Танец Бешеной Бушков Александр
– Думаешь, н а ш?
– А ты в этом сомневаешься? – хмыкнула Даша. – Наш, некому больше. Я тебе скажу по секрету, начинаю его бояться. Ну, са-амую чуточку. Потому что не делает ошибок, сволочь. Зыбин к нему близенько подобрался… И еще не факт, что это Агеев, далеко не факт… Главное, Зыбин подобрался близко, а этого в нашей игре делать не полагается. Ладно, побежала…
Федя всю дорогу косился на нее с вопрошающим видом, но рта дисциплинированно не открывал. До управления оставалась пара минут езды, когда Даша сжалилась:
– Один вопрос, и не более того. Заслужил хорошим поведением.
– А француз и правда – шпион?
– А с чего это ты, юноша, начал его подозревать?
– А зачем вы меня заставляли шапку и бушлат осматривать чуть ли не под лупой? Больше к нам в кабинет из посторонних никто и не ходит в гости, один француз…
– Логично, – сказала Даша. – Но если ты, сокол, хоть словечко на стороне пискнешь… Со свету сживу.
– Обижаете, – он помолчал и вдруг поведал. – А я каждое утро «москвичок» осматриваю, весь салон…
– Микрофоны ищешь?
– Нет, – чуть смущенно сознался Федя. – Смотрел я тут один фильм, так там мужику под сиденье подсунули ампулу с радиоактивным кобальтом. Он ездит, ничего не подозревая, и потихонечку концы отдает…
– Ну, это уж ты перебрал, – поразмыслив, сказала Даша. – Хотя черт его знает. Я временами начинаю думать…
Федя с исказившимся лицом рванул машину влево, отчаянно завизжали тормоза, и Дашу бросило к дверце. Тут же ее начало швырять вверх-вниз, она всем телом ощутила, как «Москвич» несется дальше, култыхая на спущенных колесах, стуча ободами по асфальту, и лишь мигом позже в сознание ворвалась гулкая, близкая автоматная очередь. Широкая темная машина обошла их впритирку на бешеной скорости, рванула на красный свет у памятника Ленину и исчезла впереди.
– Тормози! – отчаянно крикнула Даша.
Он и так уже тормозил, вцепившись в руль, скалясь от напряжения. Справа надвинулась ревущая тень, зазвенели стекла, вылетая, в салон ворвалась струя холодного воздуха. Даша, немыслимо изогнувшись, рвала из кобуры пистолет, «москвичок» заносило, несло влево, разворачивало поперек движения. Мотоцикл, взвыв, выплюнув струю дыма, пронесся у них перед капотом – яркий, лаково-никелированный, импортный, двое седоков в глухих марсианских шлемах, – отчаянно кренясь, завалился влево, мелькнул меж машинами на стоянке у массивного сталинского здания Шантарской железной дороги – и исчез.
«Москвич» наконец остановился. Даша сгоряча выпрыгнула, целя по сторонам – но не в кого было стрелять. Обтекая с двух сторон, мимо проносился поток машин, хлынувших с Энгельса на зеленый свет, они неслись, как ни в чем не бывало, ближайшие, конечно, отворачивали, старательно объезжая косо застрявшую в десяти метрах от светофора машину и двух непонятных штатских, торчавших возле нее с пистолетами наизготовку, но многие так и не успевали ничего заметить. Впереди, метрах буквально в трехстах, виднелся серый угол здания городского УВД, а если глянуть влево, отлично видно здание областной администрации с двумя флагами – российским триколором и сине-красным штандартом Шантарска. Центр города, средь бела дня…
Даша опустила пистолет, не сразу попав им в кобуру – руки немного тряслись. «Москвич» уныло стоял на простреленных шинах, в обеих задних дверцах стекла прямо-таки выхлестнуты, заднее – тоже, все вокруг усыпано осколками, по асфальту тянется зигзагообразный след, черная полоса горелой резины.
Федя, держа пистолет в опущенной руке, глядя шалыми глазами, оторопело коснулся указательным пальцем острого осколка стекла, торчавшего над пулевой пробоиной в дверце, поежился и изрыгнул семиэтажное.
– Аналогично, – пробормотала Даша, борясь со слабостью в ногах.
Поблизости уже вопила сирена.
…Примерно через полчаса на всех милицейских спецволнах рявкнуло: «НАБАТ!»
Методика действий по этому коду была давно отработана – хотя в жизнь и претворялась крайне редко, в особых случаях вроде нынешнего. Дашина личность в данный момент не имела никакого значения – нужно было показать кое-кому, кто хозяин в городе, и наглядно доказать, что стрелять средь бела дня в милицейских офицеров, особенно в центре города – занятие крайне предосудительное и немедленно влекущее самый жесткий ответ…
Подняли все специальные подразделения, заодно и «белых медведей» – дислоцировавшуюся в Шантарске часть внутренних войск. И началось.
«Набат», собственно, был комбинацией из нескольких планов типа «Трала», «Невода» и «Шины» – вернее, всеми ими, введенными в действие одновременно. С кое-какими дополнениями.
На центральном рынке и прилегающих криминальных околотках вроде Вознесенки окаянствовал полковник Бортко, обожавший подобные вернисажи и по возможности командовавший лично. В глазах рябило от комбинезонов. Схваченными мостили обширную асфальтированную стоянку, укладывая тесно, как селедок в банке, поддавая высокими ботинками при малейшем сопротивлении. Наспех постеленный брезент был завален стволами, ножиками, грудами разноцветных купюр, целлофановыми пакетиками с «дурью» и прочим противозаконным барахлом. Из наплечных раций ребят с рысью на рукаве несся жизнерадостный призыв Ведмедя:
– Хлопцы, делай Освенцим!
