Ненужное зачеркнуть Дышев Андрей

Глава 24

Фен бытовой, электрический

В одной из комнат кто-то из постояльцев наклеил на стену большую туристскую карту Крыма. Когда я глянул на нее, мое сердце встрепенулось от приятного открытия: Научный городок находился сравнительно недалеко от моей дачи, особенно если идти к нему напрямик, через дикий лес. Я воспринял это открытие как знамение и призыв к решительным действиям. Прихватив с собой пачку старых, пересушенных бубликов, я вышел на подъем.

Подниматься было легко, несмотря на сырой грунт, покрытый слоем слежавшихся листьев, которые скользили под ногами. Было прохладно, могучие кроны скрывали от меня взошедшее солнце, и вокруг царили сырая прохлада и плотные сумерки. Повторю, что я шел без всякой надежды выяснить что-либо полезное. Скорее это было бегство от самого себя, от своего отчаяния и бессилия. Я с удовольствием грыз зачерствелые бублики и шнырял взглядом по сырым пням и освещенным солнцем лужайкам, выискивая грибы.

Часа через три я вышел на лесную дорогу, разбитую, с кривой колеей, которая во многих местах была залита дождевой водой, и очень скоро увидел впереди высокий бетонный забор, обвитый колючей проволокой. Я приуныл, представив себе заброшенную территорию, покрытые мхом дорожки, разграбленные корпуса и стаи одичавших собак. Однако чем ближе я подходил к воротам, тем больше убеждался, что первое впечатление было обманчивым.

Заброшенным можно было назвать разве что забор, который действительно во многих местах порос мхом, а разросшиеся кусты и деревья оплели его словно кольчуга тело рыцаря. Зато ворота были новенькими, оснащенными системой дистанционного управления, а контрольно-пропускной пост сверкал толстыми тонированными стеклами и оптикой приборов наружного наблюдения. И нигде никаких табличек и указателей!

До ворот оставалось еще не меньше пятидесяти шагов, как из КПП вышел милиционер, вооруженный «калашом», встал перед ними, широко расставив ноги, и стал мелко сплевывать перед собой, словно оросительная система для газонов. Когда нас разделяло шагов двадцать, он тронул ствол автомата.

– Что надо? – донесся до меня окрик, который никак нельзя было назвать доброжелательным.

– Я ищу фирму «Флюид», – ответил я, на всякий случай останавливаясь.

– Нет здесь такой! Дуй отсюда быстрее!

– Я представитель фирмы по продаже компьютеров. У меня выгодное предложение для руководства «Флюида».

– Я что, непонятно сказал? – повысил голос милиционер и снял с плеча автомат.

Я посмотрел по сторонам и сразу же заметил торчащие на заборе телекамеры, обращенные объективами на меня.

– Почему же? Очень понятно, – признался я и пошел обратно.

Спускаясь, я несколько раз оборачивался. Милиционер не уходил, все так же стоял, широко расставив ноги и покачивая автоматом в руке. Когда дорога свернула в сторону и забор скрылся за деревьями, я сел на пенек и с удвоенной энергией взялся за бублики… Скрывать нечего, эта организация, где некогда располагался «Флюид», вызвала во мне жгучее любопытство. Уж слишком наглая и оснащенная охрана для какой-нибудь посредственной фирмы. Орешек крепкий, с кондачка его не раскусишь. Чего только проволока и телекамеры стоят! «Флюид» разверзнет небо, и польется золотой дождь…

Я снял рюкзак, вынул из него топорик, расчехлил его и некоторое время смотрел на темное, цвета графита, лезвие, сверкающее полосой алмазной заточки. И тут вдруг до моего слуха донесся гул автомобильного мотора. Я вскочил на ноги. Меня трясло от волнения и жажды дерзости. Ага, это верный показатель того, что я дошел до ручки, то есть до крайней степени отчаянья, и теперь готов ломать дрова.

Ломать дрова! Гениальное решение! Я кинулся к буку, растущему на обочине, и дюжиной сильных ударов завалил его. Шурша листвой, мощная крона упала на дорогу. Едва справляясь с охватившей меня дрожью, я встал за толстым стволом и притаился. «Что ты делаешь, Вацура? – спрашивал я себя. – Ты с ума сошел!»

Звук мотора усиливался. Я уже видел, как переваливается из стороны в сторону, преодолевая бездорожье, серый фургон. Между деревьев сверкнули стекла кабины… Я чувствовал себя лесным разбойником, который не знает, что именно найдет в ларцах, но очень желает искать. «Это безумие! – повторял я. – Я ставлю себя вне закона!» Но дерзкое желание крушить все подряд становилось с каждым мгновением все сильнее… Вот я увидел машину. По ветровому стеклу скользят отражения ветвей. Колеса выпачканы в желтой глине. Грязная вода брызжет из-под них. За рулем сидит мужчина с аккуратной темной бородкой, а рядом с ним – милиционер. Его фуражка покачивается из стороны в сторону, кокарда блестит в лучах солнца. «Ой-ой-ой!» – сказал я себе.

Фургон остановился перед поваленным деревом. Мотор затих. Скрипнул ручник. Водитель открыл дверцу и спрыгнул с подножки прямо в лужу. Чертыхнулся, подошел к дереву, попытался приподнять.

– Ночью был сильный ветер, – сказал он. – Повалило…

Милиционер тоже вышел. Закинул автомат за спину, сдвинул фуражку на затылок, нахмурился.

– Пила есть? – спросил он.

– Да зачем пила? Может, так оттащим?

– Охота тебе надрываться? Надо ребят вызвать.

«Мне труба!» – подумал я.

Водитель все же взялся за ствол и, словно шлагбаум, понес его по окружности. Ствол скрипел, пищал на месте сруба. Милиционер раздумывал, помогать или нет. Похлопывая ладонью по стволу, он медленно шел в мою сторону. Я затаил дыхание. Милиционер был так близко от меня, что я видел пробившуюся седину на его висках, обрызганные грязной водой брюки и выпачканные в глине каблуки. Перепрыгнув через канавку, он подошел к свежему пеньку и свистнул.

– Какой еще ветер…

Мне ничего не оставалось, как втягиваться в начатую авантюру глубже и глубже. Не задумываясь о возможных губительных последствиях, я вышел из своей засады, сделал три широких шага и схватился за автомат, висящий на спине милиционера. Милиционер попытался повернуться, но потерял равновесие и беспомощно взмахнул руками. Я повалил его на мокрую листву. Автоматный ремень скользнул по его затылку, сбил фуражку. Водитель застыл на месте, глядя на происходящее дурными глазами. Я отскочил в сторону и передернул затвор.

– Без паники, – тихо сказал я, водя из стороны в сторону коротким стволом. – Не шевелиться. Не разговаривать. Жизнь гарантирую…

Милиционер чуть приподнялся и попытался надеть фуражку на голову. Водитель бросил ствол и, словно крылья, расставил руки в стороны. Я подбежал к открытой водительской дверце, выдернул из-под сиденья монтировку.

– Золото везем? – спросил я. – «Флюид» проливает золотой дождь?

Одним движением я сорвал замок с дверей фургона, распахнул створку. Фургон до потолка был забит коробками с одним и тем же рисунком: облизанные горячими ветрами барханы, густо-красное солнце и одинокий саксаул…

– Эй! – позвал я водителя и поманил его пальцем. – Ко мне! Только бегом, бегом!

Водитель тяжело подбежал. Несколько метров вызвали у него тяжелое и хриплое дыхание. Он боязливо косился на автоматный ствол, нацеленный ему в живот.

– Полезай! – приказал я ему. – И сбрось мне парочку коробок!

Водитель, однако, выполнить приказ не торопился. Он нерешительно пожал плечами и посмотрел на милиционера, который, упираясь локтем в землю, нервными движениями счищал с кителя прелые листья. Пришлось сунуть автоматный ствол водителю под ребро.

– Хорошо! Хорошо! – сдавленно выкрикнул водитель и полез в фургон.

Я поглядывал в сторону КПП. Первая коробка шлепнулась в лужу.

– Аккуратней! – предупредил я и сорвал с нее намокшую крышку.

Внутри оказался фен. Обыкновенный бытовой электрофен для сушки волос.

– Еще кидай!

Водитель с ожесточением швырнул в меня другой коробкой. Я едва поймал ее. Там тоже был фен. Точно такой же, с малиновой ручкой, дополнительной насадкой и инструкцией.

– Там ничего другого нет! – почувствовав мой конфуз, крикнул милиционер. Он уже встал на ноги и теперь отряхивал брюки.

– Еще!! – сквозь зубы процедил я и качнул стволом автомата.

Полетела третья коробка. Я словно играл в «очко». Мне явно угрожал перебор… В третьей коробке тоже был фен. Я кинул ее на землю.

– Накладную!

Криво усмехаясь и сокрушенно качая головой, водитель пошел к кабине, снял с панели папку с бумагами и протянул мне. Я быстро просмотрел скрепленные степлером листочки. «Наименование товара – фен бытовой, электрический «Сахара»… Морской порт, теплоход «Пальмира»… Порт назначения – Стамбул, Турция…»

Это все. Отчаиваться, лежа на панцирной койке, было легче, чем здесь.

– Я советую тебе не размахивать автоматом, – голосом победителя сказал милиционер, – а положить его на землю, самому лечь лицом вниз…

– Заткнись!! – оборвал его я.

– Как изволишь…

Я схватил валяющуюся на земле коробку, вытряхнул из нее фен, посмотрел на него со всех сторон, заглянул в сопло… Водитель хмыкнул, получая удовольствие глядеть на меня.

– Еще один звук… – пригрозил я и, срывая злость, шарахнул феном по борту фургона. Пластиковый корпус треснул и развалился, но из него не хлынул золотой дождь. Обыкновенные потроха обыкновенного фена, который я столько раз чинил по просьбе Ирины. Тонкая спираль, намотанная на теплостойкий каркас, электромотор и вентилятор. Все просто, как все гениальное. Оставляя на пальцах порезы, я сорвал спираль и вскрыл оболочку электромотора. Часто дыша от тупой агрессии, я поднял глаза. Милиционер и водитель застыли в напряженных позах, глядя на мои руки. Милиционер, встретив мой взгляд, опомнился и натянуто усмехнулся.

– Что вы ищете, молодой человек? – спросил он. – Скажите, мы вам поможем!

Я вытряхнул на ладонь увесистый, как граната, якорь, поскреб ногтем сверкающую, подобно солнцу, обмотку ротора. Перекусил тонкую проволочку, отмотал несколько витков… Глаза водителя и милиционера были страшны пытками и расправами, которые они мысленно приготовили мне. Они положат меня в колею и проедут по мне. Они сунут мою голову в дверной проем фургона и с силой захлопнут дверь. Они наденут меня на выхлопную трубу, как на клизму. Они привяжут мои руки к коленвалу. Они…

– Ну, хватит! Довольно! – сказал я, прекращая эти невыносимые пытки.

Пятясь в лес, я на ходу разбирал автомат и налево-направо раскидывал детали. Под тонкий ствол рябины упала ствольная крышка. В куст ежевики полетела пружина. В жестких ветвях самшита застрял газовый поршень. Оставшуюся часть автомата я закинул в валежник и со всех ног побежал в лесные дебри.

Глава 25

Проволочка

Очередь была небольшой, всего два человека, но продвигалась она мучительно медленно. Стоящий за мной мужик в мятом пиджаке, лицо которого напоминало тормозную колодку, склонился к моему уху и шепотом спросил:

– Как думаешь, буковки возьмут?

И он разжал вспотевшую ладонь, в которой лежали две латунные буквы «П» и «Г».

Первым в очереди стоял неопрятный старик со взлохмаченной бородой. Он просовывал в окошко приемного пункта металлическую рейку длиной с лыжу. Рейка почему-то пролезла только до половины и тотчас стала вылезать обратно.

– Эй! Эй! – забеспокоился старик и, ухватившись за «лыжу» двумя руками, стал снова давить на нее. Но сил у него было маловато, его откинуло от окна, словно он получил кулаком по морде. Рейка со звоном упала в пыль.

– Безобразие! – сиплым голосом возмущался старик. – Какое железо?! Это ж алюминий! Настоящий алюминий! Ну, хоть на бутылку дай!.. Вот же падла…

Подобрав с земли свой трофей, он вздохнул, водрузил его на плечо и поплелся куда-то. У приемного окошка засуетился следующий клиент. Тряся головой и что-то объясняя приемщику, он принялся выгребать из карманов похожие на пуговицы кругляшки. Высыпал горсть на полочку. Одна «пуговичка» покатилась, упала. Он наклонился, и тотчас ему на спину посыпались остальные. Несчастный проситель еще сильнее стал заикаться. Не зная, что ему делать – то ли подбирать свое сокровище, то ли начать спор с приемщиком, он бочком отошел от окошка и погрозил кулаком.

– Сы-сы-сволочь зажрав-в-в-вшаяся… Это ж сы-сы-свинец… чуть за-за-заржавел…

– Свинец не ржавеет, мурло! – донесся голос из окошка, а вслед за этим – взрывной хохот.

Подошла моя очередь. Я согнулся и заглянул в окошко. Напротив, восседая на высоком табурете, возвышался круглолицый детина. Попыхивая сигаретой, он прихлебывал из бутылки пиво и постукивал ногой в такт музыке. Рядом с ним, чавкая жвачкой, сидела безобразно покрашенная девица с пятнистыми от синяков ногами. Никто из них на меня даже не взглянул.

– Братан, – сказал я, кладя на полочку деталь электромотора. – Медь примешь?

Бац! – жвачный пузырь лопнул. Девица слизала с губ розовую резинку. Парень сделал музыку погромче. Я повторил вопрос.

– Какую еще медь, урод? – спросил парень, мельком глянув на якорь, как на погибающую от жажды лягушку.

– Вот, проволочка тут…

Девица хихикнула и вздохнула, словно хотела сказать: сколько же дегенератов наплодилось вокруг! Парень снова покосился на якорь, отхлебнул пива, отрыгнул и протянул палец с обгрызенным ногтем к блестящей обмотке. Тронул якорь, перевернул его на бочок, и вдруг в его глазах отразилось не то недоумение, не то подозрение. Он отложил бутылку, взял якорь и поднес его к глазам. Ухватил кончик проволоки, отмотал чуть-чуть. Я поймал его быстрый оценивающий взгляд – приемщик хотел выяснить, какая степень дегенерации мне присуща. Девица, заметив интерес своего друга к безделушке, похожей на бочонок, перестала надувать пузыри. Парень поднес якорь к свету, поморщился, с сомнением покачал головой, пощупал проволоку, проверил, как она сгибается и трудно ли рвется. Пожимая плечами, он выдвинул из стола ящик, достал оттуда лупу с обломанным краем и пузырек с какой-то жидкостью. Насадив лупу на глаз, приемщик склонился над обмоткой и капнул на нее из пузырька. Подождал немного, растер каплю пальцем… Я увидел, как зарделись его щеки.

– Блин… – процедил он неслышно. – Первый раз такое вижу…

Девица что-то спросила у него, парень так же тихо ответил, пряча от меня губы.

– Слышь, приятель, – фальшиво-доброжелательным голосом произнес он, крепко сжимая якорь в кулаке. – А много у тебя такой… э-э-э… проволочки?

– Да целый фургон будет! – заверил я.

Парень скривился, мучительно выдавливая из себя улыбку.

– Где ж ты столько надыбал?

– Да в лесу! – махнул я рукой. – На мусорке.

Парень поманил меня пальцем ближе к себе и шепнул:

– По десять баксов за одну обмотку даю… – Увидев, что я никак не отреагировал на эту сумму, тотчас поправил: – По тридцать. Ага?

– По пятьдесят, – возразил я.

– Лады, по пятьдесят. Тащи все, что есть!

– Вот как медь подорожала! – восторженно произнес я.

– Ты только помалкивай, чудила! – процедил парень, протягивая мне в потной руке стопку купюр.

Глава 26

Немного химии

Я вернулся на верхнюю дачу, забрался в подпол, где хранил всякий хлам, нашел поржавевший, но еще вполне пригодный складывающийся лодочный якорь и пятнадцатиметровый альпинистский репшнур. Приспособление надо было испытать. Привязав веревку к якорю, я закинул его, как кошку, на крепкий сук бука и повис на веревке. Раскачиваясь, словно висельник во время урагана, я думал о том, что дождаться темноты будет для меня, пожалуй, одним из самых тяжелых испытаний.

Но судьба смилостивилась надо мной и помогла в одно мгновение забыть о муторной тягучести времени. Лесную тишину вдруг нарушил короткий, как выстрел, щелчок: где-то недалеко треснула ветка, и несколько встревоженных птиц взлетели в небо. Я сразу прижался всем телом к стволу и замер. Сверху, из лесных дебрей, спускались люди. Сначала я уловил лишь неопределенное движение среди деревьев, потом стал различать пятнистую униформу, незнакомые лица и черные штрихи автоматов… Дрожь прошла по моему телу. Я глянул на забор дачи, на возвышающийся над ним навес, словно на теплоход, который уже отчалил и было поздно его догонять. Все необходимое для выживания и борьбы осталось там, у меня в кармане лежал только мобильный телефон. От досады, от нескончаемой полосы невезения я шарахнул кулаком по стволу и, пригибаясь, побежал вниз. Только тихо, тихо! Только бы не наступить на ветку! Только бы не зашуршали кусты! Я семенил ногами, делая частые и мелкие шаги… Все же я отработанный материал. Ни на что уже не гожусь. Разве трудно было предположить, что вся береговая милиция поднята на уши! За мной волочится столько грехов, что район моего нахождения надо было выжечь напалмом. Меня надо расстрелять без предупреждения, как бешеную собаку. Во-первых, я нарушил подписку о невыезде. Во-вторых, избил милиционера. В-третьих, попал под подозрение в убийстве артиста. И, наконец, совершил разбойное нападение на фургон с товаром. Неужели это все я? Неужели меня хватило на столько дерзостей?

Я не думал, куда лучше бежать и где можно надежно спрятаться от группы вооруженных преследователей. Я просто бежал в противоположную сторону от них. Подальше от них, подальше! А на побережье я растворюсь в толпе отдыхающих, словно жук-богомол в зеленой листве, и до осени меня никто не найдет…

Я так резко остановился, что кроссовки по инерции заскользили по сырой земле. Чтобы не упасть, пришлось обнять шершавый ствол лиственницы. Внизу, куда я так резво бежал, сливались с хаосным буреломом неподвижные фигуры людей. Трое? Пятеро? Или дюжина?

Мне казалось, что ствол дерева содрогается от ударов моего сердца. Горячий пот струился по моему лицу. Обложили… Со всех сторон обложили…. Я озирался по сторонам и теперь уже не мог сказать наверняка, что это за угрюмый строй замер вокруг – деревья или люди? Со стороны подъема все отчетливей раздавался шелест листвы. Тиски сжимались. Назад нельзя. Вперед нельзя. Я побежал в сторону лесной дороги, уже почти не таясь, широкими прыжками и не выбирая дороги. В крутой овраг я покатился кубарем, увлекая за собой сухие ветки и листья. Послышался окрик. Я побежал так быстро, что засвистело в ушах. Это был даже не бег. Это было лавинное сваливание, резкий болевой рефлекс, когда стремительно и неосознанно мы отдергиваем руку от случайного огня. «Боже, дай мне силушки!» – молил я, и грудь моя ныла и стонала от частого дыхания, и ноги наполнялись свинцовой тяжестью, и глаза были полны слез. Как автомобильная шина, спущенная с горы, я несся вниз и взлетал на пригорки. С дятловой дробью прогремела за моей спиной автоматная очередь, и со свистом, писком, воем разлетелись по лесу суетливые пули, обозначая себя то брызгами сырой древесины, то срезанной веткой, то расщепленным стволом. «Если останусь жив… – думал я. – Если останусь жив…» Я так и не придумал, на какое суровое монашество обреку себя, если выживу. В моем кармане запиликал телефон. Это был странный звук – из того, внешнего мира, где живут нормальные люди и между ними устроены нормальные отношения. Но, может быть, это звонит командир омоновцев, чтобы предъявить мне ультиматум?

На ходу я вынул трубку и прижал ее к уху. Говорить со мной в этот момент – все равно что брать интервью у приговоренного к смертной казни: скажите, а не сильно ли вам давит на шею петля? а что вы чувствуете, когда прижимаете руки к электродам электрического стула?

Я произнес «Да!», но получился такой звук, словно меня ударили ногой в живот: «Хак!»

– Добрый день! Я звоню вам по поводу объявления в газете…

Я отнял трубку от уха, так как начался подъем и мне пришлось помогать руками. Да не только руками – я вонзал мобильник в рыхлый грунт, словно альпеншток в фирн. Снова услышать своего абонента я смог, лишь когда выбрался из оврага.

– …есть интересующая вас запись, – продолжал веселый, полный оптимизма голос. – Очень хорошее качество. Каждое слово отчетливо. Вся речь от начала и до конца. Удовлетворите свое любопытство на сто процентов. Отдам бесплатно…

Снова прогремела автоматная очередь. Но на этот раз намного дальше, чем в первый раз.

– Послушайте… где вы… сейчас… – с трудом произнес я, едва ворочая непослушными губами.

– Какая разница? Я подъеду, куда вы скажете.

– Дорога… в Научный городок… Рядом с турбазой «Горная»…

– О, да это совсем недалеко! Я буду там через десять минут. У меня вишневый «жигуль».

– Пожалуйста… – обессиленно прошептал я. Снова начался спуск. Меня шатало из стороны в сторону. Я бы не устоял, если бы не обнимал каждое дерево.

«Если только они не перекрыли дорогу», – подумал я.

Я перешел на шаг. Даже смертельная опасность уже не могла заставить меня бежать. Я был совершенно обессилен. Бешеный спринт по пересеченной местности измотал меня. Я шел как пьяный, только хватался не за фонарные столбы, а за стволы деревьев. Некоторые из них, подсохшие, слабые, ломались под моей тяжестью, и я падал навзничь, утыкаясь лицом в сырую прохладную листву. Поднимался, не в состоянии даже отряхнуться, и плелся дальше. «Если они не перекрыли дорогу, я вырвусь. Я уеду в багажнике вишневого «жигуля»… Я уйду от них, и пусть они потом в ярости кусают стволы своих автоматов…»

Я вышел на дорогу намного выше турбазы, и мне пришлось еще с километр бежать вниз, поскальзываясь на склизкой глине и мешковато падая то на бок, то на спину. Выглядел я, должно быть, ужасно, но разве беспокоили меня выпачканные джинсы и черные от земли руки? Я еще жил, я еще не потерял надежду на спасение, и это качество моей субстанции затмевало собой все пустяшные этические недостатки.

Наконец я увидел, как на подъем лихо взбирается вишневая «шестерка». Водитель посигналил мне фарами, мол, вижу тебя, приятель, и очень рад встрече с тобой. Мне он представился этаким жизнелюбом с врожденной гипертрофированной коммуникабельностью – всем рад, со всеми готов дружить, все вокруг хорошо. Еще не остановившись полностью, он уже приоткрыл дверцу, приглашая в машину. Переднее колесо съехало в ямку, и в довершение всего меня по колени окатило грязной водой.

– Пустяки! – услышал я приветливый голос. – Здесь грязь экологически чистая. Садитесь!

Я рухнул на сиденье и почувствовал, как оно обняло, подстроилось под меня, бережно поддерживая, словно это была ладонь доброго великана. Теперь я с него не скоро встану… Посмотрел на водителя и вдруг невольно ударил правой ногой по резиновому коврику – сработал водительский рефлекс, и я попытался надавить на тормоз.

За рулем сидел майор милиции.

– А я вас узнал, – сказал он, переключая передачу и трогаясь с места. – Нет, это не дорога… Это наказание какое-то… Я вас узнал, говорю! Помните, в летнем театре «Балаклава», после стрельбы, вы с симпатичной девушкой подходили ко мне и спрашивали, что случилось… Еще журналистом представились…

Машина набрала скорость и теперь резво бежала в горку. Майор поправил очки, сползшие едва ли не на самый кончик носа, и с улыбкой взглянул на меня. Теперь и я его узнал. Да, это тот самый сухощавый мужчина, у которого я пытался выудить подробности происшествия. И его вишневую «шестерку» я вспомнил. Какая необыкновенная встреча! Я оглянулся. Дорога терялась среди деревьев. Никто нас не преследовал.

– Куда мы едем? – спросил я.

– Кассета у меня на работе, – ответил майор. – Вы не торопитесь?.. Я как объявление прочитал, так сразу и подумал, что это, должно быть, журналист информацию собирает. Фильм снимаете?

– Ну да. Что-то вроде фильма.

Майор мельком глянул на мои джинсы.

– А что это вы по лесу гуляете?.. Кстати, меня зовут Александр. Можно просто Саша! – Он протянул мне руку. – В такую жару надо на пляже лежать.

– Грибы искал.

– Тоже правильно! Говорят, уже лисички пошли… Моя теща их так готовит! С жареным лучком и помидорами. Не пробовали?

Удерживая одной рукой руль, который, передавая неровности дороги, дрожал и норовил крутиться по своему усмотрению, майор вынул из накладного кармана начатую упаковку жвачки, закинул розовую подушечку себе в рот и предложил мне. Я не отказался.

– Спасибо. Я тоже люблю со вкусом корицы.

– А что касается записи, то качество очень хорошее… – Майор на некоторое время замолчал, осторожно объезжая большую яму с водой, похожую на воронку от снаряда. – Качество очень хорошее. Вы почерпнете для себя много интересного. Там столько полезной информации!

– Вы для меня – настоящий благодетель, – расчувствовался я.

– Да что вы! – махнул рукой майор. – Это наша святая обязанность – помогать любопытным журналистам докапываться до истины. Что бы мы без вас делали! Курите? Нет? А я, знаете, все никак не могу бросить. Жена вычитала где-то, что в Индонезии изобрели совершенно безвредные сигареты. Мне бы такие раздобыть… Ах, черт!

В этот момент машина лихо покатилась вниз с перевала, с угрожающей целеустремленностью забирая вправо. Я сначала подумал, что майор нарочно съезжает с проезжей части, чтобы остановиться на обочине, но он и не думал притормаживать. Вцепившись двумя руками в руль, он попытался вырулить на дорогу, но «жигуль» напрочь отказался слушаться руля. Майор крутил его влево, а машина все сильнее уходила вправо.

– Тормозите! – крикнул я, упираясь руками в панель.

Майор ударил по педали тормоза, но было уже поздно. «Жигуль» окончательно съехал с дороги и, сбив оградительный столбик, ухнул вниз. Мы одновременно выдали какие-то скомканные ругательства. По ветровому стеклу хлестнули ветки кустов, с треском разлетелось сухое полено, затем раздался глухой удар. Нас тряхнуло и кинуло вперед. Если бы за мгновение до этого стекло не разбилось вдребезги, превратились бы наши физиономии в фарш. Пробороздив еще несколько метров, машина наконец уперлась вдавленным передком в толстый ствол и замерла.

– Вы что ж вовремя не свернули?! – обозленно воскликнул я, выбивая ногой деформированную дверцу и вываливаясь наружу.

Майор выбирался через оконный проем на четвереньках. Один погон у него оторвался. На лбу кровоточила ссадина.

– Как не свернул? Как не свернул? – бормотал он, давя осколки стекол на капоте, похожем на бушующее море. – Еще как свернул! Но руль не слушался… Ах, черт! Кажется, я лоб расшиб.

Я уже пришел в себя и ходил вокруг машины, обнаруживая, что она похожа на носорога, который воткнул свой рог в дерево, да застрял в нем. Заднее стекло тоже отсутствовало, и я без труда дотянулся до полочки, на которой стояла аптечка.

– Хорошо, что здесь деревьев много, – ворчал я, вскрывая упаковку с ватой. – Иначе катились бы мы с вами до самого берега. Когда в последний раз проходили техосмотр?

– Насчет техосмотра можете не сомневаться! – с достоинством ответил майор. – Машина в полном порядке.

Я приладил к ссадине ватку и крест-накрест закрепил ее пластырем. Пока майор любовался своим отражением в куске битого зеркала, я присел около неестественно вывернутого колеса. Шаровой шарнир был залеплен глиной, и, дабы его рассмотреть, пришлось эту глину соскабливать палочкой. Осмотрев его, я просунул руку глубже под мятое крыло и нащупал отломанный наконечник рулевой тяги. Света было очень мало, и все-таки я заметил ровный и свежий надпил.

– Вам подложили хорошую свинью, майор, – сказал я, отряхивая руки. – Наконечник рулевой тяги подпилен. Ухабистая дорога его добила, и он сломался.

Майор не поверил, полез под машину, там долго кряхтел и тихо матерился.

– Узнать бы, что за сволочь… – произнес он.

– Вы можете посмеяться надо мной, – сказал я, вынимая изо рта жвачку и налепляя ее на крышу машины. – Но можете и поверить на слово. Вас хотели убить. И знаете из-за чего? Именно из-за той самой кассеты, которую собираетесь мне отдать. Причем вы далеко не первый, на кого уже совершалось нападение.

Майор нахмурился, но оставил мои слова без комментариев. Опираясь на мою руку, он стал подниматься к дороге.

– Тут немного пройти осталось, – сказал он. – Не передумали брать у меня кассету?

– Напротив! Желание найти преступника только усилилось.

– Я восхищен вашим мужеством и настойчивостью.

– Спасибо.

Обмениваясь любезностями, мы поднялись на дорогу. Майор повел меня по какой-то тропинке, которая очень скоро привела нас к уже знакомому мне бетонному забору. Правда, оказались мы не у ворот, где я повстречал неприветливого охранника, а у стальной двери, оснащенной кнопкой звонка и видеонаблюдением.

– Вот мы, собственно, и пришли, – сказал майор. Он нажал на кнопку, глянул на зрачок объектива и сказал: – Этот человек со мной.

Лязгнул электрозамок. Майор распахнул дверь и с улыбкой пригласил меня зайти. Я перешагнул порог и оказался в таком же лесу, только за стволами сосен можно было разглядеть силуэт старого двухэтажного здания с треугольной замшелой крышей.

– Вот мы и на месте, – сказал майор. – Нравится?

– Как в санатории.

– Вот-вот, я тоже так говорю.

Мы пошли к зданию. Оно оказалось больше, чем я предполагал, и напоминало старую школу с большим двором и перпендикулярной пристройкой без окон, дверей, но с высоким пандусом и могучими воротами, которые открывались, по-видимому, на манер рольставней.

Мы зашли внутрь через крутящийся турникет. Два милиционера, стоящие на входе, отдали майору честь и недоброжелательно покосились на меня. В фойе мы снова повстречали вооруженную охрану.

– Это мой гость, – представил меня майор, подойдя к пластиковому коробу, в котором сидел дежурный. – Но он долго у меня не задержится.

Дежурный кивнул и протянул майору ключ с биркой 21. Мы стали подниматься на второй этаж. Я обратил внимание, что повсюду царила разруха и чувствовался затхлый запах заброшенных, нежилых комнат. Стекол на лестничных пролетах не было, и проемы были заварены металлическими листами. Стены размалеваны рисунками и надписями, с потолка свисали оборванные электрические провода. Майор улыбался и поглядывал на меня, словно хотел догадаться, какое я получаю впечатление.

– Здесь, наверное, располагается какое-нибудь лесное отделение милиции? – спросил я.

– Что-то вроде этого, – загадочно ответил майор и, остановившись, пропустил меня вперед, в сумрачный длинный коридор.

Я зашел в него, посмотрел по сторонам. Здесь не было никого, и наши шаги отзывались из темных далей гулким эхом.

– Когда-то здесь располагался секретный институт металлов и сплавов, – сказал майор. – Сотрудники получали приличные оклады не только за должность…

Он не успел досказать, за что еще получали сотрудники. Я подпрыгнул, сверлом крутанулся в воздухе и хлестко ударил майора по лицу ногой. Его откинуло к стене, он стукнулся об нее затылком и сполз на пол. Я наступил ему на грудь коленом, затаил дыхание, прислушался. Неимоверная, неправдоподобная тишина! Я пошарил по его карманам. Куда же он дел ключ?.. Вот он, в его кулаке, сжатом так крепко, что едва удается разомкнуть пальцы. Я сунул ключ себе в карман, взял милиционера за ноги и затащил в первую попавшуюся комнату. Здесь было темно, окно заколочено фанерой. Подобрал с пола старые мятые газеты, затолкал ему в рот, потом выдернул из его брюк ремень и стянул им руки за спиной.

Под номером 21 находился вовсе не кабинет, точнее, не то, что я привык понимать под этим словом. Это был застекленный балкон, нависающий над цехом с цилиндрическими емкостями, похожими на нефтехранилища. В этом аквариумном помещении стоял единственный стол, на котором, кроме ноутбука и чашки с засохшими следами кофе, ничего не было. Я порылся в шкафу, выгребая провонявшие плесенью бумаги, просмотрел некоторые из них, заклейменные регистрационным штампом с датами десятилетней давности, и ничего в них не понял. Кинулся к столу, выдвинул ящик, заваленный мелким хламом – там были электрокипятильник, пустая пачка от сигарет, расческа да вскрытая банка растворимого кофе. Мои нервы начинали скручиваться в спираль от напряжения. Я застыл посреди аквариума, глядя через стекла то на дверь, то на безлюдный цех. Снова подошел к столу, взял ноутбук и аккуратно ударил его о край стола.

По корпусу пробежала трещина. Я сунул в нее металлическую линейку, расширил трещину и, обрывая провода, выудил компьютерное сердце – жесткий диск. Затолкал его в карман, и тут до моего слуха донесся мужской голос. Я присел у стола, стараясь не шевелиться. Голос доносился из цеха, но я по-прежнему никого там не видел. Сердце колотилось в моей груди со страшной силой, кровь пульсировала в висках, и мне казалось, что меня методично лупят кувалдой по голове. Я прислушивался к голосу, стараясь разобрать, о чем же речь, и мне хотелось вырвать из груди сердце и сунуть его в ящик стола, чтоб не мешало. Я догадался приложить ухо к стеклу и смог разобрать несколько фраз:

– …больше половины украшений из золота, которые продаются в ювелирных магазинах, произведены нелегально. Этот вид преступного бизнеса необыкновенно выгоден…

Голос был ровный, спокойный, создавалось впечатление, что кто-то выступает с докладом. Грешно не послушать такую интересную речь! Я бесшумно вышел из аквариума в коридор и стал искать дверь, которая вела бы в цех. Я сделал всего несколько шагов, как увидел тяжелую железную дверь, напоминающую корабельную. Дверь была приоткрыта, и голос доносился именно оттуда. Я проскользнул в щель, прикрыл дверь за собой и стал медленно спускаться по железной винтовой лестнице. С каждым моим шагом голос звучал все громче и отчетливей:

– …нам известно, что некоторые преступные группировки добывают золото в районе Иркутска и поставляют его в наш регион самолетами военно-транспортной авиации.

Что это? Производственная летучка? Или закрытое совещание милицейских чиновников? Я продолжал двигаться на голос почти в полной темноте. Мне казалось, что воздух становится холоднее и пахнет каким-то химикатом. Я на минуту остановился, раздумывая, не безрассудство ли идти в полной темноте и неизвестно куда. Но голос манил меня к себе, словно путеводный маяк. Я находился в каком-то техническом отсеке, и, разумеется, здесь никто не стал бы проводить совещание и выступать с докладом. Вероятно, звук поступал сюда через вентиляционную шахту. А если поступает голос, то я наверняка увижу и того, кто говорит.

– …нелегальные мастерские, прикрытые вывесками всевозможных фирм, изготавливают внушительные слитки золота кучным выщелачиванием. Немного химии: золото выплавляется либо из самородков, которые добывают «черные» старатели, либо из руды посредством обработки раствором цианистого натрия, а затем адсорбируется активированным углем…

Еще какое-то мгновение я колебался, а затем подумал, что в полной темноте мне вряд ли угрожает какая-либо опасность. К тому же я почувствовал слабое движение воздуха, что придало мне уверенности. Я дошел до последней ступени, вытянул руки вперед и попытался определить, насколько велико помещение, в котором я оказался. Голос «докладчика» был уже совсем рядом. Он шел откуда-то снизу, как если бы я в самом деле находился внутри вентиляционной трубы, висящей под потолком лекционного зала:

– …мы располагаем сведениями, что криминальные ювелиры изготавливают из готовых слитков золотую проволоку, которую потом в подпольных цехах наматывают на роторы бытовых электроприборов. Эти электроприборы с центнерами чистого золота легально уходят за границу, в частности в Турцию, через наш морской порт…

Я осторожно шагнул вперед, выставив руки. Мне показалось, что я сошел с широкой и выгнутой полукругом ступеньки на идеально гладкий пол. Ха-ха, а не сцена ли это? Я не ощущал под своими подошвами ни шероховатого песка, ни стыков кафельной плитки, ни мусора. Это было что-то необычное. Я присел и провел по полу ладонью. Готов был поспорить, что я стоял на отполированном металле. Я сделал еще один шаг, и меня охватило чувство легкой паники. Здесь абсолютно отсутствовал какой-либо свет. Я ничего не видел, кроме гротескных белых и сиреневых пятен, которые рождал мой взбудораженный мозг, соскучившийся по зрительной информации.

Еще шаг. Я уже жалел, что сошел с лестницы, которую безнадежно потерял в кромешной тьме. И почему я не прихватил с собой зажигалку? Источник огня всегда должен лежать в кармане каждого человека, независимо от того, курит он или нет. Огонь – величайший дар человечеству, бесценное достояние, кровь цивилизации! Мне бы только крохотное пламя, только бы на одну минуту…

Вдруг с утробным рычанием, переходящим в вой, запустился какой-то ротор, и пол подо мной дрогнул и стал опускаться. Я бы немедленно кинулся бежать, если бы знал, куда именно. Мне ничего не оставалось, как присесть и на всякий случай прикрыть голову руками. Что это, лифт, сработавший автоматически под моей тяжестью? Или поршень гигантского насоса? Но я не успел не только ответить на эти вопросы, но и спросить себя обо всем, что меня в это мгновение интересовало.

Движение прекратилось так же внезапно, как и началось. Ослепительно, подобно разорвавшейся бомбе, надо мной вспыхнул свет. Мои незащищенные глаза, не готовые к такому чудовищному удару фотонов, ослепли. Я схватился за лицо руками. Свет будто плетью стеганул меня по зрачкам. Боль была невыносимая. Слезы, словно кровь из рубленой раны, хлынули из глаз и тотчас просочились меж пальцев.

Я стоял неподвижно, мыча от боли, крепко прижимая ладони к лицу. Жар светильников нисходил на меня, словно горячий душ.

– Извини, я забыл предупредить тебя, что включу свет, – сказал кто-то сверху.

Я медленно оторвал ладони от лица и, щурясь, огляделся. Я стоял на дне огромной цилиндрической емкости, металлического резервуара, этакой гигантской кастрюли, стены и дно которой зеркально блестели, и она была залита по самые края ярчайшим светом. Самый центр пола венчала серебристая магнитола, из ее динамиков продолжал выплескиваться голос «докладчика». И больше здесь не было ничего, только идеально гладкая, замкнутая кольцом стена, в которой моя фигура отражалась в виде рваных, гиперболично растянутых пятен. Я поднял голову. На краю колодца стоял майор с оторванным погоном.

– Выполняю свое обещание, – сказал он, постукивая подошвой ботинка по краю резервуара. – Отдаю запись бесплатно. Это мое выступление на закрытом совещании в Министерстве внутренних дел. Впечатляет?

– Впечатляет, – согласился я.

– Нет, – весело ответил майор и покрутил головой. – Пока еще не впечатляет. Знаешь, когда она по-настоящему впечатлит, да так, что даже дух перехватит от волнения? Когда ты узнаешь, что в этом докладе я с ювелирной точностью и во всех деталях обрисовал принципиальную схему… Чего? Ну-ка, догадайся! Схему чего? А?

– Своего собственного бизнеса, – ответил я и присел у магнитолы.

– Браво! – воскликнул майор. – Браво, частный сыщик Кирилл Вацура! Снимаю шляпу перед твоим талантом. Я знал, что ты умный и чрезмерно дотошный, и потому так старательно охотился за тобой. Жаль, что ты не видел этих тупых генералов, которые слушали, как я раскрывал им свою самую страшную тайну. А потом аплодисменты, внеочередное звание, повышение по службе… Знаешь, в тот день я, как и ты, тоже почувствовал себя великим артистом…

– Тот парень, который выступал на сцене «Балаклавы», ни в чем не виноват, – ответил я, вынимая из магнитолы кассету.

– Я знаю, – согласился майор и вздохнул. – Знаю. Я понял, что ошибся, когда мои парни добыли мне твою фотографию и я увидел, как выглядит настоящий непревзойденный мастер индукции и дедукции Кирилл Вацура. Но он сам виноват. Зачем он выступал под твоим именем? И зачем ляпнул со сцены, что фирма «Флюид» добывает золото и занимаются этим милиционеры…

– Он не так сказал, – перебил я.

– Неважно! – махнул рукой майор. – Так или приблизительно так. У меня не было другого выхода. Поставь себя на мое место: знаменитый сыщик и супермен Кирилл Вацура намеками или полунамеками заявляет о том, что ему известны все тайные дела «Флюида». Да у меня волосы на голове встали от такого откровенного вмешательства в тайны моего бизнеса! Нет, браток, не мог я иначе поступить. Откуда мне было знать, насколько ты осведомлен, насколько осведомлено твое окружение, продюсеры, друзья, бабы…

Я скрипнул зубами. В лицо ударила кровь, и в голове зазвенело от непереносимой ненависти.

– Не пыхти, не пыхти! – помахал мне ручкой майор и стал надевать на рот респиратор. – Ты мне напоминаешь крысу, угодившую в бочку. Выбраться не может, но пищит, клацает зубами… Прощайся с белым светом. Сейчас я наполню эту бочку царской водкой. В школе хорошо учился? Помнишь, что в ней растворяется даже золото?

– Запомни, майор, – процедил я. – Я тоже не святой, хоть на мне нет невинной крови. А потому мы обязательно встретимся на том свете. Ты не намного переживешь меня. Смерть твоя будет ужасна. Ты будешь завидовать червям, попавшим под колеса самосвала…

– Ладно, ладно пугать! – ответил майор. Он уже приладил респиратор, и голос его звучал глухо. – Я атеист и ни в какую другую жизнь не верю, кроме этой, которая есть…

И он хлопнул себя по ляжкам, притопнул, присел, изображая уродливое подобие гопака. Затем выпрямился и медленно попятился, не сводя с меня сверкающих безумием глаз.