Фата из дождя Тронина Татьяна

– Неужели за сто шестьдесят? – ахнула Клавдия Петровна. – И ты купила?

– Купила, – скорбно, после паузы, призналась ее собеседница. – А что делать?

– Анюта, это в корне неверно, ты же своим поступком поддержала спекулянтов!

– А что, я должна была взять отечественную? Клавочка, там внесли и наши куртки, но такие, что на них без слез смотреть было нельзя. Зеленого цвета, рукава фонариком, талия на бедрах – просто тихий ужас! А вот тут у тебя чего, в этой кастрюльке? Надо же, гречка!.. Ее же днем с огнем не сыщешь... – мечтательно произнесла Анна Михайловна.

– А мне троюродная сестра из Ленинграда прислала. Давай я тебе тарелочку положу... Мои-то и не едят почти ничего. Что та, что этот...

– Нет, нет, нет, я навязываться не буду... ну разве что одну ложечку... Клава, а ты слышала, что Ленинград хотят переименовать?

– Слышала. Сестра писала... Типа, все как раньше, до революции – назовут Санкт-Петербургом. Санкт-Петербург... Сан-к-т... Язык можно сломать!

– Да и смешно как-то... Нет, не стоит к этому серьезно относиться! Был Ленинград, и пускай еще тыщу лет Ленинградом остается.

– Вот-вот, и сестра против. Говорит, после того, как город блокаду пережил, его вообще трогать нельзя. Ишь придумали – Санкт-Петербург! Тебе еще подложить?

– Нет, нет, нет! При моем пятьдесят четвертом размере просить добавки – просто преступление...

Валина мама включила переносной черно-белый телевизор, который стоял на веранде, покрутила антенну. На экране скакали полосы, звук надсадно шипел.

– Черт, не видно ничего... – с досадой сказала Клавдия Петровна. – Совсем не ловит сигнал!

– Вот вроде бы когда вправо, ничего... Клава!

– Что?

– Клава, это же Кашпировский!

– Да ну... – недоверчиво пробормотала та, продолжая настраивать изображение. – Ой, и правда... Кашпировский!

Они дружно уставились на экран. Сквозь помехи прорывался голос знаменитого на всю страну психотерапевта, отвечавшего на вопросы какого-то корреспондента.

– Правду ли говорят, что вы можете вылечить любого? – спросил журналист, который брал у Кашпировского интервью.

– Нет, всех я вылечить не могу, – решительно ответил тот. – Например, если в зале сто человек, то вылечу только пятьдесят из них или шестьдесят.

– Это как лотерея?

– Да, можно сравнить и с лотереей, причем – с весьма эффективной.

– Над чем вы сейчас работаете? – спросил журналист почтительно.

– Сейчас я в основном стараюсь лечить болезни тела. Но, досконально изучив психологию толпы, иногда даю установки, касающиеся только психики: не ругайтесь, не деритесь, не курите...

– Великий человек... – пробормотала Анна Михайловна, неотрывно глядя на экран. – Да, Клавочка? Настоящий гений... Мы, обычные врачи, ему и в подметки не годимся. Он – человек будущего!

– Что вы считаете своим главным достижением? – спросил журналист.

– Я добился излечения многих соматических заболеваний, болезней, которые лечились только скальпелем, а теперь нож хирурга и не нужен...

– Как бы я хотела попасть к нему! – завороженно пробормотала Анна Михайловна. – Говорят, после приема у него женщины начинают худеть. Я мечтаю сбросить килограммов двадцать, нет, даже тридцать!

«Как надоели они с этим Кашпировским!» – с досадой подумала, проснувшись наконец, Валя. Она вылезла из окна и пошла на задний двор – там, где они любили сидеть с Лидой. В мыслях опять был Иван, только Иван...

– Пирогова! – закричала через забор Лида. – Вот ты где...

– Имей в виду, что я на тебя обиделась! – весело ответила ей Валя.

– За что? Ах да, я же проспала... Валька, прости меня, но встать в три часа утра было выше моих сил! А ты ходила на Иволгу? Илья там был?

– Ладно, иди сюда...

Лида змейкой проскользнула сквозь щель в заборе и побежала к подруге.

– Черт, опять в крапиву попала... Валька, да ты скажи – был Илья или нет? – нетерпеливо переспросила она.

– Нет. Наверное, тоже проспал... Только мы с Ванечкой.

– Ах, только вы с Ванечкой... – Лида села рядом с подругой, заглянула той в лицо. – Пирогова...

– Что? Ну что ты на меня так уставилась? – захохотала Валя, не в силах притворяться – счастье так и лилось из ее глаз.

– Что-то было, да? – шепотом спросила Лида.

– Было... То есть что ты имеешь в виду? – испугалась Валя. – Мы просто целовались. И еще он сказал, что любит меня. Милый, хороший, самый замечательный Ванечка!..

– Какая ты глупая... Ладно, проехали. Так он прямо признался, да?

– Да!

– Пирогова, пожалуйста, будь осторожнее, – снова серьезно, как взрослая, произнесла Лида. – У вас все происходит слишком быстро...

– О чем ты? Ах, опять об этом... Лидка, это пошло! Я вот тебе о чем хочу сказать, правда, не знаю, поймешь ли ты меня...

– Конечно, пойму! Рассказывай...

Валя задумалась на мгновение перед тем, как начать.

– Вот люди вокруг, да?.. – она провела рукой окрест.

– Никого рядом нет, – проворчала под нос Лида. – Ладно, люди... Ну и что дальше?

– Все они чужие... То есть – ты, мама, дед – вы, конечно, не чужие... Но все равно – почему вдруг появился человек, к которому я стремлюсь сильнее всего? Совсем недавно я даже не думала о Ванечке, и его существование на этом свете совсем не волновало меня. Есть ли он, нет ли его...

– Ванечка, Ванечке... – фыркнула Лида. – Перестань сюсюкать, Пирогова! Этот Ванечка – вполне взрослый парень. Почти мужчина, можно сказать. А ты все Ванечка, Ванечка...

– Лида, я бы за него замуж вышла, – радостно призналась Валя.

– Дура, сначала школу закончи.

– Какая ты... какая ты прагматичная! Конечно, школу я закончу, куда она денется...

Они замолчали, и обе глубоко задумались о чем-то. Ярко-желтая бабочка вилась рядом, то садясь на листья, то снова вспархивая.

– Пошли на речку! – предложила Лида.

– И на речку не хочу... Знаешь, у меня такое чувство, будто я в дурмане в каком-то, – призналась Валя.

– Это из-за Ванечки твоего?

– Да, наверное. Я могу думать только о нем, говорить только о нем, и снится он мне все время...

Они снова замолчали и долго сидели на лавочке, погруженные в летний расслабляющий зной. Им ничего не хотелось, и было почему-то немножко тревожно, хотя обе они были переполнены любовью.

– Ты счастливая... – пробормотала Лида. – У тебя все определенно, Ванечка тебе в любви признался, и вы целовались. А я до сих пор не знаю, как ко мне Илья относится.

– Кажется, ты ему нравишься, – лениво откликнулась Валя.

– Вот именно – кажется! А мне определенность нужна...

– Так спроси его...

– С ума сошла! – вяло рассердилась Лида. – Как ты себе это представляешь? Я что, должна подойти к нему и вот так с порога брякнуть: «Дорогой мой Илюшенька (я тоже, по твоему примеру, начну сюсюкать)... Дорогой мой Илюшенька, было бы интересно знать, как ты ко мне относишься!»

– А что?

– А ничего! Нет, ты определенно не знаешь законов, которые бытуют в обществе, – надменно произнесла Лида, выпрямляя спину. – Есть вещи, о которых не принято говорить. Особенно если люди совсем недавно познакомились.

– Ну тогда ни о чем не спрашивай...

– Какая ты глупая! – рассердилась Лида уже всерьез. – Все, мне надоело в этих кустах сидеть! Пойду на речку, а ты как хочешь...

Валя побрела в сторону дома, обогнула его. Мать куда-то исчезла вместе с соседкой, и вместо них на веранде сидел Арсений Никитич.

– Что читаешь? – спросила Валя. Она села рядом с дедом, положила ему голову на плечо.

– Да вот, книжку одну интересную... – немедленно отозвался дед, вытирая платком блестящую лысину. – Ты послушай, Валя, как рассуждали древние об основе жизни.

– Какой такой основе?

– Ну из чего зародился мир... Гераклит первоосновой считал огонь. Анаксимен – воздух, Ксенофан – землю... Фалес Милетский – воду. Древние философы спорили о том, что важнее – огонь, вода, земля или воздух.

– Ты, конечно, согласен с тем, что первоосновой является вода. Я угадала? – засмеялась Валя, вспоминая, как ранним утром они с Иваном сидели у Иволги, покрытой холодной серой рябью.

– Да. Тут я полностью согласен с Фалесом Милетским, который голосовал именно за эту стихию. Он еще две с половиной тысячи лет назад обратил внимание на то, что вода является единственным веществом, которое в естественных условиях встречается в трех состояниях – жидком, твердом и газообразном. Исходя из этого, древнегреческий философ сделал вывод, что все в мире состоит из воды и в нее в конечном счете превращается. Все предметы – ее проявления.

– Кто бы сомневался! – хихикнула Валя.

– А ты знаешь, что без пищи человек может прожить тридцать-пятьдесят дней, а без воды – всего три дня?

– Не может быть! – недоверчиво воскликнула Валя. – Неужели всего три дня?

– Да!

– Значит, всюду и всегда вода, в самых разных состояниях... – задумалась она. – Дед, ты мне тогда скажи, почему снег – белый, а море – синее? Это же одно и то же вещество.

– Хороший вопрос... Я тебе отвечу. Слой снежинок преломляет солнечный луч и отражает все его семь цветов, поэтому снег белый. Море синее, потому что толща воды поглощает шесть цветов солнечного луча, а преломляет и отражает один – синий.

– Боже, как просто! – воскликнула Валя. – Но ты мне лучше вот что скажи – сколько воды может в день выпить человек, а? Не знаешь?

– Отчего же... В зависимости от климата – от полутора до шести литров... Шестьдесят тысяч литров – за всю жизнь.

– Так много? – поразилась Валя. – Нет, пожалуй, шесть литров я за день не выпью... Лопну.

Вале нравилось болтать с Арсением Никитичем – он никогда не ленился отвечать на все ее бесчисленные «почему?».

– А еще чего-нибудь расскажи, – попросила она, дергая деда за рукав.

– Еще? – задумался он. – А ты вот знаешь, например, сколько в мире пресной воды?

– Пресной? Половина, наверное... Половина на земле морской воды, половина – пресной. Ой, хотя нет – морской должно быть больше, да?

– Пресной воды на земле – всего три процента. Причем большая ее часть – восемьдесят пять процентов – находится на полюсах Земли в виде ледников и айсбергов.

– Правда? Господи, дед, мы же все от жажды скоро умрем! – испугалась Валя. – Если каждый человек выпивает за жизнь по шестьдесят тысяч литров, а пресной воды всего три процента, да еще в виде всяких айсбергов...

– Кстати, в шестнадцатом веке Елизавета Первая, королева Англии, объявила премию за изобретение дешевого способа опреснения морской воды.

– Ну слава богу! – вздохнула с облегчением Валя. – Вручили ее, эту премию?

– Нет пока еще...

– Тьфу ты!

На веранду с озабоченным видом вышла Клавдия Петровна.

– О чем вы тут болтаете?

– Мы не болтаем, мы рассуждаем о серьезных материях, – важно произнесла Валя.

– Понятно...

Вале иногда казалось, что мать ее немного ревнует к Арсению Никитичу – именно потому, что сама Клавдия Петровна считала «серьезными материями» совершенно другие вещи. «Без меня бы они пропали, – как-то в минуту откровенности сказала она своей соседке Анне Михайловне. – Неприспособленные люди... Где чего достать – из продуктов там или из одежды, – все я, все я... Такие, знаешь, Аня, птички небесные!»

– О том, что вода является первоисточником жизни, – вежливо кивнул Арсений Никитич.

– Понятно... тут я согласна. Кстати, огород бы надо полить, а то он совсем зачахнет.

И тут Валя увидела Ивана – между кустов, за забором мелькнуло его озабоченное лицо.

– Говорят, поливать надо в соответствии со звездами, – пробормотала Клавдия Петровна.

– Я слышал о том, что астрология дает рекомендации по уходу за растительным миром с учетом прохождения Луны в знаках Зодиака, – кивнул Арсений Никитич. – Небесные тела влияют на органический мир.

– Ну вот, а говорили, что не верите ни во что сверхъестественное!

– Да нет тут ничего сверхъестественного, дорогая Клава! Просто энергетические свойства воды, которые меняются в зависимости от расположения планет в пространстве, оказывают разное влияние на биохимические процессы в органическом мире. Это же и ребенку должно быть понятно. А энергетика небесных тел воздействует на энергетику воды, которая находится во внеклеточной среде, и определяет протекание биохимических процессов в растительном мире...

– Нет, все, невозможно! – вздохнула Клавдия Петровна. – Я сейчас с ума сойду, это точно! Вы мне лучше скажите, папа, – поливать огород сейчас или черт с ним, пусть сохнет?

Пока ближайшие родственники препирались, Валя незаметно удрала. Она знала, что там, на веранде, ее не видно за густо разросшейся растительностью.

– Иди сюда! – громким шепотом позвала она Ваню.

– Валька! – обрадовался он. – Валька, привет!

– Привет-привет! Ты чего?

– Я тебя ищу. А что за скрытность такая?

– Да ну их, они сейчас на сельскохозяйственные темы разговаривают... И вообще...

– Ты что, стесняешься меня?

– Нет, что ты! Просто если мама узнает, что я с тобой не просто так встречаюсь, то прилипнет с расспросами.

– Не просто так? А как? – засмеялся он.

– Дай руку... – она просунула руку в щель между досками забора и сжала жесткую юношескую ладонь. – Вот так.

Иван наклонился и потерся носом об ее руку.

– Ты чего? – удивилась она.

– Просто... Я соскучился. Иди ко мне.

– Опять? – строго спросила Валя, что значило – «опять ты будешь приставать ко мне со своими поцелуями?».

– Опять.

– Нет уж! Пойдем на речку, там меня Лида ждет. И Илья, наверное, тоже...

– Илья уже в Москву, поди, уехал! Ему сегодня надо было...

– Да без разницы... В общем, ты иди, а я буду там минут через пятнадцать-двадцать.

– Слушаю и повинуюсь...

Валя вернулась в дом и начала быстро собирать сумку, с которой обычно ходила на пляж. Положила полотенце, кепку с большим козырьком, пластмассового красного медвежонка, которого она везде таскала с собой в качестве талисмана...

– Нет, это лишнее, пожалуй, – нерешительно прошептала Валя и вытащила медвежонка обратно.

Большое зеркало в старом платяном шкафу отразило высокую девушку с бледным лицом и лихорадочно горящими глазами. Темные волосы были опять спутаны и беспорядочными прядями лежали на груди. «Я ли это? – радостно и вместе с тем испуганно подумала Валя, глядя на свое отражение. – Да, я. Такой взрослой девушке стыдно играть в игрушки...»

Она медленно провела расческой по волосам, карандашом чуть усилила линию бровей, а то они показались ей какими-то несерьезными. Вгляделась в свои черты – нос, пожалуй, чуть великоват, у Лиды он гораздо лучше – с тонкой переносицей, задорный и очаровательный, но зато у Вали скулы, как у Марлен Дитрих. Так, во всяком случае, утверждала Клавдия Петровна. Валя ничего не знала про Марлен Дитрих, но все равно сравнение ей льстило.

Она выскользнула из дома.

Солнце стояло еще довольно высоко, но в воздухе уже чувствовался какой-то особенный, легкий, вечерний запах. От дневной лени не осталось и следа – наоборот, Валя чувствовала себя особенно бодро. «Ваня и Валя. Валя и Ваня... Рассвет и закат. Всегда вместе».

Она шла по пустой улочке вдоль чьего-то высокого сплошного забора и вдруг увидела, что ей навстречу, в сторону станции, двигается Илья. «Значит, еще не уехал...» – машинально подумала она.

Валя не то что бы перестала испытывать теперь к нему неприязнь (да особой неприязни, если разобраться, в общем-то, и не было – она просто инстинктивно, сразу поняла, что с Ильей они разные люди), но как-то забыла о нем. Впрочем, она забыла о многом после сегодняшнего утра, после восхода солнца, встреченного вместе с Ваней на берегу Иволги.

– Какие люди... – без всякого выражения произнес Илья, поднимая на девушку внимательный тяжелый взгляд. «Мимические особенности лица...» – рассеянно подумала она об этой постоянной мрачности парня.

– Добрый вечер, Илюша. Ты на станцию?

– Да. Пора.

– Что же ты рассвет не пришел встречать? – укоризненно спросила она. – Мы одни с Ваней были.

– Да знаю... – какая-то тень пробежала по его лицу. – А ты куда сейчас?

– На Иволгу. Там Ванеч... то есть Ваня, и Лида тоже. Меня ждут.

– А-а...

Черты лица у Ильи были резкие, грубые, но не неприятные. «Пожалуй, он даже красив», – почему-то опять подумала Валя. Темные волосы над высоким бледным лбом. Джинсы, футболка, пыльные сандалии, спортивная сумка через плечо...

– Ладно, ни пуха ни пера... – быстро сказала она, намереваясь проскользнуть вдоль забора.

– Погоди. Я еще хотел тебя кое о чем спросить...

– Может быть, ты Лиде привет хочешь передать? – бесхитростно спросила Валя.

– Кому?

– Лиде, Лиде привет передать...

– Хорошо, передай привет Лиде. Да, и еще Ивану...

– Обязательно! – улыбнулась она.

– И дяде Пете. И тете Свете... И братцу-кролику...

Наконец она поняла, что он посмеивается над ней – все с тем же мрачным, тяжелым выражением на лице. «Нет, все-таки он противный! – с досадой подумала Валя. – Я его не понимаю совершенно... Вот, спрашивается, чего он такой сейчас недовольный?»

– Ты шутишь... – она сделала шаг вперед и оказалась между Ильей и забором. Он даже не отодвинулся в сторону, чтобы освободить проход, а еще пристальнее уставился на нее все тем же странным, как будто неприязненным взглядом.

– Валя...

– Что? Ты вспомнил, что хотел спросить?

– У вас что, роман с Ванькой?

Вопрос был в высшей степени бесцеремонный, и первым порывом Вали было осадить Илью – какое ему дело, у кого с кем роман! Но потом она передумала.

– А тебе это интересно? – кротко спросила она.

– Нет.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– Просто... – пожал он плечами. – Я просто так спрашиваю. О чем-то же надо говорить, правда?

– Правда. Можно и о погоде, например... Завтра плюс двадцать пять – двадцать семь, дожди маловероятны, ветер юго-западный.

– Какой ветер?

– Юго-западный! Ты на электричку опоздаешь, – напомнила она.

– Они сейчас через каждые десять минут, – посмотрел он на часы.

– Ну и что? Вдруг отменят... А тебе рисковать нельзя – экзамен же завтра.

Он молчал, ничего не отвечая, стоял почти вплотную и продолжал пристально разглядывать Валю, и она не выдержала, сделала шаг вперед, тихо сказав:

– Ладно, иди. Мне надоело тут стоять.

Она набралась решимости и оттолкнула Илью, упершись ладонями в его грудь. Он был сильный, крепкий, и сдвинуть его с места было не так-то легко. Но он вдруг сам отступил и сказал:

– Ладно, Валька, пока. Все-таки ты необщительная личность.

Произнес он это без всякого раздражения, Вале показалось – добродушно даже, как старый приятель, и потому она, обернувшись, весело закричала ему:

– Вы не правы, товарищ! Еще никто и никогда не называл меня необщительной!

– Пока! До послезавтра! – махнул он рукой.

На берегу речки сидели Лида с Ваней и лениво резались в карты.

– Пришла! – обрадовался Иван.

– Валька, ты где пропадала, мы тебя уже сто лет ждем! – закричала Лида сердито.

От того, что сейчас они были втроем, все было немного по-другому. Они купались и загорали под оранжевыми лучами вечернего солнца, потом долго сидели на краю старого разбитого моста, находившегося ниже по течению Иволги, болтали ногами в воде и обсуждали фильм «Пятница, 13», который смотрели у своих знакомых на видео.

– Кстати, а сколько стоит видеомагнитофон? – с любопытством спросила Валя.

– Кажется, тысяч шесть, – пожала плечами Лида. – Нам он не светит.

– Разве шесть? – с удивлением спросил Иван. – По-моему, меньше...

– Точно, это я вам говорю! – возмутилась Лида. – Хороший импортный аппарат именно столько и стоит. Да его еще и не достать...

– А сходить в видеосалон – рубль, – заметила Валя. – Какая разница, где фильм смотреть – у себя дома или в каком-то другом месте?

Они разошлись поздно вечером.

На прощание Иван хотел поцеловать Валю, но рядом была Лида, которая смотрела на них с любопытством и насмешкой, словно не одобряя все эти «телячьи нежности».

– Потом, потом! – засмеялась Валя, отворачивая лицо. – Отстань, Ванечка...

– «Ванечка»... – передразнила подругу Лида. – Так вот, Ванечка... Приходите завтра, молодой человек!

Был уже совсем поздний вечер – одиннадцатый час, но еще не стемнело – стояли долгие июньские дни. Валя читала книгу у лампы и отмахивалась от мелких мошек, которые летели на свет. В руках у нее был «Черный обелиск» Ремарка.

Вдруг ставни едва слышно стукнули друг о друга.

– Ой, кто там? – прошептала она. – Ваня?

Это был он – стоял внизу, уцепившись руками за карниз, и тянул шею, стремясь разглядеть, что творится в комнате. На подоконнике лежал букет полевых цветов, очень сильно напоминающий веник.

– Ванечка, как мило! – Валя выключила свет и села на подоконник, отчего ее длинные волосы опустились вниз, прямо к его лицу. – Ты принес цветы...

– Мне очень жаль, что это не розы! – прошептал он. – Ты, наверное, розы любишь...

– Мне все равно. То есть я все цветы люблю! – с восторгом призналась она. – И потом, ты знаешь, мне еще не дарили цветов.

– Никто и никогда?

– Никто и никогда! Как ты сюда пробрался?

– Я же помню ту доску в заборе, которая легко отодвигается в сторону.

В полутьме он казался нереально красивым – черты лица были четкими, волосы завитками лежали на висках и на лбу. Валя опустила руку и погладила его по голове.

– Ванечка, хороший мальчик...

– Ты меня еще любишь?

– Люблю...

– Это хорошо. Я все боялся, что ты меня разлюбила...

– Так быстро я не смогу тебя разлюбить!