VIP-услуги для змеюки Южина Маргарита

Подруги не были негостеприимны, но после его ухода вздохнули с облегчением.

– Так, говори теперь, когда и как ты обнаружила потерпевшую, – торжественно приступила к расследованию Людмила Ефимовна.

– Я же рассказывала! Ты чем слушаешь? Нет, Люся, я думаю, мне пора напарницу менять, – вздохнула Василиса. – Во-первых, ты мне перестала доверять, а во-вторых… Слушай, а отчего это дверь парикмахерской оказалась закрытой, когда мы с тобой вечером там были? Может, кто-нибудь после меня приходил, а? Точно, приходил! Убийца, вот кто!

– Убийца раньше был, а дверь… ее и сквозняком захлопнуть могло.

– Ага. А еще я ее сама могла захлопнуть. Я так тогда по двери шарахнула… А может, и не я… Ой, Люся, я что-то тот момент никак в памяти не восстановлю…

– Ты мне лучше вот что скажи – как ты увидела убитую? Ты что, свет зажигала? А может, он там уже горел? Я ведь точно видела: когда мы обратно шли, света в «Клеопатре» не было.

– Его и не было. Только я же приходила во сколько – в половине седьмого, – объяснила Василиса. – А в это время сейчас уже и не темно совсем, очень хорошо все видно. Точно, не было там никакого света. Слушай-ка, Люся, а если бы я не опоздала, меня что, тоже с бантом на шее уложили бы, а?

– То есть… ты хочешь сказать, что ты опоздала? – уточнила подруга.

– А я не говорила? Ну конечно, немножко задержалась, меня в нашем магазине… Короче, меня в магазине увидело местное телевидение и решило заснять, потому как посчитали, что у меня яркая, привлекательная внешность!

– Понятно. Тебя обыскивали? Думали, что ты сперла ценный продукт, вот и задержали, так?

Василиса не стала отвечать на грубость, а просто безмятежно замурлыкала себе под нос: «…Прекрасное дале-е-еко, не будь ко мне жесто-о-око…»

– Вася! Давай думать о серьезном! – наступила на горло ее песне Люся. – Почему это женщину постарались убить как раз к твоему приходу?

– Они меня подставить хотели, чего тут думать. Свалить на меня мерзкое преступление. Мол, я и есть преступница. И, между прочим, если кто-нибудь узнает, что я там побывала раньше, чем милиция, он вполне может так и подумать. Конечно, если мы не найдем настоящего преступника. Но на этот раз ты ведь не станешь капризничать? Ты ведь понимаешь, что надо защитить честное имя славной подруги… мое то есть…

Люся понимала, что иного пути у нее просто не осталось.

– Ладно, давай собираться к этой, к парикмахерше.

– К Тане Рябовой, – подсказала Василиса. – А что, интересно, мы ей скажем? Вчера я говорила, что я – тамада, массовик-затейник, а сегодня я скажу, что мы с тобой частные детективы, так, что ли?

– Придумаем. Ты пока одевайся, а я Малыша прогуляю.

Только Люся собралась приладить на собачью морду «упряжь», как в дверь позвонили.

– Вася! Он же весь намордник порвал, как я теперь с ним пойду?! Придется новый покупать. Нет, ты только посмотри!

– Нет уж, я лучше посмотрю, кто это к нам в очередные гости, – поплыла Василиса к двери.

На пороге нетерпеливо перебирал ногами Виктор Борисович Таракашин.

– Вася! Кто там? – крикнула из комнаты Люся.

– Никто! Таракашин, супруг твой недоделанный, – ответила Василиса.

Виктор Борисович немедленно устроил ножки в третью позицию и оскорбился.

– Простите, что это у вас за жаргон такой? – принялся он нервно размахивать руками. – Если недоделанный, то сразу и супруг! Я бы на вашем месте не обзывался!

– Боже избави! Я только констатирую факты, – убила Василиса гостя телевизионными словами. – Вы же отец Ольги? Значит, супруг. А если не расписывались, значит, немножечко недоделанный.

– Вася, ну чего ты ему объясняешь одно и то же триста раз, – появилась в дверях Люся.

– Люсенька, звезда моя… Женщины, кота уберите! Так, на чем я остановился? Ах да! Звезда моя, пойдем в кухню, – изогнулся в почтении Таракашин и бережно ухватил Люсю под ручку. – Пойдем, дорогая, и пусть твоя подруга тебе завидует.

– Да зачем в кухню-то? – упиралась «звезда». – Опять будешь в загс звать? Так я же сказала – раньше не звал, а теперь и сама не пойду!

– Правильно, Люся, это он к тебе из-за наследства прилип, честно тебе говорю, – пояснила Василиса.

Таракашин скуксился. Ну, есть такое дело – отыскался у него случайно в Канаде батюшка-богатей, который с наследством чудит. «Отпишу, – сказал, – все тебе, ежли мне хоть одного родного внука покажешь. Да чтоб законного!» А где ж его взять-то? Бабы чего-то не больно кидались от Таракашина рожать, одна вот только дура и отыскалась – Люсенька. Да и та никак в загс не соберется. Разбаловались тетки! Вот и ходит Таракашин к Люсе, на что-то надеется, глупые реплики ее длинноносой подруги Василисы выслушивает, а все потому, что страсть как хочет воспламенить к себе интерес. И, если уж совсем честным быть, надежда на наследство никакого житья не дает.

