смерти сестры. И хотя он очень не любил все эти женские штучки: сватовство, встречи как бы невзначай, смотрины, однако терпел, любя тетушку, считая все-таки, что сам должен найти себе достойную подругу жизни. И вот уж который год пребывал в поисках. Но на сей раз, отправляясь в Верхние Лужки, сердце подсказывало Сергею Львовичу, что вернется он в Суздаль непременно с женой, ибо тетушка с него живого не слезет, пока он не женится.

Коляска катила по пыльной дороге, поскрипывая рессорами. Примерно через час Сергей Львович, пресыщенный однообразными придорожными пейзажами, заснул.

Ему снились тетушкины Верхние Лужки, он видел себя юного, еще совсем подростка: скорее это был даже не сон, а воспоминание, пришедшее из глубин памяти.

Любимая тетушка, Аглая Дмитриевна, еще достаточно молодая — ей минуло тридцать девять лет, — три года назад овдовела, но Бог, увы, не дал ей наследников. Поэтому она все свое нерастраченное материнское и женское внимание обратила на осиротевшего племянника, всячески опекая его и ни в чем ему не отказывая.

У тетушки в имении все подчинялось строгому распорядку: подъем, завтрак, обед, полдник, ужин и, наконец, сон — для всего предназначалось свое время.

Обычно поднявшись ровно в девять и приведя себя в надлежащий вид, племянник спускался в гостиную к завтраку. Около стола неизменно хлопотала кухарка Варвара, она сама пекла утренние пирожки. Сергей их страсть как любил. Каждое утро в течение многих лет начиналось с этого приятного запаха свежей теплой выпечки… Что и говорить, ему не хватало в армии Варвариных пирожков!

Сергей завтракал с удовольствием, он всегда обладал отменным аппетитом. Если племянник начинал плохо кушать, предупредительная тетушка тотчас выписывала знакомого врача, и тот учинял племяннику полнейший медицинский осмотр, на котором, кроме синяков и ссадин, ничего не находил.

После завтрака Аглая Дмитриевна вдруг объявляла:

— Едем в Вересово. Я хочу навестить Анастасию Николаевну. Да и ты увидишься с Полиной.

При упоминании Полины Сергей обычно краснел, он чувствовал, как кровь приливает к щекам, но, увы, ничего не мог с собой поделать. И так каждый раз тетушка подшучивала над племянником:

— Вот вырастешь и женишься на Полине. Красота-то какая! Рядом со мной будешь жить!

Увы, но своего имения Сергей уже не имел. Его покойный отец разорился, имение и имущество ушло за долги. Матушка не выдержала таких жизненных испытаний и в одночасье слегла — сгорела за неделю, остался Сергей сиротой.

Папенька же Полины, господин Вересов, проявлял в отличие от Завьялова должное отношение к своему родовому имуществу, и потому считался зажиточным и исправным помещиком.

Аглая Дмитриевна прекрасно понимала, что без имения шансов у Сергея жениться на Полине или другой дочери помещика просто нет. Поэтому она оформила завещание в пользу своего племянника и позаботилась, чтобы об этом знало как можно больше соседей, а имение Верхние Лужки считалось по тем временам весьма лакомым кусочком, который прельщал многих.

И вот наступал долгожданный момент: Аглая Дмитриевна и Сергей погружались в коляску и ехали в Вересово.

По приезде, как всегда, Анастасия Николаевна расцеловывалась с Аглаей Дмитриевной трижды по православному обычаю. Женщины тотчас находили повод для разговора, чему Сергей постоянно удивлялся: сколько можно обсуждать имения, соседей да жизнь в столицах! Но помещицы, увлеченные друг другом, быстро забывали о юном Сереже. И тут обычно появлялась она, пленительная роковая звезда — Полина.

Девочка, можно уже сказать, юная барышня, так как она уже начала оформляться и под лифом полупрозрачного платья наметились прелестные выпуклости, чинно входила в гостиную и протягивала Сереже руку для поцелуя. Она всегда копировала матушкино поведение.

— Бонжур, мон шер! — произносила она и улыбалась. Сергей брал ручку юной обольстительницы и целовал ее.

Барышня жеманилась.

— Ах, Серж, — она недавно начала называть друга детства на французский манер, — как ты сегодня отнесешься к прогулке на лодке по озеру?

