Вечность сумерек, вечность скитаний Юрьев Сергей
Ларе по старой памяти Ута позволяла обращаться к ней просто по имени, если этого никто больше не мог услышать. Временами ей хотелось забыть, кто она такая – иногда становилось невмоготу жить, видя перед собой цель, которая кажется невыполнимой, и от которой невозможно отказаться.
– А мы здесь уже бывали, – как бы невзначай сообщила Лара. – Ещё до того, как тебя подобрали… Ой, прости! – Напоминать владелице Купола, что та не так уж давно была всего лишь нищей бродяжкой, вовсе не стоило, и нечаянно вырвавшиеся слова напугали саму наездницу. – А вон там, за холмом, кладбище упырей, – поспешила она сменить тему. – Они, говорят, по ночам бродят, одиноких путников ловят и всю кровь выпивают.
Значит, всё-таки, это Айлон её подослал – чтобы своими россказнями страху нагнать… На самом деле, кладбищами упырей чернь называла древние альвийские захоронения, и в них не было ничего опасного – просто нагромождения изъеденных временем каменных плит… Иногда землепашцы даже строили себе дома из надгробий альвов, и никакие упыри к ним потом не являлись. Вот разбойники – это другое дело, и эти места в предгорьях Альд, близ извилистой дороги ведущей из Окраинных земель в имперские владения, давно пользовались дурной славой.
– Ой, что это?! – вдруг крикнула Лара и тут же перешла на шёпот. – Смотри, смотри…
Несколько теней отделилось от кустов, и тёмные силуэты бесшумно двинулись вниз по склону. Ута запустила руку себе под блузку и начала лихорадочно искать медальон, но, прежде чем её пальцы нащупали семиконечную звезду, темноту рассёк свист стрелы, и один из охранников повадился навзничь, прижав руки пробитому нагруднику из тонкой бронзовой пластины. Ещё несколько стрел со звоном ударились в Купол, а чёрные кляксы на склоне приближались и множились – теперь их стало не меньше сотни.
– Таго… – прошептала Лара.
– Что?
– Таго. Так этого парня звали… Ну, которого убили.
Имя погибшего охранника Ута и сама знала… Наездница, конечно, не могла напрямую обвинить хозяйку в его смерти, но намёк и без того был ясен.
Табор мгновенно превратился в гудящий улей – как будто и артисты, и конюхи, и охранники, чья очередь была отдыхать, только и ждали внезапного нападения. Все были уже при оружии – как будто луки, копья, бердыши, боевые топоры лежали у каждого под матрацем. Последним появился Луц Баян, метатель ножей. Он неторопливо протолкнулся сквозь ощетинившийся сталью строй и вразвалочку двинулся к прозрачной стенке Купола, отделявшей его от нападавших. Луц, будто вышел на арену – на нем был чёрный камзол, белый тюрбан, белые перчатки и сапоги из белой кожи, только вместо одной перевязи с ножами через его плечо было перекинуто три.
Видимо, ночные грабители не сразу сообразили, в чём дело, и кто-то из них, подойдя к Куполу почти вплотную, выпустил в Луца болт из самострела.
– Дурачина, – почти ласково сказал ему Луц и незаметным стремительным движением отправил в темноту первый нож.
Послышался сдавленный хрип, а когда тени отступили на безопасное расстояние, на траве, освещённой ополовиненной луной, лежали уже три бесформенные чёрные кляксы. Купол свободно выпускал наружу всё, что угодно, но внутрь себя не пропускал ничего.
– Эй, бродяги! – раздался из рядов нападавших уверенный голос, явно привыкший командовать. – Давайте-ка поговорим, а там, глядишь, может быть, и миром разойдёмся…
– А ты попробуй – подойди! – весело крикнул Луц, доставая очередной нож.
– А что, думаете, я не знаю, что ваша крышка до рассвета не достоит, – спокойно сказал предводитель разбойников, медленно приближаясь. – Видал я такие штуки. Не вы первые – не вы последние. – Он подошёл достаточно близко, чтобы его можно было разглядеть при свете костра, рядом с которым лежало тело убитого охранника. Широкоплечий бородач в рогатом шлеме и дорогих чешуйчатых доспехах, держал руки на виду, показывая, что никакого оружия, кроме короткого кривого меча, остающегося в ножнах, при нём нет. – Нам ведь многого не надо – ведро серебра, и мы уйдём. Ну, ещё по дюжине золотых за каждого нашего убитого – то же ведь люди… Не стыдно вам?
– Убирайтесь прямо сейчас, тогда, может, и уцелеете, – ответил Айлон, становясь рядом с Луцом.
– А вы и не знаете, с кем дело имеете, – сочувственно сказал бородач. – Тука Морковку ещё никто не перехитрил, и вы не пытайтесь, а то скоро здесь будет море крови.
Луц метнул ещё один нож, но Морковка ухитрился уловить его движение и успел пригнуться.
– Значит, не будет разговора… – Теперь его голос доносился из темноты с безопасного расстояния.
– Айлон! – позвала Ута.
– Что, госпожа моя? – отозвался он, приближаясь.
– Может быть, отдать им то, что они просят? – спросила она вполголоса, когда Айлон подошёл почти вплотную.
– Нет, госпожа… Они всё равно не отстанут.
– С чего ты взял?
– Знаю. Встречались уже. Пока Купол стоит, ждём. А потом только драться. Может, и отобьёмся… А ты, госпожа моя, верно сделала, что сразу Купол не поставила. Теперь на дольше хватит.
Последние слова приободрили Уту – теперь никто не посмеет ей сказать, что она была не права, и что охранник Таго погиб по её вине. А ведь разбойники ещё не знают того, что вчера купол простоял два представления, и теперь его хватит даже на меньший срок, чем они думают…
В тишине время тянулось особенно медленно. Изредка в поверхность Купола ударялись стрелы – разбойники проверяли, не утратила ли прочность магическая защита их будущих жертв. Купол пока держался, но Ута уже начинала чувствовать, как тончают его стенки. Сейчас она и Купол были единым целым, и семь лучей серебристой звезды понемногу впитывали тепло её тела, её собственные силы.
– Уточка, ну продержись ещё чуть-чуть. Меня ведь первого прирежут, а я жить хочу – долго и счастливо, – верещал где-то рядом карлик Крук, видимо, забыв со страху, как надлежит обращаться к госпоже.
– А ну, ставь повозки кольцом! – Крик Айлона заглушил скрип колёс.
– А она ничего держится, – мимоходом заметил один из братьев-акробатов Терко, наверное, полагая, что Ута уже впала в беспамятство. – Я-то думал, она раньше спечётся.
