Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны Малинин Евгений

– Мы, гос-ш-ш-сподин, поймали неизвес-ш-ш-стного человека… Вот я его и реш-ш-шил допрос-ш-ш-сить…

– Да?! – Усмешливо так перебивает его паренек. – А что ж этот… хм… «неизвестный человек» не на дыбе, а за твоим столом разместился?! Странный у тебя способ допрос проводить!

И тут меня словно обухом по голове шибануло. Откинулся я на спинку кресла и говорю:

– Колька!.. Это ты что ль?!!

Парень аж подпрыгнул на месте и на меня уставился. Целую минуту он меня разглядывал, а потом шепотом спрашивает:

– Юрец-малосольный огурец!.. Ты как здесь оказался?!!

Тут уж я в голос завопил:

– Колян – голова как кочан!! Я-то – ладно!.. Ты-то тут откуда?! Тебя ж почитай пятнадцать лет в пропавших без вести числят!!

Тут он вдруг руку вскинул и жестко так говорит:

– Стоп, Юрец, после поговорим!

И поворачивается к той морде зеленой, что я расквасил:

– Где ты его отыскал?!

Морда в ответ:

– С-ш-ш-сам на площ-щ-щ-щадь С-ш-ш-соглас-ш-ш-сия выш-ш-шел, его гвардейц-ш-ш-цы повяз-ш-ш-зали и ко мне…

Тут я не выдержал:

– Брешет, – говорю, – сука, мы с сотником сидели, выпивали, никого не трогали, когда он к нам вломился и меня… того… загипнотизировал. А уж потом меня в подвал, сюда, перетащили!

Колька быстро так глянул на меня и снова Прову говорит:

– Значит так, допрос окончен, я этого человека к себе забираю. Сам с ним разберусь! А ты второго ищи! Второй тоже в городе должен быть! – Потом помолчал так, многозначительно и добавил. – И третьего!!

А затем, не дожидаясь ответа, поворачивается ко мне:

– Пошли, Юрец, ко мне, там поболтаем… Да и отдохнуть тебе надо!

И он двинулся назад, в тот угол, из которого появился.

Ну, меня долго упрашивать не надо было, я из кресла выпрыгнул и сразу за Коляном. Это ж надо, где старого товарища отыскать удалось!!

Нагнал я его уже в самом углу, там, оказывается, притаилась совсем небольшая дверка. Мой рыжий друган нырнул в эту дверку, я протиснулся следом и оказался в совсем крошечной комнатке без окон. Правда стены ее и даже потолок вместо надоевшего камня были обтянуты толстой цветной тканью. Красивая такая тряпочка!

Пока я оглядывался, Колян дважды странно так, с пристукиванием, щелкнул пальцами, дверь за мной закрылась, и комнатка эта, дернувшись, явственно двинулась вверх!

«Ничего себе, – думаю, – да тут лифт фунциклирует!!»

Кабинка эта фартовая поднималась очень неспешно – ехали мы наверное минут пять, не меньше, но наконец она остановилась, и дверь за моей спиной открылась. Выбрался я из лифта и оказался на паркетном полу темноватого такого коридора, стены которого были обшиты резными дубовыми панелями.

«Ничего себе, – думаю, – Колян-то как устроился! Прям… этот… олигарх, мать твою ити!!»

А Рыжик дверцу лифта закрыл, обошел меня и важно так потопал по коридору, по ковровой дорожке. Хорошо еще буркнул: – За мной, давай…

Прошли мы по этому коридору совсем недалеко, шагов тридцать, и тут Колян остановился около здоровенной дубовой двери, высотой чуть ли не в два его роста, повернулся ко мне и говорит:

– Ты, Юрец, не удивляйся особенно, я тут приличный пост занимаю…

Он не договорил и подмигнул мне, так что я мгновенно вспомнил конопатого лопоухого недомерка, каким он был двадцать лет назад. А Колька толкнул эту дверищу и она медленно, торжественно так открылась.

Заходим. Впереди Колян, за ним я. Оглядываюсь я и понимаю, что попал, типа… в приемную. В противоположной стене такая же точно дверь, как та, что мы прошли, рядом с дверью стол немаленький, за столом деваха сидит, блин, в сарафане и в кокошнике – у нас в Выселках так-то старухи на праздник одеваются, а этой ничего… идет даже! Слева три высоких окна, за окнами эта их площадь… Согласия и одновременно Бессмысленного бунта, и по ней… мужики кругами прогуливаются!

