Два шага на небеса Дышев Андрей
– А откуда ты знаешь о волосах? – поймал я его. – Ты же говорил, что она была в платке.
– Правильно! – согласился спасатель. – В платке. Но челка из-под платка вылезала!
Я остановился недалеко от «Олимпия тревел». Мы вышли из машины.
– Поднимись на второй этаж, – напутствовал я. – Сядь у самого окна, найди пришвартованный к пирсу «Пафос» и рассматривай всех, кто будет на палубе или рядом с яхтой. А радиостанцию спрячь, не надо все время держать ее в руке. Я выйду на связь первый. Договорились?
Лом исполнительно кивнул, сунул радиостанцию в карман и быстро пошел к морвокзалу. Некоторое время я смотрел на его сутулую фигуру, высушенную солнцем и алкоголем, и представлял Лома в молодости, стоящего на пьедестале почета с медалями на груди и лавровым венком на шее. Не знаю, откуда я взял, что мастера спорта международного класса награждаются лавровым венком, тем не менее именно в таком виде – с венком на шее – представился он мне в последний раз.
У менеджера Наташи была слабая зрительная память. Конечно, темные очки на моих глазах в какой-то степени изменили мою внешность, но вряд ли настолько, чтобы она не смогла узнать меня.
– Вы что-нибудь хотели? – спросила она, когда я зашел в зал и приблизился к ее столу.
– Мы с вами говорили вчера, – попытался напомнить я о недавней встрече, но девушка запуталась окончательно:
– Вы насчет коллективной заявки?
Я шел сюда, готовясь к неприятному разговору с менеджером о гибели Нефедова. Но мой образ настолько выветрился из ее памяти, что я решил упростить свою задачу.
– Нет, я по другому вопросу, – ответил я, протягивая Наташе паспорт Нефедова. – Ситуация сложилась таким образом, что я вынужден отказаться от круиза.
Я расстроил менеджера. Ее лицо тотчас изменилось, словно солнце, под которым она стояла, закрыла свинцовая туча. Она нерешительно взяла паспорт, раскрыла его, посмотрела на фамилию и вернула мне.
– Это, конечно, не очень хорошо, – произнесла она, садясь за стол. – «Пафос» отплывает через семь часов, и я не знаю… А где ваша путевка?
– Я ее не получил.
– Ах да! Нефедов, Нефедов, я помню.
Она сняла со стеллажа скоросшиватель, раскрыла его и выудила из кипы бумаг голубой буклет с изображением белоснежной яхты, несущейся по волнам.
– Так, – сказала она. – Путевку вы оплатили полностью, значит, мы должны вернуть вам деньги… Вам известно, что вы потеряете пятнадцать процентов комиссионных?
Мне ничего не было известно, но я кивнул. Наташа принялась объяснять процедуру возврата денег. Я слушал ее не очень внимательно, так как мне в принципе все было известно. В тот момент, когда она придвинула мне тетрадь, где я должен был расписаться в получении путевки, в заднем кармане придушенным цыпленком запищала радиостанция. В неприятном предчувствии дурной новости я извинился перед менеджером, повернулся к ней спиной и поднес прибор к уху.
– Ну?
– Докладываю! – радостным голосом начал рапортовать Лом. – Позицию для наблюдения занял. Яхту обнаружил. На палубе пока никого нет.
Большой дядя уподобился ребенку, который не устоял перед соблазном нажать на запретную кнопку и убедиться, что игрушка работает.
– Все?
– Тут рядом бар, – тише добавил Лом. – Сидят люди. Кое-кто на меня смотрит.
– Пусть смотрит, – позволил я. – Больше не звони.
Глава 13
С путевкой и заявлением о добровольном отказе от круиза я вышел из турагентства и направился к пропускному пункту. Я заранее подготовил необходимые объяснения на тот случай, если меня спросят о владельце путевки. Но дежурный вполне удовлетворился некоторым сходством моей физиономии с фотографией Нефедова в паспорте и расстопорил турникет.
Между портовых кранов, шныряющих туда-сюда погрузчиков и нагромождений контейнеров я вышел на пирс и походкой скучающего бездельника поплелся мимо пришвартованных лоцманских катеров, яхт и промысловых баркасов. Когда я поравнялся с белоснежным «Пафосом», мое сердце учащенно забилось от волнующего чувства близости к тайне, к тому месту, где вскоре в узком кругу туристов окажутся преступник и автор анонимного письма.
Не проявляя особого любопытства, я вялым взглядом скользнул по белым бортам яхты, по кормовой палубе, прикрытой сверху зеленым тентом, и пошел дальше. Метрах в пятидесяти от яхты я увидел монтажную тележку с Л-образной лестницей и площадкой наверху. Удобнее места для наблюдения трудно было найти. Подобрав с земли расколотую оранжевую каску, я напялил ее на голову и полез по лестнице вверх. Когда я сел на площадку, свесив ноги вниз, «Пафос» оказался передо мной как на ладони.
Некоторое время я рассматривал палубу и надстройку. Это было изящное моторное судно с высокими бортами, приземистой, с обтекаемым профилем рубкой, оснащенной огромным ветровым стеклом, и плоской, резко усеченной кормой, внизу которой чернели два внушительных отверстия для выхлопных газов. Поверх рубки громоздились навигационные приборы, прожекторы и сирены, на тонкой стеньге трепыхался кипрский белый флаг с желтым контуром острова посредине.
Вскоре я увидел первого обитателя яхты. На палубе показался худощавый парень в плавках, коротко стриженный, в темных очках. Торс его был смуглым от загара, а ноги худые и бледные – этакий профессиональный «строительный» загар. Я подумал, что он либо матрос, либо портовый служащий. Похлопывая скрученной в трубочку газетой по ноге, он подошел к шезлонгу и опустился в него.
– Ты не уснул? – спросил я в радиостанцию.
– Скорее пить брошу, – сразу же заверил Лом.
– Что видно? – проверил я его.
– Парень какой-то на палубе загорает. Больше никого не видно… Можно я на минутку к бару подойду, возьму себе минералочки? В глотке пересохло.
– Валяй!
Прошел час. Несколько раз в окнах рубки я замечал движение. Мелькал смуглый человек в белой рубашке с короткими рукавами, говорил по мобильному телефону, листал лоции или же, опершись локтями о подоконник, неподвижно смотрел в открытое море. Худой парень в шезлонге устал от чтения и уснул, накрыв газетой лицо. Кажется, и я начал бороться со сном. Было невыносимо жарко. Монтажная каска на моей голове раскалилась, и мне казалось, что на моей голове лежит стопочка свежеиспеченных блинов. Прошло еще полчаса. Я мечтал искупаться в море. Словно прочитав мои мысли, худой парень проснулся и, покачиваясь, подошел к краю кормы. Я думал, что он сейчас сиганет вниз головой, но тот благоразумно воспользовался веревочной лестницей, опустился до уровня воды, пощупал ее ногой и купаться передумал. По каким-то законам течений на поверхность вышли глубинные слои, и море, несмотря на жару, было ледяным.
Чем больше я сидел в своем гнезде, тем быстрее таяла уверенность, что незнакомка, которую мы с Ломом ждали, появится на яхте. Но я настолько уверовал в то, что попал в десятку, развязка казалась мне настолько близкой, что всякая мысль об ошибке была для меня невыносимой.
Ожил и стал разворачивать гигантскую стрелу портовый кран. Его тень на мгновение накрыла меня. Со скрипом и стоном вниз пошел тяжелый крюк, словно коготь исполинского коршуна, нацеленный на жертву. Рабочий, накинув на него крепежные тросы, махнул рукой. Контейнер, поворачиваясь вокруг своей оси, плавно взмыл в воздух. Когда он поднялся настолько, что я увидел его днище, из щелей хлынула какая-то жидкость. Стрела, описывая дугу, пошла по кругу. Я не успел предвидеть ближайшее будущее, как контейнер пронесся над моей головой, облив меня пахучим маслянистым дождем.
Моя белая рубашка в несколько секунд покрылась серым горошком и стала напоминать косоворотку, в которой сказочный Емеля катался на печи. Представив себе лицо Зинаиды, которой опять предстояло встретить меня вечером в странном виде, я разразился крепкими словечками в адрес крановщика и принялся стаскивать рубашку. Кинув взгляд на яхту, я понял, что едва не пропустил нового пассажира «Пафоса». На палубе, рядом с худым парнем, спиной ко мне стояла девушка в светлом сарафане и широкополой соломенной шляпке. В руке она держала несколько пузатых полиэтиленовых пакетов, на плече висел ридикюльчик из мятой белой кожи. Худой что-то рассказывал девушке, размахивал руками, широко улыбался, очень стараясь понравиться.
Лом молчит, подумал я. Значит, не она.
Парень взял девушку под руку и подвел к борту, показывая на воду. Они оба посмотрели вниз. Теперь я мог увидеть девушку спереди. Это было кукольное создание с мелкими чертами лица, лишенного яркой косметики, отчего красота девушки казалась хрупкой, зыбкой, словно отражение на поверхности воды в колодце.
Интуиция не просто шевелилась где-то в глубине моей души. Она отплясывала канкан, сотрясая все мои внутренности. Я выхватил из кармана радиостанцию и нажал кнопку вызова.
– Слушаю, шеф! – очень громко и развязно ответил Лом.
– Ты видишь? – спросил я.
– Да, да! Сейчас! – после некоторой паузы ответил спасатель, затем в трубке раздались шорох, отдаленные голоса. – Я тут на минутку к бару подошел, водички захотелось…
– Я тебя убью! – пообещал я, стиснув зубы. – Я из тебя вытряхну всю твою мерзкую душонку! Бегом к окну!
– Не сердитесь, Андреич! – торопливо заговорил спасатель. Он тяжело дышал. – Сейчас все сделаю!.. Вот я уже у окна… Айн момент!.. Трубу никак не раздвину…
– Ты что, опять выпил, крокодил проспиртованный? – Я был вне себя от ярости.
– Да какой там… Один глоток! Ей-богу… Все! Все вижу! Вот «Пафос», вот палуба…
– Ты девушку на палубе видишь?
– Девушку? Какую девушку?.. Мать честная! Да это ж она! – вдруг перешел на шепот спасатель.
Я ерзал на узкой площадке, и лестница подо мной угрожающе раскачивалась.
– Ты ничего не перепутал, алкалоид? Посмотри внимательнее!
– Да какой базар, Андреич! – начал заверять меня Лом. – Это точно она! Маму свою я так бы не узнал, как ее! И волосы, и губы, и нос…
– Ладно, – произнес я. – Тогда можешь сворачиваться. Жди меня на станции. Но учти: если ты что-то напутал…
– Да чтоб мне высохнуть на этом месте! – перебил меня Лом страшной клятвой. – Хватайте ее за жабры и ни в чем не сомневайтесь!
Девушка снова повернулась ко мне спиной, подняла с пола пакеты и скрылась за дверью. Видимо, она спустилась на нижнюю палубу, где располагались пассажирские каюты. Я затолкал радиостанцию в карман, скинул с головы каску и быстро спустился на землю. Несколько мгновений я не видел яхты, ее заслоняла стена контейнеров. Обойдя их, я пошел по пирсу, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Я еще не знал, как мне задержать «следовательшу» и под каким предлогом отвезти ее в пункт проката. Путевка, лежащая в кармане, позволяла мне беспрепятственно пройти на «Пафос», но мне не хотелось устраивать на яхте шум. В то же время у меня не было уверенности в том, что девушка до отплытия яхты сойдет на берег. Убийца скорее затаится в каюте, чем станет светиться на пирсе или тем более на набережной Ялты.
Я продолжал медленно идти, приближаясь к «Пафосу», но никакая идея в голову не приходила. Я уже слышал, как бьются слабые волны о борта яхты, как резиново скрипит трап, перекинутый между кормой и пирсом, и из открытого окна рубки льется музыка. Надо было либо остановиться, не доходя до яхты, либо пройти мимо, чтобы не попасться на глаза убийце раньше времени и не насторожить ее своим навязчивым мельканием. Я не выбрал ни того, ни другого, продолжая двигаться, с пьяной сосредоточенностью глядя себе под ноги.
– Куда намылилась, ласточка? Меня с собой возьмешь?
Я поднял голову. Худой парень сидел на перилах и освещал улыбкой девушку. Она шла по палубе к трапу. Наши пути пересекались где-то у причального кнехта, метрах в двадцати впереди меня. Если я не остановлюсь, то мы обязательно столкнемся нос к носу. Что делать? Хватать ее за руку на глазах у парня? Но он клеится к ней, похоже, с самого утра и уже присох так, что драки с ним не избежать. Ускорить шаги и уйти вперед? Но вдруг «следовательша» почувствует опасность и вернется на яхту?
Мне ничего другого не оставалось, как прибегнуть к избитому приему: остановиться, присесть и начать манипулировать шнурком. «Следовательша», не ответив парню, пошла по трапу. Я слышал четкий стук ее каблуков. Вот она сошла на асфальт, в котором ее каблуки стали слегка вязнуть, и девушка замедлила шаг. Мне показалось, что она на мгновение остановилась. Я не выдержал паузы, приподнял голову, и наши взгляды встретились.
Мне показалось, что я ненароком поднес горящую свечу к лицу и опалил ресницы. Взгляд девушки обжег меня нескрываемой ненавистью. Ошарашенный таким неожиданным откровением, я выпрямился и некоторое время смотрел незнакомке в спину. «Следовательша» быстро шла по пирсу в сторону пропускного пункта. После немого и молниеносного выяснения отношений мне уже было наплевать на чувства парня, и я последовал за девушкой, быстро сокращая дистанцию между нами.
Она прошла мимо бастиона контейнеров, перешагнула через рельсы крана и на секунду обернулась. Такой реакции на мой откровенный взгляд я не ожидал. «Следовательша» вдруг круто повернулась на каблуках в сторону, кинулась к контейнерам и юркнула в узкий проход между ними.
«Э-э, – подумал я, срываясь с места, как на спринтерской дистанции, – на тебе не просто шапка горит. Ты вся полыхаешь и светишься, как бенгальский огонь».
В несколько прыжков я достиг контейнеров, но в проходе, напоминающем лабиринт, остался лишь запах цветочного парфюма. «Обставила, как мальчишку!» – с раздражением подумал я, ныряя в лабиринт, но уже через несколько шагов остановился. Вправо и влево уходили новые «улицы», которые, в свою очередь, разбегались еще на две. Я попался на мякине. В этой тетрадке в клеточку искать девушку можно было до возвращения «Пафоса» из круиза.
Вспыхнувшую злость немного уравновесило чувство облегчения: все-таки я не ошибся и пошел по правильному пути. «Следовательша» выдала себя с головой. Никакой нормальной девушке с чистой совестью не придет в голову кидаться в лабиринт контейнеров и играть в кошки-мышки с незнакомым мужчиной, который не проявил по отношению к ней никакой агрессивности. Выходит, она знает меня в лицо и ей известно, что у меня есть веские основания следить за ней.
Не тратя понапрасну времени, я выбежал из лабиринта и изо всех сил помчался к краю пирса, откуда мог одновременно видеть две стороны контейнерной площадки: ведущую к пропускному пункту и к яхте. Добежав до опоры крана, я встал за ней. Моя мышка недолго просидела в своей норке. Минут пять спустя я увидел, как она выглянула из-за контейнера и, убедившись, что поблизости никого нет, быстро пошла к выходу.
Если бы она не оглядывалась, то я успел бы схватить ее за руку до того, как она зашла в будку пропускного пункта. Нас разделяло каких-нибудь тридцать метров, как она обернулась и пулей кинулась к дверям. Не представляю, как ей удалось в три секунды проскочить дежурного. Когда я ворвался в будку, турникет еще вращался, но передо мной он замер и превратился в неприступную ограду.
– Паспорт и путевку! – кричал из-за стеклянной перегородки дежурный. – Не ломайте турникет, молодой человек!
Чертыхаясь, я принялся вытаскивать из кармана документы. «Следовательша» тем временем выбежала на набережную и смешалась с толпой. Понимая, что рискую потерять ее навеки, я перепрыгнул через турникет и, не обращая внимания на страшные угрозы дежурного, выскочил на улицу и с ходу окунулся в волны прохожих. Расталкивая упругие плечи, я сбил коленями несколько сумок, споткнулся о чей-то чемодан, принудил темную иномарку к экстренному торможению, изломал ряд жестких кустов с цветами и у витрины продовольственного магазина, уцелевшей чудом, схватил «следовательшу» за руку.
Представляю, какое счастье отпечаталось на моей физиономии в это мгновение! Мы стояли друг против друга, часто и глубоко дышали и привлекали массовое внимание прохожих.
– Привет, товарищ следователь, – произнес я, свободной рукой вынимая из кармана носовой платок и вытирая им лоб и шею. – А ты здорово бегаешь!
– Привет, привет! – ответила девушка, облизывая пересохшие губы. – Только спокойно. Не надо делать резких движений. Вокруг нас сотни свидетелей… Руку отпусти, да?
Я смотрел на ее светлое лицо с идеальной, как у ребенка, кожей, пепельные прямые брови, на матовый контур тонких губ, аккуратный носик и превосходные глаза, в которых затаилась пикантная хищность маленького милого зверька, которого хочется взять на руки и прижать пушистую мордочку к щеке, но одолевает боязнь быть укушенным или оцарапанным; и она смотрела на меня понимающим взглядом то ли обманутой сообщницы, то ли побеждающей соперницы, отчего мне казалось, что она знает меня много лет, видит меня насквозь, читает все мои мысли и откровенно смеется над ними…
В общем, я не понял, кто кого поймал.
Глава 14
Я получал едва ли не спортивное удовольствие, видя перед собой сильного противника, причем весьма привлекательной наружности. Душа моя ликовала. Вокруг нас струился поток прохожих, и мне казалось, что я медленно иду сквозь строй восторженной толпы.
– Пойдем, – сказал я и потянул ее за руку.
– Никуда я не пойду, – ответила девушка и впилась мне в запястье острыми ногтями.
– А если я поведу тебя силой? – спросил я, выясняя ее намерения.
– Я закричу.
– Не закричишь, – уверенно спрогнозировал я. – Тебе совсем не хочется привлекать к себе внимание.
– Отпусти руку, а то получишь по роже! – пригрозила «следовательша».
– А ты не убежишь?
В ответ она презрительно усмехнулась. Я отпустил ее руку, и мы медленно пошли по тротуару.
– Ты интересовалась моим разговором со спасателем, – сказал я, глядя на профиль девушки, ее маловыразительные, почти прозрачные ресницы и бледные губы. – Могу подробно пересказать.
– Спасибо, уже не надо.
– Мне тоже так кажется, – ответил я.
Мы приближались к моей машине, припаркованной у турагентства. Я искоса наблюдал за выражением лица девушки. Она неплохо владела собой и ничем не выдавала беспокойства. «Ты думаешь, что я ничего не знаю», – мысленно сказал я и пустил в игру свои козыри.
– Здесь вчера крутился молодой человек, который опрашивал клиентов «Олимпия тревел», – сказал я. – Анкету с домашним адресом нужного человека он опустил в урну – вот, взгляни на угол дома, – затем эту анкету вытащил из урны мальчик на роликовых коньках…
– Мне это неинтересно, – перебила меня «следовательша».
– Правда? – скептически произнес я.
– Слушай, Вацура, чего ты добиваешься? – спросила она, резко остановившись и в упор взглянув на меня. – Смешно, понимаешь? Смеш-но!
– Не думаю, что это смешно, – ответил я и подумал: «Она знает мою фамилию». Конечно, я не разведчик-нелегал, но все равно неприятно было чувствовать ее осведомленность. Наверняка спасатель проболтался. Или продал ей мою визитку.
Мы стояли у большого тонированного окна. Наше отражение напоминало кадры на экране телевизора.
– Что дальше? – вызывающе спросила она.
– Сейчас мы с тобой прокатимся к моим друзьям, – ответил я и добавил: – В пункт проката водных мотоциклов.
Я был уверен, что эти слова сломят ее самоуверенность, но «следовательша» даже бровью не повела.
– Никуда я с тобой не поеду, – ответила она.
– Можешь не сомневаться, что я повезу тебя силой, – заверил я.
Девушка взглянула на меня с любопытством, как учитель на одаренного ученика.
– Я думала, что ты, в худшем случае, станешь предлагать мне деньги, – произнесла она. – Оказывается, ты просто наглец.
– Деньги? – поморщился я. – Какие деньги?
– А вот какие! – ответила она и вдруг, к моему величайшему изумлению, подняла с газона декоративный булыжник, которыми были обложены стволы малолетних фисташек, и метнула его в тонированное окно. Раскрыв рот, я смотрел, как с ужасным грохотом и звоном огромное стекло дробится на остроугольные куски, и они гильотиной падают вниз, и взгляду открываются офисные столы, компьютеры и шокированный персонал турагентства.
– Привет, ребята! – радостно воскликнула «следовательша», размахивая руками, чем значительно продлила состояние оцепенения у персонала, затем повернулась ко мне и озорным тоном воскликнула: – А вот теперь поехали!
В последний раз я поступил подобным образом, кажется, во втором или третьем классе, когда выбил мячом чье-то окно. Схватив хулиганку за руку, я кинулся к машине. Впрочем, «следовательша» в моей помощи не нуждалась и сама достаточно быстро добежала до «Крайслера». Я раскрыл дверь, втолкнул ее в салон и прыгнул за руль. Десятки глаз безмолвно и безропотно, словно мы только что ограбили турагентство, наблюдали за нашим бегством.
Я развернулся по битому стеклу и погнал в сторону улицы Дражинского, игнорируя все правила дорожного движения.
– Зачем ты это сделала? – спросил я, вылетая на полосу встречного движения и отчаянно мигая фарами.
Девушка взглянула на меня. Ее бесноватое лицо сияло от охватившего ее азарта; губы едва сдерживали нахлынувший поток эмоций игрового экстаза, словно она пошла ва-банк, выставив на «зеро» все свое состояние, и неожиданно для самой себя выиграла. Ничего не ответив, она вытянула губы в мою сторону и поцеловала воздух. Оставила не меньше десятка свидетелей, понял я. Боится, что я сделаю с ней что-нибудь плохое. А что я могу сделать, кроме как отвезти в милицию? Может быть, она пытается затащить меня в яму, в которую падает, и считает, что теперь я соучастник. Глупо, глупо…
Мне даже стало жалко «следовательшу». Она все еще продолжала сопротивляться, придумывала всякие ухищрения, надеясь выйти из тупика, в котором уже находилась. Ее самоуверенность держалась на женской недальновидности и была скорее плодом обостренного самолюбия и привычки к власти над мужчинами, чем истинной неуязвимостью. Я не сомневался, что она будет хорошо владеть собой, когда я приведу ее на пункт проката; возможно, будет так же усмехаться и снисходительно смотреть на меня в тот момент, когда парни узнают ее и подтвердят, что вчера, во второй половине дня, она пользовалась водным мотоциклом; я мог заключить пари, что «следовательша» будет сохранять достоинство при встрече со спасателем; мне казалось, я уже раскусил ее и способен предсказать ее поведение.
Словно читая мои мысли, девушка опустила солнцезащитную панель перед собой, посмотрела в зеркальце, послюнявила кончик пальца, пригладила брови и будничным голосом сказала:
– Ничего у тебя не выйдет.
– Почему? – удивился я. – По-моему, уже все вышло.
– Ты так считаешь? Ну-ну, посмотрим. Чем больше ты дергаешься, тем сильнее вредишь себе.
Я не совсем понял, что она имела в виду, но уточнять не стал. Пусть тешит себя иллюзиями, пусть делает вид, что спокойна, что у нее безупречное алиби, за которым она как за каменной стеной. Я вовсе не был намерен ломать ее гордыню. Мне ровным счетом было наплевать на все ее позы. Пусть гримасничает перед зеркалом сколько ее душе угодно – ее внутренний мир мне был интересен ровно настолько, насколько могли заинтересовать переживания червяка, которого насаживают на крючок. Я выполнил последний долг перед своим несчастным другом, сделал то, что не сделала и не могла сделать милиция.
Я остановился перед чугунной оградой, хранившей в своем кольце некогда роскошный парк санатория. Вышел из машины, обошел ее, открыл противоположную дверь и подал «следовательше» руку.
– Обойдусь без твоей помощи, – сказала она нарочито презрительным тоном и выставила наружу ножки, покрытые ровным кремовым загаром.
Мы спускались к морю. Девушка шла демонстративно медленно, подчеркивая свою независимость, часто останавливалась, приглаживала платиновые волосы, рассматривала горбатые клумбы со щетиной цветов или же вообще без всякой причины замирала посреди аллеи, пытаясь, наверное, разозлить меня. Я не подгонял ее, предоставляя возможность проявить свой характер, и думал о том, что автор письма подняла тревогу не напрасно – от «следовательши» можно было ожидать чего угодно, а шантаж и мошенничество, о которых упоминала в письме А., на мой взгляд, были самым безобидным проявлением жестокой и сильной натуры. Нефедов, к несчастью, этого не предвидел. Его голова была занята личностью автора письма, а не личностью и возможностями преступника, и эта ошибка его погубила.
– Сюда, пожалуйста! – сказал я, остановившись у калитки, над которой висела вывеска «Прокат плавсредств». «Следовательша» не сразу остановилась. Но когда она обернулась, я успел заметить в ее глазах настороженность. Стоя вполоборота ко мне, она посмотрела на табличку, затем на узкий пляж, заставленный катамаранами, лодками и водными мотоциклами, которые покачивались на волнах у берега, и тут к ней пришло какое-то озарение.
– Ах вот оно что! – с пониманием произнесла она и, прищурившись, взглянула на меня. – И тебе их не жалко?
– Кого их? – не понял я.
Усмешка сошла с губ «следовательши». Она решительным шагом направилась к калитке, на мгновение остановилась рядом со мной и сказала:
– С тобой скучно разговаривать. Мы давно все поняли, но ты продолжаешь прикидываться кретином.
Я в ответ лишь пожал плечами и развел руками. Девушка перешагнула через порожек и, шурша галькой, пошла к берегу. Парень в длинных, до колен, трусах кинулся нам наперерез.
– Добрый день! – громко сказал он. – На чем желаете прокатиться?
«Следовательша» остановилась и повела рукой в мою сторону, мол, музыку заказывает этот остолоп, который плетется за мной. Парень повернулся ко мне:
– Катамаранчик? Лодочку? Есть акваланги на заказ. Дешевле, чем в Ялте.
«Следовательша» села в тень под пляжный грибок, закинула ногу на ногу и скрестила на груди руки, с любопытством глядя на меня. Вот это нервы! – не без зависти отметил я.
– Скажи, пожалуйста, – обратилcя я к парню, – ты работал вчера во второй половине дня?
– Да, – настороженно ответил он. – А что?
– Смог бы узнать своих клиентов, которые брали напрокат мотоцикл?
Парень, чувствуя, что в моем вопросе спрятан какой-то подвох, ушел от ответа:
– А что случилось?
Я мельком взглянул на «следовательшу». Она все так же сидела под грибком, с нескрываемым удовольствием слушала наш разговор и надувала из жвачки розовые пузыри.
– Понимаешь, – доверительным тоном сказал я, подойдя к парню вплотную и теребя высушенную клешню краба, которая болталась у него на шее, – моя подруга где-то хорошо погуляла вчера и принесла полную сумочку денег. А я же помню, сколько у нее было перед уходом! Она утверждает, что на пункте проката ей неправильно дали сдачу: пятидесятками, как пятерками, всего на триста гривен. Всякое случается, я не спорю. И все же надо проверить. Ты крупной недостачи вчера не заметил?
«Очную ставку» я, конечно, проводил некорректно, давая парню огромный стимул признать в моей пленнице свою клиентку и востребовать «неправильную» сдачу назад. У меня даже мысли не было, что он может сказать что-то иное. Но случилось необъяснимое. Парень, повернувшись лицом к девушке, внимательно посмотрел на ее улыбающееся лицо, затем скользнул взглядом по ногам и отрицательно покачал головой.
– Н-н-нет, – произнес он с сожалением, испытывая огромное желание узнать девушку. – Не припомню я ее. И с деньгами у нас все было нормально.
Мне показалось, что у меня от расчески намагнитились волосы и начали вставать дыбом.
– Черт с ними, с деньгами! – нервничая, произнес я. – Но неужели ты не узнаешь эту девушку?
Парень скосил глаза и опять отрицательно покачал головой.
– Нет, не было ее.
Розовый пузырь с сухим щелчком лопнул и пластырем залепил «следовательше» вытянутые в усмешке губы. Весь мой красивый и ладно сколоченный сценарий рассыпался на глазах. Не припомню, когда я еще попадал в более глупое положение.
– Может быть, ты боишься сказать правду? – с отчаянием спросил я.
– Да ничего я не боюсь! – вспылил парень. – Если б приходила к нам, я бы так и сказал. Но ее вчера не было. И вообще женщины мотоциклы не брали. Они больше на банане, а за руль не садятся.
Мне стыдно было поднять глаза и посмотреть на «следовательшу». Идиот! – мысленно ругал я себя. Самоуверенный болван! Потому-то она и была спокойна, что знала: на этом пункте проката ее никто не видел. Ни на этом, ни на каком-либо другом. Потому что на Нефедова наехала не она. И все-таки за ней что-то есть! Внезапный, неконтролируемый порыв, когда она кинулась от меня сломя голову, выдал ее.
– Хорошо, – произнес я. – Спасибо. Больше ничего не надо.
Это ужасно – начинать работу с нуля, когда, казалось бы, остается последний штрих и пора готовить красную ленту и ножницы для церемонии открытия. Я шел и чувствовал спиной насмешливый взгляд «следовательши». А у нее, оказывается, есть веские основания для оптимизма, думал я, а эта подавляющая все вокруг самоуверенность держится на надежной опоре.
Я подошел к машине и обернулся только тогда, когда открыл дверь. «Следовательша» шла за мной, причем достаточно быстро, что могло говорить о ее желании догнать меня. Когда она приблизилась, мне очень захотелось сделать какое-нибудь пустое заявление вроде: «Все равно я выведу тебя на чистую воду» или «Рано радуешься», но она меня опередила.
– Думал, что все так просто? – сказала она. – Раз, два и ведро помоев на голову? Хочешь добрый совет?
– Если сможешь дать добрый, – согласился я.
– Не дергайся. Все равно ничего не добьешься.
Однако симптомы чрезмерного самомнения налицо! Я не сдержался, подошел к ней вплотную, пригнул голову, чтобы она видела мои глаза перед собой, и выразительно сказал:
– Вполне может быть. Охотно верю, что мне не удастся добиться того, что ты имеешь в виду. Но убить тебя я смогу наверняка. Хоть и без удовольствия, с отвращением, но этим поступком я буду гордиться всю оставшуюся жизнь.
Я увидел на ее лице то, что хотел. Она уже не усмехалась. Веки дрогнули, в глазах затаился страх.
– Что ж, – произнесла она. – Попробуй. Только не надорвись.
Мне не хотелось поворачиваться к ней спиной. Я думал, что «следовательша» после своей откровенной угрозы первой повернется и уйдет, но она продолжала стоять как соляной столб и смотреть мне в глаза.
Странно: мне нечего было ей сказать. Интуиция не просто подсказывала, она своим воплем заткнула рты здравому разуму, логике и фантазии, убеждая меня в том, что я стою перед убийцей Нефедова. Но меня охватило какое-то странное оцепенение. Глядя в милое личико девушки, я поймал себя на идиотской мысли, что хочу ее поцеловать.
Потом я сел в машину и куда-то поехал, сочиняя в уме письмо следующего содержания: «Прокурору Крыма. Заявление. Я располагаю рядом фактов, связанных с гибелью тринадцатого июля на пляже гостиницы «Массандра» аквалангиста Нефедова В. В., и они вынуждают совершенно однозначно квалифицировать происшествие как хорошо спланированное убийство. Готов немедленно предоставить все имеющиеся у меня доказательства лично Вам или следователю, которому Вы поручите вести это не терпящее отлагательств дело…»
Глава 15
Я никогда не занимался столь неблаговидным делом, как обман самого себя, но расписываться в собственном бессилии и полном фиаско не стал. Да, дело сложное, запутанное, но я сложил оружие не потому, что получил нокаут от миловидной девушки с платиновыми волосами. Отпала самая отработанная версия, и вместе с ней ушли в воду все концы, на которые я полагался, готовя свой «блицкриг».
Теперь надо было начинать с чистого листа: искать мальчишку на роликах, который передал убийце анкету Нефедова, – это во-первых. Во-вторых, составлять со слов работников всех прокатных пунктов большой Ялты портреты клиентов, которые пользовались водными мотоциклами тринадцатого июля во второй половине дня. В-третьих, составлять досье на всех пассажиров «Пафоса», собирать на них всевозможные данные и в то время, когда они будут в круизе, вычислять автора письма и злоумышленника.
Объем работы огромный. Чтобы справиться с ним в одиночку, мне пришлось бы отойти от дел фирмы на несколько месяцев. Причем не было никакой гарантии, что мои усилия за эти несколько месяцев приведут к положительному результату. Словом, я был готов крушить челюсти, кидаться в погоню, рисковать, идти под пули, расставлять капканы, сутками напролет крутиться в стремительной динамике событий, но только не опускаться на дно долгой и скучной рутины.
К сожалению, судьба предлагала мне или рутину, или ничего. И я помахал ей ручкой.
Когда письмо прокурору мысленно было составлено, я почувствовал облегчение и значительно воспрянул духом, подкрепив его прекрасным обедом в китайском ресторане. Оттуда я позвонил на фирму, узнал от исполнительного директора последние новости о плененном в греческом порту «Оксамите», о некотором падении курса гривны по отношению к рублю, о заказе на дорогой «Лендровер» и скандальном увольнении моего водителя. Затем заехал в супермаркет, купил ящик баварского пива и пять килограммов мороженых норвежских креветок и поехал на спасательную станцию устраивать праздник жизни моему алкалоиду.
– Ты меня любишь? – спросила Эмма с придыхом, едва я успел поднести трубку к уху. Черт дернул меня дать ей номер мобильного!
– Обожаю, – ответил я, одной рукой вращая руль, чтобы развернуться и выехать с парковки.
– А почему я этого не чувствую, маленький мой?
– Потому что ты не выспалась, – ответил я, испытывая желание сожрать трубку. – Тебе надо отдохнуть.
– Ты скучаешь по мне? – после паузы спросила Эмма. – Я сейчас лежу в ванне. Голая. И думаю о тебе… Ты там не один?
– Один.
– А кто поет женским голосом?
– Монтсеррат Кабалье… Извини, я на красный проехал, и меня гаишник остановил.
– Ладно, маленький мой. Я позвоню, когда выйду из ванны и лягу в постель.
«Звони!» – подумал я, с остервенением вытаскивая из трубки аккумулятор.
Будка на наблюдательной вышке оказалась запертой, а ее хозяин бесследно исчез. Я не был настроен на то, чтобы ждать его появления, но оставить гостинцы на вышке и уехать домой я тоже не мог – жаль было креветок, которые на жаре превратились бы в кашу. Я воспользовался радиостанцией, но на запрос Лом не ответил. Либо он был где-то далеко, вне зоны радиоволны, либо пребывал в состоянии крепкого подпития.
Некоторое время я терпеливо ждал, глядя на необыкновенно отчетливую линию горизонта, по которой, как по нити, ползли корабли. Поверхность моря, казалось, была сшита из лоскутов ткани с разными оттенками синего: от прозрачно-голубого до аквамаринового. Так всегда бывало, когда сильный дневной бриз пригонял к берегам холодную воду, вытесняя ею теплую, и за сутки температура моря у берега падала на десять-пятнадцать градусов.
Когда у меня не осталось никаких сил бесцельно стоять на наблюдательной вышке, я спустился к машине и поехал домой с твердым намерением вернуться сюда утром, но уже без пива и креветок, и задать спасателю хорошую трепку. Едва я вырулил на парковую улочку нижнего яруса, как заметил под цветными зонтами открытой дешевой пивнухи маленького человека в серой водолазке с зачесанными наверх слипшимися волосами.
Я вышел из машины и стал пробираться между липких и смердящих рыбой столиков, облепленных пьянчужками, как мухами, стараясь не задевать выпяченных задов. Немногословный Серега, устало помахивая своими длинными ресницами, держал над головой покачивающийся перст, а его хмельные друзья слушали молчание и пялились в стаканы.
Серега долго не мог узнать меня. Один его глаз смотрел на меня, а другой – на соседний столик. Ресницы покачивались, как крылья чайки, попавшей в восходящий поток.
– Лом где? – спросил я его.
До Сереги все доходило очень медленно, словно мы общались через ленивого и малограмотного переводчика. Он выслушал мой вопрос и тотчас усмехнулся, но я понял, что усмешка была реакцией не на вопрос, а на мое появление. Серега дал знать, что вспомнил меня и рад встрече. По мере всасывания вопроса в мозг палец Сереги опускался все ниже, пока не скрылся в засаленном кармане.
– Кто? – невнятно переспросил он. – Кого ты назвал?
Я терпеливо повторил. На пьяных нельзя обижаться, их чистые, светлые помыслы и поступки почему-то воспринимаются трезвым человеком неадекватно.
Процесс обработки информации был мучительно долгим, как в компьютере устаревшей модели. Опасаясь, как бы мой новый приятель не «завис», я легонько стукнул его в плечо. И тут вдруг лицо Сереги искривилось, будто он выпил ацетона.
– Помер Лом, – ответил он на выдохе, будто я стукнул его кулаком в живот.
– Что? – не понял я и посмотрел на ближайшее окружение Сереги в надежде, что оно поможет мне расшифровать слова. Но окружение было еще более немногословным, чем Серега, и на наш разговор не реагировало вообще.
– Помер Лом, – повторил Серега и попытался задрать палец кверху.
Он не сопротивлялся, когда я, схватив за обвислый воротник водолазки, потащил его к двери посудомоечной, куда пожилая официантка вносила подносы с бокалами, и лишь завыл дурным голосом из раковины, наполненной холодной водой, куда я окунул его голову. Длинные мокрые пряди налипли Сереге на лицо, и он, ослепший, несчастный, покорно валился в ту сторону, куда я его толкал.
Он повалился на выжженную траву у живой изгороди из кустов боярышника и, встав на четвереньки, стал трясти головой и стучать зубами. Я ждал, когда он хоть немного протрезвеет и начнет соображать. Я молил бога, чтобы Серега поднял на меня осмысленный взгляд и произнес: «Прости, что ляпнул тебе глупость. Жив-здоров Лом, в вытрезвителе отсыпается».
Но он, хлопая мокрыми ресницами, словно плакал в три ручья, пробормотал:
– Не виноват я… Отнюдь… Я спал, я думал, он трезвый в воду полез…
Горький пьяница вынес приговор человеку, в чью смерть я не хотел поверить.
Странно, что Чегизов узнал меня – у меня был такой голос, словно в горле застряла рыбная кость.
– А, это ты! – ответил он. – Так и думал, что ты позвонишь. Просто беда с твоим спасателем. А я уже себя боюсь. Главный говорит: как Чегизов начинает репортажить, так народ топится, как котята по весне.
– Ты знаешь подробности?
– Не знал бы, так какого лешего в газете делал?.. Было так: Ломов, полагая, что в ледяную воду никто не полезет, устроил себе выходной и намассандрился с собутыльником. Они оба уснули в будке. Потом, видимо, у спасателя начались глюки: ему показалось, что кто-то с моря кричит, на помощь зовет. В дурной голове чувство долга обострено, рубаху на груди – хрясь! – и полез в воду. Его дружок через час просыпается – пусто в будке. Глянул на море и увидел, как мертвого Ломова волны в прибое песочат. Сердце от холодной воды застопорилось. Вызвал милицию. Приехала «Скорая», но вывозить отказалась. Полчаса труповозку ждали.
– Это тебе Серега рассказал? Философ?
– Ну да! – принял сравнение журналист. – Философ! Все палец в потолок направлял и умное лицо делал. А потом плакать начал… Алло! Слушаешь?
– Да.
– Ну ты прямо совсем духом упал! Не принимай близко к сердцу! Никто ж не виноват, что человек допился до ручки! Ему надо было вовремя на тормоза надавить.