Прознав, что Людмила Ефимовна страшно увлекается детективами и даже в некотором роде сама принимает в них участие, он немедленно погрузился в пучину расследования. И всякий раз, когда ему удавалось кого-нибудь в чем-то заподозрить, он несся докладывать об этом Люсеньке. Если же никаких происшествий не случалось, он без зазрения совести попросту выдумывал их сам.

– Люсенька, булочка моя… Слушай, а чем там занимается твоя худорукая Василиса? Я же попросил убрать кота! – неожиданно взвизгнул Таракашин.

Непонятно отчего, но Финли из всех гостей выделял Таракашина особенно. Обычно гостей кот не жаловал, но с приходом Виктора Борисовича с животным творилось всегда одно и то же. Едва гость разувался, кот немедленно ложился на его носки и начинал терзать их когтями, ласково урча. Под носками страдали ноги Таракашина, но убрать кота не было никакой возможности. Уж что только не придумывали, не помогало ничего – кот впивался в носки и начинал мурлыкать.

– Это потому, что от вас, пардон, псиной воняет, – всякий раз любезно объясняла гостю Василиса. – Носочки надо чаще стирать.

Спастись от кошачьих когтей можно было, только сняв носки, тогда Финли утаскивал их в туалет и что уж там с ними делал, не ясно. Поскольку чаще стирать свои вещи Виктору Борисовичу не приходило в голову, теперь он всякий раз, придя в гости к Люсе, снимал носки и шлепал по полу босиком.

– Василиса! Чего вы стоите? – возмущался сейчас Таракашин, видя, как к нему легким бегом направляется кот. – Подержите кота, не видите, я еще не разулся! Люсенька! Люся! Я к тебе сегодня пораньше, у меня такая новость! Беги, моя ягодка, накрывай на стол!

Василисе никогда не нравилось такое пренебрежительное отношение к ее собственной персоне, поэтому с Виктором Борисовичем у них была крепкая, нерушимая война. Сейчас она близко подошла к Таракашину и властно ухватила его за ремень.

– Снимайте ремень, Таракашин.

– Это почему это? – насторожился ранний гость. – Люся! Что себе позволяет твоя подруга? Ва… Василиса… Олеговна! Ну держите же себя в руках! Н-ну-у, на нас же смотрят!

Василиса в руках уже держала его ремень.

– Вот, Люся, из этого можно петлю сделать и вместо намордника для Малыша использовать. Ладно, вы тут сидите, обсуждайте свои новости, а я с Малышом прогуляюсь.

Приладив на щенка некое подобие намордника, Василиса поспешила на улицу. Что ж, она и одна поразмышляет над странностями событий в парикмахерской. И ведь как она только догадалась туда сунуться! А правда, как? Ах ты ж, память дырявая! Это же Пашка ее надоумил! А дело он не завел наверняка оттого, что точно знает – не вытянет. Интересно, кто же приходил к Пашке? И зачем? Хм, ясное дело зачем – предупредить об опасности. А почему, если такое дело, прямо не сказали той же Анне Петровне: «Анна Петровна, вы бы поаккуратнее, вас ведь убить мечтают!» Ну и что? И что бы она сделала? Во-первых, ни фига бы не поверила. Сама Василиса точно бы не поверила. А во-вторых? И почему, интересно, бант? Это каким же надо быть изувером, чтобы сначала придушить человека, а потом еще бантами его украшать! А для чего в руки несчастной сунули змейку? Василиса точно помнит – была у той игрушечная змейка. И как вошел преступник? Анна Петровна сама ему открыла или у него ключ был? Нет, так вслепую совершенно нет никакой возможности работать. Надо прийти к Татьяне Рябовой и осторожненько выпытать у девчонки все. Похоже, девчонка простовата, может, и скажет чего дельного…

В это время Таракашин сидел за столом на кухне, закатывал к потолку глаза и, как глухарь, токовал о проделанной работе:

– И что ты думаешь, моя прелесть? Я ведь вчера раскрыл преступление века, да. Думаю, сейчас газетчики замучат, телевидение там всякое. Само собой, спросят про семью… – Таракашин скосил глаза на хозяйку и игриво пошевелил голыми пальцами на ногах. – А ведь признайся, тебе бы хотелось, чтобы тебя по телевизору показали, а? Платьишко бы красивое напялила, бусы какие-нибудь красные на шею повесила, да? Ничего не получится, не дала ты согласия делить со мною мои радости на законном основании…

– Подожди, – перебила его Люся. – Ты про какое преступление?

– Про обыкновенное. У нас из музея стащили картину Леонардо да Винчи «Сикстинская мадонна… с младенцем… на прогулке». Подлинник оказался. А я нашел ворюгу и вернул, так сказать, государству его имущество!

Люся, дабы не терять попусту времени, ловко лепила из творога сырники, швыряла их на раскаленную сковородку и, похоже, сожалеть о потерянной славе не собиралась.

– Ты не слышишь, что ли? – оскорбился бывший любимый. – Говорю, скоро я стану знаменитостью. Раскрыл преступление века!