Хриплые вопли и звон металла слились для неё воедино трелью диковинных птиц в чудесном саду. Теперь она не чувствовала ничего, кроме холода, но и о нём можно было не думать. Можно забыть обо всём, кроме того, что стоит перед глазами, можно забыть обо всём, кроме того, чем наполнен слух… Медленный ветер колышет ветви цветущего сада, и дорога, прямая, как полёт стрелы, ведёт к далёкому замку… Но расстояний здесь тоже нет, и путь, который кажется бесконечным, можно преодолеть за одно мгновение. Но можно не торопиться – если далёкая цель так близка, то можно насладиться движением к ней. Шаг, ещё один, и ещё… Только бы успеть, прежде чем сердце покроется льдом…
– …а тут лучше вообще не останавливаться. Если бы выехали затемно, кляч своих не жалели, то, глядишь, к закату бы и добрались до заставы. Да за каким бесом вас сюда потянуло? В империю что ли собрались? – Голос, пробившийся сквозь её забытьё, показался Уте знакомым. Он как будто доносился из тех давних времён, о которых больно было вспоминать. – А это кто?
– Хозяйка наша, госпожа… – отозвался Айлон. – Если бы не она, от нас бы только кости палёные остались. Да и вы вовремя подоспели. Я и не знал, что здесь кто-то дорогу караулит.
– Ишь, малявка какая. Наследство что ли получила?
– Вроде того…
Ута, наконец, нашла в себе силы приоткрыть глаза, но увидела лишь два тёмных силуэта, загораживающих от неё давно взошедшее солнце.
– Ну, значит, договорились – с вас представление для моих бойцов – бесплатно. А то у нас тут тоска зелёная, а смены ещё месяц ждать.
– Тут не со мной надо… Вот, Ута, госпожа наша, очнётся, тогда и договоримся. Тут ей решать. Как скажет, так и сделаем.
– Ута?! А ну-ка подвинься. Дай-ка я на неё посмотрю.
Худое скуластое лицо со шрамом на щеке склонилась над ней как раз в тот момент, когда её глаза действительно обрели способность видеть, а сама она сумела осознать, что всё происходящее вокруг – вовсе не продолжение забытья.
– Франго… – Она не могла поверить в такую удачу. Командор Франго, верный Франго, славный Франго…
– Вот ведь… Я уж и не надеялся… Ута, это ты? Ты это, что ли? – Он жадно всматривался в её черты, пытаясь разглядеть в этой худенькой девушке ту пухленькую девчушку, которую помнил, которую надеялся найти все эти годы.
– Франго… Франго всегда приходит вовремя. Да? – Ута приподнялась на локте и только теперь обнаружила, что лежит на матраце, брошенном прямо на землю.
– Да, госпожа моя. Франго всегда приходит…
ГЛАВА 15
Принося жертву богам, не думай о том, к каким Ликам ты обращаешься, Светлым или Тёмным. Всё равно и те, и другие будут считать жертву своей.
Надпись над воротами капища близ Лакосса.
За окном извозчик от души хлестнул тройку меринов, и очередная, шестая за этот день, тяжёлая повозка, гружёная скарбом, отправилась в долгий путь под охраной четырёх всадников, закованных в латы и двух лучников, притаившихся среди тюков.
– Нет, ну ты только посмотри, какие у них рожи! – Геркус Бык, мастер меча, ветеран трёх походов в Окраинные земли, участник бесчисленных пограничных стычек, в своё время сумел дослужиться до сотника имперской линейной пехоты, и до сих пор питал острую неприязнь к конным латникам, которые на его памяти вступали в бой лишь после того, как пехота уже добывала победу, а драпали первыми, едва начинало пахнуть жареным. – Или сопрут что-нибудь, или смоются, если ночью рядом кто чихнёт.
– А ты думаешь, я доверил бы что-то действительно ценное кому-нибудь, кроме тебя? – Хенрик усмехнулся и похлопал Геркуса по плечу. – Через неделю тронемся в путь, и я спалю эту хибару.
– А это ещё зачем? – удивился Бык. – Мы что, насовсем отсюда срываемся? Это ты зря. Здесь, всё-таки, столица. Там, в глуши, ты беса лысого добьёшься, хоть и лорд. Там развалины, здесь пепелище, а жить-то где будешь?
– Там же, где и ты, – отозвался Хенрик. – Я прикупил, для начала, небольшое поместье на границе Горландии и Литта – день пути до моего замка.
– Да ну, здесь Двор и всё такое… Вон дядюшка твой, как столице поселился, так и руки себе отрастил – кого хошь достанет. Нет, зря ты это.
– Слушай, Бык… Мы с тобой, кажется, договорились: я приказываю, а ты делаешь, что сказано. И уж поверь мне – не прогадаешь. Может, год пройдёт, может – пять, но потом, где я, там и столица будет. Понял?
– Ну-ну. Мне-то что, – недовольно проворчал Геркус и отправился командовать погрузкой очередной повозки. Он знал, что толстая Грета вполне и сама справилась бы с этим нехитрым и почётным делом, но ему просто надоело мотаться полдня без дела по пустеющему дому.
Хенрик ещё раз проверил, целы ли восковые печати на сундуках, в которые были упакованы магические предметы, собранные Раимом Драем за долгие годы, а теперь призванные сослужить хорошую службу новому хозяину. Печати были целы, но иначе и не могло быть – в кабинет с некоторых пор Хенрик не допускал никого, кроме себя самого, Геркуса Быка, бывшего имперского сотника, перебивавшегося последние годы уроками фехтования, а ныне командора Их Милости, Хенрика ди Остора, лорда Литта. И ещё толстой Грете было позволено изредка вытирать здесь пыль, но только в присутствии новоиспечённых лорда и командора.
Вот так самые сокровенные мечты становятся реальностью… Удача, трезвый расчёт и уверенность в себе – всё, что нужно для того, чтобы стать хозяином собственной судьбы и ещё множества судеб. Сначала казавшаяся неуязвимой мона Кулина стала пешкой в его игре, передав императору страницу из дневника Раима Драя. Она, наверное, думала, что так лишь уничтожит опасного свидетеля, хотя у мага никогда не хватило бы смелости выдать тайну слепого обожания императором своей фаворитки… Так Хенрик был замечен, так он зарекомендовал себя преданным слугой короны, так он получил доступ к уху самого императора. Откуда моне Кулине было знать, что Раим ди Драй записывал в свой дневник не только то, что успел сделать, но и то, что только собирался сотворить…
"Не знаю, зачем сей благонравной особе понадобилось зелье, заставляющее верить каждому сказанному слову и обожать того, кто говорит, но меня и не должно это интересовать…"
К вырванной странице Хенрик приложил и склянку с точно таким же зельем, и государь не преминул сразу же испытать его сначала на одном из пажей, а потом – на строптивом гвардейском сотнике.
