Человек в витрине Даль Хьелль Ола
– Н-ну… понимаете… Ингрид… Одним словом, иногда она бывает истеричной.
Гунарстранна кивнул.
– Вы не знаете, не угрожал ли кто-то в последнее время вашему отцу?
– Нет, то есть…
– Что?
Есперсен положил обе ладони на столешницу.
– Понимаете, речь пойдет о деле довольно деликатном… – начал он.
Гунарстранна вежливо кивнул.
– Есть один человек… он работал на складе в Энсьё. Его зовут Юнни, и он служит у нас, сколько я себя помню.
– Юнни – а дальше?
– Его зовут Юнни Стокмо. Так вот, несколько недель назад между ним и отцом что-то случилось. Не знаю, что именно. Но в результате отец вынужден был уволить его.
– Он получил компенсацию?
– Юнни пришлось уйти в тот же день, хотя он проработал… много лет.
– Значит, они повздорили сравнительно недавно?
– Понятия не имею. Ни отец, ни Юнни ничего не желали рассказывать. Но, насколько я понял, ссора произошла из-за чего-то очень серьезного… и очень личного. Иначе я бы знал, в чем дело.
– Стокмо приходил к вам, жаловался?
– Нет.
После довольно долгой паузы Есперсен продолжал:
– Вот почему я подумал, что разногласия… что ссора была личным делом, касалась только их двоих. Иначе отец непременно поделился бы со мной.
– Может быть, Стокмо угрожал вашему отцу?
– Об угрозах мне ничего не известно. Я только знаю, что вчера вечером Юнни дожидался отца на улице, у нашего дома.
– Когда это было?
– Он пришел за полчаса до того, как отец вернулся домой, а вернулся он в семь.
Гунарстранна медленно кивнул, словно самому себе.
– В семь вечера? – уточнил Фрёлик, хватая ручку.
– Может быть, чуть позже, около четверти восьмого.
– На что Стокмо живет сейчас? – спросил Гунарстранна.
– Не знаю… У него есть сын, у которого в Турсхове нечто вроде мастерской. Может быть, он там и работает.
Снова наступило молчание. Франк Фрёлик откашлялся и полистал записи.
– Вы говорите, – начал он, – что вчера ваш отец пригласил гостей. Кого именно?
– Никакого приема не было. Обычный ужин. Пригласили нас, то есть меня, мою жену и детей.
– Сколько времени вы здесь пробыли?
– Мы сели за стол около семи. Отец приехал позже, где-то в четверть восьмого. Домой мы поехали часов в одиннадцать.
– Где он был до семи?
– В Энсьё, в конторе.
– Вы уверены?
– Да, он редко бывал где-то еще.
– Он обычно работал допоздна?
– Он работал всегда.
– Значит, в том, что он работал допоздна, не было ничего необычного? – уточнил Гунарстранна.
– Ни обычного, ни необычного. Он в самом деле иногда работал допоздна. Спросите лучше Ингрид, она вам больше расскажет.
Гунарстранна долго молчал, глядя перед собой.
– У вас в магазине много оружия?
– Есть немного. В основном из-за него мы и поставили защитные ставни. За старинным оружием охотятся многие коллекционеры.
– Что за оружие?
– Мушкет, алебарда, несколько дульнозарядных револьверов, несколько образцов холодного оружия…
– А штыки есть?
– Два. А что?
Их перебили. Дверь распахнулась настежь, по полу затопотали быстрые шаги. В столовую вбежал мальчик лет трех-четырех, в синих полотняных штанишках и свитере, запачканном спереди. При виде сидящих за столом незнакомых людей он опешил, но быстро преодолел смущение и подошел к Карстену Есперсену, изумленно смотревшему на него. Светлые кудрявые волосы обрамляли круглое, открытое личико с курносым сопливым носом. Малыш прижался к отцовскому колену и сунул палец в рот.
– Дедушка умер, – сообщил он инспектору Гунарстранне.
– Значит, Сюзанна приехала, – сказал Есперсен, словно извиняясь, и повернулся к сынишке: – Где мама?
Малыш его как будто не слышал. Он протянул Гунарстранне правую руку и представился:
– Мин.
– Беньямин, – уточнил Есперсен, подмигивая полицейскому.
– Нет, просто Мин, – возразил малыш по имени Беньямин, снова протягивая руку Гунарстранне.
– Покажи-ка! – обратился к нему отец. – Что у тебя там, монета? – Он покосился на полицейских с натянутой улыбкой. – Ну-ка, отдай, что там у тебя! – велел он мальчику.
– Дедушка умер, – повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. – Совсем умер!
– Да, – ответил Есперсен, снова заговорщически подмигивая двоим полицейским. – Так ты покажешь папе свою монету?
Мальчик покачал головой.
– Покажи!
– Нет. – Беньямин покачал головой.
– Думаю, на сегодня у нас все, – сказал Гунарстранна, обращаясь к Франку Фрёлику.
– Ты отдашь папе монету?
– Не-ет! – завизжал малыш. Голосоку него был пронзительный, как вой электропилы.
В глазах Есперсена зажглись зловещие огоньки.
– Ну-ка, давай сюда! – Он снова схватил сынишку за руку.
– Нет! – так же пронзительно завопил тот. – Глупый папка!
– Дай сюда! – резко потребовал отец, хватая малыша за руку и по одному разжимая пальцы.
Мальчик отчаянно вырывался. Пальчики у него побелели, он заплакал. Попробовал выдернуть руку. Из его ладошки на пол выпало что-то похожее на брошку или булавку для шляпы.
– Ш-ш-ш, тихо! – прикрикнул на сынишку Есперсен и снова заулыбался: – Оказывается, никакая у тебя не монета! Это не деньги!
Карстен Есперсен поднял с пола значок и показал его сынишке. На потемневшем металле был едва заметен какой-то непонятный орнамент.
Мальчик перестал плакать и вытер глаза.
Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
– Отдай! – закричал мальчик и потянулся к значку.
Карстен Есперсен моментально отдернул руку и расхохотался, отчего у него задергался подбородок. Малыш снова истошно завопил.
– Ну на, забирай! – раздраженно крикнул отец, протягивая сынишке руку.
Мальчик шмыгнул носом и схватил значок. Карстен Есперсен встал и вопросительно посмотрел на полицейских:
– Пойдемте?
На обратном пути Гунарстранна остановился перед большим застекленным шкафом, в котором виднелись корешки книг в синих и коричневых кожаных переплетах. Есперсен остановился рядом и стал ждать. Беньямин высунулся из-за ближайшей двери.
Фрёлик тоже стоял и смотрел на маленькие белые фигурки в застекленном настенном шкафчике. Сначала ему показалось, что в фигурках нет ничего особенного, но, вглядевшись, он мысленно ахнул. Китайские статуэтки оказались самой настоящей порнографией. Тщательно вырезанные мужчины и женщины занимались изощренными сексуальными играми, показанными во всех подробностях. На обычном сексе дело не заканчивалось. Одна статуэтка изображала совокупление женщины с зеброй, другая – с черепахой. Еще двое улыбающихся мужчин, сплетясь в объятиях, увлеченно мастурбировали. Все действия были показаны настолько подробно, что ничего не приходилось домысливать, а такой искусной работы Фрёлик в жизни не видел.
– Боже мой! – негромко воскликнул он.
Карстен Есперсен смерил его снисходительным взглядом.
– Коллекционные экземпляры, – со вздохом пояснил он и добавил: – Слоновая кость. А одна статуэтка, между прочим, вырезана из рога носорога.
– Они старинные?
– Конечно. – Есперсен подошел к шкафчику и показал на женщину с черепахой: – Например, вот этой уже тысяча лет.
Франк Фрёлик внимательно посмотрел на Карстена. Тот стоял скрестив руки на груди; его лицо снова задергалось. Видимо, он досадовал, потому что гости все не уходили.
– И что они все символизируют? – спросил Фрёлик.
– Что, простите?
– Какой в них смысл?
Есперсен всплеснул руками:
– Это же произведения искусства! От них нельзя требовать никакого смысла!
– Но сюжеты, согласитесь, не слишком обычны, – не сдавался Фрёлик. Он показал на женщину с черепахой: – Неужели они все-таки ничего не символизируют?
Есперсен потерял терпение:
– Ничего они не символизируют! Либо вы считаете их красивыми, либо нет.
Франк снова посмотрел на статуэтки. Да, красивые… и своеобразные, никаких сомнений. Сексуальность подавалась в них с юмористическим оттенком. Видимо, их создатели хотели показать красоту человеческого тела, которая не теряется даже при самых немыслимых позах и в самых неестественных сочетаниях. Статуэтка из рога носорога, которую показал Есперсен, представляла собой молодых атлетов, увлеченно занимавшихся групповым сексом. Они с самым довольным видом сплелись в позе, немыслимой с точки зрения физиологии. Фрёлик вздохнул и подумал: «Как, оказывается, я еще мало знаю о Китае!»
– Они ваши? – спросил он у Есперсена.
– Нет, они принадлежат этому дому.
– Они дорого стоят?
– Конечно.
– Сколько примерно?
В комнату заглянула женщина среднего возраста. Фрёлик отошел от шкафа.
– Вот ты где, – обратилась она к Есперсену. – Пожалуйста, присмотри за своими детьми, я не могу… – Заметив полицейских, она остановилась, не договорив.
Гунарстранна поспешил представиться:
– Инспектор Гунарстранна. Отдел убийств.
Ингрид Есперсен пожала ему руку. Фрёлик заметил, что хозяйка дома когда-то была настоящей красавицей и до сих пор неплохо выглядит, хотя на лице уже проступили едва заметные морщинки и складочки. Несколько секунд Фрёлик не мог решить, что делает ее такой привлекательной – ее чистое лицо под модной стрижкой или фигура и потрясающие ноги. Наверное, последнее, решил он, ее тело. Спина у нее стройная, как у школьницы. И платье выгодно облегает все нужные места.
Есперсен собирался что-то сказать. Но Гунарстранна его опередил:
– Ингрид Фольке-Есперсен?
Женщина кивнула.
– Примите наши соболезнования.
Она снова кивнула и хладнокровно посмотрела в глаза инспектору – своему ровеснику. Франк заметил, что Гунарстранна не выпустил ее руки.
Фрёлик шагнул вперед и тоже представился:
– Франк Фрёлик.
– Мы как раз собирались уходить, – словно успокаивая вдову, пояснил Гунарстранна. Но та не слышала, что он говорит. Оба полицейских следили за ее взглядом. Она в упор смотрела на Карстена Есперсена, и глаза ее наполнялись слезами.
– Карстен, – тихо и жалобно прошептала она.
В ее почти неслышных словах угадывалось отчаяние. Она не сводила взгляда со своего пасынка; тому, видимо, стало не по себе. Карстен и без того с трудом держал себя в руках. Ингрид, наоборот, не стремилась сдерживаться. Карстен Есперсен очутился в центре всеобщего внимания: мачеха и полицейские пристально смотрели на него. Все словно ждали от него каких-то важных слов.
– Вот он, – Есперсен указал на Гунарстранну, – заметил твоего Теккерея.
Три головы повернулись к инспектору. Гунарстранна по-прежнему задумчиво смотрел на вдову и ее пасынка. Наконец он соизволил нарушить молчание.
– Совершенно верно, – кивнул Гунарстранна и повернулся к застекленному шкафу: – Собрание сочинений неполное. Не вижу «Барри Линдона».
– Мне всегда казалось, что фильм лучше книги, – ответила Ингрид Есперсен с порога.
В комнате снова повисло неловкое молчание. Все молча смотрели на вдову. В конце концов та решила продолжить:
– Да, вы правы. «Барри Линдона» в самом деле недостает. К большой досаде Рейдара. Он, знаете ли… был перфекционистом и никак не мог взять в толк, что я собираюсь довольствоваться неполным собранием…
– У вас найдется пара минут? – спросил инспектор Гунарстранна.
– Самому Рейдару вечно не хватало времени на чтение, – продолжала Ингрид, видимо забывшись.
Атмосфера в комнате незаметно изменилась. Напряженность, возникшая с приходом вдовы, постепенно исчезла.
– Мне сейчас не очень хочется разговаривать, – прошептала Ингрид. – Я очень устала. Прошлую ночь почти не спала.
– Мы можем вернуться завтра, – предложил Гунарстранна. – Правда, нас интересуют всего два вопроса. Ваш муж вчера ложился спать?
Ингрид покачала головой:
– Я проснулась, когда сообразила, что его нет… наверное, так. Чтобы заснуть, я приняла снотворное.
– Когда вы вчера легли спать?
– От одиннадцати до половины двенадцатого…
– Вы звонили… – Гунарстранна мотнул головой в сторону Есперсена.
– Да, – ответила Ингрид. – Ночью, после того как проснулась. Но Карстена дома не оказалось.
Ингрид и Карстен Есперсен стояли и смотрели друг на друга в упор.
– Я спал, – нехотя буркнул Карстен.
– Я так и поняла, – ответила она. Глаза у нее заблестели, губы задрожали. Ей, видимо, хотелось сказать что-то еще, но она не решалась.
Молчание нарушил Гунарстранна:
– Зачем вы звонили?
– Испугалась, когда не увидела в спальне Рейдара.
Инспектор окинул вдову внимательным взглядом.
– Вы услышали внизу шум?
– Сама не знаю, – ответила она.
Так как Гунарстранна промолчал, ее слова как будто повисли в воздухе. Инспектор сплел пальцы рук за спиной и стал ждать, но продолжения так и не услышал. Ему пришлось уточнить:
– Вам показалось, что вы услышали какой-то шум?
– Сама не знаю, – повторила вдова, опуская голову и сосредоточенно вычищая грязь из-под ногтя. Кисти руку нее были маленькие, белые; тонкие пальцы казались еще тоньше благодаря массивным кольцам. Лак на ногтях, ярко-красный, почти облупился. – Я испугалась, – рассеянно добавила она. – Не понимаю, что на меня нашло.
– Почему вы испугались?
– Потому что Рейдара рядом не оказалось. – Губы у нее снова задрожали, и в темных глазах показались слезы. Она вытерла лицо рукой.
Есперсен шагнул вперед и многозначительно кашлянул. Гунарстранна поднял руку, призывая его к молчанию.
– После того как вы позвонили Карстену Есперсену, вы снова заснули?
– Нет, – быстро ответила Ингрид. С ней что-то случилось. Вопросы инспектора о покойном муже как будто выбили ее из равновесия. Маска безмятежности, словно приросшая к ее лицу вначале, когда она только вошла, стала полупрозрачной. Она просвечивала, как подсвеченная солнцем поверхность тихого лесного озера. После того как по воде прошла рябь, стали видны омуты и водовороты внизу. – Я лежала без сна до тех пор, пока по улицам не поехали машины, – продолжала она. – Движение началось… рано, очень рано, когда было еще темно. – Она замолчала и покосилась на пасынка, который посмотрел на нее в ответ. Фрёлик не понял, как истолковать ведущийся между ними безмолвный диалог.
– А потом? – спросил Гунарстранна.
Ингрид Есперсен повернулась к нему:
– Потом я решила, что мне приснился страшный сон, что все звуки и прочее я придумала. Поэтому… – Она закрыла глаза.
– Да?
Ингрид показала вниз:
– Я уже собиралась заснуть, когда…
– Его заметила проходившая мимо женщина, – кивнул Гунарстранна. – Мне сообщили, что вы спустились в магазин к нашему коллеге Иттерьерде и опознали покойного мужа.
– Да.
Все трое посмотрели на вдову. Ингрид как будто забыла об их присутствии. Устремив взгляд на какую-то точку в дальнем углу комнаты, она рассеянно соскребала лак с ногтей.
– Дверь в магазин с лестницы была открыта, – продолжал Гунарстранна.
Ингрид кивнула.
– У кого хранятся ключи от магазина?
– У отца и у меня, – вмешался Есперсен.
– У меня тоже есть ключи, – устало проговорила Ингрид.
Гунарстранна повернулся к Карстену:
– А еще у кого?
Есперсен задумался.
– Может быть, дубликаты есть у Арвида и Эммануэля, – сказала Ингрид Есперсен.
Карстен немного подумал и кивнул:
– Да, возможно… Вполне вероятно. Да, у них наверняка тоже есть ключи.
– Кто такие Арвид и Эммануэль? – спросил Гунарстранна у вдовы.
– Братья Рейдара, – ответила она.
– И часто ваш муж оставлял дверь незапертой, когда вечером спускался в магазин?
– Понятия не имею, – сказала вдова.
– Когда приехала полиция, в торговом зале было темно, – продолжал Гунарстранна. – Кто мог выключить свет – ваш муж?
– Свет в торговом зале ему не был нужен. Если он где-то и включал свет, то в кабинете, в подсобке, – вмешался Карстен Есперсен.
Ингрид села в кресло у книжного шкафа и резко одернула юбку, задравшуюся до колен.
– Самое странное, я сразу догадалась, что случилось… Когда мне позвонили из полиции.
Фрёлик не сводил взгляда с Карстена Есперсена. Тот наблюдал за Ингрид застывшим взглядом.
– Понимаю, мои слова звучат неубедительно, – продолжала Ингрид. – Но я пережила такой ужас… – Она снова вытерла глаза пальцами и шмыгнула носом.
У Есперсена покраснело лицо – от гнева, как предположил Фрёлик. Сын покойного спросил у Гунарстранны:
– Может быть, хватит?
Инспектор посмотрел на него без всякого выражения и ответил:
– Еще нет.
– Я увидела, что он умер, – монотонно продолжала Ингрид. – Сама не помню, о чем я тогда подумала. Мне хотелось одного: уйти.
Гунарстранна бросил на нее задумчивый взгляд и сказал:
– Спасибо. Вынужден просить вас держать при себе все, что вы увидели в магазине. – Он двинулся к двери, давая понять, что беседа закончена. – То же самое относится и к вам, – сухо продолжал он, оборачиваясь к Карстену Есперсену. – Очень жаль, но таковы правила. К сожалению, вам придется некоторое время потерпеть наше присутствие… Мы постараемся не очень нарушать течение вашей жизни. Надеюсь, и вы отнесетесь к нам с пониманием.
Глава 10
ГРАФФИТИ
В секционном зале Франка Фрёлика, как всегда, ошеломила плохая вентиляция. Ища глазами, куда бы присесть, он старался дышать ртом. В конце концов он махнул рукой и подошел к остальным. Все пристально разглядывали тело Рейдара Фольке-Есперсена. Белый труп лежал на цинковом столе под ярким хирургическим светильником. Фрёлик украдкой поглядывал на доктора Сквенке и инспектора Гунарстранну.
– Так что там у него на шее? – осведомился Гунарстранна.
– Швейная нить, – ответил Сквенке. – Хлопчатобумажная. Во всяком случае, похоже на то. – Он приподнял нить ножницами. – Если подробнее: нить красного цвета, завязана рифовым узлом.
Гунарстранна сцепил руки за спиной. Он неодобрительно смотрел вниз, как будто читал письмо адвоката по бракоразводным делам. Лаборант со скальпелем в руке переводил выжидательный взгляд с трупа на доктора Сквенке; тот не спеша натягивал хирургические латексные перчатки. Заметив взгляд Фрёлика, Сквенке подмигнул ему:
– Прямо картина Рембрандта, да? Люди в черном вокруг трупа. Погодите, сейчас красок добавится. Вот вытяну из него красные трубочки…
Сквенке раздвинул кожу на груди покойного, ткнул пальцем в относительно чистую рану под правым соском и буркнул:
– Единичная колотая рана… – Он провел рукой по надписи на груди и продолжал: – Все остальные – поверхностные царапины.
Фрёлик посмотрел на зияющую рану. Цифры и буквы пока невозможно было прочесть из-за крови. Сквенке счистил кровь и вгляделся.
– Похоже на цифры, да? – спросил он, проводя пальцами по одной из царапин. – Вот эта загогулина – вроде цифра «один». Но первый знак – явно буква, «И» или «И».
– «И – один – девять – пять», – вслух прочел Фрёлик. – И правда!
Сквенке кивнул с довольным видом.
– Какой-то шифр? – уныло поинтересовался Гунарстранна и повторил: – «И – один – девять – пять». – Обернувшись к Сквенке, он спросил: – А что за кресты у него на лбу?