– Ой, да не кричи ты так, слышу я. Только ты газетчикам не вздумай ляпнуть, что подлинник-то своровали, засмеют, – шлепнула Люся в кипящий жир очередной сырник. – У нас в городе, чтоб ты знал, отродясь подлинники не водились. Ни Леонардов, ни да Винчи, ни Рафаэлев. «Сикстинскую мадонну», кстати, именно Рафаэль придумал. Хотя… «Сикстинская мадонна с младенцем на прогулке»… А может, и правда подлинник? Только ее кто-нибудь из местных изобразил. Под влиянием фильма. «Младенец на прогулке» видел? Может, кассету кто украл? Только это на преступление века не тянет, так что ты пока к телевизионщикам не торопись.

– Вот паразит, а! – хлопнул по столу ладошкой Таракашин. – Ну ты посмотри! Нет, ни единому слову верить нельзя! Взрослый же мужик, а как врет! Не язык, а бабий подол!

– Ну чего уж ты себя так, – махнула рукой Люся. – Хотя про язык ты хорошо сказал, самокритично.

– При чем здесь самокритика?! Это не про себя я. Это мы с мужиками собираемся иногда в гараже, машинешки поковырять, водочки попить, ну и новостями поделиться. Есть у нас там один такой – Гриня, язви его! Гришка водителем в ментовке работает, так он нам каждый раз такие страсти рассказывает…

Люся не очень прислушивалась к болтовне бывшего любимого. Она ловко кидала на тарелку готовые сырники и воевала со сковородкой.

– Если его послушать, так вся милиция только и держится на нем, родимом! – не умолкал Таракашин. – Вот вчера и рассказывал нам про преступление века – кражу бесценной картины. Якобы он сам ту картину отыскал и вора наказал. Искальщик хренов! Да не кидайся ты, Люся, в меня этими лепешками! Лучше сразу скажи – замуж за меня пойдешь?

– Некогда мне по замужам разгуливать. Сейчас Вася с Малышом придет, а у меня еще конь не валялся! – отмахнулась Люся.

Таракашин обиженно поднялся, отряхнул с коленей невидимые пылинки и прошествовал в прихожую.

– Ладно, Люси, можешь меня не провожать. Не получилось сегодня разговора. А Гришке всю внешность изобью – так настроение испортить! И посмотри, куда твой животный мои носки упер? Мама дорогая, сколько с этими женщинами хлопот… – ворчал он, влезая в одеревеневшие носки.

Закрыв за ним дверь, Люся присела на краешек стула и задумалась. Думалось, конечно, не о Таракашине – из головы не шла парикмахерская. И как же это Васю угораздило не раньше – не позже туда заявиться? Конечно, куда теперь деться, надо подозрения от подруги отводить. Хотя пока и нет никаких подозрений… А вдруг какая из девчонок возьмет да и вспомнит, что должна была прийти в половине седьмого к начальнице некая Василиса Олеговна – договариваться о том, чтобы веселить гостей на юбилее несчастной? Отыщут Васю в два счета, а там пока что-то докажется… Вася в камере точно долго не продержится. Нет, уже проверено, пока сам не подсуетишься… И где, спрашивается, эта Василиса сейчас? Уже самое время идти к Рябовой, а она все никак пса прогулять не может!

Василиса заявилась часика через полтора. Она торжественно тащила на новом поводке щенка, а на ее голове красовалась вычурная шляпка с перьями какого-то погибшего селезня. Шляпка не совсем подходила для мартовской погоды, поэтому щеки и нос у Василисы Олеговны напоминали подмороженные листья капусты. Однако глаза ее светились счастьем.

– Люсенька! Обрати внимание, как мы с Малышом похорошели! Правда, мне идет эта шляпка? То есть я хотела сказать – Малышу поводок. Мы зашли в магазин нашему крошке за намордником, но… Не злись, тебе мы тоже потом купим… такие прорезиненные сапожки, я там присмотрела… Я все поняла, Люся, мы немедленно идем к Рябовой Татьяне. Я уже готова! Только Малыша с поводка отпущу…

– И сними эту… приманку для уток. Некогда нам селезней привораживать!

Василиса облегченно вздохнула – пусть Люсенька говорит что угодно, но шляпка ей определенно к лицу, хотя снять ее и придется – перья отчего-то совсем не грели.

Уже в автобусе подруги наметили план – надо узнать адреса всех девчонок, работавших в парикмахерской, а если посчастливится, то и знакомых самой потерпевшей.

– Короче, Люся! – зычно диктовала Василиса, упрямо работая локтем в транспорте, поскольку какой-то тучный мужчина уже десять минут висел на ней всем весом. – Задача номер раз: расспросить у Рябовой, где проживают ее подруги. Потом – про родственников Анны Петровны, про мужа, если у нее таковой имелся, и про врагов. Должны же у нее враги быть! А потом тихо подберемся к этим врагам.

– Вы б сначала, уважаемые, нашли к кому подбираться! – недовольно фыркнул висящий мужчина, повернувшись и заслонив собой весь свет. – Настоящие враги, они завсегда в засаде прячутся!

– Правильно мыслите, только дышите в сторону! – развернула его, как свиную тушу, Люся. – Вася, ты пока придумай, как тебя Рябовой представить.

