Московский лабиринт Минотавра Солнцева Наталья

Глава 7

Москва. Октябрь

Двери клуба «Ахеронт» были закрыты. Телефон не отвечал, и Смирнову ничего не оставалось, как отложить беседу с диггерами до завтра. Поиски Наны безнадежно застряли.

– Что тебе подсказывает пустота? – спросил он у Евы утром.

Это был ее излюбленный метод: если расследование заходит в тупик, задавать вопросы пустоте. Именно там, по глубокому убеждению Евы, кроются все ответы.

– Пока ничего.

– Прискорбно, прискорбно! – с иронией воскликнул Всеслав. – И что прикажешь мне делать?

– Заняться оперативными мероприятиями! – не осталась в долгу она. – Потопать ножками, пустить в ход знаменитую логику. Дедукция и еще раз дедукция! Желаю удачи, дорогой.

Дедукция оказалась бессильна. Сколько сыщик ни бился в попытках хотя бы наметить дальнейшие шаги, ничего путного в голову не приходило. Придется прибегнуть к обычному способу: изучать окружение Наны. А кто туда входит? Из известных персонажей – Проскуров, родители, проживающие в Тбилиси, Катя Сорокина и Галина Пашина. Со всеми он уже переговорил, кроме четы Метревели. Не ехать же в Грузию?

– Все ли возможное я сделал здесь, в Москве? – с пристрастием спросил себя Смирнов. – Прежде чем тащиться на край света…

И тут его осенило. Он же не побывал в квартире Эдика, где жила Нана перед тем, как исчезнуть, – не осмотрел ее вещи, ее записные книжки. Как он мог допустить такую грубую оплошность? Доверился Проскурову, который якобы сам искал блокнот жены и сделал вывод, что она унесла его в своей сумочке.

– Эдик, – набрав номер товарища, сказал сыщик, – могу я напроситься к тебе в гости? Хочу посмотреть, что окружало твою жену.

– Без проблем, поехали сейчас. Я пару бумаг подпишу и буду к твоим услугам.

Проскуров не обманул: через сорок минут его «Ауди» уже стояла в условленном месте.

– Классная машина, – оценил Всеслав. – Нана любила… любит на ней ездить?

Его мрачная оговорка не укрылась от Эдика.

– Только не говори мне, что ее нет в живых! Дай Олега похоронить… Господи! Тетка совсем ума лишилась от горя. Кстати, я звонил в морг и в полицию, просил разрешения забрать тело. Вскрытие показало, что Олег в момент смерти был трезв и здоров.

– Значит, предположение о потере сознания или сердечном приступе отпадает, – задумчиво произнес Смирнов. – В общем, я и так это знал. Гайка…

– Она могла сама раскрутиться, – перебил его Эдик. – Мне гаишники сказали.

– Послушай, ты же водитель. Не обманывай себя! «Хонда» – фирма надежная, и чтобы гайка крепления переднего колеса ослабилась, надо как минимум убрать фиксатор.

Проскуров понуро молчал.

– Не трави душу, – выдохнул он уже у самого дома. – Понимаю, что ты прав, а соглашаться не хочу. Кому понадобилось убивать Олега? У меня голова кругом идет. Нана пропала, брат погиб, тетка едва дышит, мать голосит, отец лекарства глотает. Еще похороны как-то пережить надо.

– Да, конечно.

Они поднялись в лифте на пятый этаж. Эдуард возился с замками, руки дрожали.

– Нервы ни к черту, – оправдывался он. – Ночь не спал, выпил лишнего. Входи.

Квартира Проскурова ничем не напоминала квартиру Смирнова – гораздо более просторная, обставленная современной мебелью, много стекла, много света, прозрачные гардины на окнах, цветы на полу в керамических горшках.

– Видна равнодушная рука дизайнера, – неодобрительно хмыкнул сыщик. – Если б я случайно зашел, ни за что не догадался бы, кто здесь живет. Безликий интерьер.

– Не буду отрицать. Внутреннее убранство помещений не по моей части. Думал, Нана переделает все по своему вкусу, а ее тоже не особо интересовал домашний уют. Чисто, удобно – и ладно.

Смирнов ходил из комнаты в комнату, не переставая удивляться: на первый взгляд ничто в этой квартире не выдавало присутствия Наны. Женских безделушек не оказалось, косметика хранилась в ящике туалетного столика, там же лежали несколько подаренных Эдиком жене золотых украшений. Вещи Наны аккуратно висели в шкафу.