Теперь мона Кулина – уже и не мона, и не Кулина, а просто безымянная узница одной из крепостей на южных окраинах империи, где слякотная зима и невыносимо жаркое лето. Государь великодушен – он оставил ей жизнь. И эта слабость когда-нибудь может выйти ему боком…
Удача и трезвый расчёт… Всё надо делать вовремя или вообще не делать. Чтобы достичь успеха, нужно сотни раз принимать верные решения, но достаточно одной ошибки, чтобы всё пошло прахом. Хенрик ди Остор, лорд Литта никогда не позволит себе ни излишней поспешности, ни губительной медлительности. Всё, что нельзя изменить – считать верным!
Этот престарелый увалень Раим Драй сидел на горе сокровищ долгие годы, но так и не сумел понять простейших вещей. Ключ был у него в руках, а он пытался пользоваться грубой отмычкой. Значит, он заслужил свою судьбу.
Ларец, в котором вызревал храпун, был спрятан на самое дно одного из сундуков – эта штуковина теперь долго не пригодится, до тех пор, пока безумие окончательно не овладеет пленником. Знать бы ещё, когда это случится… Через год? Через сотню лет? Как только стены замка Литт снова поднимутся над окрестными холмами, по постоялым дворам империи поползут слухи, что у нового лорда, как и у прежнего, есть храпун, потом торговки на рынках начнут болтать, что владетель замка Литт повредился умом. Кто посмеет связываться с сумасшедшим, который владеет храпуном?! Никто. Даже у императора кишка тонка… И тогда появится время. Много времени. Его будет достаточно, чтобы в полной мере овладеть теми силами, что таятся во множестве полезнейших вещиц, которые свозили в этот дом из всех провинций и вассальных владений империи, из Окраинных земель и даже с рубежей вечной зимы.
Главное – не спешить. Главное – всё делать вовремя… Сначала буде восстановлен замок, потом нужно будет собрать армию наёмников из отребья, населяющего пограничные области империи, и потихоньку начать щипать Окраинные земли. Император даже будет доволен, что пределы подвластного ему Литта будут расширяться… Но этим пусть занимается командор Бык, а он, Хенрик ди Остор, лорд Литта, тем временем постигнет все тайны, к которым так и не смог подступиться Раим Драй, бывший маг, а теперь – лишь орудие мага, которое вскоре посеет страх и в сердцах варваров, обитающих южнее Альд, и в мелких душонках имперских военачальников, которые уже забыли, что такое настоящая война, и как выглядит достойный противник. Когда-нибудь Литт станет столицей империи. Новой империи! Империи, в которой всё будет подчинено железному порядку, где любое неповиновение будет караться мучительной смертью, куда будут стекаться все богатства мира. Но всё это будет потом, а пока следует оставаться верным вассалом имперской короны, и хранить в тайне великие замыслы, которые сначала низвергнут этот мир в хаос, а потом скуют его железным порядком. Может быть, до поры стоит даже от себя скрывать конечную цель, даже не вспоминать о ней, пока она не станет достаточно близка, чтобы в её осуществление можно было поверить… Тем более что смертному и ни к чему подобное величие. Зачем создавать то, что развалится в тот же день, когда это тело превратится в бесполезный мешок с костями… Но альвы жили долго, и легенды гласят, что иные из них веками не старели. Значит, в той книге, что Раим так старательно переписывал, может быт скрыта и тайна вечной жизни. А если достичь бессмертия, то можно стать не только властелином, но и живым богом. И тогда можно будет сокрушить кумиров! Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей, и прочая мелочь под рёв толпы, опьянённой могуществом и безнаказанностью, обратятся в груду мраморных обломков. И это верно! Вообще непонятно, почему люди, уничтожив альвов, продолжают поклоняться их богам. Почему Гиго Доргон, первый император, заливший эту землю голубой кровью, обративший оружие альвов против их самих же, не тронул их богов и сам же принёс им богатые жертвы в благодарность за победу!? Скорее всего, это была просто слабость. И все его потомки отличались беззаботностью и мягкотелостью… Как только эта династия до сих пор удержалась у власти? Всё должно когда-нибудь кончиться – и даже эта вопиющая несправедливость, которая продолжается уже несколько веков.
Но пока великая мечта – пока лишь сладкий сон, который может так сном и остаться, если совершить хотя бы одну ошибку, недооценить врага, оказаться однажды слишком доверчивым или недостаточно щедрым, проявить излишнюю жестокость или милосердие… Тропинка, ведущая к вершинам власти слишком узка, и любой шаг в сторону приведёт к падению в бездонную пропасть. Чем ближе вершина, тем меньше доверяй тропе.
Хенрик нетерпеливо считал дни, оставшиеся до отъезда, и каждый новый день казался ему длиннее предыдущего. Раньше, чем государь возложит на его голову венец лорда, уезжать было нельзя, а церемония почему-то откладывалась, и не в первый раз – императору то приспичивало внезапно отправиться на соколиную охоту, то придворный гадатель сообщал ему, что выбранный день неблагоприятен для каких-либо торжеств, то внезапно приходил обоз от какого-то наместника провинции с дарами государю, и Лайя Доргон был слишком увлечён свежедобытых самоцветов, дорогих тканей, а в последний раз какие-то доброхоты подогнали ему новую наложницу… За всеми этими проволочками чувствовалась рука дяди Иеронима, но Хенрик прекрасно понимая, что, стоит ему хоть раз открыто выразить недовольство, всё может пойти прахом – и замыслы, и надежды, и даже то, чего он уже сумел достичь.
Время шло, одна за другой отправлялись повозки, гружёные скарбом и утварью, какой-то старый перечник, дальний родственник, седьмая вода на киселе, принятый на должность мажордома, потихоньку приводил в порядок поместье на границе Литта и Горландии… Кстати, это поместье, по сути, небольшой замок, воздвигнутый как пограничная крепость ещё во времена императора Гиго, когда-нибудь может стать законным предметом территориального спора между лордом Литта и эрцогом Горландским, форпостом будущего наступления на обломки империи…
Хенрик тряхнул головой, чтобы изгнать мысли, время для которых ещё не пришло. Лучше было заняться насущными делами – среди них было одно такое, что нельзя было доверить никому, но и справиться в одиночку тоже было невозможно. Доставленные накануне два огромных дубовых ящика из толстых досок, скреплённых массивными бронзовыми скобами, нужно было перетащить в подвал, а потом загрузить в них мраморные саркофаги с мумиями альвов. Теперь Хенрик каждый день навещал эти два скелета, обтянутые синей сморщенной кожей. Подавляя брезгливость, он подолгу всматривался в надписи, высеченные на мраморных гробах, пытаясь понять их смысл. "Агор Вианни" и "Ойя Вианна" – так, скорее всего, звучали имена покойников, а вот что означало остальное, понять было невозможно, а произнести – страшно. Любые сочетания альвийских слов могли быть заклинаниями, и что последует после их произнесения, едва ли даже Тронну известно, владыке времени и судьбы…
Когда-то эти гробы были найдены среди руин одного из предместий легендарного Альванго, разрушенного Гиго Доргоном до основания. Начальнику тамошнего гарнизона спьяну захотелось испытать новые метательные машины, и здоровенное чугунное ядро обрушилось сверху на отёсанный ветрами гигантский булыжник, испокон веков лежавший у развилки дорог. Камень неожиданно оказался пустотелым, а внутри оказалось древнее альвийское захоронение. Золото и прочие драгоценности растащили солдаты и охранники проезжавшего мимо обоза, с которым, ехал один из посланных Раимом Драем скупщиков древностей.