– Приглядеться к ней, кстати, надо, – шепотом добавила Василиса. – Может, кто из девчонок так начальницу невзлюбил…

Из автобуса они шли почти молча, только Люся как-то странно поглядывала на подругу и не к месту подхихикивала.

– Ну что ты несерьезная какая-то? – не выдержала Василиса. – Я тут голову ломаю, что девчонке сказать, а у тебя голова черт-те чем занята!

– Вовсе не черт-те чем. Она вон о том мужчине думает! Что-то он меня очень смущает, – хихикнула Люся. – Ну прямо смотрит и смотрит!

– Опять, наверное, моей косметикой губы красила?! А я все думаю, куда она девается?! Нечего трогать мой элитный парфюм, тогда и смущаться не придется. Я себе набор за двести пятьдесят рублей брала, сама берегу, а ты мажешься. Ничего удивительного, что на тебя мужики в транспорте пялятся, – рыкнула Василиса.

Однако спину немедленно выпрямила и плавно перешла на шаг фотомодели.

– Так он не на меня смотрит! – снова фыркнула Люся. – Он на тебя глазеет! Ну просто глаз не сводит!

Василиса оглянулась. Чуть поодаль от них не спеша выбрасывал длинные ноги высокий мужчина. Смотрел он действительно на Василису. Брови у него были сурово сдвинуты к носу, губы кривились, и все лицо не выражало ничего хорошего. Неприятный тип. Хотя разве может быть мужчина неприятным, когда он так интересуется женщиной? И даже не просто женщиной, а именно ею – Василисой Курицыной!

Теперь Василиса еще и гордо выпятила грудь.

– Так я ж и говорю – ты хоть чем мажься, а уж если счастье попрет… Ну ничего, мы тебе тоже кого-нибудь найдем, – промурлыкала она Люсе.

Мужчина не отставал. Это было приятно, и посему дамы даже не заметили, как дошли до дома Татьяны Рябовой.

– О-ой, а вы чего? – долго моргала на пороге та.

– Мы, Танечка, к тебе, – светилась счастьем Василиса. – Вот, вчера не смогла прийти к Анне Петровне, а сегодня прихожу – нет там никого, а на двери бумажка. А тут и подружка под руку подвернулась – я, говорит, обещала девушке из «Клеопатры» денег дать взаймы. Я как узнала, так сразу и прицепилась к ней…

Татьяна слушала Василису, раскрыв рот.

– Когда договариваться-то будем? – напомнила та. – А то ты меня красила, стригла, вроде как я в долгу теперь.

– А деньги-то вы принесли? – допытывалась Татьяна.

Девица вела себя несколько заторможенно – она только тупо таращилась на гостей и хлопала глазами. Наверняка ее уже успели успокоить какими-то препаратами после всего увиденного в парикмахерской.

– Нам что, прямо здесь кошельком трясти? – кончилось терпение у Люси. – Ты бы хоть приличия ради чаем напоила.

– Проходите, – пожала плечами Татьяна и распахнула дверь. – Ну конечно же, проходите… В гостиную пожалуйте…

Подруги пожаловали. Таня жила в двухкомнатной квартире, но разобраться, где гостиная, а где спальня, было практически невозможно – все пространство было одинаково завалено какими-то тюками, ящиками и коробками. На коробках теснились жестяные банки с фикусами и розами, пышно цвел гибискус, собиравший на листья махровые гроздья пыли, а по всем стульям была расставлена посуда.

– Таня, ты переезжаешь, да? – наивно поинтересовалась Василиса.

– С чего это вы взяли? Придумаете тоже…

– Да тут у тебя такой бедлам… Прямо вокзал. Или ты только что переехала?

– Ну да, бедлам… переехала… – устроилась хозяйка на кресле. – Токо что. Мы с мамой в позапрошлом годе хату разменяли, они дом купили, а мне эту. Токо у меня до уборки все никак руки не доходят. Да ну его, вы не обращайте внимания! Надо денег заработать да нанять кого-нибудь, пусть хлам разгребут! А пока видите, где приходится жить…

Девчонка, явно приехавшая из сельской местности в надежде превратиться в благородную горожанку, кривлялась перед женщинами на все лады.

– Вы это… пристройтесь где-нибудь… Так что вы сказать-то хотели? Ах да, вам же чай нужен!

Татьяна грузно поднялась с кресла, выгнулась, стараясь сделать это красиво, и тяжело понеслась на кухню.

Подруги пристроились на краешке потрепанного диванчика, который наполовину был завален тарелками и стаканами. Люся еще только подбирала слова, а Василиса уже беспокойно поглядывала на огромный будильник, который стоял у Татьяны на батарее. Ей казалось, что они непростительно здесь задержались, и потому беседу свела к самому минимуму.

– Танечка! – крикнула она хозяйке. – Ты нам быстренько напиши адреса своих подружек да возьми денежки… Вот, в сущности, и все.

Люся от возмущения задышала паровозом и ужасно выкатила глаза.

– А зачем вам адреса? – появилась в дверях Татьяна с ведерным самоваром в руках.