– Это все я покупал, – сказал Проскуров. – И шмотки, и обувь, и белье.

– У нее что, ничего не было?

– Было, но… мы решили начать новую жизнь, и я предложил ей все старые вещи выбросить. Она не обиделась, засмеялась и согласилась. В общем, почти все оставшееся имущество Наны уместилось в одном чемодане. Она же в Москве квартиру снимала, ничего лишнего не приобретала.

– А книги?

– Они здесь, на полке, – Эдик указал на черный матовый стеллаж. – Все по искусствоведению.

Всеслав бегло просмотрел издания: архитектура древней Индии, китайский фарфор, античность, поздняя готика, ренессанс, маньеризм. Никакой системы. Вкусы и пристрастия Наны по принадлежащим ей книгам определить невозможно.

– Куда делся ее чемодан? – со вздохом поинтересовался сыщик.

– Я его в гараж отнес. Он пустой! – Проскуров не скрывал удивления. – В нем ты точно ничего не найдешь. Разве что стенки двойные или дно. Тряпки Нана отнесла на помойку, а книги перед тобой. Да в чем дело?

Смирнов пожал плечами. Если бы он знал!

– Ума не приложу, где искать твою супругу. Ни одной зацепки. Не в Грузию же лететь к ее родителям и друзьям детства?

– Стариков инфаркт хватит, – испугался Эдик. – Повремени с этим визитом. Может, все выяснится?

– А если нет?

– Чем тебе помогут родители Наны?

Всеслав и сам сомневался, что поездка в Тбилиси окажется полезной. Чутье подсказывало: разыскивать пропавшую жену друга следует в Москве.

– Но ведь неизвестно, за какой кончик потянуть, чтобы узелок развязался? – возразил сыщик. – Тут шашкой не рубанешь, тут тонкость требуется.

Подавленный исчезновением супруги и смертью брата, Проскуров угрюмо молчал. Он по пятам следовал за Смирновым, который выдвигал ящики, перебирал вещи на полках, заглядывал в шкафчики.

– Что ты надеешься отыскать? – не выдержал хозяин квартиры. – Скажи, ради бога!

– Записную книжку Наны, фотографии, письма какие-нибудь.

– Вот, возьми альбом, здесь и наши свадебные фото, и несколько любительских, которые принесла Нана. Ее документы у меня в домашнем сейфе, паспорт, свидетельство о рождении и диплом. А блокнот был у жены в сумочке, я говорил.

– Поставь чаю, – попросил Смирнов, чтобы отвлечь внимание удрученного Эдика от своих действий. – Пить хочется. Сладкое есть?

– Есть. Печенье, конфеты. Любишь трюфели?

– С детства.

Проскуров удалился в кухню, а сыщик сел на диван просматривать альбом. Его не покидало чувство недоумения и растерянности. Чего-то в происходящем он никак не мог понять. Был во всем этом какой-то блеф, какая-то нелепость, фальшь.

Фотографии из альбома запечатлели обычные вещи, сценки институтского выпуска: Нана в скромном облегающем платье лилового цвета, получающая из рук дородного мужчины диплом и памятный сувенир; хохочущие девушки с цветами в волосах; стайка выпускников, прогуливающихся по набережной. А вот свадьба. Нана потрясающе красива в грузинском национальном костюме, Эдик, смущенный и немного неуклюжий, в обычном пиджаке и брюках, рядом с ней. Почему же он не оделся по-грузински? Один из снимков выскользнул и упал на пол. Смирнов наклонился. Где же фотография? Придется лезть под диван.

Он заглянул в пространство между нижним краем дивана и полом. Красивый паркет, дубовый, наверное. Фотография лежала рядом с каким-то предметом. Диван стоял на ножках, и рука свободно прошла, чтобы достать улетевший снимок и заодно забытую под диваном вещицу.

– Что ты делаешь? – воскликнул вернувшийся из кухни с чаем Проскуров. Он чудом не уронил поднос с чашками и сластями.

– Извини, снимок доставал. А там еще вот что валялось.

Эдик, бледный, как стена, не сводил глаз с предмета, извлеченного сыщиком из-под дивана. Это была припорошенная пылью женская кожаная сумочка.

– Дай…

– Что с тобой?

– Это сумка Наны. Я думал… Как это может быть?! Она же взяла ее с собой!

– Минуточку, – Смирнов открыл сумку: она была пуста. Абсолютно. Открывая отделение за отделением, он убедился, что в них ничего нет. – Это сумка твоей жены? Ты уверен?

– Я сам покупал ее… Других у Наны не было. Старую мы выбросили… Боже мой! – Он поспешно поставил поднос на журнальный столик, схватился за голову. – Ничего не могу понять! Как она очутилась под диваном?

Всеслав вспомнил слова Евы: «Ревность! Он убил сначала жену, потом брата…» Безумие! Эдик на такое не способен. А подаренная им Олегу новенькая скоростная «Хонда», у которой вдруг отваливается колесо? А сумочка? Как она попала под диван? И с чем тогда ушла из дому Нана? С пустыми руками? Но если она не собиралась брать сумку, то не стала бы прятать ее под диван. А Проскуров? Зачем ему врать, зная, что сумка валяется на полу в квартире? Если он не знал, то…

Вопросы переполнили сознание Смирнова, он сел, закрыл глаза. Надо успокоиться, разобраться, что к чему.

– Почему сумка пустая? – бормотал Эдик. – Где кошелек, телефон, ключи от квартиры?

– Блокнот, косметичка, – продолжил перечислять сыщик. – И прочие дамские мелочи?

Действительно, в сумочке не оказалось ни одной бумажки, ни одной забытой шпильки – ничегошеньки.

Проскуров схватил сумку, принялся рассматривать ее со всех сторон, словно не веря своим глазам.

– Странно… – бормотал он. – Странно…

– Итак. Картина происшедшего с Наной несколько меняется, – изрек Всеслав. – Можно поставить под сомнение основной тезис: а именно, что твоя жена, Эдик, ушла из дому сама, по доброй воле. Найденная под диваном сумочка противоречит сему факту. Кто-то ее тщательно выпотрошил и забросил под диван, вот только зачем? С какой целью?

– Но дверь была в порядке, замки никто не взламывал.

Смирнов осмотрел входную дверь, замки и вынужден был согласиться с хозяином квартиры.

– Значит, Нана его… или их… сама впустила. Обратись ты ко мне сразу, мы бы смогли изучить следы, оставленные злоумышленниками. Теперь они, конечно же, затоптаны.

– Мои ребята из охраны изучали, – буркнул Эдик. – Ничего существенного не обнаружили.

– Нашел специалистов!

– Один из них в полиции служил. У меня не было оснований не доверять их выводам.

– Ладно, допустим. А почему же вы тщательнейшим образом не обследовали квартиру? Ведь тогда сумочка была бы найдена.

– Вроде обследовали…

– Вроде! Вот и результат!

– Диван мы не отодвигали, – тяжело вздохнул Проскуров. – И не заглядывали под него. Каюсь.

Смирнов предусмотрительно промолчал. Он и сам не полез бы под диван, не попади туда фотография из альбома.

– Почему же сумочка Наны пуста? – не выдержал Эдик. Он и хотел задать этот вопрос, и боялся ответа на него. – Она сама все оттуда выгребла? Может, она хотела оставить мне знак? Намек на то, что ее силой заставили уйти?

– Может, сама, а может, и нет, – задумчиво произнес сыщик. – При любом раскладе сумочка осталась в квартире не случайно. У вас бывали гости?

– Н-нет… мы не успели устроить прием. Честно признаться, Нана и я не относимся к любителям как ходить в гости, так и принимать их у себя дома. У меня близких друзей нет, не сложилось. У Наны тоже, насколько мне известно, задушевных подруг не было. Мы во многом похожи.

– А с Олегом Хованиным ты ее познакомил? И вообще, со своей родней?

– Мы перед отъездом в Тбилиси нанесли визит моим родителям, – слишком официально выразился Проскуров. – Объяснили, что хотим пожениться и сделать все в узком кругу, то есть только вдвоем. Нана высказала такое пожелание, я был не против. Мои старики – лояльные, понимающие люди, они предоставили нам возможность отпраздновать вступление в брак по нашему желанию. И потом, они в наши отношения с Наной не вмешивались.

– Сколько вы прожили вместе? – усмехнулся Всеслав. – Чуть больше месяца? Срок солидный, ничего не скажешь. Вот пройдет лет десять, тогда и поглядим, будут родители вмешиваться или нет?

– Какая разница?! Лишь бы Нана нашлась живой и здоровой. А с родителями я уж как-нибудь разберусь.

– Ты так и не сказал: Олег был знаком с твоей женой?