В отдельном кодексе Раим Драй составлял список всех находок, подробно описывая каждую, и, когда Хенрик обнаружил этот толстый том, в кожаном переплёте с серебряной застёжкой, оказалось, что в доме не хватает полутора дюжин вещиц – в основном, сделанных из золота. С этим тоже ещё предстояло разобраться…
Хенрик вышел из кабинета, заперев за собой дверь, и, минуя гостиную, двинулся к спуску в подвал. Желание немедленно разобраться с мумиями возникло у него внезапно – если в них нет никакой магии, то и тащить такую тяжесть за тридевять земель не стоило. Наверняка за такую диковину можно было содрать с кого-нибудь из столичных собирателей древностей неплохие деньги. Магию золотых кругляшков, способных превращаться во что угодно, Хенрик ценил не меньше, чем бывший хозяин этого дома.
В подвал вела длинная крутая лестница – полсотни ступеней, высеченных из природной гранитной плиты, на которой стоял весь квартал, и всё подземелье было вырублено в этом гранитном монолите. Скорее всего, этот дом был построен на месте древнего строения альвов, и три подземных камеры – всё, что осталось от него.
Два грузчика, тяжело дыша, тащили по коридору короб с серебряной посудой. Поравнявшись с Хенриком, они поставили свою ношу, как положено, поклонились и двинулись дальше, к чёрному ходу, откуда доносились крики Геркуса и Толстой Греты, которые отчаянно спорили, что грузить на повозку сначала – тюки с простынями или ящики с канделябрами. Эти крики вернули Хенрику чувство реальности, и он даже на мгновение задумался, а стоит ли рисковать неизвестно чего ради… Но, в конце концов, мертвецов бояться – в склеп не ходить, а рисковать всё равно придётся – не сейчас, так потом.
Он решительно двинулся вниз, перешагивая через ступеньку. Двойная дверь, два замка, и ещё нужно нащупать в полумраке два нужных ключа. Древние замки открываются почти бесшумно, а в конце мелодичным звоном сообщают, что можно войти внутрь – ничего подобного теперь не делают, секрет утерян после того, как не стало альвов… Первая створка отворяется наружу, вторая – вовнутрь. Главное – не перепутать, замки чувствуют хозяина. Любое неверное или просто неуклюжее движение, и тонкий механизм вновь вставит стальной язык в массивную скобу.
В этом подземелье не стоял дух затхлости, и сыростью здесь не пахло. Наоборот, когда последняя дверь отворилась, снизу повеяло свежим ветерком, полным ароматом цветов – тоже, наверное, какая-то магия…
Хенрик произнёс вполголоса нужное заклинание, и под потолком холодным пламенем вспыхнули зеленоватые шары. Их было три, но один пришлось отдать императорскому пажу, чтобы тот доставил государю донос на мону Кулину… Но и двух хватает для того, чтобы здесь было светло, почти как при свете дня.
Так – Агора Вианни можно пока оставить в покое. Лучше уж посмотреть, как поведёт себя мумия по имени Ойя Вианна. А почему, собственно, лучше? – наверное, всё равно, но надо же с чего-то начать.
Он стал в ногах женского скелета, обтянутого синей сморщенной кожей, произнёс имя мёртвой альвийки и начал медленно, каждый звук в отдельности, читать дальше надпись, высеченную на задней стенке саркофага. Внезапно стало холодней, а гранитный пол под ногами едва заметно дрогнул. Хенрик оторвал глаза от надписи и посмотрел на мумию.
Её глаза открылись, и на дне зрачков вспыхнули тусклые изумрудные огоньки.
– Человек… – Альвийка, Ойя Вианна, едва заметно раздвигала щёлку рта, но в её голосе не было ни хрипа, ни шепелявости. – Человек, дай мне воды.
Её тело оставалось неподвижным, и Хенрик сообразил, что успел вовремя остановиться. Мгновенный страх прошёл, и сменился радостным возбуждением – вот кто откроет ему смысл книги, которую так старательно и так долго переписывал Раим Драй, вот кто поможет понять суть альвийской магии и воистину овладеть силами, которые в ней заключены! Но, конечно, не сейчас… Всякое заклинание имеет свой срок действия, если его не закрепить огненным знаком, и скоро эта старуха снова успокоится – до тех пор, пока Хенрик ди Остор, лорд Литта не пожелает с ней снова побеседовать. Перед тем, как уложить саркофаги в ящики, надо накрыть их простынями, чтобы грузчики не могли видеть, что они упаковывают. А если кто-то что-то заметит, то ему же хуже.
– Человек, дай мне воды, и ты увидишь, как я прекрасна. – Мумия постаралась улыбнуться, и обнаружился ровный ряд ослепительно белых зубов.
Хенрик решил не отвечать. Он пошёл прочь. Сейчас разговоры ни к чему – довольно и иных забот. Но когда замок Литт будет восстановлен, можно будет и поговорить. Он захлопнул за собой вторую дверь и только после этого сообразил, что забыл погасить светящиеся шары. Что ж, пусть светят. Пусть эта тварь думает, что он просто ушёл за водой, и скоро вернётся. Он ждала, может быть, тысячу лет, и теперь ей, наверное, всё равно, сколько времени придётся ждать живительной влаги…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КРУЖЕВО СУДЕБ
Свободу способен оценить по достоинству только тот, у кого её нет. Свободу никогда не узнает в лицо тот, кто её никогда не видел. До сих пор остаётся загадкой, как в людях, предками которых были многие поколения рабов, проснулось стремление к освобождению. Наверное, память о том, что когда-то люди ходили без ошейников, сохранилась лишь потому, что матери рассказывали об этом детям перед сном. Для них это было лишь старой доброй сказкой, в которую хотелось верить. Но, что бы там ни было на самом деле, мы вправе гордиться своими предками. Они сделали невозможное.
Гиго Доргон был смотрителем в стойбище мандров, зверей, которых альвы использовали для верховой езды. Он должен был расчёсывать им шерсть и стачивать им клыки.
Лан Корз был личным магом хозяина замка Горлнн и по воле своего господина строил козни его соперникам и недоброжелателям.
Орлон Лео, известный как Орлон ди Литт, ковал альвийские мечи, секрет изготовления которых ныне утерян, и ошейники для рабов, таких же, как он сам.
Сирус Кулу сражался на арене, потешая альвов, и, прежде чем пролить голубую кровь, пролил немало красной.
