Два шага на небеса Дышев Андрей
– Давай на «ты», – предложила она.
Я не мог ответить однозначно, с какой целью Стелла зашла ко мне, но не сомневался в том, что она зашла умышленно. В трезвом виде невозможно было перепутать четвертый номер с седьмым, если четвертый находится по другой стороне борта и, в отличие от моего, в середине коридора.
Девушка подкинула мне задачку. Конечно, можно было успокоить себя простой версией, что Стелла поменяла скучного Виктора с его невыносимой мамашей на меня, поскольку круиз только начался, а девушка намеревалась весело провести время. Я бы не ломал голову, пытаясь найти объяснение ее поступку, если бы все это происходило на какой-нибудь другой яхте, среди других пассажиров, за которыми не тянулся бы шлейф странных и необъяснимых совпадений. Всякий поступок пассажиров «Пафоса», даже ничем не приметный с виду, следовало объяснять с оглядкой на этот шлейф.
Автор письма – Стелла? Или все-таки генерал? Если письмо написала Стелла, то почему не сказала об этом открыто, когда мы уединились в каюте? Что-то заподозрила? Догадалась, что я не Валерий Нефедов, а всего лишь выдаю себя за него? Или ждала инициативы от меня?
Я уже упрекал себя за то, что первым не перешел к разговору о письме. Если бы ошибся, большой беды не произошло бы. Стелла ничего бы не поняла, а я легко бы вышел из неловкой ситуации, объяснив свой бред каким-нибудь провалом в памяти. Теперь придется ждать удобного случая, чтобы спросить у нее о письме напрямую.
Я зашел в душевую кабину и пустил на голову горячую струю, но… мне показалось, что вода была ледяной. Что за бред! – подумал я, опускаясь на полукруглый пластиковый выступ. Какая Стелла? Я совсем забыл о том, каким образом она попала на борт «Пафоса»! Случайно! Совершенно случайно! Волей случая я ехал ночью через перевал (мог остаться в аэропорту), посадил Стеллу в машину (а мог проехать мимо), отвез в кемпинг (хотя надо было бы в ближайшую больницу), и там она встретилась с Виктором, который предложил девушке отдых на яхте. Какое письмо она успела бы отправить Нефедову, приглашая его на «Пафос»?!
Кто угодно на яхте мог оказаться автором письма, но только не Стелла! Хоть с большой натяжкой, но можно было предположить, что за помощью к русскому детективу обратился даже капитан яхты, не желающий огласки своего дела на Кипре. Нельзя исключить, что письмо написала госпожа Дамира, опасающаяся за судьбу сына. Даже придурковатого Мизина нельзя было сбрасывать со счетов!
Я сидел в душевой под горячим ливнем в позе роденовского «Мыслителя», но чувствовал себя Сизифом. В очередной раз я скатился с вершины вместе со своей песочной версией, откуда, казалось, до истины можно было дотянуться рукой. В очередной раз я становился полным банкротом, имея вокруг себя лишь отдельные фрагменты немотивированных поступков странных людей и вопросы, вопросы, вопросы.
Успокоив себя сомнительной пословицей о горе и Магомете, я насухо вытерся, уложил феном волосы, оделся и вышел в коридор. Дверь кают-компании была закрыта, за матовым стеклом свет не горел. Я развернулся и пошел к лестнице, попутно осмотрев два узких отсека, которые находились от нее по обе стороны. Тот, который примыкал к моей каюте, служил кладовкой для спасательных жилетов и противопожарного инвентаря. Во втором отсеке, граничащем с капитанской каютой, я нашел гладильные приборы и задраенный наглухо трюмный люк.
Лестница, поднявшись к тамбурной площадке, вновь спускалась с противоположной стороны, на манер детской горки. Здесь, в кормовой части, находился музыкальный салон. Я открыл пружинящую дверь и осмотрел уютное помещение с диванами, креслами и пальмами в больших белых кашпо. Сначала мне показалось, что салон пуст, но затем я увидел в дальнем углу неподвижную фигуру Алины. Она сидела в кресле в светлом, почти легкомысленном сарафане и читала книгу.
Я не успел выйти незамеченным. Алина повернула голову и мило улыбнулась мне, как старому знакомому. Я отпустил дверь и повернулся к ней спиной, получив напоследок шлепок по пяткам. Улыбайся, улыбайся, мстительно подумал я. Доберусь и до тебя.
Мне казалось, что из душных и тесных кварталов города я вышел на берег моря. Свежий ветер мгновенно остудил мое разгоряченное душем и вином лицо, как только я поднялся на палубу. Я сделал глубокий вдох и оперся о поручень, глядя на черную поверхность воды, по которой скользили световые пятна от иллюминаторов. Тихие волны мягко накатывали на борта «Пафоса». С ритмичным гулом работал мотор. Со стороны кормы доносилась легкая музыка.
Я сделал несколько шагов по направлению к корме, как услышал за спиной щелчок дверного замка. Обернувшись, я увидел, как из капитанской рубки вышел генерал. Походка его была тяжелой, он шел, широко расставляя ноги, и при этом почти не размахивал руками, так как под мышкой держал пухлую барсетку из коричневой кожи. Увидев меня, он приблизился, положил руку мне на плечо и сказал:
– Отдыхаешь? Капитан что говорит: прислали ему распоряжение на повторную проверку документов и багажа. Что-то у них там на берегу не складывается.
– Откуда прислали? – с вялым любопытством спросил я, хотя сердце у меня екнуло.
– С погранотряда. Но нам-то какое до этого дело? Пошли водочки выпьем.
Я решил, что мое время пришло.
– Герман Владимирович, – произнес я вполголоса. – Я тот самый человек, которого вы ищете. Валерий Нефедов, к вашим услугам.
Генерал, опустив на грудь свою тяжелую убеленную голову, подтолкнул меня вперед и отрывисто заговорил:
– Хорошо, хорошо… Ты был на Кипре когда-нибудь? Первый раз? Имей в виду: в тавернах не спеши заказывать вино, обычно его подают к обеду бесплатно. А в Афгане ты где служил?
«Он!» – подумал я. Мы вышли на кормовую палубу, освещенную разноцветной гирляндой лампочек, развешанной по периметру навеса. Генерал подвел меня к стойке, за которой Лора, одетая в «цивильное» платье, безостановочно шлифовала полотенцем бокалы.
– Две водки! – приказал генерал, кидая барсетку на стойку. – «Столичные»!
– «Столичной» нет, – ответила Лора, приветливо кивая мне, словно мы были уже давно знакомы. – Есть «Московская».
– Давай «Московскую»! – буркнул генерал. – Хрен редьки не слаще. И оттарабань два стула в самый угол, к бортику. А то от твоей музыки у меня голова как наковальня…
Лора на секунду замерла с бутылкой в руке, вопросительно взглянув на меня. Она не поняла, как должна приготовить редьку с хреном, и не смогла перевести на родной английский слово «оттарабань».
– Все нормально, – сказал я Лоре, сам взял два белых стула и отнес их на край палубы.
– После ранения в ногу не могу долго стоять, – чувствуя кратковременную неловкость, пояснил генерал. – Мне ее в кабульском госпитале по кусочкам собирали. – Он сел на стул и похлопал ладонью себя по голени. – А здесь штифт вместо кости стоит: трубка, двадцать пять миллиметров в диаметре… Ну, давай! Чтоб доплыли!
Мы выпили. Генерал поставил рюмку на пол и откинулся на спинку, глядя на мерцающие огни на темном полотне ночи. Я ждал, когда он начнет говорить о деле. Внизу бурлила и пенилась вода, словно в стиральной машине. Маленький белый флаг трепыхался на ветру. Пахло морской сыростью и соляркой.
– Значит, первый раз на Кипр? – зачем-то повторил вопрос генерал.
Я второй раз подтвердил эту истину.
– А паспорт или что-нибудь при себе есть?
Я достал из кармана паспорт и протянул генералу. Тот взял его и с открытым любопытством полистал.
– Во, сколько наездил! – пробормотал он, возвращая паспорт.
Что-то его насторожило. Я так и спросил:
– Герман Владимирович! Вас что-то не устраивает?
Генерал будто не услышал моего вопроса. Сунув барсетку под мышку, он тяжело поднялся со стула.
– Хорошо! Ладно, Валера, отдыхай! Только много не пей халявной водки. А я пойду к себе, поваляюсь немного. Ночью я все равно не сплю, у меня бессонница. Книжки читаю… У тебя, кстати, с собой никакого детективчика нет?
Я растерянно пожал плечами. Генерал вмиг забыл обо мне, поднял руку, щелкнул пальцами, привлекая внимание Лоры, и буркнул:
– Кофе мне в каюту!
И медвежьей походкой, слегка припадая на правую ногу, пошел по палубе в тень. Я смотрел на него до тех пор, пока он не исчез в темноте, до последнего мгновения надеясь, что генерал обернется и подаст мне какой-либо знак.
– Валера! Нефедов! А-у-у!
Я был глубоко погружен в собственные мысли и не сразу понял, что зовут меня. Повернув голову, я увидел, как с высоким бокалом в руке ко мне приближается Стелла. Она была по-прежнему впечатляющей и несла себя по палубе так, что невозможно было не обратить внимания на ее крепкие ноги, крутые бедра и высокую грудь, слишком открытую глубоким вырезом платья.
– Почему ты здесь? – спросила она, подойдя ко мне почти вплотную. – А мы все веселимся на носу. Мизин переоделся в Нептуна, капитан выставил ящик шампанского! Страшно весело!
Кажется, девушка перебрала лишнего.
– Что ты пьешь? – спросил я ее, усаживая на стул и кидая взгляды на стойку. Лора исподлобья следила за нами.
– Коктейль, – ответила Стелла, поднесла бокал к носу и поморщилась. – Называется «Тэ тридцать четыре». Мизин придумал. Здесь, кажется, водка, джин, клюквенный морс и шампанское. Хочешь попробовать?
Я взглянул на стойку. Лора поймала мой взгляд так легко, как если бы вообще не сводила с меня глаз.
– Апельсинового сока! – попросил я.
Девушка кивнула, взяла с полки литровый пакет и ловко срезала уголок.
– Я все поняла, – сказала Стелла и тяжело вздохнула. – Не надо меня протрезви… протрезлевы… отрезвливать! Я слишком долго вела приличный образ жизни, а теперь намерена отвязаться на полную катушку!.. Валерка! Друг! Расслабься! Давай искупаемся!
Прекрасно, подумал я, обойдешься без сока. В таком состоянии ты мне расскажешь о Викторе и его матери все, что знаешь.
Я недооценил стремление Стеллы отвязаться на полную катушку. Не успел я моргнуть глазом, как девушка встала, взялась за край платья и, как шкурку с сосиски, в мгновение стянула его с себя через голову, оставшись только в черных трусиках. Потом схватилась рукой за перила, наклонилась вперед и потянулась к застежкам туфель. Ее грудь закачалась над палубой тяжелыми колоколами.
Я отвернулся. У меня не было ни права, ни желания объяснять девушке, что ее поведение не вполне прилично. Лора, стыдясь того, что невольно стала свидетелем этой сцены, прилипла взглядом к экрану телевизора, где мельтешил какой-то мультик. Я подошел к стойке, взял сок и в это время услышал за спиной всплеск.
Обернувшись, я увидел опустевшую палубу, брошенное на спинку стула платье и пару туфель. Я кинулся к перилам. Не знаю, как Лора сумела так быстро выбраться из-за стойки, но на краю палубы она оказалась раньше меня. Натянутый как струна швартов вонзался свободным концом в воду. Вспенивая собой волны, за яхтой скользила Стелла, держась за веревку обеими руками. Ее крутило и било о поверхность воды то спиной, то животом, но, похоже, девушке это только нравилось. Смеясь, вскрикивая, напевая какую-то словесную мешанину, она полоскалась в воде и ничем не выказывала беспокойства.
– Если сорвется, – пробормотала Лора, убирая непослушную челку со лба, – то мы сразу потеряем ее из виду… Остановить яхту?
Она спрашивала, словно я должен был решить, сохранить Стелле жизнь или позволить ей сорваться со швартова.
– Не надо, – ответил я, представляя, как после остановки яхты на корму сбегутся все пассажиры, и схватился за швартов, медленно подтягивая девушку к борту. – Лучше принеси большое полотенце!
Стелла перестала петь. Почувствовав, что ее купанию приходит конец, она изловчилась и уперлась в борт яхты ногами.
– Хватит! – крикнул я, намотав швартов на кнехт. – Пора выходить. Ты замерзнешь!
– Глупости, – отозвалась снизу Стелла. Она сделала несколько попыток окунуться с головой, но конец швартова был уже слишком коротким, и она смогла опуститься в воду только по пояс.
– Черт с тобой! – сказала Стелла, устав бороться. – Вытаскивай!
Если бы за бортом оказалась Алина, то я выудил бы ее оттуда одной рукой. Но с крепкотелой Стеллой пришлось потрудиться. Развеселившись, она принялась раскачиваться, как обезьяна на лиане, затем повисла на вытянутых руках, болтая в воздухе ногами. Когда ее голова и плечи показались над краем палубы, я протянул руку, чтобы Стелла могла за нее схватиться, но девушка руки не подала.
– Возьми меня под мышки, – попросила она и, опустив глаза, посмотрела на свою грудь, из-за которой подмышки не сразу можно было увидеть.
– Мне так неудобно, – ответил я, стоя перед Стеллой на одном колене. – Если ты не будешь меня слушаться, мне придется вызвать капитана.
– Ой, ой, ой! Очень боюсь я твоего капитана!
Руки она все же мне не подала. Схватившись за край борта, она подтянулась и без особого усилия вылезла на палубу. Мимо моего лица пролетело зеленое полотенце и упало на перила. Я обернулся и увидел спину Лоры. Что это с ней? – подумал я.
– Ка-акой сервис! – восторженно воскликнула Стелла. Прикрыв наконец свою наготу, она зашлепала босиком по палубе. Не оборачиваясь, попросила: – Будь другом, захвати мои вещички!
Она протрезвела, это было хорошо заметно, но хороших манер от этого у нее не прибавилось. Мне отчасти стало понятно, почему госпожа Дамира была категорически против того, чтобы ее сын общался со Стеллой.
Прихватив «вещички» – платье и туфли, я пошел следом за Стеллой. У лестницы я едва не столкнулся с госпожой Дамирой. Она выносила себя на палубу, как шикарный букет экзотических орхидей. Большие, слегка затемненные очки на ее носу слегка маскировали хмельной блеск глаз. Сигарета в длинном мундштуке покачивалась у моего лица, источая полоску дыма, словно фимиам.
– Добрый вечер, господин Нефедов! – неожиданно приветливо сказала Дамира и плавно обернулась, проводив взглядом удаляющуюся Стеллу. – Я одобряю ваш выбор! Эта очаровательная особа просто идеально подходит вам… А ноги, ноги какие! Блеск! А круп!..
Я почтительно склонил голову перед мудрой Тортилой и спустился в коридор. Стелла прошла мимо своей каюты и, как само собой разумеющееся, остановилась у моей двери.
– Нефедов Валерий Васильевич, – произнесла она, сдувая с кончика носа каплю, которая скатилась с мокрого лба.
Я вздрогнул, взглянув на завернутую в махровое полотенце девушку, как на бомбу с часовым механизмом, которая вот-вот должна взорваться. Она не могла знать отчества Нефедова. В кают-компании капитан представил меня только по имени и фамилии!
Ключи звякнули в моей руке. Стелла повернула лицо в мою сторону и удивленно спросила:
– Что с тобой?
Я приблизился к двери и только сейчас увидел, что под бронзовой цифрой 7 скотчем приклеен небольшой лист бумаги, на который мгновение назад смотрела Стелла. Это была ксерокопия первой страницы гражданского паспорта старого образца, с гербом СССР и титулом: «Паспорт гражданина Союза Советских Социалистических Республик. Нефедов Валерий Васильевич». А ниже – серия и номер.
– Некрасиво, – сказала Стелла, срывая бумажку. – Если хочешь, я нарисую красное сердечко, а внутри его – твое имя. Или контур женских губ, а вокруг…
«Мерзавка!» – подумал я, сминая в кулаке ксерокопию. Она дала мне понять, что гражданский паспорт Нефедова у нее и она собирается меня шантажировать!
Я быстро открыл дверь, втолкнул в каюту Стеллу и запер ее на ключ. Повернувшись, бегом устремился к лестнице. Взлетел по ней, спустился на противоположную сторону и плечом распахнул обе дверные створки салона.
У Алины были железные нервы. Но скорее она ждала меня и была готова к шуму. Девушка продолжала сидеть в кресле и читать книгу, словно меня не существовало. Словно я для нее был мелкой помехой, чем-то вроде мухи, которую можно отогнать от себя, не отрываясь от чтения.
Расталкивая кресла, я быстро подошел к ней и швырнул скомканную ксерокопию на книжную страницу. Алина медленным движением сдвинула бумажный комок на край книги, и тот упал ей под ноги. Затем она подняла лицо и просветленным взглядом уставилась на меня. Я склонился над ней, и ее лицо оказалось настолько близко, что я мог рассмотреть каждую ресницу.
– Чего ты от меня хочешь? – едва разжимая зубы, произнес я.
– Изжить тебя со света, – не задумываясь, ответила Алина, продолжая улыбаться.
Вдруг ее взгляд скользнул по платью и туфлям Стеллы, которые я по-прежнему держал в руке, и лицо Алины стало серьезным.
– Ты уронил лифчик, – сказала она.
Я машинально обернулся, посмотрел себе под ноги, и когда услышал взрывной хохот, то понял, что попался как дебил, что Алина откровенно издевается надо мной.
Кровь ударила мне в лицо. Я медленно выпрямился и, не сводя переполненных ненавистью глаз с бледного лица девушки, прошептал:
– Понять не могу, почему ты такая храбрая?
Алина перестала смеяться. Ее зрачки бегали. Она рассматривала мое лицо, как турист рассматривает карту страны развлечений.
– Потому, – ответила она, вытягивая из страниц книги сложенный вдвое лист бумаги, и небрежно подала его мне. – Потому что оригинал этого документа немедленно окажется на столе капитана, если ты посмеешь только прикоснуться ко мне.
Я взял лист и развернул его. Это была копия свидетельства о смерти Нефедова.
Глава 19
Она вооружена лучше, чем можно было предположить, думал я, возвращаясь к своей каюте. Я просто не успеваю собрать против нее достаточно улик, чтобы достойно отпарировать. Сейчас мы с ней в разных весовых категориях, и я вынужден временно поджать хвост. Если свидетельство о смерти Валерки попадет на стол капитану, он немедленно сообщит об этом пограничникам и меня в наручниках снимут с яхты, а Алина будет мстительно усмехаться мне в спину. С ней приходится считаться, даже если оригиналов паспорта и свидетельства у нее нет. Но где, черт подери, она взяла ксероксы этих документов?!
Когда я вошел в каюту, Стелла, надев мой махровый халат, стояла у зеркала и сушила феном волосы.
– Прости меня, – сказала она, опустив голову, и ее темные волосы закрыли лицо непроницаемой паранджой. – Я вела себя вульгарно… Мне стыдно.
– Бывает, – успокоил я. – Когда пыльная и шумная земля со всеми своими бесчисленными проблемами остается где-то далеко за горизонтом, начинается эйфория, хочется громко петь и прилюдно раздеваться.
– Это все из-за противного Мизина с его «Тэ тридцать четыре»! – жаловалась Стелла, мотая головой, и ее тяжелая мокрая грива раскачивалась, словно ветви ивы на ветру. – Он меня нарочно напоил, чтобы потом посмеяться. Он всех коктейлем поил, а сам лишь шампанское чуть-чуть пригубил!
Я не мог оставаться неподвижным, словно в мое тело вселился непоседливый бес, и нервно ходил вокруг Стеллы. Меня не покидало предчувствие, что всего лишь тонкая пленка иллюзорного веселья отделяет меня от большой беды, что на меня со стремительной скоростью надвигается что-то страшное, словно мы плыли на «Титанике» и до столкновения с айсбергом оставались считаные минуты.
– Ты на меня сердишься? – спросила Стелла, все еще не показывая своего лица.
– Нет.
– У тебя голос какой-то странный… Ой, я забыла тебе сказать! Когда я вошла, на полу лежала записка. Я ее на стол положила. Наверное, кто-то под дверь просунул.
Я кинул взгляд на стол, посреди которого лежал белый лист бумаги, потом на Стеллу и снова на стол. Подошел к нему, взял записку в руки и прочитал ровные печатные буквы, выведенные простым карандашом:
«Уважаемый господин Нефедов! Я очень рада, что вы откликнулись на мою просьбу и сейчас находитесь рядом со мной, на борту „Пафоса“. Простите, но я никак не могла выбрать подходящий момент, чтобы открыться перед вами – преступник ходит за мной по пятам, он все время следит за моими передвижениями. Я боюсь выдать себя с головой, и тогда случится что-то очень страшное. Прошу вас, наберитесь терпения, отдыхайте, насколько это, конечно, возможно в нашей ситуации, и ждите, когда я сама подойду к вам. Бога ради не пытайтесь самостоятельно связаться со мной, это очень опасно!
Живу надеждой! Ваша Дамира».
Во мне взорвалась тротиловая шашка. Я подскочил к потолку, как обезьяна за бананом, и с лету врезал кулаком по переборке.
– Нет! – воскликнул я, до предела наполненный ассорти из эмоций. – Это не каюта! Это почтовый ящик какой-то!
Стелла, зачесывая волосы назад, искоса смотрела на меня. Я перевернул лист, убедился, что на его обратной стороне нет никаких записей, и положил на стол.
– Читала? – спросил я, не глядя на девушку, чтобы ей легче было солгать.
– Нет, – солгала она.
Я подошел к входной двери и, опустившись на колени, заглянул под нее. Лист бумаги без труда мог пройти через узкую вентиляционную щель. Надо было снять все возможные вопросы и версии, чтобы убедиться в подлинности записки. Подойдя к Стелле, я, словно штору, задрал подол ее платья. Девушка не возмутилась, напротив, она с интересом посмотрела на меня и спросила:
– Может, снять что-нибудь?
Нет, пронести гладкий и сухой лист бумаги и карандаш в каюту она не могла, думал я, проведя ладонью по ее тонким трусикам. Выходит, записку действительно просунули под дверь.
Я снова перечитал записку. Анонимное письмо Нефедову я помнил наизусть и без труда нашел повторяющиеся фразы: «Боюсь выдать себя с головой», «случится что-то очень страшное», «Живу надеждой. Ваша…» Вне всякого сомнения, эту записку составил тот же человек, который отправил письмо Нефедову. В крайнем случае у этого человека была под рукой копия анонимного письма. Но откуда он мог взять ее? Тот экземпляр, который давал мне читать Валера, хранился в моем кабинете, куда в мое отсутствие не мог проникнуть никто, даже Зинаида. Ночью, перед тем как встретиться с Эммой, я сжег это письмо, превратил его в пепел и развеял по ветру. А что касается Валеры, то здесь и речи не могло быть о неосторожности или небрежности. Бывший чекист Нефедов никогда бы не допустил, чтобы письмо попало в руки постороннего человека.
Следовательно, записку мог написать тот, кого я искал, – аноним А., он же госпожа Дамира Осак, мать врача Виктора Челеша.
– У тебя глаза, как у кошки, которую загнали на забор собаки, – сказал я Стелле.
– Наверное, это лучше, чем у собаки, которая гонится за кошкой, – ответила девушка.
Она испугалась, понял я. Смысл записки остался для нее тайной, но слова «преступник», «страшное», «опасно» взволновали. Теперь будет ходить за мной по пятам и шарахаться от каждой тени.
– Не бойся, – ласково сказал я. – Это всего лишь маленький розыгрыш. Ничего страшного не произошло. Даже наоборот… Иди ко мне.
От моих слов лицо Стеллы немного расслабилось, но все же я чувствовал, что внутренне она оставалась скованной и настороженной.
– Там кто-то ходит, – прошептала она, когда я завалил ее на подушки.
– Где ходит? – уточнил я, приспуская бретельки платья.
– Там, в коридоре.
– Сейчас, – ответил я, высвобождая из плена грудь девушки. – Сейчас я схожу и посмотрю…
Мы не успели поцеловаться, как в дверь каюты негромко, но требовательно постучали и до нас донесся голос Виктора:
– Господин Нефедов! Валерий! Откройте, пожалуйста!
Стелла взвилась в постели, словно ее застукал муж. Расправляя на себе платье, она прижала палец к губам и отрицательно покачала головой.
– Господин Нефедов! – не унимался Виктор и снова постучал в дверь. – Стелла у вас? Мне надо с ней поговорить!
Стелла вздохнула, с сожалением взглянула на мою одежду, брошенную на пол, и, словно извиняясь, пожала плечами. Минуту мы неподвижно сидели, глядя в одну точку, как две восковые фигуры, и прислушивались к всплеску волн за бортом. Потом Стелла встала с кровати, подошла к зеркалу, напомадила губы и сказала:
– Придется идти к нему. Строго по часам он пичкает меня какими-то успокаивающими таблетками. А я и без них спокойна, как бегемот.
– Надеюсь, ночью он не станет разыскивать тебя по всей яхте? – на всякий случай спросил я.
– Надеюсь, – усмехнулась Стелла и, пошевелив в воздухе пальчиками, добавила: – Встретимся на палубе!
Она распахнула дверь, и в ту же секунду я услышал глухой стук и знакомый вой Мизина:
– Вауу!
– Боже мой, я вас не задела? – раздался голос Стеллы из-за перегородки. – Вы стояли так близко от двери!
– Ерунда! – с оптимизмом ответил Мизин, тихо кряхтя. – На мне как на собаке все заживает, а один удар по почкам заменяет три кружки пива!
Черт дернул Стеллу начать оправдываться! Надо было сказать другое: «Надеюсь, вам было хорошо слышно, как скрипела кровать?»
– Я только на минутку заглянула к Нефедову, чтобы пригласить на коктейль, – заискивающим тоном произнесла она. – Ради бога, извините! Это у меня такая ужасная привычка раскрывать двери резко и нараспашку!
– Не надо, не надо! – ответил Мизин и довольно гадко захихикал. – Хоть на минутку, хоть на полчасика! Почему бы в самом деле не заняться приятным делом, тем более что это прописал врач.
Они перекинулись еще парой фраз, но я уже не разобрал слов, так как Стелла плотно закрыла дверь каюты. Я вскочил с кровати и принялся одеваться. Все встало на свои места, думал я, не надо было раньше времени суетиться. Госпожа Дамира сама о себе заявила. И теперь мудрый задний ум спешил реабилитироваться: конечно, только Дамира могла быть автором письма, это же было очень легко просчитать! Во-первых, анонимку она подписала русской буквой А вынужденно, потому как в компьютер не был загружен греческий алфавит, и Дамира нашла наиболее подходящий символ для обозначения греческой «D», напоминающей треугольник. Во-вторых, ее нарочитая, показушная неприязнь ко мне была всего лишь ширмой, за которой она скрывала единство наших целей. И в-третьих, я не видел на «Пафосе» какого-либо другого пассажира, который производил бы впечатление богатого человека, способного запросто выдать частному детективу аванс в десять тысяч баксов, да еще оплатить круиз.
Я поднялся на палубу. Основное веселье переместилось на корму, где главной фигурой был Мизин. Одетый в потертые джинсики и плотно облегающую худое тело майку, он гадал на картах всем дамам «Пафоса» сразу, а Виктор сидел за стойкой и разговаривал с Лорой. Женщины время от времени дружно взрывались смехом, в котором преобладал сильный и звонкий голос Алины, Мизин тасовал колоду, ловкими движениями раскидывал карты по столу и, переворачивая стопки, предсказывал судьбу.
– В этом круизе вы встретите свою любовь, Элен, – говорил он Алине, зачем-то переиначив ее имя и сверкнув золотыми коронками. – Это будет молодой мужчина…
– Блондин или брюнет? – спросила Алина.
– М-м-м… Он будет слегка лысоват, как я.
Смех.
Виктор косился в мою сторону. Кажется, он не хотел встречаться со мной взглядом, но отвести глаза не успел и вынужден был сдержанно кивнуть мне. Я не стал стеснять своим присутствием женщин, жаждущих увидеть будущее, и подсел к врачу.
– Хотите выпить? – спросила Лора.
– Чего-нибудь полегче.
– Тогда рекомендую кипрское «Данае».
– Штормить начинает, – произнес Виктор, кое-как изображая стремление общаться со мной.
– Не говорите, – подтвердил я. – Болтает так, что начинаешь путать палубу с переборкой.
– Спокойной ночи, – попрощался врач, встал и подошел к Стелле. Он склонился над ней, что-то шепнул, но Стелла отвлеклась лишь на мгновение и снова перевела взгляд на Мизина.
– А у вас будет романтическое приключение, – говорил ей Мизин. Его лицо было затуманено ничего не значащей мудростью. – Империя страсти! Обалденный прикол!
– А кто, интересно, составит мне пару в этом приключении? – спросила Стелла. – Случайно не лысоватый молодой человек вроде вас?
И снова смех.
– Генерал не появлялся? – спросил я Лору.
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет. Мне кажется, он неважно себя чувствует. Лежит на кровати, на лбу мокрое полотенце… Так всегда бывает при небольшой болтанке. А вы хорошо переносите болтанку?
Она оперлась локтями о стойку, опустила подбородок на ладони и стала гладить мое лицо уже знакомым мне познавательским взглядом.
Черт знает, что у этого генерала на уме! – думал я, покачивая в пальцах бокал и глядя, как золотистое вино облизывает его стеклянные бока. И я еще задачку ему подкинул: встал поперек пути и заговорщицким шепотом предложил свои услуги. Теперь он, бедолага, лежит на кровати и голову ломает, какие такие услуги я имел в виду. Еще подумает… Стыдно! Надо зайти и извиниться.
Мне стало смешно. Я повернулся в сторону праздника жизни. Мизин закончил предсказывать будущее и снова принялся спаивать женщин, сливая в один бокал кипрское пиво «Кео» и алжирский тростниковый ром. Помешав соломинкой, он пустил пойло по кругу, а сам принялся с жаром объяснять Алине (настойчиво называя ее Элен) значение хиромантической сетки на своей ладони, словно ей это было интересно и она сама об этом попросила.
Стелла благоразумно отказалась от угощения, подошла ко мне и взяла за руку. Я оглянулся и благодарно кивнул Лоре, у которой, судя по потухшим глазам, быстро испортилось настроение. Мы прошли мимо капитанской рубки и уединились на носу яхты. Сюда не доносился шум моторов, и казалось, что мы стоим на белом треугольном крыле, которое бесшумно летит над водой навстречу ветру.
– Виктор устроил сцену ревности? – спросил я.
– Нет, – покачала головой Стелла. – Он лишь строго предупредил, чтобы я впредь не нарушала предписанный им режим. И я клятвенно пообещала принимать пилюли строго по часам и жевать их под звуки марша.
– Надеюсь, что госпожа Дамира не застала вас вместе?
– Эта желчная дама мне не мама и даже не будущая свекровь, – ответила Стелла, крепче прижимаясь к моему плечу. – И она мне безразлична… Хотя нет. Все-таки ее немного жалко.
– Почему?
– Она ревнует Виктора ко всем, кто к нему приближается. Будь ее воля, она бы посадила его в золотую клетку, чтобы сутками напролет любоваться им. Напрасно! Это не восполнит хронический недостаток ее любви к нему. Они ведь встретились совсем недавно, а до этого много лет жили врозь.
– Это заметно, – сказал я. – Виктор обращается к ней на «вы». Она что ж, в разводе с его отцом?
– Да, сначала была в разводе, а потом отец Виктора погиб, – подтвердила Стелла. – Они поженились на Кипре. Отец Виктора работал в Никосии в российском посольстве. Когда Дамира оставила их, мальчишке было два или три года, потому он совсем ее не помнит.
– Кто же его воспитывал?
– Виктор говорит, что родители отца. Они всю жизнь прожили на Урале.
– Значит, отец Виктора русский, а госпожа Дамира – киприотка? Что ж мамочка столько лет не интересовалась судьбой сына? – удивился я.
– У каждого свои странности, – пожав плечами, ответила Стелла, – не нам ее судить.
– Удивляюсь, что она вообще сумела его разыскать и доказать свое материнство.
– Это не так сложно, – ответила Стелла. – Зная фамилию Виктора, она сделала запрос в российский МИД, потом написала ему в Екатеринбург и выслала старую фотографию, на которой была снята вместе с отцом Виктора. Виктор, конечно, был в шоке, ведь он думал, что его мать умерла. Они стали переписываться, потом мадам приехала к нему. Естественно, было море слез, соплей, раскаяния… И вот она повезла его с собой на Кипр. Там у нее вилла недалеко от Керинеи.
– А что случилось с его отцом? Почему он погиб?
Стелла пожала плечами:
– Виктор об этом очень неохотно рассказывал. Насколько я поняла, это было в семьдесят четвертом году, они вдвоем отдыхали в Фамагусте, на восточном берегу Кипра. И как раз в то время началась турецкая оккупация. Может быть, во время массовых беспорядков?
– Фамагуста, – повторил я. – Что-то я слышал об этом городе.
– Теперь его чаще называют Мертвым городом, – тихим голосом произнесла Стелла, отчего у меня побежали по спине мурашки. – Когда-то это был самый крупный порт и курорт Кипра. А теперь в нем живут только крысы. Он обнесен колючей проволокой, его сторожат миротворческие войска, а посмотреть на него можно лишь с десяти километров через подзорную трубу.
Я коснулся щеки девушки пальцами и повернул ее лицо к себе.
– Тебя послушаешь, – произнес я, – и складывается впечатление, что ты сама ходила по его улицам.
– А ты разговори Виктора, – усмехнулась Стелла. – Он тебе…
Она вдруг замолчала. На нос яхты выбежала Алина и, увидев нас, остановилась. Грудь ее часто поднималась и опускалась, несколько секунд она дышала настолько тяжело, что не могла говорить.
– Стелла, – наконец произнесла она. – Срочно спустись к Виктору… Нужна твоя помощь… Там что-то случилось с Мизиным.
Глава 20
– Моя помощь? – повторила Стелла и удивленно взглянула на меня. – А при чем здесь я?
Мне, впрочем, просьба Алины не показалась чем-то из ряда вон выходящим. И неторопливость Стеллы в этот момент стала для меня непозволительной роскошью. Не дожидаясь, пока девушка сообразит, чего от нее хотят, я кинулся по палубе к лестнице, едва разминувшись с Алиной.
Я с грохотом сбежал по лестнице в коридор. В конце его, у дверей в кают-компанию, стояли генерал и госпожа Дамира. Обогнав меня, с большой медицинской сумкой в руке мимо пробежал капитан.
– Я вас умоляю! – крикнул он. – Освободите проход! Здесь нечем дышать!
Только сейчас я увидел, что дверь каюты Виктора распахнута настежь. Генерал, который своей мешковатой фигурой в самом деле заслонял вход, глянул на меня и покачал головой, высказывая этим жестом свое отношение к событию.
Я едва не наступил на темно-вишневое пятно на ковровой дорожке, перешагнул его и поднял голову. Шестая каюта. На полировке двери отчетливо были видны смазанные следы крови, словно человек, опершись окровавленными ладонями в дверь, сползал на пол.
– Осторожнее! – предупредила меня госпожа Дамира, кивнув мне под ноги.
Я не сразу заметил валяющийся у плинтуса небольшой пожарный топорик с красной деревянной ручкой, напоминающий ледоруб.
– Ничего не трогать! – отозвался из каюты врача капитан.
Наконец я подошел к распахнутой двери. Мизин лежал на полу, на левом боку, в майке, покрытой бурыми пятнами, и, как ни странно, не только жил, но и курил, часто и нервно затягиваясь. Виктор и капитан сидели рядом с ним на корточках. Врач держал в руке зажим с красным, как перезрелая клубника, тампоном и медленно водил им по затылку и шее Мизина, словно красил. Рядом лежал полиэтиленовый пакет, уже на треть заполненный пропитанными кровью тампонами. В черном кривом рубце, который протянулся от уха до нижней границы волос на затылке, еще пульсировала кровь, но она уже не вытекала, быстро свертываясь и подсыхая.
– Может, он сам как-то за топор зацепился? – вполголоса спросил капитан, вскрывая пакет со стерильным бинтом.
– Не пытайтесь себя успокоить, – ответил Виктор, опуская сочный тампон в пакет. – Он никак не мог удариться о топор. Это из области фантастики.
– Да что я, пьяный был? – проворчал Мизин и поморщился от боли. – Подошел к двери, достал ключ, а тут ка-а-ак…
– Не шевелитесь, – сказал Виктор, надламывая кончик колбы с кривой медицинской иглой.