– Нет, – ответил Эдик. Это признание далось ему нелегко. – Я ревновал! Не хотел сразу знакомить Нану и Олега. Брат хорош собой, по-своему интересен… умеет… умел произвести впечатление на женщин, поболтать о подземельях, напустить на себя этакую романтическую дымку. Искатель приключений! Я не рискнул представить Олега своей жене. Да он и не стремился. Со временем знакомство произошло бы само собой, в семейном кругу.

«Все ясно, – подумал Смирнов. – Ева опять попала в точку. Эдик – ревнивец! Ему удавалось отлично скрывать эту черту характера. Во всяком случае, я не замечал».

Москва. Год тому назад

Восточный танец девушек в «Гюльсаре» заворожил Феодору: дым кальянов и полумрак скрывали лица посетителей, многие из которых располагались в кабинках в мавританском стиле, отделенных от общего зала ажурной колоннадой. Глаза привыкали и различали мелкие детали этой пестрой, пышной, золоченой, изысканной картины. Зато те, кто уже давно сидел на шелковых диванах и подушках, отлично видели каждого вошедшего.

Феодора надела ту самую одежду, которая уже произвела нужное впечатление на Владимира Корнеева – наряд знатной минойской дамы. Здесь, в «Гюльсаре», он естественно вписался в общее убранство, имитирующее помещение сераля. Даже запах розового масла, перебивающий аромат табака, и круглый мраморный фонтан в середине зала будто воссоздавали летнюю беседку – излюбленное место отдыха изнеженных, избалованных обитательниц гарема.

Когда Рябова ощутила на себе пристальный мужской взгляд, она не усомнилась, что это взгляд Владимира. Везение, начавшееся на Крите, не могло оборваться в Москве.

То, что произошло в «Гюльсаре», превзошло самые смелые мечты Феодоры. Словно сама Афродита, пробудившись от вековой дремы, протянула ей руку помощи: молодой Корнеев так стремительно и неудержимо поддался чарам зрелой кокетки, что это удивляло и даже настораживало. Чего-чего, но предложения руки и сердца в первый же совместно проведенный в «Гюльсаре» вечер Феодора не ожидала. Весь ее опыт обещал долгую, изощренную осаду сей крепости. Слишком быстрый успех ошеломил, выбил у нее почву из-под ног, нарушил строго рассчитанный ход действий. Феодора потратила много сил, выковывая свое оружие, а оно ей почти не понадобилось. Младенец Эрот не успел прицелиться, как стрела любви сорвалась с его волшебной тетивы и вонзилась в сердце Корнеева.

Он безумствовал, тогда как Феодора с трудом скрывала недоумение и радость. Ей приходилось играть роль капризной, пресыщенной женщины, привыкшей к любовным атакам состоятельных мужчин. Ослепленный Владимир, к величайшему счастью, не интересовался ни ее родословной, ни ее возрастом, ни родом занятий. Словно бешеный, закусивший удила жеребец он мчался к своей цели – обрести законное право на Ариадну, пусть мнимую. Он уже взял золотой клубок из ее рук и не собирался выпускать заветную нить, которая приведет его… Впрочем, не стоит опережать события. Этот мир соткан из иллюзий, и каждый волен выбирать свое собственное наваждение.

Стареющая хищница и молодой повеса пили ликер, закусывали виноградом и засахаренными орехами, обменивались ничего не значащими фразами, старательно обходя тему Крита и кносских развалин. Ни один из них не желал признавать, что нынче иные времена, иные нравы. Он предпочитал не задумываться, как эта женщина оказалась на его пути; она же еще усерднее гнала от себя мысли о возможном разоблачении.

Не зная, как вести себя, Феодора делала вид рассеянной, умудренной опытом светской львицы. Ее кавалер демонстрировал пылкую увлеченность, излишне горячую, учитывая малый срок их знакомства. Она не отклонила его предложение вступить в брак, но и не ответила согласием. Посмеялась, как над забавной шуткой.

– Вам весело? – залился краской обиды Корнеев. – Отчего же?

– Да оттого, что завтра вы пожалеете о своем опрометчивом поведении, – прошептала она, слегка наклоняясь к нему, демонстрируя свою полную, покрытую легким загаром грудь под полупрозрачным газом, закрывающим глубокий вырез тесного атласного жилетика. – Вдруг я поймаю вас на слове? Как вы станете выкручиваться?

– Я никогда ни о чем не жалею! – воскликнул молодой человек, оскорбленный ее недоверием и насмешкой. – И не привык бросать слова на ветер. Теперь вы решаете мою судьбу! Да или нет?

– Нетерпеливый охотник, – усмехнулась Феодора. – Ваши сети, пожалуй, могут оказаться опасными, мой лютый ловчий.

Последнее ее выражение подстегнуло Владимира. Он вскочил, опустился на колени перед Феодорой, прошептал, задыхаясь:

– Это рок. Отдадимся же ему без оглядки!

Она качала головой, ей было жарко, душно от возбуждения, выпитого ликера, от табачного дыма, смешанного с ароматами розового масла и сандалового дерева.

Феодора не позволила Корнееву проводить себя домой, но любезно согласилась дать ему номер своего мобильного телефона. Молодой человек посадил ее в такси и долго стоял, глядя, как машина теряется в ночи, расцвеченной огнями.

На следующий день Владимир сам, не полагаясь на случай, пригласил Феодору в «Гюльсару». Такие свидания ее устраивали. Не зная о близорукости Владимира, она надеялась, что в дымном сумраке ночного клуба мелкие морщинки и другие следы возраста на ее лице менее заметны. Тридцать девять лет – не шутка для женщины, которая хочет выйти замуж за молодого богатого красавца.

Весь день до встречи Рябова провела в лихорадочном волнении. А что, если Корнеев вчера просто много выпил и сболтнул лишнее? Что, если ни о какой женитьбе он и не помышлял и теперь ломает голову, как исправить положение? Что, если он просто не придет на свидание? Она гнала от себя горечь разочарования и мысли о возможном нежелательном повороте в их с Владимиром отношениях. Бурно начавшись, они могли так же молниеносно закончиться. Вспышка электрического разряда на мгновение освещает все вокруг и тут же гаснет.

– Какая я ему пара? – запоздало каялась Феодора, разглядывая себя в зеркале. – Да, хороша! Все еще. Но с каждым годом разрыв между его ослепительной молодостью и моим увяданием будет увеличиваться. О нас станут сплетничать, говорить за спиной обидные вещи.

«К тому времени ты приберешь к рукам денежки, – нашептывал внутренний голос. – Не страшно, что пока они принадлежат его отцу. Это даже к лучшему: целее будут. Владимир – поздний ребенок, его родители не молоды, их жизнь клонится к закату. Корнеев-старший, по слухам, стал прихварывать, в любой момент он может отойти от дел. Единственным его наследником является Владимир. Глупо упустить такой шанс из-за собственной нерешительности. Ты будешь старше супруга всего на тринадцать лет!»

– Всего… – простонала Феодора. – Легко сказать!

«Делай то, что задумала! – приказывал голос. – Там видно будет. Изменятся обстоятельства, изменится и твое отношение к замужеству. Все бренно в этом мире. Лови миг удачи, пока он не выскользнул из твоих рук. Другие могут оказаться проворнее!»

«Хватит терзаться, – решила Рябова. – Лучше позаботиться о наряде, в котором я пойду на свидание с… женихом. Да, с женихом!»

Она выбрала платье свободного покроя, очень светлого розового цвета с жемчужным отливом. Складки у плеча и на линии бедер делали его похожим на хитон. Ткань была тонкой, не скрывающей фигуры, которая угадывалась под перламутровым покровом. На шею и волосы Феодора надела подаренные одним из отставных ухажеров нити японского жемчуга. Прическа на сей раз отличалась простотой и классической формой. Розовая кожаная сумочка и такие же туфли завершили туалет. Получилось превосходно.

Владимир позвонил за полчаса до назначенного времени, предложил заехать за ней. В его голосе звучали дрожь и трепет. Она отказалась. С трудом усмирила сердце, готовое выпрыгнуть из груди в предчувствии полной, сокрушительной победы над мужчиной. Да еще каким мужчиной! Неожиданная победа иногда повергает в замешательство. Феодора прислушалась к себе: что она ощущает? Переживание любви – или триумфа?

– Пожалуй, второе, – честно призналась она.

Владимир провел этот день в беспокойных хлопотах. Несмотря на плохое зрение, он понял, что она старше его и что существует реальная угроза получить ее отказ. Не всякая женщина, тем более такая утонченная, умная и чувственная, как его новая знакомая, пожелает иметь молодого необузданного супруга. Корнеев привык эпатировать публику, самозабвенно предаваясь этому развлечению. Женитьба на Феодоре – именно то, чем он сможет обратить на себя внимание бомонда. И не только. Он не допустит промаха.

Прекрасная, хоть и мнимая Ариадна снова поразила его, явившись в «Гюльсару» с небольшим опозданием. Словно ожил мраморный барельеф, украшающий стену храма, или обрело плоть изображение на старинной греческой вазе – Феодору было не узнать. Уже не минойская принцесса, а исполненная достоинства и зрелой красоты женщина вошла в заказанную Владимиром отдельную «диванную» – небольшое помещение, огражденное с двух сторон резными стенками из красного дерева.

Женщина сразу ощутила разлитую в воздухе тревогу. Ей стало не по себе. Неужели жених откажется от сделанного накануне предложения? Скрывая нервозность, она делала неприступный вид. Пусть не думает, что ее это хоть сколько-нибудь трогает.

Но Владимир и не помышлял ни от чего отказываться. Он читал стихи античных поэтов, рассыпался в комплиментах и как-то странно поглядывал мимо Феодоры, за ее спину. Словно обменивался взглядами с неким невидимкой. Впервые в душу Рябовой вкрался страх, но не от того, что она окажется отвергнутой и ее мечты о выгодном, блестящем браке не осуществятся. Это был необъяснимый страх, не имевший под собой реальной почвы: сродни чутью зверя перед скрытой опасностью.

– Я хочу сделать ответный дар, – вдруг сказал молодой человек, рассеивая ее настороженность. – В обмен на тот чудесный клубок, врученный мне вами среди руин дворца Миноса.

Он достал бархатный футляр и показал Феодоре колье в виде золотой цветущей ветви.

– Надеюсь, оно достойно вашей красоты!

Несколько самых крупных цветов были искусно украшены бриллиантовой россыпью, и у любой женщины при виде такой изысканной драгоценности перехватило бы дух. Феодора не сумела сдержать вздоха восхищения.

Но ни роскошный презент, который подчеркнул неизменное намерение Владимира – ибо такие вещи просто так не дарят, ни французское шампанское, ни дорогие экзотические закуски, ни полные обожания глаза мужчины, ни его слова о любви не могли избавить Феодору от ощущения, будто ее пригласили сюда как на смотрины.

Она постоянно ощущала спиной чей-то пронизывающий, оценивающий взгляд. На миг ей показалось, будто за резной перегородкой притаилось чудовище. Глупость, конечно! Новоиспеченная невеста боролась с накатывающими приступами странного желания: ей хотелось вскочить и бежать отсюда куда глаза глядят.

«Это психоз, – уговаривала она себя. – Я ведь в первый раз выхожу замуж. С невестами случаются истерические припадки. Наверное, на меня свалилось слишком большое счастье. Это пройдет».

Глава 8

Москва. Октябрь

Третья попытка застать «детей подземелья» в клубе «Ахеронт» увенчалась успехом. Дверь отворилась, и Смирнов оказался в сумрачном помещении. Тусклая лампочка под потолком рассеивала желтый свет, в котором стены, предметы и лица людей казались пергаментными.

– Вам кого? – неприветливо поинтересовался щуплый паренек в олимпийке и джинсах.

Рядом с ним сидел плотный, приземистый мужчина лет тридцати пяти. Кроме них, здесь, похоже, больше никого не было, если только в комнатушке не существовало потайной двери. На стенах клуба висели плакаты с изображениями рок-певцов и картинками преисподней. В одном углу стоял высоченный железный шкаф с приоткрытыми дверцами, в другом – видавший виды письменный стол. Старые стулья и табуретки дополняли убогую меблировку.

– Кто у вас тут за старшего? – расплылся в наивной улыбке сыщик.

– Ну я, – неожиданно мощным басом ответил приземистый. – Дмитрий Каморин.

– Смирнов, – коротко представился гость. – В диггеры записаться хочу, пополнить ряды, так сказать.

Широкая улыбка не сходила с его лица. Члены клуба в недоумении переглянулись.

– У нас не библиотека. Записаться! – передразнил паренек. – Кладоискатель, что ли?

– Острых ощущений захотелось, – признался Смирнов. – Возьмете?

– Мы в клуб только по рекомендации принимаем, – важно заявил Каморин. – Тебя кто рекомендует?

– Олег Хованин.

– Он погиб, – сказал тощий, и они с Камориным снова переглянулись. – Разбился на мотоцикле.

– Ка-а-ак?! – изобразил горестное удивление Всеслав. – Мы с ним неделю назад пиво пили в «Дрейке», он обещал показать подземный ход, которым пользовались любовники этой… как ее… царевны Софьи. От Трубной площади прямо в Кремль ведет.

Перед разговором с диггерами сыщик проконсультировался у их «коллег». Людей, занимающихся исследованием подземной Москвы, было немало. Они объединялись в отдельные группы, большие и не очень, действовали на свой страх и риск. Клуб «Ахеронт» основала малочисленная, но сплоченная группа ребят под предводительством Каморина. Олег пользовался у них уважением и любовью, так как всецело отдавался своеобразному увлечению – подземным путешествиям, и, кроме того, являлся специалистом в силу своей профессии. Под землей всякое может случиться – обвал, затопление, прочие сюрпризы, и пару раз ребятам удавалось выбраться на поверхность исключительно благодаря интуиции и знаниям Хованина.

– Нет больше Олега, – понуро опустил голову тщедушный паренек. – Уплыл он от нас по реке скорби. Не надо было так клуб называть! Я говорил…

Смирнов понимающе кивал. Благодаря Еве, которая тщательно подходила к вопросу о названиях, утверждая, что в этом кроется определенная информация, он блеснул эрудицией.

– Да, парни! С названием вы подкачали. Придется менять. Подземная река Ахеронт, если верить мифам, считается входом в царство бога мертвых Аида. Не так ли? Один из вас уже отправился в сие царство, думаю, остальным не особо хочется последовать за ним.

– Ты прав, – степенно кивнул Каморин. – Клуб мы переименуем. А вот Олега уже не вернуть. Жалко. Однажды мы с ним вдвоем полезли искать проход к секретному тоннелю Лубянки. Свод обвалился, если бы не Хованин, я бы сейчас здесь не сидел. У него просто нюх был на подземные коридоры! Когда после обвала пыль ядовитая осела, Олежка постоял, к стенам присмотрелся, постучал там, сям… «Тут ломать надо, – говорит. – Должно быть ответвление». И раз, раз! – киркой по кладке: звук гулкий, значит, пустоты имеются. Через полчаса мы пробились в другой тоннель, повыше.

– Как это – повыше? – притворно удивился Всеслав.

На самом деле он имел некоторое представление о подземных коммуникациях столицы, правда, далеко не такое полное, как опытные диггеры.

– Москва вросла в землю двенадцатью уровнями, – вмешался в разговор тощий паренек. – Это нижний город, утопающий во мраке и черных водах подземных рек. Ты уверен, что хочешь спуститься туда?

Сыщик указал на изображения адских чудовищ, висевших на давно не крашенных стенах.

– Вы специально страшные картинки развесили? Новичков пугать? Так я не из робких, ребята. Олег бы вам подтвердил.

Дмитрий Каморин улыбнулся. Чем-то незнакомец ему импонировал – тренированное тело, открытое, мужественное лицо, с чувством юмора все в порядке.

– Чаю хочешь? – неожиданно предложил он. – У нас настоящий, цейлонский.

– Не откажусь.

Чай в клубе «Ахеронт» оказался отменным. Хранили его не в пачках и не в коробках, а в нескольких специальных стеклянных банках с плотными крышками. Каморин отлично умел заваривать, радушно угощал гостя печеньем, шоколадными конфетами.

– Олега давно знаешь? – спросил он между прочим.

– Ага. Мы с его двоюродным братом воевали вместе.

Диггеры промолчали – видимо, Хованин не посвящал их в подробности своих семейных отношений.

– Это брат ему «Хонду» подарил, – заметил тощий паренек. – На погибель.

И все. Больше о Проскурове не прозвучало ни слова. Каморин с товарищем принялись травить обычные диггерские байки: о крысах-мутантах, о шабашах сатанистов, привидениях, о таинственной библиотеке Ивана Грозного, так пока и не найденной, о «расстрельных подвалах» Лубянки, безымянных братских могилах, секретных подземных городах.

Над расшатанным письменным столом, за которым они пили чай, прямо на стене какой-то умелец начертал: «Если хочешь носить гордое имя – диггер, то место твое там, где тебя быть не должно».

Каморин перехватил взгляд гостя, пояснил:

– Власти не очень любят, когда посторонние шляются по городским коммуникациям. А сейчас из-за террористов вообще все, что могли, перекрыли, я имею в виду входы в подземелья. Но мы не унываем, домик полуразрушенный облюбовали с глубоким подвалом, опять же Олег Хованин подсобил. Он книжки по архитектуре и археологии Москвы изучал, понимал, откуда и куда могли быть проложены подземные ходы. На месте многих нынешних зданий в давние времена стояли совсем другие – дворцы особ, приближенных к государям, дома масонов, прочих лиц, посвященных в государственные секреты, чернокнижников. Про Якова Брюса слыхал? Он еще при Петре I разными сомнительными делами занимался: астрологией, например, алхимией, колдовством.

– А главные свои тайны Брюс хранил в подземелье под Сухаревой башней! – добавил паренек. – Там же находится и «Черная книга», ее тринадцать духов охраняют. Понимаешь, на земле дома новые, а под землей старые сооружения остались. Мы указанный Олегом ход расчистили и пользуемся.

– Под домом Брюса, что ли? – спросил сыщик.

– Не-е-ет! – рассмеялся Каморин. – В другом месте, а где – про то молчать следует. Вдруг такие, как ты, прыткие, захотят в подземелье попасть? Там сгинуть – раз плюнуть. Диггеры свои входы держат в тайне, ради безопасности не в меру любопытных товарищей.

– Значит, не возьмете меня под землю? А Олег обещал.

– Воля покойного – закон, – серьезно сказал тщедушный паренек. – Мы, Димыч, обязаны его обещание выполнить. А то удачи не будет.

– Взять-то можно… только после соответствующей подготовки, – поразмыслив, не стал возражать Каморин. – Эх, Олег, Олег! Любитель был таскать с собой кого попало.

– Да он пару раз всего брал под землю чужих, – заступился за Хованина паренек.

– Слушай, тебя как зовут? – спросил Смирнов. – А то говорим, говорим, вроде познакомились, только без имен.

– Зови его Владом, – ответил за паренька Каморин.

– Значит, Олег любил экскурсии устраивать для новичков? Да, Влад?

– Ну, вроде того, – смутился тот. – Доброй души человек был. Снаряжение свое давал напрокат – костюм прорезиненный, каску, фонари. Как его угораздило на мотоцикле в бордюр врезаться? Он за рулем почти не пил, разве что несколько глотков пива.

– А не могли его убить?

– Кто?! – вскинулся Каморин. – Ты не шути так! У нас Олежку все обожали. Что за глупости? Известно же, он в аварию попал, превысил скорость, не справился с управлением. Какое это убийство?

– Вы поверили официальной версии? – многозначительно закатил глаза Всеслав.

– Да. Зачем кому-то убивать Хованина? А на своей «Хонде» он гонял как сумасшедший, все знают.

– У Олега были враги? Ему завидовали?

– В «Ахеронте» нет завистников, – обиделся за товарищей Влад. – У нас подземное братство, где каждый доверяет другому, как самому себе. С врагом в преисподнюю не полезешь.

– Может быть, он девушку у кого-нибудь отбил или еще чего натворил? – не отступал Смирнов. – Мы с его братом Эдиком – боевые друзья, и мне небезразлично, по какой причине погиб Хованин.

– Ты, случайно, не мент?

– Почему сразу мент? Если человек хочет установить истину, он обязательно должен быть ментом?

Каморин со стуком поставил чашку на стол. Чай у него остыл.

– Много вопросов задаешь не по делу, – сквозь зубы произнес он. – Пришел под землю проситься, а сам про Олега вынюхиваешь. Странно.

– Получается, ваш приятель умер, а вам все равно? – ринулся в атаку сыщик. – Я Олега мало знал, и то у меня за него душа болит. Молодой мужик ушел из жизни, жениться не успел, детей после себя не оставил! Девушка у него хотя бы была?

Влад растерянно переводил глаза с Каморина на гостя и обратно.

– Была, – пробормотал он. – И не одна. Женщины Олега любили. Но никому из нас он дорогу не переходил. В последнее время Олег встречался с Люсей… кажется.

– Что за Люся?

– Он несколько раз приходил с ней сюда. Как же ее фамилия? Не помню.

– Люся Уварова, – сказал Каморин. – Она работает в какой-то смежной с «Геопроектом» организации, имеет доступ к архивам. Этот интерес их и сблизил. По-моему, она не замужем, так что разъяренный супруг, готовый уничтожить ненавистного соперника, в этой истории отсутствует.

– Почему непременно супруг? – округлил глаза сыщик. – А кто-нибудь из вас, например? Или из бывших ухажеров Уваровой?

– Димыч, он точно – мент! – шумно вздохнул Влад. – Дотошный, как следователь. В Люську никто из наших ребят не влюблялся. Мы бы знали! Ее бывших, конечно, исключить нельзя, но… девчонки начинают встречаться с парнями со школы. Что же им, убивать потом друг друга?

– Все зависит от темперамента, – повел руками в воздухе Всеслав.

– Дать вам телефон Уваровой? – предложил Каморин. – А то обсуждаем женщину за глаза, неловко как-то.