Лоис Ретмм был стражником у входа в покои знатного альва, и был, скорее, украшением фасада, чем защитником дома.
Марк Эльгор полжизни промахал киркой в каменоломне.
Никто из них, возможно, и не помышлял о том, чтобы восстать против порядка, существовавшего несколько веков, но судьба сложилась так, что ни у кого из них не было выбора. Кто хоть что-то смыслит в магии, должен знать простую вещь: магия беспощадна к слабому, и избавиться от ошейник раб мог лишь одним способом – умереть.
Люди наверняка хотели свободы, но сами они никогда не дерзнули бы поднять оружие на альвов. Скорее всего, среди самих альвов нашлись те, кому наскучила праздная и безмятежная жизнь. Они просто хотели развлечься, но игра, которую они затеяли, закончилась разрушением Альванго.
Анонимный трактат «О свободе и рабстве», запрещён указом императора Кая Доргона X Терпеливого.
ГЛАВА 1
"Север империи кишит разбойниками. Если у вас не хватает сил и средств, чтобы покончить с ними, заставьте их хотя бы платить налоги в казну."
Из личного послания старшего писаря имперской канцелярии наместнику провинции Лакосс.
– …а когда не знаешь, чего от него ждать, лучше не связывайся – мой тебе совет. Знаешь, сколько крутых парней полегло оттого, что совались, куда не надо? Пропасть. Вот третьего дня Хряка в кандалах по улицам возили. А всего и делов-то – пришиб школяра в тёмном переулке. Не убил даже, а легонько по маковке съездил, чтоб не рыпался, и кошель его прибрал. А не знал, что у того школяра того дядя в канцелярии наместника старшим писарем служит. Так что дознание устроили по всей форме, стражники по всем кабакам прошлись – всё у шинкарей пытали, кто гульбу не по средствам устраивал, кто такими-то и такими-то монетами расплачивался. Кто-то на Хряка и указал. Теперь, поди, висит уже, сердешный… – Сайк Кайло, известный в Лакоссе скупщик добра, нажитого воровством и разбоем, сидел спиной ко входу в забегаловку и вполголоса наставлял, примостившегося за столом напротив него Чилю, молодого головореза, принёсшего на продажу снятый с кого-то бархатный кафтан. – Вот и ты – туда же. Вещица-то хорошая, но приметная. А если меня к стенке припрут, так я сразу и скажу, как на духу, где взял… Надо его или спрятать годика на два, или везти куда подальше – в Урень на ярмарку. Так что – не резон мне его брать, ну разве что, за пять медяков, или давай – жбан кислухи тебе поставлю.
– Богов побойся, да тут серебряного шитья одного на фунт потянет…
– Потише ты! – Сайк осмотрелся по сторонам и, навалившись на стол, заговорил шёпотом. – А мне что – башку под топор совать из-за того, что ты такой бестолковый? А тебе, дурню, надо ремесло менять, пока не замели. Или уж слушай, что тебе знающие люди говорят.
– Ну, и чем же мне заняться прикажешь? – Обида душила Чилю, и он сейчас просто прирезал бы непрошеного наставника, если бы вокруг было поменьше народу, да и братва могла обидеться. – Может, мне в стражники записаться?
– Тебя, браток, только в говночисты возьмут, – прошептал Сайк и оглушительно захохотал прямо в лицо собеседнику.
– Тьфу на тебя! – Чиля сделал попытку встать, но скупщик схватил его за руку и удержал на месте.
– Посмотри-ка, кто вошёл.
Чиля глянул на входную дверь и обнаружил богато одетого юношу, с мечом в ножнах, усыпанных изумрудами. Посетитель, переступив порог, высматривал свободное место.
– Ну, и что – хлыщёнок из благородных, заблудился, наверное…
– То-то и оно. Если у него меч такой, то и деньжата водятся, и искать его никто не будет.
– Слушай, а как ты его разглядел? Глаза, что ли на затылке?
– А он в зенках твоих отражается, – сообщил Сайк. – Да не пялься ты на него раньше времени…
– А с чего ты взял, что искать не будут?
– А с того, дубина ты недоделанная… Сам подумай, ну кто из местных благородного звания, в эту тошниловку зайдёт… Видно ведь – только что этот парень в нашу дыру приехал, и ещё не знает, что где.
– Ну, ты – голова, – восхитился Чиля, искоса поглядывая на юношу, который уже двинулся к свободному столику в дальнем углу.
– В общем, слушай сюда – если сумеешь его завалить, я тебе за этот меч две дюжины золотых отвалю, как с куста. Только дело надо сегодня же сделать, пока он до городских ворот не добрался, и чтоб затемно мне всё принёс…
– А куда он денется?!
– То-то и оно – деться он может куда угодно.
– Ладно, сделаем… – Сумма, которую предложил Кайло, поразила воображение грабителя – такие деньги ему даже не снились. За дюжину золотых дорги можно было купить неплохой домишко в нижнем посаде, а остального хватило бы на год безбедной жизни. А если прибавить к этому золотишко, которое звенит в кошельке у этого благородного проходимца, то, глядишь, можно и торговцем стать – возить в столицу куньи шкурки, а оттуда доставлять всякий полезный инструмент – кистени, топоры и кинжалы для местной братвы. – Пусть он только отсюда выйдет, а там уж я его пощекочу…
– Только смотри – аккуратнее там… Сзади подошёл, по головке – тюк, и всё. Они, благородные, здоровы на мечах рубиться. Чуть оплошаешь, так он тебя в капусту покромсает. И будет чего тутошнему кабатчику в пирожки класть.
– Да чего там – не впервой нам, – заверил Чиля старшего товарища и направился к выходу – поджидать будущую жертву. Таверна "Щей – полный лапоть" располагалась на отшибе, между двумя оврагами, неподалёку от пустовавшего в это время постоялого двора. А до предместий Лакосса нужно было топать полторы лиги по размытой недавним паводком дороге. Так что, задачка, которую поставил перед ним Сайк, не показалась Чиле ни трудной, ни опасной.
Тем временем посетитель ударил ладонью по столу, и кабатчик, дремавший за стойкой, наконец-то обратил на него внимание.
– Сей момент, сир! Сей момент! – Он торопливо набросил на руку полотенце и, расталкивая попадавшиеся на пути табуреты, засеменил к явно перспективному клиенту.