В Ольховке стоял вой и скрежет зубовный – ее заблокировали со всех сторон автозаками и шли по дворам с экстренным построением, вкладывая в этот термин несколько иной смысл, нежели богомоловские герои. Кое-где прямо на улице валялись вышеупомянутые криминальные вещички, торопливо вышвырнутые хозяевами через забор, так что оставалось только идти и подбирать. Под горячую руку в автозак угодил и цыганский барон Басалай – просто так, за то, что он и есть Басалай, известный милиции как облупленный.
Попутно трясли все вычисленные «малины», пользовавшиеся дурной славой рестораны, все известные в городе «плешки», где торговали наркотой, подозрительные автостоянки и автомастерские. Одним словом, устроили вселенский шмон, вплоть до мелочевки – районов педерастических сходок и почти вымерших в последнее время приютов «наперсточников». Все, что в другое время сходило с рук, сегодня служило поводом для препровождения за шиворот в машину с зарешеченными окошками. Разумеется, подавляющее большинство задержанных вскоре будут разгуливать на свободе, но тут уж вины милиции нет – они только ловят, а выпускают всегда другие…
Сегодня прежние критерии и негласно соблюдавшиеся правила игры не действовали, а потому ребята в камуфляже и черных капюшонах врывались в иные загородные ресторанчики, сауны и дома отдыха, где не бывали по году, а то и более. И к машинам тащили в наручниках людей, полагавших себя давно и прочно застрахованными от любых житейских невзгод. Не далее чем завтра за каждым из них должна была явиться рота адвокатов и увезти с почетом, но нынешнюю ночку им предстояло провести, созерцая небо в клеточку. Сегодня был День Мента, не значившийся ни в каких календарях…
Параллельно кипела работа моментально созданной сводной группы, занимавшейся исключительно покушением. Группа трудилась по-стахановски, но результаты, как частенько в таких случаях и бывает, оказались мизерными.
Темного цвета иномарку, оказавшуюся довольно новой «Вольво-740», отыскали быстро – как и следовало ожидать, брошенной в тихом уголке. И автомат валялся на сиденье. Почти в то же время в другом конце города нашли брошенный мотоцикл, а под ним – «Зауэр ТР-6». Все патроны в барабане были стреляными.
Дальше начиналась «черная дыра». Автомат и пистолет, насколько удалось установить по горячим следам, работая в сердечном согласии с ФСБ, прежде в деле не были, и происхождение их выяснить не смогли. «Вольво», привезенная в Шантарск одной из торговых фирм и еще не растаможенная, исчезла со стоянки за три часа до происшествия. Фирму, конечно, взяли в оборот, но надежд на успехи в этом направлении никто не питал. Мотоцикл вообще оказался новехоньким, нигде не зарегистрированным и оттого словно бы не существовавшим в природе. Свидетелей по «вольво» не нашлось – видимо, сидевшие в ней, отъехав подальше, сбавили скорость до нормальной, а потом остановились и чинно покинули тачку. Что до мотоцикла, отыскался дедок, видевший, как его седоков подхватила и увезла машина – но в иностранных марках он совершенно не разбирался, помнил лишь, что она была «нерусская» и «белая». Поскольку он к тому же страдал близорукостью, провалились все попытки составить фоторобот.
Получился классический тупик. Общественное мнение пришло к выводу, что Даша с Федей родились в рубашке. С чем сами виновники торжества соглашались целиком и полностью – особенно когда подоспели результаты экспертизы и было совершенно точно установлено, что по «Москвичу» выпустили двадцать две автоматных и шесть револьверных пуль. При том, что оба героя дня не получили ни царапины – от осколков стекла спасли зимние шапки и толстые куртки.
До вечера оба сидели в УВД, отвечая на вопросы и сами составляя рапорты. И мимоходом получая поздравления – как чудесно спасшиеся. Впрочем, особого паломничества к ним не наблюдалось: как из-за суровости жизни, где автоматная пальба, увы, стала повседневностью, так и из-за того, что все, кто оказался под рукой у начальства, были брошены на «Набат». А улов был грандиозный, мест на нарах заведомо не хватало, и потому прямо на огромном внутреннем дворе областного управления под прицелом автоматов откровенно печалились человек шестьдесят, тщательно выстроенных в шеренги с руками за головой. К ним то и дело добавлялись новые. Тем более что занимавшиеся организованной преступностью фээсбэшники не захотели оставаться в стороне от столь увлекательной забавы, выпадающей раз в год, и тоже палачествовали с соблюдением всех норм законности, приволакивая все новых клиентов. Как водится, в этой куче были и задержанные по ошибке, но глянец должны были навести лишь завтра утром – операции типа «Набата» гуманизмом не страдают…
Дашу с Федей оставили в покое лишь часов в шесть вечера. Но Славку за миндальной настойкой она погнала не сразу, а лишь через полчаса, когда подоспели кое-какие новости с Черского и выяснилось, что сам Трофимов высочайше одобрил действия Дрына и Воловикова, повелев Дашину группу ничем более не загружать, а ей самой – лезть вон из кожи, но двигаться в прежнем направлении…
Глава десятая
Черный губернатор и рыжий капитан
Во всем случившемся была одна неприглядная сторона – сыщика, угодившего в эпицентр столь шумных событий, начинают весьма тщательно охранять. И потому Дашу увезли ночевать в гостиницу УВД, довольно-таки засекреченную, назавтра заставили напялить бронежилет скрытого ношения (который какой-то идиот-конструктор официально окрестил «Прохором»), да вдобавок приставили двух неразговорчивых ребят, каких она никогда прежде не видела. И эта парочка старательно таскалась за ней вот уже три дня, то пешком, то на колесах.
Федя, правда, радовался – ему сгоряча выделили новенький «2141» из пришедшего на Черского «конского пополнения». Как он сообщил Даше, бюрократия – великая вещь, а потому отобрать однажды выданное уже вряд ли получится, если машина прошла по бумагам как собственность «городских» (он, правда, выражался гораздо более многословно, без пышных терминов, но смысл был именно такой).
