В нужное время в нужном месте Богданов Андрей
Съев две порции сухого пайка, запил их бутылочкой вина. Решил по-человечески отоспаться перед марш-броском.
Взял спальник. Ушел в дальний конец пещеры, за каменные валуны, где оборотни пулеметные гнезда свили. Нашел чистое гнездо, без трупа. Покурил. И крепко уснул.
Проснулся в бодром расположении духа часа через три.
На меня, разинув клыкастую пасть, смотрел здоровенный пандюк.
– Ты кто? – прорычал пандюк.
– Русич, – в ступоре ответил я.
– Враги мертвы, – то ли радуясь, то ли констатируя очевидное, рыкнула панда.
– Это были враги Руси. – Я в ужасе глядел на огромные клычищи зверя, ожидая неминуемой кончины.
– Они убили много наших. Мы пришли мстить, – злое рычание прервало мои мысли о размерах клыков и возможных методах их применения.
– Это не русичи, – сказал я.
– Я знаю. Это чужие. Чужих можно. Русичей нельзя, – просто рычание.
– Я их всех убил! Я отомстил! – крикнул я пандюку.
– Ты один? – удивленное рычание.
– Да.
– Ты смелый! Почему говоришь, как панда? – громкое рычание.
– Я воин. Я защищаю Русь от врагов! Мне помогает друг Анастасии!
– Анастасия?! – утробный рев, но без агрессии.
– Русич? – Вся пещера наполнилась ревом. Видимо, их там целое стадо.
– Да-а! – в приступе первобытного патриотизма истерично заорал я.
– Выйди! Мы посмотрим! – требовательный рев.
– А вы не убьете меня?
– Если русич, не убьем. Мы любим Анастасию! – гордый рев.
И как прикажете это понимать? Меня глючит, что ли? С пандами уже беседовать начал. А может?.. Да. Вместе с ментальным опытом вервольфа я получил новую профессию: «Знаток языка животных». Славное ремесло. Выгонят из Бастилии – устроюсь в зоопарк. Или в цирк. Или в дурдом. Или в турфирму. Ведь теоретически, как владелец интеллекта оборотня, я должен понимать все языки мира.
И тут мне вспомнился разговор Акеллы и начальника штаба. Не об этой ли стае панд шла речь? Зверей, кажется, было пятнадцать. В прошлой реальности они шли следом за оборотнями. И вервольфы их всех перебили.
Интересно, конечно, попробовать вступить с пандюками в переговоры. А может, изловчиться и снова их расстрелять? Начну с ближайшего, потом загашу остальных.
Но убивать зверушек совершенно не хотелось. Пандово племя уже крупно пострадало из-за меня. Геройские мишки: не заставь они собраться в плотную кучку на дне оврага отделение вервольфов, вряд ли у меня той ночью что-нибудь путное выгорело бы. Да и сами пандюки по отношению ко мне агрессии пока не выказывали. Верны заветам Анастасии.
В очередной раз плюнув на здравый смысл, я поднялся и пошел знакомиться с пандами.
По всей пещере бродили клыкастые медведи. Я определил лидера и, не торопясь, подошел к нему.
– Здравствуй.
Ни слова не говоря, вожак принялся меня обнюхивать. Здоровенный, жуть. В холке до груди достает. За процедурой идентификации внимательно наблюдали остальные мохнатики. Размерами ничуть не меньше главаря. А воняют!..
Как-то раз я видел панду в зоопарке. Она, конечно, пахла. Но не так душераздирающе. Эти резко воняют, наверное, из-за дикости. Шампуня у них мало, дезодоранты на деревьях не растут. Стараясь особо не принюхиваться, пересчитал пандюков. Так и есть. Пятнадцать. Та самая стая. Убитая, но живая.
– Здравствуй, – прорычал, наконец, главный пандюк. – Ты русич. Мы не убьем тебя.
И друг за дружкой, с весьма деловым видом, будто ревизия на мясокомбинате, панды двинулись из пещеры.
– Да. Мертвые. Он убил. Храбрый, – тихо и уважительно рычали панды.
– До свидания! – рыкнул я.
– До свидания! – ответили панды и растворились в лесу.
Я вышел наружу. Щурясь с непривычки, закрывая рукой глаза от солнца, помахал медведям вслед.
И посмотрел на лес.
И замер в шоке.
Знакомый с детства зеленый лес оказался не просто зеленым. Так его описать, это все равно, что попытаться рассказать об устройстве Вселенной одним словом, например, «большая».
Я увидел невероятное количество оттенков. Деревья, сосны, кустарники, травы сияли и переливались, завораживая фантастической глубиной и ошеломительным великолепием.
А запахи! Их многообразие совершенно сбивало с толку. Они были столь отчетливы, что, казалось, их можно пощупать. Следы уходящих панд выглядели, как коричнево-желтые полосы, причем полосы, не похожие друг на друга. У пандючьего главаря в рисунок запаха вплетался красновато-голубой узор, у других панд тоже оказались личные, неповторимые «штрих-коды»…
То же самое произошло со звуками. Каждый треск или писк обладал зрительным образом строго определенной формы. А количество! Весь мир только и делал, что хрустел, урчал, жужжал, скрипел, стучал, бухал, кряхтел, шуршал, хлюпал, чирикал, свистел…
Влившаяся память оборотня швырнула меня на вершину восприятия реальности: мозг работал на полную катушку, силясь прожевать и переварить бездну информации.
Звуки были не просто громче, запахи сильнее, а цвета яснее. Нет. Они стали в тысячу крат богаче и отчетливее, их количество выросло неимоверно.
Я обалдело стоял, как забитый житель захолустной деревеньки на выступлении культовой рок-группы. Или как замшелый дедок, всю жизнь смотревший махонький черно-белый телевизор и вдруг оказавшийся в навороченном кинотеатре «долби сурраунд».
Но чересчур крутые виражи не проходят даром.
Внезапно в мою голову вогнали раскаленный клинок. Потом какая-то подлюга превратила раскаленный клинок в сверло и врубила дрель. Я грохнулся на землю, закрывая глаза и уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Кое-как дополз до пещеры, разыскал ящик с аптечками. И начал исступленно всаживать в бедро шприцы с промедолом. Один, другой, третий, четвертый…
Пока не отключился.
Более-менее «включился» я только на следующее утро. Дрель из головы уже вынули. Кошмарная боль утихла. Мозг сам все разложил по полочкам и, как мне казалось, даже получал наслаждение от новой увлекательной работы.
Заваленная вонючими трупами пещера опостылела окончательно. Отыскав план местности, обозначил красным фломастером расщелину, где под водой лежит дубликат ключа. Бросил план вместе с найденным трезубцем в одну из палаток, надеясь, что ребята из братства смекнут, что к чему. Подхватил уже собранный рюкзак. Посидел на дорожку. Скушал пару капсул стимуляторов и вышел вон, мысленно перекрестившись левой пяткой.
Путь лежал в сторону «вертолетно-десантной» проплешины у крепости «Одинокая». Идея состояла в том, чтобы вызвать оттуда по рации верные Арнольду силы, заказать вертолет. И таким образом добраться до цивилизации. Версия чудесного спасения тоже не отличалась оригинальностью.
Мы летели, нас сбили. Я выжил, скрывался в болоте. Нашел на островочке посреди болота труп с отшибленной головой. Наверное, жертва панды. Снял с трупа одежду и рацию. Оружия рядом с покойником не оказалось, наверное, утонуло. Где болото? Километрах в двух от места, где вертушку сбили… Да вот, на карте обозначено…
Часа через два быстрой ходьбы башка окончательно проветрилась. Общий настрой поднялся до уровня «хорошо». Я немного глотнул из фляжки и неспешно побежал. Местность, хоть и пересеченная, но не слишком. Не джунгли и не бурелом. Обыкновенный сосновый лес. Если толково строить путь, петляя между стволов, то темп смогу поддерживать на вполне приличном уровне. Если без форс-мажора, Бог даст, к закату, часиков эдак через пятнадцать, окажусь на месте. Стимуляторов полно, еды-воды навалом. Погода прекрасная. Вымотаюсь, конечно. Ничего. Ночью отосплюсь. В объятиях Арнольда отогреюсь.
Честно говоря, бегать я не люблю.
Сей факт я окончательно и бесповоротно осознал, служа в морской пехоте, куда угодил, героически скрыв от медкомиссии плоскостопие. Ранее «лошадиный спорт» я просто не уважал, а в армии люто возненавидел.
Если кто не в курсе, основное занятие морпеха – это бег на длинные дистанции при полной выкладке. Конечно, иногда они поочередно дрыхнут в засаде или томятся в кубриках десантных судов. Но в основном бегают. По лесам, по полям, по берегу, от берега к морю, от моря к берегу… Вариантов уйма.
Но первая часть нынешнего марш-броска превратилась в изумительное путешествие. Если бы время не поджимало, то я с удовольствием бы неспешно прогулялся, наслаждаясь новыми ощущениями. Все вокруг щедро дарило мне самое себя. Я упивался созерцанием природы, блаженствуя от общения с истинной, неведомой доселе реальностью. Казалось, будто я попал в бесконечно длинные залы картинной галереи, целиком отданной талантливейшим пейзажистам. Но, как уже было сказано, по залам этой картинной галереи пришлось бежать.
Еще издали почуяв запах гари, понял, что приближаюсь к одному из подбитых вертолетов. Не останавливаясь, я пробежал мимо полностью обгоревшей и смятой, словно пачка сигарет, машины. Да, из этой «вертушки», очевидно, никому выбраться не удалось…
Первые двадцать километров я постоянно проверял курс по компасу и плану местности, запаянному в пластик. Затем понял, что это лишнее. Точно перелетная птица, я инстинктивно чувствовал, куда нужно двигаться, и с точностью до километра мог определить свое местонахождение. Карта словно стояла перед глазами, компас оказался лишним. Развлекаясь, я даже нарисовал в уме трехмерную модель дистанции, где я выглядел движущейся красной точкой.
К пятидесяти километрам «красная точка» начала конкретно уставать. Стимуляторы стимуляторами, способности Фехтовальщика тоже вещь классная, но после полусотни верст любому человеку требуется нешуточный привал. Выбрав подходящую полянку, сбросил рюкзак.
Треть пути я проскакал за пять часов. Отличный темп.
Я снял ботинки и носки. Прошелся по траве босиком, время от времени прикладываясь к фляжке. Прогуливаясь слопал сухпай, принял витамины. Чуть придя в норму, сменил носки, обулся и пошагал вперед. Глотнул еще стимуляторов. Километра через два перешел на бег.
Разменяв сотню километров, я вымотался до предела. Гудело, ныло и болело все тело. Воздуха не хватало. Сердце колотилось, как очумелое. Ноги горели. Рюкзак казался неподъемным. Шатаясь, я погулял босиком по земле…
Рядом журчал родничок. Я умылся и наполнил фляжки. Сменил носки, надел ботинки… Титаническим усилием воли заставил себя встать. И побрел вперед. Запихал в пасть три капсулы стимов. Запил их водой.
Добром такие нагрузочки не кончаются. Ладно, как-нибудь…
На бег перешел километров через пять. Оставался последний отрезок. Это, теоретически, должно прибавлять сил. Фиг. Никаких сил не прибавилось.
Стараясь ни о чем не думать, я осоловело перемещался в пространстве, пытаясь выдерживать максимально возможную скорость.
Закат я встретил в измочаленном полубредовом состоянии. До проклятой проплешины оставалось километра три. Ни о каком беге я уже не помышлял. Стимуляторы глотал постоянно. Теперь главнейшая задача – не упасть на землю. Это – верная смерть. Необходимо ходить, ходить… Хоть на карачках. Но двигаться. Терпеть! Не лежать. Хотя бы полчаса…
Сил, чтобы приготовить рацию к работе, не было. Я лежал на траве и пытался прийти в себя. Солнце уже село. Наступила теплая звездная ночь. Но мне было глубоко наплевать на все. И на звезды, и на рацию, и на ночь… Огромное количество сожранных стимуляторов до предела истощило нервную систему.
Надо выкарабкиваться, а то и правда скопычусь на самом интересном месте фильма. И, достав дрожащими руками промедол из аптечки, всадил шприц в бедро. Минуты через три полегчало. Я полез в рюкзак. Достал рацию. Закурил. Всадил еще промедола в бедро. Надел наушники. Оживил рацию. И принялся вызывать кого-нибудь из царской гвардии.
На удивление, откликнулись довольно быстро. Причем те, кто надо. Ничего долго втолковывать не пришлось. Гвардейцы врубились в ситуацию моментально. К утру пообещали прислать вертолет.
Я отшвырнул наушники. Откинулся на траву. Попил воды, покурил. Попробовал заснуть, но ничего не вышло. Ночь выдалась теплая, костра можно было не разводить. Я просто лежал и пялился на звезды. Постепенно небо стало светлеть, звезды гаснуть. Рассвело. Послышался звук вертолета. Он сел невдалеке. Меня обдало ураганным ветром от лопастей, забросало клочьями жухлой травы и мелким хворостом. Но я даже не предпринял попытки встать или отвернуться. Просто закрыл глаза. Наконец пилот заглушил двигатель. Лопасти остановились.
Через несколько минут послышались шаги. Я медленно повернулся, нехотя открыл глаза.
И увидел дуло автомата, нацеленное мне в лицо.
– Великий князь Арнольд приказал вам произвести э… некоторые действия. В случае отказа нам приказано нашпиговать вам голову пулями, а труп сжечь, – сообщил сержант.
Позади него стояло около десятка солдат. Все с автоматами.
– Понятно, – ответил я. – Только если великий князь приказал мне станцевать чечетку или пройтись на руках, я пас. Стреляйте сразу, сержант.
– Нет, господин Бонифаций, ни о чем подобном не было и речи. Вы должны пару минут подержать во рту серебряное распятье и порезать руку.
«Ясно, – подумал я, – проверяет, не стал ли я оборотнем без его ведома».
– Давайте распятье…
Сержант осторожно протянул мне крестик с цепочкой. Я запихал его в рот и лег на спину.
– Довольно, господин Бонифаций… Отдавайте распятье.
Я показал сержанту кукиш.
– Никак не могу. Я его случайно проглотил.
– Бросьте шутить…
– Я и не шучу.
– Что же теперь делать? – растерялся гвардеец. – Это распятие нашего лейтенанта… Он мне голову оторвет.
– Не оторвет, – ответил я. – Сейчас попробую отрыгнуть. И ты будешь спасен.
Я сымитировал глотательное движение, вынул изо рта цепочку с крестиком и протянул сержанту:
– Держи.
– Ага. Спасибо. Теперь вам нужно порезать палец. Вот скальпель, спирт, вата…
Я молча протер ваткой мизинец, полоснул скальпелем. Из ранки послушно закапала кровь…
– Все, довольно! – сказал через минуту сержант, подбегая ко мне. – Вы ранены? Как вы себя чувствуете?
– Хреново. Пережрал стимуляторов. Нервное истощение. Идти не могу.
– Мы сейчас…
До вертолета меня донесли на носилках, бережно запихнули в пассажирскую кабину, положили под голову чью-то куртку.
И скомандовали взлет.
Глава одиннадцатая
Царский престол
– И вот наконец мы увидим Бонифация Македонского, – восторженно сказала популярнейшая телеведущая, глядя прямо в камеру. – Услышим человека, который, рискуя жизнью, спас Русь и обезвредил банду террористов. Об этом герое в сегодняшнем экстренном выпуске было сказано немало лестных слов, как со стороны трагически погибшего Главного прокурора, так и со стороны великого князя Арнольда. Итак, знакомьтесь – Бонифаций Македонский!
Все три камеры внимательно смотрели в мою сторону. Телеведущая стояла метрах в четырех от меня, вблизи от режиссерского пульта. Чуть далече, с бокалом коньяка, на диванчике вальяжно расположился зверочеловек алгаст Арнольд. Рядом в креслах сидели еще два алгаста: пират Вильгельм и врач Нортон. В компанию людоедов довольно органично вписался и генерал Отто Фишер. У входа несли караул четверо гвардейцев.
Прямой репортаж шел из роскошного зала царского дворца. Вначале перед зрителями выступила ведущая. В короткой, но весьма эмоциональной речи она доходчиво довела до сознания народа всю важность и огромную историческую значимость происходящего. Сообщила, что данный репортаж транслируется всеми каналами страны, включая кабельные. Примерное количество зрителей – 145 миллионов человек.
Потом показали фальшивую запись интервью Главного прокурора. Качественная подделка: если не знать правды, то гарантированно поверишь каждому слову.
Затем слово взял Арнольд. Немного уставший, но полный сил и созидательной энергии, твердо намеренный в кратчайшие сроки навести в стане порядок и покончить с хаосом. Его выступление было напористым, деловым и чрезвычайно патриотичным…
…В вертолете я лишь урывками проваливался в черную пустоту. Но из «вертушки» вышел уже самостоятельно. На военном аэродроме мне любезно предоставили возможность побриться, привести себя в порядок и полностью переодеться: командир эскадрильи лично презентовал отменный комплект обмундирования.
Более-менее поспать у меня получилось только в самолете, на пути в Великий Новгород. Перед сном неплохо перекусил, поэтому обрезы наверняка могли шмальнуть парой десятков серебряных пуль.
В аэропорту Великого Новгорода у самого трапа самолета меня встретил Арнольд. По дороге во дворец подробно расспросил о лесных похождениях. Заготовленная версия вроде как сработала. По крайней мере, ничего глотать и резать он не приказал. Но сообщил, что в прямом эфире придется поучаствовать сразу по прибытии во дворец.
– Я ж сам только сегодня утром на крейсере пришел. Народ ждет. Не стоит разочаровывать подданных.
– Не стоит, – уныло согласился я. – А зачем, ваше высочество, вы приказали мне серебряное распятие жевать и палец резать?
– Потом расскажу.
Я пожал плечами. Не хочешь, козел, не говори. И так все знаю…
Состояние души и тела оставляло желать много лучшего: усталость берсерка-Фехтовальщика росла с каждой секундой, башка гудела, перед глазами туман… Страшно хотелось спать.
Мечтал я только об одном: поскорее наговорить в телекамеру все, что думаю. Прогнозировать дальнейшее развитие событий не было ни сил, ни желания.
Все шедшее в прямой эфир отражалось на огромном телеэкране, висящем на противоположной стене.
Настала моя очередь. Загорелся красный огонек на центральной камере. Открытый, честный, немного мутноватый взгляд несгибаемого героя Бонифация Македонского озарил телеэкраны страны. Прямо передо мной, на специальном мониторе, возник политически и психологически выверенный текст, призванный произвести надлежащее впечатление на зрителей.
– Дамы и господа! – начал я, будучи готовым прострелить башку любому, кто дернется и помешает сказать правду. – Настал день истины. Да, я действительно много и часто общался с Маэстро. Я несколько дней провел вместе с Арнольдом, хорошо знаю Отто Фишера. И вот что скажу: все, что вам только что рассказали и показали – ложь. Именно Арнольд вместе с Фишером убили всю царскую семью. И пытались свалить эти преступления на невиновного Маэстро. Арнольд – самозванец и бандит! Настоящий великий князь Арнольд погиб при штурме крепости. И еще знайте, что…
Раздались аплодисменты и гомерический хохот. Я оторвал взгляд от объектива. Арнольд, Вильгельм, врач Нортон и Отто Фишер с идиотскими ржанием рукоплескали мне.
– Все нормально, продолжайте, скажите еще что-нибудь… – подал голос режиссер.
Я тупо повернулся в его сторону.
– Сняли отлично, – продолжал режиссер. – Для монтажа и переделки материала достаточно. Но если есть желание – еще немножко поработайте. Не хотите – не надо. Все равно – завтра все будет в лучшем виде. Вы, господин Бонифаций, извините, в боевиках никогда не думали сниматься? У вас бы получилось. Очень, очень колоритный типаж героя-любовника. Да, да…
Меня провели, как последнего дурака, никакой это не прямой эфир, это просто съемки.
Справа уже стоял Отто. Его мощный замах я еще как-то смутно помню. А вот сокрушительного удара в челюсть – нет.
Очнулся я от ласкового поглаживания по лицу и нежного поцелуя в губы. Потом почувствовал, что на лоб положили холодный компресс. Голова болела, но не очень. Челюсть ломило гораздо круче. Не дай бог перелом!
И вдруг я все вспомнил: и телевизионный позор, и собственную тупость, и подлый удар Отто. Надо было сразу их всех загасить! Чего ждал, чего тянул! Дур-р-рак! Все провалилось, все… И я зарычал от злости.
– Что, милый, больно? – тревожно спросила жена.
Я мгновенно открыл глаза. Вероника сидела на краешке кровати и, плача, глядела на меня.
– Ты… ты что здесь делаешь?
– В тюрьме сижу, – сквозь слезы улыбнулась Вероника, – вместе с тобой и Алисой.
– Какой еще Алисой?
– Дочкой твоей, – съязвила Алиса.
Я приподнялся, откинулся на спинку кровати. Ё-моё! Это не кошмарный сон.
Это кошмарная явь. Девчонок все-таки взяли в заложницы. Что же ты, Марат! А что Марат? Убили, наверное… Эх, какой друг был!
И теперь в камере три на четыре метра сидим я, жена и дочка. Три замызганные койки, параша, столик, тумбочки, скамья. Решетка во всю стену.
И, опираясь об эту решетку, в развязной позе стоит моя дочь и нагло курит, выпуская струйки дыма между прутьев.
– Ты чего это куришь, Алиса?
– Сигареты, – последовал хамский ответ; совсем от рук отбилась, соплячка.
– А почему ты куришь?!
– А я в царских застенках всегда курю. В знак протеста.
– Бонн, ты не будешь сильно злиться, если и я закурю? – спросила Вероника. – Нервы.
– Да делайте вы что хотите! Только дайте мне хорошее средство от боли. И не плачь, не надо любимая. Все обойдется.
Алиса затушила сигарету о стену камеры, метко бросила окурок в парашу.
– Не свинячь в камере! – прикрикнул я.
– Ой, какой суровый пахан в камере объявился… – саркастически заметила дочь. – Сразу видно, что всю жизнь в тюрьме прокантовался.
– Алиса, прекрати! – прикрикнула Вероника. – Таблетки и стакан в моей тумбочке. Слушайся пах… папу.
Дочь притворно скорчила виноватую мину и растворила в стакане воды две большие таблетки. Протянула мне.
– На, папа, пей.
– Спасибо, доча. И нечего хамить.
– Извини, па…
– Сколько время?
– Девять утра, папа. Ты всю ночь спал. Я кофе хочу…
– Потом, доча, потом…
– Когда потом?
– Алиса! Прекрати капризы…
В коридоре послышались шаги. Они становились все громче. Потом голоса. Человека четыре, наверное. Или пять.
Я встал и подошел к решетке. Толстые прутья. Прочные. Зазоры широкие. Попытался выглянуть наружу. Просторный коридор. Пахнет хлоркой. По обеим сторонам тянутся камеры-клетки. Там темно и тихо. Но в них кто-то есть. Слышу тихое дыхание. Человек тридцать, наверное. Спят. Уже успели повязать кучу народа, скоты…
Мы в самой крайней клетке, у стены. Перед нами камеры нет. На ее месте уголок охранника. Вертухай сидит за столом, наводит глянец на пистолет. На нас не обращает ровно никакого внимания. Целиком поглощен своей пушкой.
Шаги все ближе. Узнаю голоса. Псевдокнязь Арнольд, предатель Отто, пират Вильгельм и врач Нортон. Расположение духа у предателя и трех его корешей-людоедов отличное. Шутят, смеются.
– Девочки! Живо в дальний угол камеры! – шепотом скомандовал я. – Что бы ни произошло – не двигаться. Выполнять все мои приказы.
Девочки недовольно вздохнули, но все же послушались. Сели в изголовье моей кровати.
О'кей. Голова уже совсем не болит, челюсть так себе, терпимо. Хорошее лекарство.
– Хорошее лекарство, Алиса, спасибо.
– Всегда пожалуйста. А что ты собираешься делать?
– Молча сиди и не рыпайся.
– И кто после этого хам?
– Прости, Алиса, видишь, папа занят…
– Да уж, вижу. Всегда мечтала сходить к тебе на работу в тюрьму.
Вот стервозина малая!
Итак, один охранник плюс четыре урода… Получается пять.
Вряд ли по дороге встречу больше тридцати охранников. Да, есть шанс выбраться. Главное, чтобы замок открыли.
…Они появились перед клеткой, словно экскурсанты в зоопарке. Начали нас пристально разглядывать, обсуждать… Оглядев Алису с ног до головы, пират Вильгельм кивнул головой, цокнул языком, присвистнул, похабно оскалился.
– Эй, куколка! Подойди к дяде Вильгельму, дядя Вильгельм даст тебе в ротик вкусную конфетку!..
Наш ответ не заставил себя долго ждать. Алиса обложила «дядю Вильгельма и его конфетку» таким отборным ядреным трехэтажным матом, что старый пират оцепенел и тупо распахнул рот, будучи не в силах что-либо противопоставить великой и могучей смеси русского и английского языков.
А я решил при первой же возможности перевести ребенка в другую школу.
Оставив Вильгельма в покое, Алиса переключилась на Отто:
– Че ты вылупился, старый козел? Чмо гвардейское. Это ж надо – дочь и внучку в тюрягу засадить. В заложники он нас взял. Да ты знаешь, куда и что тебе за это надо засадить? За что тебя взять и подвесить?
И Алиса довольно подробно и живописно поведала, что, куда и в какой последовательности генералу Фишеру надо запихивать, за какие места подвешивать…
Генерал густо покраснел и нахмурился.
«Фигушки, – подумал я, – Алису вообще не надо больше пускать ни в какую школу».
Хотя ребенок, если вдуматься, все делал правильно. Если бы они из себя вышли и отомкнули замок…
– Господин Бонифаций, вам не кажется, что к воспитанию дочери следует относиться основательнее, – холодно процедил Арнольд.
– Ах, от кого мы это слышим! – всплеснул я руками. – Людоед захрюкал. Не верю своим ушам! Чудо природы! Говорящее животное! А ну, вякни еще чего-нибудь, алгаст безродный! Не томи душу, гавкни! Вы, ребятки-собачатки, уже сыскали свой эликсир? А книжку вашу из библиотеки никто не спер? На туалетные нужды гвардейцы ее покамест не изорвали? Что молчите, шакалята? Язык человеческий забыли? Да, да… Но что делать! У вашего свинячьего хобби масса побочных эффектов. От Акеллы привет вам и наилучшие пожелания. Он, кстати, скоро в гости к вам приедет…
– Откуда ты… – Вильгельм сжал кулаки и подступил к прутьям.
– Погоди. Не спеши, – остановил его Арнольд. – Он, оказывается, осведомлен лучше, чем нам казалось. Надо точно узнать, откуда.
– Да мне сам папа давно все рассказал! – ударил я наугад.
В точку! Троица мгновенно обернулась к Фишеру.
– Я ему ничего не говорил! – взвился Отто. – Он блефует!
И тут сзади раздался знакомый голос. Будничным тоном с наигранной ленцой и явной бравадой впервые в истории человечества без крика было сказано:
– Работает спецназ шерифа. Мордой в пол, суки. А то перестреляем всех на фиг.
Реакция пациентов, как всегда, запоздала. Пока они пытались понять услышанное, из соседних камер черным смерчем вылетел взвод Марата.
Спецназовцы хрустко впечатали рыла Арнольда, Вильгельма, Нортона и Отто в бетонный пол. Заковали всех в наручники и несколько раз больно пнули.
– Как же тут противно, в этих ваших тюрьмах! – воскликнула жена. – Давай, Марат, выпускай нас отсюда, а то еще вшей подцепим…
Марат достал ключ и отворил решетку.
Мы обнялись. Долго молчали, разглядывая друг друга.
– А я думал, тебя убили, – сказал я.
– У них не было ни единого шанса, пока ты дебоширил во вражеском тылу.
– Мальчики, тут мы видим, у вас много своих дел, – сказала жена. – Можно, мы уже пойдем?
– Можно, – ответили мы в один голос.
– Герда! – крикнул Марат. – С вами пойдут Зыка, Поршень, Калоша и Румпель! Зыка за старшего.
– Хорошо, – сказала Герда, поднимая черную маску.
Читать бесплатно другие книги:
