Наша служба Товстонос Евгений
– Homo Sapiens собственной персоной! Не видно, что ли?
– Внешность обманчива. Вы вполне можете оказаться Homo Vampirus, Homo Zombius, Homo Wervolfus или даже Homo Baba Yagus.
– Давайте не будем начинать наше сотрудничество с конфликта. С чего вы вообще взяли, что мы можем быть чем-то таким?
– Всего лишь предосторожность, – ответил Додик, разводя руками. – Поблизости уже летает корабль-призрак, а ваша станция выглядит так, будто уже готовится стать Stancius Prizrakus.
Прокофьев, которого заинтересовали эти иноязычные вставочки, наклонился к Семёнычу и шёпотом спросил:
– Никак не могу понять, это на латинском?
– Это на дурацком, – громко ответил Семёныч и повернулся к ушастому Додику.
– Вы же сами понимаете, – продолжал лопоухий Додик, – никогда не знаешь, где можешь наткнуться на инфернальную сущность. Homo Infernalis, так сказать.
– К счастью, не понимаю.
– Почему к счастью? – удивился Додик.
– Потому, что так я уверен в здравости своего рассудка. Rassudkus Zdravus, так сказать.
– Не скажите, уважаемый, – покачал головой лысый, проигнорировав кривляние старшины. – Зло не дремлет, и силы его…
Однако закончить свою мысль он не успел. Старая переговорная панель, которая давно уже просилась на свалку, выражая свои желания об отставке в форме устойчивой вони горелой изоляции да редких всплесков искрящегося негодования, решила подать ещё раз сигнал о том, что ей пора бы уже и на заслуженный отдых. Она издала резкий треск и щедро плюнула искрами во все стороны. А в следующий миг Прокофьев имел возможность увидеть охотников за привидениями в действии.
– Гремлин! – гаркнул лопоухий.
В тот же миг три свободные руки рептилии пришли в движение, начали сдёргивать со своего костюма детали и соединять их с невероятной скоростью. За доли секунды в его руках оказался прибор, похожий на обмотанный проволокой вантуз, и он перебросил это устройство громиле.
Тот поймал «ружьё» за ручку и направил на панель. Что-то вспыхнуло, завоняло озоном, и половина ангара окуталась сумраком. Похоже, выстрел обесточил её.
В ангаре на миг повисло молчание, через миг разорванное криком Семёныча:
– Какого хрена вы тут устроили!
– Гремлин, вторгшийся в вашу энергосистему, обезврежен, – спокойно ответил лопоухий Додик.
– Какой ещё гремлин! Эта панель давно уже издыхала!
– Но если бы не гремлин, она бы ещё долго работала. Ваша станция под властью астральных сущностей. Наш долг уничтожить их.
– Да плевать мне на ваш долг! Это наша станция! Что бы вы тут ни увидели, гремлинов в приборах, призраков в шкафах, водяного в унитазе или самого чёрта в атомном реакторе – знайте: это наш чёрт! И не вам решать, что с ним делать!
Прокофьев расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять пистолета, глядя, как Семёныч и лысый инопланетянин сверлят друг друга взглядами.
Первым молчание нарушил лысый:
– Адские твари на службе добра? Уважаю.
Впервые в жизни Прокофьев увидел Семёныча, который не знал что ответить.
Чтобы как-то разрядить обстановку, Прокофьев растянул губы в улыбке и выпалил:
– Добро пожаловать на пост ГАИ сектора 376.
– Ага, – сказал Семёныч, продолжая сверлить взглядом лопоухого. – Добро. Пожаловать.
Лопоухий улыбнулся.
– Спасибо. Разрешите представиться: охотники за привидениями братья Додики. Я Эльвал. Это, – лопоухий указал на рептилию, – Стегус. А здоровяка зовут Квиз.
– Семёныч. Сержант Прокофьев покажет вам, где можно разместиться. Когда закончите – приглашаю на пост. Обсудим наше взаимодействие.
Старшина развернулся и отправился прочь из ангара.