Кайло краем глаза присматривался к посетителю, изредка отхлёбывая медовуху из кружки, и, чем дольше он смотрел, тем больше странностей замечал в этом юноше – во-первых, сев за стол, он не снял лёгкого островерхого витого бронзового шлема, который годился разве что для того, чтобы покрасоваться на смотре, и смялся бы в лепёшку, если дубиной огреть; во-вторых, вместо того чтобы дождаться, пока жареное мясо слегка остынет, и, как все люди, есть его руками, он каждый кусок накалывал на кинжал и только потом отправлял в рот, в-третьих, он лишь пригубил густое клюквенное вино, поморщился и больше не притронулся к кубку… А ещё грязь на сапогах подсказывала, что он пришёл сюда пешком – значит, либо он конягу своего загнал, либо какие-то ушлые ребята уже успели поживиться за его счёт. Похоже, благородный господин был простофилей и недотёпой – таких не надо обкрадывать, таких и грабить ни к чему. Наверное, первый раз вышел за ворота отцовского поместья, и всё ему здесь в диковину. Такому можно наплести с три короба, и монеты сами из него посыплются. Такого можно обыграть в кости – раз, подсунуть ему какую-нибудь бабёнку, и он сам ей всё отдаст – два, посулить раскрытие некой древней тайны и заделаться верным другом, а с друзьями нужно делиться последним – три. Вот они – три способа обогатиться, не рискуя сунуть голову под топор или в петлю… Сайк даже слегка пожалел, что уже озадачил Чилю, и тот наверняка сидит в засаде под каким-нибудь кустом, растущем на склоне оврага. Даже если он сделает всё, как надо, ничего, кроме меча, получить не удастся, да и за него придётся заплатить немалые деньги. Они, конечно, окупятся, но не сразу – хорошая вещь должна отлежаться, прежде чем можно будет начать искать для неё покупателя. Если там и вправду меч, который под стать ножнам, настоящий альвийский, то у знающих людей за него можно сорвать тысячу монет, а то и две… Значит, можно будет уже не возвращаться в эту глушь, где и лета-то почти не бывает, а поселиться в Дорги или, на худой конец, в Маргонне, внести пай в гильдию торговцев и жить себе припеваючи…
Он уже подумал было, а не предложить ли благородному господину свои услуги – хотя бы проводить до канцелярии наместника, где каждый приезжий, независимо от звания, должен был отмечаться первым делом… Но, раз уж дело делается, Сайк отогнал эту мысль и решил ничего не менять, тем более что рискует только Чиля, деревенщина неотёсанная… Если и получит мечом от ключицы до пупка – так ему и надо. А этот лопух благородный никуда не денется. Можно ему будет помочь, например, от трупа избавиться – кому охота с начальником городской стражи объясняться… Так что, и так – хорошо, и этак – неплохо. Только бы получилось…
Странный посетитель бросил на стол монету, и кабатчик тут же, бросив все прочие дела, помчался смотреть, чем с ним расплатились. Судя по широкой и слегка удивлённой улыбке, плата за ужин его более чем устроила, и он даже метнулся к двери, чтобы открыть её перед щедрым господином.
Теперь только бы Чиля, лопух, дубина стоеросовая, не промахнулся и не прошляпил… Хотя – не должен, всё-таки деньги немалые обещаны. Он бы и за один золотой кого угодно прирезал…
И всё же на душе было как-то неспокойно. Если всё сорвётся, то можно, конечно, шепнуть, кому следует, и братва в городе доберётся до этого маменькина сыночка, но тогда и риск больше, и обойдётся дороже раза в три. Нет уж, лучше проследить, как там дело пойдёт, чтобы потом локти не кусать.
Сайк, оставив на столе недопитую кружку, поторопился к выходу. Сначала можно присесть на завалинку и смотреть вслед уходящей добыче, а потом и самому двинуться в сторону городских ворот. Как раз можно будет подоспеть на место, когда Чиля начнёт перетрясать кошель своей жертвы или срезать с камзола серебряные бляхи и застёжки с самоцветами. А труп пусть сам убирает – в овраге места много. Меч лучше сразу забрать, а этой деревенщине сказать, чтоб за деньгами утром зашёл. При его работе до утра можно и не дожить…
Чтобы не утопать по колено в грязи, Сайк шёл по обочине дороги, где пробивалась редкая зелёная трава, но поглядывать под ноги временами всё равно приходилось. Переступив через очередную лужу, он поднял глаза, и оказалось, что впереди никто не идёт. Силуэт богатенького юнца, только что маячивший всего в сотне локтей, куда-то исчез, как сквозь землю провалился. Неужто Чиля за это время успел на него волчью яму выкопать? Нет – не успел бы, да и ума у него не хватит… Как ни крути, а получалось, что без чародейства тут не обошлось. Разве что этот выродок благородный прямо с дороги в овраг сиганул – локтей семь до обрыва, со страху можно и дальше прыгнуть, да только они, благородные, страху не знают. А Чиля, спрашивается, где? Нет – лучше не гадать, лучше посмотреть, что к чему. Чилю бояться нечего, а этому тощегрудому откуда знать, кто на самом деле его злодей…
На всякий случай, Сайк прижался к кустам, теснящимся на краю крутого склона, и двинулся вперёд осторожно, чтобы не было слышно хлюпанья вязкой глины под подошвами. Оказалось, что дно оврага заполнено густым туманом, который медленно поднимается, собираясь расползтись по окрестным полям. Этак можно было и вообще потерять из виду не только приезжего с его чудным мечом, но и обратно к таверне дорогу не сразу найти, тем более что последняя кружка медовухи была то ли пятой, то ли шестой.
– Да что ж ты никак не сдохнешь! – донёсся откуда-то обиженный выкрик Чили.
Голова грабителя в сером колпаке из валяной шерсти вынырнули из тумана, и снова затерялась в нём. Оказалось, что Сайк не дошёл до места стычки всего несколько шагов. Скорее всего, дело было так – этот балбес, Чиля, не потрудился даже укрыться, как следует, приезжий заметил его и, сообразив, в чём дело, кинулся на подстерегающего грабителя. А потом они оба скатились на дно оврага.
Из-под пелены тумана доносилось тяжёлое прерывистое дыхание, шум возни, сдавленные хриплые стоны. Схватка продолжалась, и, судя по всему, худосочный юноша, оказался не таким уж хилым, как могло показаться со стороны. Пока у Чили хватало сил и сноровки лишь на то, чтобы не дать ему выхватить меч.
– Ой, маманя! – Очередной вопль Чили был полон отчаянья. Он на мгновение показался над поверхностью тумана, но тут же вновь скатился вниз по склону.
Следом за ним из-под серой пелены показался незнакомец, и в его руке блестел великолепный, замечательный, восхитительный, дивный, несравненный, настоящий альвийский клинок, тонкий, лёгкий, упругий, разящий на смерть, рубящий камень сталь и бронзу, настоящее сокровище, истинное богатство… Теперь Сайк уже не мог допустить, что эта добыча ускользнёт от него. Скорее всего, Чиля сейчас найдёт свой конец, и поделом ему, придурку недоделанному… Но и это надо обернуть на свою пользу. Самое время втереться в доверие к этому благородному господину, потом, при случае, свистнуть меч – и поминай, как звали.
Юноша несколько раз чиркнул клинком по сгусткам тумана, но ни разу не зацепил своего невидимого противника… Впрочем, в исходе поединка можно было не сомневаться – старая разбойничья мудрость гласила: не прибил добычу сразу – сам добычей становись. Значит, если желаешь пользы для себя, надо ставить на победителя.
Знакомый серый колпак поднялся из тумана за спиной разгневанного юнца, который продолжал кромсать туман перед собой. Чиля всё-таки сообразил, что имеет шанс на успех, только если нападёт сзади, и ему повезло – он выглянул из спасительной пелены, когда противник стоял к нему спиной.
Но, Сайк, наблюдая сверху за всем происходящим, уже сообразил, что парень с мечом то ли спиной чует опасность, то ли услышал позади себя подозрительный звук, он перестал кромсать мечом клочья тумана, и вот-вот должен с разворотом, без замаха разрезать пополам незадачливого грабителя. Альвийские клинки входят в живую плоть, не замечая препятствия… Ещё несколько мгновений, и будет поздно пытаться оказать услугу благородному господину, попавшему в беду, а значит, исчезнет всякая надежда ни возможную благодарность, пропадёт шанс когда-нибудь втихаря спереть драгоценный меч – две тысячи золотых, а может, и все пять, если не больше…
Сайк схватил оказавшийся под ногами булыжник размером с собственную голову и, почти не целясь, положившись на удачу, швырнул его в своего недавнего сотрапезника. Камень пронзил влажный воздух и с глухим звуком обрушился прямо на серый колпак проклятого злодея, подстерегавшего в безлюдном месте одиноких прохожих.
– Вот скотина, мерзавец, негодяй, дерьмо лягушачье! – возмущался добрый гражданин имперского города Лакосса Сайк Кайло, падая всей массой на бывшего злодея, а ныне просто дохлого разбойника. – А я думаю, чего он посреди разговора вскочил и помчался куда-то. А он вон чего – за старое взялся! Гнида! – Убедившись, в голове у Чили образовался обширный пролом, а сам он неподвижен, словно тряпка, Сайк пару раз пнул покойника, демонстрируя полную неприязнь ко всяким мерзавцам, которые за грош способны человек убить. – А вам, сир, следовало бы знать, что тут небезопасно. Такое, знаете ли, отребье по округе бродит, каждого второго можно сразу вешать – не ошибёшься.
– Благодарю за помощь, – ответил юнец, пряча в драгоценные ножны свой бесценный клинок. – Я бы и сам справился, но всё равно – благодарю.
– Сайк Кайло, торговец, к вашим услугам, – представился Сайк. – Вы, я вижу, приезжий, и в наших краях, наверное, не бывали.
– Не бывал, – честно признался Трелли. – И вряд ли пробуду долго.
– Да, конечно, кому захочется торчать там, где вот такие бродят! – Сайк ещё раз пнул неподвижное тело. – Но в городе, скажу я вам, совсем другое дело. У нас три года, как новый наместник, и, скажу я вам, порядка больше стало – сейчас всякий знает своё место и делает своё дело. Вот я, например, торгую помаленьку, подати плачу, а что в эту таверну пришёл, так здесь медовуха наполовину дешевле, чем в городе. Мы, люди небогатые, приучены каждый грош считать.
– Как пройти в город? – задал приезжий совсем уж нелепый вопрос.
– А вот, сир, прямо вдоль дороги идите, а там увидите. Ворота сейчас открыты, гражданам Лакосса бояться нечего. Может быть, показать вам, что и где? Или лакей требуется на время? Вы, я вижу, налегке путешествуете…
– Может быть… Посмотрим. – Трелли уже понял, чего от него хочет этот обрюзгший небритый человек в заляпанном грязью синем кафтане. Золотые кругляши производили на людей магическое действие – стоило показать монету, так всякий, в надежде её получить, будет строить из себя преданного друга, верного слугу, покорного раба. Но этот человек наверняка хочет больше, чем одну монету – он считает, что спас жизнь одинокому путнику, как будто неуклюжее чудовище, что поджидало его за кустами, и впрямь, было опасно.
– Остановиться лучше всего в "Яхонтовой шкатулке", это лучший постоялый двор во всём городе, рядом с дворцом наместника, от души посоветовал Сайк. – Позвольте вас проводить, почтенный.
– Провожай, – разрешил Трелли. Он поймал себя на том, что испытывает чувство благодарности к этому обросшему дурно пахнущему чудовищу – вовсе не за то, что оно спасло ему жизнь, а, скорее, за то, что не позволило ему самому убить того негодяя, который сейчас валяется в кустах с проломленным черепом. Впрочем, старик Тоббо, помнится, говорил: тому, кто оказался среди людей, следует забыть, что такое жалость, если он действительно хочет достичь цели.
ГЛАВА 2
Самая короткая дорога редко ведёт к цели.
Из «Книги мудрецов Горной Рупии».
– Ваша Милость, прибыли новые беглецы из Литта. Желаете сами их допросить или доверите мне? – Франго сказал это как бы невзначай, уже собираясь покинуть шатёр.
– Только не называй меня "Ваша Милость". Я сейчас никто. Даже вот эта крыша над головой у меня есть только благодаря тебе. – Большой шатёр из трёхслойного белого полотна, в котором поселилась Ута, бросили разбойники из ватаги Тука Морковки, скрываясь от отряда Франго.
– Как скажешь, госпожа моя, – согласился Франго. – Но ведь, если ты – не лордесса, то и я не командор, а я не желаю до конца жизни гоняться за разбойниками по Окраинным землям. Чести в этом не слишком много, да и корысть невелика.
– Я тоже не собираюсь оставаться навсегда хозяйкой цирка, – ответила Ута, продолжая сидеть на резном стуле, который сделал по заказу Франго мастер из придорожного селища. – Но пока я не верну замок… Я не могу этого слышать… Тоже мне – "Ваша Милость"! Извини, но сейчас я не могу никого миловать, не могу никого карать, ничего не могу… Наоборот, почти во всём завишу от чужой милости. И от твоей тоже.
– Так как насчёт беженцев? – Франго, казалось, пропустил мимо ушей её последние слова.
– А ведь ты их, наверное, уже расспросил обо всём.
– Да.
– Ну, и какие новости?
– Ничего хорошего, госпожа моя… Наш славный император уже подарил кому-то весь Литт, и там уже начали возить серый гранит из Пьяного урочища. Новый хозяин начал обустраиваться.
– Пусть строит, – вполголоса сказала Ута. – Пусть строит… Может быть, тогда нам достанется замок, а не руины.
