Два шага на небеса Дышев Андрей

Глава 16

Не знаю, что могло заставить меня еще когда-либо в жизни пуститься на подобную авантюру. Я буквально вскочил на борт отплывающей яхты, имея при себе внушительную пачку долларов, паспорт Нефедова да переполняющую душу жажду мести.

Капитан, приняв швартовы, дал малый ход и, маневрируя между судов, инструктировал меня, озвучивая заученный текст. Он дал мне ключи от каюты, попросил спуститься вниз и подготовить личные вещи и документы для пограничного и таможенного контроля.

Я вышел из рубки после того, как вниз спустились Виктор с матерью и палуба опустела. Я не знал, как себя вести, оказавшись отрезанным от всего мира вместе с людьми, которые состояли из одних загадок. Я находился в состоянии легкого шока от собственного поступка и, пытаясь привести в порядок мысли, поглядывал за борт. Еще не поздно было перемахнуть через него и вернуться в привычный мне мир, где все было подчинено законам логики, где остались мой дом, моя фирма и моя машина, где я чувствовал себя столетним дубом, крепко сидящим в земле. Здесь же были другие измерения и законы. Шла игра, условия которой мне не были известны, и все роли уже были распределены, и мне, чтобы оправдать свой дикий поступок, предстояло принять ее правила.

Я спустился по лестнице, застланной ковром, в узкий коридор, по обе стороны которого отсвечивали красным деревом двери кают. Коридор был пуст, но я, не желая никаких случайных встреч, сразу же стал искать седьмую каюту. Она оказалась первой от лестницы, по правому борту, как раз напротив каюты капитана с табличкой «CAPITAIN OF THE CREW». Открыв ключом замок, я зашел в каюту и плотно прикрыл за собой дверь. Еще несколько мгновений я стоял перед дверью, не выпуская бронзовую рукоятку и прислушиваясь к мерному шуму мотора и всплеску волн за бортом.

Я стоял в узкой прихожей, отделенной от основной части каюты деревянной переборкой с вогнутым овальным краем. Здесь находились душевая кабина с матовыми стеклами и туалет за складывающейся гармошкой дверью. Я заглянул за переборку. Жилая часть напоминала внутренность шкатулки, выстланную бархатом. Пол, стены и потолок каюты обволакивал ворсистый ковер, который придавал удивительное ощущение уюта. Рядом с круглым иллюминатором стояли треугольный стол со стулом, справа – кровать, напоминающая детскую из-за высоких защитных перил, ближе ко мне стояли тумба и холодильник. У противоположной стены находилось кресло, от пола до потолка возвышался шкаф-купе с зеркалом на всю дверь.

Перекрестившись на распятие, висящее у изголовья кровати, я подумал: «Господи, зачем ты забрал Валерку? Зачем бросил меня на ржавые гвозди?»

Я сел за стол, включил маленькую офисную лампочку и положил перед собой паспорт. Раскрыл его на первой странице и минуту внимательно рассматривал фотографию. Я слишком хорошо знал Валерку, его лицо казалось мне родным, и потому никак не мог заставить себя увидеть на фотографии себя. Нам говорили, что мы похожи, но, сколько я ни таращил глаза, ничего похожего увидеть не мог. У него были более узкие, чем у меня, глаза, что придавало его лицу налет восточной пикантности. У меня был более массивный подбородок. Валера всегда носил прическу а-ля римский сенатор, с прямой короткой челкой, едва прикрывающей верхнюю часть лба. А у меня челка была длинной, которую зачесывал назад. Все остальное – брови, рельеф носа и губ – более-менее схожи.

Я зашел в душевую. На полочке над рукомойником в герметичных упаковках лежало все необходимое для ухода за собой: зубная щетка, паста, станок для бритья, баллончик с пеной, маникюрные ножницы. Я взял ножницы, зачесал челку на лицо и стал безжалостно кромсать ее. Это была мучительная операция; ножницы, предназначенные для ногтей, с трудом справлялись с густым чубом. Но я продолжал с остервенением оболванивать себя, затем выровнял кривой срез станком, причесался на новый манер и критически осмотрел себя. Чучело гороховое! Пародия на Валерку!

Обрезанный чуб я спустил в унитаз, убрал все следы преступления и в раковине замочил грязную рубашку. Как только сел в кресло и раскрыл рекламный буклет, в дверь постучали.

В каюту вошли женщина и мужчина в форме. Женщина сразу же направилась к столу, села на край кровати и раскрыла паспорт. От ее пронзительного взгляда внутри у меня все похолодело. «Я Нефедов, я Нефедов», – повторял я в уме. Секунду или две женщина не сводила с меня глаз, затем опустила голову, нашла в паспорте свободную страничку и влепила туда выездную печать.

У меня отлегло от сердца. «Неужели так все просто?» – думал я. Мужчина, заглянув в туалет и шкаф, мимоходом спросил, есть ли у меня наркотики и оружие, после чего контролеры по очереди пожелали мне приятного путешествия и удалились. Когда дверь за ними закрылась, я повалился на кровать лицом вниз и лежал до тех пор, пока не почувствовал, как яхта плавно отчалила от сторожевого катера.

Вскочив, я кинулся к иллюминатору, попытался его открыть, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но кольцевая рама крепко держалась на болтах, которые можно было отвинтить лишь гаечным ключом. Впрочем, воздух мне был вовсе не нужен, в каюте работал кондиционер, просто эмоциям в моей душе было настолько тесно, что ей требовался простор. Было еще одно испытанное средство высвободить душу из плена, и я раскрыл дверцу холодильника.

«Значит, я подменил Валеру», – думал я, расхаживая по каюте между треугольным столом и душевой кабиной и отхлебывая из бутылки кипрское монашеское вино «Коммандария». Крепкое и очень сладкое, оно вмиг просветлило мысли и смыло с меня остатки напряжения и неуверенности. Меня ждала работа, которую мне пытался навязать Нефедов. Но, как ни странно, я испытывал огромное желание приступить к ней как можно быстрее. Судьбе было угодно, чтобы с некоторыми действующими лицами этой истории я встретился раньше, чем Нефедов приехал в Крым. Я чувствовал, что события на ночном шоссе и в обесточенном кемпинге были прелюдией к тому, что меня ожидало на «Пафосе». Уже только прелюдия была полна загадок, и от предчувствия жестокого водоворота, в который мне предстояло окунуться, учащенно билось сердце и невольно сжимались кулаки.

Я сел на стол, глядя в иллюминатор, где в туманной дали таяла скала, коронованная «Ласточкиным гнездом». Внезапно волна нежной грусти окатила сердце. Я вытащил из чехла мобильный телефон, вставил в него аккумулятор и позвонил Зинаиде.

– Я плыву на Кипр, – сказал я, как только услышал голос домработницы.

– Надолго, Кирилл Андреевич? – бесстрастным голосом спросила женщина, привыкшая за время работы в моем доме ничему не удивляться.

– На две недели.

– Кому предназначена эта информация?

– Всем.

Рубашку я сушил феном, повесив ее на «плечики» в платяном шкафу. Масляные пятна отстирались, и шелк отливал снежной белизной. До прибытия на Кипр мне следовало бережно относиться к своей одежде, так как никакой смены у меня с собой не было. Красное вино, например, отстирать будет весьма проблематично, думал я. А кровь тем более. Впрочем, кровь лучше исключить совсем.

В дверь постучали. Я успел накинуть на себя рубашку и застегнуть пуговицы на рукавах. На пороге стояла девушка, которую я видел на палубе в тельняшке и с ведром в руках. Сейчас она была одета на манер английского матроса: в синюю форму с широким отложным воротником в полоску, подпоясанную белым ремнем, и черные ботинки с короткими белыми голенищами. «Матрос» принес с собой нежный фиалковый аромат.

– Добрый вечер! – приветствовала она меня на сносном русском. – Меня зовут Лора Кид. Господин капитан приглашает вас на торжественный ужин, посвященный началу круиза. Кают– компания расположена в носовой части яхты, в торце коридора.

С благодарностью за оказанную мне любезность я тотчас полез в карман за чаевыми, но девушка, догадавшись о моих благих намерениях, отрицательно покачала головой и весьма недурно улыбнулась. На ее щеках проступил румянец, словно девушка встала близко к камину.

– Благодарю, – произнесла она, стараясь придать голосу оттенок учтивой строгости, что в ее понимании было обязательным атрибутом должностного лица, и с ученическим любопытством стала рассматривать мой нос, брови, губы. – Давать мне чаевые не полагается… Отец запрещает.

– Ах, отец! – с уважением в голосе протянул я, чувствуя, что тоже краснею, и смял купюру в кулаке. Прежде чем соваться в нормальное общество, подумал я, надо было повторить правила хорошего тона.

Мы стояли друг против друга с румяными лицами. Девушка ощутила мой взгляд так, будто я дотронулся до ее лица ладонью. Она невольно отступила на шаг и, желая удостовериться, что с прической все в порядке, коснулась пальцами своей челочки, которая радужной упругой волной ниспадала ей на лоб. Ее маленький нос, как и верхняя губа, был слегка вздернут, что придавало ее лицу выражение озорного веселья, и вся она в своем милом старании соответствовать форме и должности напоминала звеньевую на торжественной линейке в пионерском лагере, когда по шесту взвивается флаг в честь ее отряда, победившего в соревновании по выращиванию кроликов.

– Скажи мне, Лора, кроме тебя и капитана, кто еще обслуживает пассажиров? – спросил я, не зная, каким еще способом подать команду «вольно» и помочь девушке расслабиться.

– Больше никто. Нас двое.

– Значит, капитан стоит за штурвалом, а ты готовишь и убираешь? – предположил я.

Лора улыбнулась, и на ее щеке появилась ямочка.

– Не совсем. Я иногда подменяю отца за штурвалом.

– Вот как! Значит, капитан – твой отец?

– Да, господин Нефедов! Мой отец – Эдди Кид.

Я слегка склонил голову, принимая ответ, и посмотрел на Лору тем взглядом, по которому девушка должна была сразу понять, что произвела на меня перспективное впечатление. Убедившись, что я закончил разговор, Лора с облегчением повернулась ко мне спиной и едва ли не бегом кинулась по коридору. Закрыв дверь, я прислушался к удаляющимся шагам. Нельзя же таким пожирающим взглядом пялиться на девчонку! – мысленно упрекнул я себя, рассматривая свое лицо в зеркале и застегивая оставшиеся пуговицы рубашки.

В коридоре восемь кают, включая капитанскую, рассчитывал я в уме. Моя седьмая. Значит, Лора уже оповестила об ужине всех, в последнюю очередь меня. Если слишком не торопиться, то можно прийти к столу последним. Я предстану пред всеми: перед врачом Виктором и его матерью, перед девушкой, которую подвез ночью до кемпинга, перед платиновой «следовательшей», перед автором письма и человеком, который держит ее на крючке. Я должен буду представиться. Но кем? Бизнесменом Кириллом Вацурой? Для капитана это будет равносильно взрыву бомбы в трюме. Он обязан будет немедленно сообщить властям, что на борту яхты находится пассажир, который намерен пересечь границу по чужому паспорту. Меня в течение часа снимут с яхты и отправят в следственный изолятор.

Выходит, мне следовало оставаться в маске Валерия Нефедова. Никто, кроме платиновой куколки, не знал моего настоящего имени. Но я был уверен: она не выдаст меня, хотя с легкостью могла бы доказать всем, что я не Валерий Нефедов. Для этого ей надо было ни много ни мало, а признаться, что Нефедова нет в живых, что она его убила.

Таким образом, со «следовательшей» я был как бы повязан одной тайной.

Глава 17

– Господа! Представляю вам седьмого участника круиза, Валерия Нефедова!

Я стоял на пороге кают-компании рядом с капитаном, рассматривая овальное помещение, необыкновенно светлое из-за того, что стены и мебель были белого цвета, а подвесной зеркальный потолок усиливал ощущение пространственности. Деревянные ромбовидные решетки на стенах были переплетены стеблями искусственных вьюнков и украшены неправдоподобно яркими тканевыми цветами. Словно сталактиты, в пол упирались граненые колонны, образуя посреди кают-компании треугольник, в котором находился просторный стол, сервированный со вкусом и изяществом.

За столом сидели шесть человек – три женщины и трое мужчин. Большинство из них были мне знакомы, но я отвесил поклон и, не выделяя никого, пробежал взглядом по лицам, обращенным ко мне, с тем вежливым безразличием, с каким подобает представляться официально незнакомому обществу. Жующие физиономии плыли перед моими глазами, потому как я не мог позволить себе заострить внимание хотя бы на одном из них. Изо всех сил стараясь держаться раскованно, я извинился за опоздание и шагнул к столу, ожидая, что капитан укажет мне место. Но крупный мужчина с проседью в висках, который сидел как раз напротив меня, кинул на стол салфетку, небрежно вскинул руку вверх, привлекая мое внимание, и ткнул пальцем на стул рядом с собой.

Я охотно последовал к предложенному мне стулу, благодаря удачу за то, что не посадила меня рядом со «следовательшей», которая расположилась в торце стола и не сводила с меня глаз.

– Вина ему! – громко и властно крикнул седовласый мужчина, щелкнув пальцами. Команда предназначалась капитану, который, возможно, заслуживал более уважительного к себе обращения. Тем не менее Эдди обернул горлышко бутылки салфеткой и направился к столу, стараясь сохранять достоинство и отличаться от официанта.

Я успел сесть за стол и положить на колени салфетку, прежде чем он приблизился ко мне с бутылкой и наполнил бокал.

– Ну-ка давай штрафную! – приказным тоном сказал мне мужчина, без всяких трудностей обращаясь на «ты», и, снова махнув капитану, нарисовал в воздухе круг. – И всем по второй! Давай, Эдд, не спи, а то на мель сядем!

Похоже, что он уже успел поразвлечь своими тяжелыми шутками присутствующих. Подстриженный под короткий «ежик» парень, сидящий напротив меня, с боксерской реактивностью выдвинул вперед руку с бокалом и сказал:

– Не то в стаканах наступит абляция.

Никто, по-моему, не понял, что такое «абляция», но «ежик» не снизошел до пояснений и занялся салатом из крабов. Я медленно допил бокал до дна, поставил его на стол, прижал к губам салфетку и наконец поднял глаза.

Девушка, которая изрядно потрепала мне нервы на ночном шоссе, сидела на противоположной стороне между «ежиком» и Виктором и, поймав мой взгляд, которого не без страха ждала, тотчас натянуто улыбнулась:

– Какая невероятная встреча! Физкультпривет! – Наверное, она хотела казаться мне раскованной и фривольной, чтобы легче было объяснить свое появление на «Пафосе», но на мое ожидающее молчание могла произнести лишь несвязные междометия и восклики: – Ба-а! Мир тесен, тесен! Я вам по гроб обязана… Удивительная, невероятная встреча, правда?.. А что ж вы ничего не едите? Хотите кальмаров?.. Я, наверное, уже красная…

Выдохшись, она набрала в грудь воздуха и надолго закрыла губы бокалом с вином. Я был готов поклясться, что мгновение назад ее лицо выражало мистический ужас.

– Как ваше самочувствие? – спросил я, поддевая вилкой тонкий ломтик грудинки.

Не отрываясь от бокала, девушка кивнула, моргнула, наморщила лоб, что в комплексе должно было означать положительный ответ.

– Разве не видно? Энергия через край хлещет! – подвел итог нашему короткому общению седовласый мужчина и, перетягивая мое внимание на себя, наполнил мой бокал и ткнул локтем в плечо.

– Давай-давай, не спи!

Виктор был одет в смокинг и оттого выглядел несколько вычурно. Он поклонился мне, как только мы посмотрели друг на друга, поднял за тонкую ножку бокал и сказал:

– За неожиданную, но приятную встречу!

Сделав глоток, он несколько торопливо стал оправдываться:

– Извините, что я не позвонил вам, как мы договаривались. Утром Стелле стало намного лучше, и я, чтобы помочь ей преодолеть нежелательные последствия стресса, порекомендовал отправиться в этот круиз. Весь день мы были заняты оформлением путевки.

– Надеюсь, ваша подопечная уже вполне здорова? – спросил я.

– Наша подопечная! – поправил Виктор и улыбнулся.

– В таком случае – за ее здоровье! – предложил я, поднял бокал и призывно взглянул на мать врача.

Дама мой тост не восприняла. Казалось, она вообще не слушает наш разговор, не узнает меня и всецело погружена в собственные мысли. Она нервно пилила ножом дольку лимона, напряженно двигала губами, при этом ее ноздри широко раскрывались, выдавая внутреннюю эмоциональность.

– Мама, – сдержанно произнес Виктор, – вам предложили тост.

Женщина положила вилку и нож на тарелку и наконец подняла на меня вопросительный взгляд, словно хотела уточнить, какого черта я пристаю к ней.

– Валерий Нефедов, – представился я. – Надеюсь, вы не таите на меня обиду?

– Это был мой долг! – встал на мою сторону Виктор. – Ни о какой обиде не может быть и речи.

Женщина не стала опровергать слова сына. Она едва заметно покачала головой, вкладывая в это движение бог весть какой смысл, и приподняла бокал.

– Дамира Осак, – представилась она.

– Вы киприотка? – спросил я.

– Киприотка, – не вполне вежливо ответила она. – У вас еще есть вопросы?

Она держала бокал так близко от себя, что мне пришлось протянуть руку через весь стол.

– Вы напрасно сердитесь на меня, – сказал я, чокаясь.

– Очень может быть, – холодно ответила Дамира и, не пригубив бокал, поставила его на место. – Чтобы я никогда не сердилась на вас, постарайтесь не навязывать свое общество ни мне, ни моему сыну.

Отродясь не видел таких злобных фурий. Виктор, словно извиняясь за мать, пожал плечами и подмигнул мне.

Я перевел взгляд на торец стола, за которым сидел бритоголовый. Сверкая золотыми коронками, парень с отменным аппетитом поедал все, что лежало вокруг него.

– Мизин! – представился он мне, кивнув головой, и из переполненного рта вылетели крошки.

– А по имени? – уточнил я.

– Просто Мизин! – отмахнулся от формальностей лысый и принялся заталкивать в переполненный рот кружок колбасы, что напомнило мне вагон метро в час пик на станции «Пушкинская».

– Учитесь где-нибудь? – спросил я.

– Да! – не сразу ответил Мизин, с усилием сглатывая, отчего у него на глазах выступили слезы. – В новом гуманитарном. Sic transit gloria mundi![1]

– В новом гуманитарном университете учится сын моего приятеля, – вспомнил я.

– Нет, – покачал головой Мизин, – это не то. Я учусь в новом гуманитарно-техническом лицее.

– Не слышал о таком, – признался я.

Мизин скривил лицо, мол, не такая уж величина этот лицей, чтобы слышать о нем.

«Обход» персон с середины на левую часть стола был завершен. Оставалась платиновая бестия. От волнения у меня бешено заколотилось сердце. Чтобы скрыть волнение, я, подобно Мизину, принялся насаживать на вилку все подряд и, словно невзначай, взглянул на правый торец стола. «Следовательша» давно поджидала, когда я обращу на нее внимание. Грея в обеих ладонях бокал, она с улыбкой смотрела на меня из-под полуприкрытых светлых век.

– Простите, как ваша фамилия? – спросила она меня, окуная улыбку в вино.

– Нефедов, – отчетливо ответил я, глядя ей прямо в глаза. – Валерий Нефедов.

– Какая интересная фамилия! – покачала она головой. – Кажется, я где-то о ней слышала.

Эта дрянь вздумала издеваться надо мной!

– Может быть, – ответил я. – Моя фамилия весьма распространена на юге России, а о моих предках упоминается в записках летописца об отречении Мазепы от Петра Великого. А как вас зовут?

– Алина, – ответила «следовательша» и провела кончиком языка по кромке зубов.

– Красивое имя, – послал я надуманный комплимент. – Оно ассоциируется у меня с чем-то светлым, озорным, но весьма милым.

– Напрасно, – ответила Алина.

– Что напрасно?

– Ассоциируется с чем-то милым.

Седовласый мужчина ткнул меня кулаком в плечо. Наверное, у него была такая манера обращения, и я стал потихоньку к ней привыкать.

– Хорош болтать! – сказал он мне, протягивая мне визитку. – Возьми, пригодится.

Я поднес визитку к глазам. «Марычев Герман Владимирович, председатель ОД «Ветераны ВС за достойную жизнь», генерал-лейтенант запаса».

– А что такое «ОД»? – спросил я, засовывая визитку в нагрудный карман рубашки.

– Общественное движение, – объяснил генерал и, даже не пытаясь найти взглядом капитана, снова поднял руку и щелкнул пальцами. – Водка есть, Эдд? Водку неси! Ледяную! И две рюмки!

– Значит, вы политик? – спросила Стелла, намазывая на тонкий ломтик белого хлеба красную икру.

– В какой-то мере, – уклончиво ответил генерал.

– Мы теперь все политики, – выдал малопонятную мысль Мизин и издал короткий смешок. Увидев в руке Стеллы красивый бутерброд, он тоже потянулся к розочке с икрой.

Я таращил глаза на Стеллу. Она не могла этого не чувствовать, но старательно избегала встречаться со мной взглядом. Воспользовавшись паузой в разговоре, я сказал ей:

– Вы здорово напугали меня той ночью.

Стелла лишь на мгновение подняла на меня глаза и тотчас опустила.

– Пардон, – сказала она, не совсем естественно улыбаясь. – Когда я голосовала на шоссе, то не думала, что доставлю вам столько хлопот… Я гадко себя чувствовала, поверьте! Но доктор Челеш сделал чудо, и моя болезнь растаяла, как облачко в небе. Пшик – и нету!

– Худа без добра не бывает, – охотно поддержал я ее оптимизм, откровенно рассматривая мясистые, как у пловчихи, плечи девушки, на которых были лишь тонкие бретельки черного вечернего платья. – Болезнь изменила ваши планы, насколько я понимаю, в лучшую сторону.

Виктор сдержанно поклонился мне, принимая тонкий комплимент в свой адрес.

– Лучше не бывает! – не преминула вставить госпожа Дамира. – Если бы эта болезнь, помимо изменений в планы леди, добавила бы и денег моему сыну, то я бы пожелала Виктору побольше таких очаровательных клиентов.

– Мама! – сквозь зубы произнес врач. – Мне стыдно за вас!

В отличие от своего нового друга Стелле вовсе не было стыдно. Она неожиданно легко и весело улыбнулась мне, словно призывала не принимать близко к сердцу милую семейную перебранку, виновницей которой была она, сама наполнила свой бокал шампанским и громко сказала:

– Господа! Позвольте сказать тост!

Мизин вскинул вверх кулак, потряс им у себя над головой и сказал «Вауу!». Госпожа Дамира очень выразительно прикрыла глаза, покачала головой и опустила на свой бокал ладонь. Генерал демонстративно проигнорировал предложение Стеллы, повернулся вместе со стулом ко мне, заслонив крупной головой Алину, взялся за графин с водкой и спросил:

– Ты как, в отпуск? Кем работаешь? Челночишь, наверное?

Я изобразил на лице неопределенное выражение, которое можно было растолковать как угодно, но генерала оно вполне устроило.

– Поехали, потом поговорим! – сказал он, хотя я не произнес ни слова, и опрокинул рюмку над широко раскрытым ртом.

– С появлением за нашим столом господина Нефедова, – начала тост Стелла, – количество мужчин из числа пассажиров стало преобладать над количеством женщин. Паритет нарушен! (Мизин снова сказал «Ваууу!», госпожа Дамира принялась полировать платком нос, Виктор уставился в тарелку, крепко сжимая в руках нож и вилку.) В связи с этим мне бы хотелось, чтобы здесь, на яхте, на этом островке любви и взаимопонимания, женщины соответствовали своему, определенному природой имиджу, а мужчины – своему.

– Браво! – крикнул Мизин, встал из-за стола и понес бокал к Алине, перед которой он надеялся регулярно демонстрировать свой имидж. – За любовь!

Генерал закусил водку маслинкой, скривил лицо, швырнул косточку в рюмку и недовольно буркнул: «Пересолены!» Виктор глянул на профиль Стеллы влюбленными глазами, поднял свой бокал и потянулся к девушке, но с первого раза промахнулся: Стелла чокнулась сначала с Алиной.

– А что ж вы не пьете, господин Нефедов? – спросила Алина, нарочно протягивая звук «ф», словно хотела сказать: можешь вешать лапшу на уши кому угодно, но только не мне. – Такой прекрасный тост!

– Прекрасный, – вполголоса согласился я. – Но он третий по счету. На войне я привык поднимать третий тост за погибших друзей и пить не чокаясь.

– Эдд! – Генерал, ковыряясь заточенной палочкой в зубах, позвал капитана. – Принеси мне кофе. Двойной. Дабл! Понял?

Я смотрел, как меняется выражение на лице Алины. Намек был более чем конкретным.

– Ну-ну, – ответила она, опуская бокал на стол и не сводя с меня прекрасных глаз. – Пейте свой третий тост. Только не подавитесь.

– Не подавлюсь, – заверил я, улыбнувшись.

Под столом кто-то наступил мне на ногу. В это время я уже поднес бокал к губам, и он помешал мне увидеть глаза сидящих напротив Стеллы, Виктора и его матери.

Капитан, исчерпав лимит, отведенный его самолюбием на роль прислуги, незаметно удалился в рубку. Двойной кофе генералу принесла Лора.

Еще некоторое время я молча жевал холодную телятину с хреном и кидал вопросительные взгляды на врача, его мать и спутницу, сидящих напротив, но никто из них даже призрачным намеком не высказал желания пойти со мной на контакт. Я почувствовал, что на сегодня впечатлений достаточно. Мне надо было побыть наедине и подумать над тем, что я видел и слышал. Но самое главное: автору письма, этой неуловимой А., надо было дать понять, что я готов принять ее у себя, и потому ушел из-за стола не по-английски, а по-русски.

– Прошу прощения, господа и дамы, – сказал я, с шумом отодвигая стул и поднимаясь. – У меня сегодня был очень тяжелый день. С вашего позволения я оставлю вас и уединюсь в своей каюте.

– Сделайте милость, – едва слышно процедила госпожа Дамира, закуривая сигарету, вставленную в длинный тонкий мундштук.

– Ах какая жалость, что вы нас оставляете! – вздохнула Алина, изящным движением насаживая на кончик вилки шляпку соленого опенка и медленно отправляя ее в рот. – А я только собиралась расспросить о ваших боевых друзьях.

– У нас в программе еще коктейль при свечах и ночная дискотека на кормовой палубе, – объявила Лора громко, чтобы слышали все.

– На дискотеку, пожалуй, я приду, – пообещал я и зачем-то подмигнул девушке.

– В какой ты каюте? – очень кстати спросил генерал, привлекая мое внимание поднятой вверх рукой.

– В седьмой, – ответил я.

– Зайду!

Я вышел из кают-компании в пустой коридор и почувствовал, как исчезло неприятное ощущение скованности, словно в течение часа на меня были нацелены скрытые камеры визуального наблюдения. Я оглянулся и быстро дошел до двери своей каюты. Генерал? – с удивлением подумал я. Значит, это он – автор письма?

Тут я вспомнил пометки, которые сделал Нефедов карандашом на листе бумаги: «Кто А. на самом деле??? Вместо молодой жен. может оказаться пожилой мужч.». Неужели интуиция Валерки была настолько сильна, что он угадал автора с поразительной точностью, и этим «мужч.» оказался немолодой отставной генерал?

А почему бы и нет? – думал я, расхаживая по каюте. Старый вояка после увольнения занялся бизнесом, почувствовал угрозу своему состоянию, занял глухую оборону и решил воспользоваться услугами частного детектива… Да, да, конечно! – едва не вскрикнул я. Он обратился за помощью к бывшему офицеру, которого нашел через общих знакомых. Написал письмо, в котором конспиративно перевернул все вверх ногами, поменяв свой пол и возраст… А как только я вошел в кают-компанию и капитан представил меня, генерал тотчас пригласил меня сесть рядом с собой. До того, как я появился, он присмотрелся к Мизину и Виктору и сразу понял, что ни тот, ни другой на полковника ФСБ не похож. И он стал ждать последнего пассажира «Пафоса» Валерия Нефедова, подготовив для него место за столом.

Мне хотелось прыгать по каюте, но я боялся раскачать яхту. Что ж, думал я, генерал – это не так плохо. Во всяком случае, намного лучше, чем если бы автором письма в самом деле оказалась какая-нибудь рафинированная и запуганная бизнесменша. С генералом мы сумеем расставить сети и загнать в них злоумышленника. Тем более что я почти наверняка знаю, кто это.

Я стащил с себя рубашку, чтобы взбодриться под холодным душем, как вдруг дверь распахнулась, будто ее толкнули снаружи, и в каюту решительно зашла Стелла.

Глава 18

Несколько секунд она смотрела на меня ничего не понимающим взглядом, затем сделала шаг назад, взглянула на бронзовую цифру 7 на двери и в сердцах произнесла:

– Ну вот, напилась! Простите меня, пожалуйста, я залетела не туда, куда надо!

Она намеревалась повернуться и выйти, но я, подчиняясь необузданному желанию сразу и до конца выяснить намерения Стеллы, шагнул к двери и захлопнул ее перед лицом девушки.

– Не волнуйтесь, я даже очень рад, что вы ошиблись! – как можно убедительнее сказал я и принялся торопливо надевать на себя рубашку. Левой рукой я никак не мог попасть в рукав и дергал ею, как паралитик.

– В этом коридоре все пока одинаково и непривычно, – продолжала объяснять свой промах Стелла, но уже спокойно, с любопытством рассматривая каюту из-за моего плеча.

– Заходите, – пригласил я, видя, что Стелла не порывается вырваться в коридор, а скорее напрашивается в гости. – Я нашел в своем холодильнике «Коммандарию». Вы еще не пробовали это вино?

Она прошла к столу, с необыкновенным интересом рассматривая мебель и слегка примятую кровать. Я в свою очередь успел отметить, что черное бархатное платье, высоко открывающее крепкие стройные ноги, ей очень идет.

– В моей каюте, – произнесла Стелла, оборачиваясь и рассматривая платяной шкаф, – все немного по-другому… Хотя набор мебели стандартный.

– Садитесь в кресло, – предложил я, застегивая последние пуговицы и заправляя рубашку в брюки. – Мы с вами знаем друг друга раньше, чем кто-либо из этой компании. И это, по-моему, прекрасный повод, чтобы выпить.

– Да, – улыбнулась Стелла, опускаясь в кресло. – Вы правы… Извините, вас, кажется, зовут Валерий?

– Да, – ответил я, выставляя на стол чистые бокалы. – Валерий.

– Честно говоря, я бы вас не узнала. Это Виктор напомнил. Как вы появились в кают-компании, он сказал мне: «Вот твой спаситель».

– Сказано слишком громко, – скромно заметил я, разливая вино в бокалы. – Я тогда немного растерялся. Когда вы потеряли сознание, я не знал, что делать.

– Это можно понять, – великодушно признала Стелла. – Удивляюсь, что вы вообще согласились подвезти меня. Я была в таком виде… Вспомнить стыдно!

– Что вы! – возразил я, протягивая девушке бокал, и благородно солгал: – Вы и тогда были очень красивы… За ваше здоровье!

Мы оба занялись вином. Я думал о том, что если сейчас ко мне постучится генерал, то возникнет неловкая ситуация. Выпроваживать Стеллу из каюты раньше времени мне не хотелось – надо было кое-что узнать о Викторе и его матери.

Пауза, в течение которой мы опустошали бокалы, как бы подвела черту первой части разговора под заголовком «Первое знакомство». Поставив бокал на стол, я начал рыть в глубину.

– Мне кажется, Виктор в вас влюблен. Это заметно невооруженным глазом.

– Нет-нет, вы ошибаетесь! – тотчас ответила Стелла с той категоричностью, с какой женщина дает понять понравившемуся ей мужчине, что она свободна. – Нас с ним связывают только отношения врача и пациентки. И ничего другого, – недвусмысленно добавила она.

Я погрозил Стелле пальцем.

– Ой ли? Достаточно было увидеть, какими глазами Виктор смотрел на вас, когда мы сидели за столом.

– Чтоб я провалилась на этом месте, – проникновенно произнесла девушка и вдруг опустила свою руку мне на ладонь. Какое-то мгновение я чувствовал трепетное тепло ее пальцев. Затем, словно испугавшись, что этот непроизвольный жест слишком красноречиво говорит о ее мыслях, она резко убрала руку. – Извините меня, – прошептала Стелла и поднялась с кресла. – Я, пожалуй, пойду.

Она была на высоких лаковых каблуках и почти сравнялась со мной в росте. Мы стояли друг против друга, и лицо Стеллы было совсем близко от меня. Элементарная прическа, представляющая собой зачес от прямого пробора к затылку, выделяла несколько крупный лоб, посаженные в совершенной симметрии брови и слегка оттененные скулы; ее глаза, расставленные чуть шире обычного, придавали лицу характер сильный и волевой; ярко накрашенные губы словно сконцентрировали в себе всю энергетику лица и вызывали двоякое желание: острое влечение и страх обжечься.

Я понял: если я ее поцелую, она останется у меня.

– Как стемнеет, приходите на кормовую палубу, – сказал я и сделал шаг по направлению к двери.

Мне показалось, что по губам Стеллы скользнула тень улыбки.