– Да мы с подругой открываем свою парикмахерскую, штат нужен, а тут как раз весь коллектив в полном составе, – махнула рукой Василиса и поднялась. – А у тебя тут славненько. Ты, Танечка, пожалуй, не раздувай самовар-то… Мы торопимся. Ну что, Люсенька, пойдем? Не будем мешать девушке наводить порядок. А завтра вы с ней снова встретитесь и поговорите о новой работе. Кстати, Танюша, Людмила Ефимовна совершенно бешеные деньги платит своим мастерам, так что переписывай адресочки, не топчись зря… Да вообще, может, и адресочки завтра? Танюша пока как следует вспомнит. А сегодня, извини… Видишь, Люся, мы мешаем, отсчитай деньги, и пойдем.

– А чего мешаем? Садись отдохни! – зашипела Люся и резко дернула подругу.

Василиса всем весом ухнула обратно на диван, приземлившись в самый центр большого хрустального блюда. Под ее седалищем что-то слабо хрустнуло, и женщины с ужасом замерли.

– Что там было? – почему-то шепотом спросила Василиса. – Хрустело так, будто там ячейка яиц.

– Да ну, кто тебя в яйца сажать станет… – побелевшими губами пролепетала Люся. – Так… кастрюлька какая-то…

– Это было хрустальное блюдо, – не дыша, проговорила Татьяна. – Мне… мне его на двадцать пять лет подарили. Еще дома, в деревне, мамка в сельпо брала… Да ничего, мне оно уже не нужно…

Василиса стала медленно подниматься, и с ее юбки посыпался хрустальный дождь мелких осколков.

– Васенька, ты у нас как Серебряное Копытце. Тот тоже искры метал, – решила подсластить пилюлю подруга, но Татьяна все испортила своим замечанием:

– У того козлика из копыт искры летели, а у вашей подруги все больше из…

– Так мы что хотели у тебя, Танечка, спросить… – попыталась прервать ее Люся.

– Нет, я па-а-апрошу! – вдруг озлобилась Василиса. – Вы меня только что инвалидом сделали! Какие могут быть разговоры! Срочно домой! Может, мне перевязка требуется! Может, я уже изрезанная вся! Домой!

У Люси кончилось терпение. Осколки блюда были такие маленькие, что им никак бы не удалось проткнуть плотный слой Васиных зимних, пардон, рейтуз. И если бы Васенька хоть немного пострадала, она бы уже давно верещала на весь квартал. Определенно Василису тянет на улицу, туда, где ее еще может поджидать незнакомец. Но дело прежде всего!

– Танечка, у тебя лед есть? Тащи! – скомандовала Люся.

Татьяна рванула на кухню с изяществом бегемота и вернулась с пластмассовой чашечкой.

– Вася, приложи к своим ранам, если найдешь их, лед. Нет, насыпь пока просто в штаны. Если его не хватит, на балконе возьми. А мы тут с Татьяной побеседуем… – ласково пояснила Люся.

Василиса несказанно возмутилась, скривилась, стойко отказалась от ледовой процедуры и обиженно примолкла.

– Таня, меня зовут Людмила Ефимовна, я действительно собираюсь открывать новую парикмахерскую и пока только приглядываю себе штат. Работницы «Клеопатры» мне понравились. Там была еще одна девочка… Кстати, как ее зовут?

– Юлька, – торопливо сообщила Татьяна и облизала пухлые губы. – Только она маникюршей работает. Вам маникюрши же тоже нужны, да? Ой, ее обязательно надо взять!

– Ну… конечно, а как же! – восторженно заговорила Люся. – А еще кто у вас есть?

– Еще Дашка Часикова, но я вам сразу ее не советую. Если платите хорошо, то лучше меня возьмите. Я могу и до ночи работать, и в ночь, когда приспичит! А если у вас вообще всего одно место, тогда и Юльку брать не надо. Она, конечно, профессионал замечательный, но у нее стоко денег, что она всю эту «Клеопатру» и сама купить может! – доверительно сообщила Татьяна.

– А отчего же тогда на хозяйку работала? Вот и открыла бы свою парикмахерскую, – понемногу вытягивала из девчонки секреты Люся.

– Вы не поверите! Ей это совсем не нужно! – возмутилась Татьяна. – Юлька говорит, что она птица вольная, бумажная волокита ей без надобности, а деньги, дескать, для нее не проблема, вот! И еще что-то про пыль… Да! Работа, говорит, у нее не пыльная.

– Работа-то, может, и не пыльная, а все же самой себе хозяйкой быть всегда лучше. Ну мало ли, может, у вашей Анны Петровны характер был крутой, придиралась к вам… Это тоже ведь много значит.

– Характер у нее, конечно, не леденец, вредная была… Ой! Так же нельзя о мертвых, да? Мне так стыдно, стыдно… Она справедливая была, во! Бывало, находило на нее, ну да на кого не находит. Да она у нас и появлялась-то не часто, так токо – вечером придет, кассу снимет, поорет… ну, значит, голос повысит, немножко так, для дисциплины, и до следующего вечера. А потом… потом погибла…

– Таня, ты расскажи, а как вы узнали, что она погибла? – осторожно подошла к самому главному Люся.

– Нет, ну то есть что значит как? А чего не узнать-то! Мы ж и милицию вызвали с Юлькой! Главное, утром я как чувствовала – накрасилась голубыми тенями… Дай, думаю, за Юлькой зайду, может, она мне денег одолжит, я такое платье присмотрела – нож в сердце! Здесь вот все кра-асное… Ах, ну да. Так вот, захожу за Юлькой, а она еще только встала. Я, значит, жду ее, матерю, поторапливаю то есть, как полагается, а то она ваще не соберется. Ну а потом мы, значит, идем, и чувствую я – опаздываем. Нет, ну Анна по утрам не часто прибегает, но кто ее знает, вдруг ей приспичит! Идем, значит, заходим… Юлька дверь открыла, а потом встала как вкопанная и молчит. И ни туда, ни сюда. И меня, главное, не пропускает. А потом такая бледная поворачивается и говорит: «Надо, наверное, кого-то вызвать». И по стене поползла. Я тоже увидела и как заору… Тут и Дашка принеслась. Ну а потом я точно не помню, Юльку по щекам отшлепали, сами звонить понеслись, милиция понаехала… Наша начальница, значит, скончалась. Золотая женщина! Всегда подойдет, по головке погладит, улыбается…

– Ну, ты так рассказываешь, что прямо не начальница была Анна Петровна, а чистый ангел! – засомневалась Люда. – Неужели и недоброжелателей у нее не было? Кто-то же ее убил…

Видимо, Татьяну очень всполошил этот вопрос, потому что глаза у нее разгорелись, а голос понизился до шепота.

– Это не враги! Я вам точно говорю – не враги! Это змейка! – громко зашептала она, отчего-то оглядываясь на дверь. – Вы знаете, у нас раньше девчонка работала… У нас вообще – кто токо не работал! Сонечка была, в декрет ушла. Роза еще… Она мне больше всех нравилась – такая интелегентная была, как я же, к прекрасному тянулась, всегда в долг денег давала… С фигуркой такая, красивенькая… Парень у ее был. Мы к ней даже на день рождения всем коллективом ходили – я, Юлька и Дашка. А месяца три назад, по-моему, или чуть больше на столике у нее появилась такая плюшевая змейка. Откуда взялась – никто не знает! Ну, а Роза-то ее не выбросила, а посмеялась токо, чмокнула змейку и дальше стала работать. А вечером, когда с работы шла, ее ни с того ни с сего машина – раз… и сбила. А все та змейка! И у Анны Петровны тоже змейку какую-то плюшевую нашли. Я вам говорю – что-то тут со змеями связано. Токо я дальше работать в «Клеопатре» не буду. Я совсем этих гадов не люблю, змей разных, а то вдруг и ко мне эта дрянь ползучая пожалует…

– Так, может, у Розы игрушка случайно появилась? Подарил кто-нибудь… – предположила Люся.

– Ага, подарил! Кто подарит-то? И потом – парень у нее был, у Розы, я ж говорила. Чего кому-то зря деньги на ветер бросать, если она и так уже почти замужем? Мне вон никто не дарит. А Анне Петровне тоже подарили? Не, тут что-то не чисто, – выпучила глаза Татьяна и сама себя испугалась.

– А ты… – начала было Люся, но вдруг вспомнила про подругу: – Вася, а ты что стоишь, будто обелиск? Перекосилась вся… Ты что-то сказать хочешь?

– Я спросить хочу… – не двигаясь, пролепетала Василиса. – А лед сколько держать? Обратно вынимать уже можно?

Люся посмотрела на подоконник. Пластмассовая чашечка была пуста, зато под Васенькой медленно расползалась маленькая лужица.

– А… памперсов у меня нет, – на всякий случай быстро предупредила Татьяна.

– Они уже не помогут, – прошипела Люся. – Наливай, Татьяна, полную ванну кипятка, будем эту Снегурочку размораживать…

– Но… нас же ждут… – мямлила Василиса.

– Знаешь, подруга, с твоей мокрой за… загадочной фигурой нам лучше отсидеться у Татьяны. Если ты, Танечка, конечно, не против.

Татьяна оказалась гостеприимной и приютила подруг на долгих три часа. Все это время Люся упрямо болтала с девушкой про «Клеопатру». Однако ничего конкретного про хозяйку та сказать не могла – просто не знала. Про других девушек тоже, потому как подругами они никогда не являлись – у каждой была своя личная жизнь, и никто друг к другу в эту самую жизнь не вклинивался. Зато Татьяна Рябова прилежно нарисовала на листочке, как найти дом Юльки, Даши и даже Розы, девушки, которая тоже пострадала, на ее взгляд, исключительно от змеиного яда.

Уже прощаясь, Рябова напомнила:

– А деньги-то?

– Ах ты! Чуть не забыла! – полезла в кошелек Люся и вытащила тысячу. – Отдавать не надо. Вот, на первое время хватит, а там, может, устроишься куда-нибудь…

– К вам, например, да? – радостно блеснула глазами девчонка.

– Ну… мне сначала надо все как следует разузнать, чтобы у всех вас была безупречная репутация.

Рябова тут же вытянулась по стойке «смирно» и чуть было не отдала честь, вероятно, решив, что так ее репутация лучше просматривается.

Домой подруги возвратились уже вечером. Никакого поклонника на улице не наблюдалось, конечно, и в помине, и от этого Василиса буквально ела подругу поедом.

– Люся! Ты мне скажи, что это еще за баловство с деньгами? – щурила она глаза в праведном гневе. – Откуда ты их вообще взяла – целую тысячу?

– Так это же ты себе откладывала на пряжу, – невинно заморгала глазами Люся. – А я подумала – Татьяне сейчас деньги нужнее. И потом, Васенька, ну ты сама посуди – девчонки тебе и стрижку, и краску, и маникюр сделали. Ты не считала, во сколько это обошлось? Не жмись. Ты вообще в последнее время себя постыдно ведешь.

– Ну как же! Как только я про деньги, ты про стыд… И ничего я еще стыдного не успела!

– Стыдно, Вася. Ну как же ты с этим льдом-то… Прямо неловко за тебя, честное слово! А все тот «поклонник», мозги тебе закрутил! И ты тоже хороша! Что ж ты, как мужика увидишь, так у тебя мозги… прямо как тот лед, – тают, а? Ну, нельзя же так…

– Так я еще и дура? – не выдержала Василиса. – Сама меня усадила в какую-то чашку стеклянную, а я дура, да? А если бы там ножи-вилки лежали? Ты готова меня прямо-таки на шампур бросить, на кол готова посадить… И вовсе я не из-за мужика! Он мне и не понравился вовсе. У меня таких-то, как он, о-го-го… Вдруг он вообще преступник… Мы вот с тобой опять куда-то влипли, так, может быть, за нами уже слежка по всем правилам?

Люся даже обиделась.

– Чего это, Вася, сразу и преступник? Мы, между прочим, еще и не начали как следует над делом работать. За что же за нами следить? А мне он показался очень даже ничего, и главное – тебе по росту подходит. А смотрел-то как…

Василиса стала медленно успокаиваться.

Даже пару раз она пыталась извернуться и рассмотреть раны на седалище, но никаких повреждений вовсе не было. И все же она не упустила случая в изнеможении прилечь на кровать и слабеющим голосом попросить:

– Люся, что-то мне нехорошо… Ты бы принесла мне мандарин.

– Вася, побойся бога! За ними ведь еще в магазин бежать надо! А у нас денег нет. Да и подумать надо, что там такое в парикмахерской-то творится. И ведь все всё видели, со змейкой этой, от страха тряслись, и ни одна не задумалась – а кому бы могла так насолить замечательная вроде женщина Анна Петровна? Может, у нее враги имелись? А может, кто из клиентов чем недоволен был жутко? Все нам с тобой приходится… Вот что-то такое крутится у меня в мозгу… Надо, пожалуй, собранную информацию в тетрадочку записать.

– А может, все-таки в магазин? За мандаринами?

– А честь родной милиции? А Пашка – наполовину уволенный из-за своей лени? А ты – почти пойманная по подозрению в убийстве? В убийстве! И вообще – кто город-то защитит?

Вероятно, Василиса решила, что, кроме них, некому, потому что сразу горестно замолчала и наморщила лоб – принялась думать.

– Вот ведь какая картина получается, – начала Люся. – Мы приходим в «Клеопатру»…

– Нет, – перебила ее Василиса. – С самого начала давай. Кто-то пришел в милицию и попросил помощи.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Люся. – Пашка же ничего такого не говорил, что приходили, помощи просили.

Василиса успевала кормить кота, гладить Малыша, массажировать свои потерпевшие органы и возмущаться:

– Ну а с чего мы с тобой в это дело ввязались-то? Вспомни! Пашка не хотел за него браться. А дело заводится, если человек сам пришел, заявление написал. По телефонному звонку какой дурак станет работать?

– Так, может, Пашка и не стал поэтому? Я ведь почему сопротивляюсь: если позвонили – это один разговор, а если приходили, тут совсем иной подход требуется.

– К кому?

– К тому, кто приходил! И как-то к Пашке надо подобраться – спросить, как выглядел тот прихожанин. Но ведь Пашка не скажет! Вот и надо все продумать. – У Люси уже загорелись глаза. – В самом деле, как же Пашку осторожненько расспросить, кто в милицию приходил?

– Ага… расспросишь его осторожненько. Он тебе ответит… Но подумать над этим стоит. Идем дальше. Я прихожу в парикмахерскую… заметь – ничего подозрительного не наблюдаю, девчонки говорят только о предстоящем юбилее. Ну, я и хватаюсь за этот юбилей как за соломинку. Я уже, честно говоря, думала, что дело у нас в кармане. Всего и мудрости – напоить гостей и побеседовать с ними по-умному.

– А преступник еще умнее оказался, – невесело хмыкнула Люся. – Нет, Вася, надо всех девчонок расспросить, может, кто-то из них слышал угрозы в адрес потерпевшей, может, скандалил кто с Анной Петровной… Должны были девчонки что-то слышать… Или это кто-то из них с хозяйкой расправился, потому что о том, что она будет в это время в парикмахерской, никто, кроме них, не знал.

– Вот уж секрет! – не согласилась Василиса. – Да она всегда деньги приходила забирать в одно и то же время. И потом, она сама могла сказать домашним, друзьям или я не знаю кому: так, мол, и так, я в шесть в «Клеопатру» иду, надо деньги взять, себя в порядок привести, маникюрчик…

– Не увлекайся, я поняла. Слушай, Вася, а ведь маникюр она и в самом деле могла накануне делать. В день юбилея у нее наверняка времени на это не нашлось бы, – вдруг сообразила Люся.

– Тогда что получается? – насторожилась Василиса. – Тогда получается, что последний, кто видел потерпевшую, – Юлька.

– Завтра же с утра к Юле Бусиной! И все по тому же сценарию!

– И еще… Люся, я вот все время думаю… А зачем убийце надо было еще и змею вкладывать в руку Анны Петровны?

– Не иначе как убийца этим что-то сказать хотел. Только вот что? Если учесть, что змея – символ мудрости… При чем здесь мудрость? – наморщила лоб Люся.

– Змея еще и символ гадости, – осторожненько добавила Василиса. – Может, кто-то как раз это имел в виду.

– Нет, Вася, давай сначала девчонок расспросим. Поговорим прежде всего с Юлей Бусиной.

Бусина жила недалеко от дома Люси с Василисой, поэтому сыщицы решили добираться пешком.

Юля гостей, видимо, не ждала, поэтому немного растерялась, увидев на пороге двух дам. Подруги, чтобы не совсем огорчать хозяйку своим визитом, а также чтобы заранее выветрить из ее головы какие-нибудь подозрения на свой счет, явились с тортиком.

– Вы ко мне? – вытаращилась девушка. – А… простите, кто вы?

– Здра-а-ассте! – с дружелюбной улыбкой развела руками Василиса. – Она уже и не помнит меня! А что, разве Татьяна не говорила? А она нам тебя очень рекомендовала. Мы уж думали, ты нас ждешь с распростертыми объятиями. Вот и надейся на вашего брата – молодежь!

– Мы Танечкины знакомые, – начала вовсю врать Люся. – Я открываю новую парикмахерскую, девочек себе умненьких набираю, ну и беседую с ними. А как же, само собой…

– А вы… разве не вы к нам приходили прическу делать? – вспомнила Юля Василису. – Еще потом собирались тамадой выступать…

– Вспомнила наконец-то! Да уж, было дело, я приходила… – стушевалась та, но подруга пришла на помощь.

– Так я ж и говорю! – затараторила Люся. – Василиса у нас – профессиональный тамада, а я все больше по парикмахерскому искусству. Вот она мне и шепнула, дескать, работают в «Клеопатре» мастера – «золотые руки», а я уж и принеслась. А у вас там горе такое…

– Да ладно, проходите, чего в подъезде трещать. А торт чего притащили? Я не ем мучного. А из кулинарии и вовсе продукты в рот не беру. Там отравиться – как нечего делать.

– Да ничего, Люся съест, – махнула рукой Василиса и смело шагнула в дом.

Подругам сразу бросилось в глаза, что девчонка живет уж никак не на скудную зарплату маникюрши. Просторная прихожая сверкала зеркалами, удобные, стильные шкафы, шкафчики, пуфики, дорогая зелень в недешевых горшках, картины в изысканных рамках…

– Ты здесь одна живешь? – на всякий случай спросила Люся, робко входя в хоромы.

– Когда как, – просто пояснила девица и потащила подруг в комнату. – Вот, плюхайтесь в кресла. Сейчас телик включу. Во! Кстати, я вчера такой классный диск урвала! Там такое кино, посинеете!

Девчонка быстро подскочила к огромному, как окно, телевизору, потыкала кнопками, и на экране побежали титры. Подруги умостились в глубоких, но неудобных креслах, и пока они думали, как же половчее начать беседу, Юльку полностью захватил сюжет фильма.

– Нет, смотрите, какие съемки! А эта акула… Ни фига себе! Интересно, это настоящая или сделанная? На компьютерную не похожа, а чучело такое ни за что не сделать… Или все-таки можно? Вот прикольно, если получится, да?

– Юленька, мы к тебе вообще-то по делу… – робко начала Люся.

Она скромно теребила тесемку торта, который хозяйка так и не взяла, и не знала, как начать разговор. Вроде бы девица не слишком была озабочена гибелью хозяйки, но кто их, молодых, знает. Вдруг сейчас на пол хлопнется и истерикой зайдется…

– А вам что, фильм не нравится? – искренне удивилась Юлька.

Она явно тяготилась гостями, но правила приличия требовали их как-то развлекать. Поэтому она с сожалением крякнула и щелкнула пультом. Экран погас, но зато замигали какие-то лампочки, и неизвестно откуда полилась забористая музыка.

– Тогда давайте танцевать! – заскакала хозяйка в центре комнаты и потянула женщин из кресел.

Танцевать у подруг настроения не было. Да и какие танцы – только что убили несчастную женщину, которую девица знала очень даже не понаслышке! Разве танцы тут уместны? Но девчонка прыгала так увлеченно, что поговорить с ней не было совершенно никакой возможности, приходилось скакать. Василиса, тряхнув головой и натруженно вздохнув, выбралась из кресла и принялась трястись вместе с хозяйкой.

– Юля, а ты на работу не собираешься устраиваться? – подскочила она к девчонке и лихо дрыгнула ножкой.

– Да ну ее, работу, – отмахнулась Юлька, плавно покачивая плечами. – Отдохнуть хочу, все равно никто за ногтями не хочет следить.

– А чего ж сама себе дело не заведешь? Говорят, у тебя деньги позволяют…