Два шага на небеса Дышев Андрей
– Отвернись, – попросил я и взялся за пуговицу на рубашке.
– Ты не хочешь, чтобы я увидела, куда ты спрячешь свой пистолет?
Кто учил ее так вести себя с мужчинами? Я передумал раздеваться, сел в кресло, откупорил бутылку и налил себе полный бокал.
– Тебе сколько лет? – спросил я.
– А что?
– Если хочешь показаться умной и наблюдательной, то вылезай из постели, одевайся и иди в библиотеку. А если планы у тебя все же другие, тогда лучше помалкивай.
С этими словами я залпом выпил вино. Что было потом, я не помнил.
Мне снилось, будто я держу белую птицу за ноги, а она, отчаянно размахивая широкими крыльями, пытается взлететь вместе со мной; писк, ветер, удары крыльев по щекам; я не могу прикрыть лицо, потому что руки заняты, и отворачиваюсь, опускаю голову, но птица, изловчившись, все равно достает меня крыльями и целится острым красным клювом прямо мне в глаз…
Я сделал над собой усилие и, вздрогнув, проснулся. Передо мной плыло что-то белое, и я не сразу понял, что это Алина. Девушка стояла у кровати и что-то делала с моим лицом, причиняя мне боль. Я поморщился и попытался спрятать лицо в подушку, где было темно и начиналась дорога к белой птице, но Алина зажала пятерней мой чуб и потянула вверх.
– Ты что? – пробормотал я, с трудом открывая глаза. – Совсем сошла с ума?
– Где Виктор? – прошептала девушка.
Отвратительное состояние! Я приподнял руку и долго всматривался в постоянно меняющиеся цифры на часах. Чтобы сфокусировать зрачки, мне пришлось морщиться и гримасничать. Шел четвертый час утра.
– Мы ошиблись! – едва ли не со слезами в голосе прошептала Алина, продолжая стоять надо мной. – Вставай! Нет времени!
Я ровным счетом ничего не понимал. Почему я должен был вставать посреди ночи? Откуда я мог знать, где Виктор, если не я, а Алина находилась с ним? Почему у меня так страшно болит голова, если я вроде бы совсем немного выпил?
Прошлого не было. Настоящее в виде серого окна иллюминатора и Алины, причиняющей мне физический дискомфорт, болталось в вакууме. Я смутно помнил минувший вечер и не мог разложить в хронологической последовательности всплывающие в сознании фрагменты. Рядом со мной лежало горячее тело Стеллы. Волосы девушки были распущены, большой черной кляксой они разметались по подушке.
Я с трудом встал с кровати. Меня шатало, словно яхта попала в шторм. Алина отвернулась, продолжая негромко поторапливать:
– Одевайся, я прошу тебя!
Я наступил ногой на пустую бутылку из-под французского вина, и она закатилась под кровать. Я натягивал на себя брюки, надевал рубашку, плохо понимая, что происходит, зачем нужен мне этот враждебный мир, который вынуждал делать над собой усилие?
В душевой я сунул голову под кран. Лучше бы Алина ждала меня в коридоре. Мне было стыдно за свой вид. Алина наверняка считала, что вчера я потерял над собой контроль и напился до такого состояния, что сейчас с трудом понимаю, что происходит.
Я не стал вытирать голову, зачесал мокрые волосы назад, чувствуя, как капли воды щекочут мне спину, сбегая по шее и между лопаток на поясницу. Своим лицом я остался доволен. Под глазами немного подпухло, но в целом взгляд сохранил некоторые признаки интеллекта.
Я заправил рубашку в брюки и замер, когда ладони легли на поясницу. Пистолет! Черт возьми, куда я дел пистолет?
– Ты ничего не находила? – спросил я, выйдя из душевой, хотя справедливее было бы спросить: «Ты не видела пистолета, который я у тебя отобрал?»
Алина с недоумением посмотрела на меня. Мой вопрос в ее понимании был отголоском сна, эхом алкогольного бреда, и она не сочла нужным даже уточнить, что я имел в виду. Поторапливая меня, она вышла в прихожую и встала там, всем своим видом показывая нетерпение и недовольство мною.
Я встал на колени и заглянул под кровать. Потом откинул край одеяла, провел рукой по простыне и просунул руку под свою подушку, на которую Стелла уже успела бесцеремонно посягнуть, уткнувшись в нее лицом. С моей души свалился камень, когда я нащупал пистолет, нагретый постельным теплом, вынул его и незаметно сунул за пояс брюк.