— Я… С удовольствием, — мямлил Сергей.

— Тогда идем!

Они выходили из дома, во дворе струился замысловатый фонтан, распространяя прохладу в летний знойный день. Полина подходила к фонтану и, зачерпнув в ладошку воды, обрызгивала Сергея. Тот фыркал, брызги попадали ему прямо на лицо.

— Ах, Полина! Ты же обещала мне больше не делать этого! Помнишь, в прошлый раз! — упрекал он прелестную барышню.

— Да, разве? — неподдельно удивлялась она, округлив голубые глаза.

Полина прекрасно знала, что Сергей не устоит перед ее взглядом и непременно будет извиняться. И она не ошибалась.

— Да, наверное, я что-то перепутал. Извини…

Полина звонко смеялась.

— Смотри, как бы не перепутать тебе свою будущую невесту, скажем…

— С кем? Ну, говори! — Сергей постепенно закипал. Он терпеть не мог, когда Полина начинала его поддразнивать.

— С дворовой прислугой…

Сергей краснел и набычивался.

— Ладно, не сердись, я просто пошутила. Разве можно всерьез обращать внимание на то, что говорят женщины?!

— Ты еще не женщина, а…

Полина хмыкала и кокетливо поводила плечиком.

— И кто я?

— Девочка… — Сергей немного терялся, но тут же поправлялся, — девушка.

Полина загадочно улыбалась.

— Мне скоро пятнадцать. И я выйду замуж и стану женщиной.

Сергей смущался.

— Рано тебе замуж…

— Отчего же? Вот у соседа помещика дочь выдали в шестнадцать лет. А мужу между прочим, тридцать два года. Вот так-то!

— Так он по сравнению с ней — старик! — возмущался Сергей. — И ты за такого хочешь выйти?

— Не знаю… Я еще не думала об этом. Но он богат и опытен в жизни и любви. Так говорит моя маменька.

Сергей при упоминании о любви и вовсе становился пунцовым. Полина опять поднимала его на смех.

— Ну что ты вечно краснеешь, как кисейная барышня?

— Я не барышня! — взрывался Сергей. — Я — мужчина! — решительно заявлял он. И тогда в подтверждении своих слов он схватил Полину и крепко прижал к себе.

— Ну и что ты станешь со мной делать? — провоцировала юная прелестница своего кавалера.

Сергей вспомнил, как стал случайным свидетелем любовной сцены горничной и садовника. Его поразило, как мужчина целовал горничную прямо в засос.

Он собрал волю в кулак и прильнул к губам Полины…

Коляска подпрыгнула на очередном ухабе, Сергей Львович очнулся. Он сладко потянулся.

— Не пойму, то ли я спал, то ли нет? Отчего это вспомнилось про Полину? Уж сколько лет не виделись…

Сергей Львович снова погрузился в воспоминания. Перед его глазами предстала его последняя встреча с Полиной Вересовой, перед тем как Аглая Дмитриевна отправила его в кадетский корпус.

— Так ты уезжаешь в Москву? — Полина выглядела явно огорченной.

— Да, я поступаю в кадетский корпус…

— А как же я? — спросила юная прелестница.

— Я вернусь к тебе через три года. К тому времени мне исполнится восемнадцать, и мы сможем пожениться…

— Три года! — воскликнула Полина. — Это же целая вечность!

— Я всегда буду помнить о тебе, — заверил Сергей.

Полина протянула ему небольшую бархатную коробочку.

— Что здесь?

— Открой, это мой подарок…

Сергей приоткрыл коробочку, в ней лежал золотистый локон Полины.

— Это, чтобы ты не забыл меня там, в Москве.

— Я положу его в специальный медальон и буду носить на груди, — заверил Сергей.

Коляска подпрыгнула в очередной раз. Сергей Львович чертыхнулся, проклиная русское бездорожье.

«Интересно, а куда же делся локон Полины? Я точно помню, что медальон был… Расставались на три года, а не виделись уже двадцать пять лет. Почему я не вспоминал о ней? Да, бурная молодость… Разве сейчас припомнишь всех прекрасных барышень, по которым я когда-то сходил с ума? Почему я не встречался с Полиной, когда снова стал наведываться к тетушке в Верхние Лужки? Как сложилась ее судьба?»