– А братья Додики – это какое-то общество? – спросил Прокофьев, чтобы поддержать разговор. – Как Свидетели Махмуда или Сёстры Мумбы-Юмбы?
– Нет. Братья Додики – это как братья. Родные.
Прокофьев недоверчиво поглядел на Эльвала, потом смущённо кашлянул и предложил:
– Ну что же, давайте я покажу, где вам разместиться.
Антон повернулся, чтобы отключить наручники с рептилии, и столкнулся с ним лицом к лицу. Стегус протянул ему браслет.
– Но… Как вы его сняли?
– Разобрал, – ответил Стегус. – Потом собрал. Не волнуйтесь. Он работает.
– Слушай, а они ведь и вправду братья! – заявил Семёныч, как только Антон вернулся на пост. – Родные!
Прокофьев недоверчиво поглядел на старшину, не шутит ли. Но, похоже, Семёныч был абсолютно серьёзен и удивлён не меньше Антона.
– Ага. Скажите ещё, что у них одна мать, – ухмыльнулся Прокофьев.
– Именно! И зовут её – инкубатор.
– Странное имя…
– Не имя, а название. Они родились на Багалии. Там находится самый большой институт по искусственной рождаемости. Есть множество ситуаций, при которых родители хотят ребёнка, но не имеют возможности, желания или времени его вынашивать. Они обращаются на Багалию. И вот однажды произошёл казус. Из-за похмелья лаборанта, принимающего заказы, возникли сразу три непредвиденные ситуации. Вместо специалиста по уфологии получился специалист по мифологии, это Эльвал. Вместо сантехника получился просто техник. Это Стегус. А с Квизом вообще история феноменальная. Родители были заядлыми музыкантами и попросили спроектировать им исполнителя рока. Учёные, долго не думая или, наоборот, думая слишком долго, интерпретировали «исполнитель рока» как «исполнитель судьбы». Иными словами, Квиз – профессиональный палач. Правда, судя по всему, гены взяли своё, и любовь к тяжёлой музыке никуда не пропала. Так что наши Додики, как бы сказать, бракованные. Естественно, когда ошибка раскрылась, родителям создали новых детей, а этих троих вырастили на Багалии. С тех пор они неразлучны.
Вскоре появились лопоухий и чешуйчатый Додики. Квиза они оставили перетаскивать аппаратуру в свою каюту. Стегус тут же принялся обследовать помещение различными детекторами, а Эльвал уселся возле Семёныча, готовый отвечать на вопросы.
Не успели начать, как до них донёсся резкий грохот, на столе задрожала лежавшая там ручка, блокнот свалился с пульта. Гаишники вскочили на ноги.
– Что там такое? Взорвалось что-то?
Однако Эльвал не обратил на шум никакого внимания.
– Да вы не волнуйтесь. Это Квиз слушает свою любимую Musicus Metallius.
Гаишники с недоумением уставились на Эльвала, и лишь теперь Прокофьев начал в грохоте различать гитарные рифы, ритм ударных и ещё какие-то звуки, отдалённо похожие на голос.
К тяжёлой музыке Антон относился вполне нормально, исходя из логики: «Раз она кому-то нравится, значит, есть в ней что-то хорошее». Да и привыкнуть к этому грохоту он успел за время учёбы. Сосед Прокофьева по комнате был заядлым металлистом. Благодаря ему сержант более-менее разбирался в направлениях. Антон заметил одну закономерность: жёсткость мелодии можно было легко определить по названию стиля. Сначала был Рок, то есть камень. Потом Металл. Металл может разбить камень – значит, он жёстче. В конце двадцать первого века появился стиль Титан. В двадцать втором – Алмаз. Лет десять назад возникло направление Аргаш, названное так благодаря редкому минералу, которым можно было без труда разрезать алмаз на мелкие кусочки.
Так вот, музыку Квиз слушал настолько тяжёлую, что Аргаш был по сравнению с ней самой попсовой попсой, которую только можно представить.
Семёныч нахмурился.
– А в наушниках он слушать не может?
– А он и слушает в наушниках. Своих любимых. Тридцативаттных.
Судя по грохоту, который доносился до гаишников, у нормального человека от такого звука барабанные перепонки ушли бы внутрь черепа и слиплись где-то по центру.
– Если вам мешает, я могу попросить его убавить громкость, – предложил Эльвал.
Ответ Эльвал не услышал, а увидел на лицах гаишников. Он кивнул и вышел с поста. Через минуту музыка стихла, и он вернулся.
– И часто он так музыку слушает?
– Да постоянно!
– И как же вы такой грохот переносите?
Эльвал постучал пальцем по уху.
– Звуковые фильтры. Их Стегус изобрёл. Пропускают любой звук, громкость которого не превышает заданных норм. Очень полезная штука.
Семёныч кивнул и приступил к делу.
– Насколько я понимаю, – начал старшина, – ваша задача – выяснить, что здесь происходит? Сколько на это уйдёт времени?
– Ну, с анализом, думаю, к вечеру справимся, – ответил Эльвал. Семёныч с Прокофьевым облегчённо вздохнули. – Однако мы не станем останавливаться на полпути и останемся здесь до тех пор, пока угроза не будет ликвидирована.
Семёныч нахмурился. Прокофьев понимал, что старшину устроило бы лишь заявление: «Мы уже улетаем». Желательно, переданное по рации с отдаляющегося от станции корабля.
– Не могли бы вы для начала рассказать нам о своих достижениях? Делах? Победах? – спросил Семёныч, пытаясь определить, насколько крупные проблемы могут возникнуть с охотниками.
– Конечно же!
Эльвал уселся поудобнее и переплёл пальцы на животе. Самодовольная улыбка обещала длительное повествование о подвигах галактических охотников за привидениями.
– Например, сюда мы прилетели с болот Санктурии, где сражались с вампирами!
– С вампирами? – недоверчиво переспросил Прокофьев.
– Vampirikus Krovososus. Именно так принято называть ночных существ, пьющих кровь для продления своей жизни.
Семёныч к заявлению охотников отнёсся демонстративно скептически.
– Ну-ну. И как? Успешно?
– Конечно! – Эльвал поглядел на Семёныча. – Я гляжу, вы не верите.
Семёныч пожал плечами.
– Не слишком.
– Ну, это легко доказать. Один сумел подобраться ко мне и укусить. – Эльвал закатал рукав и показал Семёнычу предплечье. На нём красовались следы комариных укусов.
Семёныч хмыкнул:
– Забираю свои слова обратно! Вы действительно сражались с кровососами! Вау! И чем же вы их победили? Святым словом и крестом?
– Пробовали. Но намного эффективнее оказались матерное слово и огнемёт.
– А ещё мы недавно поймали Горгону Медузу, – похвастался Стегус. – На земной колонии Каракатии!
– Да ну!
– Точно, – кивнул Эльвал. – Мы наткнулись на здание, заполненное окаменевшими людьми! А потом появилась Горгона. Но мы тщательно подготовились, и её окаменяющий взгляд на нас не подействовал!
– Погодите-ка… – Семёныч прищурился и опёрся лбом на кулак, пытаясь что-то вспомнить. – Вы сказали Каракатия?
– Именно.
Семёныч покопался в куче бумаг на столе и извлёк газету недельной давности. «Вестник Каракатии» – прочитал Прокофьев заглавие. Семёныч перевернул несколько листов, потом хлопнул ладонью по странице и начал читать: «Прошлой ночью произошло циничное нападение на музей античной истории. Странно то, что трое злоумышленников не взяли ничего ценного, а лишь схватили уборщицу бабу Нюру. Завязав ей глаза, неизвестные переправили несчастную к полицейскому участку и оставили там. К счастью, баба Нюра не пострадала и уже вернулась к своей работе. Мотивы происшедшего до сих пор не ясны. Ведётся следствие».
– Они её отпустили? – заорал Стегус. – Идиоты! Чем они думали!
– Успокойся, – сказал рептилии Эльвал. – На обратном пути залетим, разберёмся.
Он снова повернулся к гаишникам, которые с трудом сдерживали смех.
– Ну, это вы, конечно, страшных чудовищ поймали! Спору нет! – с демонстративно наигранным восторгом заявил Семёныч. – А какое из чудовищ, обезвреженных вами, было самым опасным?
Эльвал на секунду задумался. Потом сказал:
– Наверное, это был монохамский Demonus Uzhasnus… Да. Он был самым опасным. Эта адская тварь несколько десятков лет терроризировала жителей одного посёлка. Демон насылал на людей порчу, которая вызывала выпадение волос, появление язв на коже и скорую смерть.
Семёныч нахмурился:
– Да что вы говорите? И как же выглядел ваш демон?
Эльвал начал подробно описывать чудовище. Насколько понял Прокофьев, оно было около метра в высоту, всё металлическое, с какими-то щупальцами.
Семёныч откинулся в кресле.
– Скажите, а вы слышали о лучевой болезни? Видите ли, вы описали её симптомы, а внешность демона очень даже соответствует описанию устаревшего ядерного реактора.
Лысый улыбнулся.
– Вы называете лишь следствия. Да, демон вселился в реактор и вредил людям жёстким излучением. Но это был демон.
Прокофьев поглядел на старшину и увидел выражение лица, на котором явственно читалось: «С дураками не спорят».
– Ладно, – сказал Семёныч. – Давайте сначала. С чего вы вообще взяли, что корабль-призрак существует?
– Мы получили две официальные жалобы о его нападении, – ответил Эльвал.
Прокофьев повернулся к Семёнычу:
– А почему нам об этом никто не сообщил?
– Да потому, что у нас начальство – умные люди. Если бы они сообщали про все глупости, с которыми к ним обращаются, мы бы никогда не разгреблись! Ты хоть представляешь, сколько ежедневно приходит жалоб во все инстанции? И на что! Одни сетуют на ограничение скорости, потому что, видишь ли, у них пять поколений сменяется, пока на светофоре стоят. Другие на то, что лиловый цвет гиперпространственных Врат слишком пошлый. Третьи…
– Третьи на вас, – ехидно сказал Прокофьев.
– Да, – согласился Семёныч. – Случалось. В чём меня только не обвиняли! От нарушения служебных полномочий, что я не отрицаю, до оскорбления действием, выражавшегося в том, что я отказался поцеловать руку шейху Малюкации.
– Что, правда?
– Ну, причина жалобы была в том, что я эту руку сломал, но сформулировали они её так, как я сказал.
Гаишники снова повернулись к Эльвалу, и он продолжил рассказ:
– Помимо того, мы собрали слухи о ещё как минимум семи нападениях и кражах груза. Но хозяева отказались подать официальное заявление.
– Почему, интересно?
Эльвал развёл руками.
– Видимо, боялись преследования потусторонних сил.
– И чем мы можем вам помочь?
– Для начала информацией.
Семёныч кивнул.
– Это можно. Какой именно?
– Призраки не появляются из ниоткуда. Здесь должно было произойти что-то чрезвычайное. Нам нужен список кораблей, потерпевших крушение в этом секторе.
– За какое время?
Эльвал закатил глаза и принялся бормотать:
– Так. Если учесть период полураспада эктоплазмы… Флюидальное влияние гравитационно-инфернальных аномалий… А также адскую температуру ближайшего солнца… Думаю, лет так за двести.
Семёныч некоторое время смотрел на Додика, потом сказал:
– Не в обиду, но я вашего присутствия два года не выдержу.
– Да мы не собирались задерживаться…
– Думаю, именно столько вам понадобится, чтобы прочесть информацию обо всех авариях.
Вдруг Стегус, всё ещё возящийся со своими приборами, радостно воскликнул:
– Босс! Кажется, я нашёл причину всех здешних бедствий!
Гаишники и Эльвал подбежали к технарю. Тот включил голографическую карту сектора.
– Глядите! Если соединить вот этот планетоид… И этот… – Он схватил световой маркер и принялся чертить линии от одной чёрной дыры к другой, словно в детской игре, когда нужно соединить точки и получить рисунок. – Два астероида… И спутник второй планеты…
…На карте виднелась аккуратненькая перевёрнутая пятиконечная звезда.