Франго кивнул, стараясь не показать удивления. Было странно слышать такие слова от той самой Уты, которую он помнил ещё несмышлёнышем. Удивительно, что ей вообще удалось выжить среди дикарей, населяющих Окраинные земли, где каждый город, каждое селение сами устанавливают себе законы, а бродягам, кочующим по бескрайним степям, закон вообще не писан. Растёт девочка… Через пару годков ей и замуж будет пора, и надо бы уже сейчас присмотреться к отпрыскам лордов и эрцогов Пограничья. А там, глядишь, женишок и поможет вернуть невесте её приданое. Не такая уж и трудная задача – горландцы ещё при осаде Литта, по слухам, потеряли почти всю армию вместе с эрцогом, и даже сейчас им далеко до прежнего могущества; тот, кто сейчас пытается отстроить замок, едва ли скоро сможет собрать достаточно сил, чтобы сопротивляться, и государь едва ли взбредёт в голову прийти на помощь – ему всё равно, кто владеет Литтом, лишь бы вовремя выплачивал имперскую десятину и не забывал почаще присылать ко Двору подарки – золотистые вина и лучших в империи скакунов. Нынешний император и раньше редко вспоминал о Пограничье – только если скудел золотой поток из южных владений, из Дорги начинали прибывать гонцы с угрозами превратить вассальные владения в имперские провинции и повсюду посадить наместников. В серьёзность этих угроз никто не верил – ещё живы были воспоминания о событиях двухсотлетней давности, когда император Ирго Доргон попытался окончательно подмять под себя Пограничье. Тогда лорды, эрцоги и даже горные бароны, у которых не было ничего, кроме небольших замков, высеченных в скалах, и дорог, ведущих через перевалы, объединились и начали стремительное наступление на столицу. Империя едва ли смогла бы тогда устоять, если бы дело дошло до открытого сражения, и государю лично пришлось явиться во вражеский стан, имея при себе подписанные грамоты, подтверждающие вольности владетелей южных земель. После этих событий потомки Ирго предпочитали временами стравливать лордов, эрцогов и баронов между собой, и всегда исправно получали долю от имущества побеждённого.
– О чём задумался, командор? – нетерпеливо спросила Ута.
– Я вчера отправил гонца в Сарапан, – сменил Франго тему разговора.
– Зачем?
– Теперь у меня есть моя повелительница, – он поклонился, – и я должен расторгнуть договор со старейшинами Сарапана. Нельзя служить сразу двум хозяевам.
– Но у меня нет ничего, кроме имени, и его-то я едва не потеряла…
– У тебя есть родовая сокровищница. Только тебе, моя госпожа, известно, где она…
– Откуда ты знаешь?
– Мне достаточно было знать, что она вообще существует. А кому лорд Робин доверил эту тайну – не так уж трудно догадаться.
Ута поймала себя на мимолётном сомнении: что движет командором – преданность или корысть, но она тут же отогнала эту мысль. Если не доверять Франго, значит не доверять никому, а пытаться что-то сделать в одиночку бессмысленно и глупо.
– Сколько у тебя людей, командор? – Вопрос был задан так, будто она завтра же собиралась выступить с армией в поход.
– Пять дюжин, Ваша Милость, – немедленно ответил Франго. – Можно нанять ещё сотни две в Сарапане. Сейчас времена спокойные, и солдаты стоят не слишком дорого.
– Едва ли моей доли от цирковых сборов хватит…
– Мы отбили разбойничью казну. Там тридцать фунтов золота.
– На это можно и тысячу нанять, и две, – заметила Ута.
– Столько нам пока не надо. – Теперь ему пришлось удивиться ещё и тому, что четырнадцатилетняя девочка знает, почём нынче наёмники в Окраинных землях.
– У тебя есть план?
– Да, моя госпожа, но я ещё должен подумать…
– Говори. Думать будем вместе.
Франго сдержал улыбку. Конечно, дочь лорда, желающая вернуть себе фамильные владения, имеет право знать, как это может быть сделано… Но не рановато ли ей самой пытаться что-то решать? Но ясно и другое: Ута возражений не потерпит.
– Сначала нам надо взять замок Ан-Торнн на перевале Торнн-Баг. Для этого нам и понадобятся наёмники. Чтобы удержать его, нам хватит и моих людей. Потом надо распустить слухи о том, что дочь лорда Робина жива и собирается вернуть себе корону. Я слышал, что новый хозяин слишком жесток к своим подданным, а сам пока не высовывается из своего поместья в эрцогстве Горлондском. В Литте должен начаться бунт, и тогда, следующим летом, мы сможем двинуться на замок.
– Какими силами?
– Если Ваша Милость сочтёт возможным выдать из сокровищницы пятьсот фунтов золота, то мы сможем нанять на три месяца пятитысячную армию. Этого должно хватить – замок едва ли будет готов к обороне.
– А что будет потом?
– А потом надо будет выплатить императору десятину на десять лет вперёд, чтобы не вмешивался, и ударить по горландцам, чтобы им неповадно было больше к нам соваться.
– А потом?
– А потом тебе следует выйти замуж за кого-нибудь из сынов владетелей Пограничья. – Франго не ожидал очередного "а потом?", но ответ у него готов был давно, ещё со вчерашнего утра. – Без могущественных союзников нам не устоять, госпожа моя.
Ута ненадолго задумалась, откинувшись на спинку стула, и по выражению её лица нетрудно было угадать, что план Франго, особенно его последняя часть, не слишком пришёлся ей по душе.
– А что ты знаешь, командор, о том, с кем нам придётся сражаться?
– О бароне Ан-Торнна? Почти всё. За проход через перевал дерёт втридорога. Поверь, о нём никто жалеть не будет.
– Нет, Франго, я спрашиваю о том, кому император подарил мой замок.
– Об этом… Нет, ничего не знаю. Наверное, какой-нибудь придворный лизоблюд.
– Надо знать, с кем собираешься сражаться.
– Хорошо, я пошлю кого-нибудь разузнать.
– Твои люди – воины, а не шпионы. Я сама найду способ всё выяснить, но мне понадобится полсотни монет.
– Не маловато?
– Хватит. – После ночной стычки у дороги Ута знала, на кого из циркачей можно положиться. Небольшая труппа, человека три-четыре, дающая представления в селищах и пограничных крепостях, не могла вызвать никаких подозрений. – И ещё мне не нравится идея с наёмной армией. Нельзя приводить в свои земли слишком много вооружённых чужаков. Стоит им получить расчёт, так они почувствуют себя хозяевами и, в лучшем случае, уйдут, грабя и убивая всех, кто попадётся им на пути. А вдруг им захочется остаться? Вдруг среди них найдётся вожак, и они пожелают получит всё?
– Ты права, госпожа моя, но я не знаю другого способа.
– Значит, надо подумать ещё.
– Но Ан-Торнн всё равно надо брать. Нужна хотя бы небольшая победа, а то никто не примет тебя всерьёз, моя госпожа, даже твои подданные. Никому не нужны слабые, обиженные, несчастные. Но стоит показать, что ты что-то можешь, и всё изменится.
– Да, командор. Когда мы сможем выступить?
– Как прикажете, моя госпожа. Только сначала мне нужно съездить в Сарапан, набрать отряд и закупить оружие.