1

1874 год, имение Верхние Лужки Владимировского уезда

— Аглая Дмитриевна, дорогая! Ну куда вы мне столько накладываете?! — Сергей Львович Завьялов отбивался от назойливой тетушки, которая так и норовила положить ему в тарелку побольше жаркого.

В конце концов Сергей Львович сдался. Увы, милейшая тетушка Аглая Дмитриевна отнюдь не представляла собой неприятеля, с которым майор-артиллерист обязан проявлять выдержку и непреклонность. Перед ней крепкий сорокалетний мужчина был вынужден только капитулировать.

— Кушай, Сереженька! — Тетушка так всегда называла племянника еще с детства. — Ну кто ж тебя в твоем полку-то так попотчует?! Тут все домашнее, свежее, приготовленное Варварой. Помнишь, мою кухарку Варвару?

— Угу, — кивнул Сергей Львович, пытаясь справиться с очередной «добавкой» жаркого, но, увы, места в желудке уже не оставалось. — Помилуйте, не могу больше… Все…

— Сереженька, исхудал ты на казенных харчах. Видно, повар твой не больно-то и хорош! — сокрушалась Аглая Дмитриевна.

— Полковой повар, — уточнил Сергей Львович.

— Вот-вот. Надо тебе уж и о себе подумать, чай, скоро на пятый десяток перевалит, а ты все не женатый. Поди, вечные полевые стрельбища не заменят семейного уюта… — начала тетушка издалека.

Племянник поморщился.

— Э-э, — протянул он. — Я об этом не думал, — покривил душой Сергей Львович.

— Плохо, что не думал. Зато я вся измаялась — не чужой ты мне. Я же тебя вырастила, в военное училище отдала. Вон ты каким красавцем-то вырос и до чина майора дослужился. Всем ты хорош, Сережа, только вот больно пристрастен к своей службе. Я начинаю думать: а правильно ли я отдала тебя двадцать пять лет назад в кадетский корпус?

— Правильно…

— Сомневаюсь, если тебе твои солдаты да пушки дороже семьи и детей.

Племянник опять поморщился и вяло уставился в тарелку с недоеденным мясом.

— Аглая Дмитриевна, вы мне, конечно, как мать, но… — Сергей перевел дух и высказался: — Опять вы хотите меня с какой-нибудь перезрелой девицей познакомить?

— Отчего же с перезрелой, дорогой мой? Отнюдь! Она девушка приятной наружности, воспитанная, хозяйственная…

— Так ведь опять она мне не понравится. И выйдет конфуз, как в прошлый раз.

— Да, нехорошо получилось. Ну, ты тоже хорош! — воскликнула тетушка. — Чай, не мальчишка — убегать-то!

— А что мне было делать, если она прижала меня своими… — Сергей осекся и попытался подыскать невинное определение огромным прелестям предыдущей барышни. — Словом, своими пышными формами. Ну, тетушка, не нравятся мне такие женщины. Все с ними ясно с первого взгляда.

Аглая Дмитриевна рассердилась:

— Так что ж тебе надо?

— В женщине должна быть тайна, — пояснил племянник.

— Фу-ты ну-ты! Тайны ему подавай! Какой еще тайны? Ты что, искатель приключений?

— Нет… Но хочется романтики.

— Господи! Слышала бы тебя твоя покойная матушка, сестрица моя! Мир ее праху! Вот и не женат до сих пор, что все тайны ищешь, а нормальных женщин не замечаешь. Или тебе графа Теразини выписать из Москвы?

— Кто таков? Не знаю о нем ничего.

— Да чародей заграничный. Вот он-то и мастер по тайнам. Сказывают, будто вызвал дух покойного мужа княгини Ромодановской и та, представляешь! — от духа этого понесла ребенка! — Аглая Дмитриевна перекрестилась. — А еще одному любителю тайн вроде тебя материализовал статую богини Дианы! И тот на ней женился!

— Ах, Аглая Дмитриевна! Ну что вы слушаете всякую чепуху! Тюрьма по этому Теразини плачет.

— Тюрьма-то, может, и плачет, только вот сколько народу он обманет, прежде чем им полицейские заинтересуются. Ладно, все это пустое… Так что, намерен ты жениться?

Сергей Львович тяжело вздохнул, смял льняную салфетку и, понимая, что тетушка все равно не отстанет, изрек:

— Хорошо, готов. Но уговор!

— Какой?

— Сия ваша особа мне должна понравиться.

— Господи, ну конечно! — обрадовалась Аглая Дмитриевна проявленному интересу племянника.

На другой день Сергей Львович пробудился в дурном расположении духа: его весьма угнетало предстоящее мероприятие. Он уже предчувствовал очередную барышню лет так тридцати, в очках; или нет, пожалуй, рябую, но до жути хозяйственную.

Дело в том, что семейное счастье в понимании Аглаи Дмитриевны включало в себя следующие атрибуты: собственный дом, пусть и небольшой; яблоневый сад, скотный двор — непременно; жену, которая шьет, варит варенье, умеет управляться с кухаркой и кучером и прочей прислугой, если таковая есть… Что еще? Да, и чтобы детей нарожала непременно троих. Аглае Дмитриевны очень нравилось, когда в семье именно трое детей, а не больше или меньше.

Сергей Львович потянулся, почесал волосатую грудь, видневшуюся из-под нижней рубахи, зевнул и подумал: «Отчего я постоянно в отпуск приезжаю сюда? Вот уж сколько лет подряд — одно и то же: барышни разного калибра, словно артиллерийские снаряды: либо очень большие, либо маленькие… И ничего, чтоб в самый раз… В следующем году поеду в Москву, сниму номер в гостинице и отдохну как захочу… В ресторан схожу, на лошадиные бега… Куда еще? Словом, придумаю, как время провести. И никаких перезрелых невест!»

В комнату вошла Аглая Дмитриевна.

— Сереженька, пробудился, душа моя?! Вот и славно! Умывайся, Варвара завтрак уже приготовила.

— Да, тетушка, встаю уже… — Племянник потянулся и сел на кровати, пытаясь отогнать дурные навязчивые мысли.

Позавтракав омлетом и пирожками с джемом, Аглая Дмитриевна объявила за столом дорогому племяннику:

— Ты помнишь, что обещал мне вчера?

Сергей Львович кивнул, откусывая пирожок и запивая его клюквенным морсом.

— Тогда после завтрака приводи себя в порядок. Да, и непременно мундир надень! Девушки любят военных.

Племянник вздохнул, он и сам знал, что военный мундир — залог успеха у женского пола. Но вот в тетушкином выражении «девушки» он весьма сомневался. Наверняка предполагаемой невесте не менее тридцати, а то и того больше: и где Аглая Дмитриевна их только берет?

Ровно в двенадцать часов пополудни неугомонная Аглая Дмитриевна и ее обожаемый племянник погрузились в коляску и направились на очередные смотрины.

— Тетушка, умоляю, хоть намекните: куда мы едем?

— Увидишь! — таинственно отрезала тетушка.

У племянника неприятно «засосало под ложечкой», он подозревал, что тетушкины недомолвки не предвещают ничего хорошего.

Погода стояла дивная: теплый сентябрьский день благоухал ароматом сухих трав, деревья роняли слегка пожелтевшие листья, дул приятный легкий ветерок. Но Сергея Львовича не радовали прелести природы. Его грыз червь, увеличиваясь в размерах по мере удаления от тетушкиного имения.

Майор не обращал внимания на дорогу, они ехали лесом, затем полем, и все здешние пейзажи казались ему на один мотив. Но, когда коляска в очередной раз повернула, вдалеке стала различима усадьба, окруженная несколько покосившимися постройками.

Сергей Львович почувствовал некое волнение, сам не понимая, что с ним происходит, и спросил:

— Аглая Дмитриевна, почему сии места кажутся мне знакомыми?

Тетушка рассмеялась.

— Разве ты забыл, мой друг, Полину Вересову? Мы часто приезжали к ее матушке в гости.

Сергей Львович тотчас вспомнил миловидную юную барышню четырнадцати лет, в белом платьице, перехваченном красной лентой под грудью: Боже! Как эта ленточка и все то, что находилось выше нее, волновало воображение пятнадцатилетнего Сереженьки.

— Вижу, ты вспомнил Полину.

— Да, она была очаровательной барышней. Надеюсь, что и сейчас она такова.

— Время меняет людей, мы, увы, не молодеем. Но это отнюдь не означает, что она стала дурнушкой, — многозначительно изрекла Аглая Дмитриевна.

Но майор, поглощенный воспоминаниями о далекой юности, пропустил ее слова мимо ушей. Сергей Львович словно на яву видел, как он катается с Полиной на лодке, он — на веслах, а она черпает ладошкой воду… Девочка взглянула на него, ее голубые глаза обворожительно-прекрасны… Ее смех — музыка для слуха… Ее девичья грудь волнует воображение скромного мальчика… Полина слегка приподняла платье… Ее ноги… Да, точно, и сон в руку!

«Боже мой, она должна быть красавицей, да и по возрасту мне подходит», — решил майор.

— Тетушка, а была ли Полина замужем? Она что, вдова? И почему вы раньше ничего о ней не говорили?

Аглая Дмитриевна сделала вид, что не расслышала вопроса племянника. Но тот не отставал, проявляя неприличную назойливость:

— Аглая Дмитриевна! Полина была замужем? Почему мы не навестили ее в прошлом году?

— Нет, не была. А не навестили, потому как нынче летом она только из Петербурга вернулась, где последние десять лет жила.

Сергей Львович не придал значения ответу своей тетушки, он пребывал еще в плену приятных воспоминаний.

Коляска Аглаи Дмитриевны подъехала к Вересово. Сергей Львович обратил внимание на покосившиеся хозяйственные постройки, явно не хватало мужской руки.

Дом и вовсе пострадал от времени: оконные рамы совершенно облезли; резьба и лепнина, украшавшие фасад представляли собой печальное зрелище. Фонтан, стоявший во дворе и некогда радовавший глаз, и вовсе разрушился: ваза с фруктами, из которой били искусственные ключи, стояла полуразрушенная.

Майор напряг память и попытался вспомнить, как выглядел дом Вересовых двадцать пять лет назад, в бытность его юности, и пришел к выводу, что гораздо лучше. Но вскоре отец Полины скоропостижно скончался, а матушка ее была натурой бездеятельной, склонной к сентиментальности, занятой душевными переживаниями. Да и, кажется, у нее был роман то ли с полицмейстером, то ли с соседом-помещиком, точнее он уже не помнил.

Из дома вышел пожилой лакей в потертой ливрее, у майора создалось впечатление, что менял он свою униформу именно двадцать пять лет назад.

Сергей Львович помог тетушке выйти из коляски. Лакей поклонился гостям:

— Барыня ожидают вас в зале. Прошу!

2

Полина волновалась с самого утра: шутка ли она не виделась с Сергеем, почитай, с самой юности. О юность — пора нехитрых желаний! Полина прекрасно помнила, как смотрел на нее Сережа, как молча любовался ею… Что с ним стало теперь? Поди, военный, интересный во всех отношениях мужчина, уж не чета петербуржским хлыщам, с которыми ей приходилось иметь дело.

Да, двадцать пять лет пронеслись, словно один день, а юный Сережа все стоит перед глазами Полины. Она теперь уже немолода, хотя с какой стороны посмотреть: конечно, сорок лет, как говорится, бабий век. Но Полина категорически отвергала такую циничную несправедливую оценку. Это у крестьянок — бабий век, но никак не у женщины благородного происхождения.

Полина встала перед зеркалом и внимательно оглядела себя со всех сторон: да волосы не потеряли своего яркого каштанового оттенка, глаза все также походили на безоблачное небо, шея все также нежна и притягательна… Пожалуй, грудь несколько полновата, но это можно исправить с помощью корсета. Полина положила руки на бедра: да, рождение ребенка оставило след на ее теле — что поделать, она слегка раздалась… Невольно женщина вспомнила своего последнего петербуржского любовника, он, так же как и его предшественники, был женат. Отчего Полину тянуло к женатым мужчинам, она и сама не знала. Может быть, в их положении и заключался весь шарм отношений с ними? Но все ее романы кончались одинаково: либо она надоедала своему любовнику и ее место занимала более расторопная девица или женщина, либо сама разочаровывалась в своем партнере. Так произошло и в последний раз. Поначалу, когда родился ребенок, Полина на что-то надеялась, но увы. Все ее мечты и надежды развеялись в одно прекрасное утро, как дым. Она получила от любовника записку, в которой он лаконично сообщал, что, мол, не может более поддерживать с ней отношения.

Поплакав, Полина определила ребенка в приют, а сама пустилась во все тяжкие. И десять лет прошли, как в бреду. Однажды, очнувшись в своей меблированной петербуржской квартире, Полина неожиданно вспомнила, что ей почти сорок лет, а она по-прежнему изображает из себя бабочку, все порхает с цветка на цветок. В тот же день она достала свой заветный дневник, который начинался словами:

«Пятое апреля 1864 года.

Сегодня я отнесла девочку в приют. В пеленках оставила записку с ее именем: Анна. Наверное, это жестоко. А разве не жестоко то, что совершил со мной Владимир?

С этого дня я ненавижу мужчин, я буду лишь пользоваться ими… Для чего? Не знаю… Возможно, ради денег или собственного удовольствия.

Может быть, попытаться выйти замуж? Но, честно говоря, не хочу. Верно, я не так устроена, как все нормальные женщины… Они мечтают выйти замуж, родить ребенка.

Ребенок у меня уже был, был и любимый человек… Но… Все в прошлом. Теперь я решила: не выйду замуж, покуда не испробую тысячу мужчин. И все о своих связях буду записывать подробно…»

Далее шел длинный список мужчин, среди которых встречались молодые корнеты, поручики, майоры, состоятельные торговцы, купцы, просто дворяне, жаждущие плотских развлечений… И так далее. Список был огромен.

Она бегло пробежала его глазами от начала до конца.

— Вот теперь пора. Возвращаюсь в Вересово, домой. Найду себе вдовца лет пятидесяти-шестидесяти.

После возвращения в свое запущенное имение, — родители умерли, управляющий воровал нещадно, — Полина почти впала в уныние. Она, привыкшая к яркой беззаботной столичной жизни, ужаснулась плачевному состоянию дел своего родового гнезда. И не знала, что делать. Неожиданно решение пришло само собой: она отписала письма всем соседям, о которых еще помнила, с целью наладить дружеские отношения. Не все помещики и, разумеется, их жены положительно отнеслись к такой новости: некая эмансипированная дама проживала в столице столько лет! — и вот сподобилась явиться! — да еще и не замужем! — все очень подозрительно.

Откликнулась лишь одна Аглая Дмитриевна, которая всегда почитала покойную матушку Полины и в былые времена водила с ней дружбу. Аглая Дмитриевна с радостью приняла приглашение Полины и тотчас же побывала у нее в гостях. Полина в свою очередь приложила максимум усилий, чтобы произвести приятное впечатление, и добилась желаемого: Аглая Дмитриевна, очарованная Полиной, предложила устроить свидание с племянником, который приедет в сентябре в отпуск. Так у тетушки созрел план: женить Сереженьку на Полине, ведь они еще в далекой юности симпатизировали друг другу.

Но на дворе стоял конец апреля, а до сентября было далеко. Полина скучала, в то время как в имении ничего не изменилось в лучшую сторону: управляющий так и продолжал воровать. Тогда она вспомнила о небольшом охотничьем домике, который в свое время папенька, ныне покойный, очень любил.

Полина обнаружила охотничий дом в запущенном состоянии, но приказала привести его в порядок и стала часто совершать прогулки на лошади и уединяться в лесу на природе.

После нескольких прогулок женщина поняла, что скучает по петербуржскому блеску, порой пусть и фальшивому и, как ни прискорбно признаться, по мужской ласке. Она переправила свой заветный дневник в охотничий дом, где предавалась воспоминаниям о былых победах, почитывая его время от времени.

Первой жертвой развлечений Полины стал ее же управляющий. Женатый человек, которому недавно исполнилось пятьдесят два года, увы, не смог удовлетворить все изысканные и откровенные плотские желания своей хозяйки. Хандра одолевала разочарованную Полину с новой силой.

Тогда она решила отправиться во Владимир, находившийся в сорока верстах от Вересова, да до железнодорожной станции еще надобно добираться. В городе Полина провела две недели и нашла его весьма скучным и излишне провинциальным. Вернувшись домой, она и вовсе потеряла голову, сойдясь с истопником, сочтя его диким и неистовым в постели.

Аглая Дмитриевна, естественно, и не подозревала о дурных наклонностях своей милейшей соседки и лелеяла надежду, что в сентябре все сладится.

Аглая Дмитриевна и Сергей Львович вошли в залу, где их ожидала хозяйка, Полина Васильевна Вересова. Сергею было достаточно лишь одного взгляда, брошенного на женщину, чтобы убедиться, что она хоть и, безусловно, изменялась за двадцать пять лет, но все же еще хороша и желанна.

Полина долго думала, что надеть из множества столичных туалетов, привезенных с собой в шести огромных чемоданах. Ее выбор остановился на голубом платье из тафты, выгодно оттеняющем глаза, с глубоким соблазнительным декольте.

Располневшая грудь Полины Васильевны вздымалась от волнения, и, если бы не изрядный слой пудры, Сергей Львович заметил бы, как волнуется подруга его юности. Хозяйка мило улыбнулась:

— Рада видеть вас, Аглая Дмитриевна, и вас, Сергей Львович. — Она протянула мужчине руку для поцелуя. Тот поспешил припасть к ней. Нежная кожа Полины обдала Сергея изысканным парижским ароматом, отчего он и вовсе разомлел.

— Полина Васильевна, вы помните моего племянника? — наигранно поинтересовалась Аглая Дмитриевна.

— Конечно! Разве можно забыть наши невинные шалости! — воскликнула хозяйка.

Сергей несколько напрягся, пытаясь припомнить, о каких шалостях идет речь. Но когда Полина взглянула на него, он окончательно утонул в ее глазах, решившись отдаться на волю судьбы. Аглая Дмитриевна заметила волнение племянника и ретировалась:

— Ах, Полина Васильевна, позвольте оставить Сергея на ваше попечение. Я еще должна заехать в имение к Марии Павловне Дементьевой, та обещала списать мне рецепт дивного пирога.

Полина разгадала уловку и поддержала ее:

— Конечно, Аглая Дмитриевна. Нам будет о чем поговорить с Сергеем Львовичем и что вспомнить.

Сергей понял, что тетушка заманила его в ловко расставленные сети, и теперь как воспитанному человеку ему и вовсе некуда деваться: придется остаться в Вересово, вопрос — надолго ли?

Полина присела в кресло около камина и пригласила Сергея жестом занять место напротив нее. Он подчинился.

— Ах, Серж! Вы позволите, если я буду вас так называть?

— Как угодно…

— Тогда, зовите меня просто Полина, без церемоний. В Петербурге нынче не модно называть друг друга по отчеству, это старит и придает отношениям некую официальность. Ведь мы хотим с вами перейти к более близким отношениям. Не правда ли? — невинно поинтересовалась Полина.

Сергей несколько растерялся: вопрос был задан слишком прямолинейно и требовал такого же ответа. Он собрался с духом:

— Мы давно не виделись с вами. И наши шалости в юности не переступали границ дозволенного…

— Разумеется, Серж. Я не требую от вас пойти со мной тотчас же под венец! Мы должны узнать друг друга поближе. — Полина многозначительно взглянула на собеседника. У него непроизвольно потянуло внизу живота…

— Я был бы счастлив это сделать!

— Вот и прекрасно. Вы обещаете подчиняться мне как хозяйке и, наконец, как женщине?

— Да…

— Тогда отправимся на пикник.

Сергей удивленно вскинул брови.

— Помилуйте… И куда же?

— В мой охотничий дом. Он находится в двух верстах от имения, в лесу. Я прикажу собрать нам еды и вина. Думаю, вам понадобятся силы…

Сергей смотрел на женщину, словно зачарованный, не веря собственным ушам: Полина Вересова приглашает его на свидание с явным авансом… Кто бы мог подумать, что скромная юная Полина превратится, как нынче модно говорить в столице, в «эмансипе», которые позволяют себе весьма вольное обращение с мужчинами.

Спустя два часа Полина и Серж приближались к охотничьему домику. Время перевалило далеко заполдень и приближалось к трем часам.

Всадники ехали по лесу.

— Еще немного и мы — на месте, — нарушила молчание Полина. — Серж, вы отлично держитесь в седле, несмотря на то, что артиллерист.

Сергей кивнул, он действительно любил конные прогулки.

За поворотом лесной дороги появилась поляна, осеннее солнце освещало через крону пожелтевших листьев черепичную крышу охотничьего дома.