– Вот! – радостно заявил технарь. – Пост находится прямо в центре пентаграммы!
– А почему вы выбрали только эти пять объектов? – спросил Семёныч.
– Как почему? Потому, что они образуют пентаграмму!
Семёныч кивнул.
– Ясно. Можно маркер?
Он начал быстро соединять линии.
– А теперь глядите: если соединить вот это… и это… То получится уточка! Она тоже имеет какое-то инфернальное происхождение? А вот тут ещё можно зайчика пририсовать!
Семёныч отодвинулся от карты, осмотрел её и, ухмыльнувшись, снова замахал маркером.
– А если соединить все точки… Вау! Получилась каляка-маляка! Но о-о-очень инфернальная!
Эльвал долго рассматривал исполосованную линиями карту, потом задумчиво произнёс:
– Да. В нашей работе без тщательного эктохелопситронного анализа не разобраться.
Семёныч отбросил маркер и, ни к кому не обращаясь, изрёк:
– А в нашей – без ста граммов.
Предоставив охотникам запрошенную информацию и оставив их в покое, Прокофьев вернулся на пост. Семёныча там не оказалось, видимо, отправился в свою комнату.
От происходящего на станции у Прокофьева разболелась голова, и в кои-то веки, вместо того чтобы заняться работой, он включил телевизор. Он рассеянно щёлкал каналами, ни на чём не останавливаясь, лишь бы как-то убить время и упорядочить образовавшийся в мыслях кавардак. Он чувствовал себя абсолютно бессильным. Да, Семёныч постоянно говорил, что одним Уставом не обойтись, однако раньше это относилось к ситуациям, которые хоть как-то были описаны. А сейчас… Вряд ли составители Устава хотя бы задумывались над возможностью того, что гаишникам придётся столкнуться с кораблём-призраком и охотниками за ним.
Антон в очередной раз нажал на кнопку пульта и нарвался на музыкальный канал. На экране как раз прыгал по сцене какой-то доходяга в костюме, украшенном перьями и блёстками. Прокофьев отложил пульт. Не то чтобы ему нравилась эстрадная музыка, но она не напрягала. Проходила сквозь уши, не задевая мозг и не утруждая его.
Его размышления были прерваны открывающейся дверью. В каюту вошёл Квиз. Выражение лица его было весьма однозначным. Он жаждал крови. О том же говорил и дробовик, который он держал в поднятой руке.
Прокофьев рванулся назад, переворачивая кресло, чтобы хоть как-то защититься от выстрела.
Квиз выстрелил. Экран телевизора заискрился, во все стороны брызнули детали. Охотник развернулся на сто восемьдесят и молча вышел.
Прокофьев выглянул из-за кресла. На шум тут же сбежалась толпа. В одну дверь вломился Семёныч, в другую Эльвал и Стегус.
– Что тут произошло? – крикнул Семёныч.
– Квиз взбесился! – крикнул Прокофьев.
– Постойте-постойте! – замахал руками Эльвал. – Разрешите мне всё объяснить!
– Ну-ну, – мрачно буркнул Семёныч. – Опять привидения увидели?
– Нет. Это у него безусловный рефлекс. У их расы поп-музыка считается нечестивой. Musicus Satanicus.
– Это что-то новенькое.
– Почему же? Они считают, что попса заставляет людей тупеть.
– Это не повод портить наше имущество!
– О! Это мы постараемся исправить.
Эльвал кивнул в сторону разбитого телевизора, и Стегус направился к нему, на ходу извлекая из карманов инструменты и какие-то детали. Его руки замельтешили, засуетились. Казалось, будто у телевизора вдруг появилось свойство регенерации.
Минут пять гаишники с раскрытыми ртами следили за работой Стегуса. Вскоре он отошёл в сторону, и перед глазами Семёныча и Прокофьева предстал отремонтированный телевизор. Правда, теперь из него во все стороны торчали какие-то проводки и датчики.
– Вот и всё. – Стегус отряхнул руки.
Семёныч взял пульт и пощёлкал кнопками. Никакого эффекта не последовало.
– Вообще-то ремонт подразумевает, что прибор после него должен работать, – мрачно заметил старшина.
– Просто я решил заменить такое устаревшее средство управления на что-то более прогрессивное.
Рептилия бросила старшине какой-то обруч. Семёныч покрутил его и надел на голову. В тот же миг телевизор включился, замелькали каналы и остановились на какой-то викторине.
– Пульт принимает излучение мозга и включает канал, наиболее соответствующий пожеланиям смотрящего.
Семёныч прищурился, и в тот же миг телевизор переключился на спорт.
– А раньше этого канала не было, – удивлённо сказал Семёныч.
– Я позволил себе усовершенствовать блок приёма и увеличил его мощность. Количество каналов увеличилось до сорока пяти тысяч. Кроме того, сейчас ваш телевизор можно использовать как компьютер, холодильник и пылесос. Также он озонирует воздух, увлажняет его и фильтрует углекислый газ. Ну и главное… – Стегус сделал драматическую паузу и гордо выпалил: – При желании вы можете транслировать любой канал на расстояние около двадцати парсеков!
Семёныч присвистнул. Снял обруч и положил его на кровать.
– Слушай, а ты можешь починить и остальные приборы на станции?
– А что у вас не работает?
– Проще сказать, что у нас работает, – сказал Семёныч и задумался. Он повернулся к Прокофьеву. – Антоха, а что у нас работает-то?
– Желудок, – мрачно ответил Прокофьев. – Да и тот вхолостую.
Семёныч и охотники вышли.
Прокофьев недоумённо поглядел на необычный пульт, взял его в руки и надел на голову. Телевизор включился. Прокофьев взглянул на экран, густо покраснел. Такого канала раньше тоже не было.
Антон быстренько скинул обруч, пока никто не видел, и сделал это как раз вовремя. Дверь открылась, вошёл Семёныч. Настроение у него заметно улучшилось.
– Хоть какая-то от них польза! – заявил он, падая в кресло и закидывая ноги на стол. – Теперь не нужно выбивать деньги на твоё лечение, чтобы проплатить кабельное.
– Какое лечение? – удивлённо спросил Прокофьев.
– А! Ну да. Забыл предупредить. Если будет звонить Рыков и спрашивать, как твоя печень, – говори, что уже всё нормально.
Семёныч потянулся за обручем, и в этот момент прозвучал вызов.
– Ну а теперь что? – буркнул старшина, направляясь к пульту. – Кто-то сбил ведьму, пролетавшую на метле сквозь Врата?
На экране появился готианец Вантиар. Постоянный подниматель настроения для гаишников. Семёныч радостно улыбнулся, собираясь уже сказать какую-нибудь колкость, но осёкся. Готианец был испуган до полусмерти. Глаза выпучены, волосы торчали дыбом, а руки тряслись.
– Что случилось? – спросил Семёныч, стирая улыбку с лица.
Готианец попытался объяснить ситуацию, но это у него слабо получалось:
– Я… Летел… А он… Тут… Корабль… А я… Это же… Он… Ужасно…
– Лети к нам. Мы тебя сами пристыкуем, а потом уже поговорим, – быстро сказал Семёныч.
Готианец кивнул, шумно сглотнул и выключил передатчик.
Вантиар сидел за столом сгорбившись, зажав сцепленные руки между колен. Его била мелкая дрожь. Даже бородка трепыхалась. Рядом с готианцем сейчас и кролик, застывший перед удавом, выглядел бы героическим бесстрашным спецназовцем.
– Да что случилось, Вантиар? Ты можешь толком объяснить? – Прокофьеву показалось, что в голосе Семёныча сквозит беспокойство.
– В-в-вы н-не в-возраж-жаете, ес-сли я вып-п-пью? – процокал зубами готианец.
– Антоха, плесни ему вискаря.
– А откуда он у нас?
– В ящике с надписью «Зелёный чай». Ты что, думаешь, я действительно заказал три ящика этого пойла на День ГАИ?