Даша никогда не завидовала президентам и королям, вокруг которых теснятся во множестве мальчики с цепкими взглядами, и оттого охрана ее лишь тяготила. Шикарная гостиница УВД – тоже. Правда, через двое суток, когда выяснилось, что возле ее квартиры ни разу не появлялись мало-мальски подозрительные личности, разрешили вернуться домой – но молчаливая парочка по-прежнему топотала-ехала следом.
Даша в глубине души стала сомневаться, нужны ли они вообще. Вновь и вновь прокручивая в памяти все случившееся – равно как и результаты последовавшего блиц-следствия, – понемногу укреплялась в еретической мысли, что ее хотели лишь пугнуть. Пусть и крепко. Хваленое «последнее предупреждение». Расчет очень простой: в действиях нападавших странным образом соседствовали ювелирнейший расчет и грубейший ляп, заключавшийся в том, что ее не убили.
Налицо два взаимоисключающих положения. Люди, способные без сучка без задоринки осуществить такое покушение и обеспечить последующее растворение киллеров в воздухе, всегда (ну, почти всегда) добиваются своей цели, то есть трупов. А киллеры высокого класса, работающие по таким делам, никогда (ну, п о ч – т и никогда) не промахиваются. Однако двадцать две автоматных пули и шесть револьверных, выпущенные практически в упор, никого не только не задели, но даже и не царапнули. Тут уже попахивало нешуточным умением, но обращенным на прямо противоположную цель – ни за что не задеть… Именно так все выглядело, если подойти с холодной логикой.
Даша не стала разочаровывать Федю – пусть пацан походит в героях, сколько удастся, но с Воловиковым догадками тут же поделилась. Шеф ничего определенного не сказал, своего отношения к ее версии не высказал, но задумался…
По большому счету, это была лирика. Самое печальное – прошло трое суток, пошел четвертый день, а результатов не было никаких. Похоронили Зыбина. Агеев вел себя безупречно, в поте лица трудясь на благо своей фирмы. Столь же безукоризненно держался француз, каждый день забредавший на огонек и старательно коверкавший язык, – правда, он особо не докучал, выпивал чашечку кофе, которым его каждый раз угощали с гостеприимнейшими улыбками, и исчезал. Одежду, правда, держали в надежно закрытом шкафу, француза не оставляли в кабинете одного, а после его ухода приходил спец от Граника и колдовал с приборчиками.
Совсем примерно вел себя пропадавший в библиотеке фон Бреве. Даже телег на Дашу больше не поступало. По всем законам – не жанра, а жизни – это было затишье перед бурей.
И Даше показалось сначала, что буря грянула, когда часов в пять вечера к ней у крыльца УВД подошел верзила в распахнутом пальто, с непокрытой головой и вежливо сказал:
– Дарья Андреевна, можно вас на минутку?
Дурацкий «Прохор» чуточку резал под мышками. Даша пытливо уставилась на непрошеного собеседника. Страха не было ни малейшего – в двух метрах у распахнутой дверцы новенького «Москвича» стоял Федя, а еще ближе настороженно изготовились к броску молчаливые ангелы-хранители. Да и не будь их, не испугалась бы. Пожалуй, сказать следовало по-другому: тревоги не было.
Под распахнутым кашемировым пальто виден хороший клетчатый костюм – белоснежная сорочка, темно-красный галстук. Левый лацкан пиджака слегка отвисает – подмышечная кобура, конечно. Но физиономия ничуть не напоминает ольховские «будки», а это означает, что полет высок…
– Слушаю, – спокойно сказала Даша.
– С вами хотят поговорить. Совершенно мирная беседа без всяких причин для беспокойства.
– Где? – спросила она.
– Если вас не затруднит, пройдемте к нашей машине, – он показал в сторону. – Мы не хотели подъезжать ближе, потому что это не вполне удобно в первую очередь для вас. Всегда может найтись недоброжелатель, способный истолковать эту беседу совершенно превратно…
Даша всмотрелась. Машины были прекрасно видны – они стояли метрах в двадцати, прямо под фонарем. Длинная бежевая «Вольво-940» и массивный темный БМВ. Задняя дверца «вольво» распахнута, возле нее стоит человек без шапки – в окружении полудюжины таких же высоких, респектабельно одетых, вставших так, чтобы просечь все возможные направления обстрела.
– Шеф сказал, что уверен в вашем профессионализме, и потому не стал передавать со мной свою визитную карточку… – сказал красногалстучный.
Да уж, ни к чему. Человека с выпуклым лбом, большой лысой головой, обрамленной венчиком редких светлых волос, Даша прекрасно знала по снимкам и пару раз видела по телевизору. Господин Гордеев, крупный бизнесмен, владелец заводов, газет, пароходов. По кличке Фрол известен многим, в жизни его не видевшим. «Черный губернатор» Шантарска, извольте любить и жаловать.
– Ваши машины могут двигаться в отдалении, – сказал молодой человек.
– Пойдемте, – кивнула Даша.
И первой направилась к сверкающему «вольво». Снова никаких тревог: она смотрела на жизнь реалистично и могла сказать со всей уверенностью: если бы хозяину «вольво» понадобилось ее убить, давно бы убили. Бывают «авторитеты» такого ранга, что с ними нужно не просто считаться – воспринимать как неисключимый элемент жизни, вот и все. Разумеется, она могла отказаться от беседы – но потом, если честно, умерла бы от любопытства, как женского, так и сыскарского… Бывают такие ситуации.
Фрол придержал перед ней дверцу, пропустил вперед. Один «мальчик» вскочил на переднее сиденье, остальные кинулись к БМВ, и шведский дорожный крейсер тронулся – бесшумно, плавно.
– Вам предложить сигарету, или будете свои? – спросил хозяин машины, разглядывая ее с откровенным любопытством.
– Свои, – сказала Даша, глядя примерно так же.
Он нажал кнопку, и снизу плавно поднялось темное стекло, отгораживая шофера и охранника.
– Нет, пепельница – вон там… Я вам не предлагаю выпить – ничего не знаю о ваших моральных принципах…
– Принимаю жизнь такой, какая она есть, – осторожно ответила Даша.
– Значит, да?
– Наверное, нет.
– Не буду настаивать… – Он какое-то время молчал, задумчиво глядя на стеклянную перегородку. – У вас есть догадки насчет предмета нашей сегодняшней встречи?
– И пугать меня, и покупать пришли бы люди рангом гораздо пониже, – сказала Даша. – А договариваться со мной – я для вас, реалистично глядя, не фигура. Просить меня о помощи вы не станете – по тем же причинам. Разве что хотите использовать меня как канал?
– Полагаете, у меня нет подобного рода каналов?
– Полагаю, хватает. И потому решительно теряюсь. Серьезно. Не вижу версий.
– У вас в последнее время нет неприятностей по службе?
– Вроде нет. Это намек?
– Нет. Я вам не планировал никаких неприятностей… равно как и не препятствовал таковым. Просто хотел убедиться, что вас вот уже несколько дней, как выпустили из-под прицела. У вас не появлялось такое чувство?
– Мелькало иногда, – сказала Даша.
– Объяснений здесь два: либо вы ушли в сторону, либо против вас готовят очередной удар. Логично?
– Логично, – кратко сказала Даша.
– Кстати, о последнем… ударе. Он у вас не вызывает никаких сомнений?
– Что вы имеете в виду?
– Эффектно, зрелищно, прямо-таки кинематографично… и завершилось совершенно безопасно для вас. Для счастливой случайности чересчур неправдоподобно.
Даша молчала.
– Вот об этом я и хотел поговорить в первую очередь, – сказал Фрол, так и не дождавшись ее реплики. – Этот последний «Набат», откровенно говоря, вещь малоприятная. Даже при том, что он случается крайне редко. Еще недели две волна будет держаться… Хочу вас заверить: ни одна организованная структура, входящая в систему, к происходящему не имела никакого отношения. Это тщательнейшим образом проверено. Если бы кто-то проявил подобную самостоятельность, я бы об этом знал. Был приведен в действие грандиозный механизм… Я бы непременно знал.
– Случается, время от времени кто-то начинает играть в независимость… – сказала Даша.
– Все равно. Я бы знал.
Он выжидательно замолчал.
– И я, как понимаю, то, что вы сейчас сказали, не обязана хранить в тайне?
Он кивнул:
– Совершенно не обязаны… А вот насчет дальнейшего… Тут я бы вас очень-очень попросил держать все в секрете. В ваших же интересах.
– Я поняла, – сказала Даша.
– Чтобы уверить вас в полной непричастности системы к тому, что с вами произошло, не было нужды нам с вами встречаться. Вы прекрасно понимаете – каналы есть… Так вот, вы упустили из виду еще один повод для нашей беседы. Что, если я хочу с вами посоветоваться? Чего на свете не бывает… Считайте, у нас с вами небольшой военный совет. Этот разговор, кроме настоятельной необходимости хранить его в тайне, ни к чему вас более не обязывает. Я не собираюсь просить вас сделать что-то за плату, вообще вас покупать. Быть может, не время, – он вскользь глянул на Дашу и усмехнулся. – Мне ваши принципы на сей счет известны. Точно знаю, что в прошлом году вас пытались купить. Басалаевские. Но не знаю деталей. Не расскажете?
– На трость покупали, вот и все детали, – сказала Даша.
– Как это?
– Ну, этот организм, что ко мне явился, сказал, что будет укладывать пачки денег на высоту своей трости.
– Трость хоть была длинная?
– Пожалуй.
– А купюры в пачках?
– Крупные.
– А вы не взяли… А на оглоблю бы купились?
– Нет.
– Ох уж мне эти цыгане… – сказал Фрол. – Никакой психологии, тактика та же, что и в древнем Шумере… Смешной народ. То ли не понимают, что все, купленные за деньги, – мразь, то ли их такая ситуация устраивает… Простите, Дарья Андреевна, вас еще ни разу по-настоящему не покупали. Не за деньги. И не за звездочки на погоны. За деньги, повторяю, покупают мразь. А верных сотрудников покупают не деньгами, а тем, что человека ставят на изначально предназначавшееся ему в жизни место, которого он иными путями достигнуть ни за что не смог бы. Конечно, к этому и деньги прилагаются, но в данном случае они – вторичное… Взять, например, вас. Вы великолепная охотничья собака, это вовсе не оскорбление, это комплимент. Но вас держат впроголодь, так что ребра торчат, походя пинают под худые бока, заставляют жить в сырой конуре, а охотиться позволяют разве что на мышей, но упорно требуют проявить при этом невероятную резвость, изобретательность и неутомимость. Это абсурд: породистая легавая не должна размениваться на мышей. Подумайте, на что она способна, если кормить ее досыта, лелеять и холить, а на охоту выводить, подставляя достойную дичь, – благородного оленя, волка, медведя…
– С гончими на медведей не ходят.
– Ну, я же иносказательно… Одним словом, Дарья Андреевна, по-настоящему вас еще и не покупали. А потому не зарекайтесь. Хорошо, это лирическое отступление. Поговорим о делах. Я и в самом деле хочу с вами посоветоваться. Мне почему-то кажется, что мы идем в одном и том же направлении. Давайте я расскажу вам притчу. Представим, что существует… Компания. С большой буквы. Удачный термин, потому что несет двойной смысл. Компания в данном случае – это и группа близких людей, и деловое предприятие. Текут обычные будни, о которых скучно, да и не нужно рассказывать. Все знают свои обязанности, давно отлажены механизмы и для поощрения за хорошую работу и верность, и для наказания за предательство и обман своих. Проведены границы, выработаны законы. Конечно, не идиллия, но – налаженная жизнь. И внезапно некий человек, занимающий один из крупных постов, совершает сделку, которую просто-таки не имел права совершать, самовольно распоряжаясь тем, чем имели право распоряжаться все сообща. Это сделано так примитивно и открыто, что искать виновного нет смысла, он на ладони, даже не скрывается. Как вы понимаете, Компания немедленно призывает его к ответу. И тут начинаются странности. Человек этот отличался недюжинным умом и ловкостью, без которых, как легко догадаться, никогда не достиг бы такого положения. Логично предположить, что он, решил вдруг все-таки промотать доверенные ему ценности Компании, позаботился заранее об убедительных, хотя бы внешне, оправданиях. Но ничего подобного не происходит. Виновник ведет себя, как глупый мальчишка, стоит с опущенной головой и уныло повторяет: «Да, я съел варенье. Я знал, что нельзя есть варенья, но я его съел…» – Фрол помолчал. – К сожалению, в тот момент заинтересованные лица совершили промах. Чересчур быстро кинулись по накатанной дорожке…
– Иными словами, поторопились зарезать?
– Вульгарно чуточку, но истине соответствует… – медленно сказал Фрол. – Поторопились. Все казалось столь простым и ясным… Такое время от времени случается. Исправить ошибку уже не представлялось возможным – проданные ценности, молниеносно промчавшись по цепочке посредников, исчезли из виду. Ушли из-под контроля. Страсти еще не успели отшуметь, как другой человек, не менее доверенный, проверенный и надежный, вдруг совершил аналогичную сделку. И, прежде чем ему успели хотя бы задать вопросы, выстрелил себе в висок. Самые тщательные поиски не обнаружили никаких следов его выгоды. Ни он, ни первый не получили от сделок никакой личной выгоды. Такие совпадения настораживают. Возникли подозрения, что Компания столкнулась с весьма нестандартной ситуацией. Естественно, были подняты на ноги специалисты разного профиля. Кому-то пришло в голову заглянуть в прошлое. Проверить аналогичные сделки последнего года, совершенные не самовольно, а с общего одобрения. Результат получился страшненький. Открылось, что в совершенно неизвестные руки потихоньку перешла кое-какая весьма перспективная собственность. Контроль над ней потерян полностью. Не все проданные акции принадлежали Компании, но и ее собственность, и собственность других людей, вместо того чтобы оставаться в кругу сложившихся связей и отношений, как бы провалилась в иное пространство.
– Акции?
– Речь у нас все время будет идти об акциях, – неохотно сказал Фрол. – Других деталей не требуйте, домысливайте сами… Одним словом, обнаружилась та же закономерность: серьезные люди вдруг продают акции с минимальнейшей для себя выгодой и ни один из них не может внятно объяснить причины, толкнувшие на такой шаг. Следов обычного, стандартного давления не обнаружено. Чертовщина. Словно некий Кашпировский дал установку. Специалисты прошли обычными путями, но так и не обнаружили никаких следов. И вот тут уже начинается полная дьявольщина: еще один надежный и верный человек вдруг впадает в состояние, близкое к истерике, заявляет, что чувствует непреодолимое желание совершить аналогичную сделку, просит его спасти. Его срочно изолируют в довольно комфортном уголке – к этому времени за столь необъяснимыми событиями уже начинают видеть нестандарт, требующий отхода от привычных штампов. Но состояние у него ухудшается, пришлось вызвать врачей и подвергнуть обычному психиатрическому лечению. Расследование утыкается в тупик. К этому времени один из специалистов выдвигает версию, что мы имеем дело с неизвестного рода воздействием на психику. Версию принимают, пусть даже исключительно из-за того, что нет другой… Она тоже заводит в тупик. Приглашенные консультанты – сплошь и рядом ничего не знающие о сути дела и личности нанимателей – единогласно заверяют, что в настоящее время не существует какого-либо оружия или устройства, способного оказывать столь конкретное воздействие. Подавать столь конкретные команды, как «Продать акции» или «Прекратить расследование». Да, вот именно, прекратить расследование. Мы столкнулись с очередной чертовней – трое, если можно так выразиться, штабистов, вдруг начинают совершать массу ошибок и вести расследование в заведомо проигрышном направлении. Они понимают, что совершают ошибки, но нормального расследования вести уже не в силах. И упускают кое-какие наметившиеся ниточки, не успев их даже разработать. Консультанты продолжают настойчиво твердить о несомненном постороннем воздействии на психику, но одновременно повторяют, что никакого психотропного оружия не существует. Люди из правления Компании доходят до того, что начинают искать в своем окружении гипнотизеров и с помощью самой современной техники пытаются отыскать следы воздействия каких бы то ни было электромагнитных полей, радиоволн, других излучений… Бесполезно. Нет никакого психотропного оружия. А дьявол, как мне объяснил один священник, замечен во множестве предосудительных поступков, но вот в скупке акций ни разу не был уличен… – Фрол грустно улыбнулся. – Один мой знакомый, преклонных лет человек, недавно освятил свою контору и просил два дня читать молитвы против нечистой силы. Это от безнадежности. Но я не могу его упрекать…
– Может быть, какая-нибудь химия? – спросила Даша.
– Исключено. Есть наркотики, в определенных дозах ведущие к заранее запрограммированным действиям, но опять-таки примитивным, вроде самоубийства. Нет наркотика, способного заставить человека купить или продать конкретную вещь – акции, старые шлепанцы, помидоры… А если бы в городе и резвилась группа сильных гипнотизеров и прочих экстрасенсов, они непременно должны были бы располагать целой ротой подсобников, выполняющих чисто технические функции, и эта толпа была бы быстро выявлена. Но ничего подобного не произошло. Нервозность растет, поскольку в такой ситуации уже невозможно отличить воздействие от собственных идей, люди начинают бояться любых сделок. Как отличить, сам ты решил что-то продать или выполняешь волю неизвестного проныры? Приходится многократно проверять и перепроверять все детали и последствия текущих сделок, и это неимоверно замедляет работу…
Даша посмотрела на него и тихо спросила:
– А вы… тоже ощущаете воздействие?
Фрол сверкнул было на нее глазами, но тут же справился с собой. Сухо признался:
– Мне так кажется.
– И как это выглядит?
– Как шизофрения, – он скупо улыбнулся уголком рта. – У меня возникает неодолимое побуждение бросить все. Забыть. Ничего не предпринимать. Пустить все на волю событий. Но подобные идеи, особенно в подобной ситуации, никогда не могли бы прийти в голову мне самому. Потому я их расцениваю как навязанные. И я далеко не единственный. Именно массовость этого явления позволяет считать его посторонним влиянием. Возникают вовсе уж неприятные вопросы: а что, если завтра кому-то взбредет в голову заставить меня застрелиться? Наши психологи уверяют, что это почти невозможно. Труднее всего, как бы силен ни был гипнотизер, поломать в человеке инстинкт самосохранения – но кто может говорить уверенно?
– А какие у вас соображения?
– Конечно, это люди, преследующие вполне земные цели – перехватить контроль над некоторыми предприятиями. Безусловно, есть группа, но она либо крайне малочисленна, либо «вмонтирована» в уже существующие структуры столь надежно, что ее не замечают, как не замечают троллейбусные провода или деревья. Я не верю в гениальных изобретателей, выдумавших нечто такое, что не регистрируется современной аппаратурой. Применяется нечто известное, против которого никому и в голову не приходит поставить защиту. Вполне возможно, с нами играют посторонние. Непрофессионалы. Не участвовавшие прежде в игре. Именно потому мы их и не можем вычислить. Вы же следователь, прекрасно знаете, что почти невозможно найти человека, совершившего хорошо продуманное преступление впервые, в одиночку. Его отпечатки пальцев не с чем сравнивать, любые осведомители бесполезны, почерк неизвестен… Понимаете?
– Понимаю, – сказала Даша. – А какое я, простите, имею отношение к вашей чертовщине?
– Кое-кому – не исключаю, что попросту от отчаяния – пришло в голову, что следует обратить внимание на все и всяческие странности, какие только произойдут в городе. Ваше следствие – несомненная странность. Ряд внешне не связанных, необъяснимых событий, несомненно, скрывающих «второй план». Кроме того, есть некоторые пересечения. Кое-кто из людей, замешанных в вашем расследовании, фигурируют и в нашем.
– А конкретно?
– Все, что вам следует знать, я уже сказал. Не будет деталей. Я хочу, чтобы вы двигались своим путем. Параллельно и независимо от нас. Потому и предупредил сразу, что решил посоветоваться… Почти все, чего вы достигли, мне уже известно. А вам теперь известно кое-что из наших хлопот. Вполне возможно, моя информация вам не поможет, а вы, в свою очередь, окажетесь бесполезны для нас. Ничего страшного. Все равно никто ничего не теряет, вы не станете рассказывать об этом разговоре… Короче, я подстраховался. Но рассуждал, как мне представляется, вполне логично. И у вас, и у нас творятся весьма загадочные странности, не похожие на одну из прежних проблем, смахивающие на чертовщину, но, если присмотреться, не паникуя, лишенные всякой мистики… По-моему, даже для миллионного Шантарска два источника таких странностей – чересчур много…
– Только акции?
– Зато какие…
– А места скупки?
– Те, что нам известны, мгновенно лопались, стоило неосторожно протянуть руку. Мыльные пузыри, однодневки. Их почти невозможно проследить, даже с нашими возможностями, вы сами понимаете… Если они не соблюдают определенных правил. Вы фильмы о Джеймсе Бонде смотрите?
– Иногда.
– Бонд натаскан для строго определенного окружения. Он легко будет ориентироваться в мире тайных суперагентов, грудастых красоток, бесшумных пулеметов, международных террористов и могучих спецслужб. Но если вы ему поручите выяснить политические взгляды уборщицы с телефонной станции и расследовать, кто из завсегдатаев ближайшего кабачка для простонародья украл у нее метлу, наш хваленый Бонд обязательно угодит в тупик – это другая среда, другие люди, быт, жизнь, мышление, среди таких он действовать просто-напросто не умеет. Примерно такие трудности возникли перед нашими службами. Искать надо на каком-то другом уровне, другими методами. Искать, я уверен, дилетанта. Стороннего… Я вам окажу любую потребную помощь, как только вы сможете сформулировать, в чем она должна будет заключаться. Допускаю, по вашей линии вы их не сможете вытащить за ушко на солнышко и привлечь. Тогда обращайтесь к нам. Мне не нужны улики и протоколы. Достаточно будет, если убедительно объясните, почему считаете виновными именно этих людей, и дадите честное слово, что не ошибаетесь. Об остальном уже можете не беспокоиться… Потому я и не предлагаю вам вульгарных денег. Если это и в самом деле ваши клиенты, за ними тянется столько трупов, что ваша милицейская душа ни за что не смирится с тем, что они будут разгуливать на воле. Какое бы неприятие я у вас ни вызывал…
– Заманчиво… – сказала Даша. – Ну что ж… А в этом что-то есть – я о мысли, будто два источника странностей для Шантарска были бы чрезмерной роскошью… Знаете, мне в ближайшее же время понадобится кое-какая информация.
– Говорите.
– Вы про самоубийство говорили… Это не Приставко ли из «Долекс ЛТД»?
– Хорошо, это будет единственная фамилия, которую вы от меня услышали… Поймите меня правильно, Дарья Андреевна. По-мимо всего прочего, я не хочу, чтобы наши враги стали и вашими врагами. Мы-то отобьемся, а вот вам придется гораздо труднее. Лучше вам кое-чего не знать…
– Когда начнут гладить паяльничком?
– Хотя бы. Я постараюсь вас обезопасить, но не могу ничего гарантировать. Если вам доставляют беспокойство те же самые лица, мы все равно не сможем вас от них защитить… – Он помолчал, но все же закончил: – Потому что и себя не смогли защитить. И не считайте, будто я вас «втравил». Повторяю, если это те же самые, они все равно будут против нас работать, встречались мы или нет…
– Ладно, я пока что не собираюсь умирать, – сказала Даша. – Но у меня есть парочка позиций, по которым нужна информация.
– Что именно?
– Скажем… – она задумалась. – Позиций будет четыре. Первая – мне нужно знать хотя бы приблизительно о международных связях «Шартекс-банка», если таковые имеются.
– Будет.
– Далее. Нужно со всей определенностью знать, не имеют ли… ну, назовем это подконтрольными вам структурами… Словом, не имеют ли они источник в моем окружении. Самом ближайшем. В моей группе, скажу откровенно. Только это должна быть правда.
– От вас идет утечка?
– Подозреваю.
– Хорошо, – жестко усмехнулся он. – Устрою, как в старину говаривали, такой спрос, что уклончивых ответов просто не будет. Дайте сутки. И получите чистую правду. Третье?
– Вы знаете заведение доктора Усачева?
– Да кто ж его не знает в определенном кругу?
– Я хочу знать, кто ему обеспечивает «крышу».
– Никто, – уверенно сказал Фрол. – Нет нужды. Есть места, которым крыша не нужна, – туда просто не полезут, как никаким алкашам не придет в голову распить бутылочку в вашем вестибюле, в управлении.
– Пожалуй, я неправильно выразилась. Не «крыша», а что-то вроде метрдотеля. Должен же у него быть кто-то вроде распорядителя, технического директора, тот, кто командует шоферами, костюмерами, разными там завхозами и кассирами. Ведь должен быть такой человек?
– Непременно. Хорошо, постараемся, правда, это тоже потребует времени – тот самый случай с Бондом и уборщицей, классический… Четвертое?
– Выясните, насколько удастся, все о родителях Ольги Ольминской. И всех Ольгиных знакомых из… ваших структур.
– Сделаем. Я не буду ничего записывать, к вам просто подойдет человек и скажет, что его зовут… Ахмет Карлович. Чуточку по-детски, но сочетание довольно редкое, и пароль будет безошибочный… А вы запомните адрес. И имя, – он внятно, медленно произнес, потом повторил. – Не обращайте внимания ни на вид заведения, ни на облик работающих там людей, но помните, что они вам окажут любую потребную помощь. Вот и все, пожалуй. Вы правда не хотите выпить? Тогда поедемте назад…
Он нажал кнопку, и темное стекло уползло вниз. Даша закурила, усмехаясь про себя, – все-таки удалось его обставить. По-настоящему ее интересовал лишь возможный стукач среди ближайшего окружения и личность усачевского «менеджера». Две другие позиции были взяты с потолка, придуманы наобум, чтобы он не догадался о точном направлении ее поисков. А то еще перестреляет фигурантов раньше времени…
…Даша провела ужасную ночь. То ли переутомилась, то ли все стрессы давали о себе знать. Сон подступал какими-то обрывками, едва начинала засыпать, прямо-таки подбрасывало от непонятной судороги во всем теле, чередой шли кошмары, в лицо лезли оскаленные хари, в ноздрях стояли запахи падали и гнили. Несколько раз вставала пить воду, курила, но так и не удалось выспаться нормально, на работу приехала, чувствуя себя разбитой.
Глава одиннадцатая
Собака
Воловиков сидел на любимом Дашином месте – на широком подоконнике, качал ногой и смотрел вниз на слабо освещенную рыжим светом фонарей вечернюю улицу. Даша восседала за своим столом, нетерпеливо барабаня пальцами по стеклу.
Хмурый специалист из «хозяйства Граника» собрал свою хитрую аппаратуру в плоский черный чемоданчик, отрицательно помотал головой и вышел, оставив дверь приоткрытой.
– Дожили, – сказал шеф философски. – Чтобы каждый день кабинет проверять…
– Можно было в ваш пойти.
– Чтобы потом какая-нибудь сука накатала анонимку, будто мы с тобой вечерком запираемся и предаемся излишествам прямо у меня на столе?
– Вы серьезно?
– Совершенно, – сказал он. – С учетом всего происшедшего и предстоящего. Я, Дарья, сейчас чего угодно ожидаю – с любого направления. У меня дверь из коридора не видно, а у тебя в коридор выходит, полное алиби… Что они еще придумают, я не знаю, но на их месте неустанно бы изобретал пакости…
– Прогресс налицо, – бледно усмехнулась Даша. – Теперь можно без малейшей запинки выговаривать это жуткое слово «они»…
– Не ершись. Вот уж кого ты ни в малейшей степени не можешь упрекнуть, так это меня. Делал все, что мог, не только из-под удара выводил, но и развязал руки.
– Выполняя распоряжение начальства, а?
– Не без этого, – согласился он. – Но тут и от моего личного отношения кое-что зависело. Нет?
Даша покивала:
– Не смею отрицать… Душевно благодарна.
– Фролу на все сто верить нельзя, – сказал Воловиков. – Я тебе верю, что у него был такой вид, словно он и сам чему-то дьявольскому подвергся. И тем не менее, они могли включить тебя в игру по какому-то своему расчету, который мы просечь не в состоянии. И не помощи они у тебя ищут, а что-то маскируют, протаптывают ложный след. Чтобы они оказались кем-то затерроризированы…
– Почему бы и нет? – усмехнулась Даша. – Люди ж они, в конце концов, со всеми слабостями и недостатками. И не могут просчитать всего. Знаете, что мне пришло в голову? Он при всем его уме и ловкости человек прежний. Ранешний. Ему сколько, пятьдесят?
– Пятьдесят три.
– Вот видите. Формировался в другое время. Может не видеть новой опасности именно потому, что она новая. Нечто, настолько выходящее за круг прежнего опыта, идей и расчетов…
– Во-первых, у него хватает молодых спецов. А во-вторых, если следовать этой логике, ты-то давно должна была наткнуться на источник всех фантасмагорий. Тебе-то едва тридцать, вполне электронное дите. В армии дело с хитрой аппаратурой имела…
– Да чушь все это, насчет аппаратуры, – сказала Даша. – Я тоже в психотронное оружие не верю. Ларичев убедил. Полтора часа объяснял, что на данном этапе столь конкретное внушение и в самом деле невозможно. Расстройство здоровья можно вызвать некоторыми видами электромагнитных излучений, импотенцию. Прекрасно помню, что у людей, оказавшихся неподалеку от мощных передатчиков, радиоволны определенной частоты могут вызвать слуховые галлюцинации в виде щелчков и треска… но чтобы тянуло продать конкретные акции? А что до гипноза – еще невероятнее. Потребовалась бы целая орда Кашпировских и Чумаков, чтобы обработать столько людей. Да и не к каждому подойдешь. Самое интересное – я где-то вроде бы уже слышала насчет продажи акций… какой-то частный, абсолютно частный разговор… акции, их продажа, связанные с этим странности… – потрясла головой. – Нет, забыла.
Вновь началась резь под веками, словно туда попала пыль. На миг все перед глазами заволокло туманом. Даша попыталась медленно, осторожненько проморгаться. Туман прошел, стало полегче.
– Ты что, не выспалась? Вид бледный.
– Ага, – сказала Даша. – Кошмарики всю ночь перед глазами плясали. Таблеток каких-нибудь у Ларичева надо было взять, в прошлый раз так хорошо мозги прочистили… Черт, сигареты еще кончились… Где-то в столе была пачка, если орлы не скурили.
Нашла в столе початую пачку красного «Соверена». Воловиков покачал головой:
– Дыми поменьше, голос совсем хриплый…
– Пикантность придает, – отмахнулась Даша. – А знаете, в одном Фрол безусловно прав. Либо мне больше не строят пакостей оттого, что я ушла в сторону, либо готовят что-то новое и заковыристое. Мы-то прекрасно знаем, что последние четыре дня я топталась на месте, следовательно, не могла в сторону уйти… – смущенно пожала плечами. – Заинтриговал меня Фрол настолько, что стала к себе прислушиваться – а не родится ли какое-то нелепое, немое побуждение. Ничего подобного. Разве что тянет водки налопаться в качестве средства от усталости. Но это не чужое – родненькое…
– Ты, кстати, в сейфе ничего такого не держишь?
– Да вы что. Сто лет назад стояла бутылочка, но сейчас – и в помине…
– Смотри. Хвостов не оставляй. Да, думал я насчет зыбинского послания, но в голову ничего не лезет. Нет у нас двадцать пятого канала. И ни одна телестудия у нас под номером «двадцать пять» не располагается, ни на одной улице.
– Двадцать пятая серия, – сказала Даша.
– Чего – «Санта Барбары»? Так сейчас идет двухсотая… Или нет? Я-то не смотрю, не помню… Но письмо, несомненно, Зыбиным составлено. Его отпечатки и на конверте, и на рисунке, – он печально улыбнулся. – Если только заговорщики не подсунули. А может, пошлем киношникам официальный запрос? С чем у них ассоциируются цифры «25» применительно к кинопленке?
– Идиотами будем выглядеть, – сказала Даша.
– Да мы ими и так выглядим. Дрын помаленьку начинает терять терпение, глядя на твои качели…
– Какие еще качели?
– Судьба у тебя в последнее время похожа на качели, – сказал Воловиков. – Вверх-вниз. В тупик забрела – и вдруг отыскивают Паленого, качели вверх. Новый тупик – возникает загадочный Шохин, качели вверх. Дело вроде бы закончено, но ты уперлась, хоть никто и не верит, убийство в Солнечном случайно раскрывается…
– Вот уж что подстроить невозможно.
– Конечно. Я и не держу в мыслях ничего такого. Просто качели напоминает до чрезвычайности. Вверх-вниз. И это покушение на тебя – лучше момента придумать невозможно. Не сама, часом, устроила?
Даша тоже улыбнулась:
– А что, еще одна анонимка пришла?
– Не удивлюсь, если придет, именно такого содержания… – Он глянул на часы, слез с подоконника. – Пойду. Тебя подкинуть или со своими поедешь?
– Со своими.
Она закурила новую сигарету, попыталась еще о чем-то думать, что-то прокрутить, но не получалось – голова болела, чертова бессонница все карты спутала. Сердито раздавила в пепельнице едва начатую сигарету и пошла одеваться.
Коридор был уже тих и пуст, в тусклом свете немногочисленных лампочек выглядел еще унылее, чем днем. Шаги сегодня отдавались каким-то особенно противным эхом, и Даша пошла быстрее.
Уловив краем глаза движение в «карманчике», остановилась и посмотрела в ту сторону.
«Карманчиком» звали небольшой тупичок неподалеку от лестничной площадки. Высокое окно выходило во внутренний двор, у двух стен стояли два обтерханных дивана и тут же помещалась чахлая пальма в кадке, умученная окурками.
Из-за дивана, бесшумно ступая, вышла здоровенная овчарка и сделала несколько шагов к Даше. Остановилась, вытянув шею, шевеля черным носом. Рослая, чепрачная псина. В глазах отразился падавший из коридора свет, и они вспыхнули серебристым лунным блеском.
– Ты чья? – спросила Даша. – Опять Пашков псину оставил без присмотра, а сам в дежурке торчит? Тебе ж спать пора…
При звуках ее голоса овчарка придвинулась еще на шаг, молча, недобро ощерилась. Блеснули влажно-белые клыки.
Даша собак не боялась никогда. Особенно к ним привыкла, когда майор то и дело затаскивал из питомника в гости очередного любимца – хоть раз покормить домашней жратвой. А щенки, было время, по нескольку штук ползали, задерживаясь словно на полустанке по пути к ветеринару, на прививки, или наоборот. Но сейчас неизвестно почему возник безотчетный страх – вечер, пустынный коридор, по-казенному голый и обшарпанный, тишина, голова чуть кружится из-за недосыпа… В таком состоянии сами собой рождаются необъяснимые тревоги, все как-то по-другому предстает – как в детстве, когда приходилось бежать в школу через темный пустырь.
Читать бесплатно другие книги:
