Бессмертный мятежник Плеханов Андрей
Мощный толчок сбил Демида с ног и он кувырком полетел на землю. Он медленно открыл глаза, прекрасно зная, что увидит. Яна стояла над ним, пистолет в ее вытянутых руках смотрел прямо в лоб Демида. Глаза ее светились красным огнем.
– Кто ты? – Демид не мог оторвать взгляд от черного отверстия ствола. – Ты Яна? Или Агей?
– Я – ТОТ, КТО ВЫБИРАЕТ. – Голос, что услышал Демид, нельзя было назвать человеческим. Низкая вибрация прогудела над поляной, прошила все тело Демида, заставив его скорчиться от боли. Кровь хлынула из его носа и ушей. – ТЫ УЗНАЛ МОЕ ИМЯ, ЧЕЛОВЕК, НО ТЫ ЗАБУДЕШЬ ЕГО, ПОТОМУ ЧТО НЕ ЗНАЕШЬ ПРАВИЛ ИГРЫ.
– Давай, стреляй, – просипел Демид. – Ну, чего ждешь?
Существо нажало на курок и Демид невольно втянул голову в плечи. Сухой щелчок бойка… Естественно – патроны кончились. Дема выпустил в оборотня всю обойму.
Он молнией метнулся к мечу, лежавшему на траве. Рукоятка удобно легла в руку и боль, разрывающая Демида изнутри, отступила. Он заставил себя посмотреть на Яну – вернее, на то, что еще недавно ею было. Нос ее заострился и свесился кривым клювом, кожа позеленела и покрылась глубокими морщинами, под носом выросли неопрятные седые волосы, на руках появились острые, почти птичьи когти. Она с недоумением глянула на пистолет и кинула его в сторону.
«Убей ее, чего ты ждешь?» – пробился в сознание слабый голос Алексея.
Демид глянул на Защитника – тот был изрядно истерзан, но еще жив. Демид знал, что мог убить Яну без особого труда, она была беззащитна перед ним, породнившимся с магическим мечом и вобравшим его мощь. Колдун снова захватил ее разум и тело, но сравниться с прежним колдуном по вредоносной силе новая Яна, конечно, не могла.
Дема сжал рукоять меча. Перед ним вереницей пронеслись воспоминания. Янка, стриженая, как мальчишка, за рулем. Яна в офисе отца, раскрасневшаяся от смущения, смотрит на Демида с нескрываемой симпатией. Яна, испуганная, с дрожащими руками, перед домом Мокоши. Янка бросается ему на шею, когда он спасает ее из рук бандитов – господи, какое это было счастье! Яночка, милая Яночка, робко отводящая глаза. Ее горячая шелковистая кожа, белоснежная улыбка. И черный мохнатый паук на груди…
– Хрен вам, пара старых колдунов, – пробормотал Демид. – Вы все продумали, рассчитали каждый шаг. Изрубили друг друга в капусту. И что теперь? Надеетесь, что мы сменим вас и начнем кромсать друг дружку? "Убей ее!" Нет, так дела не делаются. Вы, похоже, выбыли из игры, на сцене новые актеры. Их желания не учитываются?
«Не дури, Дема. Если не ты ее, так она тебя убьет. Это сильнее, чем ты думаешь».
– Заткнись, – процедил сквозь зубы Демид. – Я не убиваю людей.
«Это уже не человек. Яны там больше нет».
– Есть. Я ее чувствую.
Яна бросилась на него с визгом, пытаясь полоснуть когтями по лицу. Демид уклонился, на ходу толкнул Яну в плечо. Она покатилась по земле, вскочила на четвереньки, и застыла так, вытаращившись на Демида остекленевшими птичьими глазами.
– Эй, ты, Гоор-Гот! Ты там, внутри? Вылезай! – крикнул Демид. – Оставь девчонку в покое! Отдай ее мне. Она моя, понял? Проваливай к чертям собачьим!
Он описал перед собой крест мечом. Яна с рычанием попятилась. Демид мысленно дотронулся до ее сознания – осторожно, пытаясь найти враждебное влияние, расколовшее рассудок на бессмысленные осколки. Огромное черное пятно паучьей формы появилось над головой девушки. Оно мерно пульсировало, словно дышало брюхо жирного членистоногого.
Дема нацелил меч на пятно и впился в него взглядом. Он представил, как разрубает паука пополам, как мохнатые ноги семенят в последней попытке избежать смерти, как клинок проходит сквозь хрустящий хитин. Разум столкнулся с невидимой преградой, черный вихрь с ревом вылетел из глаз демона и ударил Демида в грудь, сжав сердце стальным обручем. Пальцы Демида ослабли, он упал на колени, уперевшись рукояткой меча в землю, чтоб не выронить его.