Прежде чем выйти из каюты, я кинул взгляд на спящую Стеллу и горлышко бутылки, выглядывающее из-под кровати. Это для меня открытие, подумал я, что сухие французские вина обладают такой убойной силой.
– Сначала смотри молча, – шепнула Алина, – а потом поговорим.
Мы беззвучно двинулись по коридору, заполненному тихими звуками, очень схожими между собой: мерным гулом мотора и ритмичным храпом, который доносился из генеральской каюты. Дойдя до капитанской каюты, Алина остановилась и встала лицом к перегородке. Я сначала не понял ее позы и вопросительно смотрел на профиль девушки, вместо того чтобы смотреть на угол переборки, разделяющий коридор и проход к двери трюма. Лишь проследив за ее взглядом, я увидел на белой пластиковой панели веерный след кровавых брызг.
Ни слова не говоря, Алина повернулась и кивнула на поручень лестницы. На полированном дереве без труда можно было различить смазанные бурые пятна, словно кто-то хватался за поручень окровавленной рукой.
Мы с Алиной переглянулись. Я напрасно надеялся, что она, разбудив меня, уже многое успела выяснить и сейчас я получу исчерпывающие ответы, касающиеся этих жутких следов, несомненно свежих, так как капли крови на переборке еще не успели высохнуть. Но во взгляде Алины было столько растерянности, что я понял: ответов ждет она.
Внезапно совсем рядом скрипнула дверная ручка. Схватив Алину за руку, я втянул ее в узкий проход к трюмной двери и прижал к переборке. Замерев, мы стояли в тени лестницы, и узкие полоски белого света разделили наши лица на прямоугольные фрагменты.
Тихо приоткрылась дверь капитанской каюты. Через щели лестницы мы увидели, как из дверного проема выглянуло лицо Эдди. В иной обстановке и в другом месте я бы вряд ли узнал его. Капитан был бледен как смерть. Лицо его было искажено напряжением, рот приоткрыт, скулы исполосованы глубокими натянутыми морщинами. Мне показалось, что кашляни я сейчас – и капитан заорет не своим голосом, рухнет на пол и непременно умрет от разрыва сердца. Посмотрев в обе стороны и убедившись, что в коридоре никого нет, капитан бесшумно вышел из каюты и медленно, очень медленно прикрыл за собой дверь. Морской волк предстал перед нами в непривычном виде: он был гол по пояс, в домашних тапочках, а в руке держал белый форменный китель, надетый на «плечики». Сразу бросилось в глаза, что один рукав кителя был мокрым и мятым, как если бы его только что застирали и выжали.
Перейдя на цыпочках коридор, капитан скрылся за лестницей. Мы с Алиной продолжали стоять в своем укрытии, затаив дыхание. Вскоре мы услышали, как зашипел утюг, защелкали металлические пуговицы. Похоже, капитан сушил рукав утюгом.
Взглянув на меня, Алина кивнула, приглашая следовать за собой. Выйдя из-под лестницы, мы поднялись по ней наверх, ступая по ковровой дорожке как по тонкому льду. Выйдя на палубу, Алина пошла в сторону носа, прижимаясь к белой, лоснящейся от лаковой краски стенке надстройки и оглядываясь, всякий раз знаком предупреждая меня о необходимости соблюдать тишину, словно я громко топал или шумно сопел. Еще было темно, вокруг нас плескалось невидимое море, и мы чувствовали его только по неповторимому йодистому запаху и влажному теплу, но небо уже растеряло звезды, и зарождающийся рассвет уже разбавил на восходе его глубинную черноту.
Не дойдя до двери рубки, Алина поразила меня, опустившись на четвереньки, и в такой интересной позе преодолела несколько метров. Я воспользовался более привычным для меня способом и прошел мимо двери в тот момент, когда Лора, стоящая за штурвалом, опустила глаза на компас.
– Вот, – негромко произнесла Алина, когда мы вышли на носовую палубу. Девушка показывала рукой на перила, плавно изгибающиеся по округлому контуру носа. Сигнальный фонарь, висящий у нас над головой, позволял отчетливо рассмотреть металлические элементы ограждения и палубу. Кровавый след, идущий по палубе бледными мазками, перескочил на трубки ограждения, липко вымазал перила и оставил несколько капель на фальшборте, как раз над сливным клюзом.
