Разбитое сердце июля Арсеньева Елена

– Поняла… – кивнула приунывшая брюнетка. – Вот гадство, а мне Павлик свою «Хонду» обещал отдать, если я Холстина в постель затащу!

– Жмот твой Павлик, – авторитетно заявила Надя. – Такой, как Холстин, не побитой «Хонды» стоит, а «мерса» последней модели, прямо с конвейера. Но тут полный дохляк, я тебе точно говорю. Сашка сказал, что у Холстина насчет Ирки Покровской очень далеко идущие планы, вроде бы наши мужики сегодня чуть ли не на помолвку приглашены. Недаром здесь и Марина Ивановна тусуется, Иркина мамашка. Просто так она бы не приехала: наверняка Холстин будет публично предложение Ирке делать.

– Ой, девчонки, я понимаю – ваших мужиков пригласил Холстин, – нетерпеливо перебила ослепительная Лена, ставшая еще краше в обрамлении серег из белого золота. – Вы как бы при них. Но меня-то Вадька зачем сюда зазвал? А?

– Да низачем, – пожала плечами Надя, – просто так. Он же ботало. Бо-та-ло, я тебе русским языком говорю. Он ляпает, не думая, его вообще нельзя всерьез принимать. А может быть, – вдруг пожалела она приунывшую подружку, – может быть, еще не вечер. Может быть, у него сегодня не с кем перепихнуться, вот он тебя и пригласил на ночь. Ну и флаг тебе в руки! Только я тебя, Ленка, предупреждаю: у него манера на жалость бить и не расплачиваться потом с девушками, а наоборот – еще и денежки у них в долг вытягивать. Не поддавайся на провокацию, поняла? Вадька сейчас не бедствует, так что деньги за такси ты себе точно вернешь, а если дурой не будешь, то еще и заработаешь.

– Да ну его! – фыркнула Ленка. – Вот если бы Холстина удалось поймать, это да. А на Вадьку я даже время тратить не хочу. Вот трепло, а? Приезжай, говорит, Елена Прекрасная, не пожалеешь…

Тут Ленка вздрогнула, осеклась и уставилась на Алену. Другие девицы тоже вытаращились на нее не без испуга. Ну, наверное, испугаешься, если какая-то мышь черно-белая, которую они до сих пор практически не замечали, вдруг издала странный стон и ринулась вон из туалета.

– Что это с ней? – долетел до Алены удивленный голос Нади. – Обожглась, что ли? То мыла, мыла свои ручонки, а то вдруг взвыла и…

– Не обращайте внимания, девочки, – успокаивающе сказала Ленка. – Она сумасшедшая, я ее знаю.

Алена прижала руки ко рту. Она не взвыла, не застонала – она с трудом сдержала приступ хохота!

Елена Прекрасная, бог ты мой! Еще одна. До чего ж полезно иногда пойти попудрить носик… Ну, теперь-то уж точно пора покинуть сие благородное собрание. Счастливо оставаться, дорогая Ленка! Ты гораздо больше заслуживаешь титула прекраснейшей, чем твоя знакомая сумасшедшая, а потому золотое яблоко по имени Вадик достанется тебе. И, как только что выразилась Надя, флаг тебе в руки!

Однако едва Алена сделала шаг к выходу, как по залу прошло оживление: музыка вдруг смолкла, все вскочили из-за столов и бросились к дверям:

– Приехали! Холстин! Все, это он! Холстин приехал! Вот он! Наконец-то! Ну, Николай Васильевич, мы тебя уже заждались! Штрафную, штрафную!

Отвечая короткими, сдержанными полуулыбками на преувеличенно радостные, фальшивые восклицания, в столовую вошел высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти, с темно-русыми, сильно тронутыми сединой волосами. Лицо у него было из тех, что привлечет внимание в любой толпе, – таким ощущением превосходства над людьми светился взгляд, такое спокойное достоинство выражали правильные черты все еще красивого лица. При этом сразу становилось понятно: перед вами вовсе не самодовольный болван, а человек, исполненный сознания собственной значимости – вполне заслуженного сознания! Такие лица бывают у людей, которые всеми своими благами обязаны только себе, никому более. Безочарованные, как правило, эти люди порою жестокие, даже очень жестокие, но крепко стоящие на земле и весьма привлекательные для женщин именно этой основательностью и непоколебимой уверенностью в себе. Любительнице вить из мужчины веревки или тасовать поклонников, подобно карточной колоде, рядом с ними делать нечего. Но женщина, которая осознает, что Господь сотворил праматерь Еву всего лишь из ребра Адама, которая умеет следовать за супругом в кильватере и готова повторять: «Что муженек ни сделает, то и хорошо!», сможет быть счастлива рядом с таким человеком. Конечно, Алена к подобным овечкам не принадлежит, а все же при взгляде на Холстина она подумала, что тусоваться с молодыми красавцами вроде Игоря, Алекса (ее прежнего, ныне безжалостно покинутого любовника), Олега (давно и прочно забытой ошибки молодости) или хотя бы сегодняшнего знакомца Вадима приятно и прелестно, но ведь лишь до поры до времени, и пора эта уже приближается, и всякое время, как известно, имеет свой предел. И не следует ли ей всерьез задуматься: неужели вот так и хочется век вековать одной-одинешеньке? Нет, о том, чтобы соединить, как принято выражаться, с кем-то жизнь, а попросту – выйти замуж, Алене невыносимо даже подумать: как это – ломать себя, приспосабливаться к какому-то постороннему человеку?! Но почему не найти себе солидного друга среди своих ровесников или даже гораздо старше, а если все-таки моложе, то не на пятнадцать-семнадцать, а то и двадцать лет (вот жуть, а?! Но уж такая она экстремальная авантюристка, наша героиня!), а максимум лет на пять? Даже не отдавая себе ясного отчета, Алена иногда присматривалась к мужчинам, попадающим в эту возрастную категорию, и внимательно разглядывала сейчас Холстина, понимая, что он-то подходит по всем статьям: и умен, и силен, и интересен, и довольно-таки красив, и, что не последнее, богат… К тому же принадлежит к тем редким мужчинам и женщинам, которые так же, как сама Алена, нипочем не желают сдаваться возрасту.