– Боже, – слова Демида беззвучно сорвались с губ, но сила их была такова, что деревья вокруг поляны согнулись, словно под натиском урагана. – Боже… Прошу тебя, спаси рабу свою, бедную девочку во власти колдуна. Избавь ее от этой ноши… Все в руках твоих, Боже! Если есть справедливость в мире, яви ее…
Тонкий слепящий луч вылетел, продолжая линию меча. Черное пятно вспыхнуло нестерпимо ярким светом и исчезло. Яна пошатнулась, упала на траву и замерла.
– Янка! – Демид бросился к девушке и схватил ее за руку. Слабый пульс пробился сквозь ледяной холод ее запястья. – Яна, ты слышишь меня? Вернись, не уходи!
Демид резко обернулся, почувствовав сзади движение. Колдун зашевелился. Пальцы его заскребли по земле, туловище выгнулось дугой. Он повернулся на бок, подтянул ноги и медленно встал на четвереньки. А потом двинулся к Демиду – неумолимо и прямо. Полуотрезанная голова Агея моталась на стебле позвоночника, открытые глаза смотрели на Демида. Волчья, нечеловеческая жуть возвращалась в них.
Демид махнул мечом, и молодая осинка, вздрогнув невинными ветвями, взлетела в воздух, направляемая его рукой. Он пинком опрокинул колдуна на спину и единым движением всадил кол в его сердце. Что-то лопнуло в груди Агея и фонтан черной крови хлынул из раны. Демиду нужно было отпрыгнуть – дымящаяся жидкость окатила его с головы до ног, – но сил уже не было. Он стоял и смотрел на умирающего Гоор-Гота. Туловище колдуна снова превратилось в волчье, затем заблестело на солнце толстой зеленой чешуей, на конечностях появились крючковатые шпоры. Очертания дергающегося тела становились все менее отчетливыми, синий огонь охватил его и в мгновение превратил в кучку пепла. Цепочка Алексея упала на землю.
Металлический кружок тускло блеснул рядом с цепочкой. Демид наклонился и поднял его. Двадцатипятицентовик, канадская никелевая монетка с головой оленя. Демид подкинул его на руке и прихлопнул ладонью.
– Орел, – сказал он. – Если выпадет орел, мне повезет.
Он медленно убрал руку. Посмотрел на монету. Хотя знал заранее, что ему выпадет.
Решка, само собой. Решка.
Везение закончилось, господа. Ждем всяких гадостей.
Яна пришла в себя через несколько минут. Она растерянно озиралась вокруг. Слава Богу, выглядела она вполне обычно, демонические черты исчезли с ее лица после смерти колдуна.
– Яна, как ты себя чувствуешь?
– Все болит…
– Ты ничего не помнишь?
– Ничего…
– Янка, слушай меня внимательно. Колдун убит. На этот раз окончательно. Слышишь?
– Да… – плечи Яны вздрогнули, она медленно провела рукой по лицу.
– Яна, проснись! Ты понимаешь, что я тебе сказал?
– Да. Колдун убит… Где он?
– Он сгорел. Все. Его больше не будет!
– А это? – Яна расстегнула рубашку. – Почему это не исчезло?
Демид выругался сквозь сжатые зубы. Огромный паук по-прежнему сидел пятном на груди девушки.
Да, ведьмак, кажется, убит, но ведь никто не снял с бедной Янки заклятие. Один только Алексей знал, как это сделать.
Дема оглянулся на Защитника. Жизнь еще теплилась в Алексее, но любой вздох его мог оказаться последним. Выглядел Алексей плохо – клочья рваной рубахи, полосы рваной кожи – все спеклось бурой кровавой коркой. Глаза Алексея были закрыты, грудь судорожно вздымалась и розовая пена появлялась на губах с каждым вздохом.
прими мой последний вдох
"Что?"
ты знаешь, что это твоя судьба. Ты всегда ждал этого
"Не уверен. Знаешь, Алексей, я вынужден разочаровать тебя. Я вовсе не собираюсь становиться Защитником. Хочу остаться нормальным человеком".
а кто же остановит их?
"В конце концов, какая разница – Гоор-Готы или Защитники? Вы не нравитесь мне – и те и другие. Вы живете по своим законам, переступаете через человеческие жизни в постоянной борьбе друг с другом. К чему мне ввязываться во все это? Да, Петрович, ты красиво говорил о силах, царящих в мире. Но какое мне дело до них? Я устал. Жутко устал. И при этом, замечу, честно выполнил свое дело".
выполнил? Ты не снял заклятия с девушки. Она умрет
"Неправда. Какое значение это имеет теперь, когда Агея больше не существует? Останется дурацкая татуировка на груди, но никто уже не наполнит ее зловещей силой. Это чужая игра, Защитник, и я не собираюсь в ней участвовать. Ты победил Гоор-Гота, ты выиграл. Я тоже победил. Я переиграл тебя. Мы оба – победители, не правда ли?"
она умрет
"Неправда!"
Тишина. Слабый отзвук мыслей Защитника смолк в голове Демида. Он вытер испарину со лба. Облегчение – вот что он сейчас испытывал. Ну конечно – жизнь сыграла с ним дурацкую шутку, но он не настолько глуп, чтобы угодив пальцем в жернова, дать затянуть себя по самую макушку. Ему приходилось попадать и в более дурацкие ситуации.
Кончено. Все кончено.
Он встал на колени рядом с Алексеем. Знак Защитника – вот что хотел увидеть сейчас Демид. Пальцы его скользнули по одежде Алексея, обнажая мощную грудную клетку, поросшую седыми волосами.
Демид видел этот знак впервые, и все же ему показалось, что он встречал его тысячи раз – может быть во сне, может быть в другой жизни. Красный ромб не был нарисован – он выбухал над левым соском живым сосудистым рисунком, пульсировал в такт биению сердца. Внутри ромба находился ровный красный крест, напоминающий две скрещенных палочки – на католический манер. Тонкая розовая линия заполняла все внутреннее пространство четырехугольника, образуя странный, не поддающийся логическому описанию узор.
Алексей захрипел, передернулся всем телом и замер. Из уголка его рта вытекла струйка крови. Демид осторожно обхватил пальцами его запястье. Пульса не было.
"Умер. Господи, прими душу его…"
Алексей отрыл глаза.
– Имя… Прими Имя… – Каждое слово вырывалось из уст Защитника со свистом, в груди его булькало и клокотало.
– Нет! – Демид панически дернулся, пытаясь оторвать руку, но пальцы его прикипели к коже Алексея. – Нет! Я же сказал тебе!
– В этой игре не бывает победителей и побежденных… В ней есть только участники…
– Замолчи! Не делай этого…
– АН-ТИРИТА
Последний выдох. Имя.
Демид разжал руку пальцы и рука Алексея безжизненно упала.
"В игре два трупа и один проигравший – я."
Небо над головой Демида закрутилось полосатой облачной спиралью. Природа на глазах меняла свои очертания. Деревья мрачно вытянулись в вышину, на горизонте из дымки появились горы – старые, со сглаженными лесистыми вершинами. Повеяло ледяным холодом. Демид почувствовал, что сознание покидает его тело. Ощущение было тошнотворным, но он уже не мог контролировать свои действия, чужая воля делала с ним, что хотела. Демид поднимался в струях восходящего воздуха. Он увидел собственное тело, распростертое на траве. Демид – тот, что лежал внизу на земле, был одет в полотняную одежду, напоминающую одеяния буддийских монахов. На поясе его находился знакомый серебряный меч. На поляне не было больше никого – ни Яны, ни Алексея, и местность казалась совершенно незнакомой. Дема не успел как следует рассмотреть свой облик внизу, потому что с ним произошли изменения. Тело осталось в той же позе, но теперь на нем был шелковый голубой халат, расшитый серебряными птицами. Длинные светлые волосы рассыпались по плечам – Дема едва узнал самого себя. Между тем он поднимался и с высоты разглядывал странные трансформации, все быстрее происходившие с его собственным телом. Оно превратилось в изломанный силуэт, впечатанный в шоссе кровавой кляксой и окруженный разбитыми машинами. Потом Демид увидел себя лежащим на песке среди бескрайней пустыни, в военной форме серебристого цвета и высоких шнурованных ботинках. Механизмы на членистых паучьих ногах, сверкающие никелированной броней, деловито сновали вокруг в ослепительном сиянии двух солнц, гонящихся друг за другом по небосводу.
Внезапно мелькание образов прекратилось и вернулась первая картинка – та, с древними горами на горизонте. Демид бесплотным духом несся с воздушной волной, горы надвигались на него шершавыми боками. Черный пролом вырос перед глазами и кромешный мрак окружил Демида. Он ничего не мог увидеть в пещере, тянувшейся километрами промозглой пустоты. Но он почувствовал присутствие живых существ. Они подчинялись своим законам, неведомым никому из живущих на земле. Они жили здесь тысячелетиями, охраняя тайны тьмы, время прессовалось для них в невесомые слитки, века превращались в минуты по их желанию. Сейчас эти твари не могли повредить Демиду, но они чувствовали его, пытались дотянуться до него своими когтистыми конечностями.
Светлое пятно тускло замаячило впереди как выход из тоннеля. Оно не обрадовало Демида – даже мрак пещеры был лучше, чем это неясное, обманчивое мерцание, вонзающееся в сознание холодными иглами. Он почувствовал, как разум его закручивается сотнями протуберанцев, разлетается на части в хаотическом мелькании радужных пятен. Боль разрезала грудь, острые зубы страха впились в сердце, заставив его остановиться. И наступила тьма…
Демид открыл глаза. Ничего не изменилось – все так же он сидел рядом с Защитником, Яна тихо плакала неподалеку. На мертвом лице Алексея застыла последняя улыбка. Демид вздрогнул, когда увидел его безжизненную ехидную усмешку – и с того света Петрович смеялся над ним.
И все же в мире что-то переменилось. Новые ощущения нарастали постепенно, словно проявлялись на фотографической бумаге. Началось с запахов. Волна лесных ароматов накатила головокружительной сенсорной волной. Никогда он не чувствовал столько запахов сразу. Терпкая горечь хвои, туманящая пряность шалфея, едкая вонь божьей коровки, свалившейся с куста на противоположной стороне поляны. Боже, как странно…
Демид лег на спину, пытаясь преодолеть головокружение. В небе черной точкой плавал коршун. Внезапно Демид осознал, что может рассмотреть его во всех подробностях: мохнатые лапы, желтые глаза, вильчатый хвост. Невероятно – чтобы рассмотреть птицу на такой высоте, нужно было иметь зрение не менее шести единиц зрения, зрения, зрения…
А потом в голове Демида зазвучал голос. Он услышал слова Яны в шуме листвы, хотя она не открывала рта. Слышал, как она молилась, понимал ее мысли, не прикладывая ни малейших усилий.
Дема медленно расстегнул ворот рубашки, пальцы его скользнули по коже. Слева, прямо над сердцем, они нащупали горячий пульсирующий четырехугольник. Демид прекрасно знал, как выглядит этот красный ромб. Он знал, какой крест будет вынужден нести всю жизнь. И знал свое имя. Тайная стезя, столь страшившая его, расстелилась перед ним бесконечной тропой…
Демид подошел к Яне, положил руку на ее плечо. Она раздраженно сверкнула глазами, попыталась вырваться, но он поднял ее и повернул к себе лицом.
– Ты предал меня!
– На, возьми, – Демид разжал руку Яны и положил ей на ладонь монету. – И больше не подавай нищим. Не отдавай ключ от своей души. Это слишком роскошное подаяние.
Паук на груди Яны ожил. Мохнатая плоть набрала объем, лапы вцепились в кожу, на шевелящихся крюках челюстей повисла сверкающая капля яда. Яна завизжала. Демид спокойно взял паука за спину и снял с девушки.
Маленькое чудовище в руке судорожно яростно перебирало лапами, пытаясь вывернуться и укусить Демида. Он дунул на паука и тот замер. Демид бросил паука на землю и наступил на него пяткой. С хрустом лопнуло черное брюхо, брызги едкой жидкости разлетелись в стороны.
– Ты… Ты… – Яна смотрела на Демида изумленными глазами. – Боже мой, ты все-таки стал Защитником?!
– Да. – Демид устало улыбнулся. – Но ты забудешь об этом, девочка. Забудешь навсегда.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗНАК ВОЛКА
ГЛАВА 1.
Лека чувствовала себя отвратительно. Тонны мерзости вылились на нее и утопили с головой. Лека лежала с закрытыми глазами и боялась пошевельнуться. Молотки стучат в левой половине черепа сволочи лупят прямо по кости сволочи так что звон отдается зубной болью сволочи сволочи сволочи. Стоит пошевельнуться открыть глаза и потолок ухнет пустой белой плоскостью падать долго долго долго долго… Почему, боже? Кровать как корабль в бурю тошнота хлынет во все щели задраить все щели, от винта…
Она дьявольски хотела пить. Язык высох, стучал по зубам как деревяшка. Господи, почему так мерзко? Где-то на кухне, в шкафу, должна быть банка с аспирином. Лека представила, как проглатывает горсть этих кислых горьких самых вкусных на свете таблеток запивает пятью нет десятью сотней литров холодной прозрачной воды боже боже боже за что?!!!
Боль в спине, руках, ногах нестерпима. Господи! Почему я еще жива? Сделай так чтобы я умерла что тебе стоит? Не хочу больше просыпаться вот так знать что жизнь сплошное дерьмо грязь кровь из твоих собственных вен Господи…
Лека осторожно, продвигая пальцы миллиметр за миллиметром, провела рукой по кровати. Проклятье! Никого рядом не было. Надо же, такой ломовой кумар[19] – и в одиночку. Труба! Вот паразиты, наркоманы проклятые! Ширяться вместе, а ломайся однааа.
Все паразиты быки сбежали козлы оставили ее одну в хазе друзья называется козлы она сейчас сдохнет.
Все, хватит!
Лека шепотом досчитала до десяти, собралась с духом и осторожно приоткрыла глаза. Хуже быть не могло. Беспощадный полуденный свет ударил по зрачкам, очертания комнаты расплылись в навернувшихся слезах. Где-то в уголке сознания Леки шевельнулось удивление: неужели в ней осталась хоть капля жидкости на слезы? Казалось, вся она высохла как коричневая египетская мумия, и любое движение должно сопровождаться скрипом несмазанных закостеневших суставов.
В большом зеркале на стене отразилась девушка, медленно барахтающаяся в простыне, пытающаяся перелезть через край кровати словно через трехметровый забор. На девушке были только трусики – тонкий черный треугольник на белой коже. Лека старалась не смотреть в зеркало – бесконечность зазеркального пространства завораживала; чудилось, что можно сорваться и кувырком полететь в прозрачную пустоту. В состоянии наркотической ломки Леку терзал страх открытого пространства – она затягивала шторы и предпочитала передвигаться на четвереньках, судорожно цепляясь за ножки столов. Даже потолок казался недосягаемо далеким: Лека точно знала, что комната в любую минуту может встать на дыбы, перевернуться кверх дном и тогда она бесконечно долго будет падать вверх, захлебываясь в крике ужаса.
Девушка в зеркале медленно сползла на пол и прижалась к нему лицом, переводя дыхание. Она была бы красива, если бы не болезненная худоба, не пожелтевшие синяки на ногах, не исколотые сгибы рук.
Девушка была наркоманкой, и сейчас был далеко не лучший момент ее жизни.
Лежа на полу, Лека попыталась припомнить, было ли когда-нибудь хуже. Пожалуй, нет. С каждым разом это происходило тяжелее и тяжелее – организм требовал новой дозы наркотика немедленно – как только предыдущая расщеплялась в крови. Лека старалась оставлять дозу на утро, но в такие дни, какой был вчера, мысли о завтрашнем казались полным идиотизмом и все, что было, сжигалось дотла.
Она не помнила, что происходило вчерашним вечером. Память услужливо выкидывала из головы подробности. Хотя Леку уже давно перестали мучить и стыд и совесть – атрофировались за ненадобностью. Ее не волновало, каким способом она добыла вчерашнее горючее – измученное тело требовало кайфа и она его получила.
Кайф! Как много в этом слове…
Само собой, весь вечер вчера протрахались. А кто будет колоть тебя за так, за красивые глазки? Плати тем, что есть. Хорошо, что это берут. Сейчас Лека ненавидела людей, забесценок получавших ее тело, но когда капля освобождающей от страданий жидкости дрожала на кончике иглы, она не могла скрыть возбуждения в ожидании горячей волны, слезы счастья наворачивались на ее глаза и она любила их – людей, приносящих драг, как братьев по таинству, как избавителей.
Лека не боялась забеременеть, месячные перестали приходить полгода назад. Она была уверена, что никогда уже не сможет иметь детей. Не все ли равно… Сколько еще осталось? Год, месяц, день? Кайф – лом – кайф – лом… И вечный покой… Вечный вечный вечный.
Лека крепко села на иглу, потеряла всякий инстинкт самосохранения, жизнь ее становилась все более бессмысленной. Она вспомнила, какой дикий голод испытывала давно, миллион лет назад, когда еще только начинала курить траву. Тогда после "косячка" она могла изничтожить содержимое холодильника в считанные минуты. Теперь даже мысль о еде вызывала тошнотворный ком в горле.
Аспирин… Ей нужен аспирин.
Девушка в зеркале со стоном поднялась на четвереньки и отправилась в трудный путь.
Скиталец в раскаленной пустыне… Он потерял силы, каждая клетка его иссушенного тела вопит о помощи. Он передвигается медленно – ползком ползком ползком, утопая в песке. Вперед, к оазису, который, конечно, окажется миражным бредом. Путь в никуда.
"Я несчастное больное существо, – бормотала Лека, преодолевая бесконечные километры коридора, – у меня внутри болит все вещество. Я несчастное больное существо у меня внутри болит все вещество. Янесчастноебольноесуществоуменявнутриболитвсевещество". Дурацкий стишок отвлекал от боли, от мрачных бездонных углов, в которых гроздьями висели огромные пауки, от мучительной жажды. "Янес частное боль ноесу щест во…"
Стоп. Приехали. Это есть кухня. Там над столом, в ящике – ОН. На тысячекилометровой высоте стола – там, где дуют сволочные вихри. Надо опереться на табурет и медленно подниматься вверх преодолевать метр за метром милю за милей вперед к драгоценным колесам ураган гад будет скидывать ее в окно страшно. Но она знает как с этим бороться. Ха-ха! Она закроет глаза! Что сволочи попали? Она закроет глаза и выпрямится чего бы это ни стоило.
всегда стремиться только ввысь и никогда не падать внись всегда
КР-РАК!!!
Мир с треском перевернулся и Лека навзничь полетела туда далеко на пол в пропасть ободрав руку о край стола. Сердце трепыхнулось как мокрый воробей. Молотки застучали в обеих половинах черепа в десять раз быстрей.
Господи, как больно-то!
"Так, что-то уцепила, – Лека осторожно открыла один глаз. Пальцы ее судорожно сжимали горсть таблеточных упаковок. – Аспирин. Сожрать. Димедрол. Тоже пойдет. Левомицетин. Это от поноса. Пошел в задницу. Что там за пузырек покатился? Валокордин. Потянет".
Лека боком подползла к кастрюле с позавчерашним бульоном, стоявшей в углу. О, благодатная привычка оставлять все на полу! Убери она бульон наверх, и он был бы для нее навсегда потерян. Так и стоял бы себе на полке холодильника прозрачненький непротухший а она бы сдохла здесь внизу подавившись колесами.
Лека запихнула в сухой рот горсть таблеток и жадно припала к кастрюле, обливаясь кислой мутной жидкостью. А потом легла на спину и закрыла глаза. Боль выходила с потом, сон навалился спасительным теплом.
ГЛАВА 2.
Лека чувствовала себя превосходно, не могла поверить, что днем ей было так плохо. Да нет, должно быть, это была не она. Она в прекрасной форме. Да-да! Всего лишь маленький дозняк – и как огурчик. Малюсенькая доза для встряски, и полный вперед! А больше нам и не нужно. Чтобы чертова жизнь снова заиграла всеми красками – как огоньки над стойкой бара. А захотим – вообще завяжем. Хотя зачем? Я ведь, можно сказать, и не колюсь совсем…
Лека вспомнила сальную ухмылку Свина, когда он всаживал ей в вену иглу. Боров хренов. Слава богу, не этот раз не потребовал перепихнуться, только залез под юбку и потрепал по заднице. "Ладно, Лека, свои люди, сочтемся". Чмо жирное! Пальцы веером, сопли пузырем. Лека всегда избегала этого потного толстяка, не могла пересилить брезгливость. Но на этот раз ей было наплевать, за отходную дозу она переспала бы с любым бомжем.
"Что, опускаешься? – спросила себя Лека. – Черта с два! Стоит сказать пару слов Кроту и урод Свин подавится своими зубами".
Лека подумала, что если Крот узнает, что она ходила к Свинье, то она сама получит по первое число, а может быть, даже выйдет в отставку. Ну и черт с ним! Лека подмигнула своему отражению в зеркале. Я очень, очень красивая, решила она. Если мужик видит меня и у него не встает, значит он гомик. А мне вот на мужиков наплевать, сволочи они все.
Зеркало и вправду отразило красивую девушку. Красивую и сердитую. Короткие каштановые волосы, чуть вздернутый нос, большие настороженные глаза. Прямо Никита из фильма, подумала Лека и улыбнулась своему отражению. Вот какие зубки. Могу тяпнуть до смерти. А то и пристрелить кого-нибудь – если будет за что.
В спину ей гвоздем воткнулся чей-то взгляд. Она раздраженно повела плечами, но взгляд остался на месте. Лека почувствовала, как чужие глаза скользят по голым лопаткам в глубоком вырезе платья, обшаривают округлости ягодиц. Снова ползут наверх…
Это уже наглость!
Лека резко повернулась на винтовом стуле, собираясь влепить настырному мужику по морде. Но дежурная фраза замерла на губах, пыл улетучился сам собой, остался лишь непонятный интерес к незнакомцу.
Он даже не улыбнулся ей. Хмуро продолжал таращиться, и она снова чувствовала взгляд – словно палец, скользящий по обнаженной коже. По шее, груди, животу… еще ниже – Лека непроизвольно сдвинула ноги.
Парень сидел за столом один, хотя в баре было полно народу. Странный мужик – в этом заведении такие не встречались. Обыкновенный мэн, не красавец, конечно, но уродом тоже не назовешь. Физиономия худая, скуластая, шрам над бровью. Но вот бородка…
Сразу видно, что интеллигент. Как его сюда занесло? Спьяну, что ли? Да нет, вроде трезвый. А глаза отвязные, чумовые…
Леку заворожили его странные глаза. Ни теплые, ни холодные, они глядели как два бездонных серых колодца, затягивали водоворотом ее душу. Голова Леки закружилась, словно вернулся утренний кумар. Огоньки замелькали тревожным кровавым светом, непонятно откуда взявшийся вихрь закружил вокруг Леки пыль и едва не сбросил со стула. Она панически вцепилась в кожаную обшивку.
Парень криво улыбнулся и одел темные очки. Серые смерчи втянулись обратно в его зрачки и ветер стих. Лека покрутила головой.
Крезуха! Вот как это называется – кре-зу-ха! Совсем у меня крыша едет. Скоро синие крокодильчики начнут летать. Пойду, разберусь с этим парнишкой, пока наши жлобы ему в морду не настучали.
Лека уселась за стол и картинно закинула ногу на ногу.
– Чего темные глассы напялил? И так темень тут, ничего не видно.
– Я уже увидел все, что хотел, – сказал парень.
Голос у него тоже был не самый крутой. Обычный.
– А что ты хотел увидеть?
– Тебя.
– Хм. Ну и как ?
– Так себе. Третий сорт – не брак. Но выбирать не приходится.
– Ну ты нахал! Я сама выбираю, кого мне хочется, вьехал? Чего ты сюда вообще приплелся?
– За тобой пришел.
Шизик, решила Лека. Везет мне на таких.
– Слушай, чудень, ты хоть знаешь, куда попал? Здесь ведь и продырявить могут.
– Это меня не интересует, – спокойно сказал парень. – Я приехал за тобой. Три минуты на сборы и отваливаем.
– Чего-чего?
– Сударыня! Я ошизел от ваших айзов и всяких там хайров и имею честь пригласить вас на мой апартамент для куртуазного времяпрепровождения.
– Ну ты комик! – прыснула Лека. – Как тебя зовут?
– Динамит. Меня зовут Динамит.
Динамит… Что-то знакомое. Но сейчас, само собой, не вспомнить, что это значит.
– Ну у тебя и кликуха! Ладно, будем знакомы. Лека. – Она протянула через стол руку.
– Лека? Тоже имечко хоть куда. А на самом деле как?
– Ленка. – Девушка слегка покраснела. Она уже забыла, когда ее в последний раз называли обычным именем. – Так ты что, в папики мне теперь набиваешься?
– Папик? Что вы имеете в виду, сударыня?
– Ну, спонсор. Въезжаешь?
– Ага. То есть ты проститутка и рассчитываешь на оплату определенных услуг?
– Ах ты гнида! – вспыхнула Лека. – Сучара! Я к нему по-хорошему, а он…
– Не кипятись, – примирительно произнес Динамит. – Прости, я ошибся. Ты не проститутка. Ты наркоманка.
– Слушай, ты, педик бородатый, – зло сказала Лека. – Ты мне уже надоел. Я тебя, козла, хотела вытащить отсюда по-хорошему. Но ты добра не понимаешь. Ладно, мне же проще. Вали отсюда, да смотри, чтобы очки тебе не раскокали!
Она попыталась встать из-за стола, но Динамит поймал ее за руку. Лека собралась заорать, дать парню по морде, но почему-то села на место. Ладонь Динамита была сухой и сильной – настоящая мужская рука, не те потные клешни, которыми тискали ее в подъездах.
– Не бузи, детка. Что ты сердишься? Разве я не прав? Колешься ведь как самоубийца. Ты и сейчас под кайфом. Тебя устраивает такая жизнь?
– А тебе какое дело? – Лека глянула с вызовом. – Живу как хочу. Кто ты такой, чтобы меня учить?
– Ага… Перед нами гордое и счастливое создание, ведущее свободную жизнь. Оно ловит кайф и ему все по хрен. Однако всего лишь пять часов назад оно двигалось по коридору на четырех конечностях и мечтало сдохнуть. "Я несчастное больное существо, у меня внутри болит все вещество". Так, кажется?
– Ты… Откуда ты знаешь?
– От верблюда. Решила кончить жизнь на помойке, девочка Лека? Думаешь, долго протянешь? Не год тебе остался, и даже не полгода, как ты думаешь. Всего лишь неделя и два дня. Свин не поделит тебя со своими дружками, и расчлененный твой труп будет валяться в мусорном контейнере рядом с гниющими куриными потрохами. Хочешь, скажу в каком именно контейнере, на какой улице? Зайди в милицию, напиши объявление – мол, убьет меня такой-то, засунет останки мои туда-то. Это облегчит работу медэкспертов…
– Хватит!!!
Лека завизжала так, что все в баре оглянулись. Глаза Леки округлились от ужаса, руки задрожали. Она отказывалась верить тому, что говорил этот тип, но чувствовала, что он говорит правду. Она схватила парня за воротник и зашептала ему в лицо:
– Врешь, все ты врешь. Крот ему башку свернет. Он за меня…
– Крот-то? Да плевать ему на тебя. У него таких как ты – вагон и маленькая тележка. Кроту уже донесли о твоем сегодняшнем визите к Свинье, и сейчас он размышляет, как побольше содрать за тебя отступных. Ты его больше не интересуешь. Заказывай музыку, Елена. Все будет так, как я сказал.
Настал подходящий момент для громких рыданий, но Лека не заплакала. Мешал наркотик, гуляющий в крови. Он оглушал, притуплял эмоции. И все равно ей было плохо, очень плохо. Хренов Динамит, черт бы его побрал, растеребил всю душу. Лека считала, что ей наплевать, что произойдет в следующую минуту, но оказалось, что это не так. Сейчас ей страшно захотелось жить. Она попыталась что-то сказать, но во рту пересохло – хуже, чем утром.
– Ладно, не расстраивайся, – Динамит погладил ее по руке. – Попытаюсь уладить это дело. Сейчас уходим отсюда, а там видно будет.
– Ничего не выйдет, – просипела Лека. – Хрен ты уйдешь. На тебя тут уже глаз положили. Пришьют тебя, бородатый, и меня заодно с тобой.
К столу вразвалочку подвалил молодой человек. Черная майка с оскаленным черепом и надписью "FUCK OFF" едва не лопалась на квадратном туловище. Физиономия красотой не впечатляла – круглые щеки, поросячий розовый носик и маленькие недобрые глазки.
– Динамит, у Крота к тебе базар есть. Иди вон за тот стол. Приколы свои оставь, здесь люди серьезные, шутки шутить не любят.
Слово «Динамит» щелкнуло в голове Леки и встало вдруг на положенное место. Лека удивленно захлопала глазами. Она вспомнила: несколько месяцев назад Крот хватался за сердце, глушил водку стаканами и материл некоего Динамита на чем свет стоит. Неужели этот чувачок со слюнтяйской бородкой и есть тот пресловутый Динамит? Надо же, такой крутой мэн, и такой лох с виду. Вот и пойми человека по портрету…
– Передайте гражданину Кротову, – вежливо сказал Динамит, – что разговаривать с ним не буду. Я тут культурно отдыхаю, никого не трогаю. С девушкой общаюсь. А с криминогенными элементами пускай беседует милиция.
– Ты что, чмошник, сдурел совсем? – усмехнулся парень, блеснув золотой фиксой во рту. – Ты знаешь, что это за телка? Она за хопчик[20] замусоленный буферами как помелом машет, а ты на нее запал сдуру. Ладно, даю тебе минуту. Не серди Крота.
Лека яростно сверкнула глазами, собралась уже встать и сказать гадине, шестерке, куда он должен пойти, но Динамит опередил ее. Он хлопнул парня по круглому животу и вальяжно улыбнулся.
– Неплохой пузень. Жрешь много, пацан. Хочешь похудеть? Надумаешь – спроси меня, как. А пока вали.
Здоровяк задохнулся, сжал кулаки и бросился на Динамита. По всем законам жанра должен был сшибить его на пол, но не получилось. Динамит на мгновение приподнял свои темные очки и глянул в глаза противника. Парень побелел, скукожился и молча отвалил.
Странно. Страннее не бывает. Глюки пришли?
Лека щелчком выбила сигарету из пачки. Прикурила с третьей попытки – руки ее отчаянно дрожали.
– Пропала моя бедная головушка, – хрипло сообщила она. – Слушай, Динамит, если ты и вправду такой крутой, вытащи меня отсюда, пожалуйста… Достало меня тут буквально все.
– Не дрейфь, Лека, – обнадежил Динамит. – Со мной не пропадешь. Такой вот я мощный дяденька. Давлю всех аурой. Знаешь, что такое аура?
– Знаю, – сказала Лека. – Фигня такая вокруг башки. Да?
– Приблизительно…
Крот пожаловал собственной персоной.
Лека сжалась в комок, едва не полезла под стол. Было от чего. Интеллигентных киношных воров в законе, как известно всем, играли Гафт и Смоктуновский. Крота бы в кино не пустили. Выглядел он отвратно. Ростом на голову выше Демида, он был обладателем двух пудовых веснушчатых кулаков, ссутуленной широкой спины и невыразительного, почти неуловимого взгляда. Лицо Крота напоминало фотонегатив – физиономия кирпичного цвета темнее жидких белых волос. Нос сломан и свернут набок, длинный шрам пересекает скулу, оттягивая левый глаз книзу треугольником розового вывороченного века.
Крот подошел к столу и отвесил Леке пинка. Лека с писком улетела в угол. Крот уселся напротив Демида и водрузил на стол свои замечательные кулаки.
– Ну?
– Что – ну?
– Чего приперся-то?
– Да так… На хозяйство твое посмотреть, лимонаду выпить.
– Достал ты меня, – сказал Крот. – Очень сильно достал. Начудил ты много, Динамит, и все тебе с рук сходит. Думаешь, благодаря твоему везению? Хрена лысого! Ты знаешь, что у нас за такие дела полагается. Тебе бы давно снесли крышку, если бы не я.
– Спасибо, Юра, – сказал Демид с чувством.
– Мои ребята в очередь стояли, чтобы замочить тебя. Я сказал: "Не надо. Он нам еще пригодится".
– Дерьмо твои ребята, – сказал Дема. – Салаги. Зачем ты мне Олега в квартиру засунул? Он пушку держать не может, ему только на воробьев охотиться. Как он, жив еще?
– Жив. На больницу пошел после того, как ты ему кость поправил. Придурок.
– Это верно. Придурок.
– Ты чего приперся, Динамит? Надо понимать, на мель сел? Ко мне просто так не ходят.
– Да нет, просто так зашел.
– Денег надо?
– Не надо. Я человек экономный – сколько мне надо, заработаю. Направо-налево зря не башляю, так копейка помалу и копится.
– Свистишь, – Крот недовольно нахмурился. – Нечестный ты человек, Динамит. Нет в тебе откровенности. Пока к делу подгребешь, две тонны слов скажешь. И приколы свои оставь. В последний раз предлагаю – пойдешь ко мне работать? Если нет, тогда за твою безопасность не отвечаю.
Читать бесплатно другие книги:
