Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги Хинштейн Александр

«Отношения с Юмашевым начались у Березовского с того, что он бесплатно стал ремонтировать его джип. Он со многими так сходился. Продавал нужным людям машины подешевле, а то и вовсе дарил».

Даже превратившись в крупного магната, Борис Абрамович по своей ментальности все равно оставался мелким ловчилой советского пошиба. Благосклонности окружающих добивался он по старинке: подачками и борзыми щенками.

Прежде, в 1980-е, расположение начальства и всяческих «нужных» людей Березовский завоевывал, доставая по блату дефицитные автозапчасти. Теперь же место запчастей заняли автомобили; времена хоть и изменились, но мосторговские нравы остались неизменными…

Если когда-нибудь историки в прокурорских мундирах сумеют поднять всю бухгалтерию «ЛогоВАЗа», чтение, уверен, получится занимательнейшее. Перечень людей, облагодетельствованных Березовским, будет состоять из фамилий, хорошо известных всей стране.

«Машины дарились „нужным“ людям почти еженедельно», – уверяет глава «Атолла». А один из тогдашних руководителей «ЛогоВАЗа» Самат Жабоев прямо рассказывал мне, что с первой же крупной сделки, когда фирма закупила партию «Фиатов-Типо», часть их тут же была предусмотрительно роздана высокопоставленным чиновникам; точнее – их женам. (Супруга одного из руководителей государства, мадам Р., не постеснялась потом приехать в «ЛогоВАЗ» даже за второй халявной иномаркой; первую она умудрилась незамедлительно разбить.)

Опять же – 126 «Жигулей», презентованные академикам в обмен на мантию члена-корреспондента…

В старых архивах разыскал я замечательный и очень красноречивый документ: письмо всесильного управделами президента Бородина к коммерсанту Березовскому: «В соответствии с нашей договоренностью прошу Вас оказать содействие в получении автомашин нашими сотрудниками». Ниже – список из пяти фамилий. Сверху – бесподобная резолюция: «реализовать по цене не ниже 2000 УРЕ (условно-расчетных единиц. – Авт.) и оформить как благотворительную помощь ветеранам советского спорта в размере 11 200 УРЕ».

Мне и самому довелось испытать на себе эту беспроигрышную вербовочную методу Бориса Абрамовича; в 1998-м, в момент короткого с ним сотрудничества, через пресс-секретаря Березовский сделал мне непредвзятое предложение: отправиться в «ЛогоВАЗ» и выбрать новую машину. (Грешным делом, искушение было велико, благо моя изношенная «восьмерка» уже которую неделю стояла припорошенная снегом в редакционном дворе.)

Кстати, и путь к сердцу Татьяны Дьяченко – всесильной дочери первого президента – был проторен по такому же точно сценарию. Как свидетельствует тогдашний начальник ельцинской охраны генерал Коржаков, познакомившись с кремлевской царевной, Березовский перво-наперво отказал ей экспортный вариант «Нивы» (с кондиционером, стереозвуком и велюровым салоном), а потом – «Шевроле-Блэйзер»…

Впрочем, я, кажется, снова забегаю вперед, ибо в 1993-м ни о чем подобном Борис Абрамович еще и мечтать не мог. Как и для любого советского человека, Кремль оставался для него неприступной твердыней, куда вход постороннему был строжайше заказан.

Знакомство с Валентином Юмашевым перевернуло жизнь Березовского, распахнуло перед ним кремлевские двери. Поначалу, впрочем, это была лишь узкая щелочка, но Борис Абрамович готов был протиснуться даже сквозь игольное ушко, лишь бы побыстрее добраться до предмета своего вожделения.

Такой случай представился очень скоро. В конце 1993 года Юмашев закончил писать за президента вторую книгу мемуаров (первая – «Исповедь на заданную тему», также сочиненная Юмашевым, увидела свет еще в 1989-м). Называлась она бесхитростно: «Записки президента».

В принципе никаких проблем с книгой у Ельцина быть не могло: любое издательство почло бы за счастье подписать с ним контракт. Более того, уже было определено, что издание профинансирует домашний банк ТЭКа «Нефтехимбанк». Но в последний момент Юмашев решил вдруг переиграть ситуацию; на Березовского у него имелись особые виды.

Однако своим кремлевским патронам хитроумный литобработчик обставил все совсем по-другому: дескать, книжный бизнес – это сплошные убытки, по доброй воле никто мемуаров печатать не станет.

Под таким соусом он и привел Березовского к всемогущему тогда руководителю президентской службы безопасности Александру Коржакову, человеку, имевшему неограниченное влияние на своего подопечного.

«Валентин все преподнес так, будто выпустить в свет произведение Ельцина, – пишет в мемуарах Коржаков, – это если не подвиг, то уж самоотверженный поступок наверняка, и способен на него только Борис Абрамович».

Между прочим, поначалу, когда Юмашев только еще предложил Березовскому оплатить ельцинские сочинения, Борис Абрамович отнесся к идее этой без всякого энтузиазма. Убей бог, он не понимал, какую выгоду можно извлечь из подобного чисто благотворительного прожекта.

«В течение недели я уговаривал его согласиться, – вспоминает руководитель „Атолла“ Сергей Соколов. – Объяснял, что все вернется сторицей».

Вот тебе, пожалуйста, и хитроумный гений…

Если первые ельцинские мемуары были написаны в первую очередь в рекламно-политических целях, а все гонорары от издания автор широким предвыборным жестом отправил на закупки одноразовых шприцов для детских больниц, то вторые были уже проектом сугубо коммерческим.

За честь опубликовать ельцинскую «нетленку» Юмашев от президентского имени требовал серьезные суммы.

Права на американское издание – их приобрел владелец скандально известной фирмы «Белка Трэйдинг» Виктор Хроленко – были проданы, например, за миллион двести пятьдесят тысяч долларов. Английские права принесли Юмашеву с Ельциным еще миллион. Плюс – француз-ский, китайский, японский, финский контракты; кремлевский летописец отличался изрядной скаредностью.

«Нефтехимбанк», которому изначально предлагалось издавать «Записки», таких денег, естественно, выкладывать не желал; достаточно было того, что он вообще согласился оплачивать выпуск книги.

Но предприимчивого литраба подобный оборот совсем не устраивал.

Президент «Нефтехимбанка» Георгий Жук, давно уже вышедший на пенсию и найденный мной в дачной тиши Рублевки, вспоминает:

«Юмашев напрямую мне задал тогда вопрос: что будешь просить у Бориса Николаевича за книгу? Да нет, отвечаю, мне ничего не требуется взамен. – Раз так, уступи Березовскому с Каданниковым; им пошлины на иномарки поднимать надо».

Жук только пожал плечами в ответ: баба с воза – кобыле легче; финансирование президентских мемуаров он воспринимал исключительно как барщину, не видя в том никакого особого для себя гешефта.

Следует заметить, что, помимо написания ельцинских книг, у Юмашева имелась еще одна постоянная работа: он был заместителем главного редактора «Огонька». Именно в этом журнале регулярно размещал свою рекламу «ЛогоВАЗ»; посему никаких сомнений в платежеспособности Березовского у Юмашева не имелось.

Конечно же, в стране существовали и другие, не менее щедрые читатели. Руководитель «Мост-банка» Владимир Гусинский готов был, например, с ходу выложить миллион долларов. Но у него имелось одно существенное условие: на задней странице обложки должен красоваться его лучезарный портрет. Этого уже Ельцин не мог стерпеть ни за какие деньги.

Преимущество Березовского заключалось в том, что взамен он не требовал практически ничего; этот человек собирался играть в долгую.

Что, в общем, было совсем неудивительно: основную часть расходов Борис Абрамович мгновенно повесил на «АвтоВАЗ». Директор завода Владимир Каданников, в сущности, был поставлен перед фактом: Березовский торжественно объявил товарищу, что президент уже согласовал его кандидатуру как главного мецената, и Каданникову ничего не оставалось делать, кроме как раскошеливаться.

Первоначально речь шла о полумиллионе «зеленых», но потом Юмашев увеличил размер оброка; бумага и полиграфия дорожают, опять же – цветная печать. В результате помпезное издание обошлось в 1,2 миллиона; какую часть из этой суммы прикарманил себе президентский литраб – история умалчивает.

Еще 240 тысяч были перечислены на личный ельцинский счет, специально открытый в «Сбербанке»; это был официальный его гонорар. Плательщиком выступала зарегистрированная в Швейцарии мало еще кому известная фирма «Андава»; через несколько лет эта паразитическая структура прогремит на весь мир, именно на нее Березовский будет сгонять украденные у «Аэрофлота» миллионы…

Весной 1994-го «Записки президента» увидели свет: выпуск одной-единственной книжки стал для Бориса Абрамовича счастливым лотерейным билетом, по которому выиграл он и деньги, и славу, и власть.

На презентации, устроенной издательством «Огонек», Березовский с гордостью фланировал окрест Ельцина, упиваясь собственной значимостью. Так «торговец подержанными автомобилями» (цитата из раннего Сергея Доренко) оказался подле президентского тела.

Впрочем, нет: поначалу к телу его еще не допускали. Все кремлев-ское общение Березовского блокировалось на уровне Коржакова и Юмашева, который очень быстро станет его лучшим другом и партнером.

Именно Юмашев ввел Березовского в президентский клуб – сугубо закрытое, элитарное заведение, организованное Ельциным в бывшем брежневском доме приемов на Воробьевых горах. За это клубу были обещаны регулярные инвестиции, но, как водится, из своего кармана Березовский не дал ни копейки; он уговорил Юмашева с Коржаковым записать в клуб еще и гендиректора «АвтоВАЗа» Каданникова; тот-то и должен был оплатить входные билеты.

(Потом на Березовского повесили еще и строительство теннисных кортов на сочинской даче Ельцина ценой в 6 миллионов долларов, но кого раскрутил он на эти деньги – и по сей день остается загадкой.)

Почти ежедневно в клубе собирались ближайшие президентские наперсники, играли в бильярд и теннис, парились в бане, обменивались анекдотами. И естественно, соображали; главный девиз клуба, придуманный спикером Шумейко, так прямо и звучал: «Соображай!» Регулярно бывал здесь и сам Ельцин: с конца 1994 года он вообще взял за правило отправляться в клуб прямо с обеда и назад, в Кремль, уже не возвращался.

Впервые попав в такой избранный круг, Березовский обомлел от свалившихся на него возможностей. Люди, которых еще недавно он привык видеть исключительно с экрана телевизора, всемогущие правители государства, находились теперь на расстоянии вытянутой руки.

Не беда, что никто поначалу не воспринимал его всерьез, относился с насмешливым превосходством, а некоторые и вовсе в упор не замечали. Борис Абрамович готов был терпеть любые унижения, сворачиваться у дверей калачиком вместо коврика, лишь бы добиться своего. Еще со времен юности он хорошо запомнил слова одной популярной песни:

«Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым…»

Чего-чего, а ждать Березовский умел.

Единственно, что омрачало счастье Бориса Абрамовича, – неумение пить. Все члены президентского клуба искусством этим обладали сполна. Соображали в клубе чуть ли не каждый божий день: в понимании Ельцина алкоголь и доверие были вещами неразрывными, все его тогдашние фавориты были, как на подбор, людьми малопьющими: сколько ни выпьют, все мало. Борис Абрамович же еще со студенческих лет крепкие напитки не воспринимал органически.

Нет, он, конечно, мог выпить рюмку-другую (пол-литра – были для него вершиной, подобной Памиру), но слабость организма не позволяла ему тягаться с кремлевскими титанами, идти с ними вровень. Посему, как ни старайся он, стать для президентского окружения своим в доску у него не получалось по определению.

Впрочем, Березовский вполне удовлетворился для начала ролью этакого ресторанного обходчика: с превеликим удовольствием он развлекал сановников свежими политическими слухами и пересудами; разве что не показывал фокусов и не отплясывал гопака. И между делом доносил до высокопоставленных ушей выгодную для себя информацию, выставлял в неприглядном свете своих оппонентов и конкурентов, выпрашивал всевозможные подачки и преференции.

(Генерал Коржаков смачно описывал мне, как Березовский подлавливал его даже… в душе. Пока генерал смывал с себя накопившуюся за день усталость, Борис Абрамович, под шум водных струй, нашептывал ему последние сплетни.)

Звездный час его пробил летом 1994-го. Вскоре после покушения Березовский помчался в президентский клуб.

«Мы разыграли тогда целое представление, – вспоминает первый зам. гендиректора „ЛогоВАЗ“ Самат Жабоев. – Боря специально подгадал, когда в клубе будет Ельцин и предстал перед ним во всей красе: обожженный, забинтованный, с повязкой на глазу. Только затем он поехал лечиться в Швейцарию».

Вид Березовского произвел на президента неизгладимое впечатление; гарант потрясен был настолько, что через пару дней подписал даже специальный указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма», по которому преступников разрешалось задерживать аж на 30 суток без предъявления обвинения. (Покушение произошло 6 июня, а указ состоялся уже 14-го.)

С этого момента Ельцин стал смотреть на олигарха совсем другими, исполненными сочувствием и состраданием глазами; чем, разумеется, Борис Абрамович не мог не воспользоваться: из покушения выжал он максимум для себя пользы. («Убивали не этого конкретного человека, – говорилось в специально подготовленном заявлении деятелей культуры, которое подписали Рихтер, Вознесенский, Ахмадулина, Табаков, Спиваков, всего 18 имен, – убивали ростки новой экономики, первые усилия поднять страну из паралича, убивали одного из выдающихся меценатов из когорты нынешних Морозовых, Третьяковых, Мамонтовых».)

Взрывная волна окончательно распахнула перед «выдающимся меценатом» двери властных кабинетов. Вернувшись с заграничного лечения, часами околачивался он теперь в приемных высокопоставленных знакомых, беря их форменным образом измором. С неизменным потертым портфельчиком в руках Березовский доводил сановных секретарей до изнеможения, но выставить его взашей никто теперь уже не решался.

«Частенько бывало – просидит у меня в приемной часа три-четыре, зайдет на пять минут, ничего особенного не скажет, – вспоминает это время Александр Коржаков, – но ему важно было показать, что он поехал ко мне и проторчал в Кремле чуть ли не весь день».

А еще – добавлю к этому, – посещая вельможные кабинеты, Березовский получал бесценный доступ к вертушкам – телефонам правительственной связи; каждый такой звонок воспринимался на другом конце провода как свидетельство несомненного могущества и влияния абонента. Стоило Борису Абрамовичу попасть в какую-нибудь высокую приемную, он мгновенно хватался за трубку цвета слоновой кости и принимался названивать знакомым чиновникам средней руки.

«Нет, сегодня, не могу… – нарочито небрежно ронял он. – Нахожусь в Кремле. Срочно вызвали…»

Наперсточным искусством мистификатора Борис Абрамович владел в совершенстве, по части разводок и театральных представлений у него просто не было равных.

Среди многочисленного вороха телефонных бесед Березовского, прилагаемых к этой книге, я обнаружил несколько очень и очень красноречивых.

Судя по всему, датированы они годом примерно 1996-м. Березовский обрывает телефоны в приемной премьера Черномырдина. Оставляет свой номер. Наконец Виктор Степанович милостиво соизволил выйти на связь.

«Виктор Степанович, я звонил действительно, – скороговоркой выпаливает Борис Абрамович. – Просьба. Как можно было бы увидеться сейчас».

«Ну, подъезжай», – нехотя бросает премьер: чувствуется, что особого энтузиазма грядущая встреча у него не вызывает. Березовский рассыпается мелким бисером:

«Я прямо сейчас выезжаю… Еду-еду. Спасибо огромное…»

А через пару часов, в разговоре с вице-президентом «Менатепа» Леонидом Невзлиным как бы между делом, но с важной ленцой в голосе сообщает:

«Меня выдернул ЧВС, и я с ним просто как бы гулял и даже по телефону не был».

Ну чем не артист!

Очень наглядно изображал того раннего Березовского управделами президента Павел Бородин, мне доводилось наблюдать этот мини-спектакль.

Пал Палыч по-заячьи прижимал к подбородку сжатые лапки, как бы подразумевая портфель, мелко и подобострастно тряс головой, без остановки бормоча: «Спасибо, спасибо, спасибо». Видевшие оригинал утверждают, что сходство почти фотографическое.

Много раз Борис Абрамович специально даже летал за рубеж одновременно с официальными визитами Ельцина, дабы в располагающей обстановке пообщаться с влиятельными царедворцами накоротке.

В 1994 году во время поездки президента в Америку, закончившейся известной посадкой в Шенноне, он униженно просидел битых пять часов в вашингтонском ресторане, дожидаясь Бородина с Сосковцом; но в это время президентское окружение веселилось в гостинице, напрочь забыв о надоедливом коммерсанте.

Но это как в анекдоте: дура дурой, а десятку в день имеет.

Несмотря на комичность ухваток и повадки провинциального коммивояжера, Березовскому удалось главное: закрепиться на новом плацдарме.

Мелким бесом, тихой сапой, шаг за шагом он влезал в доверие к ельцинскому окружению, используя для того весь имевшийся у него арсенал обольщения.

Найденное им еще в советские годы ключевое слагаемое успеха – умение говорить с людьми на доступном им языке – приносило видимый результат.

Главным бриллиантом в короне Березовского стал, без сомнения, шеф президентской охраны генерал Коржаков.

Это теперь Борис Абрамович поливает Александра Васильевича по-следними словами, называет шутом и обвиняет в самых страшных грехах: вплоть до того, что Коржаков «по заданию КГБ внедрился в ближний круг президента» и «целенаправленно разрушал Ельцина – физически, морально».

Тогда же он ловил на лету каждое генеральское слово, был сама любезность и готов был просиживать в его приемной сутками напролет.

Сомневаюсь, что общение это носило коммерческий характер: в противном случае Борис Абрамович не преминул бы уже давным-давно огласить весь список презентов и подношений; у него, как у заправского бухгалтера, записаны все ходы до копейки: дебет – кредит, сдал – принял.

(Максимум, что признает сам Коржаков, это два принятых от Березовского подарка ко дню рождения: дорогое ружье и фотоаппарат.)

И дело даже не в безупречной честности начальника охраны, сколько в безудержной скупости нашего героя. Всем своим покровителям он предпочитал давать деньги только на первом этапе; стоило ему лишь дорваться до тела, как Березовский принимался кормить их одними лишь обещаниями.

«Я не знаю ни одного примера, когда Коржаков или Сосковец что-то бы от нас получили, – констатирует Самат Жабоев. – При этом Боря постоянно говорил своим покровителям: вы не волнуйтесь, это же все ваше, а мы, мол, только управляем; вот уйдете на пенсию и сразу вступите в права. Как ни странно, многие попадались на эту удочку».

Для наглядности бывший компаньон Березовского воспроизвел мне даже одну типичную картину, позволяющую понять деловые особенности Бориса Абрамовича.

«Приходит в „Аэрофлот“ какой-то отставной генерал и предлагает купить у него пакет акций за 100 тысяч долларов. Боря тут же зовет Красненкера (коммерческого директора. – Авт.): Саша, надо решить. Обнадеженный генерал удаляется, а Красненкер начинает кипятиться: давай деньги, тогда и куплю. „Какие деньги? – искренне удивляется Боря. – Это, вообще, что за персонаж?“ – „Так ты же сам только что меня с ним свел“. – „Да пошел он на хрен тогда“. Через три дня генерал появляется снова. Березовский удивленно машет руками: как! Неужели до сих пор ничего не сделано? Ну, вы не волнуйтесь, обязательно все решим… Самое удивительное, что всякий раз говорил он совершенно искренне, сам же начиная верить в свои увещевания…»

В понимании Коржакова хорошо было то, что хорошо Ельцину.

А Березовский, с его изворотливым умом и коммерческими талантами, мог принести президенту исключительную пользу. Да и источник информации был он первостепенный.

Тем не менее факт остается фактом: именно благодаря Коржакову влияние и могущество Березовского резко возросло.

Осенью 1994 года в награду за выпуск книжки и учтивое обхождение ему был отдан контроль над первым, центральным каналом телевидения: подарок истинно царский; так отличившимся холопам жаловали когда-то шубу с монаршего плеча.

О том, как Березовский мастерски сыграл в телеящик, написано-переписано уйма статей и брошюр, но подлинную изнанку этой шулер-ской истории не вывернул до сих пор никто.

Вопреки всеобщему убеждению, реальным идеологом взятия ОРТ был вовсе не Борис Абрамович, он лишь развил чужую идею, в очередной раз выхватил с противня испеченный другими горячий пирожок.

Подлинными режиссерами акционирования центрального телевидения были совсем иные люди – владельцы телекомпании «ВиД», команда некогда знаменитого «Взгляда» – Листьев, Любимов, Разбаш. План этот начали разрабатывать они еще в 1993 году.

И талантов, и профессионализма, и связей было у них сполна; для окончательного успеха этим ребятам недоставало лишь одного – денег. Помыкавшись по углам, они и пришли за помощью к новоявленным российским магнатам: ваши миллионы, наши – идеи.

Надо отдать должное реакции Березовского: он мгновенно оценил все великолепие раскрывающихся перспектив, о чем-то подобном Борис Абрамович мечтал уже давно.

Когда Березовский раскручивал «АВВУ», он выделил на рекламную кампанию беспрецедентный по тем временам бюджет: миллион долларов. Денег было, конечно, жалко, но затраты полностью себя окупили, о чем подробно поведал я в предыдущей главе; «АВВА» собрала с доверчивых соотечественников пятьдесят миллионов «зелени».

Вот тогда-то Борис Абрамович впервые и осознал, сколь выгодно торговать телевизионной рекламой, воздухом по сути.

Приватизация ящика была исключительно бизнес-проектом; правда, своим сановным покровителям Березовский говорил тогда совершенно иное. По его уверениям, телеканал требовался ему сугубо для целей гуманистически-политических: на носу президентские и парламентские выборы, необходимо обеспечить лояльность и управляемость самого мощного пропагандистского ресурса.

Даже мертвеца Березовский мог уговорить подняться из могилы: если ставил он перед собой какую-то цель, ничто не в силах было его остановить.

30 ноября 1994 года под влиянием Коржакова Ельцин подписывает указ о приватизации 1-го канала.

Никакого конкурса по продаже акций, разумеется, не проводилось.

С самого начала было решено, что всю политику будет определять Березовский: он же, единолично, и выбирал, кого брать в акционеры, а кому указать на дверь.

Несмотря на то, что контрольный пакет нового предприятия – называлось оно ОРТ: общественное российское телевидение – оставался в руках государства, а Борису Абрамовичу перепало – прямо или опосредованно – лишь 36 % акций, фактическим хозяином канала оказался именно он. (К слову, за этот блокирующий пакет выложил он смехотворно низкую сумму: каких-то 320 тысяч долларов.)

Это обоюдоострое оружие не раз еще сослужит нашему герою немалую службу: во многом именно благодаря медийному ресурсу он станет тем Березовским, которого узнает вся страна…

Главным и единственным доходом телевидения была реклама, но к тому времени, когда новая команда пришла на канал, здесь творилась форменная вакханалия. Каждая редакция – а было их с пару десятков – имела право торговать рекламой напрямую. Многие передачи находились под властью откровенных бандитов (как рассказывал мне один из тогдашних теленачальников, стоило ему только потребовать закрытия несколько совсем уж безрейтинговых передач, как прямо в «Останкино» пожаловали молодые люди в кожаных куртках и с недвусмысленным настроем). Сама дирекция получала гроши: основные деньги «пилились» на стороне, не доходя до кассы официальной.

…За эти годы в массовом сознании прочно осело, зацементировалось уже убеждение, будто ставший первым гендиректором ОРТ Владислав Листьев начал свою работу аккурат с наведения на канале порядка, чем серьезно нарушил планы Березовского.

На эту удочку попался даже ведущий «березовед» Пол Хлебников.

В своей хрестоматийной книге «Крестный отец Кремля» Хлебников пишет:

«Сразу после приватизации ОРТ генеральный директор Влад Листьев решил сосредоточиться на деятельности, из-за которой канал недополучал миллионы долларов: продажу рекламного времени…

Двадцатого февраля 1995 года Листьев объявил, что он прерывает монополию Лисовского (рекламный магнат, владелец ведущей рекламной кампании „Премьер-СВ“. – Авт.) и Березовского на рекламу и вводит временный мораторий на все виды рекламы, пока ОРТ не разработает новые „этические нормы“. Отмена рекламы означала лично для Лисовского и Березовского потерю миллионных прибылей…».

Эта нехитрая антагонистическая формула как нельзя лучше ложится в русло народной любви к Листьеву и столь же массовой антипатии к Березовскому; честный тележурналист-романтик объявил крестовый поход грязным дельцам, за что и был коварно убит.

Не хочется, конечно, развенчивать посмертную славу всенародного кумира, но выхода иного, увы, не остается.

Никогда Листьев не был идеалистом-романтиком. Профессионалом – да. Блестящим журналистом – несомненно. Только уж никак не романтиком.

Листьев раньше всех своих коллег – и уж тем более задолго до Березовского – понял, что телевидение, оказавшись в опытных руках, может приносить неслыханные прибыли. Еще в сентябре 1990-го вместе с соратниками по «Взгляду» он создал первую в СССР частную телекомпанию «ВиД». О жесткости и оборотистости Листьева-коммерсанта на телевидении до сих пор ходят легенды.

Их союз с Березовским, несомненно, представлял собой явление временное; это был своеобразный брак по расчету, где каждая из сторон дополняла друг друга. Тандем этот обречен был с самого первого дня; правда, трещать по швам он стал раньше, чем кто-то даже мог себе вообразить.

Не успели еще просохнуть чернила под президентским указом, как между Березовским и Листьевым уже начались распри. Борис Абрамович, в свойственной ему безапелляционной манере, стал требовать увеличения расценок на телевизионную рекламу. Листьев, да и все прочие члены команды категорически тому противились; они втолковывали Березовскому, что повышать плату надо поступательно, плавно, иначе рекламодатели разбегутся по другим каналам, но тот и слушать ничего не желал.

Именно Березовский, а вовсе не Листьев, как ошибочно считается до сих пор, и был инициатором того самого злополучного моратория на рекламу. Ничего общего с наведением на канале порядка и разработке «этических норм» это не имело: просто-напросто Борис Абрамович хотел организовать искусственный дефицит.

«Как только мы остановим рекламу, – уверял он своих компаньонов, – через несколько месяцев все сами приползут к нам на коленях».

20 февраля 1995 года руководство ОРТ вводит мораторий на рекламу: проще говоря, полностью ее останавливает. А спустя десять дней – 1 марта – Листьева расстреливают в подъезде собственного дома; большинство увязывают два этих события в единую цепь.

А теперь вопрос: знаете ли вы, интересно, когда этот треклятый мораторий был снят? Отвечаю: 1 августа. То есть ровно через пять месяцев – день в день – после гибели Листьева.

Какой же, скажите на милость, смысл Березовскому было ждать столько времени, если каждый день простоя оборачивался для него невообразимыми убытками, «потерей миллионных прибылей», по утверждению Хлебникова.

По такой логике реклама должна была вернуться на канал… ну, если и не в день убийства – все-таки траур, пиетет следовало соблюсти – то уж максимум через месяц. Аргументы, что Березовскому, дескать, было не до того – точно заяц, бегал он от прокуратуры – извините, не принимаются. Потому что аккурат в то же самое время он преспокойно занимался созданием «Сибнефти»; да и влияние его на ОРТ после смерти Листьева возросло многократно.

Если гендиректора ОРТ в самом деле заказал Березовский, то мотив его мог быть совершенно иным; знающие люди говорят, что незадолго до гибели разругались они окончательно. Контроль над каналом утекал у Березовского на глазах; реальная власть находилась в руках Листьева, но снять его теперь было невозможно – Кремль никогда на это не пошел бы.

Прогремевшие в ночном подъезде выстрелы разрешили эту проблему окончательно и бесповоротно: власть на ОРТ вернулась к Березовскому – теперь уже на долгие годы вперед.

Немудрено, что подозрение мгновенно пало на его лысоватую голову. («Были серьезные подозрения, – говорил по этому поводу шеф МВД Анатолий Куликов, – что гибель Листьева спровоцирована экономическими разногласиями на телеканале ОРТ, входившем в сферу влияния Бориса Абрамовича».)

На другой же день после смерти Листьева в офисе «ЛогоВАЗа» на Новокузнецкой улице был проведен обыск. (Кстати, невольным свидетелем его оказался и заехавший пообедать в «ЛогоВАЗ» Юмашев.)

Руководивший операцией начальник отдела столичного РУОПа Валерий Казаков признавался мне потом, что ему приказывали задержать и самого Березовского, но тот сумел скрыться. Из здания, угрожающе потрясая табельным пистолетом, его вывел сотрудник ФСБ Александр Литвиненко, тот самый, что станет впоследствии политэмигрантом и «жертвой путинского режима».

От Сергея Степашина, командовавшего в тот период госбезопасностью, я знаю, что Бориса Абрамовича должны были принудительно доставить на Лубянку.

«О том, что Березовский сбежал от нас, я докладывал Ельцину лично, – говорил мне Степашин позднее. – Но тот лишь махнул рукой в ответ».

Немудрено: ибо от преследований спрятался наш герой… в Кремле. Несколько суток дрожащий от страха медиа-магнат отсиживался в приемной начальника Главного управления охраны Михаила Барсукова: милиция и ФСБ точно не могли его там достать. На божий свет Борис Абрамович осмелился выйти лишь через пару дней, когда истерия пошла на спад.

Кто в действительности убил Листьева, так и осталось загадкой. Уголовное дело до сих пор не раскрыто и числится в «висяках».

Мой друг Петр Трибой, возглавлявший следственную бригаду Генпрокуратуры, рассказывал мне, что основными подозреваемыми были два человека, в том числе – Березовский. Но продвинуться вперед – от подозрений к доказательствам – прокуратуре просто не дали.

Между прочим, ход расследования очень тревожил самого Бориса Абрамовича; настолько явно, что на ум поневоле приходит поговорка про шапку, которая кое на ком горит.

Когда журналисты практически в открытую стали писать о причастности Березовского к убийству, он почему-то побежал не в суд, а в МВД – прямиком к министру Куликову: «Анатолий Сергеевич, у вас есть что-то против меня по делу Листьева?»

Куликов успокоил его, как мог. Но потом – на свою беду – полушутя обронил в разговоре с Юмашевым: не потому ли, мол, Березовский так активно ставит на Лебедя, что боится загреметь в тюрьму?

«Мои слова достигли ушей Березовского, – свидетельствует Куликов, – позднее он опять поднял этот вопрос: „Анатолий Сергеевич, вы тоже считаете, что я виновен?“. „Нет, – сказал я ему, – у меня нет для этого оснований. Но по тональности, с которой мне был раньше задан этот вопрос, я сделал заключение: вы чего-то опасаетесь. Поэтому и поделился своими наблюдениями с Юмашевым“».

«Березовский с ужасом посмотрел на меня, – подытоживает генерал. – Я понял, что он будет драться со мной не на жизнь, а на смерть».

(Забегая вперед, скажу, что в 1998-м Куликов без объяснения причин будет отправлен в отставку; по его собственному убеждению, это произошло не без участия Бориса Абрамовича и Семьи.)

…Журналистам свойственно демонизировать личность Березовского. Ему приписывают самые разные, чисто дьявольские черты; в конце 1990-х вообще было принято связывать любую провокацию или интригу с его достославным именем.

Но есть в истории Бориса Абрамовича нечто и впрямь заставляющее всерьез задуматься над каким-то сверхъестественным, что ли, началом: слишком много смертей сопровождают весь его жизненный путь.

Еще до гибели Листьева при таинственных обстоятельствах разбился насмерть заместитель гендиректора «ЛогоВАЗа» Михаил Гафт, уволенный из компании со скандалом тремя неделями раньше.

Потом будут новые смерти: список их так велик, что многие уже успели порядком позабыться. Упоминавшийся уже преступный авторитет Тимофеев-Сильвестр. Полпред российского правительства в Чечне Акмаль Саидов, собиравший доказательства причастности Березовского к похищениям людей; генерал МВД Геннадий Шпигун. Президент конфедерации народов Кавказа Юсуп Сосламбеков, прямо обвинивший олигарха в связях с боевиками. Пол Хлебников. Депутаты Госдумы Владимир Головлев и Сергей Юшенков. Бывший зам. директора ФСБ Анатолий Трофимов. Наконец, Александр Литвиненко.

Все это может быть, конечно, не более чем череда совпадений. Но слишком уж много их – совпадений этих…

Одно совпадение – случайность, два – повод для раздумий, три – осмысленная закономерность. А одиннадцать?

Едва отойдя от шока, Борис Абрамович судорожно начал защищаться. Проведенный в «ЛогоВАЗе» обыск, попытка его задержания – все это бросало на магната серьезную тень; для человека, ищущего президентской любви, подобные подозрения могли стать концом всей карьеры.

И Березовский решает сохранить хорошую мину при плохой игре; с одной стороны, отвести от себя удар, с другой – перенести его на своих противников.

К тому времени в главных врагах его числился владелец группы «Мост» и созданного только что телеканала «НТВ» Владимир Гусинский.

Точные истоки этой взаимной ненависти неясны до сих пор. Бытует версия, что конфликт их начался из-за дележки «Аэрофлота»: счета этой крупнейшей российской авиакомпании в 1994-м были переведены в «Мост-банк», но буквально через пару месяцев Березовский перетащил их в свой «АвтоВАЗ-банк», чего Гусинский, понятно, стерпеть не мог. (Еще в советские времена, когда будущий медиа-магнат подрабатывал частным извозом, он органически не переваривал, когда кто-то обгонял его на дороге.)

Доводилось мне слышать и другой вариант: дескать, изначально первый телеканал был обещан Гусинскому, но потом, на повороте, его вновь обошел Березовский. В результате Гусинскому пришлось с нуля создавать собственное телевидение.

Вообще война Березовского с Гусинским – явление чисто медицин-ское. Это тот случай, когда одноименное заряженные заряды не притягивались, а наоборот – отталкивались.

Два этих человека были похожи друг на друга, как близнецы и братья, этакие Бобчинский и Добчинский новейшей политики; они же господа «Московский» и «Денис».

Перелистаем классику:

«Оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи друг на друга. Оба с небольшими брюшками. Оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и руками. Добчинский немножко выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского».

Ну просто портрет с натуры.

«Нет, Петр Иванович, это я сказал: „Э!“ – „Сначала вы сказали, а потом и я сказал“».

Не было в современной российской истории парочки более колоритной, нежели Гусинский с Березовским. Отношения их напоминали скверный анекдот: они то дружили не разлей вода, то чуть ли не заказывали друг друга… Смех смехом, а ведь и вправду заказывали!

Широко известны признания генерала Коржакова о том, как Березовский уговаривал его убить Гусинского.

Нечто подобное рассказывал мне и руководитель ЧОПа «Атолл» Сергей Соколов, обеспечивавший безопасность Бориса Абрамовича. В 1994 го– ду, говорит Соколов, Березовский прямо приказывал ему организовать ликвидацию Гусинского.

«А Гусинский тем временем собирался разместить заказ на Березовского. Мне было понятно, что добром это не кончится, и я поступил мудрее. Встретился с начальником службы безопасности Гусинского, объяснился. Ни мне, ни ему эти разборки были ни к чему. В итоге мы договорились, что никого убивать не будем, а наоборот, станем подвигать своих шефов к перемирию…»

В аудио-приложении к этой книге вы без труда сможете найти уйму телефонных бесед Гусинского с Березовским, в которых Борис Абрамович ласково называет собеседника не иначе как «Вовочкой».

(Известно как минимум три случая, когда «Вовочка» форменным образом спас заклятого друга от позора, а то и вовсе от смерти.

После покушения 1994 года он отдал ему свой бронированный «Мерседес» взамен взорванного. В 1996-м в разгар скандала с двойным гражданством помог аннулировать израильский паспорт. В 1998-м, когда, упав со снегохода, Березовский сломал позвоночник, настоял на незамедлительной отправке его в швейцарскую клинику; еще пара часов промедления – и больного было б уже не спасти.)

И тут же следуют беседы, где он выливает на голову вчерашнего друга и спасителя ушаты помоев.

Вот лишь один такой диалог – с главой банка «Национальный кредит» Олегом Бойко.

Для понимания сути следует сказать, что накануне, по «Эху Москвы» и в газете «Сегодня», сиречь в СМИ, подконтрольных Гусинскому, прошли какие-то неприятные для Березовского сообщения. Он решает вырыть топор войны, но начинать баталию в одиночку ему не с руки: Борис Абрамович остро нуждается в союзниках.

Одним из таких потенциальных заединщиков и может стать Олег Бойко. О нем, правда, в этих выступлениях не было ни слова, но что за беда! Со свойственной ему горячностью и напором Березовский, доведется, и жителей Сахары убедит в необходимости покупать песок за валюту; а эскимосов, соответственно, свежевыпавший снег.

Березовский: Ты газету «Сегодня» видел?.. Вот с этими друзьями надо разобраться до конца, и с одним, и со вторым… Олег, нам с тобой никто не поможет. Никакая власть, ни президент, ни правительство. У них свои проблемы. Да, мы нормальные люди, но когда у нас возникнут проблемы… Правильно, они власть, зачем им нам с тобой помогать…

У меня есть конкретный план действий.

Бойко: У меня тоже есть план действий. Надо только подумать, действительно, чего делать… Х. знает. У меня есть идея. Лучше это все хозяйство привести к публичному, что называется, раскаянию, и забрать эту х…ю обратно, и по поводу тебя, и по поводу меня, и по поводу других…

Березовский: Не понял, какое хозяйство?

Бойко: Ну, чтобы люди сказали: да, извините, ошиблись, больше не будем. Публично… Потому что просто уе…ть, это можно сделать, но это будет то же самое. Потому что уе…ли уже один раз, ни х… же не помогает.

Березовский: Ты имеешь в виду, чтобы они публично раскаялись?..

А какие у тебя есть инструменты для этого?

Бойко: Нет, инструменты простые. Нам надо просто подъехать, объяснить, что либо ху. м натурально до конца, включая вообще все, что можно…

Березовский: Не надо, Олег. Ну, не надо. Нужно просто точно понимать, какими силами мы располагаем. У нас есть офигительное средство… Офигительное! – Ты знаешь какое… И им нужно пользоваться так же, как они пользуются. Но они у нас просто по калибру не сравнимы.

Бойко: В общем, да. Но единственное, что нам-то нужно, чтобы нас не дое. вали. Результатом этой всей истории должно быть то, чтобы нас не дое. вали, а мы утвердились. А кого мы там зах. им, это уже дело второе.

Березовский: Нет, ты же знаешь, что этот результат прямо связан с этими конкретными людьми. Олег, они никогда не успокоятся, понимаешь, никогда. Он приехал в абсолютно том же самом духе. (Имеется в виду возвращение Гусинского из заграничной ссылки. – Авт.) Но он же не представляет и тысячной доли… Я же еще не действовал, вообще. По нему не было ни одной статьи, ни одного факта мы не показали. Если я сейчас покажу, что у нас есть, он просто никогда не приблизится на расстоянии галактики к Москве.

Бойко: Давай подумаем, что делать. Х. его знает… Ты предлагаешь просто ху. ть, и все?

Березовский: Я предлагаю нормально, цивилизованно начать действовать, как они действуют. Просто несравнимы аргументы, которые есть у нас и у них. Я покажу такое по ящику! Такое!

Бойко: Нам-то от этого особенно легче не будет. Им будет х. во, очень х. во, это понятно. А нам-то как бы… Мы ничего не выигрываем.

Березовский: Абсолютно все выигрываем.

Бойко: А как их при этом заставить не пиз. ть?

Березовский: Да просто показать такие факты, что они потеряют всякое общественное лицо.

Бойко: А у них и так нет никакого общественного лица!

Березовский: Ты заблуждаешься, Олег. Оно есть. Более того, после этого конкретные действия…

Бойко: Я-то, в общем, не против, как ты понимаешь. Единственное, это надо все обсудить поконкретнее. Я, к сожалению, сижу х. знает где, в Бангкоке, 14 часов лету…

Березовский: Я почему беспокоюсь. Я один вынес на своих плечах давление на меня лично… Я ни к кому за помощью не обратился, ну ладно… Я думаю, ты понимаешь, так будет последовательно. Против Авена, против Алика (Коха. – Авт.), против тебя; Леня Невзлин, я думаю, тоже особых иллюзий не питает… Против Смоленского. Причем один пидорас этим занимается. Закончить с ним – и все. Причем не какими-нибудь гангстерскими методами, нормальными, цивилизованными. Пробку ему засунуть… А ты читал статью о себе в «Вашингтон Таймс»?

Бойко: Читал, читал.

Березовский: Ну, абсолютно сделанная в Москве статья.

Бойко: Да это понятно… Х. с ним… Конечно, сегодня они совсем уже перешли, пидорасы…

Березовский: А ты слышал сегодня комментарий по радио? Наперсточник, картежник, алкоголик, наркоман.

Бойко: Ох. еть! Я не знал.

Березовский: Все это сказано по радио… По «Эхо Москвы».

Бойко: Ох. ть! Хорошо, я буду думать, что с этим делать. Спасибо большое, что позвонил. Мне действительно сейчас поддержка очень будет нужна.

Березовский: Что значит поддержка! Нам нужны конкретные совместные действия по полной программе… Ладно, давай, возвращаемся… Подключать надо прессу…

Эта стенограмма дает вполне ясное представление о методах Березовского. В борьбе с противниками хороши все средства; каждое лыко – в строку.

На протяжении всего 1994 года Борис Абрамович без устали обрабатывал президентское окружение, живописуя дьявольскую сущность Гусинского. Особый упор делался на его воинствующий антиельцинизм: якобы глава «Моста» потерял уже всякий стыд, поносит всенародно избранного последними словами и вообще мечтает о его свержении.

«Березовский регулярно докладывал, где и что Гусинский сказал про президента, – вспоминает Коржаков, – как его обозвал, как хочет обмануть. Рассказывал, например, как в бункере сидят Гусинский с Лужковым и выпивают. Причем тосты произносят за Юрия Михайловича как за президента».

Эти зерна ложились на благодатную почву. Ельцин и его свита всегда отличались патологической ревностью и подозрительностью.

– Был один эффектный способ, как избавиться от ненужного человека в Кремле, – свидетельствует бывший пресс-секретарь президента Павел Вощанов. – Надо было прийти к Ельцину и сказать: «Борис Николаевич, а все-таки вы не ошиблись с Ивановым! Такой человечище оказался! Тут и там ездит, выступает перед людьми, и все говорят: „Второй Ельцин!“ Многие даже спрашивают: „Не он ли будет вашим преемником?“» Две-три таких похвалы – и этого человека в Кремле не будет!

После того, как вице-премьер Шахрай обмолвился однажды, что хочет быть президентом, имея в виду год 2000-й, Ельцин мгновенно взбесился. На встрече с главными редакторами он понес вдруг: «Не дождутся, понимашь, никакие Шахраи… Ничего они не дождутся!»

Стоило министру иностранных дел Андрею Козыреву сказать, что он мог бы попробовать себя на роль кандидата, как мгновенно – без объяснений – его отправили в отставку.

Властолюбие всегда было самым мощным движителем президента…

«Своего Березовский добился, – констатирует Коржаков, – в окружении президента банкира Гусинского стали воспринимать как опасного врага».

Впрочем, сам Гусинский не склонен к демонизации извечного своего конкурента.