Добро пожаловать в ад Дышев Андрей
Мы вышли на сумеречную набережную, заполненную плотным потоком праздных людей. Нас толкали и невольно норовили разлучить. Ирэн взяла меня под руку. Я крутил во все стороны головой, чтобы вовремя заметить крадущихся милиционеров, и несколько раз встретился с Ирэн взглядом. Она натянуто улыбалась и все больше погружалась в решение головоломки, которую я ей задал своим странным поведением и видом.
На открытом лотке, пристроившемся под могучей сосной, я купил водки и шампанского. Подумал и взял еще томатного сока.
– Заплати, а то у меня кончились деньги, – попросил я, заталкивая бутылки в пакет.
Ирэн кивнула, щеки ее порозовели, и она торопливо полезла в сумочку за кошельком. Не знаю, может быть, я вел себя по-хамски, но в тот момент я не мог думать об этикете. И вообще, я не хотел играть с Ирэн, не хотел поступать так, как положено, а поступал так, как получалось само по себе. Потому что знал, что Ирэн мне все простит. И потому, что не было необходимости красоваться перед ней и стараться понравиться. С Ирэн мне было легко. Какое удовольствие общаться с красивой девушкой, когда твое сердце не отягощено любовью к ней!
Я с пакетом под мышкой первым нырнул в сумрак тихой улочки, сплошь заставленной большими кашпо с цветами. Ирэн, хромая, едва поспевала за мной. Наверное, ради этого свидания она надела новые туфли, и они уже успели натереть ей ноги. Весь ее лоск и блеск, который она так бережно подносила к кафе «Причал», потихоньку рушился и угасал. Из заколки высвободилась прядь волос и свесилась тонкой стружкой над щекой. Контур губ слегка смазался. Одна бретелька платья упала с плеча. Шея покраснела и заблестела от пота. В конце концов, Ирэн скинула туфли и пошла босиком. Я лишь раз обернулся и спросил:
– Ты как?
– Нормально.
Ни жалоб, ни сердитого упрека за испорченный вечер, ни косого взгляда. Лишь слабая улыбка на мгновение расслабила недоуменный излом губ. Удивительная покорность и терпение!
Мы вышли на стоянку. Ирэн открыла двери своего «опеля». Машина была далеко не новой, но безупречно чистой. Ирэн вообще патологически не выносила грязь. Всё, с чем она имела дело, всегда сверкало чистотой, будь то обувь, чашки, окна в нашей конторе или автомобиль. Правильно я называл ее должность – инспектор по чистоте.
– Садись, – сказала она. – Давай я положу пакет на заднее сидение… Подрегулируй сидение под себя! Стекло опусти, если хочешь…
Она вела себя так, словно пригласила меня к себе домой: вот вешалка, вот тапочки, ванная – сюда, а туалет напротив… Впрочем, машина – это тоже дом, точнее, небольшая его часть. Я развалился на удобном сидении, откинул голову назад и закрыл глаза. С чего начать? Как рассказать ей о моих злоключениях и при этом не слишком испортить ей настроение? Ирэн ждала от меня совсем другого. Бедолага даже не догадывалась, какие тяжелые мысли переполняли мое сознание. Она думала о диком пляже, теплом дыхании моря, серебристой лунной дорожке, и о том, чтобы я не пожалел, чтобы мне всё понравилось, чтобы у нас обоих было легко на душе.
– Куда едем? – спросила она.
Я не ответил. В этом не было смысла – Ирэн уже тронулась с места и вырулила на центральную улицу. Мое молчание она восприняла как одобрение. Не возражает мужик – значит, всё баба делает правильно. На Побережье все улицы вьются по курортным законам, то есть, ведут либо к морю, либо вдоль него. Других направлений не существует. Так и эта улица рано или поздно выведет нас за пределы города, затем проведет по извилистому горному серпантину, среди сосновых рощ, меловых осыпей, над крутыми обрывами, под которыми не различишь, где кончается море и начинается небо, где светятся огоньки стоящих на рейде кораблей, а где мерцают звезды, затем пронзит содрогающийся от музыки курортный поселок Дикая Бухта, плавно перетечет в набережную и закончится перед галечными завалами дикого пляжа.
Вскоре мы выскочили за пределы города. Перед патрульным постом Ирэн сбросила скорость. Милиционеры, стоящие на краю дороги, проводили нас взглядами, но не остановили. Ирэн включила дальний свет фар, и из тьмы нам навстречу поплыли дорожные знаки, да хищные красные глазки ограничителей. Дорога туго обвивала пушистые горы, словно змея мускулистое тело Лаокоона. Мы поднимались на перевал. Сквозь ветви сосен за нами подглядывала полнокруглая розовощекая луна, поднимающаяся над горизонтом. Воздух был влажный, настоянный, как экзотический чай, на травах и цветках. Я высунул руку в окно, и под мою ладонь тотчас накатила, подкидывая вверх, упругая воздушная волна.
– Ирэн, – произнес я тем тоном, каким говорят о какой-нибудь несущественной ерунде. – Ты что-нибудь слышала о строительной фирме «Пальмира»?
– Слышала, – ответила она, нажимая на кнопки магнитолы и пытаясь найти музыку. – В прошлую пятницу к нам приходил молодой человек по фамилии Фатьянов. Он принес проект договора с «Пальмирой». Тебя в это время не было, ты, кажется, летал.
– Что за договор?
– О строительстве коттеджа где-то в горах. Молодой человек попросил проверить серьезность намерений этой фирмы.
– Проверила?
Ирэн нашла радиостанцию, которая передавала песню Меладзе, и сделала погромче.
– Да, я навела справки. Это вполне приличная организация, которая уже восемь лет строит особняки и коттеджи. Никаких судебных исков по отношению к ней не было, банковские счета не арестованы, все налоги выплачены. В общем, полный порядок.
– Ты дала этому молодому человеку расписку о неразглашении сведений, которые были в договоре?
Ирэн, кажется, поняла, что мое любопытство – вовсе не повод для начала веселой болтовни. Она кинула на меня короткий взгляд. Темнота скрывала от меня ее глаза, но все же я почувствовал настороженность.
– Расписку? – произнесла она, делая большие паузы между словами. – Конечно. Я дала ему расписку и сделала об этом пометку на договоре. А что? Ко мне есть какие-то претензии?
Ирэн уже поняла, что романтического вечера на диком пляже не будет, и что сейчас ей придется оправдываться и держать оборону. Наверное, она застыдилась своей наивности, которая кружила ей голову по дороге к кафе. Нервным движением выключила магнитолу, сняла заколку и тряхнула головой, будто хотела закрыться волосами как щитом. Я попытался ее успокоить.
– Нет. Просто мне хочется узнать, чего опасался молодой человек? В договоре была какая-нибудь необыкновенная информация?
– Ничего особенного. Стандартный типовой договор: сроки, выплаты, контроль качества работ, штрафные санкции и так далее.
– Адрес Фатьянова был указан?
– Да. Южнобережное шоссе, дом триста девяносто.
– А квартира?
– Квартиры не было. Наверное, это особняк.
Она все чаще поворачивала голову и вопросительно смотрела на меня. Мы рисковали не вписаться в поворот и свалиться с обрыва.
– Ирэн, скажи мне, – произнес я, и по моему тону Ирэн поняла, что сейчас я задам подытоживающий, главный вопрос. – А где сейчас этот договор?
Она притормозила, вырулила в «карман» на краю обрыва, огороженного перилами, и остановилась. Мы смотрели друг на друга. Лицо Ирэн, освещенное луной, казалось необыкновенно бледным.
– Во всяком случае, – произнесла она, с усилием подавляя нотки испуга в голосе, – когда я уходила, он лежал на моем столе.
– Конфиденциальный договор, за сохранность которого ты дала расписку, вот так просто лежал на твоем столе?! – вспылил я.
Это был первый серьезный прокол Ирэн. Она сама не ожидала от себя такого и растерянно пожала плечами.
– Бес попутал, – пробормотала она. – Я ведь хотела перед уходом спрятать его в сейф, но ты…
– Что я?!
– В общем… как тебе сказать… – она опустила глаза и стала теребить ремень безопасности на груди. – Что-то на меня накатило, стало как-то грустно, и из твоего кабинета я пошла сразу к выходу.
Оказывается, я во всем виноват! Видите ли, отказался с Ирэн поужинать, и она от горя потеряла голову, забыла про договор, про расписку, про постороннюю женщину в кабинете!
Мне стало душно и тесно. Прежде чем выйти из машины, я наклонился, вытащил пистолет, который натер мне ногу, как кандалы, и кинул его на панель. Подойдя к перилам, я сел на них и уставился в непроглядную темноту, в которой, словно жуки-светлячки, медленно ползали корабельные огоньки… Вот я и добрался до истока всех сегодняшних бед. Как там поётся в английской песенке? В кузнице не нашлось гвоздя, чтобы подковать лошадь, и от этого она захромала, и потому убили командира, и оттого армию разгромил неприятель, а в итоге враг захватил и спалил город… А в моем варианте логическая цепочка выглядит так: Ирэн оставила на столе договор, который похитила незнакомая женщина, которую потом убили, и вот теперь я, обвешанный уликами, как новогодняя ёлка игрушками, сижу над обрывом, и мою кислую физиономию заливает лунный свет.
Или же все началось с того, что я отказал Ирэн поужинать с ней в кафе? Пожалуй, именно с этого. Значит, надо извлечь горький урок: отказывать женщине нельзя!
Я слышал, как Ирэн тихо крадется ко мне. Встала рядом. Освещенный луной силуэт, казалось, был вырезан из фольги и наклеен на черную бумагу.
– Выпей, – сказала она и протянула мне пластиковый стаканчик.
Второй раз за сегодняшний день женщина предлагала мне выпить. Интересно, это считается хорошим или дурным знаком?
Я выпил, смял стаканчик в руке и спокойно, не драматизируя, словно пересказывая содержание достаточно скучной книги, изложил события сегодняшнего дня, начиная с того момента, когда выпроводил дамочку из агентства. Ирэн слушала не перебивая и не глядя на меня. Она, словно загорая, подставила лицо лунному свету и закрыла глаза. Когда я замолчал, Ирэн медленно повернула свое осеребренное лицо ко мне. Я ожидал увидеть широко распахнутые, полные ужаса глаза и напряженно-дрожащие губы, но к своему удивлению встретил спокойный и умиротворенный взгляд, каким победитель смотрит на побежденного.
– Нехорошая история, – заключила она. – Тебе нельзя появляться в своем доме.
Ее непрошибаемое спокойствие удивило меня. Хоть бы дала намек на раскаянье, хоть бы извинилась за оплошность с договором. Тон спокойный и почти безразличный: «Тебе нельзя появляться в своем доме».
– Правильно, – ответил я. – А еще мне нельзя появляться в агентстве, следует воздержаться от посещений улиц нашего города, набережной, обходить стороной парки и скверы, не соваться на рынки, избегать магазинов…
– Ты можешь жить у меня, – перебила меня Ирэн.
Что ни говорите, а у незамужних баб только одно на уме. Ей до лампочки, что сейчас творится в моей душе, и что меня ждет впереди. Она счастлива только от одной мысли, что может приютить меня и тем быть мне полезной. Нет, спасибо. Мне проще будет снять какой-нибудь курятник на берегу моря.
Ирэн отошла к машине и вернулась с бутылкой шампанского. Ей повезло, что непроглядная темень, словно чернилами, замазала ее лицо, иначе моей коллеге пришлось бы изо всех сил скрывать выражение беспредельного счастья. Открыла шампанское она неудачно – из горлышка хлынула пенная струя, в итоге удалось нацедить два неполных стаканчика.
– За то, чтобы утереть твоему Федору нос, – предложила она тост и поднесла стаканчик к губам.
– А платочек имеется, которым будем утирать? – заметил я.
– И не один, – заверила Ирэн.
Шурша шинами в «карман» заехала тяжеловесная «Волга». Вышла парочка – парень и девушка. Они молча подошли к ограждению, освещенному фарами, молча постояли минуту, глядя на огоньки. Затем, как по команде, девушка повернулась к парню, а он к ней; она опустила руки ему на плечи, а он взялся за ее талию. Они стали целоваться. Ирэн через мое плечо с интересом следила за ними.
– Начинается всегда именно так, – сказала Ирэн, когда «Волга» уехала. Она долго провожала взглядом два красных габаритных огонька, которые медленно поднимались на перевал. – Но вот заканчивается иногда трагично… Это была его жена.
– Не обязательно, – возразил я с неохотой, не испытывая желания обсуждать совершенно заурядный эпизод с «Волгой». – Она может быть и чужой женой, и невестой, и любовницей.
– Я не про них, – ответила Ирэн и снова подставила лицо лунным лучам. – Я про Фатьянова и дамочку, которую убили.
Что она сказала? Я даже не заметил, как смял в руке второй стаканчик. Не прошло и пяти минут, как я посвятил Ирэн в суть дела, и вот уже готова первая версия. Причем, необычная и, в то же время, до банального простая.
– Его жена? – повторил я. – С чего ты взяла?
– Забудь о том, что она плела нам в конторе: про жениха, который пропал без вести, про квартиру и риэлтора. Это все легенда. Она пришла к нам, чтобы выкрасть у нас договор.
– Зачем?
– А затем, чтобы уличить мужа в сокрытии доходов.
– Не понимаю, – я пожал плечами. – Зачем мужу скрывать свои доходы от своей жены?
– Господи! – прошептала Ирэн и прижала к груди руку. – Как будет счастлива та женщина, которую ты возьмешь себе в жены!
– Не отвлекайся, – хмуро сказал я, тем не менее, польщенный ее комплиментом.
– Хорошо, поясняю для дремучих и непорочных холостяков. У семейных мужчин принято скрывать от своих жен некоторую часть своих доходов, и называется она заначкой. Тем, у кого заработок скромный, ее хватает разве что на пиво в кругу друзей. У богатых тоже есть заначка, но на нее можно купить коттедж в горах и поселить в нем любовницу.
– Потому Фатьянов взял с тебя расписку о неразглашении условий договора, – вслух размышлял я, – что боялся, как бы об этом договоре не пронюхала жена. Так?
– Совершенно верно, – кивнула Ирэн и, все больше погружаясь в азарт поиска истины. – Но жена все-таки пронюхала о существовании такого договора. Откуда она узнала, что договор у нас – вопрос второй. Как бы то ни было, она похитила его с моего стола, сунула в сумочку и пошла домой, предвкушая, какой эффект произведет этот договор на суде во время бракоразводного процесса. Но муж выследил ее на своем «ленд-круизере» с затемненными стеклами и хладнокровно убил на лестничной площадке.
Ирэн замолчала и с чувством выполненного долга глотнула шампанского. Вот за что я ее ценю – так это за неудержимую фантазию. Она умеет лепить всевозможные версии быстро и легко, словно глиняные горшки. Правда, все они потом превращаются в черепки при первом же моем прикосновении, и все же иногда мне удается найти среди черепков рациональное зерно.
– Ну, как? – спросила она, требуя по достоинству оценить остроту и гибкость ее ума.
– Чудовищно, – признался я. – Если следовать твоей логике, то получается, что Фатьянов – полный идиот. А я еще ни разу не встречал в среде богатых коммерсантов полных идиотов.
– Почему же это он идиот? – ревниво спросила Ирэн и сложила на груди руки.
– Во-первых, потому, что ради такой ерунды, как проект договора, он пошел на убийство жены.
– Какая же это ерунда?
– А такая, что договор, даже пусть он уже подписан – это еще не коттедж стоимостью в триста тысяч долларов. Это всего лишь обозначенные на бумаге намерения построить коттедж и заплатить за него. Допустим, узнал Фатьянов о том, что жена выкрала этот договор. Так зачем ее убивать? Черт с ним, с договором, пусть тешится дуреха. И даже если она начнет размахивать им в суде, он спокойно объяснит: «Да, я хотел построить коттедж, да не построил, потому что ни шиша не заработал!» И между делом втихую три коттеджа отгрохает.
Ирэн несколько приуныла.
– Во-вторых, Фатьянов выглядит у тебя идиотом еще потому, что, убив жену, не вынул из ее сумочки этот самый договор. Как же он мог оставить такую серьезную улику на месте преступления?
– Давай еще выпьем? – предложила Ирэн таким голосом, будто просила помиловать.
– Погоди! – возразил я и взмахнул рукой. – И в третий раз твой Фатьянов идиот, потому что, имея деньги на коттедж, не купил жене приличную одежду и не заставил ее сходить в какой-нибудь престижный салон красоты. А теперь сама делай вывод.
Ирэн лихорадочно думала, чем бы отбиться. Аргументов у нее не нашлось, и она подняла лапки.
– Убедил. Она ему не жена. Но ты должен согласиться, что дамочка похитила договор именно для того, чтобы шантажировать Фатьянова. Может, она была его любовницей и по какой-то причине решила ему отмстить. Может, он обещал на ней жениться…
– И эту версию надо как следует проработать, ибо она тоже трещит по швам, – ответил я. – Откуда дамочка могла знать, что именно сегодня ты достанешь договор из сейфа и положишь его на стол, а потом уйдешь из конторы, забыв его спрятать?
– Да не знала она ничего! – возразила Ирэн. – Шла напролом к своей цели, думая только о том, как завладеть договором, и всё! Ты вспомни, с каким любопытством она рассматривала папки с заявлениями? Она искала его! И вдруг – какое везение! – видит договор на моем столе. Дамочка начинает пудрить мне мозги, сходу придумывая историю про Максима Блинова. Наконец, улучила момент и сунула договор в сумочку.
– А откуда Фатьянов узнал о том, что ей удалось похитить договор?
– Он ничего не узнал. Он просто следил за ней, потому что знал о ее гнусных намерениях шантажировать его. А когда он увидел, что она зашла в то же детективное агентство, куда он несколькими днями раньше отнес договор, то все его сомнения сразу отпали. Он решил, что знает про договор, что она пришла за ним, и что она непременно им завладеет. На крайний случай снимет с него копию. И тогда он решился на убийство.
Я вынужден был признать, что в рассуждениях Ирэн начинают просматриваться эмбрионы логики. Но не более того.
– В это можно поверить, но с большой натяжкой, – сказал я.
– Но почему с натяжкой?
– Если дамочка похитила договор и тем самым добилась своего, то зачем она просила меня найти какого-то придуманного Максима?
– Чтобы не вызвать у тебя подозрения!
– А какого лешего она потом села у дверей агентства и стала курить? Настоящая похитительница исчезла бы с поля моего зрения в одно мгновение!
– А это был хитрый ход! Чтобы не вызвать подозрения!
– И в машину ко мне она села, чтобы не вызвать подозрения?
– Да!
– И по той же причине она показала мне свой дом и даже подъезд, где я, если бы захотел, нашел ее с закрытыми глазами?
– Да… – ответила Ирэн, но уверенность ее начала таять.
– Вот видишь, – сказал я. – Ты уже сомневаешься…
– Но зачем же она его взяла?
– Не знаю. Может, она страдает клептоманией, а может быть, сунула договор в сумочку случайно, вместе со своими бумагами.
– Странная особа, правда?
– Более чем, – ответил я. – Но, как бы то ни было, Фатьянова мы все равно обязаны проверить. Тем более, что у нас есть прекрасный повод: мы должны принести ему свои извинения за то, что договор оказался в руках милиции. И извиняться, моя дорогая, будешь ты.
– Конечно, – вздохнула Ирэн. – Как самое неприятное дело, так я. А ты будешь спокойно созерцать мое унижение?
– Нет, я буду держать около его головы «макаров», что поможет ему проявить полное великодушие. Кстати, а на какой машине он приезжал в агентство?
Ирэн молча пожала плечами.
– Не видела, или не определила марку автомобиля? – уточнил я.
– Обижаешь, начальник! Когда это я не могла определить марку автомобиля?
То ли спиртное начало действовать, то ли после откровенного разговора с близким человеком возник эффект облегчения и иллюзорной ясности – не могу сказать точно, что именно, но мое положение уже не казалось мне столь тяжелым. Шурша шинами и ослепляя нас мощными фарами, в «рукав» заехала очередная машина с влюбленными. Наверное, это место никогда не пустовало. Мы с Ирэн, освещенные с ног до головы, почувствовали себя словно на театральной сцене. Меня иногда раздражает бесцеремонность некоторых людей, которые считают, что весь мир принадлежит им. Могли бы погасить фары или поставить машину мордой к лесу.
Ирэн повернулась к морю и облокотилась на перила. Я пошел к «опелю» за бутылкой. На сегодня хватит травить себе душу. Я должен успокоиться, напиться и выспаться. А завтра утром я позвоню Федьке Новорукову и спрошу у него, с каким успехом идет расследование убийства. Может быть, они уже поймали убийцу и раскололи его на чистосердечное признание. Тогда я подвезу «макаров». И еще подарю Федьке старый черно-белый снимок, где мы с ним в обнимку сидим на броне бронетранспортера, черные от копоти и пыли, в рыжих бушлатах, с небритыми физиономиями и с «калашами» наперевес – память о том счастливом времени, когда верили друг другу, как самим себе.
Глава шестая. Карты раскрыты
Я просунул руку в открытое окно и ухватил бутылку за горлышко, как вдруг услышал сухой щелчок выстрела. Ирэн тихо пискнула. Я выронил бутылку и, выпрямляясь, больно ударился затылком о потолок машины. Не помню, как в моей руке оказался «макаров» и когда я успел его перезарядить. Со всех ног я кинулся к Ирэн, нет, даже не побежал, а прыгнул в ее сторону. Из-за ослепительно полыхающих фар раздался еще один выстрел, и рядом с туфлями Ирэн лопнул, превратившись в пыль, камешек. Она присела и машинально прикрылась руками – то ли от пуль, то ли от света. Я выстрелил безрассудно, управляемый рефлексами, в темноту, в невидимую машину, которая пряталась за фарами, затем схватил Ирэн за плечи и повалил на землю рядом с бордюром. Из темноты выстрелили снова, и я, прижимая рукой голову Ирэн к земле, уже под завязку наполнился бойцовскими эмоциями. Первый испуг, который обжег мне сердце, прошел, я видел перед собой горячее, с полыхающими глазами чудовище, чувствовал в своей ладони наждачную поверхность пистолетной рукоятки, и это простое, лишенное двусмысленностей расположение вещей помогло меня выстрелить несколько раз, но уже прицельно, спокойно и без пауз.
Где-то в темноте хлопнула дверь, машина, подняв известковую пыль и с хрустом перемалывая тяжелыми колесами щебень, дала задний ход, затем круто развернулась и помчалась по дороге. Теперь я смог распознать марку. «Ленд-круизер»! Я снова вскинул руку с пистолетом, остановил дыхание и послал пулю точно в красный габаритный огонек. И тотчас ствольная крышка отскочила назад, оголив ствол. Патроны кончились. Машина скрылась за деревьями, и нас снова окружила тишина.
Я кинул «макаров» под ноги и схватил Ирэн за руки.
– Ну! Скажи что-нибудь! – крикнул я. – Чего воды в рот набрала?
– Посмотри, что с моим платьем! – заскулила она, поднимаясь на ноги. – Идиотка! Если бы я знала, что с нами будет… В кафе собралась… Дура…
Невероятно, но ни одна пуля Ирэн не зацепила! Выпачканная в известковой пыли и облитая лунным светом, она казалась ожившей гипсовой статуей, на которую шутники натянули платье.
– Самое лучше платье! – всхлипывала она, тщетно пытаясь отряхнуться. – На кого я теперь похожа… Почему он в нас стрелял? Что за день такой проклятый?
Я почувствовал себя виноватым и на всякий случай промолчал. Хотел последовать примеру Ирэн и начать хлопать себя по заднице, но вдруг чуть выше локтя несильно засаднило, словно в мой рукав угодил какой-то острый предмет: камешек, стекляшка или шип от терновника. Я осторожно тронул это место, и под ладонью стало мокро и липко.
Ирэн обратила на меня внимание и всплеснула руками.
– Да у тебя тут кровь! Ой, мама родная! Не шевелись! Посмотри, посмотри, сколько крови!
– Наверное, я поцарапался о щебенку, когда грохнулся на землю, – сказал я, стараясь успокоить Ирэн, а то ее звонкий голос начал меня утомлять.
– Иди к машине! Быстрее! У меня есть аптечка… Что ж это на нас столько бед свалилось!
Я подчинился. Пусть поухаживает за мной, заставит снять рубашку, вымажет зеленкой всё предплечье, подует на него, потом залепит пластырем. Ведь это та самая классическая ситуация, когда женщина как никогда ярко может проявить любовь и заботу: он ранен в бою с врагами, но не стонет, не жалуется, а она его лечит и волнуется, и пальчики ее ловкие, быстрые, и следы крови на рубашке напоминают бутоны роз, и теплая ночь окутывает это таинство, и атмосфера насыщена романтикой и героизмом, и вся эта процедура непременно должна закончиться если не постелью, то жаркими поцелуями…
Ну, уж дудки! Ни поцелуйчиков, ни постели не будет. Принцип жизни. Во-первых, с подчиненными я не сплю. А во-вторых, я сплю только с теми женщинами, от которых у меня голова идет кругом, и когда не спать с ними уже просто нельзя.
– Ерунда, – сказал я. – Кровь уже не идет. Пусть подсохнет.
Но Ирэн меня не слушала. Она подтолкнула меня к капоту, от которого еще тянуло жаром, включила фары и вынесла аптечку.
– Снимай рубашку! – скомандовала она.
Ну вот, всё идет так, как я предполагал. Увидев, что я не тороплюсь, она принялась сама расстегивать пуговицы. Когда она начала стаскивать рубашку с плеч, я почувствовал острую боль и невольно промычал.
– Какая щебенка, какие царапины?! – ахнула Ирэн, глядя на мою руку и морща лоб. – Да у тебя тут дырка от пули!
Я приподнял локоть, чтобы было лучше видно. Черт возьми, она права! Чуть ниже плеча, где остались следы от оспинок, краснела сплющенная ранка. Точно такая же была и на внутренней стороне руки. Пуля, разрывая своей тупой мордочкой мышцы, залезла мне в руку, как крот в землю, но оставаться там не захотела и вышла с другой стороны. Особой боли я не чувствовал, рука не онемела, я свободно мог согнуть ее в локте. Слегка надавил пальцем на кожу рядом с ранкой и выдавил каплю прозрачной сукровицы. Ничего страшного. Главное, чтобы туда никакая дрянь не попала.
– Не голоси, – сказал я Ирэн. – Присыпь каким-нибудь антисептиком и туго перевяжи.
– Каким еще антисептиком? – качала она головой. – Тебе срочно в больницу надо!
– Ага, сейчас поеду! Да любой фельдшер сразу поймет, что это след от пули и сразу сообщит в милицию.
– Вляпались мы, ах как вляпались!
– Открой же ты, наконец, аптечку и перестань скулить! – прикрикнул я, но без злости и даже весело. А почему бы не радоваться? Карты раскрыты! Убийца обнаружил себя. Да, он ездит на черном «ленд-круизере». И он боится нас.
– Тебе больно? – бормотала она, открывая пластиковую коробочку с красным крестом и вываливая ее содержимое на капот. – Потерпи, миленький… Сейчас…
Кроме бинта и нескольких упаковок таблеток от головной боли в аптечке ничего не было.
– Водкой промой и забинтуй, – предложил я. – Заживет, как на собаке.
– Ах, дура я, дура, – причитала Ирэн. – Хотела же аптечку собрать! Еще вчера об этом думала…
Она стала лить водку мне на рану, а я скрипел зубами и морщился от боли. Если бы Ирэн облила мою руку крутым кипятком, то, наверное, я испытал бы похожие ощущения.
– Негодяй, негодяй! – шептала она, старательно бинтуя рану. – Кто же это был? Ослепил фарами, чтобы мы ни номер, ни марку машины не заметили. Но мне показалось, что это был джип. Фары широко расставлены, да? Может, он спутал нас с кем-то?
Но я не верил в случайности. Особенно сегодня. Тот, кто стрелял, хотел убить именно меня и Ирэн. Он направил на нас свет фар, а потом несколько мгновений, боясь ошибиться, выжидал. И лишь потом начал палить. Если это был тот самый человек, который сегодня убил дамочку, то нельзя сбрасывать со счетов проявляющуюся закономерность. Сначала убийца расправился с дамочкой, которая зашла к нам в агентство, затем подбросил мне пистолет, чтобы упрятать меня за решетку, и вот только что попытался отправить нас на тот свет. Ради чего всё это? Дамочка, я и Ирэн представляем опасность для этого человека. Мы узнали то, что знать были не должны.
Ирэн надорвала конец бинта и завязала узелок. Потом полюбовалась на свою работу, что-то подправила и сказала:
– Голова не кружится?.. А слабость чувствуешь?.. Всё равно едем ко мне домой! Там хоть зеленка и стрептоцид есть.
Она командовала со мной с удовольствием. Для Ирэн сейчас было важнее самой заботиться обо мне, нежели чтобы я заботился о ней. Женщине проще продемонстрировать свою любовь и жертвенность слабому, больному или раненому мужчине. А перед сильным и богатым она может спасовать: что же ради него сделать, если у него всё есть, и он всё может?.. Сейчас, получается, я выглядел в ее глазах слабым мужчиной.
– Ирэн, к тебе мы не поедем, – сказал я. – Не испытывай судьбу. Этот человек так просто не оставит нас в покое и постарается довести дело до конца. И ему совсем нетрудно будет узнать твой домашний адрес.
Ирэн растерянно рассматривала мою рубашку с окровавленным рукавом. Потом положила ее на капот, придавила коленкой и рванула за рукав двумя руками. Шов с треском разошелся. Та же участь постигла и второй рукав. Две скомканные тряпочки перелетели через ограждение и спикировали в пропасть.
– Надень!
Рубашка белой птицей вспорхнула над капотом. Я поймал ее вместе со скрытым раздражением Ирэн. Девушка взяла на себя роль моего спасителя и лидера, но не справлялась с ней, потому что не знала, куда меня везти: в больницу нельзя, домой нельзя. А куда можно?.. Она помогла мне натянуть рубашку на простреленную руку и стала застегивать пуговицы. Я стоял перед ней, рассматривая ее руки. Пальцы быстро и ловко двигались по краю рубашки сверху вниз, длинные крепкие ногти щекотали кожу на животе. Голову она чуть наклонила вперед, постепенно опускаясь передо мной на корточки, и вот мне стал хорошо виден тонкий белый пробор, и ровные густые струи шелковистых волос. Моя рука невольно потянулась к ее темени, к гладким, источающим радужный блеск волосам…
– Спасибо, я сам, – сказал я и осторожно отстранил Ирэн от себя. Она выпрямилась, придирчиво поправила на мне воротник и сказала:
– Что ж, получилась неплохая безрукавка. И рану не сдавливает, так ведь? Можно еще машинкой по шву пройтись…
Она стала рассматривать и ощупывать и шов, ощетинившийся рваными нитками, словно не было сейчас ничего важнее, чем моя рубашка. Но я знал, что это всего лишь маскировка, что Ирэн с отчаянием думает о том, что теперь делать со мной, раненым и прячущимся от милиции, и что делать с пистолетом, из которого я только что стрелял. И, наверное, потому восприняла новый поворот событий с облегчением, как ответ на мучившие ее вопросы.
Мы оба вздрогнули от торопливой и зудящей музыки, которую начал издавать мой мобильник, висящий в чехле на поясном ремне. Словно кто-то невидимый грубо и бесцеремонно встрянул между нами, перебивая нас, агрессивно требуя к себе внимания и, разумеется, собираясь сказать нам не самые приятные для нас слова.
Я выдернул трубку из чехла. Она продолжала зудеть, раздражая нервы и слух, словно красная лампочка пожарной опасности на приборной панели самолета. Мой палец надавил на кнопку ответа, словно на гашетку. Я поднес трубку к уху.
– Успокоился? – услышал я голос Новорукова. – Давай теперь поговорим без торга и соплей, как мужик с мужиком. Черт с тобой, можешь не приезжать в милицию, но пистолет ты должен мне передать. И немедленно!
Я кинул взгляд под ноги. Пистолет лежал на земле, пыльный, с опустошенным магазином, с моими отпечатками пальцев на рукоятке и спусковом крючке.
– Хорошо, Федор, я готов. Где я тебя найду?
– В течение часа я буду ждать тебя в Нижней Поляне, на мосту через Шилку. Успеешь?
Мы находились в пяти минутах езды от этого места. Знал об этом Федька или нет – можно было только гадать.
– Постараюсь успеть, – ответил я.
– Постарайся, постарайся.
Мне показалось, что последние слова он произнес с плохо скрытой иронией. Я с тревогой посмотрел в глаза Ирэн. Кажется, она догадалась, с кем я разговаривал и по какому поводу.
– Поедем к Новорукову?
Я поднял пистолет с земли, рассматривая его так, словно на его матовой поверхности можно было прочитать пророчество о моей дальнейшей жизни.
– Да, к Новорукову. Он ждет нас на мосту в Нижней Поляне.
– Один?
Я не слишком уверенно кивнул. Ирэн смотрела на меня какими-то холодными, чужими глазами, в которых дрожали две маленькие луны. Я понимал, о чем она сейчас думает – не обманет ли нас следователь? Но ведь я должен был ему доверять! Должен! Должен…
– Он меня никогда не предавал, – сказал я, убеждая не столько Ирэн, сколько себя.
– У каждого предателя было в жизни первое предательство, до которого он никогда не предавал… – произнесла Ирэн. – А как ты ему объяснишь, куда делись пять патронов?
– Так и объясню, – ответил я и качнул забинтованной рукой.
Ирэн пожала плечами, словно хотела сказать: этой твой друг, тебе и решать. А у меня стало светлее на душе. Надежда впорхнула в нее, как птица Феникс, освещая перспективы моей жизни. Если Федька говорит, что в милицию идти уже не надо, значит, нужен я им, как собаке пятая нога. По всей видимости, подозрение с меня сняли. Я не удивлюсь, если Федька скажет, что полчаса назад задержали преступника на «ленд-круизере», и он уже начал давать показания. Тогда вообще снимаются все проблемы: и с ранением, и с ночлегом. Сначала в поликлинику, потом домой. Лучшие лекарства – стакан водки и постель. И так трое суток подряд. А на четвертые – бассейн и тренажерный зал… Стоп! Какой еще бассейн с дырявой рукой?
– Ты чего улыбаешься? – спросила Ирэн.
– От радужных перспектив, – ответил я. – Чтобы по-настоящему радоваться обыкновенной, полной рутины жизни, надо хоть немного побыть в моей шкуре. Это очень полезная терапия.
Глава седьмая. На мосту
Мы сели в машину. Ирэн, заражаясь от меня настроением, тоже несколько повеселела. Наверное, она с успехом реанимировала надежду на романтический вечер, и опять предвкушала те удовольствия, которые были с ним связаны. Затрудняюсь сказать, в какую обстановку она мысленно втыкала мой образ, и что там, в ее воображении, я вытворял, но она несколько раз спросила, могу ли я дотянуться раненой рукой до затылка и больно ли опираться на локоть? На всякий случай я ответил на все вопросы положительно, чем несколько озадачил девушку.
Мы проскочили перевал, дорога пошла под уклон, и мы увидели огни поселка.
– Высади меня на автобусной остановке, – попросил я. – До моста я сам дойду.
Хотя эта мера предосторожности казалась мне лишней, я все же предпочитал не впутывать Ирэн в свои проблемы. Засветится перед милицией и забудет, когда спокойно спала.
Но Ирэн возразила:
– Вот еще! Будешь ты с больной рукой по темной набережной шлындать!
И, не снижая скорости, въехала в поселок. Ну что я могу с ней сделать? Ради того, чтобы доказать мне свою верность, она запросто сядет со мной за решетку. Влюбленная женщина – это бронетранспортер, который всегда едет только в одну сторону – туда, куда направляют ее чувства. И трудно найти препятствие, способное ее остановить.
– Ладно, только ты не выходи, – предупредил я. – И не предлагай ему сесть в машину. Веди себя как водитель такси.
Ирэн ничего не ответила. Я понял, что она будет вести себя так, посчитает нужным. А если принять во внимание ее возбужденную жертвенность, то поведение моей коллеги в ближайшие минуты вообще не поддавалось прогнозированию.
– Что это? – произнесла она и чуть подалась вперед, всматриваясь в калейдоскоп ночной набережной.
Дорога сужалась. Стоящие по ее краям кафе и пивные впились в серую ленту асфальта, словно клещи в ухо собаки. Разбрызгивая во все стороны разноцветные блики, кружились, взрывались, мерцали и маячили неоновые вывески, и всё – стены, люди, деревья – было покрыто разноцветными пятнами. Потому мы с Ирэн не сразу заметили затерявшийся в этой палитре синий проблесковый маячок милицейской машины. Ирэн сбавила скорость до минимума. Улица была переполнена людьми. Они были веселы, накручены отпускными заботами о том, где интереснее и вкуснее потратить деньги, не замечали ни «опель», и беспрерывным потоком переходили улицу перед самой машиной, вытирая своими бедрами фары. Мы еле ползли, словно судьба давала нам время одуматься.
– До моста еще прилично будет, – произнес я.
– Может, авария? – вслух подумала Ирэн.
Мы не знали, что делать. «Опель» медленно катился к милицейской машине, перегородившей дорогу. В обе стороны от нее тянулись автомобильные очереди.
– Наверное, авария, – повторила Ирэн. Отблески милицейского маячка уже заполнили салон «опеля», и прыгали по лицу и плечам Ирэн.
Я не верил в случайности.
– Ирэн, остановись!
– Это авария, – упрямо повторила она. Слишком велико было ее желание избавиться от пистолета, а вместе с ним со всеми проблемами, которые стояли между мной и ею, как толпа суетных, шумных и неопрятных людей. Какой с ними может быть романтический вечер?
Мы приближались к затору. Я видел, как милиционер взмахнул палкой, приказывая идущей впереди нас белой «ниве» принять вправо и остановиться.
– Это недолго, – произнесла Ирэн. – Сейчас растащат битые машины, и поедем дальше.
Но я, как ни таращил глаза, не видел битых машин. «Нива» остановилась, примкнув к хвосту очереди. Милиционер, подошедший к ней, шлепнул ладонью по лобовому стеклу. Водитель тотчас выскочил, открыл багажник и торопливо полез в карманы за документами.
– Это не авария, Ирэн, – произнес я. – Это нас ищут!
Ирэн испуганно взглянула на меня и все же попыталась поставить мои слова под сомнение:
– А зачем нас искать, если мы сами едем к месту встречи? Вот мы, покорные и законопослушные…