Алина молча смотрела на меня. Одетая в джинсы и крепкую, с простроченными швами безрукавку, она затолкала пальцы рук в тесные карманы, и ее скованная поза выдавала нервную дрожь: замерзнуть было невозможно даже голым, потому как было весьма тепло и душно. Девушка ждала от меня инициативы. Это была уже не та самоуверенная и властолюбивая Алина, сознание которой закодировали жажда мести и абсолютная уверенность в себе. Она уже утратила тот стержень, который помогал ей казаться сильной. Я смотрел в ее лицо – нежное, пастельное лицо без теней, морщин, а значит, без возраста и чувств, и не мог понять, что же с ней случилось в эту ночь.
– Когда ты это увидела? – спросил я.
– Как проснулась… Было три часа. Я была в каюте одна. И меня это испугало, понимаешь? Я была уверена, что Виктор не оставит меня. Я была уверена, что держу его!
– Ты стучалась к нему в каюту?
– Это незачем было делать, – неприятным тоном ответила Алина. – Его каюта была не заперта. И там никого не было. Тогда я решила поискать его на палубе и увидела следы крови… Виктор не виноват, он сам стал жертвой! Мы ошиблись, понимаешь? Жестоко ошиблись!
– Ты ошиблась, – поправил я.
– А разве ты не подозревал Виктора?
– Ты сквозь сон ничего не слышала? – задал я встречный вопрос. – Стук в дверь или разговор?
Алина отрицательно покачала головой.
– Я спала очень крепко… Ну? Что ты смотришь на меня? Надо что-то делать!
Я терпеть не мог, когда меня брали за горло и принуждали «что-то делать». Повернувшись к Алине спиной, я стал рассматривать вишневые пятна на перилах. В том, что это свежая кровь, можно было не сомневаться – подобных пятен я насмотрелся за свою жизнь вдоволь. Но сказать определенно, что именно такие следы оставит истекающее кровью тело, если его перекинуть через ограждение за борт, не мог. Я следовал своей новой методике и поспешных выводов уже не делал.
– Ну, что ты смотришь? Что ты смотришь? – нервничала за моей спиной Алина.
Нельзя было упустить такой редкий шанс. Всю свою стройную версию, которой Алина очень гордилась и которую держала от меня в тайне, она построила на подозрении Виктора. Теперь же было почти очевидно, что Виктор сам стал чьей-то жертвой, и этот неожиданный поворот в развитии событий поверг Алину в состояние шока. Она берегла врача, чтобы взять его с поличным, чтобы предъявить ему обвинения в убийстве Нефедова, попытке убийства Мизина и меня, она уже была готова к обвинительной речи, уже мысленно примеряла парик и мантию, без колебаний отвергла мое предложение сотрудничать как посягательство на авторство ее успешного следствия – и вдруг все рассыпалось в руках, как плохо спрессованный снежок. Алина была в отчаянии. Ее можно было брать голыми руками. Что я тотчас и сделал.
Взяв Алину за локоть, я подвел ее к основанию рубки, и мы встали под ветровым окном, откуда увидеть нас было невозможно.
– Выкладывай все, что знаешь, – потребовал я. – Кто написал письмо Нефедову?
– Дамира! – без усилия над собой ответила Алина. – Неужели ты об этом не догадывался?
– И кто ей угрожал?
– Тот, кто вьется вокруг Виктора, чувствуя большие деньги! – удивляясь, что я не знал даже таких элементарных вещей, ответила девушка. – Ты пойми: мамаша богата, и она сама хочет восстановить родственные отношения с Виктором. Она думает, что он ей сын! Сумасшедшая миллионерша! Огромные деньги так и просятся в руки Виктора! Он, не будь дураком, решил сыграть на материнских чувствах и потихоньку прибрать к рукам ее богатства.
– Ты думаешь, он ей не сын?
– Не знаю. Мне кажется, сам Виктор в это до конца не верит. В общем, ему выгоднее не верить. Но даже если появятся угрызения совести, то их нетрудно побороть: например, утешить себя тем, что эта женщина бросила Виктора с отцом и всю жизнь прожила в свое удовольствие, сделав мальчика сиротой.
– Если ты думаешь, что Дамира в письме имела в виду Стеллу, то ошибаешься. Стелла появилась рядом с Виктором уже после того, как письмо было написано и отправлено.
– Значит, до Стеллы были люди, которые пытались помочь Виктору унаследовать состояние мамаши. Но и Стелла плывет с нами и вьется вокруг врача по той же причине.
– Мизин? – перевел я разговор на другую фигуру.
– Мизин знает все! – ответила Алина, оглядываясь по сторонам. – Я думаю, что за это капитан пытался убить его, но ударил неудачно.
– А что он мог знать такого, чего бы боялся капитан?
– Мизин знает о контрабанде! И эту информацию он продал Виктору, чтобы тот мог шантажировать капитана.
– А зачем Виктору надо было шантажировать капитана?
– Чтобы капитан не сдал его в полицию!
– А за что Виктора сдавать в полицию?
– Какой же ты тугодум! За мошенничество! Человек выдает себя за сына богатой женщины, чтобы унаследовать ее состояние. Криминал, как говорится, налицо. Теперь все ясно?
– А откуда капитан узнал…
– От того же Мизина, черт тебя возьми! Студент практикуется на продаже информации, хобби такое у человека, понимаешь? И на нашей яхте у него неожиданно получился прекрасный бизнес. Ты лично сколько ему заплатил?
– Двадцать пять, кажется.
– И я двадцать. И капитан, может быть, тридцать. И Виктор полсотни. Вот тебе и деньги на проституток и таверны.
– Выходит, ты раньше думала, что на Мизина и на меня покушался Виктор? А теперь так не думаешь?
– Да, я была уверена, что врач хотел убить Мизина из-за того, что тот разнюхал о его планах насчет мамаши, – глухим голосом ответила Алина. – А тебя он хотел убить как детектива, который тоже может разнюхать о его планах. Я была уверена, что по этой же причине он убил Валеру.
– А теперь что ты думаешь?
– А теперь не знаю. Капитан спутал все карты. Если Виктора убил и выкинул за борт он, то лимит убийц на этом исчерпывается. Теперь на Эдди можно вешать все остальные попытки убийств. А врач, получается, был ни при чем… Нет, не знаю… Я запуталась.
«Да, ты запуталась, – мысленно согласился я с ней. – Ты все перевернула с ног на голову. Я-то думал, что ты в самом деле близка к истине, я уже был готов признать свое поражение и прийти к глобальному выводу о преимуществе женского мышления над мужским. Но твои доводы оказались хрупкими и теперь рассыпаются, как песочный замок».
– Ты хочешь, чтобы мы работали вместе? – спросил я.
Алина кивнула.
– Тогда начнем с этого, – сказал я и вытащил из-за пояса пистолет. – Эту штуку ты даешь мне во временное пользование.
Алина, глядя на пистолет, нахмурилась.
– Ты не пересчитывал патроны? Их было восемь, – произнесла она таким голосом, от которого мне стало не по себе.
Идиот! – мысленно выругался я. Об этом надо было подумать раньше, когда я неожиданно нашел «макаров» под подушкой, куда его не клал.
– Ну? – произнесла Алина, предчувствуя недоброе в моих заторможенных движениях.
Я вынул из рукояти обойму и стал выталкивать из нее на ладонь патроны.
Семь штук! Семь! Я еще раз пересчитал тупоголовые патроны и поднял на Алину тяжелый взгляд.
– Это очень плохо, – пробормотал я. – Очень плохо… Я не помню, как вчера вечером разделся и лег спать. Как-то очень быстро я опьянел. Словно потерял сознание. А когда ты меня разбудила, я нашел пистолет под подушкой.
Алина смотрела на меня едва ли не с ненавистью и кивала головой.
– Так вот что я тебе скажу, мой дорогой! Твоя сексуальная партнерша была соучастницей в убийстве Виктора. Она заодно с капитаном! Когда будет доказано, что Виктора застрелили из этого пистолета, Стелла с удовольствием подтвердит, что видела пистолет в твоих руках, и подозрение ляжет на тебя.
– Не ляжет, – ответил я, выкидывая «макаров» за борт.
– Ну вот, – с сожалением произнесла Алина, глядя в темную воду, куда навеки ушло оружие, – теперь я совершенно беззащитна.
В ее голосе прозвучал намек, но я не стал рвать на себе рубашку и доказывать, что грудью встану на ее защиту.
– Ты права, – сказал я. – А потому тебе пора принять условия игры, которые всем выгодны. В твоем случае это означает залечь на дно, ясно?
Не знаю, поняла Алина или нет, что я почти слово в слово повторил то, что она как-то сказала мне. Я расплачивался с ней ее же монетой. Это было жестоко, но иначе я поступить не мог. Слишком своенравная, слишком властолюбивая, страдающая завышенным самомнением, Алина в компаньоны мне не годилась. Мы оставались конкурентами, потому что, сами того не замечая, продолжали ревновать друг друга к Валерке.
– Как то есть залечь на дно? – с зарождающимся возмущением спросила девушка. – Ты что хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что иду спать, и тебе это же советую.
– Как это спать?! – воскликнула Алина. – Как ты можешь сейчас спать?
– А что прикажешь делать, если капитан уже устал ждать, когда мы с тобой уйдем отсюда. Вон, посмотри, его физиономия высовывается! Пусть человек спокойно смоет все кровавые следы!
Решительно повернувшись, я пошел по палубе, уже не таясь Лоры. Я принял навязанные мне условия игры, потому что без этого пропадал всякий смысл продолжать расследование.
Приятно с точностью предугадывать чужой сценарий, особенно если он крепко сбит. За мгновение до того, как войти в свою каюту, у которой продолжался день открытых дверей, я подумал: сейчас Стелла спросит: «Ну как? Выкинул пистолет?»
– Ты пистолет выкинул или сунул куда-нибудь? – тихо спросила Стелла, как только я вошел.
Она сидела в постели с такими глазами, словно под ее одеялом прятался еж.
– Никуда и ничего я не совал, – устало ответил я и принялся стаскивать через голову рубашку.
– Значит, выкинул в море, – прошептала Стелла, глядя на меня, как на марсианина. – Ты хоть помнишь, что вчера вечером начудил?
– Помню, – пробормотал я и полез под одеяло.
– И что теперь думаешь делать?
– Спать.
– Что?! Спать?!
Все женщины одинаковы. Я утопил лицо в подушку и только сейчас почувствовал, как устал. Я все больше входил в игру и становился в ней естественным. Голову на отсечение – не шипела бы Стелла над ухом, уснул бы за милую душу.
– Чего ты суетишься? – невнятно проворчал я.
– Ты убил человека! Неужели ты этого не помнишь?
– Помню, что убил, но не помню, кого именно. За завтраком пересчитаем всех и выясним.
Стелла вскочила с постели, наступив крепким коленом мне на спину. Завернулась в простыню, раскрыла холодильник и выхватила оттуда бутылку «Коммандарии». Я следил за ней одним глазом. Не верю! – думал я словами Станиславского. Замызганный штамп! С чего бы это она начала пить в пятом часу утра? Правдоподобнее было бы уйти к себе. И чем быстрее, тем лучше, чтобы не вляпаться под подозрение в соучастии.
– Слушай меня, – заговорила Стелла, стоя в простыне с бутылкой – готовый образ богини виноделия. – Тебе надо принять душ, отмыть с мылом и щеткой руки, особенно ногти. Проверить одежду. Если есть следы крови – немедленно застирать. А еще лучше выкинуть за борт и надеть что-нибудь другое.
– А что, собственно, случилось? – равнодушным голосом спросил я и зевнул.
– Что случилось? – повторила Стелла и усмехнулась. – Ты в самом деле не помнишь, что произошло?
– В самом.
– Замечательно! Охотно верю, потому что ты был в таком состоянии…
Она не договорила. Не хватило фантазии, подумал я.
– Ты в одиночку выпил бутылку вина. Потом водки, снова вина, – говорила Стелла, не зная, что делать с той бутылкой, которую она держала в руке. – Я пыталась тебя остановить, но ты был невменяем. Как идиот!
Можно было обойтись и без оскорбительных выражений, между прочим!
– В первом часу ночи вдруг зашел Виктор, – продолжала Стелла. – Ты в это время сидел на полу, а я читала. Виктор попросил меня одеться и выйти… Я могла бы замять конфликт, но ты вдруг вскочил на ноги и выхватил из-за пояса пистолет. Виктор выбежал из каюты в коридор. Ты – за ним. Потом я услышала выстрел… Ты вернулся минут пять спустя. Как ни в чем не бывало разделся и лег.
– А ты как ни в чем не бывало продолжала лежать рядом?
Стелла посмотрела на меня с возмущением. Надо было сыграть гнев, но это ей плохо удалось.
– Сам ты… Что ты такое говоришь? Как я могла лежать рядом после того, что случилось? Я сразу же вскочила и выглянула в коридор. И все поняла.
– А потом?
– Что потом?
– Все-таки легла и уснула?
Она не могла отрицать тот факт, что легла, потому что я проснулся рядом с ней.
– А что мне оставалось делать? – Стелла взмахнула свободной рукой, и край «туники» съехал с плеча. – Я должна была сделать вид, что мы оба крепко спим и к выстрелу не причастны.
– Все это ужасно, – согласился я, закрывая глаза. – Столько много крови… Морозильные камеры – это, конечно, великое изобретение. Хорошо, что у каждого в каюте есть морозильные камеры…
– О чем ты бормочешь? Я не понимаю, что ты говоришь! – с нотками истерики произнесла Стелла и, с яростью сорвав с себя простыню, принялась натягивать на ноги джинсы. Она скакала по каюте на одной ноге, в то время как другая застряла в штанине, и мне казалось, что Стелла исполняет какой-то идиотский наркотический танец.
Глава 35
Яхта не плыла. Она стояла на месте, мягко покачиваясь на волнах, которые облизывали ее борта неряшливо и мокро, как это делают слюнявые ньюфаундленды. Я посмотрел в иллюминатор на бескрайнее водяное поле без каких-либо признаков суши и вспомнил, что сегодня мы должны были выйти на кипрский берег.
Было девять часов утра, и я подумал, что в последний раз до столь позднего часа я спал в далеком детстве, когда мир кажется неизменным, а все дела пустяковыми и непременно разрешающимися в будущем сами собой, и потому никуда не надо спешить.
Только я зашел в кают-компанию, как понял, что едва избежал наказания за позднее пробуждение. Еще немного, и Мизин прикончил бы мою порцию тушенной в горшочке фасоли с луком и томатом. О его намерении можно было судить по философскому взгляду, каким он смотрел на мое блюдо. Надо сказать, он был единственным человеком за столом, чей взгляд адекватно отображал внутреннее настроение. Никто, кроме него, не проронил ни слова на мое пожелание приятного аппетита. Никто не взглянул на меня. Глаза моих спутников были обращены в горшочки, словно это были окуляры микроскопов, через которые можно было рассмотреть собственную душу.
Я сел за стол и только сейчас обратил внимание, что с нами впервые завтракает капитан, зато отсутствует госпожа Дамира. Капитан был одет в голубой спортивный костюм, что делало его личность неприметной, банальной и даже рядовой. Как только я вооружился ложкой, он откинулся на спинку стула и положил рядом с собой салфетку. Было заметно, каким трудом давалась ему предстоящая речь.
– Госпожу Дамиру, видимо, ждать нет смысла. Я не буду повторяться, – произнес он и все же повторился: – Произошло несчастье. Бесследно исчез один из наших пассажиров – доктор Челеш.
Мизин закашлялся, подавившись хлебом с солью. Алина взглянула на меня, и мне показалось, что из ее глаз посыпались искры, от которых скатерть непременно должна была воспламениться. Генерал залпом выпил бокал томатного сока.
– По существующей инструкции, – продолжал капитан, обходя взглядом пустующее место Виктора, – я обязан немедленно остановить судно и связаться с полицией. Но, исходя из необычной обстановки, которая сложилась на «Пафосе», я счел нужным посоветоваться с вами, прежде чем выйти на связь с берегом.
Вот это образец западной демократии! Капитан отдает бразды правления народу. Как мы скажем, так и будет.
– Капитан, у меня есть вопрос! – неожиданно для всех первой вступила в разговор Алина. – А что значит необычная обстановка, которая сложилась на яхте?
– Ну что вы цепляетесь к словам! – не дал капитану даже рта раскрыть генерал. – Мы все прекрасно понимаем. Не надо провоцировать скандал.
Лично я ничего особенного в вопросе Алины не увидел, а ответа генерала не понял, но поддерживать девушку не было никакой необходимости: Алина словно с поводка сорвалась.
– Капитан, а почему вы сегодня не в форме?
Это она, конечно, зря. Похоже, что ей изменило чувство меры; намереваясь наверстать все, что она потеряла с исчезновением Виктора, Алина пошла напролом, пытаясь загнать капитана в угол.
– Не знаю, – произнес капитан, нахмурившись, – имеет ли это какое-либо отношение к нашему разговору. Но если это вас так интересует, я могу ответить: по неосторожности я прожег утюгом рукав кителя.
Алина надломила уверенность капитана. Он спутался, забыв, о чем начал говорить. За столом повисла нервная тишина, лишь только неугомонной балериной прыгала по тарелке Мизина вилка.
– Ситуация заключается вот в чем! – неожиданно громко сказал генерал, отчего Мизин вздрогнул и перестал жевать. – Капитан может немедленно сообщить в полицию о случившемся. В этом случае яхта будет арестована, а это означает, что и мы все тоже будем находиться под арестом. О высадке на берег можно будет забыть. О свободе передвижения можно будет забыть. Несколько дней кряду мы будем вариться в своих каютах!
Голова его была опущена, взгляд нацелен в горшок, отчего создавалось впечатление, что генерал произносит обвинительную речь фасоли, прежде чем ее съесть.
– Но капитан может пойти вам навстречу, – продолжал генерал, – и доложить о случившемся после высадки на берег. В этом случае мы будем жить в гостинице и пользоваться более значительной свободой перемещения. Выбирайте!
Я оглядел стол. Предложение генерала относилось к четырем пассажирам: к Мизину, Стелле, Алине и мне.
– Какой базар, братва! – без труда сделал выбор Мизин. – Конечно, надо в гостиницу! Меня эта яхта уже достала до самой печенки! Я в пивбар хочу!
– Твое мнение? – толкнул меня локтем генерал.
– Видите ли, – расплывчато начал я, – с одной стороны, конечно, гостиница выглядит намного привлекательнее каюты, но с другой…
Стелла с недоумением взглянула на меня и перебила:
– Да о чем мы говорим? Конечно же, надо высаживаться на берег! Кто хочет, пусть остается на яхте!
– Вообще-то я спрашивал не вас, – заметил генерал.
– Извините! – вмешалась Алина, опуская ложку с шариком мороженого в чашку с кофе. – Для начала я хотела бы, чтобы вы, капитан, уточнили: а что, собственно, произошло?
– Как с Луны свалилась, – вполголоса пробормотал генерал.
– Вы заставляете меня повторять одно и то же по нескольку раз, – ответил капитан. – Персонально для вас заявляю: с борта яхты исчез доктор Челеш.
– Исчез? – повторила Алина, приподнимая кофейную чашку за маленькое витиеватое ушко. – Какое странное слово. Вы хотите сказать, что доктор сделал это сам, по своей воле? Взял – и исчез?
– Я пока ничего не хочу сказать, – ответил капитан. – Я ставлю вас перед фактом: одного пассажира мы недосчитались.
– Не могу понять, зачем вы темните? – усмехнулась Алина. – Почему бы вам открыто не сказать, что его убили выстрелом из пистолета и выкинули за борт, выпачкав в крови стену в коридоре, лестницу и ограждение на палубе? Мы все сегодня ночью слышали выстрел. Или я ошибаюсь?
Алина нарушила негласное табу. Вряд ли она сама не понимала этого, но остановиться уже не могла. Ей казалось, что наступил момент, когда можно раскрыть карты. Она видела перед собой финиш; полагая, что в поединке со мной теперь все решают мгновения, она, словно участница велогонки, раскрылась и пошла в отрыв.
– Следите за речью, – посоветовал генерал. – Я, например, слышал щелчок, который мало чем напоминал звук выстрела.
– Вы хотите сказать, – с улыбкой уточнила Стелла у Алины, – что кто-то из нас убил Виктора? Может быть, вы знаете, кто это?
– Ничего определенного я сказать вам не могу, – ответила Алина.
– Я умываю руки, – вставил Мизин. – Меня можете исключить сразу. Я врача пальцем не трогал.
– А его никто пальцем не трогал, – негромко произнес капитан, неожиданно меняя тактику. – Я согласен с госпожой Алиной и готов высказаться открытым текстом. Да, я тоже слышал звук выстрела. Это действительно был выстрел, а не щелчок и не дверной хлопок.
– И я слышал выстрел, – подхватил Мизин, должно быть, полагая, что если капитан признался, то это очень умный поступок, который не грех повторить.
– А я ничего не слышала! – уверенным тоном произнесла Стелла, оглядывая всех присутствующих. – Ночь была спокойная и тихая. И с чего вы вообще взяли, что Виктора убили? Может быть, он напился и свалился за борт. Или решил утопиться… из-за неразделенной любви.
– Тоже правильная мысль! – поддержал Мизин, опасаясь, что мнение Стеллы может впоследствии оказаться более мудрым.
Стелла выгораживала меня. Изредка кидая на меня многозначительные взгляды, она давала понять, что я должен следовать по тому пути, по которому она шла.
– Нет! – жестко, даже злобно ответил капитан. – Не надо тешить себя иллюзиями. Виктора убили… Я скажу вам больше! Убийца умышленно кинул на меня тень…
Теперь мне стало понятно, почему Эдди вдруг стал таким откровенным. Он понял, что Алина видела его ночью, и поспешил объясниться со всеми до того, как Алина загонит его в угол уликами.
– Ну, об этом мы поговорим позже, – оборвал его генерал. Он хотел еще что-то добавить, как вдруг в кают-компанию зашла госпожа Дамира.
По ее лицу и движениям нетрудно было заметить, какая долгая и тяжелая работа предшествовала ее появлению перед обществом. Ее бледное, словно напудренное известью лицо поразительно контрастировало с красными подпухшими глазами, напоминая цветовую гамму животных-альбиносов. Всю свою физическую силу женщина направила на то, чтобы эту силу подавить, и она в самом деле была близка к тому, чтобы рухнуть на ковер. Едва передвигая ноги, она приблизилась к столу. Одной рукой она прижимала ко рту черный нейлоновый платок, напоминающий отрезок от колготок.
Капитан немедля вскочил, уступая несчастной матери стул, но женщина, кинув на него испепеляющий взгляд, села на место Виктора.
– Негодяй, – прошептала она, и, так как ее глаза в этот момент были прикрыты траурным платком, никто из мужчин не принял это оскорбление на свой счет, лишь только Мизин на всякий случай искоса оглядел присутствующих, убеждаясь в том, что на него никто не смотрит как на негодяя.
– Примите наше… – заикнулся было капитан, но госпожа Дамира молниеносно оторвала платок от лица и гнусаво, словно у нее был насморк, воскликнула, путая родной язык с русским:
– Не сметь! So the completely immoral people can speak only! You hated it! You wished to him death!.[10] Не сметь кощунствовать!
– Чего? – не понял Мизин, глядя по сторонам в надежде получить перевод.
– You want to tell, what I the murderer?[11] – отозвался из-за спины Дамиры капитан.
– You can not use English. The passengers well see all and understand![12] – не скрывая презрительного акцента, ответила женщина и добавила для всех присутствующих: – Извините!
– Хотелось бы въехать в суть общения, – опять напомнил о своих правах Мизин.
– Хорошо! – вдруг решительно произнес капитан, и я заметил, как рядом со мной болезненно поморщился генерал. – Будем говорить открыто! – еще раз продемонстрировал решительность капитан и встал за моей спиной, чтобы видеть лицо госпожи Дамиры. – Да, я относился предвзято к вашему сыну, и у меня были на это веские основания. Если вам так угодно, я могу объяснить мотивы.
– Господа! – Генерал втиснулся в короткую паузу в речи капитана. – Мне бы не хотелось, чтобы мы сейчас потеряли контроль над собой…
– Зачем же вы его перебиваете? – спросила Алина. – Пусть капитан выскажется, мы его послушаем, зададим вопросы.
– Не будьте так жестоки! – упрекнул Алину генерал. – Мать Виктора уже выплакала все слезы! Проявите хоть к ней сострадание!
– Отчего же! – заняла позицию Алины госпожа Дамира. Она смело убрала платок от глаз, так как генерал невольно и очень точно объяснил всем причину отсутствия слез, и женщина уже могла этого не стесняться. – Отчего же! – повторила она. – Пусть капитан объяснит мне, какие у него были основания.
– Тогда потрудитесь меня не перебивать, – попросил капитан. – Вскоре после отплытия из Ялты я получил радиограмму. Капитанам всех судов предписывалось проверить документы и личные вещи у пассажиров. Не у всех, а только у тех, которые по внешним признакам соответствовали описанию преступника.
– Преступника?! – в один голос ахнули Дамира и Мизин.
– Да, преступника, – ответил капитан и выразительно посмотрел на Дамиру. – Из воинской части, расстреляв караул, сбежал солдат с автоматом.
Мизин хихикнул и пожал плечами.
– А при чем здесь доктор? Разве он был солдатом?
– Вы представляете? – с возмущением сказала Дамира, глянув на Мизина как на союзника, ибо он озвучил ее мысли.
– Я не знаю, кем был доктор, – чувствуя себя уязвленным насмешкой Мизина, ответил капитан. – Я знаю только, что он отказался предъявить документы и вещи к досмотру. И, между прочим, внешне соответствовал описанию преступника.
– Вы что говорите? Вы что себе позволяете? Не выставляйте себя на посмешище! – торопливо заговорила Дамира. – Первый раз в жизни слышу, что мой сын похож на солдата!
– Скорее я похож на солдата, – сознался Мизин.
– Это потому, что ты молодой! – махнул на него генерал.
– Вы не отвлекайтесь! – попросила капитана Алина.
– Да, это еще не все! – Капитан взмахом руки остановил сарказм Дамиры. – Незадолго до того, как с господином Мизиным произошел скверный случай, вашего сына видели у пожарного щита.