– Время утреннего моциона… – поясняет Колян… Ну, это он думает, что поясняет, я-то все равно ничего не понял – какого такого… «моциона» чего с этим… «моционом» делать! Однако, кивнул понимающе, что б дружка своего не обижать.

Рыжик уверенно так направляется к противоположным дверям, а девка… эта, в сарафане, вскакивает из-за стола, и только она рот открыла:

– Ваше…

Как Колян ладошкой ей так делает… типа, заткнись, не мешай думать!

Она, конечно, заткнулась, и мы совершенно беспрепятственно проходим в следующее помещение.

Ну тут уж я сразу сообразил, что попал в кабинет… Вернее не в кабинет, а в огромный кабинетище!! На что у нашего полковника Быкова Василь Васильича кабинет солидный, так в этом кабинете таких кабинетов, как у полковника, штук наверное пятьдесят разместить можно было бы!

На полу, чуть ли не во всю его ширину и длину лежал толстый ковер. По левой стене располагалось двенадцать огромных окон, выходящих на площадь, а три другие стены были сплошь уставлены огромными книжными шкафами. У дальней стены, на фоне этих самых книжных шкафов, располагался письменный столище, к которому прижимались два кожаных креслища, а позади него стояло еще одно кресло, и оно меня просто… испугало. Я подумал, что если этот кабинет принадлежит Коляну, и он должен садиться в это самое… креслице… ну, то, что стояло за столом… то в нем, в этом кресле, останется столько свободного места, что дружка моего просто трудно будет там обнаружить, несмотря на его вызывающую рыжину!!

Однако Колян совершенно по-хозяйски прошествовал через этот кабинет, посмотрел в потолок, словно что-то там решая, а затем негромко так проговорил:

– Марфушенька, распорядись-ка насчет обеда на две персоны… И живой водички не забудь!..

«Хрен твоя Марфушенька тебя услышит, когда я рядом с тобой еле разобрал, что ты там бормотал!» – Подумал я, оглядывая окружающее пространство и прикидывая высоту сводчатого расписного потолка. Но тут же услыхал мелодичный голосок секретарши… ну… той девахи в кокошнике:

– Куда прикажете подать обед, Ваше…

И голосок оборвался, поскольку Колян перебил его:

– В салатовую комнату отдыха…

– Обед будет подан через десять минут, Ваше…

И снова Колян перебил секретаршу:

– Хорошо!..

После этого содержательного разговора он повернулся ко мне и спросил:

– Ты, наверняка, сегодня не завтракал?.. Пров не балует своих… клиентов… систематическим питанием.

И тут я вдруг понял, что действительно голоден. Мало того, что я не позавтракал, я ведь еще и не пообедал вчера и не поужинал!.. Или мы пили у сотника… сегодня утром?!

Ну, во всяком случае, я был голоден, так что обед мне не помешал бы, так я Кольке и заявил, на что он мне ответил:

– И прекрасно. Пошли, приведем себя в порядок, и за стол!

Колька прошел к задней стене кабинета и открыл дверцу шкафа… знаете, странно так… вместе с книгами! И поманил меня к себе.

За дверцей оказалась очень приличная комнатка, вполне нормальных размеров, с ковром на полу и стенами затянутыми веселенькой светло-зеленой тканью, похожей на шелк. Посреди комнаты стоял большой овальный стол и два удобных креслица. У правой стены притулилось еще два небольших столика и невысокий сервант на гнутых ножках, набитый посудой. Два окна справа имели интересные… совершено непрозрачные темные стекла, так что освещалась комнатка сиянием… ну, таким же, как пыточный подвал, только, пожалуй, помягче.

Колян пересек комнату и открыл еще одну дверь. Кивнув в дверной проем, он с улыбкой проговорил:

– Там ванная комната, иди, приведи себя в порядок, и будем снимать стресс!

За дверью действительно располагалась ванная комната – такая ванная комната, каких я никогда не видел и наверное, никогда не увижу! Самих ванн там было три! И одна из них, как я подозреваю, золотая! Было две душевых кабины, в которых вода, похоже, обрабатывала твое тело под самыми разными, порой весьма необычными углами. А в дальнем углу притулилась простая, хотя и весьма обширная раковина, рядом с которой висела полочка, а на ней с пяток кусков мыла.

Обозрев все это… к-хм… великолепие, я вдруг почувствовал себя до безобразия грязным – мылся-то я последний раз, когда в озеро к… этим самым… к девахам-лоскотухам полез, да и то – какое это мытье. Очень меня потянуло забраться в одну из ванн или хотя бы ополоснуться под душем, но я вовремя сообразил, что, во-первых, обед подадут через десять минут, а во-вторых, ни чистого белья, ни чистой одежи у меня не было! Так что пришлось мне ограничиться раковиной, но уж зато мыла я извел чуть ли не целый кусок – почитай до пояса ополоснулся.

И сразу после умывания почувствовал я себя ну оченно приятственно!! Конечно, не мешало бы еще и побриться, но ничего похожего на бритву я в этой… ванной не обнаружил.

Когда я наконец-то выбрался обратно в столовую, или, как ее назвал Колян, «салатную комнату отдыха», большой стол был уже далеко не пуст. В самом его центре красовалась огромная высокая ваза, до верху набитая всякими там яблоками, грушами, сливами и прочими фруктами. Вокруг этой вазы были расставлены с десяток горшков, прикрытых крышками, а ближе к краю стола расположились небольшие мисочки с, как я понял, холодными закусками, соленьями, маринадами и прочим. Стол был овальным, и на его дальних концах стояли явно хрустальные бокалы разного размера, чистые белые тарелки, причем на мелкой тарелке почему-то стояла глубокая, а рядом с тарелками блестели ложки, вилки и ножи, и было их десятка, наверное, два!

Оба маленьких столика, что стояли у стены, тоже были сплошь заставлены всяческой посудой, и судя по поднимавшемуся над этой посудой пару, там дожидалось горячее! Рядом со столами вытянулись в струнку два высоченных молодца в белых рубахах, подпоясанных витыми шнурами.

Колян уже сидел у стола и, как только я появился в комнате, указал мне на противоположный край стола, где меня ожидало второе кресло.

Уселся я в это кресло и сразу же понял, что поговорить нормально с другом мне не удастся! Ну, не будешь же орать через всю комнату о каких-то там делах, даже не видя, как твой собеседник реагирует на твой рассказ. В дружеском разговоре ведь главное – видеть, что человеку интересно тебя слушать!

А Колян, между тем, коротко так взмахнул рукой… И тут из-за моего плеча высунулась рука с небольшой глиняной бутылкой, и в один из моих бокалов потекло густое красновато-коричневое вино. Как только бокал наполнился рука исчезла, не уронив ни капли с поднятого горлышка бутылки. А до меня с противоположного конца стола донесся голос Коляна:

– Ну что ж, выпьем за встречу, Юрец. Ты себе представить не можешь, как я рад тебя снова видеть!

Смотрю, он призывно поднял свой бокал и улыбается мне во всю свою конопатую физиономию. Ну, меня никогда не надо было дважды приглашать выпить, так что я ухватил свой бокал, отсалютовал Рыжику и одним махом вытянул винище.

Поставив опустевшую посуду на стол, я увидел у себя под носом небольшую мисочку наполненную до половины каким-то странным месивом, напоминающим… мелко-мелко нарезанный винегрет. Только от этого винегрета поднимался едва заметный парок, видимо, он был горячим. Осторожно ухватив немного этой закуски первой попавшейся под руку вилкой я осторожно отправил ее в рот – она действительно была горячей и необычайно острой.

И винцо и закуска мне понравились, хотя я, конечно, предпочел бы что-нибудь… э-э-э… погорячее!

Однако, мне не надо объяснять, что в каждом монастыре – свой устав. Тем более, что бокал мне немедленно налили снова.

Мы выпили еще по бокалу этого темного… портвейна, наверное, и передо мной поставили ту самую пару белых тарелок, но теперь в верхней, глубокой, было налито какое-то густое варево.

Я взял в правую руку ложку побольше и пошарил глазами по столу в поисках хлеба, но его на столе не было. А когда я снова опустил глаза к тарелке, рядом с ней на крошечном блюдечке лежали два тонюсеньких, малюсеньких хлебца.

И тут, не знаю сам отчего, я вдруг здорово разозлился!

«Это не обед, а… прием какой-то великосветский!! Можно, прям, подумать, что нас в кино снимают, как будто мы, блин, на… этом… на званом раунде!! А хлеба дали на один раз укусить!! Или они его здесь не кусают, а нюхают?!!»

Впрочем, супчик был ничего, вкусный, уж не знаю, чего там местный повар намешал, но есть было можно. Дохлебал я первое и через весь стол кричу:

– Слышь, Колян, нам бы поближе друг к дружке сесть! Поговорить хочется, узнать, как ты сюда попал, когда, что делаешь… ну и… вообще!

Он от тарелки оторвался, усмехнулся так, кривовато, и отвечает:

– Успеем еще наговориться… Или ты торопишься куда?..

– Да нет, – говорю, – куда мне торопиться?! Просто… ну, понимаешь, не привык я к таким… к-хм, обедам – подают, убирают, наливают, чувствую себя… инвалидом! Выпивка опять таки!.. Мне б попроще чего!..

И тут он как захохочет! Я даже испугался… Вроде бы ничего я очень уж смешного не говорил, а Рыжик так развеселились, словно я ему последний анекдот про гаишника рассказал!

Отсмеялся он, слезы вытер, головой покрутил и говорит, весело так:

– Ну что ж, давай попроще!

Поманил к себе своего… этого… моржордорма и что-то ему на ухо нашептал. И этот… моржордорм вместе со вторым… с тем, который за моей спиной орудовал, быстренько перетащили все мои тарелки фужерки, ложки, вилки и ножики на тот конец стола, где Колька сидел. Уселись мы оба с одной стороны, прям напротив друг друга, а эти двое, что нас… обслуживали, шасть из комнаты, и дверь за собой прикрыли.

Колька встал, отошел к одному из меленьких столиков и выбрал небольшую глиняную бутылочку. Из этой бутылки он налил в две рюмки прозрачной жидкости, поднял свою и говорит с усмешечкой:

– Ну а закуску, сам будешь себе накладывать… Вон там… – кивает он в центр стола на горшки, – …горячее, выбирай… В общем, командуй!

И приветственно так рюмку свою приподнимает.

Я свою рюмку приподнял, нюхнул – мать честная, спирт! Вот тут пошла гулянка!!

Сначала мы выпили за встречу, потом родителей помянули – Колька и не знал, что и бабка его, и отец лет пять назад померли, и теперь в ихней хате одна мать его обретается. Третий тост – традиционный, за ба… женщин. Закусили, конечно! Тут я ему и говорю:

– Ну, ты расскажи, как сюда попал, что все это время делал?..

Он снова ухмыльнулся, невесело так и отвечает:

– Как попал, как попал!.. Сам знаешь, как! Наш сучок чертов… он меня сюда перебросил! Я ж все около него терся, думал, подсмотрю что… ну… ты знаешь!

Я кивнул, соглашаясь, что «знаю».

– А вышло так, что зацепил он меня и сюда, в этот Мир зашвырнул. Это я потом разобрался, что у сучка поле захвата переменное… – Тут он глянул на меня трезвым глазом и добавил, для непонятливых, – … то шире делается, то совсем почти пропадает, так что, почитай, к самому дереву подойти можно.

– Так что ж ты домой-то не вернулся?! – Удивился я. – Память, смотрю, у тебя не отшибло, руки, ноги целы, сел бы в поезд, да и домой! На крайность, в первое попавшееся отделение милиции зашел бы, тебя б за государственный счет отправили!

Долго он после этих моих слов на меня смотрел, и вид у него был такой, словно я посмеялся над ним, а он раздумывает – в морду мне дать, или просто повернуться и уйти. Потом налил две рюмки, одну без тоста в рот себе опрокинул, дождался, пока я выпью и спрашивает:

– Так ты думаешь, что нас просто в какое-то другое место перекинуло… что мы на Земле обретаемся?..

– А где?! – Ухмыляюсь я в ответ. – На Марсе, что ли?!

Смотрю, рожа у него помягчела, головой он покачал и улыбается:

– Ну, Юрец, ты, смотрю, совсем не изменился!

И снова рюмки наполняет.

Выпили. Колян грибок на вилку поддел, да до рта не донес, задумчиво так говорит:

– Нет, Макаронин, не на Земле мы и не на Марсе! Просто в другом Мире. И нет в этом Мире ни милиции, ни поездов, и до дома отсюда никак не добраться!

Он замолчал, а я вдруг почувствовал – не врет парень, не разыгрывает! Говорит то, что точно знает и не раз проверил!!

Теперь уже я сам налил рюмки.

Выпили, Колян свой грибок сжевал и дальше рассказывать принялся:

– Поначалу, когда я сюда попал, очень тяжело было. Я ведь даже языка здешнего и то не знал. Хорошо бабка одна в лесу оказалась, не знаю уж, по какой нужде. Подобрала она меня, кормила, говорить учила… Потом уж я узнал – сын у нее был, мне ровесник, года за три до этого умер, так она меня за сына держать стала. Только я не хотел в деревне оставаться, да и соседи все на меня косо поглядывали. – Тут он усмехнулся уже веселее и пояснил. – У них… у местных, знаешь ли, примета есть – все пришлецы, они так перекидышей из нашего Мира называют… Так вот, все пришлецы очень способны к колдовству. Я думаю, чертов сучок именно таких людей в свое поле и захватывает! Вот они сразу и стали меня колдуном называть! Я сначала злился, думал они просто дразнят, а потом оказалось, что и в самом деле кое-какие… даже весьма серьезные, способности у меня к колдовству открылись!

Налил он еще по рюмке, только пить мы с ним не стали, дальше он свой рассказ повел:

– Ну, месяцев через пять двинул я в столицу. С месяц добирался, а когда добрался, понял, что несладко мне здесь придется!! Кем я только не работал… – Колян покрутил головой и залпом опрокинул рюмку. – …вспоминать не хочется!! А месяца через четыре мне повезло – один мой знакомый, мы вместе кое-какую работу делали, дятлом оказался. – Колян бросил на меня быстрый взгляд и пояснил. – В Надзорный приказ про знакомых своих стучал… Ну и про меня стукнул, неизвестно, мол, откуда паренек появился и уникальные способности имеет. Меня и замели надзорники, а недели через две передали в приказ Скрытной работы. Вот оттуда я и пошел. Можно сказать, с нуля начал, в школу меня определили, а я старше ихних выпускников уже был. Хорошо один препод попался, практику дознавательной работы вел, он меня здорово поддержал – ты, говорил, Коляля… это он так ласково меня называл, из всей нашей мелюзги самый талантливый, и если захочешь, всех обставишь и первым будешь…

Тут Колян вдруг зубами скрипнул и глухо так выдохнул:

– Не дожил он, жалко, я б ему!..

А что он ему, так и не сказал. Плеснул в рюмки и говорит:

– Давай, помянем хорошего человека!

Выпили. Закусили. Колька начал дальше рассказывать:

– Школу закончил, послали меня к фрязинам во Фрязию, – на его конопатую рожу выползла кривая ухмылка, – вроде как бы на практику. Три года я там практиковался. Живут они, фрязины эти… по-другому. Не скажу, что лучше, а по-другому, кое-что я у них перенял, но главное, именно там обнаружились у меня способности к аналитике, и удалось мне с десяток прогнозов составить, да таких, что отозвало меня руководство назад… И назначили меня стратегическим консультантом самого Змея Горыныча.

– Ни хрена себе!! – Не выдержал я. – Ну, ты высоко залетел!

– Высоко, – согласился Колян, – только ненадолго. Как раз в это время главная голова нашего Змея Горыныча… того… шалить начала. Самое обидное, что я к нему, к Перваку Секретуту уже в доверие вошел, можно даже сказать, полюбил он меня, и на тебе!!

Колян махнул рукой и снова наполнил рюмки. Я-то его понимал, от такого рассказа у кого хочешь горло подсохнет. Выпили мы, закусили. Колян дальше травить принялся:

– Короче, на самом верху свара началась, и я, от греха подальше, устроил себе перевод обратно в приказ Скрытной работы, да не руководителем, а так, шестым подьячим по особым поручениям в департамент слухов и домыслов. Там смутное время и перекантовался. А как Поллитрбурло совсем уж приказал долго жить, вот тут я и взялся за дело. Знакомств к тому времени у меня было в достатке, да не просто знакомств, а… – он как-то ядовито усмехнулся, – …хм… зависели, в общем людишки от меня. Да и в Искусстве я оказался одним из первых. Всего-то и работы было, что других… искусников убрать!.. Теперь вот, как видишь… руковожу!

И тут мы не сговариваясь протянули руки к бутылкам… Только я ухватил посудину с живой водой, а Колян с винцом фрязинским. Набулькали мы себе, каждый в свою посуду и выпили… не чокаясь… как на поминках, а потом Колян ухмыльнулся и говорит:

– Да что это я все о себе да о себе. Ты-то как живешь, чем дышишь?!! Давай, рассказывай!

– Э-э-э, да чего рассказывать, – махнул я рукой. – Как ты тогда пропал, я в наши Выселки ездить практически перестал. Девчонка у меня в городе появилась… ну, сам понимаешь. Школу закончил – в армию пошел, после армии в школу милиции. После школы направили в Железнодорожное отделение, там и служу. Старший лейтенант, старший оперуполномоченный…

Я пожал плечами, не зная, что еще можно рассказать о своей службе, а Колян вдруг спрашивает:

– Так как же ты из своего Железнодорожного района на Чертову поляну попал?.. И главное, какой черт тебя к самому чертову сучку подвинул?!

– А… – Я махнул рукой. – Тут вот какое дело. Есть у меня дружок, мы еще в школе вместе учились…

– В милицейской?.. – Перебил меня Колян, и глаз у него так нехорошо блеснул.

– Да нет, в… этой… в средней. Зовут его Володька Сорокин. Он после школы, прикинь, в университет поступил, в московский, теперь журналистом работает. Представляешь, он меня лет шесть назад из жуткой передряги вытащил… Ну я тебе об этом потом расскажу…

Тут я понял, что сбился с мысли и начал сначала:

– Так вот, дружок у меня есть…

– Ты уже говорил, – скалит зубы Колян, – Володькой Сорокиным зовут.

– Ну! – Подтверждаю я. – У меня сейчас как раз отпуск двухнедельный, так я в Выселки подался, отдохнуть от все этой городской кутерьмы, а самое главное, подальше от нашего полковника, от Быкова Василь Василича… ну, ты его не знаешь, я тебе потом расскажу. Так вот, сидим мы это дней… наверное, пять назад с ребятами, выпиваем, естественно, и вдруг оказывается, что выпивка кончилась. Егорка горбатый, ну, ты его знаешь, он механизатором сейчас в «Заветах Ильича» работает, сбегал к Клавке, ну, к той самой, что за тобой бегала, когда ты на Людку заглядывался – во мы с ребятами тогда животы надрывали, на вас троих глядючи!..

Я было засмеялся, а Колян жестко так говорит:

– Ты от темы не отвлекайся… не отвлекайся! При чем здесь дружок-то твой?!

– А, ну, да! Так вот, оказалось, что и у Клавки все пойло вышло. Тогда я решил в Руднево смотаться, в магазин, думал, успею как раз на утренний автобус. И рванул к остановке, ну… к Гнилому переезду! И уж почти у самого переезда встречаю Сороку… ну, Сорокина Володьку! И сам удивился – что ему понадобилось в наших местах? А он мне и говорит, что шагает, как раз, с автобуса в Лосиху к бабке Варваре! Я, конечно, спрашиваю, зачем он к этой старой ведьме направляется, а он отвечает, что, представляешь, Людмилу ищет!! А?!! Она, мол, у бабки, у своей, была и после этого заболела и в больницу попала. Только из больницы она сбежал, и он решил, что побежала она именно к своей бабке!

Я замолчал, и смотрю, морда у Коляна жесткая стала, словно ее из дубового чурбака вырубили, и желваками так двигает, как будто недоваренную конину жует!

– И что дальше?.. – Спрашивает.

– Ну что дальше, – говорю, – на автобус я все равно опоздал, вот и решил Сороку до Лосихи проводить. Места наши он не знает, заплутает, думаю, где. Пошли мы тропочкой, ну ты знаешь, какой, а она аккурат по Чертовой поляне проходит. Я, конечно, краем, подальше от сучка прошел, оборачиваюсь и вижу, что Сорока уже у самого этого бревна отирается!! Я ему кричу, нельзя, мол, туда ходить, а он, морда университетская, «а почему», «да в чем дело»!..

Пришлось мне подойти к нему, рассказать про этот наш чертов сучок. Ну, вроде бы, все объяснил, и он все понял, хотя и не поверил! Короче, я уже назад повернул и вижу у него из кармана игрушка такая маленькая падает в траву и прям к сучку покатилась! Он прыг за этой игрушкой, я за ним!.. И вот мы здесь… у вас…

Я замолчал, махнул еще рюмочку, а потом мне в голову вдруг мысль пришла… странная:

– Только вот я чего не пойму… Ты сказал, что язык местный учил сколько-то там месяцев, а мы с Сорокой ничего не учили… Мы, знаешь, как-то сразу стали все понимать! И с местными говорить!..

– Вот как?.. – Задумчиво протянул Колян, помолчал немного, словно что-то прикидывая, а потом спрашивает:

– Значит вы так вдвоем сюда и притопали?..

– Почему вдвоем?.. – Удивился я. – Втроем. К нам по дороге, еще в том лесу, куда нас выкинуло, мужик один местный прибился. Володьшей зовут.

– Володьшей, – повторил Колька без всякого интереса, – любопытно, кто такой?..

– А, – говорю, – так, балалаечник! Балалайка у него такая… здоровенная, так он на ней знатно наяривает. Вполне может на свадьбах играть.

– Может или… играет?.. – С усмешкой интересуется Колян, и чую я, смешно ему меня слушать.

– Да нет, не играет он нигде. Раньше он в каком-то вашем… этом… ну… лабазе, что ль…

– В приказе… – Подсказывает Колян.

– Точно, в приказе работал. Специальность у него еще редкая была… Щупач… Нюхач…

– Шептун?.. – Спрашивает Рыжик, и смотрю интерес у него к Володьше проснулся.

– Точно – Шептун! А вот что и кому он шептал, сказать не могу. Хотя, правда, раз видел, как он раз с медведем шептался, а потом в пятак ему знатно засмолил, чтобы, значит, слушался, зверюга!

– Вот, значит как… Шептун!.. – Протянул Колян задумчиво, а потом бодренько так спрашивает, – А зачем, собственно говоря, этот твой… Сорока стал Людмилу разыскивать?! Я еще понимаю, милиция этим занялась, а то вдруг журналист какой-то?!

– Ну, вообще-то, Володька занимается как раз всякими криминальными делами, так что это и его дело. Но только здесь… в смысле, в этом случае, я понял так, что… ну, Сорока сам проговорился… Любит, в общем, он Людмилу… И, видать, сильно любит…

Я хотел рассказать Коляну, как мы добирались до этого города, и что Володька на этом пути вытворял, только он меня перебил:

– Вот как?! Любит?! Надо же?! И давно у них эта… любовь?!!

Я пожал плечами и подумал было отделаться от этого вопроса незнанием – не люблю я чужие проблемы обсуждать, но вдруг, неожиданно для себя ответил:

– Знаешь, Колян, я точно не знаю, но мне показалось, они и знакомы-то совсем недавно!

– Ага!.. – лишком уж обрадовано воскликнул Рыжик и даже улыбнулся. – Так, может, стоит сказать ему, что у нас с Людмилой давняя любовь?! Может, он тогда отвянет?!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри, я даже чуть протрезвел.

– Слушай, – говорю, – так это что ж, она к тебе бежала что ль?!!

Колян довольно ухмыльнулся и отвечает:

– Ну! Я позвал, она и побежала!

Не поверил я ему!.. Ну, никак я в это поверить не мог! Говорю:

– Так она ж тебя терпеть не могла!! Ты вспомни, какие она тебе прозвища давала, когда ты к ней лип!!

Морда у него снова закаменела, глаза остекленели, рот перекосился… Я даже испугался, что его кондрашка хватит, а он сквозь сжатые зубы цедит:

– Тогда терпеть не могла, а теперь напомнил я ей про свою любовь, она ко мне и побежала… Бегом!

И опять я ему не поверил, и видно на физиономии моей это недоверие явственно написалось, потому как Колян с кривой такой улыбочкой проговорил:

– Не веришь, Юрец?.. А если Людмила сама скажет, что любит меня без памяти, что ко мне сюда бежала, поверишь?!

Я подумал немного и ответил:

– Если Люська сама скажет – поверю… Только… Сорока узнал, что Людмилу сам Змей Горыныч ваш сманил… Так что, ты-то тут причем?..

Колян засмеялся… нехорошо так засмеялся, и отвечает:

– Да откуда он это узнал?! Кто ему такую чушь сказать мог?! Станет сам Змей заниматься какой-то… девчонкой?! Да он только свистнет, к нему заморских принцесс понавезут – выбирай!

Я прикинул – похоже на правду! Люська, конечно, девка ничего, симпатичная, но чтобы сам… этот… Змей Горыныч в нее втюрился – это, все-таки, вряд ли.

Ну и ладушки, – говорю, – а то я собирался этому вашему… Змею Горилычу мурло чистить! Но раз он здесь ни при чем, вы с Сорокой сами между собой разбирайтесь!

Тут он вздохнул с каким-то облегчением, обеими ладонями с силой провел по лицу, словно маску с себя сдирая, потом наполнил рюмки живой водой и говорит:

– Спасибо тебе, Юрец… Давай, выпьем по последней, и отправлю я тебя отдыхать! Завтра посмотрим, что для тебя сделать можно будет!

Выпили мы, закусили, и тут дверь открылась и в столовую входит седоватый такой мужик в черной форме отделанной витым серебряным шнуром. Красивая форма!

Колян в кресле откинулся и говорит:

– Проводишь моего друга в дворцовые гостевые апартаменты, все покажешь. Если ему что будет нужно – обеспечить!

Мужик вопросительно так бровь свою понял, а Рыжик на этот невысказанный вопрос с нажимом так, повторят:

– Все обеспечить! Что б мой друг ни в чем не нуждался!! – Потом внимательно так глянул на этого, в черном, и добавил, – И ты лично головой мне за него отвечаешь! А завтра… или, может быть через день, по моему приказу, приведешь его ко мне!

Мужик этот… адъютант, наверное, кивнул и посмотрел на меня. Я по этому взгляду сразу понял, что мне пора двигать. Поднимаюсь из-за стола, и тут качнуло меня… здорово качнуло. Ухватился я за столешницу, и вижу вдруг глаза Колькины. Смотрит он на меня жалостливо так и чуть брезгливо, как на… дебила! И глаза у него совершенно трезвые.

Взял я себя в руки, выпрямился и неторопливо так, к выходу двинулся. А мужик этот в мундире впереди меня шагает… и не оборачивается!

Вообще-то не так далеко мы и ушли, я даже устать не успел. Приводит меня этот адъютант в спальню, а спальня – больше всей моей городской квартиры будет. У глухой стены кроватка, двенадцать квадратных метров, над кроваткой штука такая… колпачком сделана… да, балдахин называется, подушек, опять же, штук восемь, одеяло шелковое, стеганое. Рядом с кроватью кресло низенькое зачем-то стоит, а на кресле халат лежит, желтый с синими вышитыми цветами. «Ну, – думаю, – не иначе Колян решил мне бабу подсунуть! Ну, халат-то точно бабий!»

Поворачиваюсь я к своему адъютанту и спрашиваю:

– А бабец где?.. Или ванну принимает?!

Тот глазами хлоп-хлоп, вижу не врубается парень про что я разговор веду. Ну, я, естественно поясняю:

– Халатик, вишь, женский лежит!.. А сама баба где?!

Тут он зубы оскалил и нагло так заявляет:

– Этот халат, дорогой, приготовлен для тебя. А насчет женщин… я думаю, сегодня ночью тебе будет не до них, так что отдыхай спокойно!

«Ничего себе, – думаю, – какой-то задохлик будет решать до чего мне будет ночью!!» И только я хотел сказать этому… адъютанту, где я его видел вместе с его «думаю», как вдруг чую, что-то мутновато мне. Махнул я на все рукой, стянул с себя кое-как свой не по размеру подобранный мундирчик и полез в кроватку.

А этот… паразит стоит рядом и ухмыляется:

– Вот и хорошо… Вот и ладненько. Завтра мы все вопросы порешаем…

«Завтра, – думаю, – я с тобой, падла, обсужу международную обстановку, ты, кукла обмундиренная, будешь у меня две недели по-японски говорить без акцента!!»

Короче уснул я, не помню как, и никаких снов в эту ночь не видел. А когда проснулся, смотрю, снова около моей кровати стоит этот… адъютант в черном мундире и рассматривает меня. И морда у него, как будто у него в сортире слив прорвало!

«Ну, – думаю, – все, кончилось мое терпение!! Будет у Коляна меньше на одного адъютана!!»

Только он увидел, что я проснулся, зубы в улыбочке ощерил и ласково так:

– С пробуждением, господин, старший лейтенант! У меня для вас две радостные новости!

«Во, – думаю, – сразу две новости, и обе радостные! Да разве ж так бывает?!!»

А адъютант продолжает:

– Первая – свойства личного. Его Изничтожество пожаловал вам звание Воеводы правой руки и прислал соответствующее этому званию платье! Извольте примерить!